Любимый город

Издав самый тонкий, на который она была способна, визг, Бася выскочила из-за скамьи и бросилась на блондинку с намерением выцарапать её глаза. Та уже успела подобрать своё оружие и ударила Барбару... непонятно чем... тоже прикладом?... в живот... куда-то пропал воздух... но это были мелочи... потому что из глаз посыпались искры... и ещё... Потом всё как-то успокоилось... наверное... Бася поняла, что лежит на полу... и ощупывает плиты рукой... кто-то ударил её ногой... больно же!...

— Мама! — Ева... кажется... молчи... молчи... тебе говорят... или не говорят?...

— Прекратить, Зинаида! — это... ещё... кто?..., — Забрать её! Ты! И ты! Молчать, Зинаида — лучше смотри за оружием!

Ноги трясёт. Это лестница. В сакристии.

— Мама! — это тоже Ева, но как-то далеко...

— Эй, отворите дверь там! — какую дверь?

— Ложи её сюда.

— Стягивай, давай. Ты куда? Поперёд старшого?

Над головой был белый потолок с люстрой, не такой большой, как в главном нефе, а меньше, как в квартире, на четыре лампочки. Сакристия243? А потом его заслонило появившееся откуда-то лицо. Такая лыбящаяся бородатая слюнявая зловоннно дышащая мерзкая морда. В уголке мерзких толстых губ медленно-медленно-медленно собиралась мерзкая капля мутной слюны, растущая и раскачивающаяся вместе с раскачиванием тяжёлого мерзкого тела сверху...

Господи Иисусе, сделай, что хочешь, только не позволь этой капле сорваться вниз!

243 Сакристия (ризница) — помещение при храме для хранения богослужебного облачения священников и церковной утвари.

...

Никита осторожно выглядывал в коридор из комнаты. Узнав в вошедшем в прихожую человеке отца, он с криком "Ура, папа вернулся!" бросился к нему. Борис взял его на руки (тяжёлый вымахал), немного покрутил его в воздухе, потом поставил обратно на пол и тщательно закрыл дверь на все имевшиеся там замки. Сын этого из виду не упустил.

— Пап, это ты дверь от международных террористов запираешь, да?

— Да, Никита, именно от них, — ответил с максимальной серьёзностью Борис, рассматривая пространство перед дверью в экран домофона.

От своего (или теперь уже не своего?) Отдела в течение сегодняшнего дня никаких неприятностей ожидать не стоит. Сотрудники и так (это было очевидно) готовы были встать на уши, только чтобы не встревать в запутанные интриги своих начальников. Приказывать им пока что некому — мерзавцу Кругловскому предстоит ещё долго лежать в больнице Святого Андрея, капитан Немоляев в отпуске (по своему обыкновению лазит по горам в каком-нибудь Британском Тибете или ещё где-то, где нет никаких телефонных сетей), значит...

— А тех террористов там за дверью ты убил, да, папа? Всех? А почему я не слышал, как ты стрелял? У тебя пистолет бесшумный, да? Можно посмотреть твой пистолет? Ну, пожалуйста, папа! — сын просто подпрыгивал от нетерпения.

Значит с формальной точки зрения и.о.начальника Отдела теперь — поручик Якубень. На него точно можно положиться. В той мере, разумеется, в какой вообще можно полагаться на кого бы то ни было в делах "убеции". Но на дня два форы от него рассчитывать можно. А что, если его тоже арестовали?

— Нет, Никита, оружие — это не игрушка. И вообще, у нас нет времени. Нам с тобой надо немедленно ехать. Иди, собери свои вещи, — это должно занять сына минут на десять.

— А мы далеко поедем, папа? За границу? Я возьму свои тёмные очки — все секретные агенты носят тёмные очки! Папа, у тебя на работе все носят тёмные очки?

А если поручик Якубень в следственном аресте, то... всё ещё лучше. Отделу должны назначить начальника со стороны, а это требует времени. А потом ему потребуется время, чтобы войти в курс дел и понять, где что лежит. Отсюда вытекает, что Борис успеет доехать до бранденбургской границы через Варшаву. Само собой, не на самолёте и не на поезде.

— Никита, собирать вещи! Одна нога здесь, другая там! Нет, стой! А куда делись Ева с мамой?

— Мама сказала, что они с Евкой поедут в этот... храм... О! Христа-спасителя! С тётей... Тересой... кажется. И потом вернутся. Ну, я побежал, — сын умчался в свою комнату, откуда донёсся стук выдвигаемых ящиков.

Опять какая-то "тётя". Хотя каждая баба должна иметь возможность исповедоваться. Не священнику, так подружке. Хотя, раз она в церкви, то, пожалуй, и обоим сразу. Что это за "Тереса"? Ага! Борис вспомнил визитную карточку и записанный карандашом номер. Таксистка, которая возила её за этим долбаным Индриком. По большому счёту надо её проверить, но уж никак не в его теперешнем положении. Да, пора паковать собственные вещи. Ничего, сегодняшний день у него точно есть.

Из стрятанного за большой семейной фотографией сейфа он достал "запасные" документы и несколько пачек денег "на чёрный день". Здесь были отечественные гривны, дунайские кроны, канадские экю и луизианские ливры. При выбранном маршруте первыми понадобятся бранденбургские марки — вот они, не столько "валюта", сколько средство экономии времени, чтобы не стоять в очереди в берлинских обменных пунктах. Его счета в "светлейшей", наверняка, были уже заблокированы Злотопольским, но до кое-каких его средств в банках за государственной границей дотянуться тому было слабо.

Много всего ему не нужно — пару рубашек, запасные брюки, носки, пара дисков с семейными фотографиями и разной "нужной" информацией, всякие там зубные щётки и разное мыло. Даже оружия брать с собой не стоит — чем меньше подозрений они будут вызывать при случайном обыске, тем лучше. А от серьёзной квалифицированной облавы и так не укрыться. Лучше, конечно, обойтись без обысков и полицейских — поэтому придётся ночью угнать стоящий в подземном гараже самоход одного из соседей, насколько Борис помнил его распорядок, он ездил на нём только на работу, так что до понедельника он его точно не хватится. А им как раз хватит времени доехать до границы.

Вот только какого чёрта жену с дочкой понесло в церковь? Благодарить Бога ещё рано, ой, рано. Можно это сделать только за Бранденбургом, где-нибудь в Веймарской Республике или вообще в Великом Герцогстве Ганноверском. Да и то, для полной уверенности лучше подождать, пока их самолёт совершит посадку в Монреале или Новом Орлеане. А уж потом, на относительно безопасном расстоянии, можно будет начать торговлю с Управлением: им — "карту воеводы", а ему — амнистию. А и то можно ненароком попасть под горячую руку — сначала ликвидируют, а только потом вспомнят, что с каждой карты памяти можно в течение пары минут сделать на первом же вычислителе копию. Да, кстати, у всех домашних вычислителей надо вычистить жёсткие диски, а то ещё найдут там что-нибудь. Неожиданно в кармане зазвонил телефон. С дисплея ему подмигивала жена и надпись "Basia — komórka"244.

— Алло, Басёнок, быстро хватай Еву и приезжай домой. У нас срочное дело.

— Папа, это я, Ева. Слушай меня внимательно и не перебивай.

244 "Бася — сотовый" (польск.)

— Слушаю тебя, дочка, — на той стороне что-то произошло, и произошло что-то нехорошее, — говори.

— Я в Храме Христа-Спасителя, — дочь говорила шёпотом, — нас захватили террористы из "Дружины Николая-Угодника", всего примерно тридцать два человека... от тридцати до тридцати трёх — они ходят и я сбиваюсь со счёта, — извинилась она, — Маму куда-то увели, — что-что! — все входные двери закрыли и на них повесили ... эти... ну ты знаешь... такие гранаты на проволоке, не помню, как они у вас называются... ну, чтобы они взрывались, если за проволоку заденешь, — Ева заволновалась.

— Растяжки? — предположил полковник Ницеевский.

— Да-да, рас-тяж-ки, — дочь попробовала на вкус новое слово, — мама так и говорила. Не знаю, что с не-ей ста-ало..., — она всхлипнула, но тут же собралась и продолжила, — проходы между скамьями... то есть в проходах тоже эти подтяжки.

— Растяжки, — машинально поправил собеседницу Борис Ницеевский, — Дальше, Ева.

Он поймал себя на мысли, что не воспринимает голос на том конце телефона, как свою маленькую дочку. Он говорит с ней так, как говорил бы с очередным сотрудником Отдела, докладывающим обстановку. "Słucham Panią, Pani Ewo"245... нет, это лишнее, сосредоточиться, закрыть глаза и представить себе положение дел.

— Всего заложников семьсот... или семьсот пятьдесят человек... здесь наверху. Их трудно считать, извини папа, — снова смутилась Ева, — все скон-цент-ри-ро-ва-ны, — выдавила она из себя длинное слово, — вокруг центрального алтаря, в первых рядах скамей и в прес-ви-терии. Пятнистые... то есть террористы ходят вокруг них. Ещё есть в сакристии... должны быть... Иногда видно, что кто-то из них спускается вниз, там, где выставка, значит, там они тоже есть.

— Спокойно, Ева, спасибо за помощь.

— Подожди, папа, — Ева спешила и запиналась, — Человек сто пятьдесят... увели на хоры, под конвоем. Охранников там человек десять... Их видно, они там ходят. Несколько десятков... я не успела сосчитать, извини, увели вниз, там, где выставка.

— Они не отобрали телефоны? — только бы она не вздумала расплакаться, плач беспомощной дочери в руках проклятых "угодников" будет чересчур даже для тренированной психики полковника беспеки.

— Я они не нашли маминого телефона... у меня... Папа, помоги нам! Пожалуйста! — то, чего он боялся, случилось — дочь в конце концов заревела, — Забери меня отсюда! Мама! Я не знаю, что с ней!

Больше всего Борису хотелось, чтобы мобильная связь перестала работать. Потому что он не мог сам заставить себя нажать красную кнопку. Тем временем на том конце что-то зашуршало.

— Господа угодники, господа! — услышал он приглушённый женский голос с каким-то странным акцентом.

Опять шуршание, на этот раз громче, а потом, тоже приглушённо, донёсся голос, который не мог принадлежать никому, кроме его маленькой девочки.

— Заткнись! Zamknij się, ty, c...o pieprzona! Zamknij swoją je...ną gębę, mówię Ci!246

Ещё дальше отозвался какой-то мужчина: "Чо такое? Молчать всем, ну, быро!". Послышался металлический щелчок — Борис узнал передёрнутый затвор. Что-то зашуршало совсем громко — похоже, рядом с телефоном что-то свалилось.

— Ruhe! Schweig! Sprich kein Wort, Du, pommernische Närrin, verschtandest Du? Sitz still... Namensschwester. Still, mein Kind, still...247

Голос дочери становился всё более спокойным и ласковым. Рядом кто-то плакал, но не Ева, это точно. Ева напевала кому-то колыбельную. И почему-то по-немецки.

— Главного у них зовут Гамаюн. Папа, убей их всех! — чётко сказала в трубку его маленькая дочка.

И отключилась.

245 Слушаю Вас, пани Ева. (польск.)

246 Заткнись, п...а грёбаная! Заткни свою ё...ую пасть, тебе говорю! (польск.)

247 Тихо! Молчать! Не говори ни слова, ты, померанская дура, поняла? Сиди тихо... тёзка. Тихо, маленькая, тихо... (нем.)

Ну вот и всё. Бежать оказалось некуда и незачем. Сосед снизу может не волноваться — его самоходу ничего не грозит. По крайней мере, со стороны его соседа сверху — он и не подумает его угонять, чтобы потом бросить в Литве. Его "BMW" останется стоять в подвале, а полковник Борис Ницеевский поедет на собственном "Игоре". И в противоположную сторону.

Разумеется, можно скрыться прямо сейчас. Посадить в машину Никиту и уехать вперёд и вдаль по Варшавскому шоссе, не оглядываясь на оставшуюся в Москве жену и дочь (курдемоль, Борис до сих пор мог ПО-НАСТОЯЩЕМУ поверить, что его Басёнка нет в живых). "Торговле" с Управлением это не помешает — ничего "такого" они с ними делать не будут, ограничатся угрозами или даже "намёками" на угрозы. И то — Ева обо всех этих угрозах ничего не узнает, разговоры будут вестись с беглым полковником лично. Через пару месяцев (в худшем случае — через год) ОНИ согласятся на его честное слово (а куда денутся — проверить, сколько именно копий он сделал с карты, всё равно невозможно). И тогда он сможет вернуться и спокойно жить на очень неплохую пенсию полковника в отставке. Плюс к тому — на БОЛЕЕ, чем хорошие "доходы от предпринимательской деятельности". Таковые, несомненно, будут — любое солидное АО заплатит любые деньги, чтобы в их наблюдательном совете появился отставной полковник беспеки, и ещё большие — чтобы он, находясь там, ничего не делал.

Но вот только есть одно маленькое "но" (каламбур, курдемоль). Как именно он будет потом глядеть в глаза Еве? Какими именно словами он объяснит ей, вернувшись из Луизианы (Канады, Штатов, или там какой-нибудь Мексики, какая разница), почему он бросил её на произвол судьбы в осквернённом храме, почему не шевельнул пальцем, чтобы хотя бы попробовать вытянуть её оттуда, он не представлял. "Папа, ведь я же тебя просила..." — так она ему скажет при встрече. А потом повернётся и уйдёт, не слушая объяснений, окончательно убедившись в том, что её приёмный отец — обычный мелкий комбинатор и трус. И сын тоже никогда не простит, что вся его гордость своим выдающимся папой лопнула, как мыльный пузырь. И что он, Борис Ницеевский, "убецкий" полковник в отставке, будет тогда делать со своей свободой и со своими деньгами? Потратит их все на двойную порцию сильнодействующего яда? Купит себе личный самолёт, чтобы разбить его о кавказский хребет? Приобретёт золотой пистолет, чтобы из него застрелиться?

— ...войско на бронетранспортёрах и полиция перекрыли Пречистенскую набережную. На пересечении Волхонки с Бульварным кольцом стоят танки. Полиция не пропускает к зданию Храма журналистов, поэтому мы вынуждены удовольствоваться достаточно туманными заявления официальных лиц, — сообщил из динамика корреспондент "Радио Белый Город".

Борис прибавил звук — так, чтобы голос корреспондента перекрывал вой его сирены. Самоходы уходили с левого ряда, только заметив на крыше Борисова "Игоря" мигающего "петуха", недобрыми взглядами провожая выскочку. На их оскорблённые чувства полковнику Ницеевскому было очень глубоко наплевать.

— ...как нам сообщил корреспондент амманской телекомпании "Фрайе блик" Хаим Вейцман, которому удалось прибыть на площадь перед Храмом раньше полиции, в здании были слышны автоматные очереди. Глашатай248 Главной Команды московской полиции не подтвердил сообщений о жертвах среди заложников. Нам удалось узнать, что на место уже прибыли силы батальона "Błyskawica", однако их командующий майор Красницкий отказался комментировать слухи о готовящемся штурме.

— Bez komentarzy. Proszę nie przeszkadzać, panowie...,249 — Борис узнал искажённый шипением голос своего бывшего подчинённого.

Теперь всё зависело только от него. Точнее, от его отношения к своему бывшему командиру капитану Ницеевскому. Борис надеялся, что со времён их совместной службы оно испортилось не так уж сильно.

248 Глашатай — пресс-секретарь (москворусск.)

249 Без комментариев. Прошу не мешать, господа... (польск.)

Перед полицейским оцеплением стоял шум, гам и скрежет зубовный. Одних телевизионных корреспондентов было человек пятьдесят, а возможно и все семьдесят. К каждому корреспонденту был приложен оператор, а то и ассистент. Каждый корреспондент с присными приехал в центр событий на редакционной машине, а представители крупных телеканалов — на микроавтобусе. "Jedynka", "Первый канал", "Второй канал", "Nasza TV"250 и ещё парочка отечественных гигантов привезли с собой огромные передвижные фургоны со всевозможным оборудованием для прямой трансляции. К ним следовало добавить ещё газетчиков и просто внештатных "ловцов сенсаций". Газоны были заставлены складными креслами, столиками и палатками. Такая концентрация людей и электроники сама по себе должна была бы стать поводом для специального экстренного выпуска новостей.