Полная_ерунда_Зимы_2024

— Я это знаю.

— Поэтому мы начали работать над советскими микрочипами и архитектурами. Старос — над процессором Star-3, и элементной базой компьютера, а я взялся за другую задачу — которой занимался, спихнув на ИИ все текущие мелкие задачи. Я занимался процессором BSM-100. Моей целью было выжать всё из имеющегося примитивного степпера и создать микропроцессор на техпроцессе три микрометра.

— Секунду, давай для начала скажи — что такое техпроцесс.

Я кивнул:

— Если упростить — то это плотность элементов на чипе. Чем он меньше — тем мощнее получившийся компьютер, меньше кушает электричества и больше выдаёт мощности, меньше греется. Техпроцесс первых процессоров Интела — выпущенных через пять лет — десять микрометров. Если совсем проще — то техпроцессом измеряется степень совершенства электроники. Каждый микрометр, а тем паче нанометр техпроцесса — это настоящее достижение и чем больше плотность — тем выше сложность. Если интегральные схемы на техпроцессе в десять микрометров — требуют сложной, но вполне реализуемой в отдельном здании чистой зоны — то для работы с нанометрами нужна наука и комплекс, значительно сложнее ядерного реактора. Это правда жутко сложная штука.

— Хорошо, я понял.

— Мой максимум на том оборудовании, которое есть в ВЦ — это техпроцесс один микрометр. Я избежал строительства чистых зон благодаря роботизации процесса литографии и использования ИИ в качестве управляющей системы чистой зоны. Иначе мне потребовалось бы целый квартал себе экспроприировать под строительство фабрики вокруг чистой зоны.

— Слава богу, ты этого не сделал.

— Ладно, продлолжаю объяснение, — я прокашлялся, — как я уже сказал — отсутствие в СССР бойкого рынка и потока инвестиций от заинтересованных лиц — привели к решению капитулировать в электронике и отказаться от разработки своих чипов — перейти на копирование чужих разработок. Но мы преодолели этот рубеж — Старос создал серийный процессор на техпроцессе в десять микрометров — фактически обставив intel своими силами. Это уже вошло в мировую историю, хотя публике не понятно — это куда важнее полёта Гагарина в космос. Поймут потом, когда будут жить в цифровом мире. Пока мир аналоговый. Я же взялся за работу над BSM-100, создании полноценного микропроцессора со всеми характерными элементами — системой теплоотвода, техпроцессом в три микрометра, который недостижим ещё лет десять будет для широкой публики. Главной цели достиг — в этом микропроцессоре сто тысяч транзисторов, и он построен на архитектуре, унаследованной от БЭСМ-6, очень сильно изменённой. Главное это частота.

— Какая частота?

— Частота процессора, памяти, шины, всего компьютера. Тактовая частота — один из важных показателей производительности. Я работал над тактовой частотой, а не только над процессором — моей целью было создать быстрый процессор, который был бы не только многократно мощнее по количеству транзисторов — но и по тактовой частоте превосходил конкурентов. Частота например Интел-4004, первого в истории микропроцессора — пятьсот-семьсот килогерц. У процессора Староса частота — один мегагерц — то есть миллион машинных тактов в секунду. БЭСМ-6 имеет десять мегагерц частоты. Я же работал над ускорением всей машины до максимума, приделал к ней жидкостное охлаждение всех греющихся систем, и установил частоту в сто мегагерц.

— Миллионов операций в секунду?

— Именно. При этом сама шина гораздо шире, чем у БЭСМ, и сама машина оперирует большими объёмами памяти. Это на пять-семь лет опережает разработки Крея, создателя суперкомпьютеров Cray. Но электроника штука очень динамичная — пройдёт всего несколько лет и нечто подобное по мощности появится у конкурентов. Это ведь не ПК, это суперкомпьютер — его характеристики много выше потребительских моделей. К особенностям я бы отнёс крайне удачное решение исполнить компьютер в виде стоек с модулями, которые легко заменяются на новые, извлекаются для ремонта, не требуют возиться в груде проводов с паяльником, чтобы что-то отремонтировать. А ещё система спокойно переживает выход из строя или отключение модулей, и может работать, если некоторые из них извлечь или они будут отключены автоматикой.

— Надёжность, — покивал Шелепин, — что может этот твой процессор?

— Производительность всего этого комплекса — пятьсот пятьдесят мегафлопс. Это очень, очень много, конкуренты дойдут до ста тридцати трёх только к середине семидесятых. Может и раньше — но главное это технологичность — здесь нет жуткой вермишели проводов, всё упаковано в модули, модули можно заменять и легко чинить, охлаждение не требует фреона или погружения всей электроники в жидкость — жидкостная система подключатся соединителем на шасси стойки. Что немаловажно — никаких деталей из будущего в нём нет — всё создано здесь, классическими методами.

— Оперативная память?

— Восемь мегабайт.

— И кому ты её хочешь продать?

— Пока не знаю. Я тут изучал список пользователей поставленных суперкомпьютеров крэй. Агентство ядерного оружия, стратегическое командование, военные ведомства, испытательные центры, геологическая служба — даже бюро по делам индейцев и те купили. Университеты тем паче обзавелись такой новинкой. А этот компьютер пока что есть только у Королёва в его ОКБ-1. Я им по их запросу предоставил один такой компьютер, и двести пятьдесят PDP-8.

— А эти то им зачем?

— Это для различной автоматики, а не для больших расчётов. Воронов предложил приделать к PDP-8 панель... секундочку, она у меня тут тоже есть.

Панелью был калькулятор — точнее его ввод-вывод. Клавиатура калькулятора, дисплей на LED-светодиодах зелёного цвета, и ещё где-то двести различных клавиш с разными математическими функциями. Это всё напоминало большую доску с кнопками, и большим же дисплеем сверху, вроде электронных часов — только на двадцать символов.

— Это блок-калькулятор для ЭВМ PDP-8, но совместим с софтом и для этого BSM-100. Калькулятор в общем-то вещь простая — в ПО заложены математические функции, а здесь клавишами они выбираются — и могут просчитываться. Все основные простые математические функции внесены в ПО. Это примитивный, полуаппаратный, но математический софт — который в ОКБ Королёва оказался дико востребованным. Собственно, они идею и предложили.

Шелепин взял пластиковую клавиатуру-доску, осмотрел со всех сторон, покивал:

— Выглядит неплохо. И функций вижу много. Инженерам такое конечно будет крайне нужно.

— Нужно — не то слово, — я вздохнул, — серийные машины Староса могут полностью заменить эту штуку, на них можно запустить тот же софт и вводить функции с клавиатуры в текстовом виде, или выбирать из списка. Или подключить эту клавиатуру — но так как у меня на складе пылились PDP-8, то просто передал их, приделав необходимые функции. Польза, пожалуй, в том, что это всё-таки компьютер и он умеет выходить за рамки отдельной программы. Программисты из ОКБ-1 уже начали внедрять новые функции, чисто космического назначения, и назначать их на клавиши, для мгновенного расчёта.

— Отлично. Значит, не зря старались. И пристроили ненужные компьютеры.

— Лишних не бывает — бывают не занятые пока работой. Ребята нашли им работу. Каждый между прочим стоит как представительский мерседес, новый. Так что не им жаловаться.

— Только не надо про машины. У меня от твоего "подарка" голова пухнет. Надо же такое учудить!

— Надо, — улыбнулся я, — кстати, сейчас мы занялись видеотемой всерьёз. Помните, я предлагал для оплаты работы французов наладить выпуск видеомагнитофонов?

— В прошлом месяце это было, или в позапрошлом, — кивнул Шелепин.

— Именно. Пойдемте, покажу главное.

* * *

Видеомагнитофоны — стартовали в США и Европе, благодаря киностудиям и рекламе — и стартовали очень успешно и уверенно. Это были громоздкие, но вполне хорошо работающие с VHS, точнее его не очень точным аналогом, магнитофоны, они были симпатичны, несмотря на громоздкость — конструкция корпуса собиралась массово робототехникой. Лазер нарезал из металла нужные профили, части корпуса, дальше всё это на болтах собиралось в единое целое.

Видеоформат не приобрёл взрывообразной популярности — людям было не сразу понятно, что это и для чего нужно — но кассеты с фильмами сделали своё дело — и по довольно большой цене — тысяча двести долларов — эта новинка начала распространяться. В Европе она была популярнее, чем в штатах — и местные киностудии оказались сговорчивее — распространение на кассетах тысяч различных фильмов было лишь вопросом их разрешения. Дубляж, близкий к оригинальному языку актёра, сделан автоматически, высококачественно.

В ВЦ было много различной электроники — это был электронный рай. Тут стояла система близкая к умному дому — но рассчитанная на намного большее количество различных устройств — например — тёплые полы, отопление, инфракрасное и вентилляционное — регулировалось по датчикам, влажность воздуха тоже, было много интересного и в плане мелкой автоматики.

Поэтому мой ВЦ так любили и сотрудники, и особенно партийные боссы.

Видеомагнитофонов было несколько — студийный, бытовой, они располагались в комнате отдыха персонала. Комната отдыха — нечто вроде актового зала — вот только тут был кинозал вип, с диванами, столиками, вендинговыми автоматами вместо буфета и бара, тут был большой аквариум, тут была музыка, тут была аудиосистема и кинопроектор — последний располагался под потолком и был рассчитан на очень сочную и яркую картинку, большую. И тут были телевизоры, которые можно было смотреть, как и видеофильмы. Целые стеллажи с кассетами западного производства, локализованными для России на Русском языке. Публика очень полюбила сюда ходить — и только когда в ВЦ был разгар рабочего дня — народу убавлялось.

Для предприятий в этом времени нормально иметь кинозал и даже штатного киномеханика. В кинозале было жарко — двадцать восемь градусов, тут можно было снять пиджаки и халаты, оставшись в лёгкой одежде, одеть мягкие махровые тапочки вместо неудобных ботинок, или даже халат или пижаму, тут можно было найти закуски и всё вообще — даже был автомат с кока-колой. Правда, без сахара и прочих местных вредных веществ — но вкус точно такой же, один в один. Просто рецептура из далёкого будущего, когда за сахар в напитке могли по головке мягко говоря не погладить.

Я налил кока-колы в два больших стакана, взял ещё покушать на поднос из снекового автомата, несколько шоколадок, мелкой закуски, и прочего, фисташек пачку и прочих орешков, и пошёл к дивану.

— Магнитофон вон там, нравится?

— Вижу, — Шелепин подошёл к нему, открыл деку, — тут кассета.

— Сотрудники. Сколько их просил не оставлять кассеты в видаке — всё равно оставляют. Штрафовать что ли за это начать?

— Не надо, мелкий больно повод.

— Эти магнитофоны очень популярны стали в Европе, особенно во Франции и Германии, а так же Италии и особенно — в Японии. Там народ не особенно искушён фильмами, в кино ходить неудобно, по телевизору показывают не всегда — а так — вещь стала любимой народом. И её продажи начали разгоняться. Студии покупают большие пакеты дистрибуции своих фильмов на ВХС, и продают в рознице через магазины техники. Правда, нас постоянно пытаются засудить.

— За что?

— За видеопиратство. Формат ВХС подразумевает, что кассету легко перезаписать, или купить чистую и записать на неё — с одного магнитофона на другой. Пока что мне удаётся убедить боссов синематографа, что за видеомагнитофонами будущее, и никуда они не денутся от пиратства — оно будет грызть их всегда. Чем дальше развиваются технологии — тем доступнее результаты интеллектуального и прочего труда одних людей — другим. Мы конечно не занимались порнушкой, но для этих целей покупают много кассет.

— Чем?

— Порнухой. Ну, — я изобразил пальцами, смутив такого большого дядьку, — к сожалению, или к счастью, она с развитием ВХС тоже приобретает второе дыхание. А уж что будет с появлением интернета — словами не передать.

— Гадость какая.

— Ну гадость не гадость — а деться от этого никуда не получится. Придётся учиться работать со всяким, к счастью, порнуха никогда не была политизированной. Но зато она увеличивает продажи видеомагнитофонов и видеокассет.

— На всём деньги делаешь.

— Это не я, это они сами. А я беру свою долю, так сказать — когда до народа дошло, что переписать фильм можно легко, нужно только железо и кассета — продажи резко увеличились.

Я включил проектор с пульта, выдвинул экран, точнее он тоже выдвинулся по кнопке с пульта, и начал выключать свет.

— В прошлом году я купил права на экранизацию романа "Дюна". Это фантастический роман — стоящий особняком от всей научной фантастики в духе покорения космоса. Вы ведь видели несколько таких фильмов — вроде космической одиссеи, интерстеллара, звёздного пути, звёздного десанта, и так далее...

— Видел.

— Дюна отличается, у неё странная стилистика, не зацикленная на научности происходящего. Экранизировали её в двадцать первом году, очень хорошая экранизация получилась. Первая успешная. Хотите посмотреть этот фильм?

— А зачем?

— Я его хочу выпустить на видеокассетах и в кинопрокате. Да, это работа будущего — но актёры там молодые, вряд ли кто-то узнает себя, и в целом — фильм такой, специфический. Спецэффекты тоже неплохие, не слишком ярко-выраженно компьютерные, как в аватаре.

— Хорошо, показывай, уговорил. Никого не позовёшь?

— Конечно, надо бы позвать народ. Секунду.

Я поставил на паузу и пошёл позвонить, телефон висел у входа. Позвонил товарищу завкадрами и сказал привести ко мне человек двадцать — для закрытого-закрытого предпремьерного кинопоказа новейшей картины.

Товарищ завкадрами уверил меня, что придёт сам и приведёт всех.

Всеми оказались несколько программистов из числа Косыгинских ребят, два чекиста, которым я пожал руки, едва завидев, начальник отдела разработки, молодая бухгалтерша Нона, и ещё несколько молодых сухощавых дрищавых парнишки. Они все при входе переобулись, переоделись.

Шелепин — личность тут очень известная, их впечатлил — они его побаивались и сильно робели. Кроме чекистов, понятное дело.

Я, как кадровый чекист — по новым документам, мог называть их коллегами, и много раз разговаривал с ними на тему шифрования, аппаратов и алгоритмов для этого, взлома шифров, даже подкидывал им свежие разведданные о разработках в ЦРУ. Кем они считали меня — понятия не имею, но разговаривали как с другом, и мы явно хорошо друг друга понимали. Эти ребята занимались программированием у себя в крыле, и помимо взлома чужих шифров и разработки своих, занимались разработкой аппаратуры шифрования и дешифровки, ну и попутно приспосабливали компьютер Староса для этих нужд. Они даже представили на мой суд проект ноутбука — компьютера в исполнении кейса — то есть лёгкой переносной ЭВМ, с мощностью полноценного ПК. Это было нонсенс — но концепцию изобрели именно они. Даже все элементы конструкции изобрели — большой ЖК-дисплей, относительно ЭЛТ, конечно, клавиатуру в нижней части, ЖК в верхней. Получилось очень достойно как военный проект, например.