Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
— Я не заметила твоей худобы, да и голодного блеска в глазах, но тому, что сидел на бутербродах, верю. Ставь чайник, у меня всё готово.
Чайник был определён на плиту, Емельянов сел за стол и тут же стащил с тарелки кусочек колбасы, сунул в рот.
— Саш.
— У?
— Во-первых, не ешь руками, а во-вторых, тебе с работы звонили. У тебя совещание какое-то.
— Да? — Он подёргал себя за ухо. — Прогул мне поставят.
— Надо бы. — Положила ему на тарелку омлет, и как лучшая жена в мире подсказала: — Гренки ешь. — Поймала себя на этом, самой стало смешно и даже немного противно, но Емельянов лишь кивнул и потянулся за тарелкой с гренками. И улыбался, как кот. Не мне, гренкам. А я его ещё и поцеловала в щёку, ничего не могла с собой поделать. — Вкусно?
Он кивнул, а когда я за стол села и сделала себе чай, кинул на меня долгий взгляд исподлобья. Я почему-то подумала, что сейчас снова заговорит о вчерашнем, а у меня не было к нему вопросов. Честно. Возможно, они ещё не сформировались в моём сознании, но может быть и так, что они не появятся вовсе. Может придти страх, или я всё-таки решу оставить эту историю в прошлом, как сделал Сашка. Емельянова можно было начать воспитывать, можно было отругать или задаться целью исправить сложившуюся много лет назад ситуацию, но я не считала, что имею на это право или настолько умна, мудра и проницательна. И, наверное, Сашка думал также, потому что затрагивать эту тему не стал, а вместо этого предложил:
— Давай съездим куда-нибудь. Нам надо отвлечься.
Я, признаться, призадумалась. В уме тут же, как фейерверк замелькали названия городов и стран: Токио, Париж, Норвегия или всё-таки солнце, море и пляж? Правда, уже через пару секунд я вспомнила про работу.
— Я не могу. У меня же центр.
Сашка вытер рот салфеткой и хмыкнул.
— Сам собой напрашивается вопрос: кто в этом доме зарабатывает деньги?
Я рассмеялась.
— Ты. Но я свою работу люблю.
Он вздохнул.
— Знаю. — Потом пообещал: — Я поговорю с Кириллом. Думаю, пара недель ничего не решит.
— Тогда я хочу на Кубу.
— Круто. Поедем на Кубу. Я там не был. Ленку возьмём?
Я вытаращила на него глаза, а потом захохотала.
— Ни за что!
Емельянов тоже рассмеялся.
Следующие несколько дней не было никакого желания куда-то ходить и с кем-то общаться. Я бы предпочла запереться с Сашкой дома, и просто пережить, вновь привыкнуть к нему, кормить чем-то вкусным и наблюдать, как он сыто щурится после. Но приходилось каждый день ездить на работу, заниматься делами, и даже обсудить наше примирение с мамой и с Никой, отмахнуться от них я не посмела. Правда, обе не стали задавать лишних вопросов, и просто порадовались за нас.
— Я же говорила, что Саша тебя любит, — сказала мама, и тут же заявила: — Мы с папой будем ждать вас в субботу на ужин. Хорошо? Только не отказывайся, Таня!
— Не буду, — ответила я. — Мы придём, мама. — А вечером у Емельянова поинтересовалась, что скрывать, с лёгким подозрением: — Ты ведь не против?
— Нет.
— Мама обещала приготовить гуся в яблоках!
— Фирменный рецепт?
Я помолчала, затем призналась:
— Новый. Но я буду контролировать всё, обещаю!
Емельянов подошёл и поцеловал меня.
— Всё равно съем, и скажу, что было вкусно.
Я по груди его погладила.
— Правильно. Это мужской поступок. — Позволила себя обнять, Сашка целоваться лез, а я немного отстранилась и спросила: — Мы сможем?
Он прижался лбом к моему лбу, вздохнул и негромко сказал:
— Сможем. Выбора нет.
Я стукнула его по плечу, и он улыбнулся.
В понедельник мы собирались уезжать. Родителей я предупредила, папа немного поворчал по поводу того, что у нас всё кувырком, то в подушку рыдаем, то чемоданы собираем, но мама его тут же приструнила. И вот в субботу мы собирались к ним на ужин, а в понедельник должны были уехать в Москву. Перед отлётом предстояло ещё одно важное событие, Емельянов собирался познакомить меня со своей семьёй. Мы планировали задержаться в Москве на пару дней, у Сашки там была квартира, совсем небольшая, в спальном районе, но о нормальном жилье в столице он не думал, говорил, что без надобности.
— А дальше видно будет, — заявил он мне.
Из его уст это звучало метафорически. Знакомство с родителями, обсуждение возможной покупки квартиры. Вообще, нужна нам квартира в Москве или нет? Про квартиру мне было не слишком интересно, куда важнее было местоимение "нам". Вечерами мы сидели в обнимку на веранде, пили вино и обсуждали дальнейшие планы. Москва, Куба, квартира... Родители. Какое страшное это, оказывается, слово. Когда начинала волноваться всерьёз, я целовала Сашку, и становилось спокойнее.
Мне просто было хорошо и спокойно эту неделю. Я привыкала к мысли, что начинается новая жизнь.
А чтобы эта новая жизнь началась, по-настоящему, нужно было собрать чемоданы в прошлой и перевезти их в своё будущее. За прошедшую неделю я ни разу в родительской квартире не появлялась и с сестрой не виделась. Хотя, не сомневалась, что она в курсе нашего с Емельяновым примирения. Мама, наверняка, рассказала. И про Кубу, скорее всего, рассказала, и поэтому я не удивлялась, что Дашка не звонит, наверняка злится. Не на меня, нет. На жизнь в целом. Её-то на Кубу никто не приглашает. И замуж не зовёт.
— Даша, я пришла! — Я вошла в квартиру, прикрыла дверь аккуратно, будто боясь потревожить утреннюю тишину в квартире. Сашка меня завёз к родителям перед работой, высадил у подъезда и поторопился уехать, боясь, что я заставлю его заниматься моими вещами. Собирать чемоданы, решать, взять ночную лампу с аппликацией или оставить её в комнате, в которой взрослела, рассматривать мои многочисленные платья. Правда, пообещал при необходимости прислать мне грузчика, на что я показала ему кулак.
В квартире было тихо, десять утра, сумасшедшая рань по Дашкиным меркам. В прихожей, прямо у порога, её туфли и мужские ботинки. Я секунду их разглядывала, после чего качнула головой. Если бы папа только знал...
Я прошла мимо закрытой двери в комнату сестры, лишь на мгновение притормозила, прислушалась, но за дверью было тихо. И я поспешила уйти к себе. Если честно, на самом деле, развила нешуточную деятельность, увлеклась, и платья перебирая, и обувь, потом мне пришло в голову, что я хочу забрать свой комод и торшер из гостиной, я его в Питере покупала и лично оттуда везла, мучилась, не доверила транспортной компании. Ну, и, конечно, ночную лампу с той самой аппликацией и обязательно большую картину из своей спальни, мне её подарили на двадцатилетие, и мне она очень нравилась. В общем, вещей набиралось немало, а я ведь собиралась только взять кое-что для поездки, и Емельянова в этом уверяла. Он не поверил, и свинтил. Оказался прав.
— Что ты делаешь? — воскликнула сестра у меня за спиной, когда я предприняла попытку сдвинуть в сторонку антикварное бабушкино трюмо на гнутых ножках. Я выпрямилась, сдула с лица волосы и обернулась на заспанную сестру.
— Вещи собираю.
Дашка хмыкнула.
— Меня это, конечно, радует. Но может, ты вызовешь грузчиков?
— Вызову, — согласилась я. — Я просто хотела попробовать, не развалится ли оно. Ему почти сто лет.
— Купи новое, зачем тебе это старьё?
— С ума сошла? Это семейная ценность!
— Кроме тебя об этом уже никто не помнит.
— Даша, иногда у меня такое ощущение, чтобы тебя воспитали цыгане. Никакого уважения к предкам.
Сестра лишь рукой на меня махнула и с глаз моих скрылась. А я, когда решила выйти из комнаты, для начала осторожненько выглянула, чтобы не наткнуться на незнакомого парня в трусах, как у нас... кхм, в семье с некоторых пор заведено. Никого не было, и я прошмыгнула на кухню. Кстати, дверь в комнату сестры снова была закрыта. Надо же, какие мы таинственные.
— Даш, ты не будешь против, если я и эту картину заберу? Мне её вручали в институте.
— Забирай, что хочешь! Я могу жить и в голых стенах!
Я недовольно поджала губы.
— Я просто спросила.
За стенкой мне послышался мужской голос, я замерла и прислушалась. Ни слова не разобрала, досадно. Но говор показался мне странным и отчего-то знакомым.
— Я, вообще, не понимаю, зачем тебе картины? — Дашка появилась передо мной уже в халате. — Ты же едешь на Кубу.
— И что?
— Просто езжай на Кубу, Таня! Что у тебя в голове? Какие-то комоды, картины.
Я отвернулась от неё и негромко проговорила:
— Да, я не стрекоза, как ты.
— Стрекоза?
— Лето красное пропела и так далее.
— О, ну конечно! Я безнадёжна.
— Девочки, не надо ссориться. Это плохо.
Я медленно повернулась, отреагировав и на мужской голос, и на знакомый акцент. И в удивлении и возмущении воззрилась на полуодетого француза. Крис был всклокочен после сна, я впервые видела его небритым да ещё в расстёгнутой рубашке. Он остановился у Дашки за плечом, и взглянул расстроено. На меня! А я руками развела, на сестру посмотрела. Дашка тут же ощетинилась.
— Что ты на меня так смотришь? Это, вообще, не твоё дело!
— Как... Когда? Господи, я вас даже не знакомила!
— Специально и не знакомила, — пробормотала Дашка в сторонку, а Крис прошёл в гостиную и мне улыбнулся. Как он всегда улыбался, приятно, искренне и открыто.
— Таня, я так рад тебя видеть.
Я невольно заподозрила подвох.
— С чего это?
Крис слегка нахмурился.
— Я не всегда понимаю ваших выражений. Но я рад тебя видеть. Я знаю, что ты с Алексом помирилась.
— Вообще, Крис, это он со мной помирился. Это важно. Но меня в данный момент интересует другое: когда ты... помирился с моей сестрой. Когда успел?
Он виновато развёл руками.
— Таня, я не спал. Я не ел. Я проснулся на следующее утро и решил, что мне показалось... видение, ангел!..
Дашка стояла за его спиной и довольно улыбалась, при этом не скрывая лёгкого ехидства. Правда, Крис её видеть не мог, и, наверное, искренне верил, что она млеет от счастья.
— Ясно, — проворчала я. — На тебя снизошло помешательство.
— Таня, я её люблю.
— Уже?
— Тань, ты замолчишь или нет? — зашипела на меня сестра. — Он меня любит. Тебе какое дело?!
— Девочки, не спорьте. Я люблю вас обеих.
Я ткнула в Криса пальцем и заверила:
— Больше никогда так не говори. Она не простит. — Я от француза отвернулась и полезла на диван, намереваясь снять со стены картину. Как выяснилось, у Дашки объявилась замена домашнему комфорту, переживёт без моего пейзажа. А пока лазила по диванам, решила: — Делайте, что хотите. Любите, женитесь, покупайте новые картины, мне всё равно, а я... — Я спрыгнула на пол, — я на Кубу еду.
— Куба — это хорошо. — Крис поддержал меня, когда я покачнулась, картину у меня забрал. — Алекс молодец, он тебя балует.
— Да, себе на беду, — поддакнула Дашка.
Я послала ей язвительную улыбочку. А перед тем, как уйти, воспользовавшись тем, что Крис был занят моим трюмо, следил за тем, чтобы грузчики отнесли его в машину очень осторожно, ни в коем случаем не стукнули по пути, я притянула к себе сестру и спросила:
— Ты серьёзно?
Дашка наморщила нос.
— Тань, но он ведь классный.
— Классный, — согласилась я. — И богатый, и симпатичный, но жуткий ловелас.
Дашка хмыкнула, упёрла руку в бок.
— Ничего, я отлично знаю, как с такими справляться.
— Но он же уедет, — понизив голос, сказала я. — Совсем скоро.
— И что? Я никогда не была во Франции.
— Боже мой, — вырвалось у меня. — Родители с ума сойдут.
— Ничего, у них ты есть. Ты останешься здесь, нарожаешь им внуков. Ты ведь собираешься?
Особой иронии в тоне сестры не было, возможно, только лёгкая насмешка, но смотрела Дашка серьёзно и не вредничала, как обычно.
— Дело сейчас не во мне. Ты собираешься с ним уехать. А он звал?
— Он позовёт, — уверенно сказала она. — У меня всё под контролем.
— Тебе надо влюбиться, — сказала я, и на самом деле почувствовала лёгкое сожаление. А сестре пожелала: — Влюбись в Криса. Он и, правда, хороший. Просто возьми и влюбись.
— Ага, просто возьми и влюбись, — повторила за мной Дашка безрадостно. Но тут же улыбнулась и пихнула меня в бок. — Иди, давай, тебе надо вещи паковать. Тебя Куба ждёт.
Я улыбнулась ей.
— Меня Сашка ждёт. А ещё родители, мы ужинаем у них. Приезжай. С Крисом. Или страшно?
Дашка показала мне язык и захлопнула за мной дверь.
— Поверить не могу, поверить не могу. — Я повторила это раз пятьдесят, но поверить всё равно не могла. — Как у неё получилось, когда?
— Это же Дашка. — Емельянов подтянул ремень на брюках, посмотрел на меня. — Тебе надо расслабиться. Оставь эту проблему сестре.
— Она ничего не сказала родителям. Собирается во Францию, а родителям не сказала. Как я буду смотреть им в глаза?
Мы всё ещё стояли у машины, у ворот родительского дома, и я никак не осмеливалась зайти. Сашка томился, дёргал ногой и смотрел на небо.
— Таня, пойдём, я есть хочу.
— Ты можешь думать о чём-то другом, кроме еды?
— Могу, — согласился он. — О Кубе, о тебе, о твоей груди... Кстати, отличное платье.
Я всё-таки рассмеялась.
— Ты невозможен.
— Да. Когда я голодный, я такой.
Я подошла к нему, осторожно обняла, на поцелуй ответила.
— Ты и сытый такой.
— Да? — Он искренне заинтересовался. — Что ж тебе так не повезло?
— Придётся выяснить, — вздохнула я и тут же улыбнулась. — За что я тебя люблю.
— А за что я тебя люблю?
— Ответ на этот вопрос я знаю.
Сашка меня обнял, ладонь прошлась по моим ягодицам, чуть хлопнула.
— Давай, похвали себя.
Он как раз собирался меня поцеловать, когда с крыльца послышался зычный голос отца.
— Вы там долго стоять будете? Мать уже гуся пересушила.
Мы с Сашкой отскочили друг от друга, я смутилась, он рассмеялся, но направились к дому, взявшись за руки.
— Привет, папа.
— Павел Борисович.
— Ты кольцо принёс?
— Да.
— Тогда входи.
— Кольцо спрячем в гуся? Кому достанется?
— Я смотрю, ты шутник.
— Есть немного, — сознался Сашка.
— Перестаньте оба! — взмолилась я. Вошла в родительский дом, потянула за собой Емельянова, улыбнулась родителям и в этот момент поняла, что счастлива.
Эпилог. Несколько лет спустя.
Он даже не знал, ждал ли этой встречи, боялся ли её, планировал ли. Нет, не планировал. Как-то спонтанно получилось. Столько лет прожить с мыслями о том, что не имеет права вмешиваться, что должен жить своей жизнью, а потом вдруг взять телефон, набрать номер и сказать:
— Здравствуй.
Решился, наверное, именно потому, что действие было спонтанным, не успел как следует обдумать и себя запугать предстоящим. Таня уже не раз заводила осторожный разговор о том, что, возможно, следует предпринять попытку. Не сблизиться, не познакомиться, как бы ему этого не хотелось, а просто дать о себе знать. А там уж будет ясно, что получится. Если, вообще, получится. Ведь не смотря на то, что он сам называет себя "биологическим фактором", это не снимает с него ответственности. И вот он здесь. В кафе на одной из оживлённых московских улочек, за соседними столиками люди, которые обедают, разговаривают, и, конечно, не догадываются, что рядом с ними может решаться чья-то судьба. За такой же тарелкой с салатом, чашкой чая, под негромкий гул чужих голосов. А человек сидит за столиком, пока ещё в одиночестве, в задумчивости, и ждёт минуты, которая всё решит.
Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |