Сказка где-то рядом

Оговорив возможность воспользоваться услугами королевской псарни в том случае, если им не удастся найти Овсянкина, Наташа с Васей вышли за городские ворота, провожаемые едва ли не всем городским населением.

— Не разумнее было бы немного переждать и трогаться в путь уже после дождя? — на прощание заметил Анжело, вышедший проводить героев с женой и детьми. — Кажется, собирается гроза.

Поежившись, девочка покосилась на небо, и впрямь начинающее опасно темнеть:

— Не дай бог! — и трижды сплюнула через левое плечо.

— Надо было соглашаться на лошадей, — заметила Наташа, как только они дошагали до кромки леса по дороге, которой их везли в город. — Или на карету. Сейчас бы доехали до Страгорода, взяли бы там Овсянкина или другого пса, если его все-таки волки съели, и на то место, где нас схватили.

— Не стоит, — отмахнулся от нее Вася, и громко позвал: — Овсянкин, Овсянкин! Иди сюда!

Сложив губы трубочкой, он негромко посвистел. Но этого хватило, чтобы из лесной чащи тотчас же выскочил изрядно отощавший (хотя Наташе и казалось, что при его фигуре, напоминающей проволочные плечики для одежды, это просто невозможно), но не потерявший присутствия духа и не забывший о своем собачьем долге Овсянкин. Но еще больше, чем невероятное появление пса, Наташу поразило то, что следом за ним, смешно и неловко выбрасывая длинные задние ноги, из кустов выбрался и белый кролик, которого она не чаяла увидеть в живых с того момента, как за ними захлопнулись городские ворота. Ушастик выглядел более упитанным, чем пес — девочке вспомнилось, что кролики, кажется, питаются травой. Что ж, за этим добром тут не надо было далеко ходить.

— Почему он не убежал? — высказала она вслух свое удивление.

— Молодец, хороший пес, — Вася потрепал Овсянкина за ухом и повернулся к ней: — Овсянкин хорошо воспитан, он никогда не уйдет с поста, где его оставил хозяин.

— Даже чтобы поохотиться?

— Ни в коем случае!

— А почему он не съел кролика, ведь тот был рядом, даже с поста уходить не надо?

— Он умный пес, и понял, что это наш кролик. Имущество хозяина — табу, его можно только сторожить, трогать нельзя. Может быть, он и не дал кролику далеко убежать.

Зверек у Наташи на руках резко запрядал ушами — девочка была уверена, что так он возражает против последнего предположения, говоря, что остался их ждать по собственной воле. Потискав кроля, она дала ему — вернее, ей, — листик салата, и привычно засунула в сумку.

Широкая мощеная дорога не вела напрямик к тому месту в лесу, где они наткнулись на стражников и были вынуждены оставить след. До места пришлось добираться узенькими тропинками, то и дело разветвляющимися, смыкающимися, пересекающимися и сплетающимися в самый настоящий лабиринт, в котором им ни за что не удалось бы разобраться без помощи Овсянкина. По лошадиному следу, которому не исполнилось еще и трех дней, пес безошибочно вывел их к месту, где и получил новое-старое задание.

Наташино терпение вновь подверглось испытаниям. То и дело теряя старый след, Овсянкин, казалось ей, двигался вперед невыносимо медленно. Она сама ужасно тормозила продвижение их маленького отряда, когда 'узнавала' места, где будто бы проходила в прошлый раз, и бросалась 'напрямик' — каждый раз после этого им приходилось возвращаться и отыскивать прежнюю дорогу. Облака, то расходящиеся, то снова скрывающие солнце, еще увеличивали ее тревогу, своей нервозностью девочка заразила Васю, а тот передал ее Овсянкину, что тоже не улучшило ситуации.

— Может, он голодный? — нервно заметила Наташа, глядя, как пес в поисках оборвавшегося следа бегает кругами, уткнув нос в землю: — Мы и два дня назад его не покормили. Отдадим колбасу?

— Нельзя, — сурово хмуря брови, авторитетно заметил принц. — Нюх перебьешь. Да и опасно это после долгого голодания.

Наташа внешне смирилась, но дух ее бушевал. В созвучии с бурей, царящей в ее душе, небо затянули смоляные непрозрачные тучи, на горизонте запогромыхивало, под густо сплетенными кронами деревьев стало темно, как ночью, а ветер, раскачивающий верхушки, венчающие высокие ровные стволы, вдруг прекратился, уступая место зловещему и какому-то неестественному, почти театральному спокойствию.

— Что это? — испуганно прошептала девочка, подавленная такой резкой сменой декораций. В следующий момент на землю обрушился ливень — яростный и многоводный, как второй Потоп.

Вода бежала по Наташиному лицу, мешая ей видеть, но кто-то — а кто же еще, кроме Васи! — цепко схватил ее за рукав и потащил куда-то в сторону, а затем, надавив ладонью на спину, заставил согнуться и ползти вперед на четвереньках по колючим иголкам вглубь какого-то таинственного убежища.

Вытерев воду с лица, она огляделась кругом — они сидели в низком шалаше, образованном нижними ветками огромной ели, упирающимися в землю. Густое переплетение хвойных лап мешало проникновению воды в это естественное пристанище.

Фыркая и отряхивая воду с короткой шерсти, внутрь забрался Овсянкин. Потрепав его за шею, покрытую слипшимися в короткие колючки шерстинками, принц достал из своей сумки ломоть хлеба, и протянул на ладони. Жадно схватив, пес быстро проглотил его, и преданно уставился в глаза хозяину, молотя хвостом. Хвост задевал нависший над ними хвойный полог, обрушивая на ребят поток капель — дождь постепенно просачивался и сюда.

— Пока больше нельзя, — точно извиняясь, объяснил своему любимцу Вася. — Попей, а я тебе потом еще колбасы дам.

— Нельзя же! — встрепенулась Наташа. — Нюх перебьет!

— Ну, теперь-то это уже все равно, — пряча от нее глаза, пробормотал принц. — Дождь наверняка все следы смоет. Сейчас мы даже до дому дорогу не найдем, разве что по звездам.

— Дорогу 'даже домой' я ищу с тех пор, как очутилась тут! — вспыхнула Наташа.

— Я имел в виду, ко мне домой, в Старгород. Ну, и в Новгороде тебя примут с распростертыми объятиями — спасительницу принца точно не будут попрекать съеденным куском. А если дареное тебе в глотку не полезет — станешь фрейлиной, как Эльвира. Тетя наверняка найдет для тебя тепленькое местечко. Я могу и папу попросить...

— Ах, оставь! — чувствуя, как по щекам катятся горячие и горючие слезы разочарования и оплакивания рушащихся надежд, Наташа принялась пробивать себе дорогу на волю, встав на четвереньки и подняв спиной тяжелый свод.

— Куда ты, там же гроза! — попытался остановить ее принц. — Еще молния ударит!

Но она уже выбралась наружу и выпрямилась в полный рост, запрокинув лицо с зажмуренными глазами к небу и глотая падающие сверху тяжелые капли. Почему-то они были горькими — наверное, смешивались со слезами.

— Ну и что! — крикнула она, пытаясь перекрыть шум дождя и рокот грома. — Я не хочу возвращаться ни в Страгород, ни в Новгород! Я не хочу оставаться в этом мире!! Я хочу домой!!!

И Наташа побежала вперед, не разбирая дороги. Ветки хлестали по лицу, ноги то и дело запинались о выступающие корни и прочие неровности рельефа, несколько раз она, не видя ничего из-за дождя, налетала с разбегу на толстые стволы деревьев — но ничто сейчас не могло ее остановить. Она не боялась, но даже ждала удара молнии — может, память, а может, собственное богатое воображение подсказало ей сюжет, когда такого же, как она, пришельца из иного мира вернула домой именно такой разряд атмосферного электричества. Правда, и переместился-то он в иной мир как раз после того, как в него угодила молния, но Наташе сейчас все было безразлично — если она не может попасть домой, то и жить не хочет...

Дождь потихоньку успокаивался — он не прекратился окончательно, но стал менее интенсивным, более рассеянным. Такой вот неторопливый 'душ' может сочиться из порванных туч и несколько дней... Вытирая со щек капли, отдающие морем, Наташа упрямо шагала вперед, с силой пиная ногами землю и мрачно радуясь, когда под тяжелой подошвой ломалась ветка или скрипела раздавленная шишка. Словно мстила, сама не зная, кому и за что.

Впереди между деревьями мигнул и погас неясный огонек, чтобы через несколько шагов вновь оказаться в поле Наташиного зрения. Похоже, молния все-таки ударила, оставив после себя догорающий пень посреди поляны — она когда-то слышала, что небесный огонь ударяет только в одиноко стоящие или же выделяющиеся своей высотой деревья. А еще, что его невозможно потушить. Внезапно Наташе пришла в голову мысль, что было бы неплохо погреться у костра — она не чувствовала себя промокшей или продрогшей, но хлюпающая в ботинках вода, затекающая сверху, подсказывала, что она должна себя так чувствовать. Да и огонек мигает прямо по курсу — можно сказать, судьба.

В одном девочка оказалась действительно права — огонь плясал над высоким, торчащим в самом центре широкой поляны пнем. Пламенный сгусток имел почти правильную шарообразную форму, распространял вокруг себя волны приятного тепла, и совершенно не обугливал древесину, вися сантиметрах в дести над ровным спилом, в котором можно было пересчитать годичные кольца, было бы желание. У Наташи такого желания не было, да и выходить на поляну ей резко расхотелось — может быть, из-за тех, кто грелся возле этого странного огня.

ГЛАВА 43

ПОСИДЕЛКИ У КОСТРА

Ближе всех к своеобразному факелу стоял крупный скакун, уже знакомый Наташе своими очертаниями. Она не смогла бы спутать его ни с каким другим конем или лошадью, прежде всего отличавшихся наличием головы. С другой стороны 'костра' в неровном свете пляшущих языков пламени можно было разглядеть и недостающую голову, на человеческих плечах смотрящуюся в лучшем случае непропорционально. Собственно человеческая голова лежала на земле рядом с телом, точно мяч у ног футболиста, решившего отдохнуть после тренировки или ожидающего начала игры. Чуть поодаль расположились собаки.

Памятуя о своей прошлой встрече с демоном — кажется, тогда они не то чтобы расстались друзьями, вдобавок она его еще и обманула, — Наташа уже собиралась было отползать прочь с полянки так же быстро, но более тихо и незаметно, чем подползала, но была остановлена раздавшимся с земли голосом:

— Да, в такую пору каждый предпочел бы посиделки у костра бесцельному блужданию по мокрому лесу. Особенно если у него и так глаза на мокром месте!

— Это просто дождь, — уверенно возразила Наташа, утерла нос рукавом, отбросила назад мокрые, и оттого скользкие, как щупальца осьминога, пряди волос, лезущие в глаза, и смело шагнула к огню. Трава в радиусе пяти метров вокруг пенька оказалась совершенно сухой, да и сверху ничего не капало — поляну как будто накрыли гигантским зонтом.

— Старая знакомая! — с мстительным, как показалось Наташе, оттенком радости воскликнула лежащая голова. — Далековато же вы оказались от цели своего путешествия! Или цель снова поменялась?

— Да, — Наташа сделала еще один шаг к огню и отважно зажмурилась: — В прошлый раз я вас обманула. И не раскаиваюсь. Теперь можете меня испепелить!

— Да ну, кто старое помянет, тому глаз вон, — пренебрежительно фыркнула голова, показывая тем самым, что не причисляет девочку к числу своих злейших врагов: — Каждый из нас поступает в соответствии со своим представлением о правильности и справедливости. Присаживайтесь лучше к огню, обсохните, раз уж под дождь попали. И приятеля своего зовите, а то он сейчас от тревоги за вас скончается.

— Вася, иди сюда, — позвала Наташа, ни секунды не сомневаясь в том, какого именно приятеля имеет в виду демон, и подогнула колени, чтобы поудобнее устроиться у огня. К ее глубокому изумлению, юбка, за которую она ухватилась, оказалась совершенно сухой. Рукава, корсаж, волосы, сумка с ее содержимым — все просохло в мгновение ока. От принца, с опаской ступившего на поляну, повалил пар, и в следующий момент он подошел к огню сухим и чистым, как будто и не попадал в грозу. Следующий за хозяином Овсянкин недружелюбно покосился в сторону адских ищеек, но благоразумно решил не затевать ссору, пристроившись с противоположной стороны 'костра'. Над поляной повисло тягостное молчание.

— Дождливая погодка сегодня, — нарушила тишину девочка.

— Да, — лаконично согласилась с ней голова.

— Дождик с самого утра собирался, — вставил свое веское слово Вася.

— Природа давно дождя ждала, — заметила голова.

Наташу немного смущало то, что голова лежит на земле:

— А... Вам не холодно там, внизу? — решилась она на откровенно бестактный вопрос.

— Ну что вы! Это одно из преимуществ демонического образа жизни!

Принц клацнул зубами. Наверное, не ожидал, что собеседник так быстро откроется, и уже внутренне готовился к торгу за душу.

— А есть и недостатки? — продолжала любопытствовать Наташа.

— Масса! К примеру, совершенно не с кем поговорить. За последние несколько веков вы первые мои собеседники, я даже немного растерялся — отвык, сами понимаете, от человеческого общества. Откуда друзьям взяться при такой жизни и такой внешности? Я даже телу своему не хозяин!

— Бедняжка! — искренне посочувствовала голове Наташа. Внутренне содрогаясь, она подняла 'колобка' с травы, стараясь не хвататься за уши, как за кастрюльные ручки, и положила на колени, бросив беглый взгляд на место среза — не испачкать бы юбку кровью. Однако там, где у другой нормальной головы начиналась бы шея, а у отрубленной — кровоточащий разрез, тут была лишь ровная кожа.

— Как же вы до этого докатились? — поинтересовался Вася, а Наташа улыбнулась невольному каламбуру.

— Исключительно благодаря собственным заслугам. Да вы не стесняйтесь, поджаривайте колбасу — не есть же холодной. Это самый обычный огонь.

Покраснев, как будто его поймали за руку на карманной краже, Вася уже более смело развязал свою сумку, прихваченную из тетиного дворца, и достал каравай хлеба, кольцо колбасы, сыр и нож совершенно чудовищных размеров, которым принялся кромсать всю эту снедь. Тонкие ломтики колбасы он затем надел на очищенную от коры, подобранную здесь же, на поляне, веточку, и поднес к огню. По воздуху поплыли невыносимо восхитительные аппетитные запахи. Придерживая одной рукой голову на коленях, другой Наташа поднесла к огню такую же веточку с насаженными на нее кусочками хлеба.

— Не желаете? — Вася любезно предложил 'горячий бутерброд' голове.

— Благодарствую, — последовал вежливый отказ. — Нет желудка. Предложите лучше моему Alter ego . Он не откажется.

Встав зачем-то на четвереньки, принц подполз к сидящему телу с лошадиной головой. Он протянул бутерброд на ладони, как угощают хлебом лошадь, чтобы она не укусила за пальцы. Вспыхнув глазами, лошадиная морда склонилась — но не затем, чтобы мягкими губами взять бутерброд, — скорее, в знак согласия, и, быть может, благодарности, — но угощение с ладони взяла человеческая рука. Огромные лошадиные челюсти, могущие в мгновение ока перемолоть пять-шесть таких бутербродов, деликатно откусили чуть меньше половины и мерно задвигались, пережевывая.

— Что ж, — вздохнула голова. — Не могу сказать, что это несправедливо. Всю жизнь я крутил людьми, заставляя их действовать по моей указке, обманом, угрозами, уговорами... И вот расплата — теперь не властен даже над собственным телом!