Ситуацию ухудшало еще и то, что Уэсли взял за привычку свободно дефилировать по квартире без рубашки или вообще в одних боксерах, прекрасно зная, какой эффект производит на меня вид его полуобнаженного тела. И, так как я продолжал чувствовать себя отчасти виноватым во всем случившемся, а также понимал, что он теперь не может "баловать" себя самоудовлетворением, то я тоже решил отказать себе в этом удовольствии.

Но, боже мой, как же это было сложно! Причем в прямом смысле этого слова. Даже в рабочее время, когда, по сути, моя голова должна была быть занята совсем другими мыслями. Например, позавчера, когда я наводил порядок в отделе с посудой, я сам не заметил, как настолько погрузился в мысли об Уэсли, что, чтобы успокоиться, мне пришлось спешно наведаться в туалет.

Дальше было еще забавнее: сидя на опущенном туалетном сидении, я сжимал кулаки, пытаясь успокоиться и договориться с самим собой. Я честно старался убедить себя в неправильности ситуации: если Уэсли не может, то я тоже не должен, в конце концов, осталось совсем немного потерпеть; далее я с удовольствием представил, какое вознаграждение меня ожидает в ближайшем будущем за все мои мучения, когда мы с Уэсли наконец сможем удовлетворить наше желание вместе. И не заметил, как эти мысли только подлили масла в огонь, распаляя меня еще больше. Вот здесь мне пришлось уже выбирать: потратить следующий час на душеспасительные разговоры с самим собой в кабинке туалета или все-таки удовлетворить потребность своего организма и вернуться к работе. В итоге, какую бы чудовищную неловкость я не испытывал вкупе с удушающим чувством стыда, но все-таки наименьшей из двух зол оказалась дрочка на рабочем месте, чем прогулка с эрекцией между рядами с товарами: кончив в комок бумажных салфеток, я вымыл руки и вернулся к раскладыванию скатертей и салфеток.

Дома я оказался только около десяти. Уэсли как обычно очень обрадовался моему приходу. Он был занят невинной игрой в видеоигры. И из-за этого я почувствовал себя еще более виноватым. Настолько, что даже не мог смотреть ему в глаза.

Я на скорую руку приготовил ужин, и мы устроились перед телевизором, а потом легли спать, и сон наконец помог мне избавиться от мучительного стыда, принеся с собой забвение и облегчение. Но на этом дело не кончилось: на следующее утро я проснулся с таким сильным стояком, что он причинял почти физическую боль. Уэсли мирно спал рядом. Стараясь его не разбудить, я тихо выбрался из постели и пробрался в ванную, где удовлетворил сразу две первостепенные потребности: физиологическую и сексуальную. А после, умывшись, устроился в гостиной на диване и включил утренние новости, выставив низкий звук, пока до меня не долетели звуки возни из спальни. Размышляя о том, что бы такого приготовить на завтрак, я направился к Уэсли, чтобы пожелать ему доброго утра.

— Ч-что ты делаешь? — Я запнулся на полуслове, потому что стоило мне переступить порог комнаты, как моим глазам предстала ошеломляющая картина: раскрасневшийся Уэсли сидел на кровати, обхватив свой член рукой.

— Упс, попался, — прокомментировал он с усмешкой, открыто глядя на меня и даже не думая убирать руку.

— Немедленно перестань! Прекрати сейчас же! — Я быстро обошел кровать и остановился с его стороны, пытаясь сохранить на лице спокойное и невозмутимое выражение: одного взгляда на Уэсли было достаточно, чтобы мой член заинтересовано шевельнулся, приподнимаясь. — Тебе нельзя этим заниматься! — Воскликнул я снова, пытаясь достучаться до Уэсли.

— Что? Почему нет? — спросил он невинно, но по-прежнему усмехаясь, точно уловив направление моих мыслей. Как и реакцию тела.

— П-потому! Доктор сказала...

— Доктор сказала никакого секса. Но она ничего не говорила о мастурбации, — объяснил Уэсли спокойно и с подкупающей честностью.

— Но она могла подразумевать и это тоже! — продолжал настаивать я, стараясь не опускать глаза.

— Ты в самом деле думал, что я продержусь так долго? — спросил он и, продолжая на меня смотреть, возобновил поглаживания.

— Да! То есть я знал, что ты не можешь, и поэтому я...

Глаза Уэсли изумленно округлились.

— Подожди, ты хочешь сказать, что все это время даже не прикасался к себе?

Он уставился на меня, не мигая, и я почувствовал, как мое лицо вспыхнуло под его чересчур внимательным взглядом.

Собравшись, я медленно кивнул.

— Просто... Ну, я подумал, что так будет честнее, — тихо сказал я, от вранья краснея еще больше. Но разве я мог признаться Уэсли, что мне настолько ударил в голову сперматоксикоз, что я опустился до обычной дрочки в общественном туалете? И это во время работы!

— Ого, да ты намного выносливее меня, — огорченно выдохнул Уэсли. — Теперь я чувствую себя виноватым за все те разы, когда занимался этим под твоим носом.

Я тяжело сглотнул, испытывая еще большие угрызения совести. Но я просто не мог ему признаться — это было выше моих сил. Правда, на моей памяти это был первый случай, когда я позволил себе соврать Уэсли. И это в какой-то степени служило мне оправданием.

— Так как насчет того, чтобы я тебе помог? — вдруг предложил он с хитрой улыбкой, похлопав по кровати рядом с собой. — Не думай, что тебе удастся что-то от меня скрыть. Я же вижу, в каком ты состоянии, — добавил Уэсли миролюбиво, приподнимая брови и явно намекая на мою эрекцию.

К этому времени мое неутоленное и так долго сдерживаемое желание собралось внизу живота, подчиняя себе разум, сконцентрировалось в кончиках пальцев рук и ног, настойчиво пульсируя в такт с мучительным давлением в паху. Уэсли соблазнительно смотрел на меня, облизывая верхнюю губу, в то время как его ладонь сжимала головку члена. И я не мог оторвать взгляда от мягких влажных губ, от пальцев, находящихся в движении и обхватывающих совершенный по форме орган. Еще никогда я так сильно не хотел ощутить его во рту.

Сдавшись, я присел на край кровати и потянул молнию на штанах вниз, открывая себя нетерпеливому и горящему от возбуждения взгляду Уэсли. Но когда он подался вперед с намерением коснуться меня, я отвел его руку в сторону: стоило ему до меня дотронуться и я не смог бы устоять перед стремлением в полной мере ощутить Уэсли в себе, несмотря на возможные негативные последствия для его здоровья, к которым мог привести этот безрассудный поступок.

Нет. Мы можем сделать это вместе, но не должны прикасаться друг к другу.

Я энергично задвигал рукой вверх-вниз, прикрывая глаза от удовольствия, перехватившего контроль над телом. Но долго держать их закрытыми я не мог: мне был необходим Уэсли; я должен был видеть смену выражений на его лице, от напряженного удовольствия до радости и послеоргазменного облегчения; должен был следить за длинными сильными пальцами, размазывающими выступившую смазку по всему стволу, в то время как другая рука играла с яичками. Моя собственная разрядка подступала все ближе, я вскидывал бедра навстречу движениям руки все чаще, борясь с желанием просунуть палец в теплое и тугое колечко мышц.

Взгляд Уэсли обжигал. От него покалывало кожу. Именно этот взгляд и стыд, который обычно всегда возникал у меня при самоудовлетворении, как будто я делал что-то постыдное, многократно усиливали все ощущения, стремительно приближая разрядку. Наконец я излился, и почти следом за мной кончил Уэсли. Судорожно хватая воздух, словно только что пробежал целый марафон, я затуманенными глазами следил за пальцем Уэсли, который скользил по его животу, размазывая нашу сперму. Смешивая ее вместе.

— Это была самая эротическая вещь из тех, что мы когда-либо делали, — выдохнул он между частыми вдохами с довольной улыбкой на красивом лице.

— Ага, — шепнул я, все еще не справившись с дыханием, и убрал руку с члена. На коже выступил пот, и сам я горел изнутри, как будто у меня поднялась температура. Но мое настроение значительно улучшилось по сравнению с тем, которое было еще десять минут назад.

— Ты все еще твердый, — заметил Уэсли, с полуулыбкой направляя взгляд на мои бедра.

— Как и ты, — ответил я и, глянув на него, быстро отвернулся, пытаясь силой воли потушить вновь растущее желание.

Уэсли отбросил одеяло в сторону и улегся на спину. Погладив член, приглашающе улыбнулся.

— Забирайся, — сказал он мягким чуть хрипловатым голосом, отлично зная, что такой тон, чувственный и сексуальный до невозможности, действует на меня наподобие афродизиака — это была именно та интонация, которую он всегда использовал, когда хотел завести меня с пол-оборота.

Я покачал головой, хотя и хотел этого больше всего на свете. Так сильно, что мне казалось, словно моя кровь вот-вот вскипит. Но я должен был сдерживаться и по возможности мыслить трезво, ведь здоровье Уэсли гораздо важнее, чем сиюминутное удовлетворение.

— Нет, — произнес я медленно, снова качая головой.

Уэсли выпрямился и коснулся рукой моего лица.

— Ну же, детка. Я знаю, что ты хочешь, ты знаешь, что я хочу — мы оба хотим одного и того же. Уж поверь — это не то, что способно меня сломать.

Я выдержал умоляющий, прямой взгляд темных глаз и, собрав всю свою волю в кулак, повторил движение головой:

— Нет. — Я очень старался, чтобы мой голос звучал уверенно в первую очередь для меня самого: я не хотел проигрывать в борьбе с собственной страстью и похотью.

Наклонившись к Уэсли совсем близко, я вгляделся в его глаза и четко, с расстановкой, произнес:

— Смотри, ты принадлежишь мне, а это значит, что и это тоже принадлежит мне, — я провел кончиком пальца по головке его члена. — И если твой безответственный поступок продлит мое ожидание, то я никогда тебя не прощу.

Уэсли явно такого не ожидал. Он пялился на меня широко раскрытыми глазами как на восьмое чудо света. Его скулы покрыл легкий румянец.

Дав эху моих слов отзвучать и раствориться в тишине комнаты, он потянулся вперед. Одна его рука скользнула вокруг моей талии, вторая накрыла мой член и нежно, но крепко, сжала.

— О боже, теперь мы просто обязаны сделать это, — пробормотал он страстно, заводя руку мне за спину и отыскивая средним пальцем вход.

-Уэсли, нет! — вскрикнул я, сражаясь со слишком сильными ощущениями, которые во мне будили его влажные губы и горячие проворные пальцы. — Стой! Я сказал "нет"! — К счастью, мое сопротивление заставило Уэсли немного притормозить. Он вскинул на меня "щенячьи глаза": точь-в-точь побитая собака. И тогда, не выдержав, я предложил: — Давай я просто возьму у тебя в рот, хорошо?

— Но... но как же ты? Так нечестно. Тебе же тоже этого хочется, — возразил Уэсли категорично.

И он был прав. Конечно же он был прав: я хотел его не меньше, чем он меня. Наверное поэтому, глядя в его глаза, пытливо скользящие по моему лицу, я погладил его по щеке и вздохнул:

— Ладно, но только без проникновения.

Едва дав мне договорить, Уэсли жадно приник к моим губам, и я с готовностью ответил на его поцелуй. Развернув меня к себе спиной, он откинулся на подушки, а я приподнялся, становясь на колени по обе стороны от его головы, и наклонился вперед, опираясь на руки. Не дожидаясь, пока я устроюсь поудобнее, Уэсли приподнял голову и лизнул капельку смазки, выступившую на моем члене, а его палец толкнулся внутрь, вырывая у меня громкий стон. Мои ноги, дрогнув, слегка разъехались, прежде чем я смог наклониться и коснуться губами такого желанного участка тела Уэсли. Тяжело дыша, я перебрался на свободную сторону кровати.

— Я н-не могу. Ноги не держат, — объяснил я свое поведение и получил в ответ тихий смешок.

Устроившись рядом на боку, мы дарили друг другу мучительное наслаждение, которое закончилось слишком быстро. После этого мы какое-то время просто лежали, слушая дыхание друг друга и вдыхая распространившийся в воздухе густой сладковатый запах секса, который дрожал внутри сладкой истомой. Я тронул кончиками пальцев свои ноющие, припухшие губы, слипшиеся от слюны и спермы, испытывая легкое разочарование от того, что во мне побывал всего лишь палец Уэсли. Но, по крайней мере, ко мне наконец вернулся рассудок.

Перекатившись на бок, я уставился Уэсли. На его красивом лице играла удовлетворенная улыбка сытого кота.

— Ничего больше. До понедельника точно, пока доктор не подтвердит, что твое состояние в норме, — объявил я строго, надеясь, что меня послушается не только Уэсли, но и мое собственное тело.

— Что? Но это же целых три дня! — предсказуемо пожаловался Уэсли, возмущенно пялясь в потолок.

— Знаю, но мы должны потерпеть. Потому что в противном случае тебе не поздоровится, — признался я честно.

— А кто сказал, что я против? — спросил Уэсли с ухмылкой, приподнимая брови.

— Нет, три дня — это ничто по сравнению с еще двумя неделями ожидания... или того больше, — заметил я, усаживаясь и рассеянно обводя взглядом комнату.

Эти три дня обещали стать самыми трудными, но мы обязаны были справиться. Всего лишь какие-то три дня...

* * *

... Без преувеличения, это были самые долгие три дня в моей жизни.

Утром в понедельник в одиннадцать часов я привез Уэсли на осмотр к врачу. И остался ждать в приемной, листая старую газету. Уэсли появился только спустя бесконечные двадцать минут. Я вернул газету на место, несказанно радуясь его широкой и ободряющей улыбке.

— Со мной ВСЕ В ПОРЯДКЕ. Все на своих местах и работает так, как надо, — резюмировал он весело и мягко рассмеялся над моим громким вздохом облегчения. — Пошли. Давай сюда ключи, — подождав, пока я поднимусь, Уэсли похлопал меня по спине.

Обрадованный чудесной новостью, я, тем не менее, с легким сожалением вернул ему ключи: за это время я успел привыкнуть к машине, поэтому мне было немного грустно от того, что придется снова возвращаться к пешим прогулкам и душным автобусам. Но все эти "жертвы" того стоили.

Заведя двигатель, Уэсли аккуратно выехал со стоянки на дорогу.

— Как же я скучал по вождению, — вздохнул он с ностальгией, как если бы прошли годы с тех пор, когда он в последний раз садился за руль.

Поглазев какое-то время на пейзаж за окном, размываемый скоростью, я со счастливой улыбкой повернулся к Уэсли.

— Хочешь где-нибудь пообедать? Нужно отметить твое выздоровление. — Я задумчиво дотронулся до губ. — Или мы заедем в магазин за продуктами и приготовим потрясающий ужин?

Уэсли искоса глянул на меня со странным выражением, которое я не смог расшифровать.

— Может позже, — ответил он, начав покусывать кончик большого пальца свободной руки.

— Но почему? Мы же на машине и могли бы...

— Нет, не могли бы. Я сначала должен кое-что сделать, — таинственно пояснил он, поглядывая на меня с усмешкой.

— Что? — спросил я невинно, заглатывая наживку, хотя к этому моменту уже стал догадываться, что именно он имеет в виду.

— Отвезти тебя домой и трахнуть во всех возможных позах, — охотно поделился он своими планами, как если бы речь шла о чем-то совершенно обычном и настолько же очевидном.

Я покраснел до самых кончиков ушей, но кивнул с улыбкой. За эти три дня мое так до конца и не удовлетворенное желание достигло своего предела и в любую минуту готово было накрыть меня с головой. Наконец-то ожиданию пришел конец и, значит, больше нет причин его сдерживать. Внезапно дорога от больницы до нашего дома показалась мне невероятно длинной, словно помноженной надвое.