Лишь одна Звезда

— Шесть, — подсчитал Джоакин.

— А вы знаете, чем занимается эти шесть дней мой милый дядя — Галлард Альмера?

Джоакин высказал предположение: торжествует, празднует победу, читает проповеди. Аланис фыркнула.

— Каждый час от того мига, как погиб мой лорд-отец, Галлард занят лишь одним делом: укрепляет свою власть. Заменяет офицеров на преданных ему: сперва полковников и капитанов, затем и лейтенантов. Перемещает войска так, чтобы отряды отца стояли вперемешку с дядиными сворами. Нанимает и рассылает шпионов. Созывает в Алеридан отцовских вассалов, требует присяги. Запугивает тех, кого можно запугать, покупает тех, кто продается. Приближает к себе детей сильнейших вассальных домов. Вам, пожалуй, невдомек: это не знак уважения, а страховка. Если вассал восстанет, его ребенок сразу превратится в заложника... Ищет поддержки вне Альмеры. Весь двор шептался, как дядя заглядывал в декольте нортвудской Медведице, а позже ездил к ней на чай. На грибочки... Не удивлюсь, если пара полков северян уже плывет сюда через Дымную Даль. И Адриановы подонки, вооруженные Перстами, — с дяди станется даже у них просить помощи! Бедный мой темный Джоакин, вы ничего не понимаете. Каждый день, каждый час, каждую минуту я теряю куски моего герцогства! Альмера — моя Альмера! — прирастает к рукам дяди!

— Это очень печально...

— Печально?! Ваш отец жив-здоров, правда?

— Милостью богов, да, миледи.

— А братья?

— Не тужат.

— А землею вы когда-нибудь владели? Возможно, городом? Судоходной рекой? Вам служила тысяча-другая вассалов?..

— Нет, миледи...

— Стало быть, ваша наибольшая потеря — это агатка, по пьяному делу проигранная в кости?.. Так не рассказывайте, тьма вас сожри, что печально, а что нет! Не делайте вида, будто понимаете меня! Вы не поймете, вам не дано! Даже не старайтесь!

Джоакин ощутил сильное желание рассказать, как на его глазах погибла Полли, но поразмыслил и отказался. Мрачно выдавил:

— Простите, миледи.

— Впервые слышу от вас нечто разумное...

Прошли еще часы. Дождь продолжался. Аланис промокла, ее начало лихорадить. Однако любые предложения остановиться, перекусить, согреться она отметала.

— Время, сударь. Время уходит.

— Вы рискуете собою, миледи. Подумайте: здоровье и жизнь важнее власти.

— С точки зрения нищего — да.

Когда обида настолько окрепла в душе воина, что почти вытеснила сострадание, Аланис вдруг обратилась к нему доверительно:

— Вы говорили, что служили Рантигару...

— И Бройфилду! — радостно откликнулся Джо.

— Бройфилд слишком мелок. А Рантигар — беспринципный мерзавец. Но у него есть войско и готовность драться. Он может быть полезен. Как близко вы с ним знакомы?

Джоакин нехотя признал, что вовсе не знаком с графом, просто служил наемным мечом под его знаменами.

— Так и думала...

Миледи вновь замкнулась в хмуром молчании. Джоакин с надеждой вымолвил:

— Однажды я выполнял поручение для его милости графа Шейланда...

— Сын торгаша и Адрианов прихвостень! С Шейландом я не стану связываться. Жаль, что вы не служили его жене...

Джоакин воскликнул победно:

— Я знаком с леди Ионой Шейланд!

— Ориджин, — поправила Аланис.

— Да, Ориджин.

— Так вы знакомы с Ионой?

— Виделись не далее, как в апреле, миледи.

— Вы на хорошем счету у нее?

— Скажу так, миледи: Северная Принцесса побеспокоилась о моем здоровье и лично осмотрела мои раны после поединка.

— Сомневаюсь... Иона не любит ни дуэлянтов, ни наемников.

— Заверяю: для меня она сделала исключение.

Аланис помедлила в сомнении.

— Если я отправлю вас с посланием для нее, сможете доставить?

— Несомненно, миледи!

— А сможете добиться встречи лично с Ионой, не с ее мужем?

Джоакин сомневался, что Северная Принцесса хотя бы вспомнит его. Тем тверже прозвучал его голос:

— Так точно, миледи!

Аланис вновь задумалась.

— Мне кажется, вы лжете... Впрочем, это не имеет значения. Все равно я не пойду за помощью к Ионе.

— Верное решение, миледи! Иона — заносчивая и самовлюбленная, в ней ни капли благородства.

— Право, Джоакин, вы так глупы! Всякий раз, как собираетесь сказать что-то, тщательно взвесьте и поймите: лучше вам промолчать.

Он надулся и больше уже не затевал бесед.

Однако сумрачное облако хвори, окружавшее миледи, Джоакин прекрасно чувствовал. Аланис скидывала капюшон, надеясь, что дождь поможет взбодриться, но вскоре начинала дрожать и зябко куталась в плащ. Она держала вожжи одной рукой, а вторая никак не находила покоя: хваталась за шею, теребила мокрые волосы, царапала бедро. Девушка просила хлеба, но, едва взяв в руки, говорила, что не сможет съесть ни крошки. Она опасно пошатывалась в седле, и лошадь ступала неуверенно, то и дело прядала ушами, беспокойно мотала головой. Кобыла будто пыталась проверить: живого ли человека несет на спине, или мертвое тело.

Солнце скатилось к горизонту, когда герцогиня сдалась:

— Больше не могу. Мне трудно держаться в седле... Нужно лечь.

* * *

Заброшенный сарай когда-то был сеновалом. Теперь сена осталось немного, оно давно отсырело и начало гнить. Девушка упала на сено, подгребла к себе, стараясь зарыться. Немилосердный озноб колотил ее.

— Что я могу для вас сделать?.. — прошептал Джоакин, присев рядом.

— Давайте в...ваш куриный помет. И ф...флягу с водой.

Он дал ей сверток и предложил помощь. Аланис отказалась:

— Просто выйдите... я сделаю сама.

Он вышел. Стреножил и расседлал коней. В сильнейшем беспокойстве принялся бродить вокруг сарая, теребил бородку, кусал губы.

Наконец Аланис позвала его. Когда он вошел, девушка лежала на сене, обессиленная болью.

— Сядьте рядом... — попросила она.

Он сел.

— Знаете молитву Праматери Сьюзен? Помолитесь со мною.

— Не знаю, миледи.

— Тогда просто повторяйте...

По нескольку слов она прочла молитву, Джоакин повторил.

Потом она прикрыла глаза и шепнула:

— Холодно...

Он лег рядом с нею и обнял, укутал своим плащом. Впервые Аланис не возражала. Он почувствовал дрожь ее тела, ощутил запах снадобья — тяжелый, землистый.

— Вы ненавидите меня?.. — вдруг спросила Аланис.

— Нет, нет! — воскликнул Джоакин.

— Все меня покинули... — срывающимся шепотом заговорила миледи. — Ни семьи, ни жениха, ни вассалов... Остались лишь вы. Наверное, вам очень нужны деньги, иначе и вы ушли бы...

— Нет, миледи, что вы! — закричал Джоакин, стискивая ее в объятиях. — Деньги совершенно не при чем!

— В этом нет позора... Вы — наемник... Не волнуйтесь, я сполна расплачусь с вами. Получите щедрую награду...

— Дело вовсе не в деньгах! Я с вами потому, что... вы — самая лучшая!

— Какая чушь... Я несносна... — голос так ослаб, что Джоакин едва слышал. — Прошу, не нужно меня ненавидеть... Если умру — не держите зла.

Джоакин был в ужасе. Приник к самому ее уху и зашептал:

— Не смейте даже думать такого! Вы ни за что не умрете! Я не позволю. Если смерть придет за вами, я ей переломаю все кости и зашвырну обратно на Звезду! И вы ни капли не несносна. Вы прекрасны, Аланис! Вы — гордая, смелая, волевая, умная. Вы — лучшая из женщин на свете. Я люблю вас!

Он затаил дыхание, ожидая ответа. Но ответа не было: девушка спала.

Джоакин укутал ее потеплее, прижал к себе. Лег, уткнувшись носом в ее платиновые волосы и попытался уснуть.

Это было невозможно. Близость девушки будоражила его, кровь вскипала в жилах. Смерть, дохнувшая было в лицо землистым запахом снадобья, улетела прочь. Теперь Джоакин чувствовал лишь упругое горячее тело красавицы. Ничего другого в мире не осталось.

Его ладонь подвинулась вниз и легла на бедро Аланис. Огладила округлость, переползла на ягодицу, сжала. Он ужаснулся того, что делает, укусил себя за губу, отдернул руку. Джоакин приказал себе замереть и долго лежал без движения, пытаясь успокоиться.

Но Аланис была рядом, он чувствовал изгибы ее тела, слышал стук сердца, вдыхал сладковатый запах кожи...

Он крепко стиснул ее, надеясь, что от этого станет легче. Ошибся. Кровь загрохотала в висках, в глазах потемнело от вожделения. Рука поползла вверх, коснулась груди миледи... Он попытался сдержать себя... Пальцы нашли шнуровку на платье, осторожно потянули. Ладонь сунулась в вырез и ощутила горячую плоть...

Джоакин весь дрожал. Казалось, он умирает и в тот же миг рождается заново. Уже и вторая ладонь скользнула под платье, жадно гладила, щупала, сжимала... Плечо Аланис оголилось, и Джоакин приник к нему губами. Он в жизни не пробовал ничего вкусней, чем ее кожа.

Слишком поздно он вспомнил, что где-то — на плече или груди — имеется открытая рана. Стоит лишь задеть, и...

Аланис издала отрывистый стон. Он резко отдернулся, оторвал ладони от ее тела. Однако, просыпаясь, она успела почувствовать.

— Что?! Что происходит?

— Ничего... Все хорошо, миледи...

Она порывисто села, ощупала платье, обнаружила тесемки.

— Ах, подлец!..

Он заговорил с лихорадочным пылом:

— Миледи, простите, я вел себя недостойно, но есть то, что меня извиняет. Я люблю вас, миледи! Больше всего в мире люблю! Не могу думать ни о ком, кроме вас!

— Скотина!.. Поди прочь, пока жив!

— Клянусь: я люблю вас! Никого прекраснее не видел на всем белом свете. Я докажу, смотрите. Смотрите... сейчас... найду огонь.

Он отыскал огниво, нащупал горсть сухой соломы, поджег. Сверкнули яростные глаза Аланис над треклятой вуалью. Голое плечо, кинжал в руке.

— Смотрите! — Джо выхватил из-за пазухи и сунул герцогине сложенный вчетверо серый замусоленный листок. — Я полюбил вас по одной лишь этой картинке! Разве я мог не сойти с ума, когда увидел вас наяву?!

Она развернула страницу, поднесла к зрачкам.

— Вы — красивейшая женщина в мире! — горячо воскликнул Джоакин.

Аланис захохотала. Смех — смесь из ненависти, досады, злобного веселья и огромной, бесконечной боли.

— Я?.. Красивейшая?.. Ха-ха-ха-ха! Красавица!..

Джоакин ахнул, когда она скомкала страницу и сунула в огонь. Листок ярко запылал, Аланис поднесла его к лицу.

— Красавица, да? Ах-ха-ха! Полюбуйтесь!

Она сорвала платок.

Джоакин не сдержал крик ужаса. Черно-красная полоса горелого мяса пересекала щеку герцогини. Ожог начинался у губ и кончался под самым ухом. От кожи остались одни струпья, вся нижняя челюсть была выпачкана гноем и сукровицей. Казалось, половину лица сняли с сожженного трупа и пришили к голове девушки. Но самое худшее... Джоакин пытался отвести взгляд — и не мог!.. Под скулой щека Аланис была прожжена насквозь. В отверстие виднелись зубы.

— Как вам моя красота, сударь? Пришлась ли по вкусу?

Он не мог разжать челюсти, чтобы выдавить хоть слово. Лицо Аланис исказила ухмылка. Ожог сменил форму, стал похож на пасть чудовища.

— Ах, я больше не прекраснейшая на свете?.. Бедняжка, как же вы ошиблись!

Джоакин, наконец, смог отвести глаза от ее щеки.

— А теперь, — процедила герцогиня, — пошел прочь. Чтобы я тебя никогда больше не видела.

Подвластный силе ее голоса, он сделал шаг назад. Остановился. Встряхнул головой.

— Нет. Ни за что.

И двинулся к ней. Аланис сделала выпад. Он успел перехватить ее руку и вывернуть, не коснувшись клинка. Пальцы девушки разжались, кинжал упал наземь.

— Я не оставлю вас, — сказал Джоакин. — Вы без меня пропадете.

Она задохнулась от ненависти, до скрипа стиснула зубы.

— Ваша рана гноится, — сказал Джоакин. — За несколько дней вы умрете. Я отвезу вас туда, где помогут. Не к вашим вассалам, а к людям, которых знаю я.

— Вон, — прошипела Аланис.

Он выпустил ее, подобрал искровый кинжал.

— Я посплю снаружи, у ворот. Но утром мы вместе двинемся в дорогу.

Стрела

Сентябрь 1774г. от Сошествия

Герцогство Южный Путь

Как действовать полководцу, вступив на вражескую землю?

Распространено мнение, будто инициатива принадлежит наступающему, и он определяет всю стратегию военных действий. Данное мнение ошибочно. Тот, кто защищает свою землю, имеет в распоряжении обильные припасы и сеть дорог — а значит, большие возможности для маневра. Также защитник располагает крепостями и замками, следовательно, может выбрать выгодные позиции для сражений. Защитник способен навязать сражение захватчику либо уклониться от боя. Именно поведение защитника, а не захватчика, в значительной степени определяет ход войны. Захватчику следует прежде всего понять образ мысли и действия защитника. Только сообразуясь с этим знанием можно строить план наступления.

"Вопросы полководца", Десмонд Герда Ленор р. Агаты

Пограничные форты Южного Пути, зубчатою цепочкой усыпавшие Нижнюю Близняшку, оказались покинуты. Пустые стрелковые башни, гулкие галереи, бесполезные требушеты, торчащие в небо костлявыми рычагами... Нечто философское, если не мистическое было в этих покинутых громадах. Здание без людей — как тело умершего: осталась оболочка, ушла душа.

— Боятся нас путевские крольчата! Бегут, бросают норки, — ехидничал кузен Деймон.

Эрвин не ощущал ни торжества, ни радости, скорее — тихую грусть. Неспешно прошел по двору захваченной крепости: эхо шагов шарахается от стен, ветер посвистывает в щелях, треплет кучи мусора. Кто-то когда-то строил этот форт. Тесал бревна, месил раствор, клал камни, мостил черепицу. Надеялся на крепкую защиту, тревожно поглядывал на север — успеть бы, пока не набежали. Окончив долгий труд, довольно потер руки, порадовался вслух: "Вот так громадина вышла!.. То-то же, пускай теперь попробуют!.. Уже и спать можно спокойно..."

Почему мне грустно от этих мыслей? Хотел ли красивой победы — со звоном, со славою, с правом на гордость? Тревожусь ли, что Лабелин стянет воедино свои полки и не даст разбить их порознь? А может, речь о надеждах, что всегда оказываются напрасны?.. Глуп, кто надеется; мудр, кто не ждет...

— Эй, кузен, отчего хмуришься?

Между захваченной землею и родной нельзя оставлять фортификаций. Если противник захочет отрезать войско от Первой Зимы, он не получит никаких укреплений себе в помощь.

— Да что с тобою, Эрвин? Не строй Ульяну Печальную!

— А?.. Нет, пустое, задумался. Выступаем. Форт сжечь.

Исходим из допущения, что мы, наступая на вражеские земли, имеем силовое превосходство. Учитываем не только численность войска, но и другие факторы: мастерство бойцов и офицеров, оснащенность доспехами, качество вооружения, высокий боевой дух. Иными словами, мы имеем причины рассчитывать на победу в решающем сражении. Без этого было бы попросту неразумно развивать наступление.

Вопрос таков: что может противопоставить враг нашему превосходству в силе?

Глупо ожидать, что враг примет бой при низких шансах на победу. Несомненно, он станет уклоняться от сражения и постарается прежде свести на нет наше преимущество. Как он может сделать это? Возможны четыре стратегии защиты: измор, удержание крепостей, привлечение союзников, навязывание места. Рассмотрим их по очереди.