— А я и не стремлюсь.
— Идем.
Мы быстро поднялись оп лестнице, я еще раз проверил, как работает электроника шлема.
— Все, мне туда.— парень указал на боковой коридор за своей спиной,— а тебе прямо и направо. Там выход. — Снова этот оценивающий взгляд,— хочу верить, что не даром спас тебя, Встреться с князем, по крайней мере выслушай, что он предлагает, уверен, твое мнение изменится.
— Да-да, конечно, раз уж ты просишь.
— Да пребудет с тобой Снежный Ветер.
— И с тобой тоже, смотри, чтоб не замело,— пошутил я, чем вызвал хмурый взгляд.
— Надеюсь, ты стоит той вещи, которую носишь. Только из-за нее за тобой последуют сотни и тысячи.
— Вроде ты говорил, что не веришь в мистику.
-Это не мистика!— поспешно нашелся Дамиан,— это сила крови.
— Конечно,— я не стал даже спорить.
— Много людей уже погибло, чтобы сегодня ты сделал правильный выбор.
— Обещаю, что подумаю над твоим предложением,— кивнул я.
'Как же, не дождетесь, чтобы Марк Рысь набрасывал на себя поводок, да затягивал потуже',— пробормотал я себе под нос, когда фигура спасителя скрылась в проходе. Я подвинул на ладони гладкий увесистый шарик,— только Рысь всегда действует один. Уж прости, но я сам решу, что делать дальше. Не стоит благодарности. Ведь я всего лишь вор.
(Планета 'Явь')
На Яви никогда не было ни ясного дня, ни темной ночи. Красный свет солнца пожирал и темноту и свет, деля сутки между красными сумерками и красным рассветом. Красный свет, похожий на блики крови, лился через отверстие высоко под куполом одной из башен монастыря, заставляя тени прятаться по углам, казаться еще плотнее, тягучее и живее.
Иногда тени здесь оживали, порожденные видением одного из предсказателей, запертых в коконах по периметру этой огромной залы. Тела тех, кто добровольно обрек себя на такое существование, мягко светились слабым фосфоресцирующим светом. Закованные в панцирь выдолбленного Хризолида, пропитанные эссенцией... Каждая клеточка из тел теперь состояла из яда. Обычный воздух для них стал губительным. Питание и вода подавались по специальным трубкам внутривенно. Такой образ жизни делал их тела высушенными, а кости хрупкими словно стекло.
Каждый мета-предсказатель специализировался на чем-то одном. Кто-то проводил глобальную экономическую аналитику, других использовали в качестве генератора политических интриг, третьи грезили о научном прогрессе. То, что было нужно Анастасии, выходило за пределы этой лаборатории. Но лишь очень немногое. Большую часть она использовала в своих интересах, выпуская информацию в мир выборочно и дозировано.
Но многие из толкований предсказателей так никогда и не увидят свет, иначе галактику мгновенно охватит паника. Такие предсказания Анастасия бережно хранила в памяти кристаллов собственного компьютера, пароль к которому не знала даже она, и чтобы вспомнить каждый раз заглядывала в бездну Хризолида, висевшего на груди. А потом вновь растворяла в памяти одной из птиц, круживших над монастырем.
Сейчас она стояла рядом с Алисой — молодой монахиней, которой доверяла чуть больше остальных, и смотрела на дергающийся в коконе силуэт обнаженного мужчины с непропорционально длинными конечностями. Лицо спокойное, даже умиротворенное, полностью лишенное бровей и ресниц, внезапно исказила гримаса боли.
— И давно он так? — спросила Анастасия, поджав губы, и закуталась в черный палантин — черный был символом окончания одной жизни и начала новой. И это цвет темной материи, из которой вышло все и куда все вернется однажды.
— Со вчерашнего дня, мы не знаем, что стало причиной судорог.
— Дай информацию, которую они проецируют.
— Матушка. По правде сказать, она отрывочная, мы пока не можем собрать ее воедино.
— Не важно,— отрезала Анастасия, положив ладонь на и ломанную холодную поверхность кокона. Ей показалось, что на языке появился привкус эссенции, хотя конечно это было лишь иллюзией, яд минерала не имел ни вкуса, ни запаха, лишь цвет — незамутненно-изумрудный. Тот, что пила она — разбавленный в десять раз, а тот, в котором плавал предсказатель — почти чистый Хризолид. Когда процесс завершится, Хризолид станет непрозрачным и потускнеет. Предсказателями становились лишь по собственному желанию те, кто безоговорочно верил в учение Айя, добровольно обрекая себя на такое существование до конца жизни.
— Сейчас попробую вывести информацию,— длинные юбки Алисы темно-красного цвета подняли многовековую пыль с пола. Анастасия зажала нос. Она не переносила этого, даже проведя тридцать лет в разваливающейся от старости крепости Ордена, аллергия временами жестоко мучила ее.
Пальцы молодой монахини, слишком красивой на взгляд Анастасии для такого мрачного места, забегали над сенсорной клавиатурой, и по капельному экрану поползли неясные образы — рваные кольца и многогранные призмы, тошнотворно-коричневые волны. Такую картину аппаратура считывала с сознания предсказателя. Коричневый — цвет смерти.
— Есть, готово. Одна и та же повторяющаяся фраза!-воскликнула Алиса.
Анастасия метнулась к экрану, ее темные глаза впились в строки.
— На Снежной планете новый восхвалитель святости...
— Что это значит? Не могу понять,— призналась Алиса.
— Дура, все яснее ясного... Снежная планета, наверняка речь идет о Самоцветном поясе. Единственная планета, где в последнее время происходили важные события— Сиберия, а новый восхвалитель святости, — возможно, он имеет в виду князя Святослава. Насколько я знаю, последняя битва Юлиана с флотом этой планеты закончилась неожиданно,— пальцы затеребили концы палантина,— быть может смена власти?
— Подождите, здесь еще что-то.— предсказатель в коконе дернулся и начал вертеться словно волчок.
Экран пошел помехами, а потом сверху вниз потекли обрывистые строки.
— Симулируй иглы, я хочу видеть все,— приказала Анастасия, вцепившись в край стола, так как ее взгляд уловил крайне важные слова — 'Ушастая кошка'.
Мог ли это быть...
— Но, матушка, если я добавлю иглу-импульс, скорее всего это станет последним, что он сможет предсказать.
— Все равно,— отмахнулась Анастасия, — скорее!
Алиса поколебалась, но все же сдала так как велела настоятельница. Спорить с Анастасией было не просто сложно — невозможно.
От кокона брызнул невыносимый изумрудный свет. И вместе с тем на экране проявились четкие слова. Анастасия впилась взглядом в символы древнегреческого алфавита, которым обычно расшифровывала система. Непосвященный не сможет проникнуть в базу данных и так легко узнать бесценные данные. Греческий был одним из вымерших языков, как и русский. Хотя последний скорее запрещенным. Планеты Самоцветного Пояса давно обязали говорить на обще-галактическом.
— Ушастая кошка возвращается в снега. Северный ветер несет любовь и смерть.
— Любовь?! — воскликнула Алиса.— Должно быть здесь какая-то ошибка. Бессмысленный набор слов.
— Нет, подожди. Снежный ветер... до меня доходили слухи о подпольной организации — борцов за независимость Самоцветного пояса. Это могут быть они. Ушастая кошка... впрочем это тебя не касается, дорогая. Любовь и смерть... Это не бессмыслица,— она закусила губу,— это катастрофа,— прошептала настоятельница. — Продолжай наблюдения, если кто-то еще решит откровенничать. А мне нужно проведать нашу красавицу.
— Но как... Алиса оглянулась на то, во что теперь превратился кокон,— похоже последнее видение стоило предсказателю слишком много. Жидкость в коконе постепенно становилась желтой, изумруд растворялся без следа.
— Уберите его,— скривив губы, бросила Анастасия, не останавливаясь.
— Как скажете, матушка,— склонила голову Алиса.
Стремительным шагом Анастасия шла по древним коридорам, спускалась по покатым ступенькам переходов и открытым галереям.
— Матушка, матушка... — пара монахинь отвесила положенный поясной поклон настоятельнице монастыря. Сейчас наступило время вечерней трапезы, но Анастасия и не думала о таких мелочах. Слова предсказателя горели в голове ярким пламенем. Для себя она уже создала калейдоскоп, но Алисе или кому-то еще, совсем не обязательно знать о том, к каким выводам она пришла.
То, что ушастая кошка, несомненно, Марк Рысь, этот наглый вор, из-за которого весь эксперимент по зачинанию новой династии пошел прахом. И то, что любовь и смерть, окружающие его, несомненно, были проявлением крови Византия, а значит артефакт по прежнему при воре. Три года находился с ним. 'Как же, каким немыслимым образом я проглядела его когда отправила на Брод?'
Анастасия кусала ногти, но понимала, что прошлые ошибки следует исправлять, а не жалеть об упущенных возможностях.
Наконец она оказалась на самом нижнем уровне монастыря. Здесь стены покрывала вечная изморозь, на этой глубине начиналась вечная мерзлота. Всего лишь пятьдесят метров под землей. Явь медленно превращалась в шарик изо льда. За три года пока артефакта не было на ней, 'благодать' покинула их, и теперь все тенденции скатывались в глубокий негатив. Скоро свет красного карлика не сможет поддерживать жизнь даже днем. Изменения происходили слишком быстро, чтобы Анастасия успевала за ними уследить. И тем более контролировать.
Коридор, в котором она оказалась, использовали нечасто, вход сюда разрешался только высшим посвященным. И лишь им было известно с точностью, что скрывалось за обросшей инеем дверью. Приложив ладонь к мерцающей голубым светом пластине справа на стене, Анастасия подождала, пока система считает капиллярную систему. И лишь когда цвет платы поменялся на красный, с удовлетворением отняла руку. Скрипя и постанывая, дверь отъехала в сторону, лед медленно сковывал механизм. Надо позвать кого-нибудь, кто сможет почистить его. Но этого кого-то уже никогда не увидят в монастыре. Лишние глаза и уши не нужны.
Шагнув в небольшую комнатку, Анастасия словно мгновенно перенеслась из средневековья в современность. На каменном полу стоял новейший медицинский комплекс полного автономного обеспечения.
Подойдя к нему, настоятельница склонилась над капсулой, которую изнутри покрывала легкая изморозь. Почти любовно женщина провела ладонью по поверхности.
— Скоро у тебя будет второй шанс. Осталось немного,— произнесла Анастасия. Показалось, что под сверхпрочным стеклом что-то шевельнулось.
Глава 26 — Разделенные надвое
В эту ночь столица планеты Кармины не спала, гудя словно растревоженный улей. Полным ходом шла эвакуация из самого центрального района. Для тихого и процветающего города — нонсенс. Я велел объявить, что это внезапная проверка боеготовности и что именно сейчас, в четвертом часу ночи идет полномасштабная операция на вымышленной основе. Якобы площадь перед дворцом оказалась заминирована террористами, установившими фотонную бомбу. Царевич Гай Финист Византийский лжет — не впервой. Я устало смахнул сон с лица, откинув спутанные черные волосы. Мятый кафтан вполне дополнял общий потрепанный вид. Не до марафета.
Хотя в районе дворца проживали исключительно богатые и влиятельные горожане, никто особо не роптал, должно быть всех впечатлили недавние слухи о мятеже на Сиберии, обитателей которой теперь приравнивали к террористам.
Но лишь те, кто установил двойное кольцо вокруг корабля моего брата Никоса на площади знали истинное положение дел. И что внутри 'Миноги' еще пять минут назад слышались выстрелы и шел ожесточенный бой между марионетками хозяина корабля и моими людьми.
Сегодня брат зашел слишком далеко. Я был уверен, что Дамиан не мог сам напасть на меня, должно быть каким-то образом Никос повлиял на его разум. Гипноз — конек брата, он и кукол своих удерживает таким образом. Но сегодня он связался с моим человеком, я не мог этого простить.
— Волнуешься за мальчика? — я вздрогнул, совершенно позабыв о присутствии Оккама рядом. Старый солдат и мой верный помощник стоял, опираясь на трость. Всю левую половину лица закрывала лечебная био-маска. Восстановитель работал до сих пор. Но Оккам наотрез отказался оставаться в медотсеке дольше необходимого. Сейчас он был рядом со мной в первом кольце оцепления, щурясь здоровым глазом от невыносимо яркого света галогенных светильников.
На площади стало ясно как днем, и 'Минога' лежала словно на ладони. Между кораблем и оцеплением еще оставалось сто шагов пустого пространства. Над площадью установили блокирующий электромагнитный купол. Если Никос решит прорываться, его ждет разочарование, корабль не пройдет выше барьера. Я прекрасно понимал, какими могут быть последствия, ведь я удерживал против воли царевича. И то, что я сам им был, не умаляло вины. Мне снова светил домашний арест, а может что похуже.
Но сперва нужно, чтобы на Океане узнали о произошедшим. И отец узнает, я сам расскажу ему, когда вернусь. Как только захвачу эту прыткую Рысь. Я неосознанно коснулся пальцами серьги, что теперь висела в левом ухе. Сколько я отказывался признавать прошлое? Но теперь, когда носил эту вещь, принадлежавшую ушедшим дням, наконец принял, что сестра мертва, и что в ее смерти виновен тот, кто сейчас на этом корабле.
— Рысь там, я чувствую,— прошептал я.
— Гай, ты плохо выглядишь,— заметил Оккам.
Я вздохнул и потер лоб.
— Кто бы говорил, зачем я взял тебя с собой?
— Это мое решение. Если оставить тебя одного, снова натворишь бед, вон что случилось с девочкой из дворца.
Кулаки сжались, при воспоминании о Талии. А еще Дамиан... Если бы я не взял его с собой на 'Миногу', этого бы не случилось. А теперь он...— взгляд скользнул к медицинскому блоку в тылу оцепления. Я оставил телохранителя там, видимых ран у него не наблюдалось, и травм тоже, но в сознание парень так и не приходил. Врачи заверили, что сделают все возможное. Последствия гипноза могли быть самыми непредсказуемыми.
— Гай, ты беспокоишь людей, возьми себя в руки,— шикнул на меня Оккам.
— Да, конечно, извини,— я поспешно вернулся к наблюдению. Взяв из рук помощника бинокль, навел на главный вход. Оттуда никто не появлялся уже в течении получаса.
— Все наши вышли? — уточнил я.
— Нам известно о пяти раненых и двух погибших. Но один пропал без вести.
— Кто такой?
— 'Добро семь', кажется,— Оккам сверился с наручным терминалом.
— Кто последний связывался с ним?
— Капитан 'теты'.
— Пришли его ко мне.
— Зачем, Гай?
— Хочу знать, что никто не остался неучтенным, мне кажется я что-то упускаю. Кроме того, 'никого не оставляй на поле боя',— разве не такой наш девиз?
— Сантименты — глупость Гай в такой ситуации.
— Знаю, но это мое правило.
— Но ты нарушил его на Сиберии.
— Знаю,— я скрипнул зубами.— Поэтому больше такого не повторится, приведи его сюда.
— Молодость...— вздохнул Оккам и юркнул сквозь плотный строй гвардейцев.
Спустя минуту, которая показалась вечностью от напряжения, передо мной предстал командир подразделения 'тета'.
— Роман Орфмифийский,— офицер отдал честь и открыл забрало шлема, как положено говорить со старшими по званию.
— Слышал один из твоих людей не вернулся оттуда,— я кивнул на корабль.
