Кныш со стоном откатился. Край дублета под кожаным панцирем и штанина пропитались кровью — и совсем не уверен, что это только лошадиная кровь.
Вцепившись ему в ворот, я поволок его с дороги, прочь от бьющегося коня — попытался. Кныш бился в моих руках, вырываясь назад.
— Стой!.. — хрипел он. — Подожди!.. Дай...
Лишь когда он вцепился в арбалет и колчан, слетевшие с коня, я смог оттащить его на обочину. Краем глаза заметил какое-то движение в кустах на том берегу — и согнулся, прячась за валуном. Рванул следом за собой Кныша, втягивая за укрытие.
В то место, где его нога протащилась по земле — ударил болт. Другой звонко клацнул по верхушке валуна над моей головой.
Кныш на миг замер, уставившись на оперение болта, торчащее из земли — в ладони от его щиколотки. Подтянул ногу за камень. Откинув козью ножку на арбалете, надавил на нее, чтобы взвести тетиву, — и взвыл, скривившись, едва упер ложе себе в бедро.
Я вырвал у него арбалет.
— Мост! Мост держи под прицелом... — шипел он.
Кривясь от боли, он совал на ложе болт, пока я взводил арбалет.
Я обполз валун с другой стороны. Здесь каменный бок оброс травой. Реденькая, но хоть что-то. Если высунуться чуть-чуть... На мосту кто-то!
Я вскинул арбалет и выстрелил, но он уже заметил меня и метнулся назад, а с того берега... щелкнула тетива арбалета? Но...
Откатившись за валун, я услышал стук, с которым мой болт вошел в деревянный настил моста, — и тут же со свистом снесло травинки там, где я был миг назад.
Я застыл, вжав голову в плечи. Этот звук тетивы... Я едва различил его! Он был не от тяжелого арбалета. Не такой, какие стреляли прежде.
Маленький арбалетик.
А если бы когда он выстрели — что-нибудь заглушило звон его тетивы?..
И их там не трое. Четверо как минимум.
Я взглянул на Кныша.
— Идти сможешь?
Шипя что-то на южном наречии, он шарил по мне диким взглядом.
— Твои сумки... Где?!.. Наколдовать...
Значит, не сможет.
— Ну?! Так наколдуешь?! Без сумок?..
У него еще и голова разбита. Из-под волос на лоб тянулись струйки крови.
В кармане у меня, в крошечном футляре, были два кристалла. Я переложил их туда из большого футляра, едва мы отъехали от города и сошли с галопа на рысь.
Да только что от них толку? Ведь сейчас — не ночь... В ярком свете дня брык не так бьет по глазам. Даже если мне очень повезет, и все четверо будут смотреть в сторону валуна, когда я сделаю брык, — он ослепит их на минуту, не больше.
И что тогда? Ну, ослепил я их брыком... Атаковать их? Один против четверых? Я даже не найду, где они — из кустов же стреляют.
Броситься из укрытия прочь от моста? И далеко мы уйдем — вдвоем без лошадей? Через пару минут глаза у них отойдут, и они бросятся за нами. На лошадях. Четверо.
Это если Кныш вообще сможет идти. Он снова шипел сквозь зубы на южном, скривившись от боли.
Я задрал козью ножку и взвел арбалет.
— Лучше уходи, — просипел он. — У мальчишки два коня. Живее! По другой дороге выберешься к замку!
Я посмотрел на него. Потом на его бок.
— Торун не бросит, отобьюсь. А может, сами уйдут... Ну!
— Я бы, конечно, ушел. Только хо...
Сбоку, где за валуном начинались кусты, зашуршало.
— Мастер! — прошипело оттуда.
Из-за речки тренькнула струна — и одновременно Эйк метнулся из кустов к нам.
Болт выбил фонтанчик листвы из кустов, а Эйк упал рядом со мной на спину, — прижимая к груди колчан и арбалет. Наш. Снял с моей рыжей кобылы.
Где-то на том берегу в воду осыпались комья земли, и тут же бултыхнуло что-то куда тяжелее.
И еще раз. Кажется, в другом месте.
Эйк метнулся к краю валуна, выглядывая.
— Куда!.. — зашипел Кныш.
Я вцепился Эйку в пояс и дернул вниз — а край валуна над его головой брызнул каменным крошевом.
Эйк, прижатый к земле тяжелой рукой Кныша, выгнул шею. Уставился на оставшуюся в крае валуна щербину. Будто пальцем прочертили через камень.
Ударившись о камень, болт должен был отлететь куда-то вбок, кувыркаясь — но ничего похожего на болт я не заметил, словно никакого болта и не было.
Эйк лизнул губы. Медленно перевел взгляд на меня.
— Там двое, мастер. Не по мосту. В воду прыгнули. Идут сюда. Оба с арбалетами.
Бултыханье воды под их ногами было прекрасно слышно.
— Я тебе сказал, что делать, — прошипел Кром, вырывая у меня арбалет. — Живее!
Я сбросил с ложа его руку. Отобрал у него колчан.
— Дур-рак... — с чувством процедил Кныш. — Ну куда ты... Их больше. На берегу еще кто-то остался. И валун они уже пристреляли. Следующий будет в лоб.
— Благодарю за заботу... Эйк!
Я пихнул ему неуклюжий арбалет Кныша, а наш забрал.
Он был уже взведен. Я опер его на бедро, задрав вверх. Почти в зенит. С крошечным наклоном в ту сторону, где за валуном берег и река.
Плеск воды от спешащих шагов...
Им по пояс или даже по грудь. Не могут пронестись в один миг. И все же, они уже почти у берега... Больше тянуть нельзя.
Следя за руками Эйка — взведя тетиву, он уже укладывал козью ножку обратно к ложу, — я спустил курок. Болт из нашего арбалетика швырнуло вверх.
Раз...
Эйк совал на ложе болт.
Два... Три...
На сколько бьет этот с козьей ножкой, не знаю, — а наш, и если нашим болтом, то на триста шагов, если стрелять навесом.
Четыре... Пять...
Триста шагов, и восемь секунд от выстрела до падения. Если же стрелять не в длину, а в высоту... Локтей на триста вверх болт улетает, наверное.
Шесть... Семь...
Именно столько выходит, если верить тому, как гномы хитро прикидывают высоту, — да только попробуй проверь, ни разу не видел башен такой высоты.
Восемь...
Высоту не проверить, а вот время, пока болт взлетает и потом падает — можно.
Девять...
Я выхватил у Эйка готовый арбалет.
Десять! Сейчас!
67
Я выскочил из-за валуна точно в тот миг, когда в воде звонко плеснуло. Взлетевший фонтанчик брызг, круги на воде, еще не успевшие разбежаться...
Оба человека повернули туда головы, следом разворачиваясь и всем телом, вскидывая арбалеты... Один шел под мостом — обросший рыжими космами и бородой, он был уже у берега. В одной руке арбалет, в другой кистень.
Второй не прятался под мостом, шел к нашему валуну напрямик. Он был еще на середине. В руках арбалет, на боку меч, за спиной торчит край щита...
Я спустил тетиву, когда оба дернули головами, разворачиваясь обратно, и на том берегу, в кустах, что-то блеснуло...
Я рухнул за валун. Воздух над его каменным боком со свистом рассекло, пара срезанных былинок завертелась в воздухе, опускаясь мне на руки.
А по ту сторону валуна, внизу у берега — о, этот сладкий звук удачи! Вскрик боли.
И тут же досадливый окрик:
— Эй!
Тяжелый плеск.
Не так, как падает тело. Что-то увесистое, но небольшое. Одним арбалетом меньше?
— Нз-забар... — прошипел другой голос. — В бок...
Кныш осуждающе повернул ко мне голову.
— Стрелял бы из своего, попал бы! — оскалился я.
У меня не было времени целиться, я стрелял навскидку. С чужого арбалета так можно вообще промазать... А этот с козьей ножкой еще и неказистый! И куда тяжелее нашего. Мое отточенное движение стало не пойми чем. И еще вместо крючка для спуска — неудобный рычаг...
Эйк трещал шестеренкой на нашем арбалете, я откинул козью ножку и взвел кнышев.
А один из плесков достиг берега...
Превратился в быстрый шелест в траве на краю воды.
Исчез вовсе.
Все... Этот уже совсем близко. Крадется. Куда?
И второй... Шлепает уже совсем неглубоко. Раненый, без арбалета, но устоял, дошел до берега.
Кныш, припадая на изуродованную ногу, кусая губу, перевернулся и прижался к краю валуна. Беззвучно вытащил из ножен короткий меч. С тоской оглянулся на коня, лежащего на дороге.
Вороной иногда негромко ржал, но встать уже не пытался. Под ним на дороге расплылась огромная лужа. Кровь доползла до брошенного щита — чуть приподнятого на засевшем в нем болте. Щит был между конем и валуном, но...
Эйк змеей нырнул из-за края.
— Стой! — прошипел я.
Эйк успел подскочить к лошади, когда сочно чмокнуло — болт вошел в плоть.
Лошадиное ржание оборвалось. Голова коня судорожно приподнялась — мелькнуло оперение болта, торчащего точно из гривы на затылке, — и упала.
Эйк метнулся обратно. Упал за валуном — с щитом. Осклабился.
С другого берега донесся не то вопль, не то рычание, перешедшее в крик:
— Р-р-р-а-а-а!... — и оборвалось.
Эйк, пихавший мне на левую руку щит, замер.
Снова донеслось с того берега, теперь через боль и сбитое дыхание:
— Он здесь! Верну...
Там лязгнуло железо, потом ударило глухо — в щит? — и снова железом о железо...
Кныш, стискивавший меч и напряженно вслушивавшийся, оглянулся. Сквозь гримасу боли и струйки крови, сбегавшие со лба, на его лице проступила недоверчивая ухмылка:
— Шибень... — Кровь, дотекшая до подбородка, каплями разлетелась по его груди. — Теперь!
Его зубы стиснулись и лицо озверело — он приподнимался, опираясь на разбитый бок.
— Эйк! — рявкнул я, поднимаясь.
Мы встали одновременно. Я с арбалетом Кныша, Эйк с нашим.
Эйк тут же выстрелил.
Раненый был у валуна прямо под нами, всего в десяти шагах. Он уже перекинул щит со спины в свободную руку... Эйк стрелял из арбалета, к которому давно привык. Болт вошел в щель между щитом и надбровьем легкого шлема.
Я же...
Какой-то миг я потерял. Я ожидал увидеть рыжего тоже сразу за валуном, прямо по направлению к берегу, — но он был сильно в стороне. Уже почти обошел нас сбоку — совершенно бесшумно!
Пока я повернул голову, заметив его в траве, а затем дернул тяжелый арбалет — он уже выстрелил.
Болт лязгнул о самый край щита и отлетел мне по ребрам. Я вскинул арбалет на уровень глаз — на этот раз я не...
Он вдруг швырнул в меня своим арбалетом и пригнул следом, его кистень уже шел на замах...
Я вжал рычаг — а его арбалет врезался в мой, железная дуга вмазала мне по пальцам. Болт отлетел куда-то вверх, кувыркаясь... сам я нырнул вбок, упав на вершину валуна. Зазубренное било кистеня рассекло воздух надо мной.
И, совершив круг, снова падало на меня — а я еще даже не успел отлипнуть от камня...
Я выставил щит, и удар снес деревянный край, отбросив мою руку — и кистень снова свистел, делая новый круг...
— Эй!!!
Из-за края валуна, оскалившись от боли и ярости, шел на рыжего Кныш, выставив меч.
Кистень, сделав круг, нырнул в сторону — в голову Кныша, если бы тот не отскочил назад.
И, не удержавшись, Кныш рухнул на колено, налетел боком на валун... Взвыв от боли и оскалившись, он пытался подняться, но не успевал даже выставить меч — разогнавшийся кистень опускался быстрее...
Вскрик, и кистень вильнул, уйдя выше — рыжий пошатнулся.
У его ног, распластавшись по земле, был Эйк — теперь откатился прочь.
Вне досягаемости кистеня, Эйк приподнялся на колени. На лице застыл не то оскал, не то дикая ухмылка. В руке сверкал кинжал.
Рыжий дернулся за Эйком, доставая его кистенем на новом обороте — но вместо этого с воплем припал на левую ногу. Сапог над пяткой разошелся. Эйк рассек ему сухожилия.
Свободной рукой рыжий успел выхватить кинжал — когда сбоку в него влетел Кныш.
Кистень выбило из руки, они катились по земле, сплетясь в объятиях, брызнула кровь...
Одной рукой стискивая запястье рыжего, отводя его кинжал, другой Кныш бил, — быстро, почти не замахиваясь, раз за разом погружая лезвие в его живот.
Когда кинжал выпал из пальцев, Кныш отвалился от него. Застыл на спине, тяжело сопя открытым ртом.
Рыжий возле него вздрагивал, скребя пальцами землю. Запрокинутое лицо казалось странно спокойным. На губах пузырилась кровь, а глаза глядели куда-то в небо, уже почти рыбьи...
Я, должно быть, здорово налетел на камень, когда падал на валун, спасаясь от кистеня. Но это я понимал только разумом. Боли не было — пока. Лишь странное онемение. Боль придет позже. Я поднялся, отыскивая взглядом, куда делся наш арбалет, который был у Эйка.
Или подобрать хотя бы кнышев... А колчаны где? За валун, надо за валун, они там...
— На ту сторону... — просипел Кныш. И, шумно втянув воздуха, проорал во всю мощь: — Шибень!
Я вырвал меч из его руки.
— Эйк! Арбалет, и за мной!
Эйк пронесся мимо меня без всякого арбалета.
Как он ни прыгал, как ни катался по камням, все у него было цело. Я вскочил на мост, тяжело грохнув досками настила — а он уже легко промчался по нему и был на той стороне, с одним лишь кинжалом в руках.
— Правее! — крикнул я. — За кустом!
Арбалетчики били откуда-то оттуда.
Эйк сиганул в кусты прямо с насыпи моста — на миг распластавшись в воздухе, как кошка.
Я нырнул в эти же кусты сбоку, со стороны дороги.
Жуткий треск там, куда прыгнул Эйк — оборвался. Либо глаз не подвел его, и он завершил прыжок, добив стрелка в один удар, либо...
Справа в зарослях! Какое-то спешное движение?
Да, тихое движение, шум листвы...
— Шибень! — долетело с того берега.
В зарослях никто не отозвался.
Я заметил через листву спину Эйка. Он медленно разворачивался, внимательно вглядываясь... Я шевельнул рукой, предупреждая. Он кивнул.
Мы двинулись, обходя гущу орешниковых зарослей с двух сторон.
Сошлись с той стороны. Здесь, на крошечной полянке, трава была истоптана, кусты поломаны и порублены.
Но среди этой изуродованной зелени — никакого движения. А вон, в траве, блестит полированный скос арбалетного приклада... Маленький приклад, изящный — как и весь этот арбалетик...
Эйк стрелой метнулся через пролом в кустах дальше.
— Стой! — зашипел я. — Арбалет...
Эйк замер, не оборачиваясь.
Я, стараясь двигаться бесшумно, нагнал его.
Сначала я заметил еще один арбалет в траве. За арбалетом — раскинутые руки...
Человек был, несомненно, мертв.
Эйк глядел куда-то дальше в листву. Где по вжатым в стороны и спутанным ветвям угадывался след — только что прошли.
Наполовину повернув голову ко мне, но не отрывая глаз от пролома в ветвях, шевельнул одними губами:
— Я их слышу... Они там...
Я замер за ним, сжимая меч. Ненавижу мечи... Их даже не метнуть толком... Взять арбалет?
Но я боялся шелохнуться. Иногда мне казалось, что что-то слышу — шелест листьев об одежду? Осторожно раздвигаемые ветви? Но это могло быть и от легкого ветерка, колыхавшего листву и тихонько гудевшего в ушах...
Вдруг уже далеко, шагах в пятидесяти от нас, что-то затрещало громко, без всякой осторожности. Раздался резкий свист, кто-то гаркнул, несколько звонких шлепков, и застучали копыта. Не одна лошадь, несколько. Треск ломаемых кустов...
Я бросился вбок, где за зарослями была дорога.
Уже понимая, что бесполезно. Стук копыт быстро уносился. Когда я выбрался на дорогу, они скрылись за поворотом. Лишь ветер играл с поднятой пылью.
Потом там за поворотом, уже вдали, раздался окрик. Стук копыт поредел. Лошади шли медленнее.
