Зверь лютый Книга 33. Интриганки

— Я — благородный скотт! Из Нормандии!

— А я — Зубастый Йо! Из... из откуда и все.

Два человека препирались на дне небольшой барки, медленно влекомой течением великой германской реки Везер. Между ними лежал на досках небольшой мокрый мешок, непрерывно дрожащий и издающий невнятные звуки.

Высокий стройный белокурый юноша с благородной внешностью и таковой же, но — яростью, смотрел на своего визави, на полголовы ниже, тощего, чернявенького, злобно щерящегося половиной зубов. Оба уже держали руки на рукоятках ножей, как вдруг содержимое мокрого мешка затряслось сильнее и, издав продолжительный многотональный звук, "испустило ветры".

Юноша потрясённо посмотрел на мешок, потом на своего противника. Тот победительно хмыкнул:

— А ты что думал? Съела, наверное, что-то не то. Или по-твоему, графини не пукают? Ещё как! Как и все бабы. И раздвигают, и налезают, и подмахивают. И эта будет. С-сучка. Так-то, скот из Нормандии Квентин д'Орвард.

В подтверждение своих слов Зубастый Йо несильно пнул мешок. Там что-то мявкнуло. И издало тоненькую цепочку тресков, завершившуюся затихающим шипением. Юноша раздражённо фыркнул и, гордо вскинув голову, отправился к облюбованному им месту на корме этого речного корыта, ничем внешне не отличающегося от множества подобных плав.средств в этом месте-времени.

Место — Везер, время — май 1171 г.

Неделю назад Её Высочество Герцогиня Саксонии Ромуальда, называющая себя Ростиславой, смотрела в окно.

Коллеги! Оцените фразу — "смотрела".

Этого достаточно. Для запуска цепочки событий. Для изменения хода истории. Неважно "куда" смотрела, неважно как называлась. Важно — какими глазами. И — что за ними. В темноте той костяной коробочки, где сплетаются нейроны, прорываются через мембраны ионы, строятся структуры. Где бродят мысли и чувства.

Чувства были... плохие. Злые и раздражённые. Потому что из внутреннего дворика за полуприкрытым окном доносился радостный детский смех.

Нет, герцогиня не относилась к дето-ненавистницам. Вообще, она неплохо ладила с детьми и была с ними добра. Но эта конкретная... детка... вызывала у неё жгучую неприязнь. С каждой минутой всё более приближающуюся к лютой ненависти.

Вчера она попросила своего законного супруга о встрече.

Такое является обычным в правящих домах. Есть этикет, который надо соблюдать. Есть ритуалы, которые надо исполнять. Венценосные супруги обязаны появляться совместно на определённых мероприятиях. Прежде всего — на некоторых церковных богослужениях, на светских торжествах. Контакты же в свободное от парадности время ограничиваются общественными представлениями об уместности. Например, нормальная благородная дама не будет присутствовать на разводе караула или приёмке ремонтного табуна.

Также — отсутствием у супругов более важных дел. И, конечно, требуется взаимное стремление к этой форме времяпрепровождения.

Стремления не было изначально, дел у обоих хватало, а уж когда герцогиня получила и перестроил два дома справа от дворца герцога, поскольку собор Св. Власия на этом месте ещё не построили — Генриху надо (в РИ) ещё в Палестину смотаться, чтобы воздвигнуть "место последнего приюта" для себя и жены — встречи супругов свелись к воскресной мессе да еженедельному заседанию совета герцогства.

Первое было необходимо как доказательство её приверженности "истинной вере", второе — результат давления Софьи и ближников: "Надо знать что эти придурки задумали". На заседаниях Ростислава помалкивала, скучала. Но запоминала и пересказывала услышанное своим. И формировала собственное представление о ближайшем окружении мужа.

Генриху удалось собрать неплохую команду. Почти все эти убелённые сединами вельможи были унаследованы от бабушки, из времён борьбы Вельфов со Штауфенами и Асканиями. Они были либо недоверчивы, либо прямо враждебны Барбароссе. И тот об этом знал.

Теперь пришло время "смены поколений". Софья, пересказывая свои беседы с Барбароссой в Магдебурге, отметила, что тот "зондировал почву" и по этой теме. "Короля играет свита". И герцога — тоже.

Взяв на себя спасение голландцев после наводнения "Всех Святых", герцогиня была вынуждена для решения многих вопросов получать согласие своего супруга. Люди и деньги у неё частично есть: Голштинию выкручивают досуха. Но постоянно возникает масса мелочей. Для решения которых нужна воля государя.

В Голландии осталось множество сирот. Герцогиня хотела организовать для них приют в городке по соседству со своим Хитцаккером. Требовалась печать герцога на "Акте передачи" городка. Генрих не возражал, но как-то... руки не доходили.

"До дела не доходят руки,

И две причины вижу тут:

Короткие и не оттуда

Растут".

Руки у Генриха — длинные и крепкие. Это Ростислава помнила с первых дней в Брауншвейге, когда муж как-то полез к ней под платье в рыцарском зале. А вот второе... Пришлось Ростиславе идти самой.

Крытая галерея на втором этаже привела её, в сопровождении верной Фриды, к спальне мужа. Стражники стояли внизу, у лестницы на этаж, двое слуг кемарили в прихожей. Ростислава широким шагов стремительно проскочила мимо дёрнувшихся холуёв, толкнула незапертую дверь спальни. Рядом с широкой кроватью под балдахином, на стуле спиной к ней, сидел Генрих. Судя по платью. Поскольку голова у него была... под платьем. Под платьем девицы, которая сидела у него на коленях верхом.

Девица дернулась на распахнувшуюся дверь. Глаза у обеих женщин тоже распахнулись. Не менее широко. "Наколенная" сразу узнала герцогиню. И изобразив томно-довольную гримасу принялась издавать, пристально глядя прямо в глаза законной супруге, уместные, по её суждению, звуки:

— О! Ах! Мои милый Генрих! Могучий лев! Я вся трепещу! В сильных лапах моего государя! О! Господин мой! Всякое ваше слово — закон для меня! О! Не спешите! Ибо я не хочу, чтобы вы пропустили даже мельчайшую капельку моего мёда! Который весь — для вас. Мой повелитель! Весь! Вся! До самого потаённого уголка моего тела. Тела вашей верной служанки! О! О! Ах! Ах ду мейн Гот! Йхуу!

Судя по тому, как перекосило "верную служанку", текст не вполне соответствовал реальным ощущениям. Однако самообладание её не оставило.

Платье "наколенницы" было задрано на голову законному супругу, так что Ростислава имела возможность любоваться почти полностью обнаженным телом избранницы государя.

Тело было... тельцем. Юной, лет 12-13, девицы. По действующим нормам канонического права — уже может. Её тощие белые ляжки дёргались, но крепко прижимали к стулу и бёдрам полы котты мужчины, пока его большие, выглядевшие особенно обветренными, грубыми руки ощупывали разные "сокровенные уголки" предоставляемого, а губы находили себе пищу телесную, хотя и не для желудка, посасывая единственное, что позволяло надеяться на появление привлекательных форм в будущем, пусть бы и отдалённом — соски прелестницы.

Девица активно маневрировала, уворачиваясь от чересчур настойчивых устремлений господина всея Саксония, но не выходя из "зоны досягаемости". Она то отклоняясь сильно назад, так что бедняге приходилось далеко тянуться губами, что было неудобно из-за его немалого живота. То наоборот, приподнималась и наваливалось на него, заставляя поднимать голову и откидываться на спинку стула. При этом непрерывно хихикала и старательно елозила по плотному сукну котты, как раз в том месте, где верхний край переднего разреза был вышит золотой нитью. Однако три слоя одежды не позволяли герцогу использовать его "копьецо" по прямому назначению. А хитрая забавница перехватывала его руки, едва те устремлялись устранить созданное ткачами и золотошвейками препятствие, и перемещала их на более тактильно привлекательное, нежели полотняно-шерстяное одеяние государя.

Ростислава, честно говоря, растерялась. Одно дело — игры с Ванечкой. Там она насмотрелась на разное. Но там были именно игры. Там был хозяин, который определял правила. Который всегда прав.

Иное — похождения её матушки. Она была к ним готова, сама считала их необходимым и полезным элементом саксонской жизни. Да и не часто она попадала в ситуации... прямого визуального контакта.

А тут какая-то посторонняя наглая шлюшка-малолетка...

И что делать?

Ростислава развернулась и, выпихнув вошедшую за ней Фриду, замершую с открытым ртом и тубой с документами в руках, выскочила в прихожую.

Двое прежде кемаривших слуг уже проснулись, вскочили и угодливо согнулись перед ней. Скрывая ехидные ухмылки.

Они, конечно, знают. О происходящем в спальне. Слуги всегда всё знают про своих господ. И будут трепать на всех углах. Слуги всегда сплетничают о господах.

* * *

Чисто для знатоков: "Урон чести". В стайной иерархии шимпанзе статус самца определяется числом осеменённых самок и битых самцов. Статус самки — числом её осеменителей и их статусом. Чем больше и выше — тем лучше.

В стаях хомнутых сапиенсов, при всех аберрациях, вызванных религиозным воспитанием и имущественными отношениями — сходно.

Новая самочка у Льва снижает статус всех остальных. Прежде всего — официальной супруги.

Поскольку Ростислава — "хозяйствующий субъект", то решения "хозяйственных" вопросов при утрате статуса, будет происходить... затруднительнее.

* * *

Какая мерзость! Какой позор! Это... это какая-то вопиющая безнравственность! Вон! Вот отсюда! И пусть они все сдохнут! Пусть всё это — огнём горит! Сюда я больше ни ногой! Мать предупреждала, что этот... боров — большой любитель молоденьких. Что они просто роем вокруг него вьются, мечтая залезть в постель и предоставить их родственникам всякие... преференции. А лучше всего — оседлать, сделать Льва ручным, водить на цепочке, млеть от восторгов и зависти окружающих:

— Ах, какой успех! Ах, сумела самого... А мы её и не замечали... А она-то, оказывается...

Факеншит! Мать третий день... нездорова. И этот... хряк тут же сыскал себе... полянку.

К чёрту! Не хочу ни видеть, ни слышать! Всего этого... герцогско-саксонского.

Но красная туба с рескриптом о передаче в собственность городка у Эльбы, где есть возможность быстро развернуть сиротский приют... Дело тянется уже две недели, люди ждут, детей уже везут... а тут... из-за какой-то...

Она повернулась, решительно снова открыла двери. И была встречена полным демонстративного наглого удивления возгласом:

— О-ла-ла! Ты вернулась?!

Нахалка наклонилась к герцогу и томно произнесла:

— Как ты думаешь — она нам пригодится? С двумя тебе интереснее? Или с тремя? — Служанку её возьмём?

Фрида за плечом госпожи беззвучно ахнула и прижала руки с тубусом ко рту.

Глава 671

Генрих сорвал с головы подол платья своей сегодняшней милашки и, неудобно выворачиваясь через плечо, попытался оглянуться на жену. Но милашка развернула его за подбородок к себе и страстно сообщила:

— Нет! Никому тебя не отдам! Не сегодня! Сегодня ты мой! Весь! О, мой свирепый лев!

При этом, она всё ускоряясь, продолжала подпрыгивать. Вполне успешно: Лев издал свой характерный рык, придавил милашку за плечи. И подержав пару мгновений, отпустил. С чувством глубокого самоудовлетворения.

После чего отставил этот... тренажёр с ляжками в сторонку, пошевелил ногами и, оттянув на себе платье, сообщил:

— Вы тут... а я пойду ополоснусь.

Так и не удостоив супругу взглядом, Генрих отправился к дальней стенке, за которой, как герцогиня уже знала, находится... м-м-м... комната личной гигиены.

Девица же, вполне уверенно уселась на край супружеского ложа герцога Саксонского, откинулась вольготно навзничь и, окинув взглядом помещение, поделилась планами:

— Я думаю тут кое-что переделать. Вон тот столик надо в угол. Сюда — два кресла. Я люблю с утра поболтать с друзьями. Не вылезая из постели. Это так мило!

Оглядев каменную, постепенно наливающуюся красным физиономию Ростиславы, дружелюбно продолжила:

— Я думаю, ты не будешь возражать. Ты же здесь не бываешь? А я сделаю уютный уголок. Чтобы встречать моего Льва в подобающем месте. А не в этом... убожестве.

Потом, перевернувшись, забравшись на кровать с ногами, подперла щёку рукой и принялась оценивающе разглядывать стоящих перед ней женщин.

— Я слышала, ты умеешь делать... "русский поцелуй". Я пробовала — ничего сложного. Но у тебя, говорят, как-то особенно. Научишь?

— Нет!

— Фу. Злюка. Ну, тогда... твоя служанка. Она же умеет? Подари её мне. На время. У меня тут шестеро слуг. Я посмотрю разные варианты, выберу самое понравившееся мужчинам. И верну.

За спиной чуть слышно заскулила Фрида.

Плеск воды прекратился, из-за перегородки вышел довольный Генрих.

— О, а вы уже познакомились? Это хорошо. Вам следует дружить. Возьми её под своё крылышко. Фрейлиной. Покажи замок, познакомь с людьми. Бедняжка Изабо осталась сиротой. Ты же заботишься о сиротках? Вот тебе ещё одна. Графиня де Коридор. А это у тебя что? Передача города для создания там сиротского приюта? А не жирно ли? Хотя... если там будут ещё такие... изабелки...

Герцог потрепал по щёчке старательно подставляемую мордашку своей новой... привязанности, смотревшей на него радостным, восторженно-собачьим взглядом.

— Перо? На, забирай. Печать у канцлера. Дозволяю вам удалиться.

Ростислава сделал правильный, вполне комплектный книксен, с фиксированием пауз в требуемым этикетом местах, и отправилась искать канцлера. Конечно, это можно было бы поручить кому-нибудь из советников. Но ей надо было... двигаться. Она вся кипела от ярости. Бурлила. Сохраняя полное внешнее спокойствие. Только краска постепенно уходила с лица.

По возвращению в свои покои она узнала, что нахалка заняла четыре комнаты на первом этаже северного здания, обругала и надавала пощёчин слугам. Отчего те совершенно растерялись — такие манеры не приняты при дворе герцогини. Потребовала себе обед в апартаменты. А потом выкинула еду во двор и заставила слуг Ростиславы на коленях убирать, ободрала портьеры с окон и приказала заменить "это убожество", велела подать ей паланкин для прогулки...

Вот тут непрерывно повторяемые уверения в особой благосклонности государя и угрозы её (благосклонности) применения получили отпор: Ивашко сказал "нет".

— Да ты знаешь что с тобой сделает Лев?! От тебе голову оторвёт!

— Внешний периметр. Не нарушать.

— Да ты хоть знаешь кто я?!

— Периметр.

С Ивашкой тяжело разговаривать. Особенно — на его немецком.

Тут на глаза "истинной сердечной привязанности государя", как она себя называла, попался Конрад. И — до самого вечера он был занят. Сперва его допрашивали о порядках в замке. Причём каждое установление характеризовалось как глупость. О людях, здесь живущих. Со сходными оценками.

Очень въедливо, неоднократно, с разных сторон, пытались выяснить вопрос с "плотскими утехами" герцогини.

— У неё нет любовника?! Ни за что не поверю! Она такая уродина под платьем? Как — "нет"? А ты откуда знаешь? Или — больная? Проверял? Ну, овца!

Впрочем, Конрад сумел в какой-то момент перехватить управление беседой, и юная прелестница перешла на более интересное — на себя, любимую. Конрад уместно восхищался, восторгался и сочувствовал. Юная соперница Ростиславы явно пыталась очаровать её советника, перетащить на свою сторону. Принялась кокетничать, поглаживать по рукаву, заглядывать в глаза и призывно смеяться. Намекая... разнообразно: