— Пошли, или ты тут вечно сидеть собираешься?
Ада последовала за ним. Внизу было крайне шумно, жутко воняло требухой и рыбой, но радостные возгласы, песни, звон посуды, музыка, топанье и тому подобное доносились с улицы. Сам же трактир был почти пуст. Лишь за одним из столов сидели.
"Смешная парочка — высокий и худощавый, таких обычно зовут длинными, рыжеволосый юноша. Невероятно правильные и чистые черт лица. Весь в до крайности легкой, тонкой одежде, весьма элегантной. Бледный, как парное молоко, под пышной гривой огня четко ощущаются длинные островерхие уши. По крайней мере это ему бы очень шло. Слишком похож он на эльфа. Но вот только все эльфы — блондины. А этот красный, как медь, причем местами расплавившаяся. А второй — маленький, крепко сбитый, широкоплечий с четко угадывающимися хорошо развитыми мышцами, как говорится коренастый, дедок. Только что-то от него не веет старением даже. Только смущает длинючая борода и большой нос, как говорится, "картошкой". Для симметрии его стоило бы назвать "коротким", ну да ладно. Кожа сильно загорелая, но загар явно не от солнца, а от чего-то пожарче. Такой не сотрется и не смоется годы. Правда он ни кому это не демонстрирует, ибо весь задрапирован в толстую плотную одежду из переслоения кольчуги, парусины и кожи.".
Кенх потянул носом воздух, подошёл к трактирщику, скривился, и стал разъяснять ему разницу между вяленой и сыросушеной рыбой. Аду это радовало ещё меньше. Она села за стол, попыталась расслушать разговоры на улице — бесполезно.
"Слишком много посторонних звуков" — заключила она. — "Перебранка Кенха с трактирщиком — абсолютно неинтересна, а о чем беседуют старичок с юношей? Вот только что-то подсказывает мне, что "дед" совсем не стар, а "юноша" старше, значительно старше, чем кажется..."
— Слышь, ара, хватит мне мозги морочить! — пробубнил "старичок" пьяным баском, ударяя кулаком по столу с такой силой, что гора посуды на нем взмыла в воздух.
Юноша, с легкостью, поймал посуду, действуя так быстро, что невозможно было бы уследить нормальным людям. Подбежала девушка, точнее совсем ещё девочка.
"Судя по чистенькому белому переднику это должна быть прислуга. Хотя кто его знает, как положено здесь..." — решила Ада.
Всплеснула руками и, приняв посуду из рук элегантно склонившегося парня, пошла назад, уносить её. Но юноша что-то ей шепнул и она тут же смутившись и покраснела и ускорила шаг, унося посуду.
— Я об этом и не думал, — как ни в чем не бывало, заявил юноша, провожая служанку мечтательным взглядом.
Та обернулась, что-то почувствовав. Он ей нахально подмигнул. Она втянула голову в плечи и пулей вылетела в кухню.
"Странненько для прислуги" — констатировала Ада.
— Лично я, говорю вполне серьезно, мальчик мой — тут же произнес Юноша.
— Я уже давно не мальчик! — возмутился "старичок". — Вы, эльфы, не только безответственный и ленивый, но ещё и наглый народ!
— А я — тем более не ара, — спокойно сказал эльф. — К тому же я — килиец — стало быть, к эльфам ни какого отношения не имею.
— Ладно, генацвали, давай лучше ещё по чарочке...
— Смотри не упейся, сударь мой, гном, — усмехнулся килиец. — Хоть это и не вино, а так, слегка забродивший сок, кроме которого тут есть только вода, но для тебя, милый друг, сороковая чарка за час может оказаться не полезной, а пагубной. Ты ведь привык пить пиво бочками, и боле ничего. Я тебя в горы везти не намерен, а к нам — ты не хочешь.
— А говоришь, что не эльф! Чего тебе горы так не нравятся?!
— Они мне нравятся, только как можно дальше от себя, а не под ногами, и тем более не над головой.
— Значит всё-таки эльф! Все вы, обалдуи, одинаковы! А тебя всё равно в копи не пустят.
— У килийцев души кентавров. Мы — дети свободы. Нам мило лишь то, что было и есть по себе само, не измененное по воле чей-то. Эльфы же обязательно всё переделывают по-своему, а ещё мы, килийцы не любим когда вокруг нас смыкаются своды, пещеры, замка, леса...А эльфы — обожают непролазные леса и моря в легкий штормок. Эльфы любят звезды, а мы — облака. И по горам они не то что лучше вас, гномов, но и лучше гоблинов лазать умеют.
— И бездельники вы — тоже похлеще гоблинов!
— Сами вы как гоблины. И мелкие, как они, и голоса у вас противные, и не поймешь где мужчина, а где женщина...
— А вы отличаетесь ещё меньше, — перебил гном. — Все стройные, как жерди и плоские, как доски, и лица у всех голые. Ну чего красивого в голом лице!?
— Да и во мраке пещер живете, — не обращая на него внимания продолжил килиец, — что-то копаете, света не видавши, а уж с эльфами грызетесь...Орки и то дружественнее к ним...И что гоблины — что вы — вечно понавыдумываете всякой Немагии, да такой, что горы наизнанку выворачивает...
— Гоблины!? — возмутился гном. — Нашёл с кем сравнивать! Да эти алхимики недоделанные у нас, у гномов, строить шахты, врата, да мосты учились!
— А потом вас же и работать там заставили, — с ехидством заметил килиец.
— Не ковыряйся в старых ранах. Когда-нибудь наши короли заключать союз и мы выгоним всю эту мразь с наших земель, без помощи эльфов и людей.
— Если конечно ваши короли не засохнут над своими сокровищами, — усмехнулся юноша — или вы, любители дробить скалы, не выпустите ещё чего-нибудь и какого-нибудь из недр своих владений.
— Ещё один упрек — и я припомню тебе все дела вашего Аберрона!
— Валяй. Он всё равно ни какой не мой. Я — не эльф. Я — килиец. Килийцы не служат Аберрону. Мы признаем только власть королевы Цистан.
— А я собственными глазами видел ваши рыжие сероглазые физиономии в рядах армии "Его Светлости".
— А я впервые вижу бородатого эльфа.
— А?
— Вы, гномы, ведь там тоже были.
— Но это не повод обзываться, а что вы там тогда делали сами?
— Большой бой. Нужна была помощь. Так повелела Цистан.
— А если ваша циста прикажет тебе прыгать из окна?
— Её зовут Цистан! — килиец привстал с гневным видом.
— Не важно. Ты что, прыгнешь?
— Без раздумий. И любой на моём месте — тоже — видимо передумав, сел.
— Фанатик чокнутый...
— Сударь, а с каких пор вы, гномы, говорите на языке ненавистных вам горцев? — просил килиец с явной обидой, видимо не найдя ничего лучше для продолжения разговора.
— Ты это о чем?
— О том: "...ара...", "...генацвали..."...
— А, это...Не знаю. Что-то в этом мире перекривилось, и целое полчище людских языков стали новыми для иных рас. "Новотемный", "орикч", да и "новоэльфийский" и так далее. Я уже молчу про "всеобщий"...Я вот только не знаю, если килийцы — не эльфы, тогда на каком же языке вы говорите?
Килиец огорченно вздохнул, обвел взглядом трактир, снова вздохнул, теперь уже мечтательно.
— Ах! Какая ля фам.
Гном посмотрел в ту же сторону, хмыкнул, но не очень одобрительно. Мужчины переглянулись.
— Сударыня, что же Вы скучаете совсем одна, да ещё за пустым столом? — воскликнул Килиец.
— Садитесь к нам — всё веселее, — продолжил гном.
Почему-то Ада не сразу поняла, что обращаются к ней.
— Вы говорите на всеобщем? — полюбопытствовал Килиец. — Пар ле тю Клэрсэ?
— Ду ю спик орикч? — в шутку спросил гном.
— Шпрэх ин зи дойч? — усмехнулась Ада.
Мужчины так и застыли с открытыми ртами и неестественно выпученными глазами.
— Доны Жуан, рты закройте, а то муха влетит...или вылетит...— прохихикала она.
Но "доны" и не думали сей час же приходить в себя.
— По башкам вам что ли дать...— в слух подумала Ада.
— А может тебе по шее, для профилактики...— раздался риторический вопрос у неё за спиной. Рядом с ней сел Кенх, поставил на стол тарелку с пирожками и принялся их уплетать.
Ада потянула носом. Румяные, приятно пахнущие пирожки, ни запах требухи, ни рыбная вонь, царившие вокруг, не могли отбить аромат свежего огненно-горячего теста. Короче — очень аппетитно. Ада ни когда не отказывалась съесть что-нибудь, с её точки зрения, вкусное...Она не проживав проглотила пару пирожков, задумчиво посмотрела в потолок. Тем временем парочка "ловеласов" пришла в себя. Шок от неожиданной фразы быстро улетучился. Но они молча переглянулись вновь и с любопытством смотрели на парочку "Темных". Но Ада, была полностью погружена в созерцание своих ощущений от поедания непривычной ей сдобы. Первую минуту все было нормально. Желудок радостно схватил лакомство, в считанные секунды расщепляя его. Но у неё было нехорошее предчувствие.
"Что-то не так" — мелькнула мысль у неё в голове.
Первое, что она почувствовала — вкус и запах рыбы. Она замотала головой, судорожно заморгала, пытаясь избавится от одного из самых омерзительных ей запахов и вкусов, которыми на радостях с ней поделился желудок через кровь. Внезапно пришла резкая, жгучая боль в желудке. Знакомая но много, много сильнее, чем от обычной, даже слегка пересоленной еды. Ада чуть не согнулась пополам. Мерзкий, соленый вкус поднялся из желудка к языку, сжигая, разъедая всё, как кислота...
"Какой идиот насыпал столько соли!!!???".
Килиец с гномом напряглись, чего-то ожидая и оба превратились в чувства. Килиец даже привстал на локтях собираясь толи драпать, толи бежать на помощь к незнакомой девушке, толи стараясь быть поближе, чтобы лучше видеть и слышать все.
— Ну как тебе пирожки с селедкой? — спросил Кенх.
— Я сейчас из тебя самого пирожки сделаю...— Утробно прошипела Ада сквозь зубы.
— За что!? Пироги с сельдью — первое дело на праздник, особенно на такой большой, как Предсушье, а если что-то с пирожками — это не ко мне, а к кухарке.
— За сорок пудов соли...— её пробрал кашель.
— Если верить поверьям крестьян — счастливая будешь, но лично я лучше бы насыпал туда перца.
— Пить...
Кенх сунул ей под нос кружку.
"ВОДА!!!" — ужаснулась она, в мгновение ока опустошая кружку.
Ей будет ещё хуже, но потом и она, по крайней мере, сможет двигаться. Вокруг её лица образовался легкий туман. Ада закрыла глаза, резко вставая, накинула на лицо капюшон и дернула Кенха за плечо. Маг чуть не подавился.
— Пошли! — прорычала она, потянув его за ворот.
— Да иду я, иду, доесть-то дай! — возмутился он.
— Потом доешь.
Кенх сложил пирожки в сумку бубня:
— Неужели ты хочешь дать пропасть такому лакомству!?...-и, с неохотой, вышел из трактира, точнее дал себя выволочь Аде...
Их проводили крайне любопытные взгляды. У коновязи кони чем-то хрумали, были явно против появления этой пары и жутко не хотели, чтобы на них ехали. Ада подошла к скакуну. Тот как-то дохловато опустил шею. Когда же она оказалась в седле — жутко заржал, и припустил прочь от трактира. Кенх вскочил и с благим матом пустил своего следом. Килиец встал и подошёл к открытой двери и, стоя в проеме облокотившись о деревянный косяк, смотрел на уезжающую пару. Провожал он их, пока те не скрылись за домами, то есть недолго, поглядел на шатающийся праздный люд, даже не заметивший, что кто-то в праздник не веселится. Затем задумчиво посмотрел на покрытое нежнейшими облаками небо и задумчиво вздохнув, вошёл обратно в здание и уселся на прежнее место, подперев голову кулаком. Подбежала та же девушка, принеся новый кувшин вина. Килиец на неё не посмотрел даже. Тогда она с досады стрельнула ему глазками и специально помаячила веред взором. Тот безразлично на неё взглянул.
— Вам от хозяина презент...— пролепетала она.
— А, спасибо...— голос килийца был меланхолично-безразличным.
Девушка обижено фыркнула и, задрав нос, продефилировала обратно на кухню.
— Чего не весел? — усмехнулся уже протрезвевший гном. — Сбежал объект любви?
Килиец только вздохнул и мрачно посмотрел на собеседника.
— Ну подумаешь, обманулся! Ну Чёрную встретил.
— Темные — тоже разумные. Они тоже имеют право на уважение и внимание...
— Да она же явно не свободная! Ты видел, что с ней этот странный тип? Вот уж кто -точно темный...
— Да я знаю, это маг Хаоса, сильный, да при этом и не человек почти...Да и она что-то посильнее и посерьезнее.
— Ну так тем более, на кой она тебе!? Это и есть твое счастье, что она смылась, да ещё так быстро. Давай ещё по чарочке, за избавление? — налил себе и товарищу и настойчиво протягивал тому его чарку.
— Что? Обидно, что весь эффект опьянения сдуло со страху? — усмехнулся рыжий, взяв емкость и поставив её на стол.
— Обижаешь...— гном смолчал, чем именно его обидел собеседник. — Чтобы я такой мелочи испугался?...Да не в жизни!
— И всё же, как ты думаешь, почему она так поспешно сбежала?
— Да какая разница?! Ну оса её под хвостом ужалила — вот она и вскочила и побежала!
— Хм...— он смотрел на собеседника с сомнением.
— Чего с тобой? Заело гордыню? Да на кой тебе эта чернявая сдалась?! Ну что-то в ней есть симпатичное, но только для человека. На мой вкус она уж далеко не красавица...Длинная, тощая, мускулов — ноль, и лицо голое! А настоящих женщин борода красит не менее, чем мужчин!
— Стандарты гномьей красоты не приемлемы к прочим расам, а тем более видам — хохотнул. — Да и не человек она...у неё и ушки торчком...
— Только для эльфа она тоже уродина! Уж слишком фигуриста для вашего народа...
— Я не эльф. Я — килиец — с нажимом сказал рыжеволосый.
"Как же меня достала эта тупость прочих рас!" -подумал он и молитвенно воздел очи к небу.
— Ну и что? Между вами не так много различий.
— Но они есть. Да и она — не эльф вовсе...
— А ушки? Ты же сам сказал...
— Уши острые, но отнюдь не эльфийские...хоть и похожи. Это какая-то специальная раса. Здесь их нет, но...
— Но что?
— Но за Инистым Хребтом должна быть...
— И всё же, что тебя в ней так затронуло? Мало что ли красавиц вокруг?
— Первое: я не так уж охоч до красавиц и вообще до кого бы то ни было, как считают глупые люди. Любвеобильность — это один из мифов о моем народе. Второе: в ней что-то очень странное...не поверю, что ты этого не замечаешь...Что-то крайне любопытное и подозрительное. Об этом надо будет подумать как следует...
— Только не при мне!
— Ладно! С праздником. — сказал килиец и, подняв чарку над собой, осушил её.
— Вот так то лучше...— сказал гном радостно и тоже выпил с тем же жестом.
Скандал обычно провоцирует несварение, но это...
Подгоняемое страхом животное неслось не разбирая дороги прочь из города. Скакун Кенха смог их догнать только в чистом поле, когда конь Ады совсем выдохся и упал.
— Ты соображаешь, что ты делаешь?! — выкрикнул Кенх, спрыгивая с коня. — Эта скотина щас издохнет, и что дальше?! Зачем такая спешка?!
Ада промолчала. Внутри у неё всё ныло, крутило, бурлило, горело, но ей было очень холодно. Вся боль, которая раньше была в желудке, теперь разлилась по всему телу, как вода из разбитого стакана — по столу. И как вода выбирает ниши и прорехи — так и боль выбрала сосуды, мчась вместе с кровью. Дышать было трудно. Кровь прилив к голове, пульсировала в висках и в глазах и нестерпимо жгла.