— Да, она. И доставить ее мы должны любой ценой. Таков приказ графа. Потому нас и послали вместе. В случае успеха — ожидает награда, а о неудаче не хочется и думать.
— Ох, Рой! — выдохнул Феред, — боюсь, ты прав. Добром это не кончится.
— Ладно, брат, не стоит унывать раньше времени. Давай-ка лучше спать. Завтра с рассветом нужно быть в седле. Все еще, может, и устроится.
Феред в ответ с сомнением покачал головой. Но в темноте Рой этого не увидел. Не привыкший к излишним душевным переживаниям и сомнениям, юноша уже спал богатырским сном. Не долго бодрствовал и Феред. Дневная усталость, а также монотонный шепот дождя убаюкали и его.
* * *
Но не все этой ночью спали так же крепко, как братья О'Кейн. За полсотни лиг на своем шикарном ложе в родовом замке Кармелин тщетно пытался уснуть старый граф Джошуа. И вовсе не капли холодной дождевой воды, просачивающиеся сквозь крышу из листьев, или лесная свежесть будили его. Нет. Он ворочался с боку на бок, пытаясь найти удобную позу, гоня прочь назойливые мысли, которые не давали покоя.
Но все старания тщетны — желанный сон не шел. Эта бессонная ночь была далеко не первой. Они тянулись чередой, одна за другой, нанизываясь, словно бусины, на нить жизни. И, наверное, окончится этот кошмар лишь когда она оборвется.
Джошуа пытался заставить себя думать, что это старость лишила его сна. Но не мог. Для этого Кармелин был слишком умен. Граф прекрасно умел обманывать других, незаметно плести тонкие, но крепкие сети заговоров, был истинным мастером интриги, и мало кто рискнул бы вступить с ним в борьбу.
Одной из сильных сторон его ума была способность реально оценивать факты и делать правильные выводы. Вот и сейчас, отбросив бесполезные попытки заснуть, он встал, сделал не-сколько глотков вина, но вкуса не ощутил, так как мысли уже улетели далеко-далеко...
Присев на край стола, Джошуа крепко задумался, упершись неподвижным остекленелым взглядом в стену. Если бы кто-то увидел его в тот момент, то наверняка бы решил, что разум совершенно покинул это еще крепкое тело.
А началось все года четыре назад. В тот день он возвращался с успешной охоты, где ловко подстрелил красавицу лань и был очень доволен собой.
С утра стояла прекрасная погода, но к полудню стало нещадно припекать, и графу хотелось как можно быстрее укрыться от жары в прохладе замка. Казалось, ничто не может испортить удачный день. Но, выехав из леса на проселочную дорогу, кавалькада неожиданно столкнулась с цыганскими кибитками. Свита бросилась вперед, пытаясь освободить путь. Джошуа пришлось остановиться, ожидая пока цыган оттеснят на обочину, что весьма его разозлило. Из-за этих грязных выродков ему, графу, приходится париться на жаре и глотать дорожную пыль.
Он гневно прикрикнул на слуг, торопя их:
— Рой, чего ты с ними церемонишься? Немедля гони их прочь, пока я не разозлился по-настоящему! Тогда вам всем непоздоровится!
Роя (старшего из братьев О'Кейн) подгонять не было нужды. Свое дело он знал. Умело руководя другими и сам ловко орудуя плеткой, "помогал" цыганам убраться с дороги Его Светлости.
Одна из лошадей, вздрогнув от удара, так резко рванула в сторону, что перевернула кибитку. Та с грохотом свалилась на бок и переломилась. Соплеменники, побросав свои повозки, кинулись на помощь. Поднялся несусветный крик и гам.
Джошуа, проезжая мимо, на секунду приостановился, на-блюдая за этим разворошенным муравейником. Цыгане охали, причитали, что-то лопотали на своем гортанном языке. Один из них, седой грузный мужчина, очевидно, вожак, пытался как-то организовать этот неуправляемый сброд.
"Да, это племя всегда будет диким, — подумал граф. — Их удел — нищета и вечная дорога. У них нет ни крова, ни своей земли. Как вообще можно так жить на белом свете?"
Тем временем из-под обломков кибитки вытянули пожилую цыганку, а вслед за ней девочку-подростка лет тринадцати. Обе были живы, но сильно исцарапаны и напуганы. Первой пришла в себя старуха. Завопив, словно безумная, она бросилась к ребенку. Убедившись, что все в порядке, недобро глянув в сторону графа, оставила успокоившуюся девочку на попечении соплеменников и направилась к нему. На окрик вожака Сибилла (так ее звали) даже бровью не повела. Слуги, словно по команде, преградили ей дорогу, но Джошуа приказал расступиться.
"Что может сделать мне это ничтожное существо", — подумал он.
Подойдя ближе, заговорила:
— Ты — велик и могущественен, граф Джошуа Кармелин. Настолько велик, что нет тебе дела до других людей. Ты, походя, чуть не лишил жизни старую Сибиллу и ее дочь Камиллу. И сейчас в твоей душе нет раскаяния. Она, словно камень. Еще не одну жизнь погубишь, не задумываясь. Но придет время, и каменная душа дрогнет, обагренная горячей кровью. Но будет поздно. С сегодняшнего дня тебя покинет сон, пусть он исчезнет, как пыль дорог, подхваченная ветром. Это мое проклятие.
Произнеся эти слова, Сибилла повернулась к графу спиной и, прихрамывая, направилась к толпе онемевших цыган.
Взбешенный Джошуа хотел стегануть ее плеткой — проучить за дерзость. Но занесенная для удара рука застыла, словно натолкнувшись на стену. Его полный ярости и недоумения взгляд устремился на цыганку, но был как бы перехвачен жгучим взором ее дочери Камиллы.
Граф так и не смог позабыть этих глаз. Они были необычного для цыганского племени изумрудного цвета и горели магическим огнем. Мысли его спутались.
Рука с плетью безвольно опустилась. Позабыв о том, что хотел сделать, словно сомнамбула, он с огромным трудом преодолел наваждение и поскакал прочь по пыльной проселочной дороге в со-провождении свиты, унося в своем сердце навороженную хворь.
С этого дня он лишился нормального сна. Муки бессонницы перемежались кошмарами короткого забытья. Вот уже более четырех лет его преследовала месть Сибиллы. Не помогли ни лекари, ни шептухи. С каждым днем становилось все хуже. Теперь бессонница сопровождалась приступами оцепенения и провалами памяти.
Не только ночи без сна, но и тяжкие думы донимали старого графа... Боги в свое время были к нему милостивы и даровали дочь и двух сыновей. Дочь Джошуа Лия никогда не занимала в его жизни большого места. Другое дело — сыновья. Старшему — Роланду, прямому наследнику, исполнилось уже двадцать восемь. Но вот беда: нравом и внешностью он пошел в мать — был чересчур медлителен и неповоротлив. Не было в нем искры божьей. Не хватало живости, жесткости, страсти.
Зато у младшего — Девина — всего этого имелось в избытке. Ему не исполнилось и двадцати, а он уже успел немало накуролесить. И если бы не отцовский титул и богатство, скорее всего, сложил бы голову на плахе.
Юноша унаследовал не только внешность Джошуа, но и его худшие качества, многократно их умножив. Девин не знал меры ни в вине, ни в женщинах. Волочился за каждой мало-мальски подходящей юбкой и постоянно вляпывался во всякие скверные истории. Он был вспыльчив, нетерпим, а в драке просто терял голову — сразу же хватался за кинжал или шпагу и, не задумываясь, пускал их в ход.
Недавно связался с одной из фрейлин королевы, а когда их застал супруг, то затеял драку, тяжело ранил соперника, а сам еле унес ноги. Отцу удалось замять скандал. Ох и немало пошло на это золота! Если бы не доходы от графства Квин, то врядли что получилось.
Да, тяжелы заботы старого графа, мрачны его думы. Вот хотя бы взять это графство Квин. Мелвину скоро исполнится двадцать, и тогда прощай навсегда богатые земли и большие доходы, а вместе с ними и надежда устроить судьбу разгильдяя Девина.
Еще несколько лет тому назад Джошуа без лишних сомнений решил бы эту проблему — отправив опекаемого в мир теней. Но сейчас проклятый сон, мучивший последние годы, не позволял этого сделать. Однако нельзя же откладывать вечно. Так можно и опоздать. Ведь тот мог до совершеннолетия укрыться на пару месяцев в провинции, а после появиться при дворе короля и спокойно вступить в права наследования. Тогда уже ничего не поделаешь. Проблему необходимо решать немедленно — Мелвину придется умереть в ближайшее время. И случиться это должно у всех на виду, чтобы не возникло ни малейших сомнений.
Вот поэтому граф Джошуа Кармелин и решил позвать его в Квин на празднование своего дня рождения. Здесь они впервые за долгие годы встретятся лицом к лицу.
К этому же времени Джошуа приурочил решение и другой задачи. Он узнал, что неподалеку кочует табор Сибиллы. Молва о ней и ее необычной дочери Камилле достигла графства.
Впервые за долгие годы мучений у него появился шанс вылечиться или хотя бы отомстить за свои страдания.
За это время Камилла, по слухам, превратилась в несравненную красавицу. Никто из мужчин не мог остаться равнодушен к ней. Граф решил использовать ее красоту и обаяние для достижения своей цели. Для этого на следующей неделе она тоже должна прибыть в Квин...
Постепенно мысли утратили четкость, казалось, что он вот-вот заснет. Но, не тут-то было: вздрогнув, Джошуа очнулся, покачиваясь, словно пьяный, подошел к кровати. Тяжело вздохнув, натянул на голову одеяло и закрыл глаза в надежде все-таки задремать. На этот раз он действительно заснул. Приснился ему все тот же кошмарный сон. Вот он, затаив дыхание, крадется с кинжалом в руке. Спрятавшись за кустом, видит Мелвина об руку с юной красавицей. Джошуа, терпеливо ждет, когда юноша останется один. Вот, наконец, никого нет рядом. Медлить нельзя! Он бросается на жертву и вонзает кинжал в шею. В последний миг рука предательски дрожит, и удар не достигает цели. Мелвин падая, оборачивается. И о ужас! Перед ним — не подопечный, а его сын Девин. Полными ужаса и боли глазами он смотрит на отца, что-то пытаясь сказать.
Из раны струей бьет горячая кровь, заливает Джошуа лицо, стекает по шее, груди и спине, сковывает тело, словно панцирь, превращая плоть в камень.
Во сне граф рычит, словно смертельно раненный зверь. От этого жуткого крика просыпается весь замок. И так каждое утро.
* * *
— Мелвин, ты ни в коем случае не должен ехать в Квин! — твердила юноше Джада. — Ведь ясно — это западня! Тебе из нее не выбраться живым! Подумай о матери, кто ее защитит. Не забывай и о графстве, о людях. Они стонут от непосильных поборов Джошуа. Ты — их последняя надежда. Все ждут твоего совершеннолетия, надеясь на избавление от гнета. Осталось ведь совсем немного. Послушай старую кормилицу, — продолжала она, — уезжай отсюда на полгода. Возьми с собой кого-нибудь. Вот, хотя бы Вула. Он не слишком умен, но зато силен и ловок, будет тебе хорошим слугой и поможет, случись какая драка. Прошу тебя! Уезжай, пока не поздно! Никому не называй своего настоящего имени. Пере-двигайся скрытно, не привлекая внимания, чтобы тебя не выследили ищейки Джошуа. Будь осторожен и не дай им себя обнаружить. Ты увидишь, время пролетит быстро. И настанет великий день: граф Мелвин де Квин отправится прямо ко двору короля. Потерпи немного, помни, что стоит тебе сказать мажордому королевского двора: "Граф Мелвин де Квин нижайше просит аудиенции", — и ты победил! С этого момента графство Квин для Джошуа навсегда потеряно. Тогда даже твоя смерть ничего не изменит.
Юноша слушал ее молча. Казалось, мысленно он был где-то очень далеко.
"О чем он думает? Может, вспоминает недавний визит к Дрилле?" — переживала женщина.
Так же, как и отец много лет назад, Мелвин вчера посетил ведьму. Вернулся задумчивым и печальным, словно узнал какую-то страшную тайну. После этого стал еще больше похож на Сержа, такого, каким он был в последние дни жизни.
"Неужели и сына ждет та же участь? Неужто все ее усилия, весь смысл жизни рухнут в один миг? Этого нельзя допустить! Но что же может сделать она, старуха, что может противопоставить судьбе?" — думая об этом, Джада грустно качала головой.
— Мелвин, сделай, как я прошу. Гонца Джошуа мы усыпим. Он проспит не меньше суток. За это время ты уедешь далеко. — Кормилица с мольбой смотрела на юношу.
Ее голос, ее слова вернули молодого человека в реальный мир, он ласково положил руки ей на плечи и печально улыбнулся. Взглянув в его зеленые как у отца глаза, она все поняла. Все слова напрасны — он все равно поступит по-своему.
— Ты правильно поняла, кормилица. Но печалиться и хоронить меня раньше времени не нужно. Еще не известно, как повернет судьба. Ты ведь знаешь, что отец никогда бы не бежал от опасности. И я не буду тоже. Пусть сбудется воля богов. Собирай в дорогу. Вула я возьму с собой, как ты советуешь. Прости — лучше помолись за меня, береги мать. А я обязательно вернусь. Ну, а сейчас мне очень хочется съездить в часовню к отцу.
Прижав к груди плачущую няньку, Мелвин тяжело вздохнул, чувствуя, что зря не послушался совета любящей Джады.
Прошло не более получаса, а он уже отворял тяжелые литые двери часовни. Тихо, словно извиняясь за то, что тревожит отцовский сон, подошел к могильной плите.
Внутри было светло. Окна располагались таким образом, что свет, отражаясь от множества зеркальных плиток, рассеивался, заполняя все внутреннее пространство. Ночами тоже не было надобности зажигать светильники. Призрачный свет Камеи, Дионы и Ларги наполнял часовню мистической таинственностью.
Ее стены на высоту человеческого роста были выложены темно-зеленым мрамором и украшены четырьмя массивными серебряными светильниками. На полу — тоже мрамор, но черный. Во всем, даже в мелочах, царили строгость и гармония печали.
Могила отца с возвышающимся над ней надгробием служила алтарем. Рядом располагалась еще одна размером поменьше. Она ждала свою хозяйку вот уже почти пятнадцать лет. На мраморной крышке золотом сверкала надпись: "Графиня Райза де Квин".
Обе могилы находились на некотором возвышении в обрамлении замысловатого мозаичного узора, в котором преобладали красные и черные тона. При виде этих надгробий из глаз Мелвина покатились слезы. Плакать юный граф мог позволить себе лишь в полном одиночестве.
Благодаря особенностям освещения каждое надгробие от-брасывало четыре едва уловимые тени. Две из них, наслаиваясь одна на другую, сливались в единую, более плотную. Она выглядела довольно необычно. Казалось, что здесь открывается путь в потусторонний мир. Мелвину, сидящему на мраморной скамье и пристально всматривающемуся в нее, начинало казаться, будто бы дверь туда в самом деле приоткрывается...
Юноша мысленно прощался с отцом. Он размышлял над тем, как все в этом мире странно: вот он еще совсем молод, а ему уже грозит смерть. И он не в силах избежать судьбы. Не так ли было и в жизни Сержа де Квин? Наверное поэтому, почти не помня отца, зная о нем лишь по рассказам Джады и Дина, он все равно любил его, ощущая какое-то странное и неотвратимое единение. И не случайно Мелвин в решающий момент поступил так же, как и он: отправился в лес к колдунье Дрилле. Ведь ей даровано тайное знание. Он предполагал, что старуха, как и его мать, когда-то перенесла большое горе, которое лишило ее ума. И с тех пор она живет на берегу лесного озера, неподвластная времени.
Некоторым она соглашалась предсказать будущее. Как правило, ее пророчества сбывались.