In The Forest Of Dean

Его взгляд метнулся от ее покрасневшего лица к руке, которая все еще сжимала подол рубашки, а затем снова к ее лицу. Она не могла не улыбнуться про себя тому факту, что Гарри даже не взглянул на ее видимые шрамы. Одна его бровь была слегка приподнята, и она начала ругать себя за то, что проявила себя внешне.

"Я была бы отличным игроком в покер", — подумала она, остановившись в нескольких шагах от кухни и прислонившись к единственному столбу в центре палатки напротив Гарри. Он явно знал, что у нее что-то на уме, но молчал и ждал, когда она заговорит первой.

— Хей, — сказала она несколько застенчиво, посмотрев на него, и инстинктивно скрестила руки на груди, чтобы чувствовать себя более комфортно. В тот вечер они поужинали немного позже, и в палатке уже было темно из-за темноты снаружи.

— Хей, — тихо сказал он с легкой улыбкой на губах, когда посмотрел на нее, и это заставило ее желудок нервно сжаться.

"Блин", — подумала она, глядя на него. Ее мысли метались, и ей хотелось знать, о чем он думает. То, как он смотрел на нее — его легкая улыбка, то, как загорались и плясали в слабом свете его глаза, когда он смотрел на нее, и его расслабленная поза, когда он удобно облокотился на кухонную стойку, заставили ее внутренности сжаться в предвкушении.

— Гарри, — тихо произнесла она, чувствуя, как румянец на ее щеках становится ярче.

— Гермиона, — медленно произнес он, изучая ее лицо с тихим удивлением.

— Я тут подумала, — удалось выдавить ей, прежде чем она поняла, что теряет уверенность в себе, чтобы говорить дальше.

— Разве ты не всегда так поступаешь? — слегка поддразнил он, еще больше облокотившись на стойку, и широко улыбнулся, когда она сердито посмотрела на него.

— Да, что ж, я полагаю, это правда. — Она закатила глаза, понимая, что Гарри просто дразнит ее и пытается поднять настроение. Он явно заметил, что она нервничает, не решаясь сказать то, что хотела. Опять же, из-за ее до смешного непроницаемого выражения лица. — Я— эм, я думаю, ты был прав.

— Правда? — Спросил Гарри с долей искреннего удивления. Его бровь приподнялась, потом он слегка нахмурился и с любопытством посмотрел на нее. — О чем именно?

Гермиона сглотнула. Ее руки начали дрожать, и она опустила одну из них, которая была скрещена на груди, на живот, чтобы снова ухватиться за подол своей мягкой рубашки. Стук сердца отдавался в ушах, а Гарри продолжал смотреть на нее в ожидании и замешательстве. Он понятия не имел о той войне, которая в данный момент велась внутри нее, о том, как неровно билось ее сердце и как бешено трепетал живот, когда она пыталась набраться смелости и сказать ему, в чем именно он был прав.

— О нас, — слова слетели с ее губ так тихо, что она не была уверена, услышал ли их Гарри, пока не заметила, как напряглись его плечи. Она смотрела на него и ждала, ждала, что он заговорит, но он молчал. Он просто медленно оттолкнулся от кухонной стойки и начал сокращать расстояние между ними.

Гермиона еще сильнее прижалась спиной к столбу палатки, когда Гарри приблизился, и обхватила себя руками еще крепче. Она не была уверена, почему так нервничала, когда он придвигался к ней ближе, ведь он и раньше был рядом с ней, гораздо ближе. Но почему-то казалось, что это было впервые. Вероятно, потому, что это был первый раз, когда между ними все было по-настоящему — по крайней мере, с ее точки зрения. Это был первый раз, когда она открыто призналась себе, что он ей небезразличен, что она хочет его, что она будет с ним, и что она планирует открыто признать это в будущем.

— Что ты имеешь в виду, Гермиона? — Тихо спросил Гарри. Он остановился прямо перед ней и теперь стоял всего в тридцати сантиметрах, хотя и держал руки по швам и воздерживался от прикосновения к ней. Гермиона все еще нервно обхватывала себя руками, в то время как Гарри спокойно стоял, ожидая ответа. Его голова была склонена набок, в глазах читалось любопытство и эмоции, а сердце у нее чуть ли не бешено колотилось в груди.

— Я... э-э... — Гермиона запнулась и прочистила горло, затем опустила взгляд на его грудь, прежде чем заставить себя снова встретиться с ним взглядом.

Смелее, Гермиона, подумала она, заставляя себя выпрямить спину, опершись о столб, и успокоить руки. Это было то, чего она хотела — она знала, что добилась своего, теперь ей просто нужно было набраться смелости, чтобы довести дело до конца и сказать ему. Это был момент, который она никогда не забудет, момент, когда она решила сделать отношения между ними настоящими и поняла, что пути назад нет.

— Что это делает нас сильнее, — наконец сказала она. — Если мы будем вместе, это... это сделает нас сильнее. Ты был прав, Гарри, я... я боялась признаться в своих чувствах. Я боялась сделать это реальностью, потому что я ужасно боюсь потерять тебя. Я-я не знаю, что бы я делала без тебя, Гарри, я — я хочу быть с тобой. Я не хочу прятаться от этого, я не хочу притворяться, что ничего не происходит.

Она решительно уставилась на него, она опустила руки с их удобного положения на груди, и теперь они лежали по бокам, крепко сжимая края рукавов. Гарри пристально смотрел на нее, его глаза блестели, когда он смотрел на нее.

— Гермиона, — тихо сказал он. — Ты не обязана этого делать. Я сказал, что меня устраивает то, что у нас есть, и я не хочу, чтобы ты...

— Я не просто так это говорю, Гарри, — перебила она его с твердой решимостью в глазах. Она почувствовала, как страх и предвкушение, охватившие ее тело, исчезают. — После Годриковой лощины... это... это, блин, уже третий раз, когда мы чуть не погибли с конца лета, и я поняла, что буду опустошена, и мне будет больно, независимо от того, признаю я внешне свои чувства к тебе или нет. Гарри, ты мне небезразличен, я хочу быть с тобой, я хочу посмотреть, к чему это приведет. Я боюсь потерять тебя, я боюсь все испортить, разрушить то, что у нас есть, или отвлечься от нашей миссии — все то, о чем я говорил тебе раньше, по-прежнему актуально, и я все еще в ужасе от этого. Но ты был прав. Война это или нет, но за это, за нас, стоит бороться, и это только сделает меня сильнее. Вместе мы будем сильнее, ты — ты был прав, Гарри. Я хочу этого.

Гарри на мгновение заколебался, его глаза наполнились эмоциями, прежде чем он шагнул вперед и притянул ее к себе для жаркого поцелуя. Его руки крепко обхватили ее бедра, и он прижал ее спиной к столбу палатки, прижимаясь к ней всем телом. Она обвила руками его спину, крепко вцепившись в тонкую рубашку, и притянула его ближе. Его губы быстро прижались к ее губам, словно пытаясь найти в них какие-то сомнения, словно не веря в то, что она сказала, прежде чем он быстро отстранился, хватая ртом воздух. Губы Гермионы задрожали, когда она прервала контакт, и она в замешательстве посмотрела на него.

— Ты уверена? — он выдохнул ей в губы, пристально глядя на нее сверху вниз.

— Да, ты глупый волшебник, — выдохнула она, прежде чем крепко прижаться губами к его губам и снова притянуть его тело к себе.

Ее сердце так громко стучало в груди, что она была уверена, Гарри это слышал. Его руки были повсюду — на ее боках, груди, спине, затем запутались в ее волосах, и они целовались так, словно от этого зависела их жизнь.

Она застонала ему в рот, когда он пососал ее нижнюю губу, и он застонал, когда она прижалась к нему бедрами. Теперь ее спина была прижата к столбу палатки, и Гарри приподнял ее голову, чтобы поцеловать глубже. Его рука на ее шее заставила ее задрожать. Казалось, что они разошлись по швам, и все их сдерживаемые разочарования и желания разом выплеснулись наружу. Нерешительность Гарри исчезла, и он позволил себе свободно прикоснуться к Гермионе, и Гермиона обнаружила, что ее руки скользят под подолом его рубашки.

Он раздвинул ее ноги своим бедром, сильно надавив на ее лоно, и она застонала от этого давления.

Блин, она застонала про себя, переводя дыхание, и Гарри начал покрывать поцелуями ее шею. Она провела пальцами по его бокам и груди, его кожа была горячей, а тело твердым. Воздух в палатке стал густым, а температура поднялась до такой степени, что она испугалась, что может вспотеть. Она хотела его, хотела его всего целиком. Это было не только из-за пылкости момента, и это не было мгновенным осознанием. Она уже давно знала, что жаждет его прикосновений, она хотела чувствовать его рядом с собой, она хотела, чтобы он был у нее первым.

Эта мысль приходила ей в голову в течение последних нескольких недель, но она отвергла ее как отвлекающую и глупую, решив, что в разгар войны на такие вещи нет времени. Но теперь, когда она подумала об этом, ее первоначальное мнение показалось ей глупым и ребяческим. Они были в глуши, и смерть угрожала им на каждом шагу. Существовала вполне реальная вероятность того, что она вообще не переживет этого и что у нее никогда не будет возможности заняться сексом или любыми другими аспектами интимных отношений.

Поэтому казалось совершенно нелепым надеяться на будущее, которое может никогда не наступить, на возможность, которая может никогда не представиться. Внезапно слова Гарри и свадьба Билла и Флер обрели для Гермионы совершенно новый смысл. Была разница между тем, чтобы быть безответственной перед лицом войны, и тем, чтобы жить перед лицом войны и не позволять войне управлять своей жизнью. Разрешение себе отношений, дружбы, близости, радости и физического контакта не сделало ее слабой. Это придавало ей мотивации, давало ей повод продолжать жить, даже когда все казалось самым мрачным.

Гермиона потянула Гарри за рубашку, приподнимая ее у него на груди, а он продолжал покусывать ее шею. Казалось, поняв ее намерение, Гарри схватил подол своей рубашки и быстро стянул ее через голову, прежде чем снова положить одну руку ей на талию, а другую — на щеку, где он погладил ее по щеке мягкой подушечкой большого пальца. Они оба раскраснелись от поцелуя и жара, царившего между ними, и Гермиона занервничала, глядя на грудь Гарри.

Она и раньше видела его без рубашки... но не таким, не в таком виде. Он не щеголял нелепыми кубиками жира, но был стройным и подтянутым, и она могла видеть рельефные мышцы на его груди и животе. Она почувствовала, как жар между ее ног усиливается, и медленно подняла глаза к его лицу. Его нога все еще была зажата между ее ног, но он, казалось, ждал, что она возьмет инициативу в свои руки — чтобы она определила, как они собираются действовать дальше.

Она осторожно наклонилась вперед и снова поцеловала его, медленно, посасывая его язык, когда он проник в ее рот, и прижимая свои бедра к его. Она почувствовала его возбужденный член у своего бедра, когда он застонал ей в рот. Она положила ладони на его обнаженную грудь, стараясь не обращать внимания на легкую дрожь, охватившую их, когда она почувствовала жар его кожи. Он снова обнял ее, крепко прижимая к столбу палатки, и они поцеловались более страстно. Она почувствовала, как его руки приподняли подол ее тонкой рубашки с длинными рукавами и коснулись ее кожи. Она задрожала от его прикосновения, но не от страха, что он прикоснется к ее шрамам, нет — она задрожала в предвкушении того, что принесут его прикосновения.

Он медленно приподнял подол ее рубашки, и она подняла руки, чтобы он мог осторожно стянуть ткань с нее через голову. Несмотря на все ее усилия не беспокоиться о поврежденной груди, она замерла в полумраке палатки. Сияние мягко мерцало вокруг них в ночной тишине, когда она стояла перед Гарри без рубашки, обеими руками вцепившись ему в грудь. Она опустила голову после того, как рубашка скользнула по ней, и теперь ее взгляд был прикован к его животу. Она учащенно дышала от их жаркого поцелуя, и ее сердце бешено колотилось, пока она ждала ответа Гарри.

"Дыши, дыши, просто дыши — все в порядке, не беспокойся о том, как ты выглядишь", — мысленно повторяла она мантру, пытаясь очистить свои мысли.

— Гермиона, — нежно прошептал он, прижимаясь лбом к ее лбу. Его рука, которая крепко лежала на ее бедре, медленно начала скользить вверх по ее боку, когда она вздрогнула. — Ты прекрасна.

Гермиона вздрогнула, когда его рука нежно погладила ее кожу, и он снова наклонил голову, чтобы поймать ее губы. Он поцеловал ее нежно, ободряюще, зная, что это было трудно для нее. Что, вероятно, ей потребовалась вся ее храбрость, чтобы позволить ему снять с нее рубашку и предстать перед ним обнаженной. Постепенно она начала отвечать с еще большим жаром, и их поцелуи ускорились, когда он снова вошел в нее. Ее руки прошлись по его груди и схватились за пояс джинсов. Она осторожно потянула его, прежде чем прервать поцелуй и заговорить.

— Гарри, — выдохнула она ему в ухо. — Отнеси меня в свою постель.

Гарри ответил на это яростным поцелуем и крепко сжал ее бедра. Они вместе подошли к его койке, находившейся всего в нескольких шагах от него, их шаги были нетвердыми и немного неуклюжими, но их поцелуй не прерывался, пока колени Гермионы не наткнулись на раму его койки, и она не опустилась обратно на нее. Не колеблясь, она откинулась на подушки. Гарри быстро последовал за ней, забрался на нее сверху и снова прильнул к ее губам. Теперь он лежал у нее между ног, его руки снова запутались в ее волосах, его твердый член прижался к ее лону, когда она приподняла бедра навстречу ему. Он застонал и отодвинулся в ответ, его руки скользнули по ее телу, а губы прижались к ее губам.

Это было все, что ей было нужно, все, чего она хотела, и все же этого было недостаточно.

Тело Гермионы буквально вибрировало от его прикосновений, между ног вспыхнул жар, когда он прижался к ней, и все, о чем она могла думать, это о том, как ей хотелось быть к нему ближе. Как ей нужно было почувствовать его. Ее тело изголодалось по контакту, и она обнаружила, что ее сомнения и бесконечная внутренняя болтовня отступают, когда она вжимается в тепло между ними и позволяет своему телу реагировать так, как оно хочет, без того, чтобы ее разум переоценивал все, как это обычно бывает. Самым странным образом, это было самое освобождающее чувство, которое она испытывала на сегодняшний день, — позволить своему разуму освободиться от постоянного беспокойства и просто быть с Гарри в этот момент. Быть без рубашки, не обращая внимания на свои шрамы, прижаться к его телу и отпустить контроль, который война до сих пор оказывала на ее действия и жизнь.

— Я хочу тебя, — выдохнула она ему в рот, когда он сильнее прижался бедрами к ее бедрам, и с ее губ сорвался стон. Она больше не могла выносить растущее давление между бедер и хотела вернуть контроль над своей жизнью, своими переживаниями и своим ростом. Она хотела позволить своему телу и разуму насладиться этим.

— Я тоже хочу тебя, Гермиона, — выдохнул он, целуя ее снова.

— Нет, Гарри, — выдохнула она, прерывая поцелуй и протягивая руку, чтобы потянуть его за ремень. — Я хочу тебя.

Она поняла, что он неправильно понял ее слова. Он подумал, что она имела в виду, что хочет его так, как они говорили раньше, — что, конечно, было правдой, но не тем, что она имела в виду в данный момент. Однако рывок за ремень привлек его внимание, и он отстранился, чтобы посмотреть ей в лицо. Он приподнялся на локте, одной рукой обнимая ее за шею, в то время как другая его рука замерла у нее на боку. Его глаза расширились, хотя они все еще были затуманены вожделением после их страстного поцелуя и невыносимо приятного растирания, но ее прямое заявление отрезвило его. Он тяжело дышал и пристально смотрел на нее.