Петр 2 Альтернативный

Глава 19

'Бог любит троицу', поэтому я был доволен, что полк выступил в очередной поход к Петергофу уже рано утром. В этот уже третий за последнюю неделю поход я шел вместе со своими солдатами. Солнце только недавно показалось над деревьями, и ночная прохлада ещё не отступила. Я шагал в центре колонны, с ротой гренадеров первого батальона. Рана уже совсем меня не беспокоила. Правда, нагружать на себя дополнительный груз я не стал. В отличии от солдат, которым пришлось нести пудовый груз в дополнении к тяжелой фузее. Вода, сухари, порох, пули, даже камни и песок. Не нравилась мне, правда, конструкция вещмешков, которая не имела единой системы. Кто-то использовал одну лямку, кто-то не мог правильно распределить груз, кто-то являлся счастливым обладателем кожаного ранца. Большинство не имело заплечной сумы или ранцев вообще, полагаясь на использование телег обоза. По счастью, простейший вещмешок сделать несложно, поэтому солдаты взялись за иголку с нитками и к вечеру получили подобие рюкзака.

Второе новшество, которое появилось в этот раз, это боевое охранение. Где-то впереди в засаде нас ждали всадники Лейб-Регимента. Преображенцев я предупредил, что если конница, прорвавшись к идущему маршем полку, не встретит солдат построенных в каре, я буду очень недоволен. Поэтому впереди, перед авангардом, сзади, за арьергардом и по параллельным маршрутам шли отряды разведчиков и боевого охранения. Если увидят нападающих — дадут сигнал всему полку выстраиваться для отражения атаки.

Третье, что я потребовал от командиров, это запланировать места привалов, где солдаты могут передохнуть и дождаться отставших. Через час после выступления первый такой привал случился на выходе из города у Нарвской заставы. Роты постепенно подходили, подтягивались телеги обоза и полковая артиллерия — восемь легких трехфунтовых орудий. Обычно пушки были приписаны к артиллерийскому полку, и только после долгих бюрократических процедур их можно было затребовать для проведения маневров. Это требовало немало времени, как и прибытие личного состава, разбросанного на квартирах по всему городу. Поэтому первый привал растянулся на целый час.

Пока же я расположился на лавке у придорожного трактира вместе с офицерами и Ваней Долгоруким, не позволившим себе пропустить такое веселье, как поход в Петергоф. Рассказывали анекдоты, рассматривали путников и коляски, идущие и едущие в город и из него. Слухи о вчерашнем переводе Меншикова и других руководителей военной коллегии в крепость наверняка уже распространились, но при мне никто не подавал вида, что это кого-то беспокоит.

Я же размышлял о том, не сильно ли доверился Ушакову. Историкам будущего был известен некий документ, так называемое 'письмо Румянцева', с описанием смерти моего отца. В письме перечисляются конкретные исполнители тайной казни царевича Алексея Петровича — сам Румянцев, Толстой, Бутурлин и Ушаков. Впрочем, существовало мнение, что эта запись — позднейшая подделка. Я же, получив доступ к документам следствия над опальным сыном Петра I не нашел подтверждения причастности Ушакова к гибели моего отца. Как помощник Толстого в Тайной канцелярии он занимался другими делами и особого участия в следствии над царевичем не принимал. Поэтому, подыскивая кандидата в руководители тайной службы я выбрал генерала из-за его профессиональных качеств и опыта. Но на всякий случай решил ограничить его влияние руководством следственного отделения, а службу охраны поручить кому-то другому. Мне нужен был генерал с боевым опытом (таких много после петровских войн), непосредственно находящийся в Петербурге (не хочу дожидаться пока приедет один из генералов например воюющих сейчас в каспийских землях) и не сильно связанный с столичной вельможной 'мафией'. Лучше всего под эти требования подходит генерал Матюшкин, только недавно вернувшийся с Кавказа, а сегодня командующий полком в этом походе. Поэтому, когда первый привал закончился и солдаты продолжили движение, я забрался на лошадь и поехал рядом с генералом, расспрашивая его о военных походах.

— Когда Петр Алексеевич доверил мне руководить нашими войсками в Персии — первое, что мне пришлось сделать, это взять Баку. По опыту предыдущего года решил отказаться от использования конницы, привязанной к берегу и большой массы войск, которую сложно прокормить. Отплыли с четырьмя полками из Астрахани, через пару недель вышли на рейд Баку. Полки Астафьева и Безобразова совершили высадку, поставили рогатки и с помощью пары орудий отбили вылазку горожан. Корабли же начали бомбардировку городских стен. Сначала подавили батареи персов, а потом за четыре дня сделали пролом и подожгли город. Готовились уже начать ложную атаку с берега и высадку к пролому оставшихся на кораблях войск, но помешала морская буря. Атака задержалась, горожане заделали брешь. Тогда я через одного торговца арбузами послал в город письмо. В этот раз разум у персов возобладал, и они выкинули белый флаг.

— Славная победа, Михаил Афанасьевич.

Генерал с признательностью наклонил голову.

— Благодарю, Ваше императорское величество! За эту победу твой дед наградил меня чином генерал-лейтенанта.

Устроив дела в Баку, Матюшкин через полгода перебрался в Решт, за год до этого занятый войсками бригадира Шипова с помощью похожей морской высадки. Как и в Баку, в Реште формальным поводом для аннексии послужило соглашение с послом шаха, подписанное в Петербурге. По этому договору Россия предоставляла Тахмаспу военную помощь против афганцев, но получала Дагестан, Баку, все западное и южное побережье Каспийского моря. В итоге Тахмасп договор не признал, посол же, опасаясь расправы, попросил убежища в Астрахани. В Реште Шипов укрепил большой караван-сарай, где разместились русские батальоны. Позже эту военную базу в центре провинции Гилян возглавил генерал Левашов. Местные вельможи требовали от генерала удалиться, он отнекивался, что это не в его компетенции и нужно ждать ответа из Петербурга. Прибытие Матюшкина послужило сигналом для местного населения, что русские отнюдь не собираются эвакуироваться. Собралось двадцатитысячное войско и несколько месяцев маячило неподалеку от Решта. Атаковать персы не решались, при наступлении русской пехоты поспешно отступали, чтобы снова вернуться через неделю. Матюшкин и Левашов постепенно перестали тревожиться по поводу этой большой враждебной толпы неподалеку. Вышлют пару рот солдат, которые промаршируют до ручья, ставшей неформальной границей влияния и вернутся обратно. Тем не менее, такое недружественное поведение аборигенов ограничивало возможности пятитысячного российского контингента по сбору налогов и контролю провинции Гилян, не говоря уже о фиктивных претензиях на соседние Мазендеран и Астрабад. Наши послы пытались выторговать у Тахмаспа признание завоевания русскими Дагестана и Баку в обмен на отказ от притязаний на Мазендеран, Астрабад и даже эвакуацию из Решта. Боялись только, что освобожденное нами место придут турки. Я знал, что эти опасения напрасны, но пока не решил еще — стоит ли отказываться от Гиляна уже сейчас или повременить пять лет, пока Надир-шах не свергнет Тахмаспа.

Матюшкину же я озвучил желание назначить его руководителем своей охраны.

— Я бы хотел, чтобы меня охраняли солдаты, казаки и офицеры, прошедшие бои в Дагестане и Персии, Михаил Афанасьевич. Мне кажутся более надежными те, кто не замешан в столичных интригах, но своей кровью защищает и расширяет пределы России.

— Совершенно с тобою согласен, Петр Алексеевич! Там, у черта на куличках любой солдат понимает, что без Бога и Царя Русь погибнет.

Батальоны бодро шли по дороге. Иногда в просветах между деревьев справа виднелось море, дворцы знати. Екатерингоф, Анненгоф, Елизаветгоф — дворцы супруги и дочерей моего деда. Сейчас они опустели. Рядом Подзорный дворец, названный так потому, что царь любил наблюдать из него за приходящие в дельту Невы корабли. Он даже начал перестраивать его из дерева в камень, но я недавно приказал свернуть строительство всех императорских дворцов — этого, дворца в Стрельне, Зимнего дворца в Петербурге и моего собственного дворца на Васильевском острове.

К полудню добрались до развилки дороги у Красного кабачка. Вправо шла Петергофская дорога, прямо — старая Нарвская дорога, налево — дорога в Сарскую мызу, где находится еще один дворец почившей императрицы и будущее Царское село.

Вдоль по дороге в Петергоф

Мелькают в ряд из-за ограды

Разнообразные фасады

И кровли мирные домов.

В тени таинственных садов

Там ест трактир... и он от века

Зовется 'Красным кабачком'

Сейчас трактиром владеет переводчик Семен Иванов, прославившийся успешным бегством из шведского плена. Место это историческое, воспетое не только Лермонтовым. В его окрестностях марширующие в Петергоф гвардейцы обычно останавливаются на ночлег. Даже название округа получила соответствующее — Привал. Но в последнее время солдаты полка задерживались здесь только на пару часов — переждать полуденную жару. Скидывали надоевший груз, подкреплялись сухарями. Самые умные — ложились подремать. Я тоже не стал валять дурака, и лег подремать в тени деревьев подремать на простейшее ложе, приготовленное денщиками из соломы и пары одеял.

Вторая половина пути была длиннее и скучнее. Мы просто шли и шли, периодически делая десятиминутный привал. Миновали Лигово, где находилось водохранилище, питающее питьевой водой Лиговский канал, усадьбу Шереметевых в Ульянке, дальше поместья братьев Апраксиных, недостроенный стрельненский императорский дворец, дачи вельмож в Михайловке. Именно здесь нас и атаковали всадники Лейб-Регимента. На марше мы провели пару тренировок на случай конного налета, поэтому никто не удивился, услышав в отдалении звуки стрельбы — боковое охранение заметило засаду. Послышались команды офицеров, завизжали трубы, телеги обоза и упряжки с артиллерией стягивались в группу, а солдаты образовывали вокруг подобие каре. Я покинул строй вместе с Матюшкиным, наблюдая и оценивая суету перестроений. Как и предполагал, всадники добрались до основной колонны раньше, чем она приготовилась к обороне. С гиканьем и свистом кавалеристы выскочили из-за деревьев. Матюшкин злобно ругнулся и вскоре принимал доклад лихо соскочившего с коня командира полуэскадрона.

— Кто таков? — хмуро спросил генерал.

— Капитан Скрябин, Ваше высокопревосходительство!

— Молодец, уделал гвардейцев!

— Рад стараться, Ваше высокопревосходительство! — лихой офицер поедал взглядом генерал-аншефа и меня.

Объявили привал для разбора маневров. Лейб-Регимент сумел укрыться от глаза дозора, воспользовавшись зарослями и оврагом. Впрочем, арьергард полка сумел выстроиться в каре. Командующий им капитан Степан Апраксин лучился от удовольствия. Авангард во главе с секунд-майором Адрианом Лопухиным был полностью застигнут врасплох. Центр колонны, в котором находились я и Матюшкин, каре не построил, но успел стянуть все роты первого и четвертого батальона к телегам обоза и полевой артиллерии.

— Не так уж плохо, Михаил Афанасьевич. Хотя в организации дозоров есть недочеты, — оценил я работу гвардейцев. Генерал приободрился и дал команду продолжать движение.

Долгий нудный переход закончился. Гвардейцы добрались до Петергофа и быстро организовали лагерь на привычном месте. Хотелось бы организовать солдатам праздник. Но в связи с постным днем среды велел только хорошо накормить без мяса, рыбы, вина и масла. В который раз задумался о том, чтобы ускорить возделывание подсолнечника. Масло из него постное и в такие дни не запрещается употреблять.

Искупавшись в море, я и сам присел за стол вместе с толпой офицеров. Преображенцы и кавалеристы Лейб-Регимента сидели вперемежку, дружески подтрунивая по поводу недавнего противостояния в маневрах. Обсуждали, как нужно организовать походные дозоры, чтобы избежать внезапных налетов конницы. Хвастались, что уже привыкли к удвоенным дневным переходам. Может быть, кто-то и хотел бы пожаловаться на необходимость тащить за плечами бессмысленный груз, но побаивались критиковать мои распоряжения. Обсуждали и мероприятия физической подготовки. Скрябин из Лейб-Регимента внимательно запоминал, что в этом плане уже использовали преображенцы.

— Так значит бег, подтягивание на перекладине и отжимание от земли как будто бабу покрываешь? Так может лучше сразу с бабой отжиматься?

Гвардейцы заулыбались и, посмеявшись, перешли к теме игры в мяч, которая стала популярной вначале у семеновцев, но уже знакома стала и остальным военным. Кстати, наверняка в лагере уже закончили с обустройством, и кто-то уже играет в футбол. Но тем, кто оставался в дворцовом парке, где были расставлены столы, было интереснее, так как к причалу подошла яхта, с которой на берег сошли жены офицеров, а может и любовницы тоже. Вечер оживился еще больше, когда кто-то вспомнил, что сегодня ровно четыре года прошло с момента открытия Петергофского дворца. Я некоторое время наблюдал за ритуалами ухаживания, принятыми в этом веке и размышлял, когда наконец проснутся мужские гормоны в моем детском теле. Потом покинул общее застолье, чтобы пообщаться с прибывшими генералами Юсуповым и Салтыковым. Они сегодня работали в Сенате и привезли некоторые документы на подпись. В том числе закон о престолонаследии. Утвердив документ, потребовал опубликовать его текст в газете 'Ведомости'

— Надо бы сделать практику публикации новых законов в газете обязательной. Организуйте мне аудиенцию с редактором.

Яков Синявич, первый репортер первой русской газеты 'Ведомости'. В этом году она прекратила свое существование, чтобы на будущий год возродиться как печатный орган Академии Наук. Но мне кажется, страна может позволить себе и две газеты.

Предупредил собеседников, что Матюшкин в ближайшее время не сможет уделить Преображенскому полку все свое внимание.

— Работа в Сенате тоже важна, но вас шестеро командиров в штабе. Не оставляйте полк без непосредственного контроля.

Поговорили о новых задачах, которые я поставил перед гвардейцами и уже затемно я вышел погулять в парк рядом с дворцом. К нам троим присоединились Никита Трубецкой и Степан Апраксин.

— Ты чего не с женой, Никита?

— Служу тебе, Государь! — льстиво ответил приятель.

Я шел по аллее парка, наслаждаясь насыщенным ароматом летней 'белой' ночи. Где-то слышалась болтовня, смех, но звуки были приглушены деревьями. За одним из поворотов наткнулись на тискающуюся влюбленную парочку. Ваня Долгоруков уже расстегнул девице корсаж платья. Его я узнал даже со спины. Женщина увидела меня, пискнула и торопливо вывернулась из объятий моего камергера. Вглядевшись в ее густо нарумяненное лицо, признал Анастасию Головкину, супругу сопровождающего меня Никиту Трубецкого. С любопытством взглянул на приятеля. Тот побагровел, но молчал. Любопытно, вызовет ли он Ваню на дуэль? Насколько я его знал, не станет он этого делать. Повисло неловкое молчание. Никита хлопал губами, его жена застегнула платье и присела в реверансе, Ваня выпрямился и принял немного смущенный вид, сопровождающая меня свита едва сдерживала смешки. Придется опять ситуацию разруливать мне.