— Исторический? Самоубийственный.
Нилис серьезно продолжил: — Самоубийственный? Необязательно. Существует много мифов об этой войне, Пириус Блю. Мы ограничены способами мышления, способами ведения боя. После трех тысяч лет застоя мы убедили себя, что начинать войну с ксили безрассудно, даже самоубийственно, как ты сказал. Но мы говорим всего лишь о разведывательной миссии! И откуда ты знаешь, что это было бы самоубийством? Знаешь, сколько времени прошло с тех пор, как на самом деле изучалась миссия такого типа? Я искал повсюду и не могу найти ни одной — действительно, очень давно! — хотя информация имеет такую очевидную ценность. Но все знают, что это невозможно. И, конечно, я неохотно прихожу к выводу, что в высших эшелонах власти есть много людей, кровно заинтересованных в том, чтобы война не была завершена...
— Сэр?
— Неважно. В любом случае, как у командира, твоим долгом было бы сделать миссию жизнеспособной, не так ли?
Пириус был полон сомнений. Все, что сказал Нилис, звучало разумно — и захватывающе. Но это также противоречило его подготовке, всему его воспитанию и вере.
Нилис сказал немного раздраженно: — Послушай, я бы не стал приказывать тебе делать это. Да, существуют очевидные опасности; да, ты можешь не выжить — и, да, я прошу тебя поверить в меня, в толстого старого дурака с Земли. Но миссия, попросту говоря, жизненно необходима. Мы должны знать больше. — Он наблюдал за лицом Пириуса с какой-то задумчивой тоской. — О, Пириус, это такая странная встреча. Я чувствую, что знаю тебя так хорошо! Посмотри на себя сейчас, на то, как ты держишь голову, когда слушаешь меня, на твою серьезность, твою сосредоточенность на своем долге, даже на игру света в твоих глазах. Ты такой знакомый. И все же я узнал Пириуса Реда, а ты меня совсем не знаешь, если не считать твоей короткой встречи с неуклюжим старым дураком на вашем слушании! Это так странно, так непривычно. Иногда я думаю, что, носясь по Галактике быстрее скорости света, мы слишком далеко загоняем нашу человечность.
Пириус внезапно увидел новый элемент в своих отношениях с комиссаром — или, по крайней мере, в отношениях его сверхсветового близнеца. Этот старик любил его, подумал Пириус с тошнотворным ужасом. Его нежеланный близнец, Пириус Ред, позволил этому нелепому старику установить с ним какую-то сентиментальную связь. Конечно, это не было сексуальным. Но он знал, что у Нилиса было "семейное происхождение". Возможно, это было похоже на то, что может испытывать отец к сыну, дядя к племяннику или какую-то подобную нездоровую, атавистическую связь. Что за бардак, подумал он.
Виртуал Нилиса был высочайшего качества. На жаргоне это был аватар.
Задача аватара состояла в том, чтобы прожить эту главу жизни Нилиса от имени оригинала настолько полно, насколько это было возможно. Аватар был полностью разумной копией настоящего Нилиса, с идентичными воспоминаниями вплоть до момента, когда эта копия была впервые создана. Здесь, на базе Квин, виртуальный Нилис, конечно, ни к чему не мог прикоснуться; эти таблицы данных на столе были такими же фальшивыми, как и он сам. Но пока здесь, для достоверности опыта, ему придется жить в соответствии с человеческими обычаями. Он ел свою виртуальную пищу, спал, даже избавлялся от своих нереальных отходов. По его словам, он даже чувствовал запахи и заявил, что база Квин воняла чем-то под названием "вареная капуста". И когда его визит завершится, его записи будут отправлены обратно на Землю, где они будут интегрированы в память самого Нилиса.
Нилис хотел увезти домой как можно больше впечатлений, чтобы лучше сформулировать свои последующие решения. Но у него всегда будет странное чувство, что он прожил эти десять дней дважды: один раз в своем саду на Земле, а другой раз здесь, в переполненном сердце Галактики.
Пириус попытался сосредоточиться на миссии. Он понимал ее ценность. — Но — почему я? Я даже не летал со времен магнетара.
— Потому что я знаю тебя. — Его большие водянистые глаза все еще были устремлены на Пириуса. — Потому что мы уже доказали, что можем хорошо работать вместе...
— Вы все еще говорите о моем близнеце.
— Но твой близнец — это ты, у него весь твой талант, весь твой потенциал, за исключением того, что в тебе этот потенциал начал реализовываться. И кроме того, — сказал он с обезоруживающей честностью, — скольких фронтовых пилотов я на самом деле знаю? Да ладно, Пириус! Знаешь, на твоем месте я бы сгорал от любопытства. Возможно, мы здесь приближаемся к глубокой научной тайне, Пириус, к чему-то, что могло бы многое рассказать нам о природе нашей Вселенной и нашем месте в ней.
Пириус едва ли мог отрицать это. Но когда он думал об отъезде отсюда, о том, чтобы оставить Тили-три, Бремя и остальных, ему становилось очень не по себе. Он уже чувствовал вину за то, что выжил на Заводской Скале, где погибло так много людей; как он мог оправдать то, что бросил бы их сейчас?
Нилис наклонился вперед, хотел дотронуться до плеча Пириуса, но вспомнил, что это невозможно. — Пириус, ты колеблешься, и я не знаю почему. Ты зря находишься здесь! — сказал он. — Все эти дети-дроны, их бесконечное копание, копание. Ты создан для лучшего, пилот.
Пириус встал. — И каждый из этих детей-дронов, — сказал он, — лучше вас, комиссар. — Нилис больше ничего не сказал, и Пириус вышел из комнаты.
Пириус Блю обсудил это с Коул.
— Все это безумие, — сказал он. За три тысячи лет, конечно, было много разведывательных миссий за пределы Фронта и в Полость, вглубь гнезда. Это сложное место, переполненное звездными чудесами, а также величайшей концентрацией огневой мощи ксили в Галактике, было известно каждому пилоту как смертельная ловушка. — Мы бы пожертвовали своими жизнями.
— Мы?
Он вздохнул. — Если мне придется это сделать, я бы хотел, чтобы ты была со мной. Но это академично, потому что никто никуда не денется.
— Потому что это безумие?
— Правильно.
— Ну, — сказала она, — не обязательно. — Она лежала на своей койке, заложив руки за голову; казалось, ее не беспокоил обычный казарменный шум вокруг нее. На самом деле, в ней было что-то от отстраненности Нилиса. Но, с другой стороны, подумал Пириус с преданным раздражением, Коул была навигатором, а большинство навигаторов все равно были на полпути к двуглавым.
— Что ты имеешь в виду?
— Может быть, это можно было бы сделать. Там, знаешь, в Полости много всякого хлама. Астрофизического хлама. Много мест, где можно спрятаться. — Она перевернулась. Здесь не было ни панелей обработки данных, ни модных средств виртуальной генерации, и поэтому она начала рисовать мокрым пальцем в грязи на полу. — Предположим, ты пошел этим путем...
Полость представляла собой шероховатую сферу диаметром около пятнадцати световых лет в центре Массы, ограниченную мощным статическим ударом Фронта. Она была названа "Полостью", потому что Чандра и другие объекты в самом центре очистили ее от горячего газа и пыли. Но она была далеко не пуста, на самом деле переполнена экзотическими объектами. Помимо миллиона сверкающих звезд, там была Детская спираль, три ослепительные полосы падающего газа и пыли. И Спираль, как и все остальное в Полости, была сосредоточена на самом главном радианте: Чандре, сверхмассивной черной дыре, совершенно неподвижной, оси, вокруг которой вращался огромный механизм внутренней Галактики.
Коул сказала: — Есть много путей внутрь. Можно было бы, например, проследовать по одному из рукавов Детской спирали. Даже в этом случае пришлось бы как-то прикрыться.
— Прикрыться?
— Другими кораблями. Даже скалами. — Она взглянула на него. — Не все пройдут; ты должен взять с собой достаточное количество спутников, чтобы быть уверенным, что кто-то выживет. Это вопрос статистики, Пириус. — Она потерла подбородок. — Конечно, навигация была бы сложной. Требуется найти свой путь во всей этой астрофизике и сохранить небольшую флотилию вместе...
Он видел, что она теряется в технических деталях планирования такой амбициозной прогулки. Но технические тонкости не занимали его собственного внимания.
Через некоторое время она заметила его молчание. — Ты не рад этому, не так ли?
— А я должен быть счастлив?
Она сказала: — Знаешь, это не будет иметь никакого значения. Для них. Что бы мы ни делали.
— Для кого?
— Для мертвых.
Пириус посмотрел на нее. — Я думал, что только у меня были подобные мысли.
— Тебе следует больше говорить об этом. Тебе просто придется составить свое собственное мнение о миссии, Пириус. Но я пойду с тобой, что бы ты ни решил.
Он был тронут. — Спасибо.
Она пожала плечами. — За что благодарить? Без тебя ксили уже поджарили бы меня — дважды. А что касается чувства вины, может, тебе стоит пойти поговорить с Этим Бременем Должно Пройти. Он всегда полон философской чепухи, если это то, что тебе нужно.
Это рассмешило его, но идея показалась хорошей. Но когда он отправился на поиски Бремени, Нилис добрался туда раньше него.
Виртуальный Нилис, неохотно выполняя номинальную цель своей проекции здесь, в Квине, брал интервью у Бремени в своем маленьком офисе.
Пириус был не единственным посетителем. Около дюжины кадетов и рядовых собрались за перегородками кабинета. Они сидели на койках, ящиках для хранения или просто на полу и с тоской вглядывались в комнату.
Нилис, казалось, с облегчением закрыл перед ними дверь. — Они прибывают по очереди, — потрясенно прошептал он.
— Это военная подготовка для вас, — сухо сказал Бремя. Он непринужденно сидел на одном из маленьких стульев с прямой спинкой в офисе. В отличие от комиссара, он казался вполне расслабленным.
Нилис прошептал: — Я не знаю, чего они хотят.
Пириус хмыкнул. — Это очевидно. Они здесь, потому что думают, что вы собираетесь избавиться от Бремени.
Нилис, неуклюже расхаживая по комнате, хлопнул в ладоши. — Я здесь, чтобы анализировать, а не осуждать. Знаешь, даже комиссары прагматичны; если эта квази-вера помогает молодежи выполнять свои обязанности, мы вполне готовы закрыть на это глаза. Но мы должны быть уверены, что все не зайдет слишком далеко. Конечно, демонстрируя такую преданность своему, э-э, духовному лидеру, эти кадеты на самом деле повышают, а не уменьшают вероятность того, что придется применить санкции.
Бремя сказал: — Комиссар, может быть, вам стоит пойти туда и поговорить с ними об этом. В конце концов, именно на них влияют мои "проповеди".
— О, не думаю, что это было бы уместно — нет, нет, вовсе нет.
Пириус подумал, что это было оправданием. Как комиссар мог провести надлежащий анализ веры Бремени, если он не разговаривал с теми, кого это действительно затронуло? Нилис казался испуганным, подумал он: боялся Квина или людей, находившихся в нем, вот почему он цеплялся за эту маленькую комнату.
Пириус сел на единственный оставшийся в комнате стул. Нилис, которому некуда было сесть, еще немного поерзал; затем, вздохнув, щелкнул пальцами, вызывая виртуальный диван. — На самом деле, знаете ли, не предполагалось, что я буду показывать магические трюки, — сказал он извиняющимся тоном. — Против правил аватара!
Пириус спросил: — Итак, комиссар, он обратил вас в веру в Абсолютного Наблюдателя?
— Как было бы утешительно, если бы он это сделал, — немного задумчиво сказал Нилис. — Но я слишком много знаю! Религии долгое время были моим теоретическим интересом, именно так я смог справиться с этим заданием — и, видишь ли, интеллектуально это единственный способ, которым я могу ответить.
— Это не значит, что в этой новой вере нет каких-то достоинств. Рассмотрим убеждения Друзей. Друг поклоняется своим потомкам, которые, по его мнению, намного превзойдут его по могуществу и славе. Это не такая уж иррациональная вера, и она направляет поведение бескорыстным образом, как и положено любой стоящей религии. Старая легенда о Майкле Пуле тоже вошла в историю. Как и некоторые более ранние мессии, Пул, как предполагается, отдал свою жизнь за будущее человечества. Конечно, это пример, которым всегда можно восхищаться. Вера Кверо груба и несколько бесформенна, но она имеет определенный моральный вес. И это интересно с академической точки зрения из-за своего нового окружения...
Большинство человеческих религий, по словам Нилиса, возникли на Земле. Однажды перенесенные к звездам, они мутировали, адаптировались, разделялись и сливались, но в целом сохранили те же основные элементы.
— Религия, рожденная на Земле, будет иметь архетипы, заимствованные из жизни на планете — где солнце должно восходить и заходить, где времена года приходят и уходят, где живые существа умирают, но обновляются, без вмешательства людей, но в зависимости от мировых циклов. Таким образом, вы обнаруживаете поклонение солнцу и воде, часто сублимируемой в кровь; вы обнаруживаете восхищение фигурами матери и ребенка и семенем, которое, однажды посаженное в землю, переживает зиму и снова оживает. Во многих религиях есть мессии, которые побеждают саму смерть, которые умирают, но рождаются заново: конечная сублимация семени.
— Но здесь, — сказал он, — у вас есть религия, которая возникла совершенно спонтанно среди людей, путешествующих в космосе. Поэтому необходимо найти новые архетипы. Энтропия, например: чтобы выжить в искусственной биосфере, человек должен постоянно бороться с разложением. Вы не можете полагаться на то, что мир исправит сам себя, видите ли; здесь нет возобновляющихся сезонных циклов.
— И затем есть непредвиденные обстоятельства. Там, на Земле, понимают, что сверхсветовое предвидение — это важный стратегический инструмент, но оно не влияет на людей, что сделало прибытие вашего сверхсветового близнеца, Пириуса, чем-то вроде девятидневного чуда. Здесь, однако, все знают, что прошлое так же неопределенно, как и будущее, потому что ты видишь, как будущее постоянно меняется, когда эти корабли, прихрамывая, возвращаются домой из сражений, которые еще не произошли. Это случилось с тобой, Пириус! Здесь легко продать идею о том, что все эти страдания могут быть смыты изменением истории.
Пириус сказал: — В ваших устах это звучит почти разумно, комиссар.
— Что ж, так оно и есть! Религии всегда будут возникать, даже в таком эмоционально стерильном месте, как это; и религии, естественно, будут использовать элементы своего окружения. Было бы интересно посмотреть, как эта новая вера будет развиваться в будущем.
— Но, похоже, вам нечего сказать о том, почему кадетам в первую очередь нужно учение Бремени.
Нилис сложил пальцы на своем обширном виртуальном животе. — Солдаты всегда были суеверны, — произнес он. — Что-то связанное с необходимостью взять под контроль свою судьбу в опасной и неконтролируемой среде. А обычные войска всегда отстаивали доктрины Друза. Мы забрались так далеко от дома. — Он почти с любопытством пошевелил пальцами перед лицом. — Вы знаете, у нас все еще тела равнинных обезьян. Но больше ничего из нашей родной экологии не сохранилось: ничего, кроме нас самих и бактерий нашего желудка, а также крыс, вшей и блох... Теперь мы попали в место настолько смертоносное, что нам приходится зарываться в куски камня, чтобы выжить. От нашего происхождения не осталось ничего, кроме нас самих, и все, что удерживает нас вместе, — это наши убеждения. Потеряй их, и мы станем бесформенными, растекающимися, как раскаленный металл.
