Кристиан все наращивал темп, порою впуская герцога в самое горло, шумно дышал, помогая себе рукой. Глаза закрыты, огонь по крови выжигает вены. Легрэ пьянел, теряя контроль от своей власти. Луис вздрогнул под ним, толкнулся навстречу и выплеснулся соленым семенем на язык. Кристиан одобрительно погладил юношу по бедру, двигаясь теперь медленно и сглатывая драгоценный дар. Хорошо. Просто великолепно!

Метавшийся и пытавшийся все это время освободиться, герцог затих. Лишь последний вскрик сказал, что его настигло удовольствие, сменившееся истомой.

Фернандо, не смотря на кружащуюся от будоражащей атмосферы голову, с истинным удовлетворением еще раз поцеловал мальчика, осторожной лаской пройдясь вдоль совершенного тела. Чудесен... Повернулся к брату.

— Кристиан, — пальцами пробежался по плечам мужчины и потянул на себя — почувствовать его вкус и вкус Луиса.

Легрэ целовал Фернандо так долго, что совсем утратил ощущение времени. Он просто плыл навстречу его мягким ласковым губам, никогда не бывавшим жестокими.

— Я хочу... — Луис, утопавший в объятиях, млел от желаний. — Хочу, чтобы вы... Фернандо, хочу смотреть опять, как ты берешь Кристиана.

Слова мальчика послужили молнией, от которой разгорается степной пожар. Как огненный вал гонит все вперед, пожирая не успевших уйти, так эта фраза стала для короля очищающим от наносного разум и душу пламенем, разжигающим и раззадоривающим.

Фернандо улыбнулся в губы брата, потянул его рубашку вверх и затем медленно опустил его на спину.

Кристиан медленно обнял его за шею и сомкнул руки на спине короля, сминая его улыбку новым жарким поцелуем. Луис словно прыснул огня в их кровь своим желанием, и все преграды полетели к чертям — последние, удерживающие тело от безумия любви. Фернандо был тяжел и горяч. Кристиан тяжело хлебнул воздуха от восторга и подставил шею для поцелуев.

Король странно медленно целовал Легрэ. Безумие их обычного соития как будто уже выплеснулось несколько минут назад на Луиса и превратилось в жестокую тянущуюся неторопливость изучения тел. Как в первый раз, когда любящие еще не познали друг друга, когда есть опасение сделать что-нибудь не так. Но так казалось только внешне, ведь и губы и руки правильно касались нужных мест, приводили к неконтролируемой дрожи, к искусанным губам, к стонам и крикам.

Пальцы — сильные, но нежные — осторожно вплелись в прохладные густые волосы Фернандо, вздрагивая в ласковых касаниях, и почему-то это сейчас было желаннее плетей, кандалов и каленого железа, острее кинжалов. Сердце в груди билось как ненормальное. И так непривычно, словно и правда в первый раз — и так прекрасно, как не было никогда в этой жизни. Кристиан и сам не заметил, как расслабился в руках Фернандо. Их наслаждение было чистым, почти невинным. И откуда-то из потаенных уголков затуманенного разума Кристиана рождалась одна единственная мысль: "Что это? Как это может быть так..." — дальше Легрэ никак не мог подобрать определение, он не знал слов, способных описать это чувство. Но было хорошо. Даже как-то слишком.

Король чуть отстранился от Кристиана и улыбнулся. Ни во взгляде, ни в движении губ не было ни грамма превосходства, похоти или каких-либо других чувств, которые можно было бы назвать "плохими". Нет. Только какая-то глубинная радость и любовь, возвышающая, а не поглощающая мир желаниями тела.

— Люблю, — тихий шепот на ухо и губы скользят нежной лаской по груди, спускаясь все ниже.

Ладони Кристиана скользнули на плечи Фернандо, смяли ткань рубашки, словно ненужную преграду. Он тоже любил. Так сильно, что сейчас откликался на прикосновения каждым вздохом, дрожью, каждой частью своего тела. Легрэ призывно согнул ногу в колене.

— Хочу быть твоим, — выдохнул он.

— Мой, — голос короля плавился в полуденном солнце их ласковой страсти и неги. Продолжая рисовать ответ на кубиках живота, потянул рукой завязки на штанах. Освобожденная ткань сползла в сторону, открывая доступ к сокровенному. Одуряющий аромат страсти и соблазна. Фернандо аккуратно обхватил губами истекающую соком головку.

Кристиан собирался только что сказать, что безумно любит, но едва рот любовника завладел его плотью, все слова перешли в стоны, и мыслить трезво стало невозможно. Легрэ вцепился руками в плечи Фернандо, осторожно поддаваясь на встречу. Затуманенный любовью взгляд синих глаз скользнул по Луису.

Собрав вкус нарастающего желания, король неторопливо, чтобы не потревожить установившуюся странную связь, разделся. По разгоряченной коже Кристиана масло разлилось прохладой каменной стены, около которой стояла склянка.

— Мой, — шепчут губы, пока пальцы ласкают и распаляют желание.

Томительная нежность возносила к небесам. Легрэ раскрывался для короля, не сомневаясь ни на секунду в силе своего желания. Это все так было похоже на первый раз — не на их первый раз, на другой — каким он должен быть у любящих друг друга людей. Как все странно сегодня: душный воздух, запахи, звуки, мягкость простыней под спиной. Кристиан приподнялся и притянул Фернандо к себе.

Безоговорочное и какое-то странное открытое доверие манили короля еще больше. Да, они доверяли друг другу и тела, и жизни, и души, но все равно у монарха в глубине души, в темном ее уголке продолжал жить червячок сомнений — вроде бы даже не в них, а в обстоятельствах, в страхах, в извечном человеческом "а вдруг...". И почему-то именно в тот момент эти потайные сомнения растаяли, как будто яркий весенний дождь очистил, наконец, землю от последнего ноздреватого снега.

Медленно, с еле слышным стоном, который как будто сам сорвался с губ, Фернандо вошел в Кристиана. Неспешные движения возносили все выше и выше, и не хотелось сорваться, как обычно, в бешенство обладания. Не хотелось ни показывать власть, ни подчинять, ни брать... Неторопливо, постепенно ускоряясь, с кружащейся от восторга головой... Не останавливаясь...

Кристиан прикрыл глаза, чувствуя под ладонями крепкие мышцы на груди Фернандо, его жар, силу, которой бывший стражник отдавался с желанием и не скупясь на ласки. Их тела жили в едином танце страсти, нежности, и каждое новое движение делало их ближе, роднее и счастливее. И каждый раз, когда Фернандо проникал до упора, Кристиан ощущал волну приятной дрожи, прокатывающей по телу. Его толкало все выше, куда-то к райскому свету, так, что казалось невозможно сильнее чувствовать, выгибаться, стонать! И все-таки Легрэ поднимался все выше, пока наконец затуманенный эйфорией оргазма разум не вспыхнул скопом ослепительно-ярких молний, и тело не содрогнулось, судорожно сжимая внутри Фернандо, даря наслаждение и ему.

Король содрогнулся, вторя любовнику, и вытянулся, изо всей силы втягивая воздух. Дыхание перехватывало диким восторгом, а тело предательски дрожало, как будто вместе с семенем выплеснулась и почти вся сила. Аккуратно опустившись рядом с братом на постель, поцеловал не желающей уходить негой, и без слов потянул к себе мальчика — в уют их с Кристианом тел.

Луис до этого лежавший так тихо и смирно теперь целовал обоих с упоительной радостью. Он любовался ими и словно все чувствовал, на лбу от напряженного молчания выступил пот, а память глубоко запечатлела момент близости его любовников.

Какое-то время все трое лежали, молча приходя в себя. Легрэ обнимал Луиса, уместив его голову на своей груди, и задумчиво водил пальцами по плечу Фернандо. Кристиан улыбался, совершенно счастливо и возвращаться в реальность, где существовала Анника, совершенно не хотелось. Ну ее к черту! Разве им не хорошо втроем? Больше нет никого, и вообще было глупо ревновать, ведь никто никого не разлюбил, не бросил и не предал.

У короля постепенно закрывались глаза. Последние дни не прошли даром ни для кого — и физически, и душевно вымотались все. Тепло тел любимых приятно согревало, легкие поглаживания Кристиана еще больше погружали в покой. Когда мальчик сонно засопел, Фернандо просто накинул на всех покрывало и провалился в сон. Настоящее счастье... А дела подождут...

Следующие несколько дней Луис выздоравливал, и как только он окончательно оправился, Кристиан с загадочным выражением лица позвал прогуляться кое-куда.

Герцог весь путь по длинным коридорам и переходам, по лестницам и залам пытался выяснить, куда они идут. Но оказавшись перед огромной резной дверью незнакомой комнаты и вовсе оробел. Шаг вперед, когда гвардеец открыл дверь, дался ему с трудом. Взгляд спрашивал у Кристиана: "Ты со мной?"

Но барон отрицательно покачал головой, и юноша оказался в синей полутьме комнате, едва освещенной свечами.

Фернандо, стоявший посередине комнаты, обернулся. Даже в неверном освещении комнаты было видно, что он одет очень торжественно, даже изысканно. Одежда красных королевских цветов казалась почти черной, только золотое шитье с мелкими драгоценными камнями блестело яркими краткими вспышками. В комнате было очень тепло и приятно пахло сосной благодаря камину, который давал основной свет. Пара свечей да трехрогий подсвечник на столике, ютившемся рядом с камином, можно было не считать. Но даже так было заметно, что комната странно убрана — многочисленные ленты на стенах, гербы — королевского рода, Вестготии и еще какие-то, теряющиеся в сумраке, насколько оберегов от сглаза и на плодородие, по углам были подвешены перевязанные небольшие снопы пшеницы и еще какие-то сушеные травы. А еще посередине комнаты стояла огромная кровать, застеленная алым покрывалом и вся усыпанная цветами персика.

Король подошел к казавшему чуть испуганным юноше и, обхватив его лицо ладонями, нежно поцеловал.

Луис опешил. Он никогда не видел брачных комнат, то есть, конечно, на сельских свадьбах украшали комнаты, но тут все говорило о том, что король специально приказал, чтобы комната выглядела торжественной и немного... пугающей.

Герцог даже к двери отступил от удивления. Он уже привык к шуткам Фернандо, но сейчас происходящее мало походило на розыгрыш. Да и то венчание в церкви еще не зажило в памяти.

Теплый поцелуй ожогом ложился на душу, опаляя рябью мурашек, пробежавших по спине.

— Фернандо, что все это значит? — вопрос прозвучал, конечно, глупо. Стало холодно даже в этих покоях.

— Знаешь, милый, — почти промурлыкал король, усаживая Луис в кресло рядом с камином, — я подумал, что мы в наших отношениях упустили один важный аспект.

Сам мужчина стоял перед креслом на коленях и ловко обвязывал правую руку юноши тонкой красной лентой, которая уже была закреплена на его собственном левом запястье. Закончив, поднял черный бесовской взгляд на герцога.

— А ты как думаешь?

Смущение залило лицо герцога нежным румянцем. Король не шутил и вел себя так, словно перед ним сидит молодая жена. Он не знал, что и говорить в ответ, а лепетать как-то совсем не хотелось. Но король ждал ответа, жег темным взглядом, и эта лента говорила о том, что ритуальное действо еще не закончено.

— Ты же не всерьез, — умоляюще прошептал Луис.

— Почему же нет, милый? — ответил Фернандо и, не отпуская прозрачной голубизны взора ни на миг, подхватил со стола достаточно большой бокал, скорее похожий на пузатую чашу для причащения. Он был заполнен жидкостью, казавшейся темной тяжелой кровью. Протянув ее юноше, голосом, не дозволяющим возражений, продолжил: — Отпей.

Герцога затрясло от волнения — вкушать крови господней из одной чаши перед брачной ночью — как много ты берешь на себя, Фернандо. Но мужчина смотрел так яростно, так по-звериному пожирающе, что рука приняла кубок, а губы обожгло вишневым густым варом, который пьянит сильнее, чем обычное вино.

Глядя, как двигается кадык на шее Луиса, когда он глотает специально приготовленную для их ночи настойку, король почувствовал, что задуманное может сорваться — вся трепетная нежность и ласка растворяются под напором совсем других чувств. И понял, что в очередной раз хочется проклясть и послать к дьяволу всех, из-за кого он вынужден был тайком проводить обряд с его мальчиком.

Когда герцог выпил и невольно задышал чуть чаще от крепости и сладости напитка, Фернандо недрогнувшей рукой, скрывая все, что рвалось наружу, взял чашу и сам отпил. Захмелеть от такого малого количества вина он не смог бы, но ведь это было не просто вино. Все сильнее разогреваясь, кровь побежала по венам, будоража и так сходящие с ума по мальчику душу и тело.

— Так каждый из вас да любит свою жену, как самого себя; а жена да боится своего мужа, — Фернандо подхватил Луиса на руки и пошел к кровати.

Слабость сейчас запутывалась в испуге и взбудоражено рвущемся наружу сердце герцога. Горячим током поспешила кровь к ногам, запульсировала в паху.

Крепкий аромат трав менял вкус на языке. Слишком много отпил. Фернандо придерживал чашу, заставляя делать глоток за глотком, а теперь он поднялся и произнес слова, от коих даже дышать страшно.

Луис заморгал, отгоняя от себя реальность, как видение. Это происходит не с ним. Он не жена короля. Несколько недель назад Фернандо уже взял северную принцессу и заключил с ней...

"Но и с тобой", — забилось в разуме, — "раньше на день". Скрепил подписью и печатями брак.

— Это нельзя... — слабость и страх перед небесами заставил слабо дернуться в руках короля. Черноволосый, смуглый, высокий, он уже подошел к кровати. И оглядываясь вокруг, Луис осознал, что это действительно спальня для брачной ночи.

Фернандо лишь улыбнулся, глядя на трепыхания мальчика.

— Это нужно, — сообщил, как отрезал, укладывая на постель Луиса. Склонившись над ним, вгляделся в лицо. Что было бы если бы строптивый герцог не убежал из дворца, остался и позволил себя увлечь в такую привычную для короля игру с молоденькими юношами, исправно поставляемому ко двору их семействами? Влюбился бы король или Луис стал очередной постельной игрушкой, на радость и несчастье Фредерику Монтсени, пережившему многих таких? Фернандо не знал. Но все равно первая ночь, даже по согласию герцога, не была бы такой, какую король хотел подарить сейчас своему любимому.

Нежный поцелуй был хуже ожога — слишком мало, слишком неярко, слишком сильно пробуждались не те чувства. Но Фернандо не собирался сегодня потакать своему дьяволу, тем более тот накануне получил свое в полной мере.

— Повторяй за мной, — чуть хриплым голосом приказал король: — Я подтверждаю...

— Подтверждаю, — под темным бархатом глаз Луис растерял совсем уверенность в том, что все реально. Он весь дрожал. Как можно так? Фернандо, ты же знаешь, что это запрещено. Нас проклянут за одно лишь то, что спим в одной кровати, за то, что ложе делится между тремя. Ты хочешь еще что-то? Я же все отдал.

Герцог искал хоть какого-то знака, что все реально, цеплялся за дорогое и тяжелое покрывало, потом задохнулся от короткого мягкого поцелуя.

— Я подтверждаю, — повторил, словно завороженный.

— Перед Богом и людьми... — король не отпускал, не давал волю, — что признал тебя... своим законным мужем... покуда смерть не разлучит нас... Аминь...

Луис запнулся, глядя в глаза короля. Он и дышать едва мог, не то что говорить такое.