Небо шамана. 3 часть

На новом месте дислокации многие вызвали жён. Я впервые увидел жену и дочку Цыганова. Мы с его женой как-то резко с первой минуты друг другу не понравились. Я увидел по ауре её лживую, довольно подленькую по мелочному натуру, а она, наверно почувствовала моё к ней отношение. Многие женщины умеют чувствовать такие вещи без всякого истинного зрения, а командир на такие мелочи, само собой внимания обращать не собирался, но дружить семьями у нас не получится, значит, так тому и быть. Я вызывать Анну с ребёнком не стал, тем более, что она уже поступила в медицинский институт и с ужасом писала, что всё успела позабыть и сейчас зубрит латынь и анатомию. Да и у меня всё равно почти не было времени на общение, даже если бы она приехала. Получение новых самолётов — это головная боль не только для технических служб, которым нужно познакомиться и освоить незнакомые машины. Для меня, а теперь у меня одна из самых нелюбимых всеми карьеристами должность заместителя командира полка по лётной подготовке, то есть за все аварии и лётные происшествия всю вину сваливают на меня и само собой на командира, который в принципе отвечает за всё во вверенном подразделении. А мне нравится. Не потому, что я такой мазохист и люблю, когда каждая приезжающая комиссия об меня ноги вытирает, а потому, что на этом месте у меня личного состава только мой экипаж. Из которого почти сразу демобилизовали наших девушек, и остался только мой бессменный Валя Комолов и в помощь ему пришёл Гриша Малышев, такой же немногословный и знающий механик. А осваивать новые машины и без аварий? Не смешите меня. Всегда были и будут. Тем более, что зачем-то осваивали их производство в страшной спешке. То есть, сделаны они ОЧЕНЬ БЫСТРО, читай, как попало. Словом, продукт — когда главное сделать, потому, что фронт требует. А фронта уже нет и требования мирного времени очень сильно отличаются от фронтовых. Но машины уже сделаны и вот они у нас и нам их нужно осваивать, приказ по переводу полка на новую технику никто не отменит. Пришлось побегать и вместе с бессменным Петровичем решать множество возникающих вопросов, вплоть до выбраковки некоторых машин целиком. Из тридцати двух машин полка зампотех не принял и отправил на завод шесть бракованных самолётов. Сами понимаете, остальные по качеству тоже оставляли желать лучшего, что многие теперь с нежностью вспоминали наши старые двоечки. И если бы не громкий и высокий статус нашего именного гвардейского орденоносного полка, то может это бы не получилось, но мы смогли и вышло. Здесь наверно впервые я откровенно пользовался своими наградами. Звание и должность у меня не велики, но вес наградного металла на груди заставляет всех уважать его носителя. Второй частью было переучивание старых пилотов, с чем проблем почти не возникло, а вот с прибывшим новым пополнением сложностей хватало. Я уже рассказывал, как меня удивляли многие тем, что совершенно не хотят учиться, достигнув минимального, но с их точки зрения вполне достаточного уровня. А тут к этому добавилось ещё и то, что пацаны почти все не успели повоевать, а учились они во время войны и многие рвались не просто повоевать, а отомстить или отдать какой-то свой долг. А тут даже с Японией без них разделались. Весь полк в орденах и медалях, а они пришли и им даже гвардейские знаки не дают, пока злобный Гурьянов не подпишет допуск к самостоятельным полётам. А я, вот ведь зверь такой, этого допуска не даю и требую их отрабатывать учебные задания, пока не сдадут на зачёт. Но ведь они уже в стенах своего училища давно считали себя асами и всё постигшими, которым совершенно нечему учится, им только свободы дайте и в кабину пустите, тогда они "Ух-х" и всем станет "Ах-х" и "Ох-х"! И даже показательные демонстрации того, чего они не могут, а мы можем, ни к чему не приводят. Им плевать, ведь их порывы эмоциональные, а я обращаюсь к разуму. Старички на радостях от окончания войны частенько стали водочку попивать, вроде бы имеют полное право, и не скажешь ведь ничего, ПОБЕДИТЕЛИ. Всю войну весь наш полк ходил в числе везунчиков, у которых потерь всегда меньше, чем у других. Но за время войны мы не меньше трёх полных лётных составов похоронили и столько же потеряли ранеными и списанными из авиации. Из "старичков", кто с нами прошёл почти весь путь полка остались только мы с Цыгановым, Игорь Озеров и Слава Телегин, да Веселов и в техническом составе не так и много, если посчитать. Да и то не с самого начала — отдельной эскадрильи, Игорь от Москвы, Слава от Сталинграда, а самыен старенькие — мы трое. Остальные пришли уже в гвардейский орденоносный полк... Из нашей отдельной персидской эскадрильи живы и в строю ещё Фалеев и Бурдужа, ещё двое списаны по здоровью и всё. Меньше половины из тех, с кем мы когда-то прилетели в Баку...

Пришлось ругаться до хрипа и даже мордобоя, в смысле брать за грудки особенно тупых и трясти, чтобы в мотыляющейся головёнке хоть какие-нибудь внятные мысли завелись. Если бы позволил себе расслабиться и дать волю кулакам, то, скорее всего, вбил бы им носы в затылок, чтобы назад торчали, уж очень некоторые своей тупостью доводить умудрялись. Двоих даже пришлось списать из полка с волчьим билетом, хотя, я бы списал пятерых, но кто ж нам такую волю даст? Вручили вам кое-как выученный драгоценный личный состав, вот и воспитывайте и готовьте пополнение способное обеспечить всемерную боеготовность и внушить ужас любым врагам мощью нашего славного пятьдесят седьмого Гвардейского Донского и орденоносного! А то, что этот самый личный состав ничему учиться не желает, так это ваша командирская и партийная недоработочка, которую следует немедленно исправить и как гвозди вколотить указанный любимый и дорогой личный состав в боеготовый строй. Дабы своей несуразностью они славные ряды наших самых лучших в мире Военно-Воздушных сил не портили и лик начальственный не морщили. Ну, вы понимаете. На их обучение денежки пошли, ресурс техники расходовали, от других хлебушек отняли, чтобы этих будущих защитников завоеваний социализма накормить, так давайте нам результат! РЕЗУЛЬТАТ ДАВАЙТЕ! И не нужно про их непригодность, а то ведь получится, что столько хороших товарищей зря свой хлеб ели и звёзды на погонах носят, если раньше не разглядели и упомянутые траты позволили. Грубо говоря, на что это вы тут, товарищ гвардии пока ещё капитан, намёкивать изволите? Словом, не жмут ли вам вместе с вашим командиром и комиссаром погоны? Вот и кушайте, то что есть, и можете даже не благодарить!...

Во время войны были немцы, которые таких быстро к общему знаменателю приводили. А кто кочевряжился, тех зенитки разделывали, как наша повариха тётя Стаська курей для супа. А теперь настало мирное время, где воля вольная для бездельников и разгильдяев. Но мне то от этого разница не выплывает. Я по должности должен их научить и в строй поставить так, чтобы полк летал как единое целое и мог любую поставленную задачу выполнить. И я наверно, правда, глупый и чего-то не понимаю. Я до сих пор сужу по тому, как меня учили, если делать, то хорошо, а не можешь — учись или уйди. А уж то, что магия даже в малых проявлениях никакой даже малой небрежности не прощает, я на своей шкуре прочувствовал. Когда первый раз меня старый шаман в план духов пустил. И я ведь с ним уже несколько раз ходил, и вроде уже всё знал и умел. Только вот едва вошёл, а со мной не было наставника, который своей мощью всех по углам распугивал, и на меня налетели мелкие слабые духи, но их было так много, что продержался я совсем чуть, а потом стал растворяться, вернее меня начали растаскивать на кусочки. Если правильно, то не меня, а мою энергию, которая здесь самый главный деликатес и я уже не надеялся вернуться, когда пришёл наставник, нашёл меня или то, что от меня осталось, и как мокрого щенка за загривок вытащил в обычный мир. И я потом почти месяц лежал и приходил в себя, восстанавливал своё помятое энергетическое тело и каналы Силы в порванной ауре. А оказалось, что всё в маленькой небрежности, которую старый шаман в моей защите видел и не раз мне на неё указывал, но я ведь самый умный был, и мне казалось, что всё делаю правильно, а учитель просто придирается от злобности своей натуры. Оказалось, что этой маленькой нестыковки в защите духам хватило, чтобы снести мою защиту и дальше я против них уже совершенно ничего не смог сделать. То есть, я, наверно, могу этих разгильдяев понять, но вот только мне тогда было всего четырнадцать лет, а с учётом разницы в длине года, это местным двенадцати соответствует. А этим обормотам не меньше девятнадцати, а то и больше. Пора уже головой думать начинать! Вот уже как старик брюзжать понемногу начал. Сам себе кажусь рядом с ними старым и матёрым, а ведь я старше них всего на три-четыре года...

Так или иначе, где уговорами, где руганью или личным примером, но удалось кое-как довести лётно-подъёмный состав до приемлемого уровня. Полк на "хорошо" сдал полугодовой зачёт по боевой и политической подготовке. И я написал рапорт на увольнение. Ну, их на фиг, ещё дадут майора, и вообще фиг тогда уволишься. И так, в честь Победы над Германией почти всех офицеров повысили в звании, Цыганов и Гамбузов стали подполковниками. Меня хотели на майора подать, пришлось с пеной у рта доказывать, что я капитана получил в конце сорок четвёртого и в этом звании отходил едва полгода, тем более, что на моей должности капитан — потолок, хотя на ступень выше штатного присвоить могут. Прослужить мне после этого пришлось почти год. А так как я был из меньшинства офицеров, кто хотел уволиться, то меня уволили в запас в числе первых, если считать лётный состав. Вообще, в пехоте и других наземных войсках увольняли в запас со страшным скрипом, вместе со мной увольняли ещё только самые старшие возраста, кто родился до пятого года, как смеялись тогда — до Русско-Японской войны. Правда, в запас я всё равно ушёл гвардии майором, меня даже на месяц перевели на должность штурмана полка, чтобы в документах отразилось, у штурмана потолок по званию майорский. Но ведь это уже под самый уход сделали, поэтому я и не протестовал особенно. А командир ещё и объяснил, что в запасе лучше числиться старшим офицером, чем младшим. То есть, на похоронах мне троекратный залп из винтовок теперь положен...

Николай Ильич начал меня "окучивать", как говорят, когда ещё война шла. И не прекращал это делать почти до самого моего увольнения. Нет, я понимаю, что он заинтересован в том, чтобы у него рядом были проверенные надёжные кадры, но ведь его интересы совершенно не противоречат и моим желаниям. Он долго выяснял, чем именно я бы хотел заниматься и придумал, наконец. Всё-таки его богатый жизненный опыт и умение работать с людьми — вне конкуренции. Впрочем, я и не возражал особенно и Анна согласилась. Поэтому сразу после увольнения я ехал не только к любимым жене и сыну, я ехал поступать в Ленинграде в Лесной техникум, который готовит работников для лесного хозяйства. Так мало того, что Гамбузов сумел нас обоих уговорить, так он ещё и успел пробить Анне задним числом целевое направление от руководства Красноярского края, чтобы по окончании обучения для неё вопроса распределения не было. Получит диплом, и мы с ней поедем в Красноярск, а точнее в район к нашему бывшему комиссару, который уволился на три месяца раньше меня. Ехали мы вместе с Веселовым. Только Леонид Михайлович уже полковник медицинской службы не был уволен из армии, а ехал в адъюнктуру его родной Военно-Медицинской академии имени Кирова.

Когда приехал в Ленинград, Анечка уже закончила первый курс института, ей как фельдшеру с опытом работы разрешили совмещать учёбу и работу по специальности на первых курсах. С Егоркой очень сильно помогала мама Веселова, хотя бОльшую часть времени он был в яслях. Как наша маленькая женщина умудрялась всё успевать, хорошо учиться и работать, я просто не представляю. Мне учиться особенно первый год было очень тяжело. Во-первых, за годы войны мозги уже стали заточены совсем под другое, и отвыкли учиться. Такое чувство, что даже шевелились со скрипом. Во-вторых, все мои знания ведь из памяти Сани Гурьянова, я сам их не получал и в школе за партой ни дня не сидел, хоть и пытался в своё время по учебникам прогнать всю школьную программу. А учили в те годы по верхней планке, готовили нас очень серьёзно и многогранно. От серьёзного курса ботаники с зоологией и растениеводством с почвоведением, до правил бухгалтерского учёта и экономических основ ведения хозяйства, а между ними всё остальное, каких только курсов не было включено в программу, и всё нужно было выучить и сдать. Честно говоря, пару раз были малодушные мысли всё бросить и ехать работать простым егерем. Но поддержка и пример моей удивительной жены помогали, стискивал зубы и учил, учил, учил...

Когда приехали в Ленинград, ещё действовал приказ для офицеров об обязательном ношении парадной формы и наград. Оказалось, что пока военкомат по месту постановки на учёт в запасе не получит уведомление из наркомата обороны с подтверждением, что они перевели меня из действующего состава в учёт по запасу, я считаюсь ещё на службе, хотя со всех видов довольствия уже снят. А ещё при увольнении мне посчитали все неотгулянные отпуски за всё время службы со всеми гвардейскими и именными коэффициентами и получилось, что у меня больше полугода отпускных. Пришлось мне всё это время честно ходить в парадной форме при всех регалиях. А регалий хватало — двенадцать орденов: четыре "ордена Ленина", три "Боевого Красного Знамени", ордена "Кутузова" и "Суворова", орден "Красной звезды" и ордена "Отечественной войны" обеих степеней, к ним шесть медалей: "За Боевые заслуги", "За отвагу", "За оборону Москвы", "За оборону Сталинграда", "За взятие Берлина" и "За Победу над Германией". А над всем этим "Золотая Звезда". Ходишь по улицам как витрина начищенная. Немного больше двадцати лет, уже майор, весь в наградах с двумя нашивками за ранения. То есть правда воевал, а не по штабам себе награды высиживал. Мужчин и так мало, кто погиб, кто ещё из армии не вернулся или по госпиталям мыкается. Женщины ТАКИМИ глазами смотрят, форма едва не дымится. Пока прохладно было ещё реглан спасал, можно было его накинуть, чтобы внимание лишнее не привлекать. А как лето наступило, в реглане уже не походишь, вскипишь просто, вот и пришлось учиться "морду топором" делать, как Валя Комолов говорил. А ещё, попался бы мне тот умник, который нам парадную форму придумывал. Может не придушил, но пинков бы от души надавал. А по нормам мирного времени нам уже не по чину в полевых ХэБэ при орденах ходить, пришлось в ателье этот ужас габардиновый шить. Этот жёсткий воротник — стоечка в шею впивается, а мне даже крючок расстёгивать невместно, ведь какой пример Герой подаёт. Этот край воротничка подшивать замучаешься, а Герою с криво пришитым подворотничком ходить не к лицу, вот и приходится раза по три перешивать. Анечка порывалась помочь, но не стал на неё это сваливать, тут моими сильными руками пальцы исколешь, пока проколешь и подошьёшь, ручки её красивые жалко. Вначале раза три меня затащили выступить перед людьми, потом отбрыкивался как мог. Ну, не умею я как Цыганов или Гамбузов красиво и округло перед людьми выступать. Через два месяца после зачисления меня в техникум и начала учёбы, пришло подтверждение из кадров ВВС о переводе меня на учёт по запасу, и я моментально переоделся в гражданку. Хотя, как сказать, переоделся. Просто снял парадную форму и стал носить повседневную ХэБэ без петлиц и погон, а вместо фуражки кепку купили, хоть у меня в удостоверении указано, что сохраняется право ношения военной формы, оружия и знаков различия. Ведь наградной пистолет ещё от Ерёменко так у меня и сохранился, и со мной от Чертково прошёл. К слову, Цыганов свой во время вынужденной посадки где-то потерял, пока плохо соображающего его в местный санбат тащили. На костюм деньги тратить не стали, да и не умею я костюмы носить, это не форма, костюм носят иначе, это надо уметь делать, а ведь ещё и галстук к нему повязывать. Вообще, деньги были, тем более, что с момента покупки "Воронёнка" (который до слёз было жалко оставлять), когда потратил бОльшую часть денег со сберегательной книжки. Теперь на счёте накопилась очень даже неплохая сумма, только за сбитые заплатили ещё больше сорока тысяч, плюс всё денежное содержание. Я думал Анечка на себя и сына будет тратить, а она в эти деньги умудрилась не залезть, обходилась своей зарплатой и стипендией. А у меня ведь ещё ежемесячные выплаты по каждой награде, так, что бедными нас точно не назовёшь.