— Знаешь, — сказала она, — нам ведь придется выйти туда, чтобы добраться до дворца. А там холодно и неприятно. Даже если мы возьмем карету, там, наверное, будет сыро, и нас засыплет снегом и... ургх. Ненавижу зиму. Знаешь, в Ромалии очень редко идет снег. — Она снова вздохнула, разглаживая свое длинное бледно-голубое платье и поправляя кружева вокруг корсажа. — Когда уже Кирше будет готова?
Гиш пожал плечами, а затем быстро глянул в зеркало, чтобы убедиться, что это движение никак не испортило его внешнего вида.
— Не знаю. Думаю, это какие-то женские штучки. Одно я знаю точно — она не расчесывает волосы, поскольку с этим она закончила четверть часа назад. Ты уверена, что мой галстук повязан правильно? Мне бы очень не хотелось встретиться с королевой в ненадлежащем виде.
Зашелестела бумага, когда Табаса перевернула очередную страницу. В отличие от их изукрашенных одеяний, она выбрала обычную мантию, и отдельные детали намекали, что под ней, наверное, поддето столь же обычное платье. Конечно же, по сравнению с их придворными туалетами её одежды были шокирующе простыми и строгими.
— Всьё есть в порядке, — просто сказала она. — Гиш, мне нравится этьот... этот дом. Благодарность твоему отцу, да?
— Где она? — беспокоилась Монмон. — Это... это уже не смешно! Мы едва успели, чтобы спасти Ромалианского посла, перед тем, как его подменили тем бездушным дубликатом, сделанным из его собственной крови и тени! Если мы опоздаем на награждение за это... если она не появится через пять минут, я сама пойду туда! И я клянусь, что если... у неё там мужчина, прямо сейчас, в это время? Я... я сделаю что-то, что... ой. О боже.
Это "ой" относилось к Кирше фон Зербст, которая спускалась по лестнице городского дома Грамонтов. Её волосы были тщательно расчесаны и прихотливо рассыпались по плечам и спине. Губы были аккуратно напомажены, лицо нарумянено, а ресницы подчернены сажей. Её лицо обрамлялось высоким кружевным воротником, который создавал единый ансамбль с богатой отделкой костюма. Кирше выбрала темно-красный камзол, который подчеркивал цвет её кожи, затканный бронзой и обшитый кружевом, а брюки свободного кроя были полночно-черного цвета. Завершала её одеяние пара сапог на железных шпильках высотой до колена.
Другими словами, она была одета в откровенно-мужском стиле. А судя по поскрипыванию, с которым она двигалась, под одеждой скрывался хитрый корсет, который создавал тонкую талию, плоскую грудь и широкие плечи привлекательного молодого человека.
— О боже, — снова сказала Монмон, чувствуя себя весьма необычно. — Что... Что ты надела? И... где... — руками она беспомощно изобразила округлости. — ... Как ты так выглядишь?
— Корсеты. Да, есть причина, по которой я так одета, — тяжело ответила Кирше. -Нет, не нужно возмущаться, Монморенси. Да, это абсолютно пристойно так одеваться — иначе бы Гиш не надел бы нечто похожее. Нет, у меня нет терпения, чтобы объяснять, почему я выгляжу именно так. Теперь всё в порядке?
— Пошли, — сказала Табаса, поднимаясь, но не отрывая глаз от книги.
— Но... — тупо повторил Гиш, — ...ты... ты одета как мужчина? Почему? Ты будешь представлена двору? Почему бы тебе не надеть тогда одно из своих смелых платьев, с полностью открытым декольте? И... и почему ты сложена даже лучше, чем я? Кто твой портной? Ты прекрасный цветок, в полном цвету и...
Кирше рванулась к нему и намеренно вонзила одну шпильку ему в ногу, заставив вскрикнуть.
— Послушай, Грамонт, — прошипела Кирше. — Тебе больно, когда я стою у тебя на ноге? Правда? Ведь больно, когда твоя плоть так сжата? Ну, а у меня эта проблема в области груди, и китовый ус впивается мне в ребра. Я в плохом настроении. И если ты будешь доставать меня, я тебя сожгу. Я надеюсь, что оделась так без причины, но боюсь, что нет. Так что не нужно ничего спрашивать, пока я не поснимаю всё это и не смогу нормально дышать. Или я сожгу тебя. — Она запнулась, тяжело дыша. — Если мне хватит дыхания, чтобы произнести заклинание, — добавила она. — Ай-ай! Похоже, мне нужен новый. Опять. Я к тому, что хочешь увидеть, что у меня там?
Монмон влепила Гишу превентивный подзатыльник.
— За что? — возмутился он, поправляя волосы.
— Это, дорогой Гиш, на тот случай, если ты принял эту фразу за приглашение к действию, — едко ответила девушка.
— Но она...— начал он, перед тем как вскрикнуть от щелчка по уху. После чего сдался:
— Женщины!
Поднял руки, уже не пытаясь ничего понять, и отвернулся от них.
— Опаздываем, — сказала Табаса из-за двери.
*
— ...и поэтому мы хотели бы поблагодарить всех вас, и особенно Гиша де Грамонта, того, кто так хорошо поддерживает доброе имя своей семьи, за ваши смелые и героические действия в предотвращении злобных деяний наших врагов, — сказала королева Марианна со своего трона, медленно блуждая взглядом по группе героев. Её бордовые волосы были посечены белым. Также появились глубокие морщины возле глаз, которых не было на более ранних портретах. — И мы решили наградить вас. Гиш де Грамонт и Монморенси де ла Монморенси, мы собираемся посвятить вас в рыцари этого королевства. Ваши компаньоны не являются нашими подданными, но они также будут награждены титулом в качестве благодарности за их благородные деяния — хотя это не налагает на них ни привилегий, ни обязанностей рыцаря Тристейна.
Гиш низко поклонился, а Монморенси сделала реверанс.
— Вы слишком добры, Ваше Величество, — сказал парень. Он всё еще бросал на Кирше слегка взволнованные взгляды, поскольку он никогда еще не видел её такой, но на все его расспросы в карете она отвечала только угрозами.
— Вы сослужили великую службу королевству, спасая посла Ромалии, — Арман Жан дю Плесси, дюк де Ришелье, говорил чрезвычайно гладко, слегка склонившись над крышкой своего деревянного стола, стоящего перед троном. — Его смерть покрыла бы позором вся нашу великую нацию. Послы неприкосновенны, и поэтому, с печальной частотой, становятся целью для злого умысла, и этот был слишком близок к осуществлению. От этой мысли становится неуютно.
— Честно говоря,— сказала Монморенси, — ваша милость, это была удача — или, возможно, воля Господа — что мы наткнулись на этот заговор. Мы просто нашли загадочный намек в логове бандитов, который дал ниточку к более темным деяниям, и мы последовали за ней.
Она не упомянула, что на том драном кусочке бумаги упоминалась награда в пять тысяч экю за некую услугу, потому что такие вещи не говорят на церемонии награждения героев.
— Определенно, это была божественное вмешательство! — заявил дюк. — Я частенько слышал о ваших деяниях за прошлый год — отмечу, конечно же, Грамонта, за то, что он лично захватил ту ужасную женщину, зовущую себя Фуке, которая, к счастью, гниет в темнице. И о том, как гениально это было проделано — конечно же, мне не нужно рассказывать общеизвестные детали -будут рассказывать годами! — Лицо мужчины помрачнело. — Однако, — более серьезно сказал он, — я боюсь того, что наступают времена, когда нам потребуются герои.
— Да! — перебила его королева, возвысив голос. — Действительно темные времена! Времена, когда юные становятся неверными! Когда твоя бесполезная дочь создает катастрофу своими безнравственными, невоспитанными и греховными деяниями! — Она вонзилась взглядом в четверку награжденных. — Я надеюсь, что никто из вас даже не подумает о том, чтобы заняться чем-то безнравственным и греховным с мужчиной или женщиной! — с нажимом продолжала она. — Даже не смейте! Я запрещаю!
— Заверяю Вас, — тяжело сказала Кирше, — я не думаю о чем-то в этом роде относительно мужчин, и я определенно не делаю такого с женщинами.
Королева фыркнула.
— По крайней мере, у некоторых осталось хоть немного стыда, — сказала она. — Это так не похоже на мою ужасную, ужасную дочь! Которая пошла по тому же испорченному пути, что и её двоюродный дядя, и её тетка, и ей пра-пра-дедушка, и её пра-пра-бабушка, и...
Дюк кашлянул.
— Спасибо Вам, Ваше Величество, за столь полезную для современной молодежи речь,— сказал он, елейно улыбаясь. Тут мужчина встал. — Если Вы не возражаете, Ваше Величество, — сказал он, приближаясь к четверке, — есть несколько технических нюансов, которые мне нужно обсудить с нашими храбрыми героями, и с ними необходимо разобраться прямо сейчас.
Он заботливо отвел их в пышную боковую комнату с удобными стульями, где уселся, сцепив пальцы перед собой.
— Садитесь, — сказал дюк. — Пожалуйста, простите королеву. Её нервы сейчас... немного расшатаны. Действия её дочери причинили ей огромный стресс и беспокойство, она постоянно думает о безопасности своей страны. Поэтому она передала мелкие дела правления нам, верному Совету Регентов, пока сама нашла для себя посильным сконцентрироваться на общих вопросах управления и восстанавливать душевный покой. Это необычно для неё, но она настаивала на встрече с храбрыми героями.
Гиш уверил его, что они польщены, засыпав королеву своими основанными на цветочной теме комплиментами.
— И как у розы, её шипы защищают от множества угроз, — заключил он.
Дюк де Решилье тонко улыбнулся.
— Вроде того, — сказал он. — Я не буду просить вас приносить присягу из-за состояния королевы, но я бы попросил помнить, что мы заботимся о ней и целые монастыри наняты, чтобы молиться за её выздоровление, пока Совет заставляет страну работать. И как представитель совета, я хотел бы поговорить... о кончине графа де Мотта. — Он кашлянул. — Я надеюсь, что не наскучил Вам, — добавил он, проницательно посмотрев на Табасу, которая не сказала ни слова, поскольку тайком читала небольшую книжечку, спрятав её в складках рукавов.
— Нет, — без лишних эмоций ответила она, не поднимая взгляда.
— Что до графа де Мотта... это было ужасно! — сказала Монмон, одна рука ее дернулась ко рту. — Подлые силы тьмы убили столько любимого многими человека!
— Вроде того, вроде того, — дюк выглядел мрачным. — Моя обязанность главы королевского суда — утверждать закон и порядок на этих землях, — сказал он, глядя на них поверх сложенных рук. — Темные силы крепнут на севере, и за этот год, с лета, они многократно атаковали сборщиков налогов и надругались над другими символами королевской власти. И я боюсь, что причина не только в жадности. Они также атаковали грузы пороха и даже такие невинные вещи, как грузы цыплят, которых везли на рынок.
— Мы в основном были на востоке с начала каникул — поскольку только тогда мы можем посвятить наше время приключениям, — сказала Кирше. — Не на севере.
— Да. Там слишком холодно, из-за ветров с Великого Северного Моря, — согласилась Монмон. — Терпеть не могу Амстрелредамм.
— Верно замечено, — согласился дюк, — но, к сожалению, Франсуаза Атенаис любит этот мерзкий болотный город с его всегдашним неимоверным количеством гроз, поэтому мне приходится ездить туда чаще, чем хотелось бы. Но всё же. Зло порождает Зло, — сказал он, — и если появился один Повелитель — или Повелительница, как может быть в этом случае — то появятся и другие. Я не могу допустить подобное! Мы должны обрушить на них железный кулак государства! Сокрушить восстания! Убить всех некромансеров, вампиров, орков, гоблинов, еретиков, протестантов и других омерзительных существ, которые видят в поднимающемся Зле знак, чтобы выйти из лесов. Наши союзники в Альбионе работают над окультуриванием отвратительных орков, пытаясь продуктивно использовать их во имя добродетели, и я искренне надеюсь, что однажды мы сможем использовать этих тупых тварей как источник дешевой рабочей силы, но увы! Другие силы замедляют марш сил добра и праведности.
Он выдержал небольшую паузу.
— Я пытаюсь получить больше финансирования, чтобы расширить власть короны и сразиться с этими зловредными силами, увеличить армию и поддерживать безопасность, поскольку нашим лозунгом является борьба с силами террора, но к сожалению, высшее дворянство остается обструкционистами. — Дюк ухмыльнулся. — Особенно герцог де ла Вальер. Он заявляет, что мы вторгаемся в права дворян, хотя мы делаем абсолютно резонные предложения, чтобы защитить нас от Зла. Ну, я бы сказал, что нужно просто посмотреть, что поколения де ла Вальер сделали с этими правами!
Он улыбнулся, когда приглушенные звуки возмущения донеслись из-за стен комнаты.
— Конечно же, то, что я говорю, — это просто частная беседа, но я определенно слышал некоторые... сплетни, что он сам играл с темной магией. Хотя в юности он мог быть героем, но ведь бывало, что люди вроде него, особенно живущие на проклятых землях — проклятых действиями их предков, могу добавить — перешли на сторону Зла. В конце-концов, его родная мать убила сотни невинных, чтобы купаться в их крови, и мы знаем, как магический талант — и возможно, другие вещи — передаются от матери, не так ли? Но конечно же, было бы нечестно порочить его. Я просто думаю, могло ли исчезновение его младшей дочери — которая по всем статьям была неудачницей, возможно, из-за порченой крови, за которую он мог винить себя — отправить его на край безумия.
От трех ой-каких-храбрых героев исходила определенно неудобная тишина, которую разбивал шелест страницы от книги Табасы.
— Это есть ужасный стыд, — тихо сказала она. — Я... что есть за шум?
— Да, действительно! Что это за шум? — спросил герцог де Ришелье, наполовину развернувшись в кресле. — Какая-то сумятица происходит снаружи, и это раздражает.
Дверь разлетелась и рухнула внутрь. Все вскочили от шока и удивления.
— Атлична! — заявил пришелец голосом, который нельзя было назвать "тихим" или даже "терпимым". — Всем встать! Рррраврр! Эта комната стала на шесть тысяч процентов сексуальнее! Вот ты где, дючок! — сказал он Ришелье. — Ваша королева всё так же хорошо целуется, знаешь ли! Я попал туда, где до того было всего двое мужчин и одна женщина! И отличный урожай служанок в этом году! — Мужчина бесцеремонно уронил расхристанную служанку, которую он принес с собой, на пол, и широко раскинул руки. -Сынок! Подари же отцу мужественное объятие!
В этот момент Монморенси заметила две вещи. Первое, она определенно слышала, как дюк де Ришелье выдохнул: "О, Основатель, это он". А второе, что откуда-то появились фальшивые усы, и оказались они на верхней губе Кирше. Это были не такие выдающиеся усы, как у пришельца, которые были навощены и достигали его ушей, но определенно были похожи.
Это были очень милые усы, не могла не подумать блондинка. Они даже как-то делали Кирше... по-мужски привлекательной.
Мужчина с гигантскими усами сжал свою переодетую дочь в сокрушающих ребра объятиях. Учитывая то, как Кирше побледнела и издала слабый звук "гхееее", это, похоже, была не метафора.
— Я вижу, что ты всё-еще водишься с этим плоскогрудым чудом, мальчик, — проревел маркграф, зыркнув на Табасу, которая продолжала читать. — Я говорю тебе, что она будет сногсшибательна лет через десять, но тебе нужно заставить её снять очки. Только те, у кого проблемы в штанах, заставляют своих женщин надевать оптические устройства! Что же до тебя, то ей нужно надеть повязку на глаза, чтобы её мозг не расплавился от ослепляющего зрелища величайшего оружия фон Зербстов! Рраврр!
