Распахни своё сердце

— Спасибо, — Сизов улыбнулся Ирине, прошептав благодарность едва слышно. Если бы не она, вряд ли он сорвался бы с места и помчался к бывшему любовнику.

Киса незаметно кивнула в ответ и переключила внимание на Павла, недоумевающего, какого чёрта здесь забыл его начальник.

Баба Глаша и Антонина Ивановна были искренне рады гостю и старались всячески показать своё тёплое отношение, выражающееся почему-то в количестве еды, впихнутой в него.

Один Толик оставался безучастным, сохраняя невозмутимость и внешнюю суровость. Когда били куранты, он думал о том, что встретил Новый год в семье, как было практически всегда, но её состав заметно поменялся.

— Покурим? — Дмитрий в упор смотрел на него.

— Пойдём.

На улице были слышны пьяные крики и песни — народ отмечал в лучших традициях.

— Хорошо здесь, — Сизов застегнул куртку, поёжившись.

— Давай без предисловий?

— Толь, мне Лёня всё рассказал.

— Я знаю.

— Зачем ты соврал? Я просто понять хочу. Я ведь по-человечески понять хочу.

— Ты слишком настойчив, — усмехнулся Финогенов, закуривая. — Ты не умеешь отступаться.

— Умею. Просто там, где ты якобы поставил точку, я вижу многоточие. Я не фанат игры в одни ворота и за пустым гоняться не стану, но если есть хотя бы маленькое сомнение, я должен его развеять.

— Скажи, ты когда-нибудь желал чего-то очень сильно? Настолько сильно, что всё остальное становилось второстепенным?

— Стать человеком.

— Стал?

— Надеюсь, — выхватив у Щербатого сигарету, Дмитрий глубоко затянулся. Выдохнув дым, он скосил глаза на бывшего любовника и спросил: — Ты счастлив?

— Я расстался с Натальей, если ты об этом. Вдаваться в подробности не хочу.

— Толь, я знаю, что ты очень хочешь иметь ребёнка, но, к сожалению, мне не дано понять твоего желания. Я давно принял тот факт, что к женщинам физического влечения не испытываю и семьи, в её общепринятом смысле, у меня не будет, но я живой человек, и я тоже хочу чего-то человеческого. Мне казалось, что с тобой я получал то, что нужно.

— Как можно так воспринимать секс? Скажи мне, как? — Толик старался говорить тише.

— Для меня изначально это было нормой, поэтому я воспринимаю отношения между мужчинами под разными углами: люди, между которыми возможен как просто секс, так и что-то большее, даже любовь.

— Оставлю сарказм по этому поводу Костенко.

— У тебя был плохой учитель, Толь. Я обожаю Лёньку, но вряд ли

* * *

ь, пусть и первоклассная, может научить чему-то, кроме виртуозного минета.

— Что ты знаешь о нём? — Финогенов прислонился спиной к двери. — Он сильный.

— Возможно. Но он никогда не покажет тебе того, чего не понимает и что отрицает.

— А ты покажешь?

— Если ты не заметил, я чертовски долго пытался сделать это, — Сизов затушил окурок о край жестяной банки. — И я бы продолжил, если бы был уверен, что получу хоть какую-то отдачу, а не повторение истории с твоей Натальей. Гордость, знаешь ли, не позволяет дать кому-то бессрочный абонемент на использование меня в качестве коврика для вытирания ног.

— Ты же нормальный мужик, ты себе можешь любого отхватить, раз с бабами никак.

— А я не хочу любого! Ты вообще ни черта не понимаешь, да?

— Назови меня неотёсанным мужланом и заплачь, — Щербатый хохотнул и тут же согнулся от резкого удара под дых. С шумом выдохнув, он выпрямился и констатировал: — Неплохо.

— И всё? — Дмитрий, приготовившийся к хорошей драке, опешил.

— Заслужил, — Толик кивнул. Удар был ощутимым, но недостаточно сильным для его тела, привыкшего и не к такому.

Он смотрел на Сизова, вглядываясь в размытые в тусклом свете фонаря черты лица, и никак не мог понять, чего этому человеку не хватает в жизни: привлекательный, хоть и не красавец, отличный любовник, образованный, состоятельный — многие были бы рады оказаться рядом с ним.

Финогенов на красавца даже с натяжкой не тянул, толкового образования не имел, олигархом не был, любил простоту без излишеств — чем он так притягивал своего начальника? Ответа на этот вопрос Щербатый не знал. Ему удобнее и привычнее было думать, что всё дело в сексе. Так проще. Так учил Лёня.

— Извини, — Дмитрий положил ладонь на чужое плечо. — Наверное, я зря приехал.

— Знаешь, я бы не отказался от помощника. Тут дел невпроворот, а Крюков, боюсь, не знает, с какой стороны к колуну подойти и как его поднять, не уронив себе на ноги, — Толик ощутил неловкость, говоря это, и отвёл взгляд в сторону.

— Ты сейчас предложил мне остаться?

— Нет, пирожки отработать.

— А где я буду спать?

— С нашим любимым солнышком.

— С Пашкой? А вдруг я ночью к нему приставать начну?

— Тогда мне придётся делать новый черенок для лопаты.

— Почему?

— Потому что бабка сломает его об твой хребет. Они с матерью уже всю совместную жизнь этого молодчика и Иришки расписали.

— Суровые в твоей семье женщины, — Сизов рассмеялся, запрокинув голову, и Финогенов не смог сдержать ответной улыбки.

Почему он не обрубил всё на корню? Что-то в этом мужчине не отпускало его, как он ни старался не думать и не вспоминать. Неужели два мужика могут испытывать друг к другу что-то большее, чем физическое влечение? Но ведь Лёня... Нет, даже Лёня увидел в этих отношениях нечто иное.

___

Дмитрий не мог уснуть. Острый локоть Крюкова упирался ему в спину, а осознание того, что и Щербатый, растянувшийся на полу на старом матрасе, не спит, не давало покоя.

— Толь, можно к тебе?

— Чем тебя кровать не устраивает? — недовольно проворчал мужчина, повернувшись к Сизову лицом.

— Душно. На полу прохладнее.

— Да, бабка печку знатно протапливает. Говорит, пар костей не ломит.

— Так к тебе можно?

— Не поместимся.

— Дальше пола не упадём.

— Вот настырный, — Финогенов подвинулся, позволяя бывшему любовнику устроиться на матрасе.

— Бываю иногда, — Дмитрий улёгся на бок, подперев голову рукой. — Спать будем?

— Даже не думай о чём-то другом, — прошипел Толик и повернулся к нему спиной.

— С Новым годом.

— И тебя.

Сизову хотелось быть ближе. Вспоминались проведённые вместе ночи: ощущения, когда тела влипают друг в друга, кожа становится липкой от пота, воздух густеет, голос хрипнет, а внутри закручивается тугой узел.

Он перекинул руку через Щербатого и провёл ладонью по волосатой груди, спускаясь к животу.

— Перестань.

— Не хочу забывать это.

— Не здесь и не сейчас, — Финогенов не стал отрицать возможность возобновления их связи, потому что врать самому себе было глупо.

— Я понял, — Дмитрий вжался пахом в крепкие ягодицы и, уткнувшись носом в лысую макушку, прошептал: — Сука ты, Толь, но от тебя реально крышу сносит.

— Сизов, а в задницу мне сейчас съехавший шифер упирается?

— Я не виноват, это природа.

— Твоя природа не могла другое место выбрать? Бабка с матерью нас точно не слышат, Ирка и так обо всём знает, а вот притворяющийся спящим любопытный отрок Павел теперь, наверное, нас стороной обходить будет.

— Чего?!

— Того. Крюков, можешь не изображать сопение. У тебя дыхание от волнения сбилось.

Павел издал короткий нервный смешок и сел, поджав под себя ноги. В его голове не укладывалось происходящее. Он просто отказывался принимать эту мысль.

— Ребята, вы же специально надо мной прикалываетесь, да?

— Твою мать, — Сизов тихо застонал.

— Рано или поздно ты бы всё равно узнал, — Толик повернулся. Он и не пытался отпираться. Зачем? Пусть мальчишка ещё раз подумает, хочет ли он стать членом семьи, в которой, как и положено, не без урода. Да и тайна Дмитрия, с которым он приятельствовал, долго бы тайной не осталась.

—

* * *

ь.

— Павел Олегович, что за гадости я слышу от благовоспитанного юноши?

— Толь, у него истерика, кажется.

— Это шок. Ничего, к утру оклемается.

— Но вы же оба такие... — блондин замялся на мгновение, — мужики. Настоящие.

— Пашка, ломай стереотипы, — Сизов вздохнул. — Да уж, неловко.

— Крюков, если где просочится, я тебе шею сверну, — Финогенов лениво зевнул.

— И оставишь сестру вдовой?

— А ты ещё не передумал?

— Я бабу Глашу боюсь больше, чем ничтожную вероятность того, что ты на меня глаз положишь.

— Как я тебя понимаю! — Дмитрий откровенно заржал. — Баба Глаша и расстрел подпишет, и приведёт его в исполнение лично.

— Она меня в детстве вожжами хлестала, — пожаловался Щербатый.

— А завтра ЗАГС работает? — Павел заметно расслабился. — Может, мне себя сразу обезопасить?

— А у нас какие гарантии будут? — поинтересовался Сизов.

— Увы, — Толик похлопал его по плечу — А если серьёзно, Паш...

— Не надо. Я в шоке, но это никак не касается моих отношений с Ирой.

— Мужик, — Финогенов удовлетворённо кивнул.

— Может, я пойду к ней, а вы тут спокойно предадитесь разврату?

— Нет!

— Да!

Глава 38

Ирина, бодрая и свежая, будто и не было новогодней ночи, порхала по дому, убирая следы праздника, а Павел задумчиво смотрел в кухонное окно на двор, где Дмитрий, одетый в старую фуфайку, махал колуном, разбивая чурбаны. Толик стоял рядом с ним и иногда давал какие-то советы. Бабе Глаше, привыкшей жарко протапливать и пузатую русскую печку на кухне, и стройную голландку в одной из комнат, дров, закупленных прошлой весной, на год не хватило, так что зимой докупили, а расколоть всё разом Щербатый из-за работы не успел. Много древесины сжирала и добротная баня.

— Ты чего к окну прилип? — Киса обняла Крюкова со спины.

— Смотрю. Ловко он, да?

— Ноги шире надо, — девушка поцокала языком, глядя на Сизова. — О, видишь, Толька ему о том же говорит!

Действительно, Финогенов что-то объяснял, размахивая руками, а "кольщик" кивал и широко улыбался, поправляя сползающую на лоб шапку.

— Как они могут? — Павел повернул голову, скосив глаза на Иру. О том, что она в курсе ситуации, ему сказал Щербатый.

— Что могут?

— Кис, я знаю о них.

— Оу, вот оно что.

— Что ты думаешь об этом?

— Я лучше приму Димку, чем какую-нибудь тварь. Я люблю брата и желаю ему самого хорошего.

— Ты уверена, что из их отношений что-нибудь выйдет?

— Не думай, что мне легко далось принятие всего этого. У меня было время подумать, поверь, — Финогенова улыбнулась, взглянув на Толика, плюнувшего на обучение и таскающего поленья в дровяник. — Я не откажусь от него. От них обоих.

— Я и не прошу, — Павел повернулся и, приподнявшись на носки, поцеловал девушку в щёку. — Мне просто надо привыкнуть.

— Презираешь?

— Я не могу презирать друзей.

— Воркуете? — довольно улыбающаяся баба Глаша вошла на кухню и села на стул возле печи.

— Доброе утро, — Крюков выглянул из-за Иры.

— Доброе, Павлуш. Иди, помоги Антонине воды в баню натаскать, а мы с Кисонькой блинов пока напечём.

— Конечно.

— Золотце ты моё!

___

— Может, не надо? — Павел неуверенно покосился на берёзовый веник в руке Толика.

— Залезай! — мужчина кивнул на полки.

— Не дрейфь! Тебе выпала честь первым испытать на себе прелести русской бани, — подбодрил Сизов, втягивая носом обжигающий сухой воздух.

— Плесни кипятка на каменку, — не оборачиваясь, велел ему Щербатый, наступая на пятящегося Крюкова.

— Есть, шеф! — Дмитрий, шутя, вытянулся по струнке и приложил руку к банному колпаку. Где, что и как, он изучил, помогая Антонине Ивановне при растопке.

Блондин тяжело вздохнул и улёгся на доски, матеря про себя весь белый свет. Получив первые несколько хлёстких ударов по голой заднице, матерился он уже вслух, со смаком и знанием дела. Не каждый может выдержать такую жару.

— Как поёт! — ржал Сизов, с интересом наблюдая за процессом.

— Это ему наказание за любопытство, — хохотнул Финогенов и прошёлся веником по узкой спине. — Не скули, Павлентий! Вся хворь из тебя сейчас выходит. Чуешь?

— Жизнь из меня выходит, — простонал парень. — Изверг! Садист!

Сжалившись, Толик окатил Павла холодной водой из ковша и продолжил начатое. Перевернув беднягу на спину, он провёл веником по его груди и, подавив смешок, прошептал:

— Возбуждает?

— Пошёл ты!

— Ладно, потерпи ещё немного.

С полок айтишник сползал с помощью обоих мужчин.

— В предбаннике морс холодный. Глотни, передохни и возвращайся, — чёрные глаза сверкнули весёлыми искорками.

— Нет уж!

— Тогда топай домой, красна девица. На башку полотенце накрути, а то не заметишь, как сляжешь с простудой. Ополоснёшься после, раз уж совсем тяжко тебе.

— Напоследок! — Дмитрий перевернул над головой Крюкова таз с прохладной водой.

— Спасибо, — парень, стянув мокрый колпак, буквально вывалился из парилки.

— Следующий! — хлопнул в ладоши Финогенов.

— Я так быстро не сдамся.

— Не сомневаюсь.

Растянувшись на мокрых досках, Сизов упёрся лбом в сложенные руки и расслабился, закрыв глаза. Ему нравились обжигающий сухой воздух, горячий веник и обнажённый мужчина рядом.

— Хорошо, — прохрипел он. — Парку поддай.

— Вот это по-нашему! — присвистнул Щербатый, исполняя просьбу.

Последним, с кем он парился от души, был Кирилл. Оба любили это дело и частенько подолгу зависали в бане, даже Татьяну пытались пристрастить, но не смогли.

Дмитрий не терпел, как Павел, он кайфовал. Кайфовал по-настоящему.

Поменявшись местами с Толиком, он старательно орудовал веником, прислушиваясь к советам и "облизывая" взглядом влажное волосатое тело.

— Ты когда-нибудь трахался в бане? — вопрос сам сорвался с губ и завис в раскалённом воздухе.

— По молодости было. Тогда моторчик работал лучше.

— А сейчас?

— А сейчас, — Финогенов перевернулся на спину и пристально посмотрел на пока ещё бывшего любовника, — для этого дела предбанник предпочитаю.

— И многих ты в нём предпочитал?

— Двоих, — честно ответил Щербатый.

— Бог любит троицу.

— Думаешь?

— Уверен, — Сизов бросил веник в таз с кипятком. — Пойду, остыну.

Толик неподвижно пролежал пару минут после его ухода и, поднявшись, вышел следом:

— Я уже говорил, что ты умеешь уговаривать?

— Я не уговаривал, — Дмитрий сидел на деревянной скамье, откинувшись на спинку. — Каждый волен выбирать.

— Будто я мог выбрать что-то другое, — Финогенов опустился на колени перед мужчиной и провёл ладонями вверх по мускулистым бёдрам. — Трудно отказаться.

— Ты уже делал это не единожды.

— Да, но это действительно трудно.

Разговоров больше не было, потому что желание, томившееся в обоих, стремительно набирало обороты.

Щербатый сгрёб в ладонь мошонку, оттянул несильно, отпустил и сжал пальцами вялый член, заставляя его наливаться кровью и твердеть под умелыми движениями. Добившись нужного эффекта, он наклонился и, обхватив губами головку, насадился до конца. Отсасывал Толик со вкусом, втягивая щёки и причмокивая. За пятнадцать лет он научился многому.

Сизов тяжело дышал и давил стоны, чтобы не привлекать внимание: кто угодно из домашних мог пройти мимо бани и заинтересоваться доносящимися из неё звуками.