"Только бы сыночка отдали! Только б отдали!!" — молила Бога обезумевшая женщина.
Конечно, она была готова поменяться с ним местами, но понимала — это невозможно.
И какую чушь порют похваляющиеся собственной неустрашимостью! Несмотря ни на что, госпоже Надич было страшно, очень страшно. Одна только мысль о возможности очутиться в руках бандитов рождала животный ужас. Она чувствовала на своём теле волосатые потные лапы, казалось, ощущала зловонное дыхание керкиров — и желудок противно сжимался, как будто там, внутри, прыгала крупная скользкая жаба.
За полдня Вранка побывала во множестве интересных мест. На старом песчаном карьере, складах чего-то бакалейного, двух заброшенных свалках: сюрреалистической автомобильной и зловонной — бытовых отходов. Керкир назначал ей фальшивые встречи то в окрестностях цементного завода, на удивление, ещё действующего, то на контейнерной площадке железнодорожной станции, среди ржавых путей. Вранке даже пришлось съездить за тридцать километров от столицы в Лозинку, широко известную тамошней психушкой.
Синка была уверена, что у похитителей и вправду не все дома: в каждом из ложных мест встречи она видела одну и ту же белую "сьерру", машина нагло следовала за нею по пятам. Что этим хотели сказать керкиры — Бог весть, но нервов госпоже Надич попортили изрядно.
Да и без "сьерры" с утра её раздражало всё. Переполненный людьми и машинами город в первую очередь. Как хорошо сейчас в загородном доме... посидеть у озера, глядя на отражающиеся в воде облака, слушать далёкие крики чаек, смотреть, как играют на поверхности согретые весенним солнцем рыбки. Или вообще выехать в лодке на середину, встать там, бросить якорь и откинувшись в кресле, слушать тихий шёпот ветра и плеск волн. Но загородный дом продан...
Она въезжала в Нистрицу, сдерживая истерику из последних сил. Ещё одно весёленькое местечко. Лет пять назад, а может, и больше, посреди здешнего лесопарка заложили что-то вроде дома культуры или дворца спорта. Но время внесло в планы мэрии свои коррективы. Потемневшая от влаги огромная пятиэтажная коробка из кирпича и бетона, с незаделанной крышей и без какой-либо отделки, тоскливо смотрела на лес тёмными провалами окон.
Металлическая ограда вокруг заброшенной стройки проржавела и развалилась — то ли от времени, то ли под натиском вездесущих недорослей-вандалов. Дорога, когда-то обильно усыпанная всяким строительным мусором, заросла сорной травой. На машинах уж точно сюда никто не ездил. Вранка мельком подумала о целости шин, но за день нервотрёпки так обессилела, что уже не могла серьёзно размышлять ни о чём, кроме встречи, раз за разом откладывающейся...
Двое керкиров приехали на заброшенную стройку час назад — у товарной станции Толман с Гинатом сели в малолитражку, заранее оставленную под присмотром знакомого сторожа, уступив "форд" третьему бандиту.
Операция переходила в решающую фазу. Пока мамаша каталась в Лозинку под надзором Сотара, похитители ещё раз осмотрели остов недостроенного здания. Убедившись в отсутствии чего-либо, напоминающего засаду — куча грязного тряпья и остатки вчерашнего костра на четвёртом этаже подозрения не вызвали — бандиты заняли давно облюбованный схрон. Отсюда хорошо просматривались подъездные пути. Если б Сотар вдруг заметил за собой слежку, должен был отстать и тогда "ягуар" появился бы в одиночестве.
Приготовив "хеклер-кохи", керкиры залегли, развернув заначенные куски брезента. Воцарилось напряжённое молчание — нервы натягивались, как тетива лука. У Гината пискнули электронные часы, и его подельник заметно вздрогнул.
А через несколько минут в восьмикратный бинокль Толман заметил приближающийся лимузин. Синка ехала неторопливо, когда-то проложенная самосвалами дорога не годилась для низкой посадки благородного "ягуара".
-Давай за мальцом, — не оборачиваясь пробормотал маленький керкир.
Напарник легко поднялся, подобрал оружие и двинулся к лестнице, давя толстыми подошвами ботинок рассыпанные по полу шарики керамзита. Толман опять поморщился от шума, беззвучно шевельнул губами и смахнул со лба пот. Он всегда сильно потел, когда нервничал — ещё в школе его за это высмеивали одноклассники.
"Пройдёт час, по крайней мере, два", — мечтал молодой керкир, -"И я больше ник-когда не увижу этих идиотов. Что Толман, что Сотар — какие кретины, свет не видывал!"
Сбежав по лестничным маршам без перил, с крошащимися ступеньками, Гинат оказался на первом этаже. В одном из углов здания кто-то пробил огромную дыру, метра четыре, сюда они загнали коричневую "поли".
Похититель поднял крышку багажника, немного ослабил верёвку на лодыжках и коленях лежавшего там подростка. Рывком вытащил его ноги наружу, свесив на край автомобильного кузова. Прикинув, что малец не сможет ходить, всё-таки решил развязать ноги, но конец верёвки, обмотанной вокруг пояса, не выпускал из рук, держа заложника, словно на поводке.
Второй бандит следил за подъехавшей машиной. Синка остановилась, заглушила двигатель и опустила левое стекло. Белая "сьерра" Сотара замерла в отдалении, из неё тоже никто не выходил. Толман внимательно оглядел в бинокль обе машины, потом решился. Кряхтя, встал со своей подстилки, подобрал автомат, двинулся вниз.
На полуразрушенных ступеньках парадной лестницы появились двое — молодой похититель толкал перед собой заложника, демонстративно приставив к его виску ствол. Гинат хотел бы спрятаться за мальчишку, но не получилось — слишком отличался рост.
Увидев сына, Вранка тоже вооружилась биноклем. У неё, правда, был театральный, но на таком расстоянии вполне хватило и его.
-Развяжите ему глаза! — крикнула в окно мать.
В ответ прозвучало:
-Выйди из машины, покажи деньги!
Толман не появлялся на открытом пространстве, прячась за толстой стенкой и прищуриваясь, смотрел на госпожу Надич через прямоугольное отверстие в стене. Вчера Сотар ломом выбил оттуда кирпич и вставил на его место лишь отколотую половинку.
Вранка распахнула дверцу. Щёлкнувший в полной тишине замок так напугал Гината, что он вздрогнул, при этом едва не нажав пальцем чувствительный спусковой крючок МП-5. Вмиг покрывшись холодным потом, молодой бандит тихо выругался.
Синке было хуже всех — она боялась за двоих.
Разогнув ватные ноги, вышла из машины, открыла дипломат с деньгами, давая керкирам возможность поразглядывать тугие зеленоватые пачки в банковских упаковках. Поверх денег красовались две связанные проволокой гранаты.
Собравшись с силами, женщина громко произнесла:
-Отдайте сына, или деньги взорвутся вместе со мной! — И взялась за кольцо.
Ничего не отвечая, керкир при помощи бинокля исследовал указательный палец Вранки, обручённый с затаившейся в "лимонках" смертью.
-Считаю до трёх! — крикнула мать, прижимая полураскрытый чемоданчик к груди. -Один... два...
-Иди к ней! — на своём языке приказал Толман.
Второй бандит двинулся по ступенькам. Он шёл как-то бочком, скованно, не сводя глаз с бледной, тонкой руки синки, замершей на гранатах. Страх и алчность — в этот момент Гинат не чувствовал больше ничего.
Враги приблизились друг к другу — на секунду керкир поднял глаза — и тут же опустил, не в силах выдержать жгучей ненависти во взгляде стоявшей перед ним женщины. Стволом автомата толкнул паренька в спину, одновременно протягивая другую руку к дипломату с деньгами. Синка потянулась к Догану, не выпуская из ладони связку гранат.
Обмен состоялся, и Надич, закрывая собою сына, стала пятиться к развалинам. Тем временем из другого пролома появился ещё вымогатель, засеменил к "ягуару", выставив впереди небольшой приборчик, улавливающий радиосигналы. Керкир переключал частотные диапазоны, но сканер упорно молчал.
Гинат уже сидел за рулём, щупая в кейсе тугие пачки, а его подельник всё заглядывал — то под капот, то в багажник, то вообще под днище машины. Вранка с тревогой смотрела из-за стены на дотошного бандита, шептала молитву. Бросила взгляд на Догана:
-Ты как?
-Ничего, — каким-то незнакомым, чужим голосом отозвался сын.
-Всё уже позади, — с фальшивой весёлостью произнесла женщина. -Ты больше никогда не увидишь этих людей.
Мальчик попытался улыбнуться, но у него не получилось.
-Если они — люди, то лучше бы мне родиться каким-нибудь животным.
Доган посмотрел наружу — керкиры, наконец, уселись в мамину машину, собрались ехать.
"Жаль, нет здесь этого здорового ублюдка", — подумал он, глянув на гранаты — ребристые, все в рельефных квадратиках, словно здание почтамта на площади Труда.
"Ягуар" бесшумно тронулся с места, Толман аккуратно закрыл тяжёлый большой дипломат, с трудом уместив его на коленях. Госпожа Надич увидела боль и гнев в глазах сына, вытащила из кармана коробочку размером с пачку сигарет, направила её на удаляющийся автомобиль и нажала кнопку.
По странной случайности диапазон работавшего сканера совпал с частотой, на которой пошёл сигнал радиовзрывателя, и маленький толстячок в чужом авто ещё успел услышать короткий писк.
Роскошный лимузин взорвался сотнями тысяч осколков — стекла, металла, пластика и человеческих костей. Кузов разорвало пополам — моторный отсек и остатки багажника лежали теперь на расстоянии друг от друга, а между ними дымилось бесформенное месиво из кусков скрюченного железа.
Мать и сын вышли из укрытия, пристально глядя на остатки "ягуара". Теперь Догану удалось-таки улыбнуться.
Откуда-то простучала автоматная очередь, синов обдало кирпичной крошкой, по правой скуле Вранки потекла кровь. Сын рванул за рукав, спасая от пуль, попытался было ухватиться за гранаты, но женщина лишь усмехнулась. Не обращая внимания на боль в рассечённой щеке, она выдернула кольца, запустила связку прямо под колёса вставшего у ступеней белого "форда". Машину изрешетило чугунными осколками, но Сотара в момент взрыва в кабине уже не было. Неожиданно резво для своей комплекции керкир взлетел по лестнице, держа наготове ствол. Когда за его спиной грянул взрыв, осколки просвистели мимо, лишь придав ускорение бандиту.
Очутившись в огромном пустом пространстве первого этажа, Сотар огляделся, водя стволом по сторонам.
Синов не было.
Вранка задумалась лишь на секунду — вверх бежать или вниз — и толкнула сына на второй этаж. Но и здесь негде скрыться! Голый бетонный пол и колонны, подпиравшие перекрытия.
Волчье чутьё вело керкира, он поднимался вслед за беглецами. Второй, третий, четвёртый, пятый...
Такая же голая, как и все этажи, крыша, могла стать для матери с сыном настоящей ловушкой — здесь гулял только ветер, и кроме четырёх кирпичных коробок, накрывавших лестничные марши, не было ничего. Подбежав к самому краю, Вранка неожиданно увидала поручни пожарной лестницы, железным зигзагом уходившей вниз.
Она не видела, насколько исправны ступени, но чувствовала затылком — преследователь вот-вот выберется наверх, и оба окажутся, как на ладони. Стараясь производить минимум шума, сины ступили на площадку, стали торопливо спускаться.
Вылезши на крышу, Сотар разразился проклятиями — проклятой твари с детёнышем не видно нигде! Не то чтобы вымогатель настолько любил подельников и жаждал за них отомстить — нет, просто было до ужаса жаль потерянных денег.
Если б он пошёл по часовой стрелке, может, беглецы успели бы достичь земли, но бандит повернул налево, и наткнувшись на те же перила, посмотрел вниз...
Синка стояла на уровне второго этажа. Ниже лестницы не было — проржавевшие крепления отвалились от стены, в прошлогодней траве валялись только железные обломки.
Девятимиллиметровые пули загрохотали по маршам, высекая из металла крупные жёлтые искры. Керкир не жалел патронов.
-Сдавайтесь, твари, пристрелю! — проорал он.
Женщина затравленно оглянулась, Доган оцепенел.
Двумя метрами выше Вранка заметила узкий оконный проём, напоминавший бойницу. Молча схватив за руку сына, потащила его по лестнице.
Сотар подумал: "глупая баба решила сдаться" — так сины получили несколько секунд форы. Поднявшись до уровня окна, Надич толкнула мальчика внутрь.
Охотник, внимательно следивший за дичью, заметил, что один из беглецов исчез, и в тот же миг нажал спусковой крючок.
Обернувшийся на звук выстрелов Доган увидел, как лицо матери внезапно окаменело, она стала заваливаться назад — и беззвучно исчезла с площадки. Сверху загрохотали шаги, и синк побежал к ближайшей внутренней лестнице. В отличие от матери, он не колебался — что-то подсказывало: идти надо вверх.
Может, это была душа Вранки.
Мальчик снова поднялся на крышу. Повеяло удушливым запахом горелой резины — пламя вовсю пожирало остатки машин. Четыре внутренние лестницы и пожарная. Шанс нос к носу столкнуться с преследователем был не так уж и велик. Раз или два за последующий час керкир видел убегающего подростка и давал очередь вслед, но магазинов к автомату было всего три...
Столько же раз Доган видел своего врага, наконец, узнав:
"Так это он, похотливый ублюдок, приходил всё время в подвал!"
Страх мальчика, конечно, не стал слабее, но в душе с новой силой вспыхнула жажда мести — оказывается, убийца матери и есть тот самый мучитель! Теперь синк обшаривал взглядом замусоренный пол в поисках какого-нибудь оружия. Согнутые куски арматуры, обломки бетона... А, вот! Целёхонький силикатный кирпич, пока больше ничего лучшего.
Подобрав его, Доган побежал дальше. Он уже не только скрывался от бандита, но и преследовал, думал, какой выбрать момент для нападения.
Сотар, конечно, и представить не мог, что сопливый, трахнутый в задницу мальчишка осмелится на такое.
Первым заметив приближающегося с противоположной стороны здания керкира, Доган буквально распластался на площадке между двух лестничных маршей, следя за макушкой своего насильника, вертевшего во все стороны башкой. Ситуация была очень опасной — заметив мальчика даже на таком расстоянии, здоровяк, конечно, не смог бы его догнать, но застрелить — безо всяких проблем.
Как только Сотар миновал лестницу, подросток тихонько поднялся, занёс над головой кирпич — и со всей силы метнул его в затылок керкира.
У каждого великана есть ахиллесова пята. Сколько бы мышц ни было на Сотаре, удар кирпича по черепу лишил его сознания, качок рухнул на пол мордой вниз. Доган тут же спрыгнул с лестницы, подбежал к поверженному врагу, схватил своё единственное оружие. Бандит лишь на время лишился сознания — понимая это, синк снова взметнул кверху кирпич и раз за разом бил им, бил, бил, бил лежащего по голове, пока белый брусок в руках не стал красным, а голова Сотара не сплющилась, словно пробитый резиновый мяч.
Поняв, что распростёртая перед ним человекообразная тварь уже не поднимется, Доган перевёл дух. Его трясло, словно в лихорадке, туман исступления перед глазами рассеялся, и синк, трезвея, глянул на труп. Секунду или две он не мог понять — ужас испытывает, или наслаждение, созерцая только что убитого врага, но потом схватил "хеклер-кох", обшарил карманы мертвеца и нетвёрдой походкой двинулся вниз.
