На службу вновь опаздываем, Катя, как всегда, засела перед зеркалом, начёсывает рыжие пряди, пудрит носик, тщательно вырисовывает контур вокруг губ, с глубокомысленным видом выщипывает брови.
Я хожу как тигр в клетке, Рита уже давно готова, с завистью вздыхает, глядя на подругу, Эдик спокойно читает газету.
Наконец Катя докрашивает второй глаз, долго смотрит на себя в зеркало, недовольно хмыкает: — Так торопилась из-за вас, тени плохо навела, — с осуждением говорит она.
— В любом случае за оправой не будет видно, — чисто по-женски уколола её Рита.
— Кому нужно, тот увидит, — назидательно, поднимая аккуратные бровки, произносит Катя. — А вообще, ты права, надо срочно доставать контактные линзы.
Когда я пришёл к начальнику КГБ и одарил его своим взглядом, он не смог скрыть испуга, после Катиных глаз это уже перебор.
— Мы едем в Москву, — ставлю его в известность, прекрасно понимая, что сейчас звание и должность не имеет ровным счётом никакого значения, главное — внутреннее содержание, в моей груди бурлит огонь.
— Я оформлю все документы, — он с трудом справляется со своими эмоциями. — Леонид Фёдорович вызвал?
— Нет, это моё собственное решение, в Севастополе делать уже нечего.
— Понятно, — он не стал задавать лишних вопросов. — На какое число нужны билеты?
— Сразу после того как достанете контактные линзы. Думаю, вы понимаете, с нашими глазами возникают некоторые неудобства.
— Есть новая разработка, в продаже их ещё нет, силиконовые, весьма удобные, роговицу не раздражают и не режут. Мы заказали небольшую партию для своих нужд, без диоптрий, с разной цветовой гаммой, — он всячески избегает смотреть мне в глаза.
— Великолепно, не придётся возиться с подбором цвета, — я стараюсь с теплотой во взоре смотреть в глаза начальнику, но он сереет лицом и покрывается потом.
М-да, без сомнения, линзы нужны, с пренебрежением сверлю взглядом серого человека. Что-то нахлынуло на душу, меня начинают раздражать люди. То ли дело драконы, да и оборотни тоже, Вита-с не дурак, зря обидел этого славного парня, сейчас бы мне его команду. Стоп! О чём я думаю? Мне становится нехорошо. Гоню от себя неправедные мысли, пытаюсь вспомнить светлые, чистые лица людей. Но как назло перед внутренним взором выплывают: наглые носатые торговцы на рынке; рыбьи глаза милиционера, похлопывающего дубинкой по ноге; поп, на пожертвование прихожан покупающий крутую иномарку; сытые лица народных депутатов, пытающихся доказать простому люду, чтоб те жили скромнее; "неподкупный" прокурор, на "свою зарплату", построивший трёх этажный особняк ... Сжечь бы их, всех людей без разбора! В груди бушует пожар. Внезапно, словно звучит голос матери, полный доброты и тревоги. А ведь она человек! Меня окатывает словно из холодного душа. Становится стыдно, злость съёживается и тлеет в груди, как уголёк в потухшем костре. Ведь помимо этих тварей есть те, кто созидает: растит детей; конструирует космические корабли; пишет картины; выращивает хлеб: отдаёт жизнь за ближнего своего. Но социальные паразиты присосались к ним как пиявки, пытаются низвергнуть их в состояние безропотного скота.
Странно, картины настоящего и будущего тесно переплелись в голове, словно всё это рядом, на расстоянии кончика иглы. А ведь так оно и есть, мир галопом несётся в ... Отстойник. Требуются радикальные меры, социальных паразитов необходимо удалять как раковую опухоль, иначе — Помойка Вечности. Но только иногда с раковой опухолью вырезают здоровые ткани, а это неизбежно, главное спасти весь организм.
Система работает безупречно, не успели мы выпить кофе, как всегда искусно сваренный Катей, а нам принесли контактные линзы.
Женщина пытается сохранить на лице невозмутимое выражение, но искоса бросает любопытный взгляд, нервно ставит на стол коробку и выкладывает с десяток упаковок. Затем пару минут бестолково топчется на одном месте, она явно хочет задать мучающие её вопросы, но Катя равнодушно произносит: — Ты свободна, милая, спасибо за линзы.
Со стороны выглядит комично, Катя по возрасту годится ей в дочери, если не знать, сколько ей по-настоящему лет. Хотя, я неожиданно замечаю, Катя, уже не тот подросток, какой её застал впервые в этом времени. Она взрослеет и весьма быстро оформляется, скоро превратится в умопомрачительную красавицу.
Женщина криво улыбнулась: — Если нужна будет моя помощь, я в поликлинике КГБ, спросите заведующую.
— Через неделю мешать не будут, — энергично подвигав глазами, уверено произносит Катя. Она внимательно рассматривает себя в зеркале, недовольно хмурится, поджимает пухлые губки, вздыхает. — Всю красоту зарыли, даже зрачки круглые, как у рыбы.
— Вроде неплохо, ты всегда такая была, — Рита легонько, но уколола.
— Ты, подруга, в настоящей красоте не фига не понимаешь, поэтому и ходишь как серая кошка, — не преминула ответить Катя.
Рита слегка покраснела, но продолжать диспут не посмела.
— Ладно, займусь твоей внешностью,— покровительственно глянула на неё рыжая ведьма, — сегодня прикупим тебе, что ни будь из верхней одежды, а то на этот плащик без слёз смотреть нельзя. Правда, Кирилл? — Катя стрельнула по мне бесстыжим взглядом, но мгновенно сникла, уловив едва заметную насмешку Эдика.
В бухгалтерии получаем командировочные, едем в железнодорожные кассы, чтоб заранее купить билеты. Затем, Катя потащила нас в Камыши, только у фарцовщиков можно купить действительно великолепные вещи. Результат на лицо, я с трудом узнаю свою Риту, это настоящая леди: точеная фигурка, изысканные вещи, безупречный макияж, стильная причёска ... и взгляд изменился, что-то у меня возникло тиснение в груди.
Рита ходит как в трансе, она потрясена возникшими в себе переменами, затем бросается на шею Кате.
— Ладно, детка, это только начало. Вскоре сама поймёшь, как за собой следить. Теперь ты понимаешь, женщине десяти минут на сборы явно недостаточно, она же не солдат.
— Меня папа всегда учил собираться быстро, — опускает глаза Рита.
— Хотел мальчика, а получилась девочка, — улыбается Катя.
— Откуда ты знаешь?
— Тема стара как мир, родители мечтают сделать одно, а выходит другое.
Прощаемся с городом. На мне парадная форма старшего лейтенанта авиации, рядом мои друзья, а заодно и коллеги — хороший союз в наше время.
Занимаем полностью купе, забрасываем вещи на полки, молча, провожаем убегающий перрон.
Вскоре приносят горячий чай, Рита достаёт варёную курочку, Эдик коньяк. Что нас ждёт в Москве? Мне тягостно об этом думать, а больше всего, страшит встреча со Стелой, её образ буквально доканывает меня. Неожиданно для всех напиваюсь и засыпаю на коленях у Риты.
Гл.19.
Да, что же это такое! Меня вновь утягивает в другую реальность. Этот мир мне уже знаком: коричневые тучи и выжженная, потрескавшаяся земля.
Пахнет смертью, свежая кровь бьёт, словно кувалда по обонянию. Взмахиваю крыльями, верчу шеей, взглядом ищу Пастуха. Нет его, лишь вдали огненная завеса из бушующей грозы.
Как пусто и не уютно, что-то новенькое в Отстойнике. Лечу медленно, едкий воздух раздражает гортань, чешуя на теле закоптилась от жгучих испарений, струящихся из многочисленных трещин.
Что это? Внизу лежат развороченные тела огромных существ. Разбросаны ободранные щупальца, в голубоватой слизи застыли круглые глаза, кости, вперемешку с острыми клыками, белеют как высыпанные спички на чёрной земле.
Неожиданно с земли поднимается и, нехотя подлетает ко мне, невероятное существо.
— Вновь ты, — равнодушно звучит знакомый голос.
— Славу богу, живой! — искренне радуюсь я, увидев перед собой бесчисленные стебельки с глазами.
— Что со мной может произойти, а вот собак моих кто-то убил.
Внезапно с удивлением замечаю, что множество глаз у Пастуха, словно в капельках росы. Да он же плачет!!! Для меня это откровение. Неужели такое чудовище может переживать?
— Кто это сделал, и разве такое возможно?
— В этой Вечности впервые. Но, всё когда-то происходит в первый раз. Кто-то проник в Отстойник, подбирается душам, спугнули мы его, но собак не уберегли. А ты, что-то часто к нам ходишь, зачем? — слюнявая пасть приоткрывается, жгучая пена хлынула на землю и вспучилась, словно серная кислота на цинк.
— Сам не знаю. Если честно, я бы раков половил где-нибудь в студёном водоёме, а не дышал здесь ядом.
— Возьмешь меня с собой? — затрепыхались стебельки с глазами.
— Шутишь? — оторопел я.
— Почти, — тело Пастуха содрогнулось и сбросило с себя скопившееся статическое электричество, в пространстве словно полыхнул пожар. — Отстойник — субстанция постоянная, но если пошли некие процессы, Реальности перекрутит так, что вся эволюция захлопнется в Ноль. Может, действительно переместиться на твои чистые пруды, летать маленькой птичкой, и ловить комаров — вот жизнь станет беззаботной.
— Но ведь там могут жить и хищные сычи, — с горечью улыбнулся я, принимая шутку.
— Здесь их, что ли нет? Поверь, таких сычей, что обитают в Отстойнике, ты даже вообразить не сможешь.
— Всё же шутишь, — я с тревогой вглядываюсь в огромный зрачок.
— Наверное, — звучит вялый голос, — но иногда мне хочется поменяться местами с улиткой, ползать по росе, обгладывать нежные листочки и, ни о чём не думать.
— Главное, чтоб случайно не раздавили, улиток часто не замечают, — бестактно хмыкаю я.
— Об этом и размышляю, но на каждом уровне есть своя пятка, которая может на тебя опустится и она становится всё шире и страдания, испытываешь невообразимо более сильные.
— Чем выше взлетаешь, тем больнее падать, — соглашаюсь я.
— Именно. И всё же, что тебя тянет в этот мир? — тяжёлые мысли чудовища до боли плющат мой мозг.
— Будешь смеяться, но ты неправ, меня не тянет в Отстойник, меня безжалостно затаскивают сюда. Мне не доставляет особого удовольствия взирать на дымящуюся землю и вздрагивать от присутствия хищных душ, да и общаться с тобой тяжело ... не в обиду будет сказано.
— Тебе хотят продемонстрировать, что незыблемое может стать зыбким, — стебельки с глазами колыхнулись как щупальца актинии.
— Зачем?
— В твоём мире нарушается стабильность, это тянет за собой изменения всех Реальностей, вот и нас затронуло.
— И что мне делать? — пугаюсь я.
— Действовать.
— Как!
— Посоветуйся со своей совестью.
— Это эфемерно, — я разочарован.
— Совесть является частью души, — все стебельки выпрямились в мою сторону.
— Причём здесь душа? — хмыкаю я.
— Душа, это информация, собранная по крупицам с момента рождения мироздания. Кто обладает всей информацией, тот Бог, — оглушил меня умозаключениями Пастух.
— Вот почему в сказаниях все черти хотят завладеть душой, им нужна информация, а это скачёк в развитии, — меня озаряет словно вспышкой от атомной бомбы.
— Верно, ты мыслишь глобально. Теперь понимаешь, зачем кто-то пытается овладеть душами в Отстойнике?
— Главный Бес хочет поменяться местами с самим Создателем, — я холодею от ужаса.
— Где-то так, — вяло соглашается Пастух, — а ведь как хитро сделал, разрушил планеты, согнал все души в одну кучу, теперь и взять их легче всем скопом. Это проще, чем гоняться за каждой в отдельности.
— Кошмар! — я суетливо взмахиваю крыльями, мельтешу перед его бесчисленными глазами, словно муха, дёргающаяся на тонкой паутине.
— У меня сейчас голова закружится, — недовольно громыхнул Пастух.
— Шутишь? У тебя нет головы.
— Считаешь, что у меня одно лишь брюхо? — над землёй пронёсся шквал из молний, — мой собеседник искренне веселится.
.........................
Просыпаюсь в купе, уже утро, перестук колёс звучит как музыка в уютном кафе.
— Опять неизвестно где шлялся, а предупредить слабо было? — звучит недовольный голос Риты. — Ну, и где раки?
— Какие раки? — я сладко зеваю, да так что за ушами хрустнули косточки.
— А где ты сейчас был?
Обрывки сна выстраиваются в чёткие картинки и я мрачнею.
— Что с тобой? — пугается Рита.
— Там где я был, раки не водятся, — глухо говорю я.
— Расскажи, — требует Эдик.
Смотрю на него с удивлением, он никогда с таким нажимом со мной не разговаривал. Катя отставляет в сторону лак для ногтей, с тревогой смотрит, сквозь контактные линзы пробивается изумрудный свет.
— Сами напросились, — я излагаю свой сон. Мой рассказ, если не поверг в уныние, то обеспокоил основательно. Даже Эдик надолго замолчал, затем с удовлетворением изрёк: — Я давно пришёл к выводу, после смерти человека, их души образуют некие информационные поля и, если кто-то сможет с ними контактировать, он обретёт небывалые познания.
— Один лишь возникает вопрос, а стоит ли это делать? — хищно раздувает ноздри Катя.
— Не всегда стоит, "всякому плоду своё время", — кивает Эдик, ласково глянув на Катю, — но иногда хочется, что-нибудь стащить непотребное, — его бородка растягивается от уха до уха.
А ведь не упустит возможности украсть, я внимательно глянул на друга, в этом и заключается человек, ему всегда, что-то не хватает.
Рита слушает нас, глаза круглые, на лице недоумение, затем фыркает и изрекает: — Вы не читали классиков марксизма-ленинизма, там чётко прописано, бога нет, следовательно, души тоже.
— Что? — мы все оборачиваемся к ней.
— Бездушная ты у нас, — смеясь, одаривает её высокомерным взглядом Катя. — А как же все твои превращения, упыри и прочие.
— А ... метаморфозы тела, — раздражённо отмахивается Рита.
— Всё правильно, крокодилёнок, вылупившийся из яйца, стремится к воде, а не в пустыню навстречу гибели, только потому, что он просто крокодил, а не по велению информации накопленной у него в генах, — улыбается Эдик.
— Где-то так!— упрямо тряхнула головой Рита.
Невероятно, на каждом шагу сталкиваемся с явно нематериальным миром и, всё равно, у неё главенствуют материалистические идеи: Бога нет, души нет, есть партия, которая показывает дорогу в "светлое будущее", скажет "фас" и ринется Рита в бой.
— Если б вы знали, какой у меня отец, — Рита с гордостью обводит нас горящим взглядом, — сколько для страны сделал. Он даже песни пишет, жаль, гитары нет, так бы напела. У него вообще один хит есть: "Оборотни в погонах", за душу хватает, слезу прошибает.
— Да кто ж спорит, подруга, — Катя с сожалением качает головой, достаёт термос со своим неизменным кофе, — взбодримся, что-то меня в сон потянуло.
Рита надулась, понимает, единомышленников у неё нет. Стараясь разредить обстановку, обнимаю её за плечи: — Ты в Москве когда-нибудь была?
— Любой советский человек хоть один раз, но должен побывать в Москве, — назидательно поднимает она брови.
— В мавзолей Ленина ходила? — я чмокаю её в макушку, она мгновенно оттаяла: — И ещё в цирк, в зоопарк, в планетарий, в музеи. Мне нравится Москва. Когда я была маленькой, мы любили гулять в парке и собирать шампиньоны. Представляете, они прямо из асфальта росли! А ещё, с мальчишками поджигали тополиный пух, его там как снега зимой.
— И сейчас летом много, — замечаю я.
