Квартал первый. Боец Круга Поединков

Я подняла взгляд на поверхность маски, словно могла разглядеть сквозь неё хорошо знакомые серые глаза.

— Даже имя?

— Имя тем более. Я и лицо не имел права тебе показывать, но тут ты сама постаралась.

— И всё-таки... — это прозвучало жалко, и не будь я такой подавленной, то повесилась бы со стыда.

— Ты, — медленно произнёс Наблюдатель, — хотела бы увидеть меня ещё раз?

Кажется, он озадачен.

— Да, сэр, — пробормотала я.

— Почему?

Я дёрнула здоровым плечом.

— А если бы я не был Псом, тогда хотела бы?

— Если бы вы не были Псом, вы были бы совсем другим человеком, сэр, и мы бы никогда не встретились.

Мне показалось, что я расслышала тихий вздох.

— Верно. Но вообще-то, нет ничего невозможного. Скоро ты отправишься в Академию. Если закончишь её с хорошими отметками, успешно пройдёшь два года полевой подготовки, а затем хорошо покажешь себя, то можешь писать прошение о переводе в Специальный отдел. Если его удовлетворят, я стану твоим начальником.

— Это лет десять, как минимум.

— Скорее, пятнадцать, — рука майора мягко опустилась мне на макушку. — Но я уверяю тебя, Кейни, ты забудешь меня уже на первом курсе.

Может, оно и к лучшему.

К нам бесшумно подошёл ещё один Наблюдатель из Специального отдела, и только присмотревшись, я поняла, что это женщина. Её пристальный взгляд ощущался даже сквозь маску. Она несколько раз качнула головой, будто о чём-то спрашивая, и мужчина повернулся к ней.

— Браун! — рявкнул где-то за моей спиной Осенев. — Ты его вконец заболтала! А ну марш домой!

— Тебе не интересно, — внезапно заговорила женщина, но так тихо, что я едва расслышала её голос, — как ведьмы и щенки ставят барьеры?

Я пожала плечом.

— Думаю, это как каракули на стенах дома старухи Клири, только в три ряда.

Её плечи задрожали — кажется, она смеялась. А мне пора сваливать, пока Осенев не выпроводил меня лично.

— Простите, — я сделала шаг назад, — я пойду.

— Отдыхай, Кейни, — майор кивнул, — и ничего не бойся.

Если бы я могла.

41.

Стены дома покрывали аккуратно выведенные чёрной краской письмена. Полный ноль против материальных существ и каменная стена против всего остального. Я ещё успела понаблюдать за тем, как курсанты под руководством ведьмы упражняются в каллиграфии и как пытаются запихнуть в дверной проём большого чёрного кота. В итоге котяра с воем оседлал голову одного из щенков (лицо ему спасла маска) и взглядом вытаращенных глаз дал понять, что не сунется за порог ни под каким предлогом.

— Легче, детвора, легче, — проговорила ведьма, со стопкой листов в руках наблюдая за процессом. — Седрик на таких делах, простите, собаку съел, и если он считает, что барьер без изъянов, не стоит переспрашивать у него насильно.

— Простите, мэм. Снимите его, пожалуйста, — курсант на полусогнутых подполз к ней. Кот сам прыгнул в руки хозяйке и красноречиво фыркнул, раздражённо помахивая пушистым хвостом.

Перед уходом один из щенков отдал мне мисочку бьягги, будто догадываясь об истинном её назначении — я повертела посудину в руках и оставила в кухне на подоконнике.

Ребята звали меня на ночёвку: предполагалось, что мы с Киарой займём диван, а наши матрацы на новом месте послужат постелью для Джо. Если прибавить к этому, что с Майком и Ником оставались Сесиль и Клара (я неожиданно вспомнила, как их зовут), то получалась нехилая компания. Я знала её слишком хорошо, чтобы поверить, будто ночь обойдётся без посиделок и долгих разговоров о Сью и о том, что сейчас творится в городе. Поскольку внести свою лепту в беседу я не могла и мне надо прятать слишком заметный укус, я решила остаться дома.

— Даже не проси, вы угомонитесь после полуночи, — сказала я Джо, который пришёл забрать матрац. — А я не выживу ещё одну ночь без сна.

— Ты можешь вообще не выжить, со сном или без, — резонно возразил парень, сматывая покрывало вместе с простынями в рулон. — Это ещё Пума не знает о твоей дурости.

— Ну соври ей что-нибудь.

Джо потянул край матраца, а потом выпрямился и посмотрел мне в глаза.

— У неё ночью приключился приступ паники, ты что-нибудь знаешь об этом?

Я пожала здоровым плечом и ответила с тем же видом, с каким лгала мистеру Майлу:

— Ничегошеньки.

Осиротевшая кровать в комнате сестры производила удручающее впечатление. Пройдя на кухню, я без особого аппетита доела блины и помыла посуду. А потом, повинуясь наитию, вычистила алюминиевую миску и, наполнив её остатками молока, вынесла под стену дома.

Пусть хоть у бьягг сегодня будет праздник.

От исписанных стен пахло краской и травами, чьи измельчённые соцветия и листья просматривались в аккуратной вязи знаков. Окинув их равнодушным взглядом, я свернула за угол и села на крыльцо ждать перекличку.

Мысли уносили меня далеко в прошлое к летним вечерам у ограды, домашней еде и полутёмному холлу кинотеатра, где неоновый свет, согретый запахом карамели, выхватывал из полумрака плакаты ужастиков.

А также Сью и Марти с большим ведёрком попкорна.

42.

Проснувшись, я оторвала голову от подушки и после секундного замешательства решила, что идёт дождь — это его частые капли создают такой размеренный стук. Меня посетила единственная тревожная мысль: только бы крыша не начала протекать. Может, надо было встать и проверить потолок на кухне, но я уже начала отключаться, и мне стало плевать на потопы.

И тут кто-то замолотил ладонью в окно.

Я вздрогнула и уставилась на едва различимый за шторами светлый прямоугольник.

Нет, это не дождь.

Стёкла дрожали в слабой хватке деревянных рам, а снаружи в ночи мелькали неясные тени, сопровождаемые шорохами и вздохами. Я ощутила, как первый уровень защитного барьера активизировался и плавно наполнился энергией — реакция, которую не мог вызвать живой человек. Заклинание укрепило окна, и они перестали дребезжать — стук стал глухим, как если бы били по лобовому стеклу автомобиля.

Грохот неожиданно переместился в комнату Киары, но там было то же самое. Потом зал, кухня, входная дверь, бесконечное мгновение — и раздался глухой удар в стену рядом с моей кроватью. Раз и ещё раз, словно об неё бился телом живой человек. Кто-то замолотил по обшивке кулаками как раз на высоте моей головы, и это активизировало второй уровень защиты.

Кое-как я нащупала выключатель ночника, но тот не работал.

Так, без паники.

Ещё один сильный удар спровоцировал работу барьера на полную мощь — лампочка зажглась, и с моей души исчезла всякая тревога. Заклинания создавалось профессиональной ведьмой и включало в себя успокаивающий эффект, который спадал в двух случаях: если барьер начинал разрушаться, и если человек испытывал слишком сильные эмоции, с которыми седативный блок не мог совладать. Осенев рассказывал нам истории, в которых ограждённые от призраков или демонов люди сходили с ума и даже умирали от сердечного приступа. Страх — не то блюдо, которое полезно в больших количествах. Если барьер оберегал тело человека, то седативный блок помогал ему сохранить рассудок.

Мне стало спокойно, как если бы я приняла порцию лекарства, и вопрос, кто именно стучится в окна, показался маловажным. Ещё один эффект барьера, на корню убивающий любопытство. Нервная встряска согнала всякий сон, но даже если бы назойливый шум ударов исчез, я бы всё равно не легла спать дальше.

Перебравшись вместе с одеялом в зал, я сбила торшер, вернула его на место включенным и достала одну из новых настольных игр, решив скоротать время за изучением правил. Всё равно ближайшие несколько дней будем развлекаться такими вещами, поэтому неплохо подготовиться заранее.

Когда в дверь начали скрести, я не обратила на это внимание. Можно включить магнитолу и послушать диски или радио, тем более что на некоторых радиостанциях каждый час передают новости, но мне показалось, что лучше всё-таки знать о происходящем снаружи. Бегло пробежав взглядом по оглавлению книжки с правилами, я вспомнила, что в коробке от игры осталась колода карт.

— Кейни!

Я едва успела отойти от шкафа, когда раздался голос. Зал выходил аркой в прихожую, и проём не загораживало ничего: штору и карниз мы с Киарой давно сорвали.

— Я знаю, что ты дома, Кейни! — голос доносился из-за входной двери.

Моё сердце забилось быстрей.

— Кейни!

Это был голос Сьюзен.

Той Сьюзен, которая умерла сутки назад, и тело которой уже кремировали.

— Не притворяйся, что тебя нет!

Я промолчала.

Как бы ни звучал голос, это не Сью, а её негатив. После смерти тело человека покидает душа — что-то вроде сосредоточия лучших черт, некое "Я", которое служило первоосновой для личности. Но от душ людей, которые стали жертвами, много страдали или просто были несчастны всю свою жизнь, после смерти откалывается негатив, который остаётся на земле до тех пор, пока не иссякнет сам или пока его не рассеет ведьма. Как правило, негативы не создают проблем живым людям, просто следуют за теми, кто доставил им больше всего горя: неверные мужья, непослушные дети, насильники, убийцы. И видеть их могут только люди с двойным зрением, вроде Элен. Осенев говорил, что такой негатив похож на призрак умершего — просто полупрозрачная фигура. Учёные до сих пор спорят над тем, что есть душа, что есть негатив и что в таком случае стоит считать призраком. Потому что не зафиксировано ни одного случая, чтобы существовал негатив или призрак вампира, хотя по логике вещей, такое возможно: человеческой души у вампиров нет. Некоторые учёные высказали предположение, что душа подобна атому: есть положительный заряд (душа-первооснова), есть отрицательный (двойник-негатив), копящийся с годами от родового стресса до смерти, и есть нейтрон (впоследствии — призрак), обретаемый в течение жизни по мере развития личности. После смерти душа раскалывается на составляющие, которые в дальнейшем действуют как самостоятельные единицы. При этом наука допускает, что отрицательный и нейтральный заряды могут прикрепляться к квазидуше и навсегда оставаться с вампирами, добавляя им "человечности". Другая теория утверждает, что призрак и негатив — не более чем субпродукты человеческой деятельности, мусор, который по необходимости следует устранять Не подходит под эту гипотезу тот факт, что призраки обладают своей логикой действий и могут быть вредоносными. Конечно, их недовольству всегда находятся объяснения, но последствия от этого не менее плачевны. Как, например, с Витом Сэнгером.

— Я знаю, что ты здесь!

Негативы не вступают в контакт, не реагируют на медиумов и никак не проявляют себя — холодок по коже пробежит, не больше. Исключение составляют случаи, когда человек умер насильственной смертью или подвергался пыткам или... в общем, если его страдания достигли некой критической отметки. Такие негативы могут принимать зримый вид и наносить физический урон. Некоторых серийных убийц разорвали на куски негативы их жертв, а маньяков от поимки до суда и от суда до смертной казни всегда стерегут ведьмы. Когда я спросила у Осенева, как выглядят такие негативы, он без своей обычной иронии сказал, что лучше мне этого не знать.

— Кейни!

Но я не понимаю...

Голос сполз до замочной скважины и зазвучал в прихожей.

— Кейни!

Я не понимаю, почему негатив Сьюзен здесь, на пороге моего дома.

— Это ты виновата!

Карты выскользнули из рук и с тихим шелестом рассыпались по полу — я машинально нагнулась собрать их в колоду.

— Это всё из-за тебя! Ты должна была быть на моём месте! Они обещали мне, что ты придёшь!

Моргнув, я уставилась на дверь.

— Кейни, — голос Сьюзен говорил вкрадчиво, а потом сорвался на крик, — ты знаешь, как было больно?!!

Негативу никогда, ни в коем случае не следовало отвечать. Нельзя думать о том, что он тебе говорит.

— Ты понимаешь, что я чувствовала?!

Нельзя вспоминать, что произошло прошлой ночью.

Нельзя вспоминать её живую и смеющуюся.

Барьер издавал едва уловимое гудение — заклинание работало в полную силу, а значит, я в безопасности. Вот только слова, которые изрыгал негатив, вызывали в теле дрожь.

В дверь замолотили ладонями.

— Там должна была оказаться ты! Они обещали отпустить меня сразу, как только ты появишься!!!

Ложь, тебя убили до того, как я встретила Лал с её приглашением.

Я ощутила лёгкий удар, подобный удару током.

И над головой удушливым океаном сомкнулось чувство безысходности — настолько острое, что мне едва удалось сделать вдох. За бумажно-тонкими стенами дома царила чёрная пустота, от края до края. Она ядовитым паром просачивалась сквозь барьер, прямиком к моим нервам — в комнате поплыл едко-горький запах сжигаемых трав. Меня медленно пропитывали чужие эмоции и воспоминания. И в окна колотила уже не одна пара рук, а две... три, четыре...

— Ты должна была умереть, Кейни!

... пять...

— Кейни!

... шесть.

Источник голоса находился в трёх метрах, прямо передо мной — узкий чёрный провал замочной скважины, из которой медленно ползла тёмная жижа.

— Знаешь, как мне было больно? — голос сорвался на оглушительный вопль, в котором не осталось ничего человеческого, но ещё звучала последняя попытка инстинкта самосохранения отстоять своё. Вопль перешел в низкий горловой рёв, какой издают глухие или страдающие припадками душевнобольные люди.

Животный звук, рождённый человеческой глоткой.

Чья-то голова иступлено колотилась об дверь. Пальцы скребли дверные рамы — на кухне с лязгом слетел шпингалет, и распахнулась форточка.

— Впусти нас, Кейни! Впусти нас!

— Открой дверь, слышишь?! — орал незнакомый голос. — Открой, мразь!!!

— Это ты!!! За тобой...

Негатив запнулся — я услышала торопливые шаги и треск хвойного ковра. Кто-то взбежал на крыльцо дома, а потом бросился прочь. К нему присоединились другие, и неподалёку раздалось угрожающее мяуканье.

Странная тишина обрубила звуки вокруг.

Приоткрыв слезящиеся глаза, я почувствовала, как седативный блок барьера настойчиво толкается в скрученное напряжением тело. Он мог заглушить эмоции только наполовину, и я плохо понимала свои ощущения. Голова кружилась, перед глазами плясали пятна. Третий и второй уровни заклинания медленно угасли, и только первый давал о себе знать мягкой, почти ласковой пульсацией.

Комната полнилась душной вонью сожжённых трав, экскрементов и скотобойни. От стен исходило ощущение подвальной сырости.

Я медленно отняла ото рта руки с изувеченными пальцами и опустилась на колени в лужу крови.

Меня вырвало.

43.

Остаток ночи я провела в странном оцепенении. Рядом на полу стояло ведро и валялась щётка, которой я отскребала ковёр от полупереваренных остатков еды — кроме этого, конечно, больше пятен не было. Шея и затылок болели, а голова пустовала.

Я не думала ни о чём, придавленная несколькими таблетками анксиолитика.

В себя меня привёл только будильник. Моргнув, я поняла, что в комнату проникает тусклый солнечный свет, и механически выдернула торшер из розетки. Мне понадобилось какое-то время, чтобы подняться на затёкшие ноги, и в свою комнату я хромала, хватаясь руками за стену.