Петр 2 Альтернативный

Глава 1

Мне снился яркий и странный сон. Будто я Великий Князь Петр Алексеевич, одиннадцатилетний мальчик — наследник трона Российской империи. Мне снилась, что он-я сплю и ему-мне снится, что я-он аспирант N-ского университета Игорь Семенов. Ему-мне также было странно. Потом мы проснулись и проснулись 6 мая 1727 года в теле внука Петра I. Куда исчез незадачливый Игорь Семенов, было непонятно. Может быть через почти три столетия он проснулся с памятью мальчика из далекого прошлого. Сейчас же Петр Алексеевич ощущал себя немного аспирантом истфака, но в целом оставался самим собой.

Было уже позднее утро. Сквозь плотные шторы пробивался свет весеннего солнца и освещал большую спальню, большую кровать, старинную мебель вдоль стен. Канделябры и прочие элементы современного интерьера. Я оглядел детские ладони, потом выбрался из перин и прошлепав по пушистому персидскому ковру подошел к большому зеркалу. Увидел мальчика в длинной белой ночной рубашке, достаточно крепкого для своего возраста, но все равно худощавого. Улыбнулся себе, скорчил рожу... Потом повернулся и подошел к окну, отодвинул занавеску и выглянул наружу. Увидел дворцовый дворик, клумбы и деревья. Пара мужчин в камзолах стоя беседовали у противоположного здания. У ворот на Немецкую улицу вытянулись пара преображенцев.

За спиной послышалось осторожное шевеление. Я обернулся и увидел мужчину в кафтане темного цвета и обязательном парике. Камер-юнкер Федя Лопухин, вспомнил я. Двоюродный дядя и приятель.

-Доброе утро, Петр Алексеевич! Будешь одеваться? — в руках придворный держал мою одежду.

-Доброе утро, Федя. — кивнул я и шагнул от окна. Успел сделать пару шагов, как в спальню скользнул Ваня Долгорукий, мой двадцатилетний друг и по совместительству камер-юнкер. Ваня держал кувшин и тазик для умывания. Иван тоже поздоровался, но обошлись без обычных шуток. Где-то по соседству умирала императрица и веселье было неуместно.

-Как себя чувствует матушка? — спросил я, хотя она была мне скорее бабушка да и то не родная, просто жена деда, императрица Екатерина I.

-Плохо, Петя! — ответил Ваня и, поставив тазик с кувшином на низкий столик, размашисто перекрестился на икону в углу. Я и Лопухин автоматически повторили его жест. Потом я склонился над тазиком и умыл лицо и руки. Вытерся полотенцем и скинул ночную рубашку. Какого-то смущения от своей наготы рядом с придворными я не испытывал и спокойно натянул белую рубашку с жемчужными пуговками у ворота. Потом пришла очередь белых шелковых чулков на подвязках, панталон с пуговицами под коленами, башмаков и камзола с многочисленными пуговицами. Все темнозеленого цвета лейб-гвардии Преображенского полка. Все это я делал привычно и только в глубине сознания, молодой человек из XXI века с любопытством за всем наблюдал.

Перешли в столовую, где сел в одиночестве за большой стол, а молчаливые лакеи подавали еду. Камер-юнкеры маячили неподалеку. К ним присоединились пара камергеров. Прочитал молитву и неторопливо позавтракал. Поев, направился в другое крыло дворца. В комнате у царицыной спальни было довольно много народу. Первым поздоровался с четырьмя девушками. Печально вздохнули. Сестра, две тетки и невеста. А вот и обер-гофмейстерина Варвара Михайловна, сестра Меншикова.

-Я бы хотел взглянуть на матушку. — попросил её.

Она кивнула и я прошел в спальню. Балдахин над огромной кроватью был откинут. Среди подушек и перин утонуло пожелтевшее лицо умирающей. Я взглянул на Арсеньеву вопросительно

-В беспамятстве. -прошептала она наклонившись.

Стоял, смотрел на лицо и думал что ей всего 44 года. Чудовищно умирать так рано, если забыть о том, что я сам умру через три года от оспы, а стоявшая рядом сестра умрет через год от чахотки. Чуть дальше стоит тетка Анна, которая умрет тоже через год от родильной горячки. Не самый благополучный век.

Вышел из комнаты и сел на стул у стены. Рядом расположился Карл-Фридрих, датчанин, муж той самой Анны Петровны, герцог Голштинии. Что-то говорил по-немецки утешающее. Пару недель назад похожие слова пытался сказать граф Девиер. При этом он тоже сидел, но в отличии от голштинца, ему это зачли как непочтительность и арестовали. Раньше я на это внимания особого не обратил, а теперь узнавал от себя-историка из будущего подноготную борьбы Меншикова со своими врагами. А вот и сам Александр Данилович.

При появлении Светлейшего князя все окружающие зашевелились, только гордый герцог Шлезвига и не подумал встать. По крайней мере, сразу.

— Здравствуй, Петр Алексеевич! Хорошо ли спалось тебе?

— Здравствуй, Александр Данилович! Хорошо.

Кивнув, князь метнул взгляд на дочь, потом прошел в спальню к больной. Девица подошла поближе, и Карл-Фридрих уступил место будущей невесте наследника. Говорить особо было нечего, но уходить было рано. Меншиков пока был важен и нужен. Вопрос с наследником еще не решен окончательно, пока не оглашено завещание. Хотя соперников у него уже фактически нет. Анна и Елизавета Петровна здесь, но знать уже сделала ставку на меня. Главное не спешить и не делать ошибок по торопливости.

Вышел Меншиков вместе с генерал-фельдмаршалом Сапегой. Отошли к окну и негромко говорили с ним, потом с герцогом голштинским. Маша Меншикова наконец попыталась завязать разговор.

-Как это печально...

Я взглянул на девушку. Она была миловидна, шестнадцати лет, но Игорю Семенову было не до красот девичьих, а у Петра Алексеевича еще не тот возраст. Оба они понимали, что свадьбе не бывать, но и грубить не стоило.

-Да. Прошу меня простить, но мне пора идти учить историю.

Мы оба встали и, провожаемый реверансами дам и поклонами мужчин я пошел прочь. Долгорукий увязался следом. Но и с ним разговор не удался. В кабинете я подошел к окну. Небольшие стекольные проемы не давали нужного обзора и, нащупав задвижку, я открыл окно и вдохнул свежий майский воздух. За окном простирался простор Большой Невы, по которой скользили лодки и небольшие парусные корабли. Прямо напротив бастионы Петропавловской крепости и силуэт Петропавловского собора с узнаваемым шпилем. Сейчас в нем шла внутренняя отделка. Домов на противоположном берегу было мало. Справа несколько зданий вокруг Троицкой площади. Слева, за стрелкой Васильевского острова виднелись здания Биржи, Коллегий, Кунсткамеры, Посольского дворца. Чуть высунувшись из окна, оглядел пустынную Дворцовую набережную. Похоже, ее перекрыли от народа.

Обернувшись в комнату, подошел к книжному шкафу. Выбрал толстую книгу по древней истории и присел в кресло. Делал вид что читаю, но на самом деле пытался решить, что делать дальше. Непонятно какая сила соединила в одном теле две души — человека из будущего и молодого наследника российской империи. Между ними пока не было конфликта. Была некоторая растерянность Петра Романова и выжидательное наблюдение Игоря Семенова. Знания историка из будущего проливали свет на окружающие мальчика события. Предвидение собственной смерти просто потрясало:

"Неужели нет выхода?"

"Пока не знаю. Я не уверен, что мы сможем изменить историю, но попробуем открыть вакцинацию"

"А как же Наташа? Ты сможешь её спасти?"

"Я не врач. Прививку от оспы я могу изобрести. Но Наташу погубит воспаление легких или туберкулез. По оставшимся к XXI веку сведениям ее сгубила то ли лихорадка то ли чахотка. Такие болезни мне не вылечить. Можно попробовать переселить сестру в более мягкий климат. Например, отправить ее в заграничную поездку следующей осенью. В Испанию, скажем"

"А Аня? Она родит и умрет от горячки?"

"Не представляю даже, что тут можно сделать. Я не акушер. Может найти кого-то толкового и внушить ему необходимость асептики, но как потом такого лекаря подсунуть голштинцам? Да и трудно будет отсюда дотянуться до Шлезвига."

"Тогда ей не нужно уезжать. Пусть родит здесь."

'Не стоит этого делать. Слишком большую власть голштинцы взяли в России сейчас. Пусть уезжают — меньше нам мешать станут. Да и Меншиков пока правит, а не ты — ему и решать'

"Но когда я стану императором — он не сможет мне противиться!"

"Не будь наивным. Ты одиннадцатилетний мальчик, которого мало кто всерьез воспринимает. А Меншиков — глава армии, у него везде свои люди. Пойдешь против него — потеряешь голову. Подожди немного — он сам себя уничтожит'

От горестных мыслей мне захотелось плакать и в этот момент помогло появление цесаревны. Молодая Елизавета Петровна участливо тронула меня за плечо.

-Не плачь Петруша.

Я шмыгнул носом и взглянул на девушку. Ей самой было нужно утешение. Ведь там, рядом вот-вот умрет её мама!

-Я не плачу Лиза. И ты не плачь! — все же благодарно сжал ее теплую ладонь — Даст Бог, все образуется и матушка поправится! Садись рядом. Ты, наверное, ночь не спала?

Девушка кивнула.

-Как Аня?

-Она с Карлом там! — махнула рукой в сторону опочивальни царицы — Что будет дальше, Петя?

Пока Петр Романов беседовал со своей молодой родственницей, в дальнем уголке его души Игорь Семенов пытался разобраться со своими собственными эмоциями. Он уже принял как данность, что назад хода нет. Он не имел представления, кто и какая сила поместили его в прошлое, в тело наследника российского престола. Он думал о вещах практических — сойдут ли с ума они оба от раздвоения личности или уже может быть сошли? Не начнут ли изгонять беса из тела мальчика местные священники или колоть какую-нибудь химию санитары из сумасшедшего дома, в который попал бедный шизофреник Игорь Семенов? Не убьют ли его взбунтовавшиеся гвардейцы, как это было с правителями России не раз в 18 веке? Чтобы этого не произошло — нужно скрывать появившееся второе я у Петра Романова.

Думаем далее... Он попал в тело наследника как раз накануне принятия им трона, что наводило на мысль о не случайности всего этого. Кто-то сверхъестественно могущественный специально это сделал. Каковы же цели этого существа или организации? Вероятно, добиться каких-то изменений в прошлом России. Ведь не случайно же попаданцем выбран человек, специально изучавший эту эпоху. Хм... значит, возьмемся за преобразования. Что говорить, Игорь был полон идей, как избежать множества ошибок в прошлом России, находясь на вершине власти. Но именно обилие преобразований, которые он может совершить потребует в первую очередь соратников, организации. Тем более этого ждут от него и подданные. Придется каждому найти занятие и привлечь к великим делам, которые они совершат.

К беседе Великого князя с цесаревной присоединились Долгорукий и Лопухин. Обычно в своей компании они перебрасывались шутками, но сейчас это было неуместно. Иван рассказывал новости о потасовке в Греческой слободе между венецианскими негоциантами и моряками с голландского судна. Чуть позже к драке присоединились семеновцы во главе с самим майором Шепелевым, который вместо того чтобы разнимать дерущихся, сам полез в драку. Закончилось все без смертоубийства. Поле боя и разгромленный трактир остались за семеновцами, а голландцы и итальянцы отступили, унося раненных и беспробудно пьяных.

В этом месте все улыбнулись. Лопухин принес и разлил по бокалам вино. Петя хмыкнул, узнав, что оно итальянское и собирался уже его выпить, но тут из подполья вылез Игорь и начал внушать мальчику о вреде алкоголя для молодого организма. Поглядывающие на наследника собеседники увидели как посерьезнело его лицо и примолкли. Петя в итоге только пригубил вино и отставил бокал в сторону.

— Федя, прикажи подготовить выезд. Прогуляемся. Лиза, ты с нами?

-Нет, Петя. Я буду рядом с маменькой.

Кивнув, я положил скучную книгу на столик и надев кафтан спустился по лестнице во двор. Далее, знакомым путем в конюшню. Вскоре мы втроем в сопровождении десятка преображенцев выехали на Немецкую улицу. Позже ее назовут Миллионной, а сейчас это была одна из центральных улиц адмиралтейской стороны города.

Я ехал неторопливо, пытаясь увидеть знакомые очертания в силуэтах домов. Фасады были похоже на те, что останутся через триста лет, но не было еще Дворцовой площади и Зимнего дворца в стиле барокко. Тот Зимний дворец, в котором я проснулся, к 21 веку практически не сохранился. Перед Адмиралтейством с его знаменитым шпицем свернули на Большую Першпективу, будущий Невский проспект. Здесь движение было активным. Люди под окрики охраны поспешно уступали дорогу, снимали шляпы, крестьяне низко кланялись. Всадники и повозки сворачивали к обочине. Каменные дома сменились деревянными и стали ниже. Миновали Гостиный двор и пересекли деревянный разводной мост через Мойку. Таможенники стояли навытяжку — это была граница города.

Дальше вдоль дороги пошли пригороды с их садами, огородами, заборами, деревянными избами до самого леса. Сбежав из дворца, притихшего в ожидании смерти императрицы, Петя и Иван Долгорукий немного расслабились. Шутили. Даже серьезный Федя Лопухин чаще улыбался. Да и как не улыбаться! Теплая майская погода, свежая зелень деревьев и травы радовали душу. Петя даже снял от жары кафтан, остался в камзоле. Легко и привычно правил конем — Великий князь был большим любителем верховой езды. Миновали очередной мост через Фонтанную речку и Долгоруков забеспокоился

-Пора бы возвращаться, Петр Алексеевич?

Они неспешно гуляли уже более часа, но возвращаться в переполненный придворными дворец не хотелось.

-Поедем в монастырь. Пошлите вестового, передайте что мы там пообедаем. — решил мальчик.

Сопровождающий меня капитан преображенцев Степан Апраксин отдал приказ и один из солдат, пришпорив лошадь, вырвался вперед, распугивая с дороги пешеходов и встречных всадников. Память Игоря подсказала, что сопровождающий меня капитан — это тот самый будущий фельдмаршал, который в Семилетнюю войну прославился упорным нежеланием воевать с Фридрихом Прусским. Сейчас же это был молодой перспективный офицер, преданно смотрящий на наследника престола, от которого зависела его будущая карьера. Хотя официально право Петра Алексеевича на императорский трон еще было спорным. Ближайшей соперницей его была молодая тетка Анна Петровна, вышедшая замуж за герцога Голштинского. Но сторонников они практически не имели и это понимали все. Те, кто был против Петра, тот же Толстой, уже были отстранены от власти пару недель назад.

Миновали поворот на московский тракт и через час, утомленные дорогой, добрались до стен Александро-Невского монастыря, который пока еще не стал Лаврой. Встречал их сам архимандрит Петр. Во дворе толпа монахов и семинаристов. Получив благословение, прошли под своды Благовещенской церкви. Большой Троицкий собор еще строился, а в церкви давно уже шли службы. Поставив свечи, прочитав молитву, я в сопровождении спутников прошел в трапезную. Игорь Семенов в своем наблюдательном уголке только хмыкнул — теперь его жизнь стала абсолютно публичной и, где бы он не был, везде будут толпы окружающих его людей.

Весь этот долгий день Великий князь Петр Романов был среди людей, которые в близости к наследнику престола видели гарантию своего благополучия. Меншиков, герцог Голштинский с супругой-цесаревной, Елизавета Петровна, Остерман, Иван Долгоруков и его отец Алексей Григорьевич. Поездка Великого князя в монастырь вызвала небольшой переполох, хотя и не была чем-то необычным. Великий князь любил конные прогулки и охоту.

По возвращении во дворец первым меня навестил Меншиков. Обрадовал Ваню Долгорукова указом императрицы о понижении его в чине и отсылке в войска. Повторялась недавняя история с арестами Девиера и Толстого. Ваня побледнел и взглянул на меня. Я хмуро зыркнул на Светлейшего князя, потом кивнул Ване насколько мог ободряюще. Дождавшись ухода камер-юнкера, Меншиков пробормотал что-то, про 'кругом изменники' и удовлетворенный сделанным ушел.

Зашел Остерман, узнал как продвигается чтение древней истории. Спросил его о причинах опалы Долгорукова. Объяснил, что это наказание за попытки Вани помешать моей помолвке с Марией Меншиковой.

Навестил меня и Карл-Фридрих с Аней. Глаза у девушки красные. Сославшись на усталость — выпроводил всех и прилег отдохнуть. Незаметно уснул.

Потом был роскошный обед в компании цесаревен, сестры, герцога, Меншикова с дочерью, отца и сына Сапег. Я украдкой замечал холодные убийственные взгляды светлейшего князя на поляков. Совсем недавно младший Сапега был женихом его дочери (той, что вроде бы теперь моя невеста), но неожиданно стал фаворитом самой императрицы. И теперь вот он терял и её... Абсолютно чужой и бесполезный для России человек, как и его отец-фельдмаршал. Хм... надо бы побыстрее от них избавиться и не допустить брака с баснословно богатой Софьей Скавронской. По легенде, женившись на ней, он поспешно продал все ее поместья аж за 2 миллиона рублей! Почти треть бюджета государства! Что неприятно, он уехал в Польшу и начал поддерживать Станислава Лещинского, врага нашего союзника Августа Саксонского. Нет... не видать ему этих миллионов!

Сложнее с герцогом. Аня мне откровенно симпатична и спасти ее от родильной горячки и смерти могу попробовать только здесь, в Петербурге! Хотя сам брак ее с герцогом приносит больше сложностей, чем пользы. Претендент на шведский трон, но королем Швеции он так и не станет. Зато Россия уже обрела кучу проблем в отношениях с Данией из-за Шлезвига. Будем надеяться, что Бестужев в Копенгагене сможет удерживать ситуацию в мирном русле, а здесь, в Петербурге, будем кормить Карл-Фридриха пустыми обещаниями. Глядишь их сын, мой двоюродный брат вместо российского императора Петра III станет шведским королем Карлом XIII. Имя у него будет универсальное для переделки — Карл-Петер-Ульрих.

Цесаревна Елизавета, после сестры Анны вторая в очереди наследования. Хотя закона о престолонаследии и нет, но факт остается фактом — это будущая императрица, если я ничего не изменю в этой истории. Симпатичная девушка. Остерман прочил ее мне в невесты, но увы — она единокровная тетка мне! Умная, красивая, обаятельная. Может попробовать еще раз пристроить ее замуж после неудачного сватовства с французским королем? Какие у нас варианты? Есть сын и наследник у Георга английского. Но мы как бы сейчас в не слишком хороших отношениях с Англией, так как поддерживаем Австрию. Да и нескоро умрет Георг, а значит эффект маленький будет от такого брака. Дания отпадает из-за проблем с Шлезвигом. Швеция тоже наверное отпадает, так как мы поддерживаем у них голштинскую партию, пусть даже проигравшую уже трон. С Карлом Австрийским у нас итак уже тесные связи — его жена моя родная тетка! Вот в Пруссии есть отличный вариант — молодой Фридрих, будущий Фридрих II Великий! И папа его не будет против, если уж выдал его в моей истории за тетку российского императора Иоанна Антоновича... Хороший расклад получается, можно избежать участия в Семилетней войне. Но это нескоро. Какие еще варианты у нас есть? Испания? Очень хороший вариант — наследник трона Фердинанд. Женится позже на португальской принцессе и нам будет трудно обойти такую конкурентку. Наверное, уже много лет назад решено было, что они поженятся. В идеале — выдать за него не Елизавету, а сестру Наталью — будет шанс выжить у нее в теплом климате Испании. Аналогичная ситуация в Португалии. Есть наследник, принц Жозе, женится попозже на Марианне Испанской. А ведь эта Марианна — моя потенциальная невеста! Ее вроде даже сватали мне. Ты не знал, Петя? Ты многого не знаешь. Можно попробовать женится самому, а сестру или тетку пристроить за португальца или испанца. Лучше конечно испанца. Союз с ними может помочь нам создать свою колониальную империю. Нда... не миновать мне поездки в Испанию. Нужно планировать на будущий год ее. И сестру с собой прихвачу да где-нибудь на Пиренейском или Аппенинском полуострове оставлю — пусть лечится! Вариант не пускать ее в Москву не такой надежный. Климат Петербурга еще хуже для легочников, чем московский.

Меншиков. Уже не молод, но по-прежнему энергичен и предприимчив. Сейчас самый влиятельный человек в стране, но имеет много врагов. Пытается контролировать меня и приструнить его будет сложно. Жаль будет отсылать его в ссылку. Нужно придумать ему занятие вдали от столицы. Например, возглавить армию на Украине или в Персии.

Пока Петр Романов на пару с Игорем Семеновым задумывали будущие интриги, остальные собеседники с траурными лицами обедали. Насытившись, Великий князь выдержал паузу (ох уж эти церемонии!), оглядел всех, встал (остальные тоже поднялись, будто он уже император) и пошел в опочивальню. Но на выходе из столовой меня встретил посыльный

-Государыня просит Вас к себе, Ваше высочество!

Зашел в спальню больной императрицы. Следом за мной увязались Меншиков и младший Сапега. Сел у постели.

-Петя..

-Да, матушка?

-Умираю я, Петя. Не спорь. Оставляю тебе трон. Александр Данилович позаботится о тебе, пока ты вырастешь.

Екатерина говорила по-русски с сильным акцентом. В груди у нее клокотало что-то и хрипело, речь прерывалась кашлем. Она почти не двигалась, только глазами в упор смотрела на меня.

-Пообещай мне, Петя.

-Что, матушка?

-Позаботься о дочках моих, Лизе и Ане. Не обижай их.

-Обещаю, матушка.

Екатерина прикрыла на мгновение веки. Потом слабой рукой махнула, перекрестив меня. Я наклонился и поцеловал ее руку.

-Ступай, Петя. Прощай...

-Прощайте, матушка.

Оглянувшись на остающихся в комнате взрослых, я вышел из опочивальни.

Пошел к себе, но спать не ложился. Играть не хотелось, читать тоже. Пошли на пару с Федей Лопухиным на Царицын луг. Увязался с нами и Степан Апраксин с парой солдат. Наблюдали, как солдаты вытаптывают весеннюю травку. Потом сели в лодку и катались по реке. В отсутствии Вани Федя не очень удачно пытался рассказывать всякие истории. Я слушал, поглядывал на здания по берегам и проплывающие корабли. Добрались до верфей. Здесь кипела работа. Вокруг остовов больших кораблей суетились мастеровые. Пахло стружкой, дегтем. Подоспел старый адмирал Апраксин с толпой флотских и инженеров.

-Кипит у вас работа, Федор Матвеевич!

-Да что вы, Ваше высочество! Сейчас тут тихо. Скоро достроим эти вот корабли и будем заниматься только ремонтом без закладки новых судов. Умирает флот наш. При Петре Алексеевиче куда больше кораблей строилось.

Затем адмирал повел на экскурсию по территории Адмиралтейства. Какие-то склады с парусами, досками, бочки со смолой, канаты, мастерские, лесопилка с ветряками. Пахло стружкой, дегтем. Осмотрели громадный корпус стопушечного линейного корабля "Петр Первый и Второй". Рядом тоже почти готовый корпус 'Святой Натальи'. Уже смеркалось, когда мы поплыли обратно во дворец. На пристани нас встретил камер-юнкер Никита Трубецкой.

-Государыня скончалась.

Народу во дворце набилось еще больше. Монахи, придворные, слуги. Все почтительно кланялись и говорили шепотом. Зареванные Лиза и Аня, бледный Сапега. Взглянул на умершую и перекрестившись, прочитав тихо молитву, вышел прочь. Ужин в этот раз прошел в обществе моих воспитателей Долгорукова и Остермана. Тему отсутствия сына Алексей Григорьевич не поднимал, но сильно обеспокоенным не выглядел. Остерман сказал, что оглашение завещания будет завтра. Кивнул всем и пошел спать. Уже в кровати, глядя в потолок, Игорь Семенов подумал, что возможно этот долгий день всего лишь сон и он снова проснется в своем веке.

"Не уходи", — тоскливо отозвался голос мальчика. Сирота, в младенчестве потерявший мать и отца, единственным родным человеком которому была сестра — обрел еще одну родственную душу более умудренного жизненным опытом и историей веков человека. Теперь ему страшно не хотелось это потерять. Как быстро в таком состоянии они оба привязались друг к другу!

"Я постараюсь. Но давай помолимся об этом и обо всем" — Игорь не знал ни одной молитвы, но слова которые шептал Петя заполнял своими эмоциями, желая помочь ему и всем людям этой страны.

Глава 2

"Просыпайся, Петр Алексеевич, нас ждут великие дела!" — можно прослыть мудрецом просто воруя афоризмы из моего времени. Сен-Симон еще младенец, вряд ли его слуга уже успел ему это сказать.

Не смотря на то, что спали они одновременно, Игорь Семенов проснулся первым, осознал что он по-прежнему в 18 веке в теле теперь уже фактически императора Российской империи Петра II. Поняв и приняв это, Игорь понял, как нужно начать сегодняшний день. Во-первых, встать пораньше, но... типичная сова Петр Романов еще долго сопротивлялся пробуждению. Наконец сел на краю кровати и оглядел спальню. В окно проникал ранний неяркий утренний свет.

"Что дальше?"

"Дальше мы займемся нашим телом. Будем укреплять его физически."

"Зачем?"

"Чтобы стать великим Государем надо быть сильным во всем и начать всегда приходится с физического тела"

Начали с 15минутной разминки. Проснувшийся Лопухин заглянул в дверь и удивленно взирал на мальчика в ночной рубашке выделывающего странные упражнения. Некоторое время Петя это терпел. Наконец заставил его повторять свои движения. Послушно и несколько неуклюже Федя вертел туловищем, приседал, отжимался, прыгал.

После разминки Петя оделся. На ноги одел сапоги — вариант лучший для бега чем башмаки. По набережной, мимо удивленных редких обывателей Великий князь, Лопухин и пара фузилеров-семеновцев побежали в сторону Летнего сада. Слава Богу, Петр Романов был достаточно крепким пареньком, но пару раз пришлось останавливаться отдышаться с непривычки. Вернувшись во дворец, побежал в ванную комнату и облился холодной водой. К этому времени объявился Никита Трубецкой.

-Что ты делаешь, Петр Алексеевич?

-Хочу стать сильным, Никита!

-А водой то зачем обливаться?

-А для бодрости!

После этого отдался в руки придворного парикмахера. Потом было переодевание в парадный костюм и завтрак с сестрой. Двенадцатилетняя Натали расспрашивала, чем это он занимался все утро. Отвечал ей также как Трубецкому, стараясь не выбалтывать умные слова вроде "Зарядка", "закаливание"

Вскоре начали прибывать сановники. Я ушел в кабинет, но и сюда набилось прилично народу. Скучая, поглядывал на окружающих. Потом все перешли в большой зал, где был оглашен Тестамент (Завещание) императрицы. Он состоял из пятнадцати пунктов.

По первому пункту я "имею быть сукцессором", то есть приемником императрицы.

По третьему пункту до 16 лет "не могу в правительство вступать". Ну это мы еще посмотрим.

По четвертому пункту администрацию ведут члены Верховного Тайного совета Анна и Елизавета Петровна, Карл-Фридрих Голштинский, Меншиков как обер-камергер (главный придворный) и глава Военной коллегии, канцлер (то есть министр иностранных дел) Головкин, глава камер-коллегии (министр финансов) Голицын, адмирал Апраксин, а также вице-канцлер и мой главный воспитатель Остерман. Всего девять человек. Ну, у семи нянек дитя без глазу. Буду маневрировать, интриговать и вскоре вся власть у меня будет!

Пункт восьмой — Екатерина благословляет брак Елизаветы и бискупа (князя-епископа) Любека. Опа! Игорь вспомнил, что на днях должен появиться Карл-Август Голштинский, двоюродный брат мужа Анны. Тут же он заразится оспой и умрет, не доходя до алтаря! Хм.. не успею я за несколько дней изобрести вакцину и предохранить беднягу от смерти.

"Как же так?"

"Нет у нас такой власти пока, Петя. Это только кажется, что ты мгновенно получил могущество. Первые месяцы придется дать народу привыкнуть к тебе, приглядеться. А если мы начнем сразу странные дела творить — все может печально обернуться для всех.."

И все же надо поискать выход. Послать ему письмо с предупреждением? А Фридриха Прусского оставим без русской невесты. Или Наташу за него выдать?

Между тем, медленный речитатив обер-секретаря Степанова заканчивал чтение тестамента. По 11му пункту все правительство должно заботиться о моем супружестве с Марией Меньшиковой. Эта помолвка мне не нравилась. Но мешать ей, зная, что Меншиков все равно не удержится? Проще как говорят китайцы, сидеть на берегу и ждать пока течение пронесет мимо трупы моих врагов.

12й пункт о поддержке притязаний Карл-Фридриха на шведскую корону и возвращение Шлезвига. Тоже не станем напрягаться. Герцог вместе с супругой Анной Петровной скоро стараниями Меншикова избавит меня от своего присутствия и можно будет отказаться от поддержки его притязаний, а значит от конфронтации с дружественной нам Данией. Да и Англию с Голландией лучше в друзьях держать.

13й пункт — гарантией соблюдения всего этого является римский кесарь. Однако... плохо или хорошо России зависеть от Австрийского императора?

Я встряхнулся. Чтение закончилось и присутствующие начали поздравлять меня с наследованием трона. Шум усилился.

-Императору Петру Алексеевичу виват! — Меншиков и генералы, принцессы, чиновники и даже представители духовенства завопили на весь зал. Меншиков улыбнулся, встал на колено и без запинки отбарабанил текст присяги: Я Светлейший князь Александр Данилович Меншиков, обещаюсь Всемогущим Богом верно служить Его Величеству Петру Второму, Царю и Самодержцу Всероссийскому, и протчая, и протчая, и наследникам со всею ревностию, по крайней силе своей, не щадя живота и имения. И долженствую исполнять все указы и уставы сочинённыя, иже впредь сочиняемые от Его Величества и его Государства. И должен везде, во всяких случаях интерес Его Величества и Государства предостерегать и охранять, и извещать, что противное услышу и всё вредное отвращать. А неприятелем Его Величества и его Государства везде всякий удобьвозможный вред приключать, о злодеех объявлять и их сыскивать. И всё протчее, что к пользе Его Величества и его Государства, чинить по доброй Христианской совести, без обману и лукавства, как доброму, честному человеку надлежит, как должен ответ держать в день Судный. В чём да поможет мне Господь Бог Всемогущий".

За Меншиковым по чину шли Головкин, Сапега, Апраксин — все чины первого класса Табели о рангах. За ними Голицын, Остерман, губернатор Лифляндии Бон, генерал-аншеф Миних. Это уже чины второго класса. Дальше пошли генерал-лейтенанты, вице-адмиралы, тайные советники. Продолжалось это достаточно долго. После принятия присяги от элиты я в сопровождении большой толпы поехал на встречу с гвардейскими полками. Собственно Царицын луг примыкал к дворцу, и мне осталось только выехать за ворота и пересечь канал по мосту. Тут же заорали тысячи солдатских глоток "Виват!" Стройные ряды семеновцев, преображенцев, кавалергардов выстроились на площади. Я проехался вдоль рядов и остановился в центре. Хотелось произнести какую-нибудь вдохновляющую речь, но побоялся, что тонкий детский голосок в отсутствии звукоусиления прозвучит жалко. Меня заменил Меншиков. После его спича снова орали солдаты, затем встали на колени и присягали хором, пока я старался величественно на всех взирать. Затем спешился и пошел вдоль рядов. Попросил сопровождавших меня Меншикова говорить фамилии капитанов, мимо которых проходил. Чтобы запомнить получше притормаживал, несколько раз прокручивал фамилию в памяти. Вскоре десятки имен уже начали путаться в голове, но я решил с самого начала запомнить как можно больше людей, особенно гвардейцев. Не зря 18 век называли 'век переворотов' и гвардия здесь была основным действующим лицом. А узнавая их получше — протягивал дополнительные ниточки между мною и армией. Мне нужны были эти солдаты и офицеры. Нужна их верность.

После парада на площади направились в дворцовую часовню, где прошел молебен. Потом большая часть сановников разъехались. Остались человек пятнадцать самых влиятельных. Снова собрались в тронном зале, перечитали Тестамент, составили протокол к нему который подписал я и присутствующие. Степанов передал документ канцлеру Головкину, тот положил его в шкатулку для государственных печатей и запечатал своей канцлерской печатью. Насколько я знаю, больше эту бумагу никто не видел. Разве только тот, кто ее уничтожил.

На этом официальные мероприятия закончились. После торжественного обеда, когда сановники разъехались, Меншиков предложил переехать в Посольский дворец, который на самом деле был его домом. Пожал плечами, плыть по течению, так плыть.

После ухода Меншикова в комнату заглянул Лопухин.

-Как ты, твое Величество?

Махнул рукой.

-Жив пока, Федя.

-Выпьем вина, Петр Алексеевич?

Мотнул головой.

-Не хочу. Собирай пока вещи. Мы переезжаем в Посольский дворец.

Во дворец Меншикова, который называют еще Посольским дворцом, мы перебирались вшестером, не считая толпы слуг и эскадры лодок. После выбывания Вани Долгорукова мой двор состоял из камергера Сергея Голицына и камер-юнкеров Вани Лопухина, Никиты Трубецкого и 14-летнего Пети Шереметева. Кроме этого с нами отправилась и моя сестра Наталья, пока еще не получившая отдельного дворцового штата.

Тридцатилетний щеголь князь Сергей Голицын рассказывал об Испании, откуда он недавно вернулся. Упомянул об испанской инфанте Марии Виктории, которая с трех лет жила в Париже, дожидаясь возможности выйти замуж за Людовика XV. Пару лет назад однако жених вернул невесту родителям и сейчас ей подыскивают другую партию. Мне бы она хорошо подошла, но скоро ожидается помолвка с Марией Меншиковой. Решил пока не озвучивать свои мысли. С светлейшего князя Ижорского станет, отправить в опалу не только Ваню Долгорукова но и Голицына тоже.

— Расскажи лучше, как там испанцы с англичанами воюют?

Началось все в прошлом году, когда британский адмирал Хозиер во главе эскадры из 9 линейных кораблей блокировал Порто-Белло на острове Эспаньола, мешая отправке 'серебряного флота' в Испанию. В ответ испанцы несколько месяцев назад осадили Гибралтар, но осажденным на выручку пришла другая английская эскадра адмирала Вагера, которая подвезла припасы и подкрепления, блокировала Кадис и Гибралтарский пролив и занимается сейчас захватом торговых судов в окрестностях.

— Похоже, положение испанцев безнадежно?

— Ты прав, Петр Алексеевич. Поэтому испанцы ищут союзников.

— А мы можем им чем-то помочь?

— Наш флот дальше Балтики не плавает. Угрозу англичанам он не составит, а значит, и пытаться не стоит.

Я кивнул. Англичане полвека назад сумели одолеть голландцев. Португальцы, шведы и датчане им лояльны. Сейчас англичане добивают испанцев, а затем возьмутся за французов. После этого уже никто не сможет угрожать им на море. А значит, они смогут беспрепятственно захватывать свои колонии, торговать с колониями чужими, диктовать цены на рынке, сбывать товары, которые начнут производить в огромном количестве с помощью машин. Это те возможности, которые я хотел бы дать России. Но без жестокой схватки с британцами не обойтись. Есть два пути — начать гонку морских вооружений с Англией, что обременительно для российской экономики. Второй путь — дать всем конкурентам англичан оружие против флота Британии. Например, бомбические орудия системы Пексана, по сути мощные короткоствольные гаубицы. Десяток таких орудий на фрегате уравняют его шансы против 100-пушечного линейного корабля. А если фрегат будет быстроходным пароходофрегатом — весь линейный британский флот станет бесполезным. Единственная защита против таких орудий — броненосцы, которые невозможно пока создать в современных условиях. Конечно, британцы первыми переоборудуют свой флот бомбическими машинами и паровыми двигателями, но на это уйдет немало лет и все равно такого безраздельного господства на море как сейчас не вернет. Да и мы за это время придумаем еще что-нибудь смертоносное.

Добрались до дворца Меншикова мы скоро. Встречал меня сам хозяин вместе с дочерью и сыном, щуплым 13-летним пареньком. Кроме них, на набережную высыпала большая толпа придворных.

Когда вступил на набережную ухнули салютом пушки, народ заорад 'Виват!' и я важно пошел вперед по ковровой дорожке во дворец.

Остерман на правах моего гофмейстера показал новые покои. Потом был пир. В большом зале за П-образным столом сидели придворные. Рядом со мной Меншиков, герцог Голштинский и прочие официальные лица. Я старался не ерзать, благосклонно принимать здравицы в мою честь и в честь других присутствующих. Про себя думал, что быть монархом достаточно скучно и утомительно. Одно из главных условий успешного царствования — публичность монарха. Народ или хотя бы достаточно широкий круг придворных должен регулярно меня лицезреть. Совсем не обязательно при этом общаться — подданным достаточно видеть мое лицо. Надо будет сделать заказ придворным художникам на мои изображения для развешивания в присутствиях. Только выбрать вариант, где я выгляжу взрослее и солиднее. Вот кстати второе условие моего нынешнего выживания — не делать необдуманных поступков. Любое мое слово может привести к бедам. Даже гримасы мои придворные читают с жадным любопытством. Поэтому выдержка и терпение! Живое общение проявлять только в приватной обстановке, где неудачное сказанное можно поправить. Но и в личном общении поменьше вещать самому, а давать человеку выговориться. Если беседу правильно построить по всем канонам дипломатии — собеседник станет твоим преданным сторонником. А сторонники мне нужны сейчас в первую очередь.

Кстати, размещение гостей за столом соответствовало властной и придворной иерархии. Ближе всего, кроме герцога и светлейшего сидели с одной стороны цесаревны Анна и Елизавета Петровны и сестра Наталья. Рядом с Натальей присел сын Меншикова, ой не с проста! Тут же разместились царевны Екатерина и Прасковья Ивановны (эта с супругом Мамоновым — командиром Петропавловской крепости), а также первая статс-дама пожилая Анастасия Голицына. С другой стороны — члены Верховного Тайного Совета — Головкин, Апраксин, Голицын, Остерман. Чуть дальше фельдмаршал Сапега с сыном, сенаторы Юсупов, и Черкасский. Напротив них, после Меншикова-младшего — члены Синода: митрополит Новгородский Феофан, архиепископ Ростовский Георгий, тверской архиепископ Феофилакт. Далее по обеим сторонам из военных чинов адмирал Гордон, генерал-аншеф Миних, генерал-фельдцейхмейстер Гинтер, вице-адмиралы Сиверс, Головин, Сенявин, Вильстер, Сандерс. Командиры гвардейцев — Салтыков, Матюшкин, Измайлов, Шаховской, Шепелев. Дальше еще много знатного народа, в том числе мои камергеры и камер-юнкеры, послы иностранных держав и прочие и прочие!

Вся эта орава теперь подчинялась мне, но стоит ее сдвинуть — обнаружится, что она не монолитна, разбита на разные враждующие группировки и не все из них воспринимают меня серьезно. Придется мне с каждым проводить индивидуальную работу. Вот, например, не вижу здесь командира преображенцев Бутурлина или руководителя закрытой недавно Тайной канцелярии Ушакова или президента Коммерц-коллегии Нарышкина. Похоже, Меншиков устраняет от властного олимпа своих и моих противников. Осталось только отправить домой Анну Петровну с Карл-Фридрихом и можно браться за самого Светлейшего князя, а до сегодняшнего дня он защищал мои интересы.

Впрочем, всю эту толпу, которая ко мне поближе надо будет разбавить новыми выдвиженцами, а лучше заменить постепенно. Проблема только в том, что вся верхушка сформирована по принципу родовитости и ротация кадров идет из их родственников чуть помоложе, но ничуть не лучше профессионально. Единственное новшество, которое сделал мой дед — массовый прием на службу иностранцев. Но мне нужно сделать следующий шаг — продвигать мелкопоместных дворян в руководстве армии и страны. Опять же не сразу.

Через некоторое время я покинул собрание и добрался до своей комнаты. Сел за стол и неудобным пером написал небольшое письмо. Запечатал и попросил Лопухина передать его Остерману. В письме написал предупреждение бискупу любекскому о том, что в ближайшие десять дней ему нельзя сходить на берег, если он не хочет заразиться оспой. В записке для Остермана, приложенной к письму, просил его переписать моё письмо, исправив грамматические ошибки и передать его адресату. Через некоторое время мой воспитатель и вице-канцлер по совместительству появился сам.

— Как ты себя чувствуешь, Петр Алексеевич?

— Благодарю, Андрей Иванович, хорошо.

— Вы уверены насчет того что написано бискупу?

— Нет. Не уверен. Но если случиться так, а я ничего не сделал чтобы предотвратить это — на мне будет грех.

— Но откуда такие сведения, Государь?

— Предчувствие у меня такое, Андрей Иванович.

— Ты стал верить предчувствиям, Петр Алексеевич?

— Иногда. Только не говорите никому, а то засмеют.

— Никто не посмеет, Ваше императорское величество, и все же...

— Отлично. Я рад, что ты мне поможешь, барон.

После ухода Остермана пожаловал сам Светлейший князь, хозяин этого дома и всей России на данный момент. Выглядел он довольным и еще радостно поздравил меня с воцарением на престол. Я как можно радушнее поздравил его тоже и предложил присвоить ему титул генералиссимуса. Мне на жалко, так как и без меня бы решили то же самое. Но Меншиков впечатлился, даже осекся. Взволнованно поклонился

— Благодарю тебя, Государь!

— Не о чем, Александр Данилович! Если бы не ты, то императрицей сейчас бы была Анна Петровна!

— Трон твой по праву, Петр Алексеевич!

— Я знаю. Еще у меня просьба — подыщи достойных людей для двора моей сестры.

Раз уж в моей истории он своего сына втиснул в обер-камергеры к Наташе, сделаем вид что это моя инициатива.

— Ты читаешь мои мысли, Государь! Сделаю непременно!

Я поколебался, говорить ли ему о моем нежелании жениться на его дочери. Решил что не время.

Вновь выбравшись из тишины своего кабинета прошелся по комнатам и залам дворца. Как обычно бывает во время долгой пьянки — народ начинает разбиваться на группы. Этому способствовала величина дворца и обилие уединенных уголков, где можно посплетничать, обсудить какие-то вопросы, поиграть в карты или бильярд на деньги или просто выпить в своей компании.

В одной из комнат расположилась петербургская богема, центром которой была Елизавета Петровна. Рядом с нею семнадцатилетний модник Семен Нарышкин, большой любитель юных девиц лейб-медик Лесток, камергер, а по слухам даже любовник тетки Александр Бутурлин, камер-юнкеры Воронцов и Петр Шувалов, а также бойкая девица Мавра Шепелева.

— Иди Петя к нам! Мавруша анекдоты рассказывает! — позвала меня Елизавета.

Шепелева в это время уже была одной из самых известных сплетниц, а лет через пятнадцать прославилась титулом 'чесащицы пяток' императрицы Елизаветы Петровны. В этот раз она рассказывала историю взаимоотношений при курляндском дворе Анны Иоанновны. Любовником герцогини до последнего времени был обергофмейстер Петр Бестужев, но недавно они не поладили о чем-то с Меншиковым. Быть бы Бестужеву сейчас под арестом, как Девиер, да Анна Курляндская упросила его не трогать. Самое пикантное, как только Бестужев вынужден был уехать из Митавы в Петербург, его место в постели герцогини занял 'конюх' Бирон.

— Да Бестужев старый совсем! Неужто он любовник Анькин? — засмеялась Елизавета.

— Старый — не старый, а все говорят, что еще тот кобель он! И дочка у него еще та стерва!

Дочка Бестужева, аграфена Волконская, до недавнего времени была душой небольшого кружка придворных лиц. Но несколько дней назад Волконская попала под арест. Что-то связанное с умершим австрийским послом Рабутиным или просто против Светлейшего интриговали. Вместе с княгиней теперь в опале мои бывшие учителя Маврин, чернокожий Абрам Ганнибал (тот самый любимый предок Александра Пушкина!) и кабинет-секретарь умершей императрицы Черкасов.

Тему опалы врагов Меншикова не стали развивать в его собственном доме. Никому не хотелось оказаться следующим в списке репрессированных. Перескочили на тему современной моды. Елизавета похвасталась новой прической в стиле рококо под названием 'неженка'. Семен Нарышкин, пришедший без обязательного парика, объяснял секреты своей прически 'а-ля Катогэн' в виде зачесанных назад волос, завязанных в хвостик черной лентой. Чтобы поддержать новую моду, спросил у Нарышкина имя парикмахера.

Незаметно перешли к обсуждению лошадей. Бутурлин доказывал, как хороши лошади липицианской породы из Вены, подошедший в нашу компанию Сергей Голицын хвалил андалузскую и лузитанскую породы. Другой новоприбывший, английский резидент Клавдий Рондо сообщил о ежегодных скачках в Ньюмаркете, где последние годы нет равных жеребцу Флейнт Чайндерсу и его сыну Блэйзу. Я расспросил об условиях скачек. Надо бы и в России устроить свой конезавод и скачки. Может удастся улучшить породу российской кавалерии, а то к Семилетней войне она выглядела бледновато по сравнению с рослыми и быстрыми лошадьми немцев. Как-то незаметно перешли на разговор по-английски, который знал Игорь Семенов пусть и вариант XXI века. Диалог с англичанином замер, когда я почувствовал тишину в зале. Даже в этом продвинутом обществе знание английского не было распространено по сравнению с знанием немецкого и французского языков.

— Ты хорошо говоришь по-английски, Петя. — удивленно протянула Елизавета.

Я пожал плечами.

— Красивый язык. Не хуже французского.

Тут же перешли к сравнению поэтических достоинств языков. Елизавета прочитала мадригал Саблиера, англичанин припомнил что-то из Шекспира, Голицын — сонет Сотомайора, Шепелева прочитала модного Гюнтера. В итоге я, как судья импровизированного соревнования присудил победу французской поэзии в исполнении цесаревны. Быстро метнувшийся в библиотеку Лопухин принес приз — самый симпатично выглядевший томик французской поэзии.

Веселье угасло внезапно, когда в нашей компании появилась Анна Петровна в траурном платье. Присев в реверансе передо мной сестры удалились — им предстояло ночное бдение у гроба матери в Зимнем дворце. Я сам не стал идти с ними, хотя Екатерина и для меня не было чужой. Фактически она мне мать заменила и, может быть, поэтому я теперь наследник, а не собственные дочери. Прошел в часовню, где долго молился обо всех, кого потерял в настоящем и грядущем.

Глава 3

Утром, еще затемно встал, оделся и поплелся на улицу. Следом, позевывая, выбрался Федя и мы побежали по местному большому парку. Размерами он не уступал Летнему саду. Пара гвардейцев топали ботфортами следом за нами.

После пробежки обливание холодной водой, затем я засел за чтение книг в библиотеке. Прервался только на завтрак, после которого большая толпа обитателей дворца на лодках и яхтах отбыла к Зимнему дворцу. Здесь наблюдал за торжественным вынесением гроба императрицы из дворца на галеру. Переплыли реку и, причалив к крепости, заносили гроб внутрь. Печально звенели колокола, люди молчали, только причитали плакальщицы. Потом была служба в соборе, который еще не достроили, и императрица упокоилась рядом со своим мужем.

Ко мне подошел протоиерей Петропавловского собора Тимофей. Он был духовником Петра I и Екатерины, поэтому автоматически являлся протоиреем московского Благовещенского собора. Попросил его быть таким же духовником и мне. Старичок вздохнул. Наверное, он уже рассчитывал уйти на покой.

После похорон был поминальный обед во дворце. Обычно после обеда я спал, но в этот раз решил заняться чем-нибудь полезным. В сопровождении камер-юнкеров пошел по набережной Невы. Если напротив дворца она была каменной, то сразу за каналом первой линии превратилась в деревянную. Полюбовался на строительство плашкоутного (наплавного) моста. Справа сад, который позже назовут Румянцевским, а сейчас его называют Соловьевским. Далее пошли здания французской слободы, где обитали приезжие из Европы иностранцы, в том числе приглашенные в Академию наук. Дома выглядели по фасаду неплохо, но большей частью деревянные, только оштукатуренные и вряд ли переживут один из ближайших опустошительных пожаров. Минут через двадцать добрались до Троицкого подворья. По одному из указов Петра все крупные моностыри должны были открыть представительства в Петербурге. У ворот подворья Троицко-Сергиевой Лавры толпилисб почему-то не монахи а ребята моего возраста и старше. Здесь уже год как открылась Академическая Гимназия и университет. Заинтересовавшись, я прошел внутрь. Детвора притихла, а навстречу мне выскочили преподаватели. Один из них, Иоганн Петер Коль, приветствовал меня на неплохом русском языке.

— Добро пожаловать, Ваше императорское величество, в Академическую Гимназию и Университет.

Попросил не прерывать занятия, а позволить мне присутствовать на одном из них. В одной из комнат человек двадцать отроков расселись на лавках за столами вдоль стен. Я присел тоже и постарался внимательно слушать учителя. Как ни странно, немец преподавал нам русский язык. Делал он это с помощью 'Грамматики' Мелетия Смотрицкого, мне уже знакомой. Объяснял систему падежей, потом продиктовал примеры. Ученики дружно заскрипели перьями и я тоже решил не выделяться.. Севшие рядом со мной Петя Шереметев и Сашка Меншиков младший (старших своих сопровождающих я в аудиторию не пустил, чтобы не мешали), сидели выпрямившись и неподвижно, свысока поглядывая на взволнованного немца и учеников. Моя затея им была не по душе. Не обращая на них внимания, я писал свои наблюдения в тетрадь. Позже она поможет мне провести планируемые мной реформы. Диктант я разумеется, игнорировал, но в конце занятия поблагодарил Иоганна Коля и решил навестить соседнее здание, которое числилось за университетом. Здесь обнаружилось всего десяток студентов и профессор кафедры восточных древностей и языков Зигфрид Байер, читавший лекцию по греческой литературе. Спросил, где остальные профессора и немец, извиняясь, посетовал, что из-за удаленности Академии (она находилась в бывшем доме посла Персии, а до этого Шафирова на Городском (Петербургском) острове, а это километра четыре по прямой) профессора не часто посещают Гимназию и Университет. На удивление мое, почему так мало студентов — сказал, что, так как преподавание в Университете идет на немецком языке, большинству студентов приходится вначале доучиваться в Гимназии или в частных пансионах, которых развелось довольно много в Петербурге.

В последующие дни я стал заходить в Гимназию регулярно. Не то чтобы там учили лучше, чем во дворце индивидуальные учителя, но только в Гимназии было больше сотни учеников, а это будущие соратники. Поэтому основное внимание я старался уделять общению с учениками и преподавателями. Были конечно мысли по организации самого процесса обучения, но пока я старался не вмешиваться. Преподавали латынь, немецкий, французский, русский языки, историю, географию, математику. естественные науки и рисование. Учебников не хватало, многие написаны на немецком языке или латыни. Учителями были представители академии, но в основном собственные учителя. Мешал языковой барьер — учителя что-то говорили на немецком или французском, а половина учеников языка не знали.

Из-за нехватки времени я посещал одно-два занятия в день, но старался делать это регулярно. Обычно я приходил утром к девяти часам. Старался посещать занятия разных преподавателей. К моему приходу все готовились очень тщательно, поэтому занятия проходили достаточно интересно. К сожалению, я терял связь с преподаваемым материалом из-за пропуска занятий. Но, по отработанной в 21 веке студенческой методике, компенсировал пропуск лекций чтением необходимой литературы по вечерам. Кроме того, несколько учеников занимались для меня тщательным и аккуратным конспектированием. Конспекты, вдобавок, проверяли преподаватели. Впоследствии я надеялся издать их как учебные пособия для гимназистов. Для этого по итогам чтения конспекта выписывал вопросы, которые потом адресовал Учителям для повторного объяснения. Получалось не слишком хорошо литературно оформленное, но познавательное учебное пособие.

Посидев час на занятиях в Гимназии, я шел в Университет. Студентов здесь не прибавилось, зато стали толпиться преподаватели после того как разобрались, что есть шанс отличиться перед императором. Факультетов (классов) в университете как и в Академии было три: математиков, физиков, гуманиоров. Лекции читали по-немецки и по-латыни. Математику вел профессор Гольдбах. Даниил Бернулли, на удивление, вел анатомию и медицину (вместе с президентом Академии Блюментростом). А ведь после смерти Лейбница и Ньютона именно Даниил Бернулли стал ведущим математиком и физиком в мире! Но наверное не нашлось подходящей кафедры для него после приезда в Петербург. Кстати, другой гениальный физик и математик, Леонард Эйлер пока еще находился в пути к нам в Академию. Вообще упор на математику и физику в структуре Академии сделанный моим дедом при её организации, а также привлечение молодых талантливых ученых, неожиданно вывели новорожденную Российскую Академию в передние ряды мировой науки. Разумеется, у меня уже зрели планы, по расширению деятельности Академии, но я сдерживался и только знакомился с делами и людьми.

Астрономию нам преподавал бодрый старичок Жозеф-Никола де Лиль. К сожалению, обсерваторию в центральной башне здания Кунсткамеры только начали строить.

Ботанику преподавал Иоганн Буксбаум, худой тридцатилетний профессор с явными признаками чахотки. Я старался держаться от него подальше, чтобы не заразиться.

Философию преподавали двое: Христиан Мартини и Георг Бильфингер. Причем друг друга они терпеть не могли и половина лекций у них проходила в разгроме мировоззрения противника.

Из студентов я больше всего общался с Василием Адодуровым, который взялся писать конспекты лекций для меня. Рассказывал он мне о порядках в Новгородском духовном училище и Славяно-греко-латинской академии в Москве, где до этого учился.

В другие дни я старался посетить остальные учебные заведения Петербурга. Самым большим оказалась Морская Академия, где обучалось до 300 учеников! В последние годы в морфлоте наблюдалось перепроизводство кадров, и будущее этих учеников было смутным, а настоящее тяжелым. Стипендию не платили и большинство учеников голодали и даже нищенствовали.

Очень понравилось в частной семинарии Феофана Прокоповича на его подворье на берегу речки Карповки на Городском острове. Даже попал на школьный спектакль. Ставили что-то по библейскому сюжету и явно ничего не знали о системе Станиславского. Но все равно любопытно.

Здесь же недалеко находилась Инженерная школа, в которой командовал генерал Иван Гинтер. Мы с ним как-то разговорились о том, как он во время Северной войны руководил защитой ревельского побережья от английской эскадры. Подкинул идею замены сотен разнокалиберных мелких устаревших пушек в гарнизонах на небольшое количество мощных орудий, способных уничтожить осадные пушки противника или отогнать эскадры линейных кораблей.

На другом берегу реки, в Артиллерийской слободе при Бомбардирской роте Преображенского полка была артиллерийская школа, которую тоже курировал Гинтер. Обучали тут снаряжению бомб, прицеливанию из орудий и общим предметам. Тут я старался бывать почаще в рамках своей пиар-компании направленной на подражание Петру Великому. Бомбардиры были его любимой воинской частью, ну и мне любопытно было разобраться в тонкостях практического применение орудий в современной войне.

Дальше всего было добираться до Семинарии в Невском монастыре. Но я помнил, что это учебное заведение дало России Сперанского, так что не поленился туда добраться. Мои путешествия по городу вызвали некоторое недовольство Меншикова, но чтобы ему было спокойнее — таскал с собой его сына. Много возни было с конспектами. Которые мне поставляли теперь учащиеся всех основных учебных заведений города. Качество их было самым различным. Приходилось менять доверенных лиц, долго объяснять основные требования к ведению конспектов. Достаточно быстро к этой работе подключились преподаватели, особенно из числа академиков. Правда, вставала проблема перевода и пришлось подключить переводчиков Академии. Загружать переводчиков было совестно — перед ними итак стояло необъятное количество задач, но я рассчитывал все же получить что-то полезное из этой горы конспектов. Если не новые учебные пособия для всех, так хорошее понимание уровня преподавания в разных школах Петербурга.

В понедельник, вернувшись со своей первой экскурсии в Гимназию и Университет я удивился, что сестра не пришла на ужин. Отыскал её в одной из комнат. Наташа выглядела взволнованно. Увидев рядом со мной Сашку Меншикова младшего сузила глаза:

— Ты! Поди прочь отсюда! И не смей здесь больше появляться!

— Что случилось, Натали? Он тебя обидел?

— Не он... Ты еще здесь?

Когда мы остались одни, сестра поведала мне о непростом разговоре с Светлейшим князем в мое отсутствие. Как я и предполагал, Меншиков пытался сосватать сестре своего плюгавого сыночка. Но в отличии от меня, Наташа отшила всемогущего временщика в самых резких выражениях.

— Этот смерд! Холоп! Сын конюха! Хочет чтобы я вышла замуж за его ублюдка! Я, Великая княжна, внучка Петра Великого, за это убожество? Да лучше в монастырь уйду! Как мог, успокоил сестру. Узнал о смутных угрозах Меншикова сестре и мне. Успокоил Наташу, что нужно немного потерпеть.

— Как же ты сам, Петя? Женишься на Машке?

— Обещать не значит жениться. Помолвку я стерплю, а до свадьбы многое может измениться, Наташа.

Сестра улыбнулась и погладила меня по голове. Мне было хорошо с сестрой и вечер мы провели в приятной болтовне. Потом к нам присоединились Елизавета и Анна со своими придворными. Похвалили Наташу за стойкий характер. Они уже были в курсе размолвки её с Меншиковым. Посочувствовали мне в связи с предстоящей помолвкой. Елизавета похвалилась, что корабль бискупа уже в порту Кронштадта. Потом сели играть в карты. Играли в квинтич (похожую на ту, что в 21 веке называли очко или блэкджек), фараон, баккара. Я отказался — не хватало императору нарушать законы самому (на азартные игры действовал запрет со времен моего деда). Сел за шахматы и соперником моим оказался Степан Апраксин. Пока играли — попросил его рассказать что-нибудь по военной истории. Стали вспоминать битвы Северной войны. На листе бумаги Апраксин нарисовал расположение полков во время Полтавской битвы, как кто двигался показал стрелками. Бутурлин, присоединившийся к нашей компании, добавлял свои комментарии. Оба они застали только конец войны. Степан в основном занимался дипломатическими поручениями, а Александр Бутурлин успел повоевать в должности одного из денщиков моего деда. Оба они застали конец Северной войны. Апраксин занимался больше дипломатическими поручениями, а Александр служил одним из денщиков моего деда.

Впоследствии я взял на вооружение беседы о военной истории во время шахматных партий. Иногда это происходило во дворце, иногда в трактире 'Астория' у Ивановского моста в старом городском центре. Здесь любил играть в шахматы Петр I. Военные его боготворили и я старался создать впечатление, что иду по стопам деда. Трактир был популярным местом для гарнизонных и гвардейских полков, а я старался приглашать за шахматную доску всех офицеров, мало-мальски умеющих играть. Ну и заодно предлагал обсудить что-нибудь из военной истории. Большинству было трудно что-то рассказать из прочитанного, но многие вспоминали истории многочисленных войн Петра Великого, с персами, турками, шведами, башкирами. Старался записывать такие воспоминания, но главным образом стремился разговорить людей. К человеку, который тебя внимательно слушает, начинаешь относиться лучше. Еще часто стал появляться в домах штаб-офицеров Преображенского и Семеновского полков. Потом попросил командиров организовать одно из зданий под офицерское собрание, первое в России. Принесли книги по военной тематике для библиотеки, организовали буфет с питанием по сниженным ценам, бильярд, шахматы, большой зал, в который можно пригласить артистов.

Заведение имело успех и уже скоро такое же организовали семеновцы и лейб-регимент. Остальные полки, расквартированные в Петербурге, организовали свои офицерские собрания значительно позже.

Пока же, наиболее тесная связь у меня образовалась с преображенцами. Командир полка генерал-аншеф Иван Бутурлин попал под арест совсем недавно за интриги против Меншикова. В его отсутствие полком командовали три подполковника — Семен Салтыков, Григорий Юсупов и Михаил Матюшкин. Салтыков в молодости обучался в Англии и Голландии, но потом перешел в сухопутные войска. Юсупов участвовал в почти всех сражениях времен Петра Великого, начиная с Азовских походов. Матюшкин как и Салтыков начал с изучения морского дела за границей (в Италии), а потом воевал в сухопутных сражениях Северной войны и командовал персидским корпусом пока по здоровью не был заменен Василием Владимировичем Долгоруким. Подполковником он стал только-только, в награду за то, что первым привел гвардейцев ко мне на присягу. В восемнадцати ротах полка числилась почти сотня обер-офицеров от прапорщика до капитана и в два раза больше унтер-офицеров (на три тысячи солдат в четырех батальонах). Стать своим для такой прорвы народа быстро не получится, но я старался присутствовать на основных торжествах: чествование новых офицеров, крестины (с помощью своих гвардейцев-кумовьев Елизавета Петровна захватила власть в свое время), свадьбы. Отнимало это немало времени но я не жалел усилий.

Попытался также повторить опыт потешных баталий своего деда. Происходило это примерно следующим образом...

Май. Лето вступает в свои права и солнечное тепло радует землю, лес, поле, греет небольшое стадо коров и мальчика-пастушка. Внезапно на грунтовой дороге выходящей из леса показывается колонна солдат в темнозеленых мундирах с красными обшлагами и воротниками. Больше сотни человек выходит из леса. Офицер, опоясанный трехцветным кушаком с белыми кистями машет протазаном и солдаты растягиваются в три шеренги. Слева и справа тоже офицеры и парочка сзади. Рядом с командиром мальчик в таком же мундире кричит, указывая в сторону деревни.

— Солдаты! Перед вами русское село, занятое врагом. Ваша задача деревню отбить! Отличившимся награда после баталии — ее везут в обозе!

Кивнув капитану роты, мальчик уходит на фланг. Под рокот барабана и дудение флейты солдаты медленно и равномерно начинают идти вперед. В деревне начинается метание жителей и паника. В сотне шагов от ближайшего дома солдаты останавливаются, быстро заряжают фузеи. Залп! — все заволокло дымом, но солдаты прочищают стволы, надкусывают патроны, заряжают. Залп! Заряжают. Залп! Залп!

Новая команда и солдаты бросаются вперед со штыками наперевес и криками 'Виват!' Через несколько минут деревня захвачена. Жители попрятались по домам и дворам, пугливо поглядывая в оконца и щели в заборах. Солдаты выстроились снова у церкви. Самым быстрым вручаю наградной алтын и чарку с вином. Передохнув, отправляемся обратно в Петербург. По дороге музыканты играют полковой марш, под который я подсказал слова, автор которых в истории Игоря Семенова остался неизвестным.

Солдаты маршируют и поют:

Знают турки нас и шведы

И про нас известен свет

На сраженья, на победы

Нас всегда сам Царь ведет

C нами труд Он разделяет

Перед нами Он в боях

Счастьем всяк из нас считает

Умереть в Его глазах

Славны были наши деды

Помнит их и швед, и лях

И парил орел победы

На Полтавских на полях

Знамя он полка пленяет

Русский штык наш боевой

Он и нам напоминает,

Как ходили деды в бой.

Гордо штык четырехгранный

Голос чести не замолк

Так пойдем вперед мы славно

Грудью первый русский полк

Государям по присяге

Верным полк наш был всегда

В поле брани не робея

Грудью служит он всегда

Преображенцы удалые

Рады тешить мы царя

И потешные былые

Славны будут век. Ура!

Такие маневры я устраивал не только с ротой своего камер-юнкера, но и в других гвардейских ротах. Иногда это марш за пределы города с пальбой на скорость. Иногда это имитация штурма крепости с рытьем окопов и сооружением редутов. Проверяю скорость заряжания и слаженность перестроений. Тренирую гренадеров на метание гранат, а бомбардиров на стрельбу из пушек. Кавалеристов лейб-регимента проверяю на владение верховой ездой и фехтованием саблей на полном скаку. Когда еще немного потеплело, старался на обратной дороге в город завернуть к попутному озеру или речке — устроить заплыв. Стараюсь не напрягать гвардейцев. Это игра, развлечение, а не обременительная дополнительная нагрузка со стороны малолетнего императора. Щедро раздаю в награду пятаки, алтыны, иногда рубли. Ну и чарку вина — куда ж без нее!

Еще при Петре I гвардейцам вменялось в обязанность играть в лапту и я не упускал случая поучаствовать в игре или хотя бы судить. Старался сталкивать команды из разных рот. Думаю, к концу лета можно устроить соревнование между полками.

До появления Игоря Семенова Петр II был большим любителем конной езды и одним из первых деяний после воцарения на престол — стала организация открытого манежа на Царицыном лугу. В реальной истории это произошло на пять лет позже, но мне это показалось хорошим способом себя показать и народ развлечь. Договорился со знакомыми учителями верховой езды, выделили место на лугу, и скоро уже не было отбоя от желающих обучиться верховой езде и от зевак, которые наблюдали за этим.

Дальше — больше, как-то, понаблюдав за тренировками лейб-регимента пообещал приз тому, кто быстрее всех объедет три раза Царицын луг. Участвовать могли все желающие, но большую часть отсеяли в ходе предварительных заездов на один круг. В итоге победил один из жокеев Меншикова на его жеребце арабской породы. Светлейший был доволен, и теперь я понимаю, почему он так легко согласился на трату из казны призовых денег! Зато хмурились фельдмаршал Сапега и князь Черкасский, чьи кони немного не дотянули до победы.

Планы сближения с солдатами других полков, расквартированных в Петербурге пришлось отложить. Помимо почти семи тысяч представителей двух гвардейских полков и Лейб-Регимента, в столице квартировали два полевых полка и четыре гарнизонных. Это еще восемь тысяч солдат. Для сорокатысячного населения города очень много. Похожая ситуация была в соседнем Кронштадте, где квартировали больше двадцати тысяч моряков.

Большая часть негвардейских полков была занята на строительстве обходного канала вокруг Ладожского озера, что меня вполне устраивало. Дело в том, что один из двух полевых полков (бывший Ингерманландский а ныне Первый Петербургский) создавался Меншиковым и за его лояльность императору в случае усиления конфликта с временщиком я не мог ручаться. Нужно было только чтобы генерал-аншеф Миних, командующий строительством каналов, не выпускал ингерманландцев в город.

В среду и пятницу в моем расписании значилось присутствие на заседаниях Верховного Тайного Совета. На первом заседании присутствовали все, даже цесаревны. Посвящено оно было 'раздаче пряников'. Меншикову — звание генералиссимуса, Остерману — чин обер-гофмейстера (управляющего моими делами) вместо уходящего обер-гофмейстера Екатерины Матвея Олсуфьева. Алексею Долгорукому — чин обер-гофмейстера сестры Натальи, которой создавался наконец свой собственный двор. Дочерям и сестре Меншикова — Ордена Святой Екатерины. Сашке Меншикову младшему — чин обер-камергера сестры и Орден Андрея Первозванного.

На сегодняшний день кавалерами ордена Андрея Первозванного являлись человек тридцать (из тех, что еще не умерли). Половина — иностранные монархи и их министры и военачальники. Статут ордена пока утвержден не был, но на практике вручался только мужчинам (исключение — Екатерина I). Кроме шестерых мужчин, входивших в Верховный Тайный Совет, орденом были награждены московский генерал-губернатор Ромодановский (сын знаменитого Князь-кесаря), генерал-фельдмаршал Михаил Голицын (командующий украинским корпусом), генерал-аншеф Василий Долгоруков (командующий персидским корпусом), Борис Куракин (посол в Париже), Петр Шафиров (президент коммерц-коллегии), Павел Ягужинский (бывший обер-прокурор Сената, ныне отосланный в Польшу послом), генерал-фельдмаршал Сапега (отец фаворита императрицы), 'пенсионеры' генерал-фельдмаршал Брюс и генерал-аншеф Алларт. Еще конечно я сам. Да, забыл еще скучающего на корабле в Кронштадте Карл-Августа бискупа Любекского и присутствующего на заседании голштинского министра Бассевича. Ну еще в Петербурге этим орденом были награждены посол Австрии Рабутин и посол Пруссии Мардефельд. Петр Толстой уже ордена лишился, а Иван Бутурлин сидит под арестом и дожидается той же участи.

Орден Александра Невского учрежден недавно. За пару лет его вручили шести десяткам человек, русским и иностранцам. Если Андрея Первозванного вручали чиновникам, придворным и военным 1го и 2го ранга, то Александра Невского можно было получить и с 3м рангом.

Женский Орден Святой Екатерины имел статус второго после ордена Андрея Первозванного и до сих пор его кавалерами стали девять человек: сама Екатерина, цесаревны Анна и Елизавета, три дочери царя Иоанна V, моя сестра Наталья, жена Меншикова Дарья и опять же Александр Меншиков младший. По этому поводу я уже не раз над ним насмехался. В этот раз он получил более весомый орден Андрея Первозванного, а его сестры Мария и Александра и тетка Варвара Арсеньева — ордена Святой Екатерины. Ещё дожидалась совершеннолетия Анна Леопольдовна, так как только Великие княжны получали орден при крещении.

Все три ордена предназначались для элиты общества, в основном от генерал-лейтенанта и выше. По Табелю о рангах от 3-го класса, а таких в стране меньше сотни человек. Для средних и нижних чинов постоянных наград не было, но при моем деде было розданы двенадцать 'патретов' за разные сражения и памятные даты:

1. За штурм Нотебурга, 1702г

2. 'Небываемое бывает' за захват шведских фрегатов в устье Невы в 1703г

3. 'За верность и мужество' за битву при Калише 1706г

4. 'За Левенгауптскую баталию' (битва при Лесной 1709г)

5. За Полтавскую баталию 1709г.

6. За взятие Вазы 1714г

7. 'Прилежание и верность превосходит сильно' за Гангутское сражение 1714г

8. За захват трех шведских судов у Гогланда в 1719г (такая же как за Гангут)

9. 'Прилежание и верность превосходит силу' за Гренгамское сражение 1720г

10. 'По потопе Северныя войны' в память Ништадского мира 1721г

11. За поход на Баку

12. В память коронования Екатерины I 1724г Тринадцатая медаль была отчеканена уже после смерти деда.

13. В память кончины Петра Первого 1725г

При первой возможности придется ввести ордена для чинов более низкого ранга чем 3й за выслугу лет и боевые заслуги как офицерам, так и солдатам и чиновникам. Что-то вроде орденов Святого Георгия, Владимира и Анны. Или медали 'За отвагу'.

Все награждения решили произвести 25 мая, во время церемонии моей помолвки с Марией Меншиковой и бракосочетания цесаревны Елизаветы Петровны и Карл-Августа епископа Любека. Возник вопрос, почему бискуп сидит на корабле в Кронштадте. Я объяснил, что у меня предчувствие, что он заразится оспой и умрет, если сойдет на берег раньше 19го мая. Сановники странно на меня поглядели, но спорить не стали.

Заседание закончилось, но я, к удивлению вельмож, решил задержаться и начать инспекцию коллегий.

Правительственные учреждения еще не перебрались на Преображенский (Васильевский) остров в строящееся здание двенадцати коллегий и располагались в районе Троицкой площади на Городском острове. По моим подсчетам это около двадцати коллегий и канцелярий. Самыми важными считались Сенат, Синод, военная и адмиралтейств-коллегия и камер-коллегия. Возглавлялись коллегии (кроме Сената и Синода) президентом, вице-президентом и несколькими советниками.

Сенат до появления Верховного Тайного Совета являлся высшим государственным органом, заменяя царя во время его постоянных отлучках из Петербурга. Сейчас вертикаль власти проходила мимо него от Верховного Тайного Совета к коллегиям и губерниям. Сенату остались только мелкие дела, которых впрочем было очень много. В результате верховники спихивали рутину в Сенат, а сенаторы не имели власти решать вопросы. При первой возможности постараюсь перейти к министерской системе управления с персональной ответственностью министров за свои направления. Управлял работой Сената обер-прокурор Матвей Воейков, но аппаратный вес его был не велик, чтобы повлиять на сенаторов, половина которых была постоянно в других городах (послами или представителями сената в Москве). Пятерка сенаторов все же могла посещать заседания (мой воспитатель Алексей Долгоруков, военные Салтыков, Юсупов, Дмитриев-Мамонов и крупный землевладелец Черкасский). Именно ради них я старался почаще бывать в Сенате, так как надеялся взрастить в них оппозиционные настроения против верховников.

В Синоде, главой которого являлся я, управляли трое архиепископов: Феофан (в миру Прокопович), Георгий (Дашков), Феофилакт (Лопатинский). Здесь шла борьба между 'реформатором' Феофаном и 'консерватором' Георгием. Мне, с моими планами, Прокопович был гораздо удобнее и я старался выражать ему свои симпатии как на заседаниях Синода, так и в посещении его частной Семинарии.

В военной коллегии всем заправлял Меншиков. Здесь я старался сидеть тихо, прислушиваться к разговорам, приглядываться к посетителям. Смотрел бумаги, задавал вопросы советникам (Ивану Трубецкому, Семену Салтыкову и другим) или секретарям. Меншиков косился на мои записи, но я старался не скрывать, что просто пытаюсь разобраться как работают государственные учреждения.

В Адмиралтейств-коллегии президентом был Федор Апраксин, но последние годы он практически отошел от дел, разочарованный упадком флота. Делами управляли Сиверс (вице-президент), Вильстер (директор морской академии), Змаевич (командир Петербургского порта), Гордон (командир Кронштадтского порта), Головин (генерал-кригскомиссар флота, то есть основной 'хозяйственник'). В адмиралтействе мне пришлось выслушать много жалоб на плохое состояние дел. Я кивал, записывал себе кое-что, просил оформить жалобы в письменном виде. В общем старался не спешить вмешиваться в управление, хотя и очень хотелось.

Камер-коллегия занималась государственными доходами. Возглавлял его Дмитрий Голицын. Здесь я проводил очень много времени, пытаясь понять, как работает финансовая система страны. А работала она плохо. Бюджет страны составлял около 7 миллионов рублей. Большая его часть шла на содержание армии и флота, причем снабжались полки напрямую с определенных губерний и городов. Видов налогов и сборов было больше тридцати, но основными были подушная подать (треть) и таможенные сборы (еще треть). Таможнями впрочем, занималась коммерц-коллегия. Подати же собирались тяжело. На один рубль, поступивший в казну — два разворовывались. В результате недоимок уже накопилось на пятнадцать миллионов и большое количество писем в коллегии были жалобами на оскудение и разорение крестьян.

Коммерц-коллегию возглавлял Петр Шафиров, недавно реабилитированный после коррупционного скандала. Другой руководитель коллегии, Александр Нарышкин попал в опалу по за попытку расстроить помолвку мою и Марии Меншиковой. Вице-президентом коллегии был Генрих фон Фик, один из главных организаторов всей системы коллегий. С ним мы много рассуждали на темы сравнения государственного устройства Швеции, Лифляндии и России. Вообще эта коллегия сейчас поглощала постепенно другие. В прошлом году — штатс-контору Нарышкина, занимавшуюся госрасходами, в феврале — мануфактур-коллегию. Честно говоря, я не заметил чтобы это пошло на пользу делу.

В юстиц-коллегии президентом был Петр Апраксин, брат генерал-адмирала. С нею тесно связаны были юстиц-коллегия лиффляндских, эстляндских и финляндских дел и вотчинная коллегия. Поток дел здесь был большой, но меня больше интересовала работа Уложенной комиссии, которая работала над кодификацией законодательства страны. Последнее уложение датировалось 1649 годом и с тех пор были приняты тысячи новых указов. Превратить все это законодательное море во что-то логичное и понятное и пыталась комиссия. Даже подготовили пару лет назад неплохой проект, но Верховный Тайный Совет пока не решался его принять. Мне кажется ему просто было не до законов. Проект Нового уложения состоял из четырех томов и я начал кропотливое его изучение.

В Берг-коллегии занимались в основном горными заводами. Буквально несколько лет назад начала работу первая угольная шахта Донбасса. Правда, сейчас ее уже закрыли, как и многие другие петровские начинания. Об этом мне пожаловался горноразведчик Григорий Капустин. Лучше остояло дело с подмосковным каменноугольным бассейном, в открытии которого он тоже принимал участие. Сейчас шахты в Рязанской губернии организовали купцы Рюмины. Порадовала недавняя находка нефти в Ухте горноразведчиком Григорием Черепановым. Это было гораздо ближе к Петербургу, чем бакинская нефть. Много месторождений было открыто на Урале и в Сибири, но меня больше интересовало то, что поближе. Пока воздержался от намеков где следует искать.

В медицинской канцелярии занимались организацией карантинов от чумы и управлением госпиталями, которые при Петре начали организовываться в городах и армии. И опять же... знакомился с людьми, интересовался делами и молил Бога о прощении, что пока я бездействую, умирают от оспы, холеры, родовой горячки взрослые люди и тысячи детишек не доживают до совершеннолетия.

Почтой управляли Остерман и почтдиректор Федор Аш. На текущий момент российская почта состояла из регулярных маршрутов 'немецкой' почты с почтамтами в крупных городах и нерегулярной ямской почты на большинстве остальных направлений.

Тайная канцелярия, занимавшаяся расследованием уголовных и политических дел, в Петербурге была закрыта в прошлом году. В Москве однако оставалось головное отделение сыска — Преображенская канцелярия Ромодановского.

Главный магистрат, заведовавший городским хозяйством и полицией Петербурга заодно являлся аппеляционной инстанцией для магистратов других городов. Но после ареста генерал-полицмейстера Девиера магистрат находился на грани ликвидации.

Малороссийская коллегия занималась украинскими делами и там же территориально находилась.

Общее впечатление у меня сложилось противоречивое. Система управления в стране еще только налаживалась. Функции ведомств плохо понятны, ответственность размыта, связь коллегий с учреждениями в провинциях и губерниях часто отсутствовала. Руководство вызывало сомнения в своей компетентности. Канцлер Головкин, например, не владел иностранными языками. Дмитрий Голицын считал ниже своего достоинства разбираться в цифрах финансового ведомства. Меншиков категорически отказывался заниматься писаниной, вызывая подозрения в собственной грамотности. Остерман, дорвавшись до управления, запутывал дела так, что кроме него никто ничего не мог решить. Соберутся Голицын и Головкин на Верховный Тайный Совет, да без Андрей Ивановича ничего решить не могут. Посидят, попью винца и разойдутся по домам.

Вторая беда — нехватка финансов. Огромная армия требовала денег, а вместо денег давали возможность собирать подати, которых не хватало. И занимались армейские комиссары выжиманием из крестьян денег для полков и для себя любимых. Из-за отсутствия финансирования закрывались многочисленные петровские начинания, та же шахта в Бахмуте, которая в Донбассе. На этом фоне необходимость выплаты приданного Анне Петровне в виде целого миллиона вызывала у меня зубовный скрежет. А еще на подходе свадьба её сестры!

Я прилежно записывал в свой дневник наблюдения, пытался систематизировать хотя бы для себя всю систему управления. Знакоился с чиновниками, секретарями, посетителями, пытаясь распределить окружающих на дельных, преданных, влиятельных, опасных, вредных и т.д.

Моё внимание к чиновничьим делам привело к всплеску служебного рвения. Одно из следствий которого — возрастание потока бумаг и писем для меня от подданных. Старался не влезать в их разбирательство самостоятельно, а поступать как настоящий чиновник — записывал краткое содержание писем, автора и дату, потом передавал их Верховному Тайному совету. Пусть дальше они разбираются, а я попозже проконтролирую.

Глава 4

Уже неделю в Купеческой гавани Кронштадта стояла пара кораблей из Любека: тяжелый фрегат сопровождения и богатая яхта под голштинским флагом. Пассажиры и матросы не сходили на берег и скучали на борту. Поэтому шлюпка с посетителем, причалившая к трапу вызвала сильное оживление.

На палубу поднялся человек в одежде немецкого покроя и представился подошедшему капитану.

— Граф Бассевич к Его Светлости!

Стоявший рядом с капитаном придворный поклонился.

— Рад видеть вас, Геннинг!

— Взаимно, Фридрих!

— Пойдемте. Его Светлость ждет вас.

Герцог Карл-Август Голштинский, епископ Любека ждал их в своей каюте. Это был молодой человек приятной наружности в аккуратном парике. Он положил на стол книгу, которую читал. Бассевич узнал знакомую 'Das Veränderte Russland' ганноверского резидента Вебера.

— Граф Бассевич к вашим услугам, Ваша Светлость.

— Проходите присаживайтесь, Ваше Сиятельство. Сейчас нам принесут вина, а вы пока рассказывайте новости.

— Благодарю, Ваша Светлость. Надеюсь, это вынужденное ожидание не было вам тягостно?

— Нет конечно, Геннинг, я тронут заботой Его Величества о моем здоровье. Сегодня истекает срок, который мне поставил император в своем письме. Я надеюсь, теперь мы сможем отправиться в Петербург.

— Да. Его Величество благодарит вас за терпение и весь двор ждет с нетерпением вашего прибытия.

— Отлично! Фридрих, передай капитану, что мы снимаемся с якоря и идем в Петербург!

Вскоре на палубе засвистела боцманская дудка, затопали ноги, раздались хриплые команды капитана, заскрипел кабестан, выбирая якорь, захлопали паруса и корабль, качнувшись, развернулся и поплыл в сторону столицы российской империи. Собеседники между тем занялись ужином, смакованием замечательного венгерского вина и разговорами. Карл-Август интересовался происходящим при российском дворе.

— Всем сейчас заправляет Меншиков — неторопливо рассказывал Бассевич, президент тайного совета Карла-Фридриха, герцога Шлезвиг-Гольштейн. — Князь весьма предприимчивый и решительный человек. Всех своих недругов посадил под арест. Кто не подвергся опале — в страхе и смятении, что он окажется следующим.

— А что же император?

— Его величество всего лишь мальчик. По завещанию императрицы он не имеет власти до своего совершеннолетия. Кроме того, Меншиков тщательно следит за его воспитанием и в ближайшие дни произойдет помолвка его дочери с императором.

— И как вы находите юного царя? Признаться, его письмо, заставившее меня отложить приезд, меня сильно удивило.

— А какую причину задержки указал Его Величество?

— Полагаю, это не секрет. Он предупредил меня о некоем своем предчувствии, что я заболею оспой и умру, если сойду на берег раньше сегодняшнего дня. Очень странное суеверие, но я не мог проигнорировать его. Надеюсь, молодой российский царь не страдает душевным недугом, подобным тому, что терзает короля Испании?

— Его Величество в большинстве случаев разумен не по летам, особенно с тех пор, как стал императором. Есть некие странности...

-Какие же, граф?

— Помимо этого странного предчувствия у него неожиданно обнаружилось хорошее знание английского языка при том, что никто его не обучал этому. Кроме того, многие заметили как резко изменилось его поведение последние дни. Он как будто резко повзрослел. Отказался от привычных увеселений вроде охоты, игры в карты и бильярд. Стал меньше спать и очень много работать. Постоянно что-то записывает, встречается с людьми. С утра до вечера пропадает в разных школах, коллегиях или ходит с гвардейцами в потешные баталии, подобно своему деду.

— Звучит очень достойно...

— Безусловно! Он очень похож на своего великого деда. Играет в шахматы, общается с мастеровыми. Разве что пьет мало вина. Народ боготворит его. Полагаю, под его рукой Россию ждет великое будущее!

— Расскажите об отношениях Государя с Меншиковым. Я слышал, они непростые? Бассевич задумчиво посмотрел на вино в бокале.

— Император поддерживает Светлейшего князя почти во всем. Я не слышал, чтобы он спорил с ним. Правда, юный царь упрям и часто игнорирует нравоучения опекунов, поступая по-своему. Единственное противоречие Его Величества и Светлейшего князя — в отношении предстоящей помолвки и бракосочетания с Марией Меншиковой. Петр Алексеевич не скрывает своей неприязни к своей будущей невесте. Тем не менее, Меншиков настоял на помолвке и весь Петербург уже считает это дело решенным.

— Эта размолвка императора и его фаворита может привести к серьезным событиям если найдутся люди, которые сумеют правильно вбить клин в эту трещинку? Я слышал, у Меншикова много врагов. Если они объединятся и добьются опалы светлейшего князя, ваши позиции при российском дворе усилятся?

— Как и ваши, Ваше Светлость. У нас общие интересы и ваш брак с цесаревной Елизаветой Петровной усилит немецкую партию при российском дворе.

— Если все, что мне рассказывали о красоте и очаровании цесаревны правда — я почту за честь взять ее в жены.

— Слухи не преувеличивают. Елизавета Петровна первейшая красавица Европы. Она обаятельна, мила и умна. Вы будете прекрасной парой, Ваша Светлость!

В воскресенье, во время церковной службы Карл-Август Голштинский встретился с юным императором и его придворными. С некоторыми из них, в том числе с Меншиковым, он познакомился ещё накануне, когда Светлейший князь навестил епископа Любека в доме, который выделили для любекских гостей. Собственно, это было здание Кунсткамеры, два первых этажа которой были уже вполне жилые. Служба проходила в Церкви при Посольском дворце и внутри присутствовали только небольшая группа особо приближенных. Зато в парке толпилось много народу, кавалеров и дам. О прибытии жениха цесаревны были извещены многие.

Когда служба закончилась, император в сопровождении цесаревен, Меншикова и других лиц вышел из церкви и подошел к герцогу. На ломаном немецком языке приветствовал Карл-Августа, поблагодарил за терпение. Потом скосил глаза на молодую тетку, улыбнулся и отошел в сторону с Остерманом. Карл-Август воспользовался возможностью поговорить с Елизаветой Петровной. Несколько фраз и разошлись. За минуту разговора было составлено взаимное благоприятное мнение.

Чуть в стороне Меншиков общался с Дмитрием Голицыным. Светлейший князь пытался реализовать очередную свою идею.

— Благодарю князь, что помогли моему сыну занять должность камергера при дворе вашей дочери.

— Не за что, князь. Для нас это честь, что твой младший сын стал приближенным будущей невесты царя. Кстати, он не женат, а у Марии есть сестра. — Меншиков хитро взглянул на собеседника — Супруга твоего сына — сестра царицы, как тебе такой вариант родства с императором?

— Очень ценное предложение, Александр Данилович. Но точно ли Мария Меншикова станет императрицей? Император явно к ней не расположен и за три года до его совершеннолетия все может измениться? м

— Вот именно! Стерпится — слюбится. Петр Алексеевич еще мальчик и не понимает женской прелести. Но уж за три года все поменяется!

— Что ж, я польщен твоим предложением, светлейший князь. Подождем этой счастливой перемены и объявим о помолвке наших детей!

Подошедший лакей принес бокалы с вином и два князя выпили, закрепляя союз. Когда Меншиков удалился в сторону императора и прибывшего герцога, к Дмитрию Голицыну подошел его тридцатилетний старший сын Сергей, камергер юного императора. Оба задумчиво смотрели, как окруженные толпой придворных беседуют царь и бискуп любекский.

— Меншиков предложил женить Алешку на своей дочери?

Голицын кивнул.

— Хорошая партия, но спешить не стоит.

Отец взглянул на сына.

— Ты что-то знаешь?

Сергей разглядывал серьёзное лицо мальчика-императора.

— Петр стал скрытен последние дни, но одно он не скрывает...

— Нежелание жениться на дочери Меншикова. Думаешь, князю не удастся переубедить императора?

— Думаю, не удастся. Петр упрям и того, кто на него давит, ждут неприятности.

— А как же помолвка?

— Это всего лишь помолвка. Мне кажется, царь воспринимает её как пустую формальность и чего-то ждет.

— Чего же?

— Отец... последние дни Петр Алексеевич много времени проводит с гвардейцами. У него там уже много приятелей и для них он если не командир, то уже свой это точно. Если лейб-гвардии придется выбирать между генералиссимусом и царем, как думаешь — за кем они пойдут?

— Без сомнения, они будут верны присяге царю, но хватит ли у мальчика решительности и силы для такого противостояния?

— Мне иногда кажется, что Петр Алексеевич гораздо старше, чем выглядит. Как будто мы с ним ровесники или он даже старше. Поверь, отец, император сможет добиться своего!

— Вот как! Тогда будем ждать и стараться не попасть под лавину, когда она начнется. Кроме того, Меншиковы хоть и богаты но худородны для того чтобы родниться с потомками Гедимина!

Худощавая высокая брюнетка и яркая живая блондинка неторопливо прогуливались по парку рядом с дворцом Светлейшего князя в сопровождении своих придворных.

— Ну как тебе герцог, Лиза? Сестра улыбнувшись, пожала плечами.

— Вроде неплохой.

— Да он тебе понравился! Неужели ты влюбилась с первого взгляда?

— Как можно! Мы два слова только сказали! И потом он мой будущий муж!

— Да. Скоро мы обе станем герцогинями и уедем в Европу.

— Почему ты так думаешь?

— Меншиков не оставляет нам выбора. Он боится нас с Карлом. Ждет — не дождется, когда мы уедем из Петербурга. Да и вас ожидает та же участь.

— Может попросить Петрушу помочь? Мы же друзья!

— Ты сама в это веришь? Меншиков всесилен, а Петя еще мальчик. Ах, мама! Как же ты могла так с нами поступить! Девушки перекрестились.

— Петр может и мальчишка, но он император! В последние дни он меня даже пугает. Развлекается как-то по-другому, все время о чем-то думает, пишет свои дурацкие бумаги. Молчит, а если говорит, то как-то странно... будто и не мальчик вовсе, а старик!

— Я слышала, Тимофей Архипович, сказал что во внука вселился дух его деда!

— Об этом все говорят и не надо быть юродивым для этого. Только никак Петя не похож на нашего папу. Я даже спрашивала его о всяких вещах, которые только папа мог знать, проверяла — а он даже не понял ничего. Сказки это все — а Архипович вообще сумасброд и мошенник!

— Ну, наверное. Оставим эту загадку Петербургу. Скоро я уеду в Киль, а ты в Любек. Это совсем рядом! Будем гостить друг у друга и не думать о всяких Меншиковых и мудрых императорах-мальчиках!

Уже поздно вечером вице-канцлер российской империи барон Андрей Иванович Остерман вернулся к себе домой вместе с родным братом Иоганном, учителем немецкого языка цесаревен. Дома их встретила хозяйка Марфа Ивановна, урожденная Стрешнева, и четверо малолетних детишек. Хорошо поужинав, братья сели в гостиной, раскурили трубки и, глядя в огонь камина завели разговор.

— Что тебя беспокоит, Генрих? — спросил брат вице-канцлера.

Осторожный вице-канцлер никому не доверял, но сегодня ему нужно было поговорить о том, что его смущало и родной брат в качестве собеседника был наилучшим вариантом.

— Меня беспокоит император. Я бываю с ним каждый день. Хожу с ним по школам, коллегиям, объясняю как работают чиновники. Стараюсь понять и запомнить каждый жест и слово царя. Если хочешь остаться у власти — нужно знать о своем монархе все!

— И что же ты видишь?

— Это дико звучит и об этом опасно говорить, но Петр Алексеевич — другой человек, не тот, которого я знал ещё месяц назад.

— Подмена? Двойник?

— Нет, тут сложнее. Я проверял его на мелочах всяких, которые знал только тот мальчик, великий князь. Он все помнит и знает и в то же время он знает гораздо больше. Он знает то, чему его никто не учил.

— Да-да! Английский язык он, оказывается, знает а я ведь его учитель тоже и знал бы, если бы он занимался другим языком кроме немецкого, латыни и французского!

— И это тоже. Но император знает не просто больше, чем мы подозревали. Он знает что-то такое, чего не знает вообще никто на свете! Мне удалось подглядеть в его бумаги — там чертежи, таблицы, непонятные сокращения, как будто он догадывается, что кто-то может увидеть его записи. В основном как я понял — наблюдения за день, дневник, но и выводы, планы, непонятные мне. Я как-то проверил его на знание древней истории по прочитанной книге. Он все ответил правильно, лучше меня и даже профессора Байера из Академии. Откуда у него эти знания? Ведь он хоть и способный мальчик, но историей никогда особо не увлекался?

Остерман махнул трубкой. Потом успокоился, глубоко затянулся и продолжил.

— Тогда я задал вопрос по предмету, которого не было ни в одном из учебников. Что-то по истории Ассирии. Об этой древней стране мало что известно, кроме библейских сказаний, но мальчик неожиданно увлекся и столько интересного всего мне наговорил. Уверен, современная наука не знает ничего этого, откуда же такие факты известны мальчику в Петербурге, пусть даже он император?

— Может, придумал? Фантазия детей безгранична.

— Нет. Все слишком связно было, логично, уверенно, как будто для него эти факты давно известные. Мальчик действительно знает гораздо больше, но откуда — загадка! Ни в каких книгах этого вычитать он не мог, и учителей у него таких не было. Но самое странное произошло потом. Петр Алексеевич вдруг осекся, понял, что говорит лишнее и посмотрел на меня. Видимо догадался, что я его проверял и тут взгляд у него стал такой бесшабашно злой. Не такой, как у Петра Великого в бешенстве. А как будто мальчик на охоте и увидел цель, которую нужно подстрелить. Он как будто начал просчитывать, как меня сподручнее убить.

Вице-канцлер снова затянулся и после паузы продолжил.

— Я конечно отвел взгляд в смятении. Некоторое время не знал, что сказать, а потом Петр Алексеевич задал мне вопрос и это был очень важный вопрос.

— Что он спросил, Генрих?

— Он спросил... мягко спросил: 'Андрей Иванович, скажи, как сделать так, чтобы люди стали жить лучше? Меньше болели, умирали, становились богаче? Что я должен сделать для этого?' Мы потом долго беседовали на эту тему, и только позже я понял, что Петр Алексеевич догадался о моей проверке. Я понял также, что император осознает сам себя, как не совсем того мальчика, которого все знали. Он это скрывает, готов уничтожать всех кто ему станет мешать или кричать о подмене царя самозванцем. Но главное, он этим вопросом сказал мне, что не важно, кем он стал, важно, что он использует эти свои таинственные знания на благо людям.

— И как же поступишь ты, Генрих?

— Я буду служить ему, как служил его деду. В конце концов, когда он принимал у меня присягу, я уверен — он был уже тем, кто есть сейчас. Возможно, я смогу завоевать его доверие, чтобы понять тайну происхождения этих знаний. Но я не стану настаивать, раз он не готов открыться. Когда я всё это твёрдо для себя решил, то понял, что Петр Алексеевич может превзойти своего великого деда. Можешь представить, на какую высоту поднимет Россию такой император?

25 мая 1727г стал днем триумфа Светлейшего князя Ижорского Александра Даниловича Меншикова. Происходивший из рода незнатных шляхтичей, ему удалось стать ближайшим другом российского императора. Они даже любовниц вместе делили. Одна из них стала императрицей. Благодаря ловкости и предприимчивости, Меншиков сумел поучаствовать во многих выгодных начинаниях петровской эпохи и теперь стал богатейшим человеком в России. Не все предприятия оказались удачны, но бывший конюх не останавливался и организовывал что-то новое. Сегодня он достиг пика военной карьеры, а его потомки станут правителями Российской империи.

Немного беспокоил малолетний Петр II. Мальчишка не оценил усилий Меншикова по возведению его на трон. Даже сейчас, в момент помолвки, он холодно глядел на свою нареченную невесту. Не понимает, что скрепляя союз с Меншиковым, укрепляет свое собственное положение. Врагов у князя много, но если они одолеют его, то возьмут в оборот самого Петра Алексеевича. Кого-то Меншиков уже успел устранить, остальные пока боятся, но стоит оступиться — накинуться всей сворой! Меншиков не привык предаваться унынию и выкинул опасения из головы. Он сумеет справиться с врагами, а пока можно насладиться торжеством! Шагнул вперед, преклонил колено перед императором.

— За службу верную, Александр Данилович, жалую тебе воинское звание Генералиссимуса! — произнес Петр Алексеевич чопорно и вручил особый жезл — символ нового звания. — Виват Светлейшему князю Ижорскому!

Под крики толпы и пушечную пальбу происходили дальнейшие награждения и пожалования. На удивление, сегодня не было пожалования крестьянами. Еще вчера, на заседании Верховного Тайного Совета, император удивил многих, заявив, что крестьяне не рабы, чтобы их дарить и отказался подписывать несколько указов с дарениями. Никто особо спорить не стал, всегда успеется переубедить Государя позже.

Петр Алексеевич явно повеселел. Улыбался, поздравлял генералов. Только при награждении детей Меншикова орденами снова был сдержан. Потом были торжества. Построение гвардии, салют, грандиозный пир, когда вино разливали ведрами и фонтанами.

На следующий день праздник продолжился. Перед домом Меншикова собралась внушительная кавалькада. Впереди ехал верхом гоф-курьер, за ним двенадцать младших шаферов из числа офицеров лейб-гвардии. Все на превосходных турецких и персидских лошадях, украшенных богатыми чепраками и уздечками. Далее литаврщики и четыре трубача. За ними в открытом фаэтоне в шесть пегих лошадей ехал маршал свадьбы фельдмаршал Ян Сапега. Далее четыре старших шафера и обер-маршал свадьбы князь Меншиков в своем фаэтоне. В заключении еще четыре генерал-майора в качестве обер-шаферов.

Буквально через сотню метров подъехали к зданию Кунсткамеры, где проживал герцог. Здесь шаферов и маршалов свадьбы встретили свитские герцога, провели внутрь, угощали вином и сладостями пока шли сборы. Затем в обратном порядке поехали увеличенной кавалькадой вместе с придворными и служителями герцога. Сам он ехал в парадной карете, которую везли цугом шесть превосходных неаполитанских жеребцов.

Подъехав к посольскому дворцу вельможи прошли в большую свадебную залу, где приветствовали императора и невесту. Далее Карл-Август провел цесаревну к роскошной 18-весельной барке, на которой поплыли вверх по течению реки мимо крепости к Городскому острову и церкви Св.Троицы. Брачную чету сопровождали цесаревна Анна, великая княжна Наталья, герцогиня Мекленбургская Екатерина, царевна Прасковья, княгиня Меншикова с дочерьми и оба посаженных отца невесты и . жениха — генерал-адмирал Апраксин и канцлер Головкин. Император плыл на другой барке, обитой черным (траур по императрицы еще не закончился). Еще десяток барок везли вельмож и прочих. В Троицком храме архиепископ Феофан совершил обряд венчания по греческому обряду вначале на старославянском языке, затем по-латыни. После этого вся толпа вновь поплыла во дворец при пушечной пальбе в крепости, Адмиралтействе и стоявших на Неве кораблей.

Дальше был пир во дворце, продолжавшийся часов восемь. Потом вышли в парк, где выстроились семь батальонов преображенского и семеновского полка и три эскадрона Лейб-Регимента. Солдаты и офицеры отдали честь под музыку труб, затем произвели три залпа. После этого для народа были пущены фонтаны с белым и красным вином и выставлены два жареных целиком быка, нафаршированных птицами, зайцами и прочей дичью.

Уже затемно новобрачные попрощались и на карете отбыли в свой дом. Елизавета Петровна робела и подозревала, что в далеком Любеке не будет таких грандиозных празднеств. Петр Алексеевич смотрел на них c надеждой, что мир немного изменился сегодня к лучшему и он надеялся изменить его еще больше.

Глава 5

После моей помолвки с Марией Меншиковой и свадьбы Елизаветы Петровны с любекским бискупом я надеялся на снижение внимания к моей деятельности со стороны некоторых лиц. Действительно, Меншиков немного успокоился на счет прочности своего положения, а обе цесаревны понемногу готовились к отъезду из России. Зато вокруг меня стало крутиться еще больше народу. Во-первых, Остерман с некоторых пор практически не отходил от меня ни на шаг и с утра до вечера сопровождал во всех моих поездках. В какой-то момент я начал подозревать, что он догадывается о том, что мальчик Петр Алексеевич не вполне обычен. Но Андрей Иванович дал мне понять, что для него ничего не меняется при этом и он постарается услужить мне наилучшим образом.

Во-вторых, вновь объявился Ваня Долгоруков. Моя помолвка сняла с него обвинения в противодействии супружеству с дочерью Меншикова или Алексей Долгоруков договорился с светлейшим князем, но теперь мой верный друг везде сопровождал меня. Немного ворчал иногда, что я стал слишком много работать. Мол, лучше бы сходили на охоту, поиграли в карты или еще как-нибудь развлеклись.

Я по-прежнему бегал и разминался по утрам. По моему заказу изготовили гантели, гири и штангу с блинами. Чтобы не повредить растущий детский организм, старался не нагружать позвоночник, а тяжести поднимать из положения лежа. Глядя на меня, Ваня Долгорукий не на шутку увлекся атлетизмом. Самое то для рослого широкоплечего блондина! Достаточно скоро он стал экспертом в рождающемся движении бодибилдинга. Мы с ним сходили в Кунсткамеру, поглазели на препарированные тела. Поприсутствовали на анатомических опытах в Академии и составили для себя некоторое представление, какие мышцы отвечают за различные движения. Соответственно разработали комплекс упражнений. Хотя полюбоваться на игру мускулов удавалось не часто, разве что во время купания в местном пруду или в бане. Тем не менее, через некоторое время работа с утяжелениями стала входить в моду и мои придворные обзавелись аналогичными комплектами. Уж не знаю, все ли они регулярно стали заниматься атлетикой.

Так как по утрам на пробежку со мной стало выходить много народу — я начал устраивать соревнования среди придворных. К сожалению, хронограф, как и секундную стрелку еще не изобрели, поэтому контролировать рост своих результатов было сложно. Тем не менее, уже выявились свои любители легкой атлетики, в которую я включил пока пять видов: бег на короткую дистанцию, на длинную, прыжки в длину, высоту и метание гранаты (ядра). В метании, спринтерском беге и прыжках лидировал также Ваня Долгоруков. Прыжки в высоту пока получались коряво, учились способу 'перешагивания (ножницы)'. Стили посложнее мне были неизвестны.

В беге на длинную дистанцию (3 версты) неожиданно победил Никита Трубецкой. Вечно придирающийся к мелкому Никите, Долгоруков очень сильно удивился и разозлился, но я успокоил его, сказав что обычно те, кто хорошо бегают на короткие дистанции — плохо бегают на длинные. Сам я за почти месяц ежедневных тренировок серьезно улучшил свою физическую форму и это помогло мне в тех многочисленных делах, которые я затевал.

Меньше стало времени для походов в Академическую Гимназию и другие школы Петербурга. Зато удалось перепоручить это занятие четырнадцатилетнему Пете Шереметеву. Пришлось, правда, объяснить, что я хочу от этого всего получить и затем ежедневно контролировать результат. Так что будущий знаменитый меценат занялся просветительским делом уже сейчас — подготавливая издание сразу десятка пособий по различным предметам. Если по грамматике и математике ни один учитель не выходил за рамки учебников Смотрицкого и Магницкого, то по другим предметам заполнялись пробелы в учебной литературе. Позже я планировал организовать конкурс на издание учебников по разным дисциплинам.

Сдвинулась с места работа над новым уложением законов. Девять членов уложенной комиссии (шесть шведов и трое русских), уже второй год как прекративших работу, вновь оказались востребованы. В другой истории Екатерина II несколько лет готовила свой 'Наказ' для членов комиссии. У меня не было столько времени и я сделал упор на организацию текущей работы. Основным требованием стала кодификация законодательства, сортировка актов на Основные законы, Уголовный, Административный, Налоговый, Гражданский, Земельный, Семейный, Процессуальный, Лесной, Арбитражный кодексы. Поначалу мало кто из юристов понимал, что я от них требую. Тогда я отыскал старого воспитателя моего отца, известного юриста Генриха фон Гюйссена. Старичок скучал без дела уже много лет, и предложение поработать в Комиссии его вдохновило. Чего не скажешь о членах Верховного Тайного Совета, которые занялись читкой готового два года назад проекта нового уложения. Поскучав под нудное чтение многочисленных статей, советники высказали немало на удивление дельных замечаний и отправили проект на доработку.

Я был этому только рад. Уединившись с Гюйссеном, обсуждали, как наилучшим образом устроить судебную систему страны в целом и оформить конкретные кодексы в частности. 'Уединение' наше было более чем относительное. При наших беседах присутствовали Остерман, Фик из коммерц-коллегии, даже Ваня Долгоруков скучая сидел в уголке. Бывали на этих посиделках Дмитрий Голицын с сыном, обер-секретарь Степанов и его помощник Маслов, члены Уложенной Комиссии, советники юстиц-коллегии. Количество участников ограничивалось размерами помещения и моим терпением. Большая толпа обычно забалтывала самый мелкий вопрос. В таких случаях я закрывал заседание, передавал Гюйссену записку со своими соображениями по обсуждаемым вопросам и шел дальше по своим делам.

Во всех коллегиях я старался побывать хотя бы раз в неделю. Это будоражило советников и канцеляристов, но понемногу они привыкли. Работа всех коллегий подчинялась Генеральному регламенту 1720г. Штат коллегии состоял из президента, двух советников и двух асессоров. Каждый день они заседали в особой 'камере аудиенций', убранной коврами комнате с стенными часами. Сидели под балдахином за прямоугольным столом покрытым сукном. Такое заседание называлось Присутствием. Кроме членов коллегии в Присутствии учувствовали за отдельными столиками секретарь (который руководил канцелярией, готовил дела к рассмотрению в присутствии и зачитывал их на заседании) и нотариус (который все протоколировал). В двух соседних 'камерах' (одна для знати, другая для 'подлого' люда) дожидались челобитчики, которых иногда впускал вахмистр. Кроме вышеперечисленных, в коллегии работали регистратор (регистрировал входящие и исходящие бумаги), актуариус (заведовал архивом), переводчик и писцы.

Перед каждым членом коллегии на столе стояла особая чернильница. Посреди стола, как напоминание чиновникам о соблюдении законности стояло 'зерцало' — треугольная призма с печатными текстами трех указов 1722-24гг ('о хранении прав гражданских', 'о поступках в судебных местах', 'о государственных уставах'). Перед президентом лежал 'настольный реестр' незавершенных дел. Мнения подавались, начиная с младшего по чину. Решения принимались большинством голосов. Со временем я собирался перевести управление к единоначалию, то есть от коллегиальной системы к более прогрессивной министерской.

Так как я не имел времени торчать долго на заседаниях, то просто изучал документацию: журналы входящих и исходящих документов. Книга 'С' — документы от императора, то есть от меня (требования, указы, повеления). Книга 'Д' — от других коллегий и местных учреждений (ведения, сообщения, сношения). Книга 'Л' — ответы императору (доношения, экзекуции, рапорты). Книга 'В' — документы в другие учреждения.

Хуже всего было с исполнением решений. Сроки нарушались, от ответственности увиливали. Угрозы и наказания не действовали. Простого решения тут не было, поэтому я решил для начала более глубоко разобраться в работе трех финансовых коллегий. Камер-коллегия Дмитрия Голицына занималась поступлениями в казну. Штатс-коллегия после формирования штатов (то есть сметы расходов) была объединена с коммерц-коллегией. Ревизион-коллегия занималась проверками и недавно была возглавлена бывшим обер-прокурором Сената Иваном Бибиковым, довольно толковым администратором.

Копаясь в архивных ведомостях и приходно-расходных книгах присылаемых из губерний и провинций, попытался составить таблицу поступлений средств в географохронологическом разрезе. Отклонения от среднего в большую или меньшую сторону вызывали вопросы, которые я и задавал чиновникам, а те — воеводам и губернаторам. По ответам формировалась статистика эффективности деятельности местной администрации.

Во-вторых, распределил поступления по видам. Большинство мелких сборов и повинностей рассчитывал отменить, так как считал их источником коррупции и усложнения работы. Разумеется, выпадающие доходы рассчитывал компенсировать другими источниками или сокращением расходов.

Расходы же государственные поставил для себя задачей не увеличивать, пока поступления не выровняются. Для этого собрал статистику по статьям за последние годы и изменения соответственно тоже вызвали мои вопросы к чиновникам. Предполагаемые расходы предлагал сократить. Например, выплаты приданного цесаревнам растянуть на как можно больший срок.

Труднее было с расходами на армию и флот, но и здесь были резервы для сокращения, которые впрочем вельможи находили и без меня. Пока только финансирование гвардии приходилось увеличивать. Собственная моя безопасность зависела пока от этого!

В коммерц-коллегии, беседуя с Шафировым Фиком (Нарышкин попал в опалу), я попытался сформировать план стимулирования в России промышленного производства и экспорта. Выделил несколько элементов:

1.Ноу-хау от попаданца (самовары, мясорубки, керосиновые лампы и прочие предметы народного потребления).

2.Массовое мануфактурное производство в центральной части страны

3.Транспортировка товаров в порты на Балтике, Белом море, Каспии а в перспективе и на Черном море. Действующая Вышневолоцкая система каналов менz мало устраивала. Нужен был канал поглубже, на весь срок навигации с весны до осени, с движением в обе стороны, то есть Мариинская водная система.

4.Финансирование. Банки, кредиты, таможенные и налоговые льготы, привилегии и лицензии. Помощь в организации производства людьми. Формирование кумпанств, которые пытался внедрить Петр I но пока безуспешно.

5.Морская транспортировка на своих судах в порты Европы. Суда нужно было строить и на условиях варианта лизинга предоставить русским купцам. Или просто образовать государственную морскую транспортную компанию.

6.Продвижение новинок в Европе. Реклама, скидки, формирование дилерской сети, складских запасов, конкурентная борьба с местными производителями.

Для начала решил присмотреться к купцам первой Гильдии, которые единственные имели право на внешнеторговую деятельность. К сожалению, большинство из них находились при своих мануфактурах по всей стране и в Петербурге действовали через своих представителей или во время случайных приездов. Попробовал составить список имеющихся в Петербурге купеческих подворий и поручил Шафирову знакомить меня со всеми их владельцами. Первый опыт решил провести с купцом Иваном Исаевым, по совместительству вице-президентом Главного магистрата.

Беседа наша была тайной. Присутствовал только Остерман. Объяснил купцу устройство самовара и поручил организовать производство большого их количества где-нибудь в Подмосковье. Завезти их во все города, держать складские запасы и обратить особое внимание на зарубежные страны. Остерман пообещал обеспечить приоритетное финансирование проекта, и Исаев ухватился за идею обеими руками.

Отпустил купца, посидели в кабинете вдвоем. Наконец Андрей Иванович решился задать вопрос.

— Петр Алексеевич, мне кажется, есть и другие устройства подобные этому самовару, которые известны тебе и пока не известны никому?

— Есть Андрей Иванович. Это только первый шаг. Важно чтобы он был успешным. Чтобы мы получили опыт и русские самовары и другие изделия покупали от Китая до Америки.

Остерман покивал.

— И когда можно ожидать появления других новинок?

— Всему свое время, Андрей Иванович. Не будем спешить.

Надеюсь, Остерман уже достаточно разобрался в моем характере, чтобы не удивляться серьезным речам из уст мальчика.

Я конечно не был уверен, что в Европе самовары пойдут на Ура.. Все же наверное были причины, по которым они не получили распространения в истории Игоря Семенова за пределами России. Но на этом простом предмете я хотел обкатать всю цепочку по формированию промышленного могущества России. Не в Европе, так внутри страны или Иране сбыт на них найдется и затея должна стать прибыльной.

К этому разговору я готовился почти месяц. Во время своих посещений Академии я больше всего внимания уделял профессорам медицины Блюментросту Бернулли. Ходил с ними в анатомический кабинет Кунсткамеры, в Госпиталь при адмиралтействе, в Медицинскую канцелярию. Выслушивал их малопонятные лекции, задавал наводящие вопросы. Давать прямые указания долго не решался, пока на примере Остермана не увидел, что предлагаемые мною нововведения могут не вызывать отторжения и лишних щекотливых вопросов.

Лейб-медик Лаврентий Лаврентьевич Блюментрост был выдающимся организатором от науки. Под его руководством были реформированы Медицинская канцелярия и основана Академия наук. Теперь же мне он казался удобной фигурой для продвижения ряда новаторских идей. У меня вчерне сформировалась большая программа реорганизации российской медицины и сегодня будет первый шаг. Разговор у нас произошел в одном из кабинетов Кунсткамеры. От моего странного письма к бискупу, о котором судачили все, к 'Турецким письмам' англичанки Мэри Монтегю. Помимо всего прочего интересного об Османской империи она описала метод вариоляции, то есть прививки оспы от выздоравливающего больного.

-Английский король Георг таким образом уже успешно провел вариоляцию себе и всей своей семье.

— Замечательно! Я бы хотел сделать то же самое для себя, сестры и своей невесты.

— Метод не опробован достаточно. Есть риск умереть.

— И все же... кроме того, есть один секрет, который не знала англичанка. Не спрашивайте, откуда его знаю я.

Лейб-медик заинтересованно на меня взглянул.

— Ты наверное знаешь, что у коров бывает оспа или у лошадей. Если собрать статистику, кавалеристы и доярки гораздо меньше болеют оспой. Так вот, кто-то додумался делать вариоляцию из пустулы с тела коровы, а еще лучше теленка. Коровья оспа слабее черной оспы, да и риск перенести другие болезни от человека к человеку меньше.

— Странно, что я этого не слышал.

— Не мудрено. На востоке хранится много удивительных тайн. Но это действенный метод, лучше вариоляции. Сделай, пожалуйста, все необходимые опыты. Чем раньше я смогу обезопасить себя от оспы — тем спокойнее мне будет.

— Разумеется, Ваше Величество. В течении нескольких месяцев мы проведем необходимое исследование!

Интересная встреча у меня произошла в Берг-коллегии. Бывая там регулярно, я перезнакомился с советниками, горнозаводчиками и рудознатцами. Однажды мне представили начальника Охтенского порохового завода Якова Батищева, пожилого мужчину с простоватым лицом и умными глазами. В свое время он прославился модернизацией Тульского оружейного завода, а у меня была наготове целая программа индустриализации, только людей для её реализации подыскивал. Разговорились о делах, о технологиях изготовления пороха.

— Я вот слышал, Яков Трофимович, об одной хитрости. Будто бы, если порох хранить смешанным с древесным углем — он не взрывается, только горит. Проверь это у себя. Если правда, то нужно внедрить эту новацию, а перед боем смесь всегда просеять можно.

Это изобретение сделал в 1844г капитан Фадеев. Скормив его матерому производственнику, я хотел добиться необходимого уровня его доверия ко мне. Будет успешным опыт — начнем разворачивать химическое производство в Охте.

Через неделю встреча произошла снова. Батищев был в восхищении.

— Поразительное дело! Мы когда подожгли бочку с порохом прятались за бруствером, а он все не взрывается! Глянул так осторожненько — горит! Просто горит, Ваше императорское величество!

— Замечательно! Выноси предложение в военную коллегию о новой форме хранения пороха. Только не упоминай, что идея от меня пришла.

— Да как же так, Петр Алексеевич?

— Вот так вот, Яков Трофимович. Ни к чему это мне. Дозволяю сказать, что сам изобрел этот способ. А у меня к тебе другое поручение будет, посложнее. Пообщайся с мастерами которые бумагу делают, посмотри как они это делают, найми кого считаешь нужным, можно вместе с мастерской. Нужно организовать государеву бумагоделательную мануфактуру. Но для начала проведи опыты. Слышал я, что на востоке умеют делать бумагу из опилок, но для этого опилки варят в растворе специально приготовленной соды. По сути это уже и не сода вовсе, а новое вещество. Подробностей знаю мало как её делают, вроде как раствор соды с гашеной известью смешивают и получают некую едкую жидкость.

Дальше удивленный Батищев дотошно распрашивал у меня подробности каустификации соды и сульфатного процесса обработки древесины. Учитывая, что химия в это время находилась в зачаточном состоянии, а мои знания крайне поверхностны, задача ему предстояла сложная. Надеюсь, я не ошибся в выборе исполнителя. Каустическую соду впервые выделил француз Дюамель де Монсо лет через десять, а сульфатную варку целюлозы открыли только в середине 19 века. Если все же удастся эту проблему решить сейчас — мы завалим страну и мир дешевой бумагой из отечественного сырья. До сих пор её делали из старых тряпок, а опилки гораздо доступнее. Будет много бумаги — возможности просвещения возрастут на порядок!

Несмотря на мое пристальное внимание к работе чиновников, основное внимание я по-прежнему уделял гвардейцам. Игорь Семенов по натуре был абсолютно невоенным человеком, но Петр Романов как и все почти мальчишки тянулся к блестящему и доблестному миру солдатиков, мундиров, оружия, силы. Поэтому вечера я часто проводил в офицерском собрании Преображенского полка. Играл в шахматы, читал книжки по военной истории, общался с офицерами, участвовал и поощрял дискуссии о путях развития армии.

Пытался надавить на Меншикова для выделения средств на строительство слобод гвардейских полков, но в связи с выплатами приданного цесаревнам и вообще из-за финансового кризиса денег он не дал. То же самое произошло после моего предложения присвоить лейб-регименту статус гвардейского. Получив отказ, я аккуратно довел до знакомых офицеров мысль, что я бы рад помочь гвардейцам, да генералиссимус не дает. Даже чуть бунт не вспыхнул, но я уговорил потерпеть до осени. Надеюсь, преданность мне гвардейцев увеличилась, как и неприязнь их к Меншикову.

Участвовал я в ротных и полковых учениях. В составе роты солдат учили в основном обращению с оружием и простейшей строевой подготовке. Я же настаивал на усиленной тренировке скорости заряжания фузей и произведения залпов в составе роты. Основная мощь пехоты — в силе залпового огня и чем чаще производится выстрел, тем пехота эффективнее. Этим прославилась впоследствии прусская армия. Я же пытался соединить прусскую выучку и русскую стойкость. Для повышения мотивации регулярно устраивал соревнования между ротами по скорости залпов и победителей традиционно награждал чаркой вина и алтыном.

В составе батальона и полка тренировали скорость маршей. Современная война зависела от наличия припасов и скорость обоза определяла скорость движения всей армии. Поэтому 15 верст в день считалось нормальной скоростью, а я пытался приучить солдат к переходам в 30 верст. Весенняя распутица закончилась, поэтому дороги были удобные, так что полки понемногу привыкали к ускоренным маршам. Надеюсь, когда научатся этому, можно будет потренировать и марш-броски. А пока стандартным стал поход от Петербурга до Петергофа, те же 30 верст по берегу Финского залива.

Для отработки взаимодействия пехоты, кавалерии, артиллерии и флота в середине июня устроили большие учения. Даже приболевший в последние дни Меншиков принял участие. По плану учений — войскам нужно было выдвинуться и дойти быстрым маршем до Выборга, где провести 'потешную' баталию и штурм крепости. Галеры должны были доставить припасы, линейный флот — прикрывать галеры. На вопрос адмирал Матвея Змаевича, командующего галерным флотом, зачем к сухопутным учениям привлекать флот — я устроил среди генералов небольшой 'мозговой штурм' по характеру предстоящей войны с Турцией, где только отсутствие поступления свежих припасов и воды (возможных только морским путем) привело к массовым эпидемиям в победоносной армии Миниха и потере завоеванного уже Крыма. Заодно дипломатически прикрыл маневры, очень похожие на отработку вторжения в Финляндию. Через дюжину лет Швеция может попробовать Россию куснуть и сухопутные операции будут примерно так и проходить, только штурмовать будем не Выборг, а шведский Вильманстранд. Все же посол Швеции барон Герман Цедеркрейц заявил протест, на что мы невозмутимо заверили соседей в нерушимой дружбе.

Труднее всего было бомбардирской роте и особенно полку осадной артиллерии. Её к учению я привлек, помня какие проблемы вызвала задержка прибытия тяжелых орудий к осаде Данцига в ближайшей войне за польское наследство. С самого начала артиллерия отстала и пехоте ингерманландского полка пришлось обеспечивать 'охранение' артиллеристов, а заодно помогать упряжкам лошадей и взмыленным канонирам преодолевать особо сложные препятствия, которые случались и на наезженной дороге в Выборг.

Я шел с преображенцами в качестве рядового солдата первой роты. Чин полковника у меня появился автоматически с момента вступления на престол, но по факту я старался показать что хочу пройти все ступеньки солдатской службы, как и мой дед. Нагружен я был поменьше чем рослые гренадеры, но даже громоздкая фузея невыносимой тяжестью давила на плечи к концу дня, а ноги гудели от усталости. Пыль от тысяч ног оседала на мундир, лицо, лезла в горло и глаза.

Поначалу же шли весело. Научил полковых музыкантов песне 'Солдатушки, бравы ребятушки' и задолго до суворовских походов она стала очень популярна среди солдат, быстро напридумавших матерных куплетов к мелодии.

Больше ста верст прошли за три дня. Вечерами организовывали лагерь, а я обходил костры, шутил и общался с офицерами и солдатами. Просто удивительно, какая радость вспыхивала в лицах взрослых мужиков, когда они понимали, что император помнит их имя! Мне это давалось не так трудно благодаря появившейся привычке тщательно запоминать услышанное, записывать для гарантии в тетрадь и регулярно перечитывать записи с характеристиками всех знакомых. Думаю, слава Бонопарта, знавшего всех солдат по именам, достижима и для меня.

Под стенами Выборга гвардейцы разделились. Семеновцы укрепились на одном из холмов, а преображенцы, 2й Петербургский полк и драгуны Лейб-регимента изобразили атаку. Численный перевес решил бой в пользу атаки. Штурм самой крепости был провален из-за отсутствия артиллерии, застрявшей сразу по выходу из Петербурга. Сказалась нехватка лошадей для их перевозки. Куда делись лошади, никто не знал. На море тоже не все было благополучно. Адмирал Змаевич привел только тридцать галер. Где остальные? Будут вот-вот, только соберут припасы. Позже военный прокурор Суворов (отец будущего генералиссимуса) выяснит, что корпуса галер и прочие необходимые вещи сгнили от ненадлежащего хранения или распроданы с ведома командующего галерным флотом.

У Апраксина дела обстояли не лучше. Из сорока числившихся в Балтийском флоте линейных кораблей пришло только пять. Еще десяток можно было привести, если потратить несколько недель на их подготовку. Генерал-адмирал хмуро оправдывался, что флотские давно не получают жалованья в полном объеме, корабли гниют в портах не один год без ремонта и вообще все плохо! Меншиков предложил разворачивать полки обратно в столицу, но я упрямо поджал губы.

— Будем ждать прихода осадной артиллерии.

Солдаты и матросы устроились отдыхать, поедая гарнизонные припасы и те, что привезли галеры. Устроили по моему предложению, соревнования по лапте, залповой стрельбе, бегу, метанию гранат и скачки. Понаблюдав некоторое время за этой суетой, я со свитой отправился в город.

Выборг — столица Карелии, насчитывал полторы тысячи жителей и пару полков солдат гарнизона. Город был укреплен крепостью, названной Рогатой за характерные остроконечные очертания крайних бастионов. Находился на полуострове в глубине Выборгского залива. Раньше рядом выходило в море западное русло реки Вуоксы, которое имело еще и восточное русло, впадающее в Ладожское озеро. Сейчас западное русло пересохло и этот естественный канал исчез.

В сопровождении коменданта города Шувалова (отца камер-юнкеров цесаревны Елизаветы Петровны) я прошелся по мощеным улочкам города, по крепостному мосту перебрался на Замковый остров и забрался на высоченную башню Святого Олафа. Отсюда залив и крепость к юго-востоку видны как на ладони. На северо-западе находился большой остров, который начали заселять переселенцы из России. Здесь в истории Игоря Семенова при Анне Иоанновне возвели новые укрепления против шведов — Анненкрон. Но они ни разу за всю свою историю не были востребованы, так что и я не собираюсь тратить ресурсы на их строительство. Уж не знаю насколько мое послезнание поможет избежать ненужных трат, но в истории России востребованы были только укрепления против атак с моря, а границы с успехом прикроет сильная армия. И это относится не только к Выборгу.

Позже меня угощали ухой из местной рыбы и местными знаменитыми кренделями. Рецепт его завезли лет четыреста назад монахи-францисканцы, а потом передали местному пекарю. В середине 19 века между семьями пекарей Вайттиненов и Леппиненов разразилась даже "крендельная война" за правообладание тем самым старинным секретным рецептом! Я расспрашивал о местном хозяйстве. Через Выборг вывозили лес, пиломатериалы, смолу, в Петербург поставляли гранит для строительства. Крупных мануфактур не было. Присутствующий на обеде генерал-адмирал Федор Апраксин рассказывал как семнадцать лет назад штурмовал этот город.

— В марте пришли с восьмитысячным корпусом прямо из Кронштадта по льду и стали возводить осадные укрепления. Брюс с основными силами за проливом, а Берхгольц на юго-востоке с вспомогательными. Земля была тяжелая, мерзлая и каменистая, так что брустверы делали из мешков с шерстью. Так простояли весь апрель. Подвели батареи на достаточное расстояние к стенам и стреляли из своих полевых орудий. В мае Крюйс дождался ухода льда и привел эскадру с осадной артиллерией. Петр Алексеевич тоже прибыл, проинспектировал осаду и похвалил меня. В начале июня начали бомбардировку и за пять дней сильно порушили крепость и город. После этого шведы сдались на условиях свободного выхода с оружием, но тут Петр Алексеевич прибыл в гневе и арестовал всех пленных за то, что в Стокгольме посла нашего Хилкова не отпустили, как договаривались. Мы ихнего выпустили, а они видишь, обманули!

— За это тебе мой дед Андрея Первозванного дал?

— Да. Еще золотую шпагу, помнишь, я показывал тебе, Петр Алексеевич? И чин генерал-адмирала пожаловал.

Граф Федор Матвеевич Апраксин, один из главных сподвижников Петра I. Брат царицы Марфы, вдовы Федора Алексеевича, и еще двоих Апраксиных, Петра (президента юстиц-коллегии) и Андрея (обер-шенка, то есть заведующего дворцовыми винными погребами). Сам Федор являлся главным организатором строительства российского флота, победителем в сражении у мыса Гангут. Отличался гостеприимством, добрым и веселым нравом. Через год ему предстояло умереть, а состояние его поделят родственники. Свой дворец он подарит императору и позже на его месте Растрелли отстроит знаменитый новый Зимний дворец. Сейчас Федор Матвеевич был удручен старостью и борьбой за власть среди его друзей. Один его друг, Меншиков, сослал другого его приятеля, Петра Толстого, в Соловки. Бутурлин, Нарышкин, Девиер тоже подверглись гонениям. Расстраивало и печальное состояние флота. После бурного строительства при Петре Великом уже несколько лет не закладывался ни один новый корабль, а старые быстро догнивали в порту Кронштадта без дела.

— Христа ради, Петр Алексеевич, отпустите меня на покой!

Я вздохнул и взглянул на Меншикова. Александр Данилович принялся успокаивать старого адмирала. В отставку он его не отпускал, видимо опасался, что идущий ему на смену голштинец Сиверс может усилить партию цесаревен, с которой сейчас обострилась придворная борьба.

В паре верст от бастионов рогатой крепости Выборга находилось городское православное кладбище. После присоединения к России, постановке сильного гарнизона и начала притока гражданского населения из глубин империи, кладбище неуклонно росло. В одном из уголков нашлось несколько могил солдат, погибших во время осады. Так как штурма не было, могил этих было относительно немного. Но я на вскидку, насчитал больше сотни — от холода и болезней умирали часто гораздо больше на войне чем от пуль и ядер. Еще какое-то число русских солдат было похоронено за проливом, где стояла основная группа войск. Пока я стоял, молча разглядывая кресты, гвардейцы расчистили могилы и возложили живые полевые цветы в форме креста на каждую. Я посоветовался со своим духовником отцом Тимофеем насчет обряда. Искусственных цветов в это время не делали. Тем более надписи на венках. Лет через двести такой древнеримский обычай придет в Россию и церковь не вполне его одобрит, как и светскую музыку на похоронах. Но живые цветы на могилы приносили еще первые христиане. Отслужили молебен. Залп из фузей роты гвардейцев всполошил птиц, взлетевших с окрестных деревьев. Офицеры и придворные, последовали моему примеру и возлагали цветы и венки на могилы солдат и офицеров, похороненных в этой земле, совсем недавно ставшей русской.

Глава 6.

В обратный путь в сторону Петербурга я отправился верхом, в сопровождении Лейб-Регимента и части свиты. Это дольше чем морем, но все эти маневры были частью моего плана сближения с армией. Да и приятно было путешествовать в июне по этим красивым лесам. Дорога была хорошо расчищена, иногда деревья расступались и было видно море.

Осадную артиллерию так и не дождались. Идея её перевозки по суше оказалась неудачной. Собственно, если в этом варианте истории предстоит осада Данцига, Перекопа или Очакова — тяжелые осадные орудия можно будет перевозить реками и морем на стругах, галерах или линейных кораблях. Странно, что никто из моих генералов не посоветовал везти орудия морем. И ведь спросить не с кого! Военная коллегия выполняла функции Генерального Штаба (которого в этом времени еще не было) лишь отчасти. Меншиков тянул одеяло главнокомандующего на себя, Апраксин с флотом отдельно, генерал-фельдцейхмейстер Гинтер с артиллерией отдельно, генерал-кригскомиссар Чернышев со снабжением отдельно.

По тракту я ехал рядом с Меншиковым. Князь изредка надрывно кашлял, сетуя что курение до добра не доводит. Насколько я знал, у него был туберкулезный артрит, поэтому старался держаться от него на расстоянии и молил Бога уберечь от заразы. По моей просьбе, герцог Ижорский вспоминал начало нашей польской компании в Северной войне.

— К пятому году Карл шведский много раз уже бивал Августа саксонского и добился, чтобы часть поляков избрали королем Станислава Лещинского. Но Петр Алексеевич помог Августу деньгами и войсками, да и сам с главной армией пришел под Гродно. На зиму уехал в Москву, а шведы неожиданно осадили нашу армию в Гродно. Август сбежал, а командовать остался Огилви.

— А ты где был, Александр Данилович?

— Петр Алексеевич настрого запретил вступать в открытый бой с Карлом, а конницу в осаде не убережешь, поэтому я отошел с драгунами к Минску. Огилви ждал подмогу от Августа, но его разгромили при Фрауштадте. Жестокая битва была! Наемники французские прямо в бою переметнулись к шведам. Конница Реншельда зашла саксонцам в тыл и они побежали. Остались только русские полки Немировского. Четыре часа бились в окружении и только к ночи Ренцель смог прорваться с частью войск. Тех кто остался и сдался, казнили без жалости. Вот где молебен по русскому солдату отслужить надо! Четыре тысячи были застрелены и заколоты только потому, что они русские! Как овцы на бойне! За людей нас не считают, сволочи шведские!

Меншиков зашелся в кашле, потом продолжил:

— В феврале это было. В Гродно люди от голода тысячами умирали. Только в марте прорвались, а ледоход, болота и весенняя распутица помешали Карлу преследование организовать. Тогда он повернул войска в Саксонию и добил войска Августа. Только русские во главе с Ренцелем долго выбирались к своим, отказались в Австрию отступать. Я же в Польше воевал с генералом Мардефельтом и Лещинским. В октябре шестого города мы их окружили под Калишем.

Август хоть и хотел замириться со шведами, да при мне не мог отступиться. Пришлось ему в бой тоже вступать. Я командовал на правом фланге, Август на левом, наши поляки Сенявского и Ржевуского за нами.

Меншиков поправил треуголку и взглянул вдаль вдоль лесной дороги, вспоминая былое.

— Мы тогда лихо дрались, сам драгун в атаку водил. Шведы отбили нашу первую атаку, конница их на нашу пехоту навалилась, а я и поймал их на этом. Окружили пехоту и три часа в непрестанном огне были. Побили всех, кого не побили — в плен взяли. Разве только алая часть из конницы шведской ушла. И самое главное — впервые русские полки в выучке своей шведам не уступили! Ну а потом отступивших сразу в вагенбург поляков Сапеги и Потоцкого добили.

— Сапеги? Это который наш фельдмаршал?

— Не... другой. Двоюродный брат вроде.

— Все равно не доверяю я фельдмаршалу и его сыну.

Светлейший заинтересованно и немного удивленно на меня взглянул. Он имел свои претензии к бывшему фавориту императрицы и его отцу, но от меня такого резкого заявления не ожидал.

— От чего же, Петр Алексеевич?

— Случись, умрет Август Саксонский и Лещинский снова появится в Польше. Кого поддержат Сапеги?

— Так этот вроде наш. Сына своего на Софье Скавронской женит.

— А оно нам надо? Софья племянница императрицы и приданное за нею большое. Лучше уж своих кого с нею обручить, чем отдавать тому, в ком врага вижу!

— Так супружеству и помешать можно, если воля царская будет.

— Вот и помешай, Александр Данилович. Пусть уезжают оба в Польшу, а Скавронской жениха другого найди!

С видимым удовольствием, Меншиков обязался исполнить мое неожиданное повеление. В свое время младший Сапега отказался жениться на его дочери, моей теперешней невесте, и теперь пришла пора отомстить!

Вот так и беседовали, получая от разговора обоюдное удовольствие. Мелькала у меня мысль, что Меншиков не так уж плох. Может я к нему придираюсь? С другой стороны, не представляю, как я могу доверять человеку, организовавшему первый в этом веке дворцовый переворот, да еще против меня? Это когда наследницей деда выбрали Екатерину. То, что он сейчас на моей стороне ничего не гарантирует в будущем. Да и в остальном, не представляю как смогу удержать его в рамках. Эти постоянные гонения на реальных и мнимых его противников. Последний случай — Шафиров, из кресла президента Коммерц-коллегии отправленный китов ловить, точнее организовывать Китобойную компанию. На днях дошли слухи что он по болезни застрял в Москве, так Верховный Тайный Совет отписывал Ромодановскому отправить барона в Архангельск незамедлительно. Хотя идея сама по себе интересная, но что Меншикову взбредет в следующий раз? Дубинкой его потчевать, как мой дед делал? Не смешно. Пацан против здоровенного мужика. Скорее уж он за розгу возьмется, хотя и это уже невозможно для него. Вот и получается, что он не может справиться со мной, а я с ним — двоевластие, которое меня никак не устраивает. Ну и болезнь его явно заразная. Хотя в истории он умер от оспы в ссылке за Уралом, подхватывать туберкулез от него мне совсем не хотелось.

К вечеру полки прибыли к месту ночевки. Застучали топоры, солдаты поделились на кашеваров, установщиков палаток, добытчиков мяса и солмы из окрестных деревень. Я оставил лагерную суету и искупался в одном из соседних озер. Несколько офицеров последовали моему примеру. Часть свиты постеснялась и отдыхала на берегу после долгого марша.

Когда голодный вернулся в лагерь, присоединился к одной из солдатских артелей, в складчину готовившую ароматную кашу с мясом. Это был не первый раз, когда я отказался от деликатесов в своем большом шатре. Каждый раз выбирал другую артель и каждый раз повар робко ждал моего вердикта.

— Отменно, Василий!

И улыбки расцветали на лице не только у польщенного кулинара, но и у всех остальных солдат вокруг костра. Поблагодарил кашевара и внес свою долю платы за еду в виде очередного алтына, который, уверен, солдат будет всю жизнь беречь и внукам рассказывать как его заработал. Я направился в шатер, где за столом уже расположились генералы. Вот зачем кому-то понадобилось тащить этот стол и ещё гору всякого барахла в обозе из тысяч телег? Не армия, а переселение народов! Уже сумерки, а телеги всё прибывали в разраставшийся лагерь.

Как обычно я поступал в компании офицеров — пытался разговорить их на военно-тактические темы. Я знал достаточно много нововведений, которые собирался внести, но сейчас мне нужна была инициатива от кого-то другого. Поэтому раз за разом в таких беседах за ужином и чаем, мы вспоминали военные компании, прочитанные книги и обсуждали всякие интересные военные вопросы. Сегодня темой стало обсуждение роли кавалерии в современном бою. За десятилетия войн, русские драгуны стали по-настоящему регулярным войском, но я подводил людей к мысли, что лошадь в бою не просто средство доставки пехотинца к месту стрельбы, а дополнительные возможности в тактике боя.

Во-первых нужно будет разделить кавалерию на легкую и тяжелую. У тяжелой кавалерии, кирасиров, лошади должны быть мощнее и задача кирасиров — прорыв строя противника в мощной неудержимой атаке. У легкой кавалерии, тех же казаков, должна быть отличная выучка на быстрых аллюрах в составе эскадрона, что ой как непросто. У командиров такой кавалерии должна быть в крови лихость и способность принимать быстрые решения в бою. Таков Меншиков, таков Ягужинский, который к сожалению сейчас в отъезде, а то бы возглавил конную гвардию, в которую я планировал переименовать лейб-регимент.

Во-вторых, запретить кавалерии использовать стрелковое оружие в атаке. Ведь для этого надо остановиться, выровнять ряды, а то и спешиться и по команде выстрелить, растеряв весь темп атаки и ее смысл. Оружие кавалериста — сабля и отличное умение ею владеть в конном бою!

В-третьих, понадобится менять среднестатистических неприхотливых но слабых лошадей наших драгун на более крепких (для кирасир) или быстрых (гусары, казаки и прочая легкая кавалерия) лошадей. Закупать их в Германии дорого, поэтому придется реформировать всю отрасль коневодства, вплоть до создания государственных конезаводов.

Заговорили о значении других подразделений в армии. Гренадеры, по общему мнению, нужны, но не как метатели грант, а просто как лучшая в полку рота. Дело в том, что метать гранаты в обычном бою в поле просто опасно. Осколки разлетаются на 100 сажен, а падать на землю запрещено уставом. Тем более не нужны конные гренадеры. Прошлись недобрым словом по низким боевым качествам украинской ландмилиции и слободских казаков. Донских казаков оценили, наоборот, хорошо. Вспомнили и о наличии у них пластунов, незаменимых в разведке и засадах, способных с помощью соломинки часами прятаться под водой и т.д. Сразу заговорили о необходимости чего-то подобного во всех регулярных полках и вспомнили о германских егерях. Вооружить хороших стрелков дальнобойными штуцерами и использовать их вне строя для, например, беспокоящего огня, вынуждая противника первым атаковать. А ведь тот, кто стоит и ждет приближающиеся шеренги противника, может стрелять чаще и точнее! Еще егеря хороши в разведке, в горах, лесах, боевом охранении или например для отстрела офицеров. Озвученная идея вызвала протест у всех, но я сказал, что враг нас щадить не будет и церемониться тоже, поэтому нужно быть готовым и к такому. Предложил разве что сделать офицерскую форму неотличимой от солдатской, кроме незаметных издалека знаков отличия. Это предложение вызвало еще один негатив. Всё же красивая форма для офицера — предмет гордости. Мысль разделить форму на парадную и полевую, для боя, вызвала обсуждение более деловое.

Заговорив об артиллерии, пришли к выводу, что было бы неплохо добавить к обычным пушкам, поражающим противника рикошетами ядер, гаубицами, способными стрелять навесным огнем через препятствия бомбами. Правда, точность современных гаубиц оставляла желать лучшего, но я знал несколько способов как её повысить, только сегодня не стал озвучивать. Итак, регулярная генерация мною неожиданных идей, уже настораживает моих генералов.

Ночь уже была глубокая, когда я начал клевать носом на кушетке. Остерман шепотом попросил присутствующих удалиться. Ваня Долгоруков помог мне раздеться и я провалился в сон без сновидений.

Наутро марш к Петербургу продолжился. Меншиков совсем расхворался и ехал в карете, а моим собеседником на сегодня стал Остерман.

— Андрей Иванович, расскажите мне о Польше. — попросил я вице-канцлера, памятуя, что ближайшая война будет войной за польское наследство.

— Что ты хочешь узнать, Государь?

— Как мы относимся к Польше, как поляки относятся к нам. Какие выгоды есть у нас в Ржечи Посполитой и какой вред мы можем понести?

— Постараюсь говорить яснее, Петр Алексеевич, но задавай вопросы, если что-то покажется непонятным. Польша для России самый крупный и самый беспокойный сосед. Половина работы коллегии чужестранных дел, в которой я состою вице-канцлером, связано с польскими делами. При всей своей величине Польша слаба и несамостоятельна сейчас. И для нас это выгодно, так как пока поляки разобщены — основная угроза в набегах буйных шляхтичей на приграничные наши селения. Королем в Польше сейчас Август Саксонский, но все соседние державы имеют влияние на польских магнатов, Сейм шляхты и на самого короля. Дело в том, что саксонская династия не слишком крепко сидит на троне. Август уже не молод и в случае его смерти непонятно, кто станет его приемником. Сам он хочет, чтобы это был его законный сын, тоже Август. Но короля в Польше избирает сейм в Гродно. А большинство поляков не любят нас и немцев и, дай им волю, — выбрали бы Станислава Лещинского, которого когда-то королем поставили шведы, а сейчас он породнился с Людовиком французским, выдав за него свою дочь. Ни нам, ни австрийцам Лещинский на польском троне не нужен, но Вена не хочет также помогать саксонцам.

— Почему?

— Август очень коварный союзник. Когда-то во время нашей войны со шведами он тайно вел переговоры с Карлом XII. Сейчас он смотрит в сторону Франции, рассчитывая поправить свои финансовые дела, а ведь французы главный противник австрийцев! О супружеской неверности Августа ходят легенды, говорят о сотнях его бастардах. Таков он и в политике! Поэтому австрийцы ему не доверяют и настаивают об избрании наследника польского трона из древней королевской династии Пястов.

— А что выгодно нам?

— Мы поддерживаем цесарцев. Нам выгоден союз с ними, так как он помогает и против недругов наших в Польше и против Турции. Ну и мы против Лещинского, который наш враг.

— Понятно. А что насчет Курляндии?

— Это небольшое герцогство между нами и поляками. Южнее Риги. Формально оно входит в состав Польши, но нам выгодна автономия герцогства. Сейчас там правит твоя тетка Анна Иоанновна, вдова прежнего герцога. Уже несколько лет идет борьба за то, кто станет герцогом курляндским. Август пытается посадить в Митаве своего внебрачного сына Морица, Сейм пытается ликвидировать автономию герцогства вообще, ну а мы не даем сделать ни то ни другое и поддерживаем статус-кво.

— Чем плох Мориц Саксонский?

— Тем, что он служит Франции. Это способный военачальник, но в европейской политике сейчас у нас враждебные отношения с французами. Они интригуют против нас в Польше, Турции и Стокгольме. Поэтому появление лояльного Бурбонам правителя у наших границ не желательно.

— Почему Франция так плохо к нам относится? Мы вроде далеко от них и ничем не угрожали Парижу?

— Тут все дело в противостоянии двух сильнейших держав Европы — империи и Франции. Они воюют между собой много сотен лет и в этой войне постоянно ищут союзников. Вот, например, с кем будет Польша, зависит от того, кто будет королем. Или Турция — такой же постоянный враг цезаря, как и Франция, а в политике враг моего врага становится мои другом. А еще немецкие курфюрсты, за их лояльность борются и французы и австрийцы.

— Разве курфюрсты не входят в империю цесарскую?

— Входят, но немецкие князья практически независимы в своей политике от воли цезаря. Среди них есть король Прусский, во всем соперник Вены. Или курфюрст Ганноверский Георг — он теперь английский король и глава враждебного австрийцам и испанцам союза, который и называют ганноверским. А есть еще Баварский герцог и герцоги помельче. Все они рьяно защищают свои свободы и при случае легко объединятся против того же цезаря. Во всем этом непросто разобраться, но по многим причинам нам выгоднее быть на стороне империи, а не французского короля. И это понимают в Вене и Париже тоже. Вот недавний пример — Пруссию убедили вступить в Ганноверский союз, но как только Фридрих-Вильгельм узнал, что Россия в союзе с Веной — тут же переметнулся на другую сторону. Ну и позиция Польши без нашего влияния не была бы определенно проимперской. На некоторое время наша беседа прервалась, пока перебирались по шаткому мосту через небольшую речушку. Когда конь Остермана пошел рядом с моим, я задал очередной вопрос.

— Как ты относишься к войне, Андрей Иванович?

— Я всего лишь вице-канцлер, занимаюсь дипломатией. Объявлять войну можешь только ты, а мое дело — помочь потом заключить выгодный мир.

— И всё же, одобряешь ли ты войну, гибель солдат и разорение населения?

— Я одобряю все, что идет на пользу твоей державе, Петр Алексеевич.

— Понятно. Если будет возможность выбора, с кем воевать нам сейчас выгоднее всего?

— Сейчас нам выгоднее всего мир. Война разоряет не только побежденного. Содержать такую большую армию, как у нас и в мирные дни не просто. А начнутся боевые действия, и наша пустая казна превратится в пыль.

— А как же новые присоединенные земли, новые подданные? Вот, например мой дед присоединил Ингерманландию и его называют теперь Великим. Не за военные ли победы?

— Петр Алексеевич был великим государем, но не только на поле брани. Он строил города, обучал людей, он преобразил Россию. Войны — это лишь часть деяний твоего деда, Государь.

Остерман умел всегда витиеватыми речами уйти от ответа. Поэтому я не стал настаивать на выяснении его отношения к бедам войны. Тем более он был абсолютно прав — принимать решение о начале войны придется мне, как и нести ответственность за её исход. Война же была мне нужна. Война победоносная и быстрая, блицкриг. Победа могла помочь мне укрепить отношения с гвардией, армией и дворянством в целом. Но сама мысль проливать кровь ради абстрактных выгод казалась мне противоестественной. Точнее той половине моего я, что пришла из XXI века. Петр Романов к войне относился иначе, мечтая о военных победах, подобных тем, что одержал его дед. Самой интересной целью был выход к южным морям. Огромные территории плодородных степей Северного Причерноморья стояли пустыми. Постоянная угроза набегов татар из Крыма вынуждала держать на юге большую армию. И, наконец, России требовался выход в Средиземноморье, что усложняло задачу. Нужно было оторвать у Османского султаната изрядный кусок территории и сохранить при этом с ними рабочие отношения, чтобы наши торговые корабли могли свободно проходить Босфор и Дарданеллы, а купцы торговать в османских городах. Задача была по силам русской армии уже сейчас. Нужно только решить вопрос со снабжением войск и санитарией, так как из истории я помнил что в ближайшей русско-турецкой войне главным врагом победоносной армии Миниха были эпидемии. Займет это минимум год и начинать придется не раньше осени, когда власть императора достаточно укрепится. Ждать войны восемь лет, пока персы достаточно окрепнут чтобы разгромить вторгшихся на их земли турков (так было в истории Игоря Семенова), я не стану.

В уютном доме ганноверского резидента Фридриха Вебера хозяин за чашкой хорошего кофе беседовал с резидентом Англии Клавдием Рондо. В те времена курфюрст Ганновера по совместительству являлся королем Британии, поэтому между собеседниками царило полное взаимопонимание.

— Что планируете написать в Англию по поводу последних событий, Клавдий?

— Вы о выборгских маневрах, Фридрих? Военная демонстрация у границ со Швецией весьма примечательна, как и попытка завуалировать её подготовкой к войне с Турцией. Остерман явно начал какую-то игру.

— Вы думаете, за всем этим стоит вице-канцлер? Мне кажется, он все же фигура второстепенная и всецело подчиняется правлению Меншикова.

— Да, разумеется, Остерман подчиняется всемогущему князю ижорскому. Но в делах внешнеполитических, не связанных с возможностью хорошенько заработать, Меншиков полагается на ловкость барона. Немец покивал и, отставив чашку с кофе, принялся набивать трубку хорошим виргинским табаком.

— Возможны два варианта. Либо это демонстрация поддержки разгромленной недавно в Стокгольме пророссийской голштинской партии. Либо это подготовка к возможной войне, но я пока не вижу других признаков, что русские желают напасть на Швецию.

Англичанин последовал примеру хозяина и тоже взялся за трубку.

— Демонстрация эта получилась жалкой. Потешная осада крепости сорвалась по причине отсутствия осадной артиллерии. Флот смог выставить только пять серьезных кораблей. Стремительное появление русских на Балтике при Петре Великом также стремительно завершилось уже через два года после его смерти. Хорошая новость для нашего Адмиралтейства.

-Ещё один потенциальный конкурент в обеих Индиях устранен. Лорд Уолпол может потирать руки от радости.

Англичанин согласно кивнул.

— Я со дня на день жду депеши из Парижа, где наши союзники заставят австрийцев ликвидировать свою Остендскую компанию.

— Остается угроза русского вторжения в Германию. У императора в родственниках уже три северогерманских герцога: Голштейн, Мекленбург, Брауншвейг-Вольфенбюттель плюс епископ Любека и австрийская императрица.

— Сами эти династические браки означают желание русских установить мирные отношения с германскими княжествами. В том числе с Ганновером.

— Если вы намекаете на возможность династического брака царя с одной из дочерей нашего короля, то тут существует целых три препятствия. Во-первых, у нас сейчас ещё не до конца закончилось противостояние Венского и Ганноверского союзов. Во-вторых, англичане плохо поймут выдачу наследницы престола Анны замуж за царя русских варваров, а русские оскорбятся, если им предложат вторую дочь короля Амелию. В-третьих, царь помолвлен с дочерью Меншикова.

— Пожалуй, вы правы, Фридрих. Но нужно начинать сближение с русскими. С ликвидацией угрозы со стороны Австрии на первый план вновь выходит извечное англо-французское противостояние.

— Но с вами еще воюет Испания, Клавдий...

— И будет побеждена. Она скоро останется без союзников и британский лев усмирит испанцев, а после займется французами. И к этому моменту русские должны стать нашими добрыми друзьями. Мне кажется, юный царь выказывает явную симпатию всему английскому. Он, оказывается, превосходно говорит по-английски, хоть и со странным акцентом. Кто был его учителем? Маврин? Зейкин? Старший брат Остермана? Никто из них не владеет нашим языком.

— Это загадка, которую сейчас пытается разгадать весь Петербург. Безусловно, юный царь проявляет замечательные способности к наукам и обещает стать энергичным Государем, под стать своему деду. Но достаточно ли знания им английского языка, чтобы решить о его симпатии к Британии?

— У меня было несколько бесед с Петром Алексеевичем. Он высказывал неподдельный интерес к нашему спорту и высказал желание завести в Петербурге боксерский клуб и скачки.

— Да, мальчик неравнодушен к физическим упражнениям, а вслед за ним эту похвальную моду подхватил весь двор. Думаю, если при случае подарить царю одного из ваших знаменитых жеребцов, он это оценит.

— Неплохо было бы. Еще он просил передать приглашение приехать в Петербург нашему чемпиону по боксу и бою на мечах и дубинках Джеймсу Фиггу.

— Что ещё мы можем сделать для улучшения отношений с царем?

— Главное — признать, наконец, за ним титул императора и установить полномочные дипломатические отношения. Мой и ваш статус резидентов мешает нормальной работе.

— Это будет возможно не раньше, чем мы будем уверены, что он подобно императрице не начнет подготовку к войне с Данией за возврат Шлезвига герцогу голштинскому.

— Вы о завещании императрицы? Полагаю, Меншиков не просто так добивается отъезда наследницы престола, цесаревны Анны Петровны из Петербурга вместе с её мужем. Как только они вернутся в Киль, русские забудут о желании Екатерины воевать за интересы маленького германского герцогства.

Граф Игнац Амадеус Рабутин-Бюсси, министр Священной Римской империи при дворе российского императора прохаживался по большому саду рядом со своим особняком. Во время таких неспешных прогулок он любил обдумывать разные планы. Австрийский посланник мог быть доволен. На сегодняшний день Россия стала важнейшим и полезнейшим союзником империи. Новый император в близком родстве с императрицей. Заключен военный союз. В завещании, умершая императрица назначила римского кесаря гарантом выполнения своей воли. Русский император Петр Первый пообещал поддержать Прагматическую санкцию немецкого императора с весьма спорным нововведением — наследования трона по женской линии. Карл VI стар, из детей у него только дочери. Чтобы передать трон старшей, Марии-Терезии он издал эту самую прагматическую санкцию. Но как все обернется после смерти действующего императора? Германские князья наверняка взбунтуются. Пруссия, Бавария, Ганновер предложат своих кандидатов на трон. И здесь неоценимой будет поддержка притязаний Марии Терезии со стороны русской армии. Прусский король боится русских штыков, а с баварцами и прочими справятся доблестные белые мундиры австрийцев во главе с величайшим полководцем эпохи Евгением Савойским! Правда, он тоже стар.

Итак, отношения двух империй замечательные, но, находясь на пике дружественных отношений, можно начать терять позиции и работа посланника венского двора состоит в том, чтобы предугадать и помешать неприятным тенденциям. Доставленное сегодня курьером послание из Парижа говорило о заключении сепаратного мирного соглашения Австрии и стран Ганноверского союза. Что это изменит? Войны с Францией в ближайшие годы не будет. Русские будут довольны. Англичане прекратят пиратские операции против имперских судов, за исключением злосчастной Остендской компании. Русские будут довольны. Зато недовольны будут испанцы, увязшие в осаде Гибралтара. Вполне вероятно, возмущенные нарушением Веной союзных обязательств они попытаются отхватить у Австрии какие-то владения в Италии, превратившись из союзника во врага. Как к этому отнесутся русские? Вероятно никак, если только не решатся на династический брак с испанской инфантой. А слухи такие были... — граф нахмурился. Испано-российский союз стал бы полным провалом его, Рабутина, миссии. Нужно убедить Головкина и Остермана, что такой акт противопоставит Россию всей Европе на стороне слабейшего. А еще ходили слухи о переговорах с Пруссией о династическом браке сестры императора и сына короля. Пруссия... обычное курфюршество милостью императора стало недавно королевством и продолжает усиливаться. Пока австрийцы воюют с турками, прусаки завоевывают авторитет среди немецких князей и могут помешать реализации Прагматической санкции. Особенно если их поддержит Россия. Нет, нельзя допустить и этого брака! Самое лучшее — закрепить династический союз Вены и Петербурга браком императора на дочери Карла VI, а Великую княжну пристроить за какого-нибудь другого германского герцога, как её теток.

К прогуливающемуся по аллее вельможе подошел лакей и с поклоном доложил, что его дом посетил камергер Его императорского Величества Семен Маврин.

— Проси. — кивнул граф и направился в одну из гостиных особняка. На лице его заиграла привычная обаятельная улыбка, когда он увидел посетителя.

— Добро пожаловать, Семен Афанасьевич! Присаживайтесь, дорогой друг. Выпьем этого замечательного токайского вина.

— Благодарю, граф, я ненадолго, но от вашего великолепного вина не откажусь. Собеседники присели у столика и не спеша занялись дегустированием напитка. Граф не спешил. Он примерно знал, что хочет сказать ему гость. Так и оказалось. Бывший воспитатель великого князя, а ныне императора сообщил, что уезжает в Тобольск. Это была ссылка, и камергер просил повлиять на императора с целью скорейшего его возвращения ко двору.

— Это все происки Остермана и Левенвольда, Ваше Сиятельство, но император меня любит. Уверен, он будет рад меня снова увидеть.

— Скажите, любезный Семен Афанасьевич, ведь вы много лет были воспитателем Петра Алексеевича. Неужели за прошедший месяц не смогли ни разу поговорить с ним напрямую?

— Увы, граф. Я был дружен с опальным генерал-полицмейстером Петербурга Антоном Девиером. Как только его арестовали — меня отлучили от двора и лишили возможности встретиться и поговорить с императором. Поэтому я и прошу вас напомнить Его Императорскому Величеству ещё раз о моей судьбе.

— Разумеется, дорогой друг, я сделаю это. Но скажите мне, вы знали Великого князя много лет, изучили как никто другой его привычки и характер. Скажите, сильно ли он изменился, став императором? А то ходят странные слухи.

— Да-да, граф. К сожалению, я могу довольствоваться только слухами о его теперешнем характере и поступках и мне сложно что-то утверждать.

— И все же. Вот, например знание английского языка? Откуда оно у Петра Алексеевича?

— Не ведаю о том. При мне никто Петра Алексеевича аглицкому языку не учил и сам он им не пользовался. Более того, говорят, что император и латынь превзошел, а ведь знал то он только буквы латинские да несколько слов. Писал письма русскими словами, но латинскими буквами.

— Любопытно. И как же вы можете объяснить это?

— Только чудом. В народе говорят, что на юного императора снизошла Божья Милость и вложила ему в голову мудрость великую!

— И что же ещё из чудесных изменений вы заметили в юном императоре?

— Говорят, стал песни сочинять, те, что гвардейцы поют. Правда, может, кто другой их придумал, а народ их Петру Алексеевичу приписывает. Гири вот у него появились необычные и занимается атлетикой с железяками, чего раньше не было. Бегает по утрам, а ведь всегда поспать любил подольше! Сейчас же говорят, что и не спит почти, все работает. Это мальчик то!

— Интересно.

— Помнит всех по именам, даже простых солдат или писарей в коллегиях. Петр Алексеевич способный мальчик, но как-то раньше не было у него такой памяти, да и не обращал он особого внимания на слуг и простых солдат вокруг. Молчит много и слушает, а когда говорит, то эдак рассудительно и мудро. Совсем не как мальчик. Говорят, предвиденьем обладает. Бискупа любекского от неизбежной смерти спас.

— Так может, не грозило ничего бискупу то?

— Не знаю. Может просто привиделось мальчику что, теперь и не проверишь, раз сам же своему предсказанию помешал.

Маврин пожал плечами.

— Продолжайте, прошу вас, Семен Афанасьевич.

— Охотой он раньше много увлекался, а теперь все с гвардейцами в походы ходит. Весь в деда, тот тоже с потешными солдатами в детстве забавлялся. В карты не играет, а ведь раньше любил, зато в шахматы стал часто играть, да неплохо играет, говорят. А ведь шахматы игра непростая, так сразу не научишься в них разбираться.

Рабутин поднял брови. Сам он упустил этот важный момент в своем исследовании юного российского государя.

— Вспыльчивости в нем и упрямства меньше стало. С простыми людьми много общается не чинясь. К друзьям старым охладел, говорят. К Ивану Долгорукому, да цесаревне Елизавете. Хотя может, врут. Елизавета Петровна теперь замужем, да и Долгоруков рядом с Петром Алексеевичем всегда. Усидчив стал без меры. Говорят, часами в коллегиях бумаги разбирает и всё с умом. Записывает что-то, дельные разговоры с канцеляристами и советниками ведет.

Собеседники ещё долго пытались вспомнить мелочи из жизни великого князя, а потом императора. После, заверив Маврина в своих грядущих усилиях по возвращению опального камергера в Петербург, граф проводил его до крыльца. Вернулся в кабинет и, достав папку с документами, долго работал, записывая замечательные сведения, полученные от бывшего воспитателя российского императора. Любая мелочь может помочь миссии австрийского посла — удержать Россию в орбите влияния древней, но по-прежнему могучей Римской империи.

Комната, где цесаревна Елизавета Петровна, герцогиня голштинская, занималась подготовкой к выходу из своего дворца на различные общественные мероприятия (ассамблеи, балы, приемы) считалась самым священным и доступ в него имели только самые близкие. В этот раз во время долгого процесса укладки прически и макияжа девушку развлекал лейб-медик Жан Арман де Лесток, веселый жизнерадостный мужчина немного старше тридцати лет.

— Какие новости из Парижа, Арман?

— О! Сейчас там скучно. Блестящие времена регентства закончились, а молодой король Луи пятнадцатый еще не проявил себя. Всем заправляет кардинал Флери, которому жаль денег на увеселения народа и заботит только борьба с янсенистами.

— Что-то такое я про них слышала..

— Быть может про ученого Блеза Паскаля и его 'Письма к провинциалу'? Полвека назад он очень язвительно разоблачил иезуитов. Тогда янсенисты были элитой разума, но с тех пор измельчали. Сейчас это обычные сектанты из бедноты.

— Ах, эти сектанты-раскольники. Расскажите лучше что-нибудь повеселее.

— Повеселее, принцесса? Ну вот есть достоверные сведения, что румяна выходят из моды. По крайней мере, мужчины в Париже их уже не используют. Ныне популярны томная и романтичная бледность лица... Еще французский посланник Кампредон обещал, что скоро привезут новый крем для губ. Вам он будет к лицу, цесаревна. Яркие губы — символ страстной натуры.

— Хорошо бы! А то все эти свекольные натирки и прикусывания губ так не стойко держат цвет. А что насчет нарядов? Кампредон обещал самые модные новинки! Не появлялся ли корабль из Гавра?

— Нет, Ваше Высочество. Но как только французский флаг увидят в Кронштадте, верный человек пришлет мне весточку, и вы первой сможете узнать о новинках моды!

— Благодарю, Арман! И передайте мою благодарность послу. Правда, Аня предупреждала меня что не стоит быть слишком обязанной французам.

— И была совершенно права. Французы скупы и если тратятся на подарки — захотят что-то взамен.

— Но у меня ничего нет. Я всего лишь супруга герцога голштинского, епископа Любека. Что Парижу может дать маленькое небогатое епископство?

— Кто знает... может он рассчитываеет на то влияние, которое вы имеете на российского императора?

— Нет уже никакого влияния. Петя как-то быстро вырос и отдалился от нас.

— Почему же?

— Не знаю. Вначале я была в трауре, а потом оказалось что Петя увлекся учебой, военными играми, властью. Петербург стал скучным. А сейчас, когда он увел гвардию на маневры — город вдвойне скучнее. В прошлое воскресенье, когда по обыкновению все катаются на лодках по Неве, было совсем мало народу. А ведь такую замечательную традицию ввел папа! Вся река полна лодками и барками, все приветствуют друг друга, горланят песни, играют оркестры, грохочат салюты!

Елизавета Петровна вздохнула.

— Нет у меня уже никакого влияния на императора и Кампредону я ничем помочь не смогу. Может быть, в Любеке смогу быть более полезной в качестве герцогини, чем здесь в качестве цесаревны. Я уже начала сборы, как и Аня. Через несколько недель покинем Россию.

— Кстати, у меня был небольшой разговор с его Императорским Величеством. Правда, он просил не говорить об этом, пока все не подтвердится...

— Вы меня заинтриговали, Арман.

— У Петра Алексеевича было очередное предчувствие.

— Что-то дурное? Кто-то должен умереть?

— Не только, Ваше Высочество. Он сказал, что Анна Петровна в феврале родит мальчика.

Елизавета быстро посчитала на пальцах месяцы.

— Так Анна уже месяц в положении получается? И мне не сказала! Откуда же об этом узнал Петя?

— Не знаю. Я сам получил подтверждение только вчера.

— И говорите мне об этом только сейчас, негодник?

— Простите, Ваше императорское Высочество, у меня и в мыслях не было скрыть это от вас.

— Прощаю, Арман. Как здорово! Скоро я стану тётей. Но Петя точно сказал, что будет мальчик?

— Да. И ещё, сказал он об этом ещё три недели назад. Я вчера уточнял у анны Петровны. Даже она сама в тот день не подозревала, что уже непраздна.

— Поразительно! Значит у Пети точно открылся дар предвиденья! И его предчувствие насчет моего мужа действительно спасло ему жизнь. Надо будет сказать Карлу, а то он до сих пор сомневается!

— Я не смел сомневаться в словах императора, но вот действительное подтверждение, что у Петра Алексеевича есть пророческий дар. И если в феврале родится мальчик — никто не сможет уже в этом усомниться.

Елизавета, широко открыв свои красивые глаза, смотрела на Лестока.

— Нужно совершить благодарственный молебен!

— Это было бы замечательно, но дело в том, что Петр Алексеевич сделал ещё одно предсказание и это печальное предсказание!

Елизавета Петровна встревоженно взглянула на лейб-медика.

— Он сказал, что после родов Анна Петровна умрет от родильной горячки.

Цесаревна побледнела.

— Как же так?

— Увы, Ваше высочество, император попросил меня приложить все силы, чтобы этого не произошло.

— У вас получится?

— Я не всесилен, принцесса. Родильная горячка непредсказуема и гарантию не сможет дать ни один лекарь.

— То есть Аня умрет?

— Я не знаю. Мне кажется, шанс есть. Ведь ваш муж жив. Что-нибудь придумаем. Кроме того, Петр Алексеевич обещал прислать к моменту родов лучшую повитуху. Мне кажется, у него есть какой-то план.

— Мне и Ане обязательно нужно поговорить с ним об этом. И отслужить молебен. Бог не допустит, чтобы с Аней что-то случилось!

Глава 7

На третий день с начала обратного марша к Петербургу мы вновь вышли к реке Сестре. Когда-то здесь проходила граница русских и шведских земель. В 1703 году здесь произошло важное сражение со шведами, которые послали крупный отряд во главе с генералом Крониортом, чтобы выбить русских из только что основанного Петербурга. Навстречу им вышли гвардейцы и четыре полка драгун под командованием шотландца Чамберса. Петр I сам, в чине капитана, шел с этим отрядом.

За контроль над невзрачным деревянным мостом произошел жестокий бой. Не смотря на огонь 13 пушек противника драгуны полка Ренна захватили переправу и начали теснить шведов вдоль узкой просеки, пока в паре верст дальше не вышли на открытое место, где произошел большой бой. В итоге, шведы потеряли больше тысячи солдат (наши 150) и отступили к Выборгу. С тех пор, серьезной угрозы Петербургу не было до времен блокады Ленинграда в 20 веке.

Историю сражения мне рассказал генерал Григорий Юсупов (он же подполковник гвардии). В то время он был капитаном преображенцев. В сражении они поучаствовать не успели. Драгуны шли маршем быстрее, а потом лесные теснины не позволили преображенцам и семеновцам выйти в первые ряды боя.

Ближе к вечеру мы наконец нашли застрявшую осадную артиллерию. Многотонные орудия с трудом тянули по разбитой дороге шестерные упряжки лошадей. Генерал-фельдцейхмейстер Гюнтер, бледный и взволнованный, объяснил причину задержки отсутствием мощных тяжеловозов в армии. Закупать их нужно в Германии, но это дорого — нужно заводить своих. Меншиков, выбравшийся из кареты, выглядел совсем плохо. На моё замечание, что нужно организовать отечественные конезаводы, даже спорить не стал. Кивнул и забрался обратно в карету. Дальше он поехал в Петербург, а я свернул в сторону Сестрорецка.

Во дворец, который позже назовут усадьбой 'Дубки' я добрался затемно. За обширным парком дорогу преградил канал, отгородивший придворцовую территорию от остального мира. По своеобразному плану этого дворцового ансамбля мосты здесь не предусматривались. Пересели в уже приготовленные лодки и добрались до основного трехэтажного здания. Красиво горели фонари, шумели листвой молодые дубы и садовые деревья, посаженные частично дедом собственноручно. Я вспоминал, чем клумбы отличаются от булегринов. Вроде последние располагаются ниже уровня дорожек, а клумбы выше.

У парадного крыльца меня встречал полковник Матвей Вырубов, строитель соседнего Сестрорецкого завода. Посетовал, что весенние бури порушили кое-где кровлю флигелей дворца и выбили стекла, но заверил меня, что основные помещения моей резиденции уже приведены в порядок. На высоком шпиле подняли императорский штандарт. В истории Игоря Семенова я уже месяц как должен был лишить этот дворец статуса императорской резиденции. Петру Великому он напоминал милую ему Голландию, а я не испытывал влюбленности в море до объединения двух своих душевных половинок. Ныне же решил дворец сохранить. Да и близость интересного мне Сестрорецкого завода предполагала, что я буду часто здесь останавливаться.

Утро началось с привычной пробежки по очередному парку. Вместе со мной башмаками топали камер-юнкеры: рослый Ваня Долгоруков, юркий Никита Трубецкой, простоватый Федя Лопухин, щеголь Семен Нарышкин. Из совсем молодых — камер-пажи Федор Вадковский, Петр Шереметев и Александр Меншиков младший. Последнего видимо отец заставил приглядывать за мной, несмотря на мое откровенное пренебрежительное отношение к нему.

После пробежки и разминки искупались в одном из прудов. Потом завтрак, где к нашей компании прибавились Алексей Долгоруков, Юсупов, камергер Сергей Голицын и новый мой воспитатель Карл Левенвольде. Вот этой большой толпой, да еще в сопровождении преображенцев мы после завтрака пошли инспектировать Сестрорецкую мануфактуру.

Во время войны это крупное предприятие обеспечивало армию стрелковым оружием, но сейчас туляки научились делать фузеи гораздо дешевле, а сестрорецкие, лишившись заказов, вынуждены были хвататься за случайные заявки двора. Да 'штамповать' конверсионную продукцию вроде дверных петель и инструментов. Шестьсот квалифицированных мастеров были готовы заняться любой работой и у меня были планы их использования.

У ворот завода была торжественная встреча с хлебом и солью и даже небольшим духовым оркестром. Матвей Вырубов представил плотинного мастера Беэра и его сына — капитана корабля 'Виктория', а также прочих управляющих и мастеров завода. Андреас Беэр мне был особенно интересен как один из лучших организаторов промышленности в будущем. Я посоветовал ему отправиться в Петербург, где планировал провести большое совещание в коммерц-коллегии по развитию мануфактур.

Далее пошли по территории мануфактуры, представлявшую собой скопление десятков складов и мастерских. Работы шли в основном вручную, а механические станки группировались рядом с водяными колесами. Беэр-старший долго объяснял мне устройство передачи вращательного движения с плотинных колес на станки. Один штамповал заготовки под ружейные стволы. Потом их спаивали попарно в трубки и вертельный станок высверливал внутри отверстие нужного диаметра. Калибр ствола проверяли особыми шаблонами. Далее обтиральная машина обрабатывала ствол снаружи.

Помимо ствольных мастерских в отдельных помещениях изготавливали ложа и замки для фузей.

С 1715г указом Петра I были введены стандарты вооружения.

1.Пехотные и драгунские ружья имели калибр 6,8 линий. Длина ствола пехотных ружей устанавливалась 3 фута 4 дюйма. Длина ствола у драгунских фузей была меньше

2.Тот же калибр 6,8 линий, имели пистолеты. Длина ствола их устанавливалась 14,1 дюйма

3.С 1720г изготавливались более мощные и дальнобойные крепостные ружья калибром 7 линий. Ими вооружались гарнизоны и штыков к ним не прилагалось

Лет пять в последние годы царствования Петра Великого изготавливались штуцеры в минимальном количестве (10 штук в год), но сейчас, к сожалению, их производство прекратили. Я уже ломал голову, как начать массовое производство недорогого нарезного оружия для унтер-офицеров и егерских подразделений, которые собирался вводить.

Помимо стандартных ружей, в войсках было много оружия устаревших образцов отечественного производства, а также закупленных в разное время за рубежом. Кроме того, не так давно прекратили производство экзотических мушкетонов для картечи и ручных мортирок для гранат. Контуры отдельных частей ружей стандартизировались по единым лекалам, а каналы ствола специальными цилиндрами, рассылаемые по заводам с печатью генерал-фельдцейхмейстера Гинтера.

Чуть позже посетили большую паровую машину, откачивающую воду из осушительного пруда, в который по канавам стекала вода из парка вокруг дворца. Андрей Беэр подробно объяснял мне принцип работы машины. Я кинул ему предложение подумать, как усовершенствовать машину так, чтобы она могла заменить водяные плотинные колеса. Намекнул на идею охлаждать пар в отдельном котле и подавать его попеременно по разные стороны поршня в цилиндре. Беэр озадаченно выслушал мои предложения, но сказал, что пока является офицером флота и не занимается производством. Я кивнул, но все же попросил подумать на досуге вместе со своим отцом над вариантами усовершенствования машины, чтобы использовать её не только для откачки воды, но и для дутья в доменной печи или привода механизмов станков.

Уже после обхода мастерских меня познакомили с мастером Ефимом Никоновым. Лет шесть назад он построил небольшую подводную лодку и показывал её моему деду. В тот раз деревянная бочкообразная посудина повредила корпус при ударе о дно. Потом были более успешные погружения, но после смерти деда финансировать изобретателя-самоучку перестали. Сейчас его отнесли к разряду проходимцев-прожектеров, разоряющих казну своими нелепыми идеями, и в ближайшие дни могло последовать наказание. Лодка гнила в сарае и к погружению готова не была. Тем не менее, я с интересом залез внутрь, осмотрел устройство. Внутри было тесно и душно. Думаю, четверо человек экипажа выдержат здесь недолго и проплывут с помощью двух пар весел недалеко. Погружение и всплытие происходило с помощью кожаных мехов, в которые набиралась забортная вода или наоборот вытеснялась наружу. Все достаточно примитивно. Никонов с надеждой глядел на меня, а я понимал, что для него это последний шанс реализоваться как изобретатель. Предложил ему изменить задачу и сконструировать не лодку, а подводную мину-брандер, которую пловцы смогут незаметно дотащить до корабля противника и взорвать. Специально не стал делать подсказки, так как неуютно чувствовал себя после тех взглядов, которые на меня бросал на меня Андреас Беэр по итогам беседы о конструкции паровой машины. Только уточнил особо, что мина должна сохранять плавучесть в подводном положении, не тонуть и не всплывать. Вырубову дал указание помочь мастеру еще поэкспериментировать.

Андрей впервые видел нового императора так близко. На первый взгляд это был обычный мальчик, одетый в тёмно-зелёную форму преображенцев с красным воротником и обшлагами. Золотой металлический горжет и трехцветный шарф через плечо с золотыми нитями в красной полосе и золотыми кистями у бедра — знаки отличия полковника. За спиной и вокруг — вельможи и генералы в париках. Сам император парик не носил, как и стоявшие позади придворные помоложе. Находясь в центре внимания, Государь сохранял серьезное выражение лица, иногда мягко улыбался или подавал реплику. Слушал внимательно, спокойно глядя в лицо собеседника. Никакой суетливости в движениях. Когда ему представляли новых людей — несколько мгновений вглядывался, как будто старался запомнить. По слухам, он помнил всех, даже простых солдат, поименно.

Когда полковник Вырубов представил императору его самого, лейтенанта флота Андреаса Беэра, Петр Алексеевич с интересом взглянул ему в лицо, а потом обернулся к отцу.

— Твой сын Венедикт Ларионович Беэр?

— Да, Ваше Императорское Величество.

— Полагаю, ты его обучил всем своим наукам?

— Да, Государь. Кроме того, он работал в берг-коллегии, помощником пробирера Блюэра.

— Замечательно. Не пора ли вернуться с флота в промышленники? Что скажешь, Андрей Венедиктович Беэр?

— Почту за честь, Ваше Императорское Величество.

— Хорошо. Показывай тогда, как тут все устроено.

Дальше Андрею пришлось идти рядом с императором, объясняя устройство машин, назначение разных мастерских. Император слушал внимательно, иногда задавая неожиданные вопросы.

— А есть ли возможность делать этим механическим молотом заготовки не только для ствола, но и для деталей замка?

— А что, если использовать для ствола непростое железо, а пучок перекрученной проволоки, как для лучших мечей делают — увеличится ли прочность ствола?

— А есть ли возможность вертильной машине также быстро делать нарезы в штуцерах? Вопросы были непростые. На какие-то ответ у Андрея был, какие-то заставляли задуматься. Особый интерес у императора вызвала паровая машина английского изобретателя Ньюкомена установленная для откачки воды из осушительного пруда. Шел июнь, и воды в пруду было мало, но для высокого гостя развели огонь под большим котлом машины и Андрей объяснял назначение различных частей механизма и принцип работы цилиндра, клапанов, котла. Император продолжал задавать сложные вопросы и даже предложил ему попробовать усовершенствовать машину, с ходу подсказав пару интересных идей.

Уже к вечеру, закончив обход, гости удалились во дворец. Андрей пошел к отцу. Мама умерла уже давно, а старый плотинный мастер всецело посвятил себя заводу. Сели ужинать, служанка накрыла стол. Обсудили, какое новое назначение приготовил Государь Андрею, выпили за то, какой разумный внук оказался у Петра Великого. Вспомнили про задачу усовершенствовать паровую машину и принялись вдвоем набрасывать чертеж. То, что мальчик выразил всего лишь пожелание, может оказаться шансом для человека не очень значительного. Только дураки и лентяи пройдут мимо и не попытаются что-то сделать, чтобы добиться в жизни чего-то большего.

Яхта доставила меня к набережной у Посольского дворца поздним утром. Бабахнули орудия в Петропавловской крепости и Адмиралтействе, над дворцом взвился императорский штандарт. Толпа придворных освободила широкий проход. Меня встретил Меншиков, бледный, больной, с тенями под глазами. Просипел приветствие и с трудом поклонился.

-Плохо выглядишь, Александр Данилович. Иди лучше отдохни, а Дарья Михайловна распорядится об остальном.

Жена Светлейшего князя проводила меня в покои. Здесь я не задержался. Разминку и легкое умывание совершил ещё на корабле, поэтому не стал откладывать кормежку. В эти времена в России вытей (то есть времени для еды) традиционно насчитывалось шесть: завтрак в 7 утра, полдник в 11 часов, обед в 3 часа дня, паобед (позже его назовут 'чай') в 17-18 часов, ужин в 8-9 часу вечера и паужин в 23 часа. От последнего в 20 веке остался только кефир перед сном в некоторых санаториях.

Прием пищи всегда начинался с пирогов и мучного, затем шли блюда из мяса и рыбы (жаркое) и только в конце подавались супы (ушное). Разделения блюд на главные и промежуточные каши (антре и антроме) еще не было заимствовано из Франции, хотя многие другие новинки уже успешно применялись в последние годы: двузубые вилки, столовые ножи с пока еще не затупленными кончиками, соусы (которыми называли не только приправы, но и сами блюда тушенные с приправой), пряности (которые называли пока приправами), зелень (в русской кулинарии до этого употреблялись только капуста, крапива и огурцы), кетчуп (как ни удивительно, новомодный английский кетчуп привезенный из Китая означал рыбный соус с плодами и не содержал томатов вообще).

Перемен блюд было много и мой полдник мог легко растянуться до полуночи. Блюда приносили и уносили, а я уже отдыхал за зеленым китайским чаем. Его завезли в Россию лет восемьдесят назад, но только сейчас он стал по-настоящему популярным, вытесняя традиционные русские травяные чаи. Народ дивился на диковинный самовар, который преподнес в дар купец Исаев. Я с небрежным видом подставлял кружку под краник — проводил рекламную акцию нового изобретения. Сам купец сидел за столом неподалеку и в знак царской милости я велел поднести ему здоровую кабанью голову.

С одной стороны от меня сидела сестра, которой я рассказывал свои приключения в походе. С другой стороны молчаливая моя нареченная невеста Мария Меншикова. За нею — старый генерал-адмирал Апраксин. Зная его любовь к застольям и кулинарии, предложил организовать первый в мире ресторан.

— Главное — создать атмосферу изысканности и комфорта для тех кто приходит. Столы не больше чем на четыре персоны, белые чистые скатерти, столовые приборы уже лежат аккуратно на столе, роскошный интерьер, внимательные слуги, искусные музыканты, изысканные блюда только французской кухни.

— Почему только французской? — Эта ресторация должна стать законодателем моды на французскую кулинарию. Будут приезжать повара, интересоваться новинками. Кто захочет узнать блюда итальянской кухни или например английской — пойдет в другой ресторан.

Идея Федора Матвеевича заинтересовала и он обещал прислать мне повара-француза и управляющего, которым я объясню как все организовать. Особенно польстила Апраксину мысль, что ресторация будет под особым императорским покровительством. Место выбрали на Невской першпективе, а название — 'Париж'.

Сидевшие тут же вельможи заинтересованно слушали наш разговор. Услышав, что будут ресторации не только французской кухни, но и английской, итальянской, турецкой, американской и китайской кухни попытались расхватить проекты под себя. Даже некоторая свара началась пока я не объявил, что право на открытие остальных рестораций будет предоставлено мною только после того как заработает 'Париж'. Надеюсь, мы сможем на сорок лет опередить господина Буланже и прочих французских рестораторов.

Несмотря на раннюю пору многие уже наливались хлебным вином (так в это время назвали водку) и прочим спиртным. В эти времена считалось невежливым не напиться допьяна в гостях, правда и пьянеть нужно было наравне со всеми, что было российским вкладом в священную культуру пития спиртного. Слава Богу, как царь и мальчик, я был избавлен от необходимости поддерживать эту традицию. Запрещать не стану, чревато большими проблемами, но постараюсь привить обществу моду на здоровый образ жизни. Уфф... обилие жратвы тоже проблема для здоровья! Пообещав себе сдерживать свои аппетиты я ушел в свой кабинет.

Со мной последовал камергер Карл Густав Левенвольде. Брат одного из фаворитов Екатерины I, он недавно стал третьим моим 'воспитателем'. Подозреваю, Остерман предупредил его о некоторой моей необычности, так что с самого начала наши отношения походили скорее на отношения начальника и преданного подчиненного, чем учителя и ученика. Мне это было только на руку и еще во время похода я попросил Левенвольда взять на себя обязанности моего секретаря.

Невозмутимо выслушав моё предложение Апраксину, Карл Густав предупредил меня о длинном списке лиц, желающих получить у меня аудиенцию.

Первыми меня посетили делегаты от Петербургского цеха каменщиков: несколько алдерменов (старост). Необходимость существования цехов в России для меня была под вопросом. Ремесленники в большинстве случаев не были обязаны вступать в них. К тому же в деревнях работали миллионы кустарей. Мануфактуры тоже успешно развивались, а налоги собирались без участия цехов. Единственное назначение цехов, по сути — общественное объединение, которого не хватало ремесленникам в городе по сравнению с деревенской общиной. Что-то вроде профсоюза для коллективной защиты индивидуальных интересов, что неплохо до тех пор, пока они не лезут в управление государством. К сожалению, курирующий цеха Главный Магистрат был недавно ликвидирован по соображениям экономии. Нужно передать мануфактур-коллегии функцию апелляции на действия городских властей хотя бы для цехов. Численность цехов в Москве составляла полторы сотни, в Петербурге поменьше, но зато иностранные мастера создали несколько своих параллельных 'цунфтов': кузнецов, гончаров, портных, сапожников и серебряников. Всего мастеров, подмастерьев и учеников в Петербурге насчитывалось несколько тысяч. Половина из них в цеха не входили.

Что касается конкретно каменщиков, их сегодняшний визит напомнил мне, что десять лет назад несколько лож масонов (каменщиков) Лондона объединились в Великую ложу Премьер. Сейчас у масонов период экспансии и уже через четыре года ожидается выделение Великой ложи в России. Правда, русские масоны упорно утверждали, что первым масоном был Петр I. Я пока не знал, как относиться к неподконтрольной императору общественной организации. Скорее всего, придется запретить, как это в конце концов сделала Екатерина II. Дело в том, что масштабные социальные изменения вроде отмены крепостного права или уравнивания прав сословий неизбежно вызовут появление недовольных. Ответы на свои непростые вопросы молодежь с горящими глазами начнет искать в легальных или полуподпольных организациях, вроде масонов. Здесь ответов они не найдут, но встретят единомышленников и создадут уже свои подпольные радикальные общества. Первой целью таких подпольщиков станет уничтожение меня, как инициатора преобразований. Оно мне надо? Смерти я не боюсь, но и облегчать жизнь своим врагам не стану, даже во имя Гласности и Свободы. По крайней мере, до тех пор, пока не появится уверенность, что получивший свободу народ не устроит кровавую революцию.

Делегаты торжественно вручили шкатулку с 9000 червонцев. Поспрашивал о проблемах доставки камня, производства кирпича, мощении улиц и набережных. Пообещал расширение каменного строительства в пределах центральных частей города. Червонцы хотел поначалу отослать в подарок сестре, но потом припомнил исторический факт размолвки с Меншиковым из-за них. Ссора с Светлейшим князем мне сейчас была ни к чему и деньги я отправил в казну.

Следующим посетителем оказался Президент Академии Наук и Художеств. Блюментрост отчитался о начале опыта по прививке коровьей оспы. Мальчик, которому сделали прививку, прошел успешно пик болезни, которая оказалась значительно слабее, чем настоящая Черная оспа и инкубационный период с момента заражения до появления симптомов занял не одну неделю а две. Если обострения не произойдет, то через две-три недели попробует заразить мальчика настоящей оспой. Заодно привил вакцину еще парочке детишек и рассчитывает на успешное повторение опыта. Я внутренне содрогнулся от осознания того, что этот милейший человек проводит свои опыты над детьми, но в эти времена к детям относились иначе, не так трепетно как через пару сотен лет. Известен случай перевозки вакцины через океан в Америку, когда во время пути оспу прививали последовательно от одного ребенка к другому, так как способа хранения вакцины тогда не знали. Это позже стали для этой цели использовать телят, а еще позже научились вакцину выделять из гноя пустулы и хранить в растворе глицерина. Лейб-медик восхищенно говорил о великом открытии в медицине, а я попросил не упоминать о моей роли в этом деле.

В отличии от лейб-медика я понимал, что изобретение вакцины только первый шаг к избавлению от черной оспы. На очереди было внедрение обязательной методов асептики и антисептики у всех врачей, изоляции больных инфекционными заболеваниями, введения санитарных мер в городском хозяйстве, особенно в обработке питьевой воды и очистке сточных вод. Всё это требовало огромных средств и усилий, но всё же у меня появилась надежда на улучшение медицины при моей жизни. Пока же я не готов даже издать указ о необходимости хирургам кипятить инструменты перед использованием и тщательно мыть руки. Не сейчас. Чуть позже, когда Меншиков будет устранен и альтернативы мальчику-императору с непонятными знаниями у России не будет. Пока же в моем растущем архиве ждут своего часа интересные папочки: 'Хирургический гошпиталь' (с основами асептики, антисептики и дезинфекции), 'Эпидемологический надзор' (с контролем питьевой воды и очистными сооружениями в городах, с жесткими законами изоляции инфицированных независимо от титула), 'Родильные дома', 'Микробиология', 'Медицинские карты и сбор медицинской статистики'. Немалых усилий мне стоило не вручить их Блюментросту прямо сейчас. Ну, допустим, я смогу уговорить Лаврентия Львовича скрыть источник появления этих бумаг. Однако в кабинете сейчас тихо стоял и Карл Левенвольде, который уже поднял брови, осознав масштабность открытия вакцинации и мою причастность к этому достижению. Что он предпримет? Кому расскажет? Какие новые слухи поползут обо мне?

Поэтому я довольно улыбался, хвалил лейб-медика за открытие и просил ещё раз не упоминать моё имя. Когда Блюментрост удалился, камергер Левенвольд решил уточнить причину моей скромности.

— Знаешь, Карл, каждый раз, когда меня спрашивают, как я мог предвидеть смерть бискупа любекского — я на знаю, что ответить. Но если в первый раз народ списывает моё предвиденье на чудачество, то повторение чего-то подобного заставляет задуматься. Там в приемной я видел Батищева. Полагаю, он как и Блюментрост пришел поделиться открытием, которое я помог ему сделать. Если пойдут слухи, что я причастен к таким мудреным вещам — я не могу предсказать, чем это обернется. Возможно бунтом или моей гибелью.

— Это немыслимо, Ваше императорское величество, но я понимаю ваши опасения!

— Я рад, что ты понял. Поэтому прошу тебя напоминать всем, кого я прошу сохранить моё инкогнито, о крайней серьёзности моей просьбы.

Следующий посетитель, Яков Батищев принес бутылку с некой жидкостью и коробку с выпаренным из нее порошком. Насколько я понимаю, это должна была быть каустическая сода или едкий натр. Однако, узнав что вместо редкой импортной соды он использовал поташ, крупнейшим экспортером которого была Россия, решил что Батищев открыл едкое кали или каустический поташ, который тоже можно использовать для выварки древесины пока не найдем способ удешевить соду по сравнению с поташем. Пока что соду добывают из воды некоторых озер и источников или золы определенных водорослей. В России ближайшее содовое озеро Петухово находится в Кулундинской степи к западу от Барнаула. Пока ещё организуешь добычу, переработку и доставку его в Петербург! По счастью, существуют методы искусственного получения соды. Первый такой метод открыл бы лет через шестьдесят француз Леблон. Способ этот французы полвека хранили в секрете, чем повлияли на особенности французской кулинарии. Если другие страны (например Австрия) использовали преимущественно дрожжевые тестоподъемные средства (знаменитая венская выпечка!), то французы с помощью пищевой соды изобрели особые бисквиты, сухие и слоеные печенья. Думаю, российские пекари справятся с этим не хуже.

Способ Леблона состоит из нескольких стадий. Сначала на поваренную соль воздействуют концентрированной серной кислотой и получают глауберову соль (сульфат натрия). Затем смесь глауберовой соли, известняка и угля сплавляют при высокой температуре, а после охлаждения сода вымывается водой. Далее сода кристаллизуется для очистки и снова нагревается докрасна (кальцинация) для избавления от связанных молекул воды. Серная кислота достаточно дорогой продукт в этом времени, но по счастью в той же кулундинской степи есть еще пара озер с месторождениями мирабилита, состоящим из глауберовой соли. Так что если в озере Петухово не хватит соды, то в соседних Кулундинских озерах найдется сырье для производства соды и опять же бумаги.

Разглядывая и щупая полученный Батищевым невзрачный лист серой и рыхлой бумаги, я слушал подробности организации выварки целлюлозы. Похоже, что Батищев использовал вариант содового процесса. Посоветовал ему добавлять в раствор серу или глауберову соль, которые должны улучшить варку. В итоге, я надеюсь, это будет уже более эффективный сульфатный процесс. И как не хватает мне нормальной химической лаборатории и толкового химика! В России исторически не прижились алхимики — предшественники химиков, а приезжих специалистов пока были единицы. Возглавлявший поначалу кафедру химии Академии М.Бюргер умудрился в прошлом году разбиться насмерть, выпав из коляски! С тех пор место профессора химии вакантно, хотя вроде должен уже появиться в Петербурге молодой Иоганн Гмелин. Он, правда, больше натуралист и путешественник, но я могу попробовать убедить его заняться не только сортировкой минералов в коллекции Кунсткамеры, но и химическими экспериментами. Сведу его с Батищевым, пробирерами из Берг-коллегии и Монетной канцелярии. Возможно, кто-то из них станет основателем научной химической школы. Жаль Ломоносову еще только шестнадцать лет и он только через три года доберется до Москвы!

По словам Батищева, переманить кого-то из ремесленников-бумажников к себе ему не удалось. Придется задействовать административный ресурс. Внимательно слушавший нас Левенвольде пообещал решить вопрос. Скорее всего, кому-то из мастеров придется в срочном порядке переселиться в Охту под конвоем гвардейцев.

Объяснил Батищеву способ выварки целлюлозы в закрытых котлах под давлением, что являлось серьезным новшеством в производстве. Железные котлы вообще недешевы, да к тому же есть еще опасность, что их может разорвать паром. Предложил Батищеву сделать простой предохранительный клапан с помощью придавленной определенным весом крышки. Тонкости с восстановлением из отработанного раствора каустической соды я не знал. Надеюсь, в дальнейшем химики сами разберутся с этой проблемой, как и с улавливанием выпаренного скипидара. Задачу выбеливания бумаги тоже решил пока не ставить. Пусть для начала добьется рентабельности с тем, что есть. В конце разговора встал вопрос о финансировании и пришлось послать гонца за деньгами каменщиков. До казны они еще не добрались, а значит, я смог сразу выделить деньги на награду Батищеву и на продолжение экспериментов и организацию производства. Пятьсот рублей велел отослать уже ушедшему Блюментросту.

После ухода Батищева я ловил на себе любопытные взгляды Левенвольда, но отвечать на рвущиеся ему на язык вопросы не собирался. Похоже ему, как и Остерману, хватило ума держать свои вопросы при себе после моего недавнего заявления.

Следующим посетителем оказался Илья Исаев. Беседуя с ним, я пытался понять, насколько приблизился к реализации своего плана стимулирования экспорта. Пункт первый — ноу-хау в виде самовара был успешно выполнен. Ремесленники по заказу купца уже изготовили несколько штук из жести, латуни, томпака (смесь меди и олова), польского серебра (желтая медь и никель), британского металла (аржантин, смесь меди, цинка и никеля). Себестоимость пока высокая, но скоро на Урале должны наладить выпуск латуни — самого удобного материала для самоваров. Сегодня утром я уже провел презентацию самовара, начав рекламную компанию по их продаже.

Пункт второй плана о массовом производстве пока даже не начал решаться. В данном случае, купцу требовался крупный заказ с предоплатой, чтобы немного снизить издержки. Производство пока имело смысл сохранить в Петербурге. Перенос его в Центральную Россию будем проводить по мере увеличения продаж. Но я попросил Исаева сразу подготовить список ремесленников, которые получат лицензию на производство самоваров. Ему это сделать легче других, как вице-президент ликвидированного недавно Главного Магистрата он курировал всю статистику ремесленного производства в России. Что касается механизации производства — до этого было еще далеко. Но то, что спрос со временем будет на тысячи штук в год — я был уверен. По крайней мере, в конце 19 века в России ежегодно производилось 150 тысяч самоваров.

Пункт третий о транспортировке из мест производства в Петербург на экспорт решался организацией производства в самом Петербурге.

Пункт четвертый. Банка у нас пока нет даже центрального и организовать его получится нескоро. Таможенные пошлины для самоваров поставим минимальные — надо будет поговорить об этом с Фиком из коммерц-коллегии. Привилегию на продажу дадим на пять лет Исаеву, лицензии на производство пусть сам выдает. Так как заказ на самовары я не видел смысла делать, то решил оформить Исаеву кредит. Договорились о двухгодичном сроке, минимальном проценте и сумме в две тысячи рублей. Не откладывая дела в долгий ящик, я набросал договор и купец подписал. Свой экземпляр отложил в стол и выдал купцу деньги. Порекомендовал купцу войти в долю с Остерманом, который руководил почтовой службой. Дело в том, что основной спрос на самовары будет на почтовых станциях, где долгое ожидание легче скрасить за чашкой чая. Полагаю, первый подписанный мною кредитный договор нужно будет передать в фонд будущего инвестиционного банка, который назовем Промышленным или Купеческим.

Морская транспортировка на своих судах потребует от Исаева договариваться с кем-то из купцов, если у него нет своих кораблей. Что? Есть своя шхуна? Замечательно! Тогда ей придется быть пошустрее, чтобы успевать вовремя развозить товар по всем нашим торговым представительствам. Здесь опять придется подключить Фика. Ему подчиняются наши торговые консулы в десяти городах Европы: Амстердаме, Венеции, Гамбурге, Париже, Бреславле, Антверпене, Вене, Нюрнберге, Бордо и Кадиксе. Это маловато для моих планов, но можно начать и с этого списка. Так что придется Исаеву искать десяток приказчиков и отправлять их в эти города в помощь консулам. А чтобы сократить издержки на их содержание — будем расширять ассортимент.

Во-первых чай. Товар уже неплохо раскрученный, известный в Европе. Задача Исаева — договориться с кем-то из наших купцов, везущих чай из Китая. Впервые чай в Европе появился в 1610 году, когда голландцы привезли его из Юго-Восточной Азии, но широкое распространение чая началось полвека назад, в основном в Англии и частично в Голландии. В других странах доминировал ввоз кофе. Ввоз чая монополизировали Ост-Индские компании, количество было ограничено, но неуклонно росло. Завоевать этот рынок будет непросто, но возможности есть. Особенно пока Китай ограничивает всю внешнюю торговлю только в одном Кантоне, а чай в Индии, на Цейлоне или Яве еще не начали выращивать. Да и Суэцкого канала пока нет, так что сухопутный путь хоть и дольше, не критично отличается по издержкам от морского пути. Жаль, по Амуру пока нет возможности пускать суда — китайцы не дают.

В Россию чай из Китая привез посол Василий Старков в 1638 году. Он сразу вошел в моду среди знати, а в конце прошлого века появился и в московских лавках, начав постепенное вытеснение русских травяных чаев. Вообще же в ближайшие годы появятся замечательные возможности для нашей торговли с Китаем. Наш посол в империи Цин Савва Рагузинский через пару месяцев подпишет Буринский договор, уточняющий положения старого Нерчинского договора по границе с Китаем. А ещё чуть позже, в октябре Рагузинский заключит очень выгодный Кяхтинский договор с возможностью беспошлинной пограничной торговли в Кяхте. В июне следующего года в Кяхте нам передадут утвержденный договор и можно разворачивать обширную торговлю с Китаем.

В общих словах я рассказал об этом Исаеву и посоветовал готовиться к разворачиванию масштабной торговли чаем в России. Суть её состояла в том, что в Кяхте будет производиться натуральный обмен китайского чая на русские товары, в основном сукно и кожи. Дальше нужно будет провести караваны с чаем до Ирбитской ярмарки на Урале, где в январе можно будет чай продать и закупить товары для повторного обмена. Так что есть смысл везти товары в Кяхту уже сейчас, чтобы к следующей ярмарке обернуть средства. Вот такую инсайдерскую информацию я и слил Исаеву. Не уверен, правда, будут ли готовы китайцы к торговле в Кяхте уже в следующем году, но если гарантировать риски, то через пару лет поток чая может пойти в больших объемах. К сожалению, средств на такие гарантии у меня нет. Нужно будет пообщаться с купцами и чиновниками. Дело нужное! Оживит Сибирский тракт, добавит весомую прибавку таможенных поступлений. Как я помню, в 19 веке четверть таможенных поступлений в стране шла от торговли чаем. Проецируя на сегодняшний день — полмиллиона рублей в бюджет!

Есть и другие способы оживить торговлю с Китаем. Например, разрешить вывоз золота, снять государственную монополию на торговлю мехом и убрать внутренние таможни. Все это я, возможно, сделаю, но вначале укреплю власть и найду дополнительные источники поступления денег в казну, чтобы компенсировать выпадающие доходы.

Не стал нагружать Исаева обсуждением организации продажи сахара и производства его в России. Только через двадцать лет немец Маркграф откроет высокое содержание сахара в свекле, но первый сахарный завод заработает в 1801 году в Шлезвиге. Это если я не организую то же самое раньше. Вот и ещё одна задачка для химиков, которых у меня пока нет!

Глава 8

На ужин в Посольский дворец прибыли обе цесаревны, сестра Наталья и Остерман с Долгоруким. Плюс ещё две дочери и сын Меншикова, его жена и сестра Варвара Арсеньева. Сам он почувствовал себя совсем плохо и лежал в постели в своей половине дворца. Перед тем как идти в столовую, я завернул к сестре и подарил ей две тысячи рублей из тех, что у меня остались. Несмотря на внушительный бюджет её двора, самой ей карманных денег доставалось немного. Было очень приятно видеть искреннюю радость в глазах Натали. Хотя внутренний насмешливый голос иронично упомянул, что в альтернативной ветви истории я не был таким скупердяем и отдал сестре все 9000 рублей, полученных от каменщиков.

Вообще за последние полтора месяца наши взаимоотношения с сестрой сильно изменились. Год разницы в возрасте раньше накладывал на неё ответственность за меня. Там где я поступал как глупый мальчишка, она притормаживала мой упрямый нрав. Сейчас такой внутренний тормоз появился внутри меня самого и наши роли поменялись, к сестренке я стал относиться по-взрослому снисходительно. А она соответственно стала чаще вести себя по-детски непосредственно. Вот и сейчас мечтательно подняла глаза, фантазируя, на что потратит эти деньги. На драгоценности? На новые французские платья и духи?

Так вместе, держась за руки, мы и отправились в столовую. За ужином вели ничего не значащие разговоры. В основном Левенвольд и Остерман рассказывали забавные истории, случившиеся за время недавнего похода к Выборгу.

После ужина цесаревна Анна, переглянувшись с сестрой, предложила мне пройтись по вечернему парку вдвоем.

— Петя. Лесток мне рассказал о новом твоем предчувствии, — начала Аня, как только придворные отстали от нас на необходимую для конфиденциальной беседы дистанцию.— Ты как-то увидел, что я непраздная тогда, когда я и сама об этом не знала. Говорят, некоторые повитухи так умеют, но откуда это умение у тебя?

— Я не увидел. Просто я знаю, что в феврале у тебя родится мальчик, отсчитал девять месяцев и завел этот разговор с лейб-медиком в день, когда ты уже должна была быть в положении.

Аня немного покраснела и развернула веер, махнув пару раз себе на лицо. Девушка был очень хороша собой. Беременность еще не отразилась на её внешности, но мне казалось, что в глазах у нее появился мягкий теплый свет, движения стали более плавные и уверенные. Я искоса любовался её точеной фигуркой, тонкой шеей, причудливой прической. Неожиданно на лице у нее появился гнев.

— Почему ты так сделал, Петя? Почему не сказал раньше?

— Не знаю. Как-то много всего навалилось и я хотел проверить, правдивы ли мои предчувствия.

— Но если бы я знала, что могу умереть от родов, то могла бы помешать зачатию и родила бы ребенка когда-нибудь потом. А ты не доверился мне и теперь вот ты уверен, что я умру.

— Прости, Аня. Я как-то не подумал, что не родив ребенка ты бы не умерла.

— Ты не подумал? Не подумал, что я обречена умереть? — возмутилась цесаревна.

— Прости ещё раз, но от этого зависит ещё одна жизнь.

-Чья?

-Твоего сына. Он ещё не родился, но у меня есть предчувствие, что это будет хороший добрый мальчик, любящий играть на скрипке и в солдатики. Возможно, он даже станет императором. Возможно, это твой единственный шанс матерью. То, что ты от меня требуешь — это все равно, что убить нерожденного ребенка. Это смертный грех!

Аня даже замерла, удивленная таким оборотом мысли. Можно ли убить того, кто еще не родился?

— Но как же я ? Как же моя жизнь? Если твое предчувствие тебя не обманывает — скоро я умру?

— Не знаю, Аня. То, что я предчувствую, можно изменить. Так было с Карл Августом и я надеюсь, так будет и с тобой.

Девушка с надеждой взглянула на меня. Не так давно она относилась ко мне как старшая сестра или даже как мать, которую я утратил при рождении. Императрица и её дочери приняли меня в свою семью ещё тогда, когда у меня не было никаких прав на престол. Они — моя семья и это не изменишь.

Аня взяла меня за руку, почувствовав мои колебания.

— Петя, ты мне очень дорог, ты мне как младший брат. Ты можешь мне доверять. Расскажи, что с тобой случилось? Какие ещё у тебя предчувствия?

Я вздохнул.

— В тот день, когда умерла твоя мама, я проснулся с этими предчувствиями и знаниями. Так много всего сразу узнал, что иногда ощущаю себя стариком. Не знаю, Бог или Дьявол это сделал, но я молюсь не принести вреда тебе, Лизе, Наташе, всем кого я знаю и не знаю.

— Этот дар не может быть от нечистого. Ты добрый мальчик, Петя, и я верю, что ты останешься добрым христианином и Государем.

— Это трудно, Аня. Любого правителя всегда есть за что осудить, даже если он не делает ничего. А если он необычен, как твой отец, то его могут назвать Антихристом и желать всяческого зла. Я же еще мальчик. С этим грузом знаний пытаюсь что-то изменить к лучшему и каждый день ожидаю, что кто-нибудь решится свернуть мне шею.

— Не может быть такого, ты царь, твоя жизнь священна!

— Может, Аня. Заговор придворных, бунт гвардейцев, происки иностранных шпионов — все это может меня убить.

— Ты боишься?

— Боюсь. Боюсь не закончить то, что мне кажется, я должен сделать. Боюсь не успеть. Поэтому если что-то со мной случиться, найди и прочти внимательно мои бумаги. Остерман или Левенвольд передадут их тебе. А пока держись в стороне от этого, наслаждайся свободой от этих предчувствий.

— Хорошо. Но знай, я буду молится, чтобы ты жил долго и вырастил собственных детей, которые наследуют трон после тебя!

Я пожал плечами.

— Как у меня есть предчувствия, что ты умрешь от родильной горячки зимой, так есть и у меня предчувствие, что я умру от оспы через два года после тебя. Аня взволнованно замахала веером.

— Ты говорил, что есть возможность избежать моей и твоей смерти.

— От оспы есть средство. Блюментрост работает над этим. А вот от родильной горячки простого рецепта нет. Есть некие правила, которые помогут тебе выжить. Их в двух словах не расскажешь — я лучше напишу тебе письмо.

— Это лекарство какое-то?

— Нет к сожалению. Но есть способы увеличить шанс не заболеть родильной горячкой вообще. В основном обеспечив чистоту белья, постели, рук повитухи. Я вообще хочу создать особый родильный дом здесь, в Петербурге, где будут соблюдаться все эти правила. Если все сделать как надо — детишки будут в нем умирать гораздо реже, как и роженицы.

Аня заинтересовалась моей идеей. Спросила почему я не организовал роддом раньше и пообещала заняться этим сама прямо сегодня. Письмо ещё не готово? Тогда завтра. Похоже, мой план пришелся ей по сердцу и она решила успеть все сделать до своего отъезда. Получив от меня обещание подготовить устав нового родильного гошпиталя пошла искать Блюментроста, не откладывая дела в долгий ящик. Я едва успел взять с неё обещание, что о бумагах, которые я пишу, никто не будет знать кроме неё — ни Лиза, ни Шепелева, ни Карл Август. Была надежда, что Аня сохранит это в тайне. В отличии от Елизаветы, она всегда отличалась выдержанным характером.

Мы присоединились к компании придворных. Затрещали и задымили фейерверки. Окружающие и я сам восторженно кричали, любуясь на очередные творения фейерверкера генерала Корчмина. Очень интересный для меня человек, но сейчас моя голова была занята размышлением, правильно ли я поступил, рассказав Ане немного больше, чем необходимо? Не была ли это моя минутная слабость — жажда снять с себя груз одиночества и ответственности. Зачем я здесь? Что от меня хотят эти неведомые силы, которые соединили нас, императора Петра Алексеевича и историка из будущего Игоря Семенова. У меня была некоторая надежда, что эти могучие силы умеют отслеживать будущее и не допустят моей преждевременной гибели. Но может быть, все что надо было — я уже совершил? Раздавил ту самую бабочку Бредбери и сдвинул лавину событий так, как нужно было им? Или вот спас Карла Августа от оспы — как раз задача по силам не любому попаданцу, а только такому как я, со специфическими знаниями об истории этой эпохи. Даже не все историки помнят об этом персонаже, а Игорь Семенов вот помнит! Всё же хочется надеяться, что мне позволено сделать более значимые изменения в истории. Поэтому буду делать, что могу и надеяться, что никто меня не остановит! Если же мне суждено умереть — историю могут изменить мои записи, в которых я записываю все, что может помочь моим приемникам на троне. Пока что официальной наследницей моей является Анна Петровна. Значит, пусть будет в курсе существования этих бумаг и того, кто за них отвечает в случае моей смерти. Надо бы разъяснить моим воспитателям, Остерману или Левенвольду, кому эти бумаги передать. Третьему своему наставнику, Долгорукому, я не доверяю. Как и Меншиков он мечтает породниться со мной, а на остальное ему наплевать.

Покинув своего подопечного, Карл Густав Левенвольде подошел к барону Остерману. Наблюдая за беседой императора с наследницей престола, Левенвольде поинтересовался у вице-канцлера:

— Как вы думаете, Генрих, о чем они разговаривают?

— Скорее всего, об очередном предсказании Петра Алексеевича.

— Не слышал о таком. Что же в нем?

— Что цесаревна Анна Петровна в феврале будущего года родит мальчика и вскоре умрет от родильной горячки.

— Занятно. Полагаете, так и будет?

— Возможно. Учитывая, что о беременности Анны Петровны в момент предсказания ещё никто не знал, даже она сама.

— Даже так? Мальчик действительно обладает мистической способностью предвидеть будущее?

— Полагаю, да. Помимо всех прочих удивительных способностей, которыми он обладает.

— И какими же?

— Э нет, Карл! Теперь ваша очередь рассказывать, что удивительного и странного произошло с императором, пока меня не было рядом с ним.

Высокий худощавый лифляндец Левенвольде завел руки за спину и пошел по одной из дорожек рядом с коренастым прихрамывающим Остерманом.

— Необычное, говорите? В Сестрорецке он много общался с капитаном Беэром, сыном местного плотинного мастера. Особенно долго — при осмотре паровой машины, которой там откачивают воду. У мальчика, похоже, неплохие технические познания — своими вопросами он явно заставил удивиться капитана. Лично я мало что понял из их разговора — всякие рычаги, клапаны... Понял только, что он поручил Беэру и его отцу усовершенствовать паровую машину, чтобы заменить плотинные водяные колеса.

— Любопытно. Если это достижимо, то создаст возможность для размещения машин в безводной местности. Что же ещё?

— Некоторое время император потратил на осмотр потаенного судна. Что-то вроде лодки, которая может плавать скрытно под водой.

— Я слышал о ней. Петру Великому этот прожект был очень интересен. Но кроме траты казенных средств никакого реального результата не было. Какого же мнения мальчик?

— Трудно сказать. Петру Алексеевичу было явно любопытно залезть в эту деревянную бочку, но в итоге он запретил продолжать дальнейшие эксперименты с нею. Однако и мастера не стал наказывать и даже поручил ему какое-то задание.

— Какое же?

— Не знаю. Меня в тот момент рядом не было, но при мне уже император поручил Вырубову, который там командует, продолжать оказывать мастеру содействие в новом прожекте.

— И вы не пытались узнать, что это за прожект?

— Нет, барон. Я стараюсь не влезать со своим любопытством туда, куда меня не приглашают. Кроме того, Петр Алексеевич достаточно ясно дал понять, что это секретный проект.

— Хорошо. Оставим это Адмиралтейству. Прошу вас, дорогой друг, продолжайте.

— Больше в Сестрорецке ничего необычного не произошло. Ходили по заводу, смотрели, слушали. А вот уже поздно вечером, когда плыли на яхте в Петербург — сделали небольшую остановку у мыса Лисий Нос. Император разглядел там на камнях какие-то обломки и пожелал их осмотреть вместе с генерал-адмиралом. Оказалось, это остатки судна, которое здесь разбилось лет двадцать назад. Как мне сказали, построенное в Архангельске из местной лиственницы. Несмотря на то, что прошло много лет, корпус удивительно хорошо сохранился. Апраксин даже сказал, чем эти обломки выглядят лучше, чем корпуса кораблей значительно более поздней постройки. Предположили с императором даже, что если корабли делать в Архангельске а не в Петербурге, то они будут дешевле и прослужат дольше.

— Очень интересно, Карл. А теперь попытайтесь вспомнить — император решил случайно проявить любопытство или может быть, он специально искал эти обломки?

— Вы правы, Генрих. Я припоминаю, что как только мы подплыли к мысу, император взял подзорную трубу и смотрел на берег до тех пор, пока не увидел обломки. Наверняка он о них знал. Возможно, кто-то ему сказал об этом?

— Возможно. Но давайте продолжим.

— Вчера больше ничего не было. Сегодня утром он как обычно сделал свои упражнения. Я полагаю, для вас это не новость, хотя мне эти движения кажутся немного нелепыми. Но пришлось заняться тем же и вы знаете — какое-то ощущение бодрости я получил в итоге!

— Это он вас еще не заставил обливаться холодной водой!

— Наверное только потому, что для обливания пресной воды на корабле было мало, а от соленой воды на коже и волосах остается неприятный соляной налет.

Оба придворных посмеялись. Перешли на обсуждение событий прошедшего дня. Припомнили идею ресторации, подкинутой императором генерал-адмиралу и причудливый самовар Исаева. Содержание аудиенций у императора Левенвольде отказался передавать.

— Прошу вас, Генрих, не настаивайте! Я дорожу доверием императора и считаю неправильным рассказывать кому-то, даже вам, о его приватных разговорах.

— Понимаю вас, Карл, и всецело одобряю! Но вы рассказали достаточно, чтобы сделать определенные выводы о том, что император не просто предвидит некоторые события, но и обладает необычными знаниями.

— Да. Несомненно. Откуда только?

— Полагаю, эти знания такого же мистического свойства, как и его предчувствия.

— Похоже что так, но должен сказать, Петр Алексеевич с недавних пор приобрел не только знания о необычных вещах и будущих событиях.

— Что же ещё?

— Такое ощущение, что он сильно повзрослел. И это не просто чувство ответственности, которое у мальчика появилось, как только он стал императором. У него появилась также некая житейская мудрость, которую можно накопить только с годами. Сдержанность, проницательность, мудрость даже.

— Хм... а ведь действительно! Мальчик повзрослел слишком быстро! Вы очень наблюдательны, Карл!

— Благодарю вас, Генрих, но вы мне льстите. Просто я не видел императора с весны и изменения в его характере слишком разительны для меня, а у вас он всегда перед глазами. Собеседники прервали разговор, заглушенный залпами и свистом фейерверка. Когда огни погасли и дым рассеялся, они отыскали глазами своего подопечного. Юный император, окруженный придворными, беседовал с фейерверкером, генералом Корчминым.

— Пойдемте, Карл. Возможно Петр Алексеевич ещё удивит нас сегодня!

Подойдя ближе, они увидели, как Корчмин объясняет мальчику устройство ракеты. Император внимательно слушал, но ничего особенного не говорил. Остерман, не прекращая цепко следить за окружающими, про себя анализировал полученные сведения. Его не оставляла мысль, что мистические способности юного императора могут вызвать проблемы среди верующего в нечистую силу населения. Найдутся недоброжелатели и начнут распространять слухи об одержимости императора бесами. Давно ли Антихристом называли его деда? Правда, это не помешало Петру Великому много лет успешно править страной. Смутьянов же отлавливали и отправляли в Преображенский приказ, а позднее в Тайную канцелярию. Сейчас время более спокойное, Тайная канцелярия в Петербурге прекратила свою работу. И пока не было надобности в её возрождении. Но всё может измениться. Бывший руководитель петербургской Тайной канцелярии Ушаков сейчас вроде как не у дел, но умения его и опыт могут понадобиться в любой день. Пожалуй, стоит приблизить его к себе осторожно, чтобы об этом знали только они двое. Поручить своему тезке Андрею Ивановичу Ушакову какое-нибудь дело. Например, приглядывать за действиями святош. Император дружит с Феофаном Прокоповичем, но есть и другие церковные деятели и просто всякие сумасшедшие юродивые. Нужно дыбой и кнутом заставить народ думать об императоре только как об осененном божественной благодатью Государе, а речи о вселившемся дьяволе и одержимости внука Петра I выдирать вместе с языком!

Сухощавый немолодой гвардии майор Василий Дмитриевич Корчмин не выпускал трубку из рук или зубов. Не знаю, от чего он умрет через пару лет, наверное от рака легких, с таким пристрастием к курению. Про этого человека ходило много легенд. Изобретатель, инженер, шпион, военачальник, предприниматель — везде он добивался успеха. Даже остров, на котором мы сейчас находились, по некоторым мифам до недавнего времени назывался в его честь — Васильевским. В начале основания города он командовал артиллерийской батареей на Стрелке острова. Начали разговор с ракет. Корчмин с удовольствием объяснял устройство ракет фейерверка и как достигаются все эти разнообразные эффекты пиротехники. Ему принадлежит изобретение сигнальной ракеты, которая еще пару веков будет стоять на вооружении русской армии. Были у него проекты боевых ракет, в том числе зажигательных для флота. Я прикидывал, возможно ли в качестве боевой начинки таких ракет сделать напалм, который по сути есть бензин, сгущенный до гелеобразного состояния. Правда, как достичь этой гелеобразности? Я знал только о смеси бензина и каучука, который предстояло еще открыть в бассейне Амазонки и много лет выращивать деревья где-то в тропиках. Может быть, до этого наши химики придумают замену. Если же в обычный напалм добавить щелочный металл вроде недавно открытого Батищевым едкого натра, то по идее должен получиться супернапалм, который воспламеняется сам от удара и не гасится водой. Надо бы попросить Батищева поэкспериментировать. Или пусть они сделают это вместе с Корчминым? Василий Дмитриевич помимо всего прочего изобрел и внедрил огнеметные трубы.

Однако сегодня мне Корчмин нужен был как строитель. Помимо большого количества крепостей и укреплений, Василий Дмитриевич дюжину лет назад начал строительство Мариинской водной системы. В отличии от уже действующей Вышневолоцкой системы каналов, Мариинская более универсальная: движение судов возможно в оба направления, весь сезон навигации и самое главное — возможно использование пароходов. Правда и стоимость системы в разы больше, но оно того стоит! Пока же я ожидал окончания строительства стокилометрового обходного Ладожского канала через четыре года. Этим занимался Миних с 25тысячной армией строителей. Купец Сердюков понемногу совершенствовал Вышневолоцкую систему, но тут я не вижу смысла вмешиваться.

Попросил Корчмина подготовить доклад о возможности возобновления строительства водного пути через озеро Белое (та самая Мариинская водная система). Нужно понять сколько народу и денег надо в это вбухать и обязательно учесть необходимость строительства обходных каналов вокруг неспокойных вод озер Белое и Онежское. Вряд ли Корчмину придется строить всё это самому, раз скоро он умрет, ну да найдем инженера ему на замену!

Не стал я в этот раз расспрашивать Корчмина об артиллерии, хотя он их крупнейший изобретатель в этом времени, например конной артиллерии или удлиненных гаубиц. Добавить к таким гаубицам коническую камору и получатся знаменитые единороги! Возможно, позже я воспользуюсь авторитетом знаменитого артиллериста, чтобы внедрить это нововведение в войсках. Сейчас же актуальнее была стандартизация калибров, лафетов и прочего в организации артиллерии. Генерал-фельдцейхмейстер Гинтер, я думаю, справится с этим лучше.

Ну и подожду пока он подготовит доклад а потом в приватной обстановке подскажу ему, как владельцу крупнейшей суконной мануфактуры, что на будущий год откроется торговля с Китаем в Кяхте. Пусть его покупатели-купцы везут побольше сукна в Ирбит и дальше и меняют там на чай!

На следующий первую половину дня пришлось провести с теткой Анной Петровной. Еще с вечера я доработал папку 'Родильные дома' и подготовил выписку для цесаревны. Но для начала пошли с нею в Кунсткамеру, где нашелся один из микроскопов Левенгука. Долго его настраивали, но в итоге смогли разглядеть шевелящиеся микроорганизмы.

— Вот в ликвидации или хотя бы сокращении числа этих мельчайших животных на всех поверхностях и даже в пространстве и состоит главная задача в организации любого гошпиталя, в том числе родильного. Справимся с ними и у тебя появится шанс выжить!

Показал ей ватно-марлевую повязку, убедил в необходимости мытья рук с мылом и стрижки ногтей. К сожалению, резиновых перчаток не было пока возможности сделать. Поговорили также о кипячении одежды и постельного белья, инструментов врача-хирурга или акушера. О том, что строение больницы должно быть каменным, с тщательно окрашенными полами и стенами без щелей, в которых скапливается грязь и микроорганизмы. О том, что должен быть приемный покой, в котором будущих рожениц будут полностью мыть под душем и переодевать в чистую больничную одежду. То же самое касается и врачей. Мытьё полов и стен и всех поверхностей осуществлять регулярно прокипяченной водой с мылом. К сожалению, хлорной извести у меня пока не было, но я надеялся что-то придумать в ближайшее время.

Поговорили о том, что будет непросто найти подходящее каменное здание в Петербурге и скорее всего его придется заново отделывать под наши требования. Но Анна была настроена решительно, только жалела, что скоро должна уезжать и не сможет всё проконтролировать. Я постарался её успокоить:

— Ты главное начни, Аня здесь, а потом в Киле. После твоего отъезда я проконтролирую, чтобы все сделали как надо!

Пока мы общались с цесаревной в Кунсткамере, поблизости от нас как обычно находилась небольшая толпа придворных и ученых Академии. Среди них я увидел несколько новых молодых лиц. Попросил представить их мне. Это оказались новый адъюнкт математики швейцарец Леонард Эйлер и ещё не получивший должности немец Иоганн Гмелин. С интересом оглядел обоих, особенно Эйлера. Двадцатилетний выпускник Базельского университета находился в самом начале своей научной карьеры. Один из самых великих ученых всех времен. Благодаря огромному количеству научных трудов стал символом математической науки 18 века. Мне, как гуманитарию достаточно далекому от точной науки, такой человек был очень нужен. Однако я старался сдерживать свои эмоции — излишнее внимание императора может больше повредить ученому. Интересующие меня вопросы решил озвучить в присутствии его прямого начальника, профессора математики Кристиана Гольдбаха.

— Кристиан, как продвигается написание учебника математики?

— Я интенсивно работаю над ним, Ваше императорское величество.

— Хорошо. Господин Эйлер я рассчитываю, что вы тоже приложите усилия для подготовки такого учебника.

Ученый наклонил увенчанную париком голову в знак согласия.

— Попутно мне бы хотелось, чтобы вы помогали в решении практических задач. Вот, например этот микроскоп. Сделан голландцем Левенгуком. Я хотел бы, чтобы мастера Академии смогли делать сами такие же или даже лучшего качества. Но им нужно помочь в расчетах.

— Простите, Государь, кому бы вы хотели поручить изготовление самих микроскопов? — поинтересовался Блюментрост.

— Пока не знаю, Лаврентий Лаврентьевич. Возможно, вы подыщите нужного мастера? Но расчеты можно делать уже сейчас. -Тут нет проблем. У нас в мастерских Академии работают бывшие придворные оптики вашего деда, петр Алексеевич. Беляев и его помощники должны справиться! -Отлично. Надо мне будет с ними потолковать.

Озвучил также необходимость помочь отцу и сыну Беэрам из Сестрорецка в конструировании нового типа паровой машины. Правда, не уверен что может предложить математика в конструировании конкретного механизма, но надеялся на светлый ум Эйлера. Может быть, создаст теорию механизмов, сопротивления материалов, теорию горения или еще что-нибудь очень нужное. Насчёт микроскопа я не сомневался. Эйлер один из основателей оптики как науки, так что я просто ускорю процесс. Сложнее было с изготовителями линз, но в Адмиралтействе есть мастер-оптик, изготавливающий подзорные трубы. В микроскопе требуются другие расчеты и более мелкие линзы в окуляре. Придать им нужную кривизну традиционным способом невозможно, а Левенгук свой способ унес с собой в могилу. Но я знаю этот секрет. В 20 веке новосибирские реконструкторы провели опыт с помощью обрезки краешка стеклянной капли. Так что 500кратного увеличения можно добиться. Более сильное увеличение дают только ахроматические линзы. Теорию их создания я попозже подскажу Эйлеру и он их изобретет на полвека раньше, чем сделал это в истории Игоря Семенова. Там весь секрет в использовании комбинации линз из стекла с разным коэффицентом преломления. Микроскопы же мне были очень нужны. Борьбу с эпидемиями без них не осуществишь. Даже родильный дом, созданием которого занялась Аня, не сможет долго придерживаться строгих санитарных правил, если люди не будут иметь возможности сами увидеть возбудителей болезней. Ну и разработку вакцин против чумы, холеры, туберкулеза, кори, проказы, полиомиелита, бешенства и сифилиса тоже лучше не откладывать. Не знаю как, но знаю, что это нужно начинать делать. А первый шаг к этому — создание хороших микроскопов и научной школы микробиологии.

Профессор философии Георг Бильфингер, автор инструкции по моему обучению (которую я с интересом почитал и отложил в папку 'Педагогика' в своем архиве), представил мне молодого немецкого врача Иоганна Гмелина, на днях приехавшего в Россию. Сейчас ему подыскивают место на одной из кафедр и я предложил ему поработать на кафедре химии.

— К сожалению, эта кафедра у нас пока пустует, а надобность в химиках большая. Раз вы приехали с коллекцией окаменелостей — займитесь описанием всех минералов, которые здесь собраны. Но мне также интересно описание всех возможных химических опытов, которые известны науке. Одному такие задачи не решить, попробуйте поговорить с пробирерами Берг-коллегии и монетной канцелярии. Лаврентий Лаврентьевич, Академия сможет организовать взаимодействие с ними? Блюментросту не оставалось ничего другого кроме как поклониться в согласии. Идея дать звание адъюнкта химии какому-нибудь пробиреру из Берг-коллегии казалась мне удачной. Поможет привязать иностранцев-академиков к нуждам мануфактур и правительственных учреждений.

Я еще достаточно долго сегодня пробыл в окружении ученых. В основном выслушивал, где-то сам что-то рекомендовал или просто спрашивал. Своими знаниями старался не злоупотреблять — итак уже слухи обо мне ходят один причудливее другого. А время для меня наступает критически важное. Меншиков серьезно слег по болезни, и месяц будет вне игры. Нужно воспользоваться моментом и замкнуть на себя принятие всех важных решений по управлению государством и армией.

Задумался, кто сменит Меншикова на посту Президента военной коллегии. Это может быть только фельдмаршал или генерал-аншеф, которого можно повысить до фельдмаршала, то есть военные чины первого и второго класса. Таких в стране помимо Меншикова я насчитал еще тринадцать человек. Фельдмаршал Яков Брюс находился в отставке по старости. Можно бы вытащить его снова на службу — военачальник и организатор он хороший и помирать не собирается. Двое генералов, Девиер и Бутурлин, лишены чинов и сосланы Меншиковым. Их я планирую еще использовать, но позже. Фельдмаршала Сапегу я наметил выслать из страны. Надеюсь, Меншиков успел уже расстроить брак его сына с Скавронской. Пять генералов сейчас далеко от Петербурга: Михаил Голицын старший, Ягужинский и Иван Трубецкой на Украине, Василий Владимирович Долгоруков на Кавказе, Бон губернатором в Риге. В столице присутствуют начальник артиллерии Гинтер, 'начальник снабжения' Чернышев, строитель Ладожского канала Миних и недавно повышенный в генерал-аншефы Матюшкин. Трубецкой и Бон не обладают серьезным реальным боевым опытом, Гинтер и Чернышев хороши на своих местах. Остаются пятеро: Голицын, Ягужинский, Долгоруков, Миних и Матюшкин. Все пятеро завязаны на разные придворные группировки: Матюшкин на Меншикова, Миних на Остермана, Голицын естественно на старшего брата Дмитрия, Ягужинский зять Головкина, а Василий Долгоруков одной фамилии с моим воспитателем Алексеем Григорьевичем. Если уж считать группировки дальше, то есть ещё братья Апраксины и уезжающие голштинцы. Ну и сенатская группа знати в лице Мамонова, Черкасского, Салтыкова, Юсупова и опять же Алексея Долгорукова. Вот такой пасьянс из восьми группировок! Уберешь группы Меншикова и голштинцев — усилятся другие. Сейчас мне ближе всех Остерман, но это опасно. Нужно выстраивать балланс, например с помощью Долгоруких или сенатских.

Впрочем, я наверное тороплю события. Пока стоит поддерживать и укреплять связь с гвардейцами. С такими мыслями я и отправился ужинать в офицерское собрание Преображенского полка. Три дня как расстались, а я уже соскучился по армейцам. Ваня Долгоруков увязался со мной, бормоча что пора ему с придворной службы переходить на военную.

Играли с ним и еще парой офицеров в городки на плацу. Я конечно проигрывал взрослым мужикам, но не расстраивался и не позволял подыгрывать себе. Потом отыгрался на стрельбище. Соревновались в стрельбе по мишеням, которые я внедрил недавно в классическом виде — с кругами и очками от 10 до 1. В стрельбе мне удавалось побеждать. Уже смеркалось и, обсуждая достоинства и недостатки нарезных штуцеров по сравнению с гладкоствольными фузеями, пошли ужинать. Как у меня часто бывало, собрав большую компанию офицеров и разговорив её на военные темы, я почувствовал сонливость, да и дым от курящих в комнате уже стоял туманом. Пошёл в комнатушку, специально для меня отведенную, и завалился спать.

Глава 9

— Андрей Якимович, гошпиталь должен быть достаточно большим, чтобы одновременно в нем могли находиться десятки женщин, которые собираются родить. Город растёт и число его жителей тоже растёт. Пройдет немного времени и места перестанет хватать.

Цесаревна Анна Петровна, герцогиня Голштинская торопилась. Уезжая на чужбину, ей хотелось оставить подарок родному городу и стране. Что может быть лучше хорошей больницы для рожающих женщин? Места, где у новорожденных и их матерей будет больше шансов сохранить жизнь? С помощью придворного архитектора Доменико Андреа Трезини она подыскала небольшой особняк для первых пациенток на московской стороне города. Рядом была обширная территория, которую можно было использовать для более серьёзных построек в дальнейшем. Теперь цесаревна сделала заказ проекта более серьезного здания родильного дома, а также часовню рядом. Заодно, архитектор присмотрит за небольшой перестройкой особняка. Уже через месяц в него должны поступить первые пациентки из рабочих кварталов, сосредоточенных в этом районе города. А за правильным лечением присмотрит племянник-император и лейб-медик Блюментрост.

— Как я понял, первоначальные эскизы церкви и гошпиталя вы хотите утвердить до своего отъезда, Ваше высочество? — поинтересовался Трезини поклонившись.

— Разумеется. Времени у меня осталось мало, но я рассчитываю на твою опытность.

— Благодарю вас, Ваше высочество, все сделаю в срок и через неделю предоставлю вам черновой проект.

Архитектор покинул кабинет и в помещении остались только две девушки. Елизавета не оставляла сегодня сестру весь день. Ходила смотреть особняк с участком, внимательно слушала беседу с Блюментростом и Трезини.

— Как назовёшь гошпиталь, Аня?

— Не задумывалась ещё пока. Как-то всё быстро получилось. Узнала о своей смерти, получила от Пети эти записи, а сегодня вот уже и место подыскали.

— Ты не умрешь, Аня, бог не допустит! Будем молиться Богородице-заступнице и она поможет!

— Надеюсь. Но и родильный дом должен быть в Петербурге! Это мой подарок городу. И в Киле тоже построю такой же. Ну, может быть поменьше.

— Думаешь, все что предложил Петя поможет? Неужели мыть руки мылом достаточно будет?

— Не знаю. Но у меня еще есть время, чтобы дождаться результатов работы больницы. Если всё пойдёт, как мы надеемся — у меня появится шанс выжить! Но давай не будем о грустном — лучше расскажи, что у тебя с Семёном Нарышкиным? Не успела ты расстаться с Бутурлиным и уже новый поклонник?

Елизавета покраснела и развернув веер принялась обмахивать лицо стараясь не показать сестре, что взволнована.

— Неправда это. У нас ничего не было ни с Бутурлиным, ни с Нарышкиным! Сеня милый юноша, но я замужняя женщина и люблю своего мужа! И тебе советую не слушать сплетни Маврушки. У неё самой рыльце в пушку — смотри как бы Карл Фридрих на неё не запал — она ещё та кошка блудливая! Аня нахмурилась, вздохнула.

— Я теперь тяжелая и буду дурнеть. Карл Фридрих как все мужчины, перестанет на меня глядеть. Ему тогда что Маврушка, что какая другая корова — любая подойдет согрешить!

— И неправда, Аня! Ты похорошела уже и будешь ещё красивее. Итак худая, как будто чахоточная!

Елизавета принялась утешать сестру, которую очень любила. Потом предложила дать больнице имя своей святой — Анны, матери богородицы.

— А что, хорошее название! — согласилась старшая сестра — Благодаря этой больнице меня тут всегда будут помнить и поминать добрым словом!

— Счастливая ты, Аня, а я вот даже не подумала, что оставить городу на память! Ещё одну больницу?

— Не знаю, Лиза, строительство родильного дома очень недёшево мне обойдётся. Карл-Фридрих мой ворчит уже сейчас. Одна надежда, что Петя поддержит моё начинание, когда дойдёт до основного строительства.

— Карл-Август ничуть не лучше, чем твой муж, но я бы хотела всё же что-то придумать. Нужно спросить Петю. Может быть, он придумает для меня тоже что-то необычное?

— Он как-то упомянул, что хорошо бы пригласить к нам знаменитых музыкантов из Германии, Италии и Франции. Может этого будет достаточно?

— Я могу это сделать, только это совсем не то! Музыканты приедут и уедут и обо мне забудут. Я бы хотела бы построить что-то необычное вроде твоего родильного дома в который будут привозить людей всех сословий... А что, если это будет театр? Публичный театр, как итальянская опера или французский Камеди франсез?

— Ещё до нашего рождения в Москве была Комедиальная храмина и в Петербурге батюшка хотел что-то построить, да не успел.

— Да, я слышала, но мне хотелось бы построить что-то более величественное. Может быть, Петя подскажет что-то. У него в последнее время всегда есть какие-то идеи. Пусть будет императорский театр святой Елизаветы. Или елизаветинский императорский театр. Красиво звучит!

Следующие дни были заполнены для меня чередой встреч. Совершенно неожиданно аудиенции у меня стали искать множество людей. Приносил на подпись указы обер-секретарь Верховного Тайного Совета Степанов. Отчитался о делах (неудачных) в Швеции вернувшийся посол Василий Лукич Долгоруков. Юрист Гюйссен рассказал о затруднениях с составлением нового уложения. Поставил ему новую задачу — собрать полный свод законов империи, разбить его по группам и сделать комментарии, если более поздние указы отменяли действие предыдущих. Надеюсь, такую работу будет легче закончить, чем изобретать новые нормы на основе законодательства западных стран. А привести это всё в логичную, понятную и всеобъемлющую форму можно будет на следующем этапе. Был студент университета Адодуров, которого я просил помочь в подготовке учебников профессорами Академии. Помимо конспектов лекций, ему теперь пришлось заниматься переводами с немецкого учебников математики Гольдбаха, Германа, а теперь ещё и Эйлеру придётся помогать. Через Адодурова свои конспекты мне на утверждение передал Мартин Шеин, пятнадцатилетний учащийся семинарии Феофана Прокоповича. Сам я там давно уже не появлялся, а попасть ко мне на приём стало уже непросто. Пожалуй, пора поручить сбор информации и подготовку учебников кому-то из чиновников. Может быть секретаря Академии Шумахера? Организатор он неплохой, только контролировать его надо, особенно в Академии. Учёные гордые и свободолюбивые, а Шумахер может довести их до ненужных конфликтов и отъезду звёзд мировой науки из России.

Князь Юрий Юрьевич Трубецкой, сдав дела по ликвидированному Главному Магистрату, уезжал в Белгород губернатором. Младший брат киевского губернатора Ивана Трубецкого, общий предок всех последующих князей Трубецких. Отличился на Кавказе при взятии Дербента, в Петербурге строил один из бастионов Петропавловской крепости, названной в его честь. В первом браке был женат на богатой княгине Черкасской. Мой приятель, капитан преображенцев Никита Трубецкой — их сын. Овдовев лет восемь назад, Юрий Трубецкой вновь женился на дочери адмирала Головина. Обещал отцу присмотреть за его сыновьями Никитой, Иваном и Алексеем. Впрочем, этот богатейший семейный клан с отъездом князя возглавит его зять — сенатор князь Черкасский.

В этом году началась очередная реформа административно-территориального деления империи. Вместо введенных при Петре дистриктов восстанавливались уезды (всего 250 штук). Были образованы также две новые губернии. Из Петербургской губернии выделили Новгородскую, куда поехал князь Гагарин (включала 5 провинций: Новгородскую, Псковскую, Великолукскую, Тверскую и Белозерскую). Из Киевской губернии выделили Белгородскую из трех провинций (Белгородской, Севской и Орловской) и части Украинской укрепленной линии с пятью полками слободских казаков. Беседуя с Трубецким, попросил оказывать армии содействие в подготовке возможной войны с крымцами и ногаями. Губернии были сельскохозяйственными, поэтому попросил обратить внимание на распространение картофеля, внедрение тонкорунного овцеводства и выведение новых пород лошадей для кавалерии. Говорили мы серьезно, надеюсь, губернатор не обманывается моим детским видом.

Вечером, после ужина с ближайшими людьми, неожиданное предложение сделала мне цесаревна Елизавета Петровна. Блеснув улыбкой, она заявила, что хотела бы оставить добрую память о себе в Санкт-Петербурге и потому планирует начать строительство музыкального театра. Но не простого, а императорского. Сразу подумал, что через несколько недель весь этот прожект придется вытягивать мне и хмыкнул. Денег в казне нет и, если в создании родильного дома я видел прямую практическую нужду, то тратить средства на развлечения казалось мне жестоким расточительством.

— Петя! Не будь таким скучным! Ты же хочешь, чтобы о тебе говорили как о самом просвещённом государе? Хочешь, чтобы в Россию приезжали художники архитекторы и музыканты?

Я мог бы поспорить, но решил, что поднимать культуру досуга моих подданных нужно. А средства будем искать. Всё равно строительство можно отложить на будущий год. На самом деле, я представления не имел, откуда у тётки появилось такое желание — построить именно публичный театр. Но идея хорошая, только я решил внести в неё свои коррективы. Мы принялись увлечённо обсуждать, как должен быть устроен театр. Разделить здание на фойе, гардероб, буфет, ложи, партер, сцену, гримерную, туалеты. Посоветовал строить что-то в античном стиле. Стиль классицизма был в этом времени ещё не так сильно распространён. Более модным было барокко, но со времён Людовика XIV классицизм завоёвывал свои позиции.

Подумав, решили оставить задел на строительство рядом с театром консерватории, филармонии и чисто драматического театра. Стали обсуждать место.

— Почему ты не хочешь строить театр здесь, на Преображенском острове. Ведь по плану здесь будет центр города?

— Я считаю это место не очень удобным. Хочу центр города перенести на адмиралтейскую сторону. Там ближе к дороге на Москву, да и наводнения не так опасны. В итоге решили занять место на большой першпективе в сторону Невского монастыря. Как раз напротив ресторана 'Париж', проектом которого увлекся генерал-адмирал Апраксин.

Светлейший князь Александр Данилович Меншиков умирал. Уже несколько дней не вставал с постели. Скрюченными пальцами комкал одеяло в приступах кашля или невыносимой боли в суставах. В редких промежутках, когда боль отступала, ощущал страшную слабость и просто бездумно смотрел в потолок. У постели больного дежурили жена или её сестра. Появлялся по делам личный секретарь Яков Веселовский или секретари из Верховного Тайного Совета Степанов и Маслов. Приходили немногочисленные друзья — отставной генерал Волков, командир любимого Ингерманландского полка Орлов, капитан преображенцев Иван Дашков, шурин Арсеньев. Пытались решать какие-то дела, но всё на что Меншикова хватало — это махнуть рукой 'решайте сами'.

Понимал, что слабость его опасна, положение его непрочно, а когда он умрет — враги уничтожат всё, что он успел совершить. Кто защитит его семью? Голицыны ещё не стали родственниками, а значит, не озаботятся судьбой Меншиковых. Да и старший из братьев Дмитрий Голицын что-то не очень охотно принял его предложение породниться. Можно попробовать посвататься к среднему из братьев, Михаилу Голицыну старшему, у него почти два десятка детей и за многих можно дочь выдать, да и сыну невесту подыскать. Раз уж упрямая девчонка великая княжна Наталья Алексеевна наотрез отказывается выйти замуж за сына Меншикова. А какая была бы великолепная комбинация! Петр Алексеевич нравом в отца, как бы не заартачился и не погнал ближайшего сподвижника в опалу! Да и странности у него какие-то в поведении появились. Непонятные и пугающие странности! К Машке равнодушен и может отказаться жениться, когда срок придёт. А значит и защиты от императора не будет семье Меншикова, когда её глава умрет. Вот заменить бы мальчика на его сестру, да выдать её всё же за сына, и можно спокойно умирать. Но не судьба уже! Значит, остаётся уповать только на Петра Алексеевича и надеяться, что его детские обиды на Меншикова пройдут, когда повзрослеет и поймёт, что он ради государства старается! Хотя в последние дни мальчишка ведёт себя совсем по-взрослому. Иной раз даже на него, старика, глядит как на несмышлёныша. С чего бы? И воспитатели царя не могут ничего прояснить насчет таких изменений в характере воспитанника. Кстати что-то давно не появлялся верный Андрей Иванович Остерман. Или похоронил его уже да интриги затеял какие-то хитрый немец? Наверное, ошибкой было довериться воспитателям, самому нужно было не отходить от императора! Но на Меншикове всё государственное управление висит. Помирает, а чиновники всё равно в покое не оставляют! Не могут, видите ли, господа советники ничего без генералиссимуса решить сами! Вот и получается, что некому присмотреть за подрастающим императором. Не помогло и то, что живёт в одном доме с Меншиковым, на своей половине дворца. Вроде бы рядом комнаты, но видятся они редко. Наверное, пропадает Петр сейчас как обычно в полку, коллегиях или в Академии. Мальчик оказался неугомонный и таскается со свитой приятелей по городу и окрестностям целыми днями. Чем-то он похож на деда. Меншиков смутно помнил времена своей юности, когда участвовал в многочисленных царских забавах Петра Великого. Новый император подает большие надежды на новые великие дела. По крайней мере, старается чему-то научиться и держит романовский характер в узде. И всё же он слишком юн и многого не понимает! Надо бы как-то помочь ему, когда его, Меншикова, не станет.

В минуты некоторого облегчения от болезни светлейший князь диктовал секретарю Якову Веселовскому письмо-наставление для юного императора. Хотелось передать свой опыт мальчику, чтобы он не сделал лишних ошибок. Уже хорошо, что Петр не по годам серьезен и много времени уделяет наукам. Не чурается общаться с разными людьми, знатными и подлого люда. Но каждый поступок царя чреват бедами для всей страны. Будет слишком мягок — подданные перестают подчиняться, слишком жесток — подданные озлобляются. Самые опасные те, кто ближе всего. Они плетут сети заговоров, чтобы украсть или предать или использовать близость к царю в своих целях. Нужно с осторожностью доверять людям, но и не обижать недоверием преданных искренне. Карать за ошибки и пренебрежение, но наказание должно быть соразмерно вине. Блюсти честь царскую, но быть снисходительным к людям. Такого рода рассуждениями Александр Данилович и заполнял послание.

Удивило сообщение об очередном предчувствии Петра Алексеевича, которое сделала жена Дарья пришедшая с сестрой Варварой Арсеньевой.

— И как это мальчик эдакое стыдное дело углядел? — удивлялась Дарья. — Я Маше как рассказала об этом деле, так девица красная как свекла стала, а Петр Алексеевич совсем малый, не должен таких вещей замечать.

— Машка дура — потому и краснеет. А царь уже скоро муж будет, жениться пора. — возражала Варвара.

— Не по закону будет жениться дитем до пятнадцати лет.

— Царь и есть закон. — вмешался в спор Меншиков. — Нам нельзя тянуть со свадьбой. Покуда Мария царицей не станет — опасно нам. Помру я и кто о вас позаботится?

— Да что ты говоришь такое, Сашенька? Не первый раз слёг — поднимешься ещё!

— Слабый я, Даша. Мочи нет — всю ночь Бога молил боль унять, да чувствую смерть рядом уже.

Женщины принялись причитать, а Меншиков задумался о загадочных предчувствиях молодого царя. Если первый раз он воспринял известие о грядущей смерти бискупа любекского от оспы как причуду, то сейчас всё усложнилось. Будь Петр Алексеевич попроще родом — уже бы вокруг него толпились бы люди богобоязненные да откровения ждали. Но он царь и эдакая странность его может навредить делам государственным, да и самому ему. Сочтут дураком и до смуты дойдёт. А то и правда, царь умом повредился! Если так — нужно ускорить супружество его. Будет Машка править как Елизавета испанская при живом, но сумасшедшем муже! Стал припоминать какие странности у Петра Алексеевича ещё наблюдал, да супругу с свояченицей попросил припомнить. Женщины озадачились:

— Ведёт себя не по-детски. — припомнила Варвара.

— Слова непонятные говорит иногда. — добавила Дарья.

— Руками по утрам дрыгает, да ещё и с железками непонятными!

— И смотрит иногда так странно, будто думает о чём-то!

— Всё это ерунда. Обычные странности, на сумасшествие не похожие!

— Ещё говорят тишком, что дух в царя вселился. Будто и не он уже, а кто другой вместо него! — шёпотом поведала Варвара.

— Ты это брось, Варвара! Крамола то! А кто говорит о том — тоже скажи, чтобы не болтали зря!

В общем, не понятно всё пока. Не похож Петр Алексеевич ни на юродивого, ни на сумасшедшего. А то, что странности есть у него, так он и сам то понимает. Нужно будет всё же расспросить его поподробнее об этих предчувствиях — как приходят, да какие ещё есть. Может и польза с того будет. Да только не дожить Меншикову до этого. Смерть на пороге, а всё загадками приходится мучиться!

Петербург это не огромная Москва, где дома и люди теснятся в центре города и только на окраинах начинаются сады и парки. В новой столице места пока много и рядом с особняками знати (кроме тех, что теснятся на набережной или на Немецкой улице) разбиты немаленькие парки и сады. Рядом с домом камергера князя Алексея Григорьевича Долгорукова расположен парк во французском стиле, лужайки и аллеи. На самой большой лужайке прямо перед домом в лапту играл мальчик-император со своими придворными и с детьми Алексея Григорьевича — старшими сыновьями Иваном, Николаем и старшими дочерями Екатериной и Еленой. Трое младших в игру не попали и стояли в сторонке зрителями. Разгоряченные игрой дети и взрослые кричали, бегали, веселились вовсю и сильнее всех сам одиннадцатилетний император. Хозяин дома стоял на балконе рядом с двоюродным братом, Василием Лукичем Долгоруким и, улыбаясь, наблюдал за суетой внизу.

— Счастливый ты человек, Алексей! У тебя есть главное — твои дети, а мне вот не удалось ни жены найти, ни детей завести.

— Ты многое потерял, Вася. Все мотаешься по заграницам, а о семье забыл. Василий Лукич кивнул.

— Не судьба, да и ладно! Когда станет совсем одиноко — приеду к вам. Посмотрю на твою большую семью и душой отдохну. А кто вон тот отрок, не признаю что-то?

— Камер-паж великой княжны Натальи Федя Вадковский, сын Ивана Юрьевича. Толковый юноша, готовится к поступлению в гвардию в семеновский полк.

Василий Долгоруков цепко ухватил лицо юноши и хорошенько его запомнил. Случайных людей на лужайке не было и пятнадцатилетний подросток сейчас мог очень быстро стать влиятельным вельможей. Достаточно подружиться вон с тем одиннадцатилетним мальчиком с битой.

— Петр Алексеевич здесь как дома.

Алексей согласно кивнул.

— Он мне как сын. Стараюсь создать сироте семейный уют. И Прасковья с детьми в этом мне помогает.

— Это хорошо и правильно Лёша, но Петр Алексеевич ещё и император также. А значит, не только твоя семья радушно принимает мальчика. Те же Меншиковы или Остерманы, да мало ли семейных гнёзд в Петербурге?

— С Меншиковыми царь не в ладах. Невесты своей сторонится, Сашку младшего колотит. Да и с младшими детьми светлейшего не дружит.

— Колотит, говоришь? Так тому ж тринадцать лет! Как же он умудряется?

— Да был случай. Может мальчонка и не покалечит, так ведь и ответить царю нельзя! Хотя обычно Петр Алексеевич сдерживает чувства, но в тот раз Меншиков младший обидел его сестру чем-то. Хорошо дубинки у царя под рукой не было, а то ведь и покалечить мог. Весь в деда пошел государь! Помнишь дубинку Петра Великого, которой он лучших друзей потчевал?

— Та дубинка за честь считалась. Мне вот не довелось попробовать царского воспитания, а многие гордятся до сих пор!

— Ну, даст бог, новый государь тебя одарит — вон смотри, как битой машет!

Собеседники посмеялись, потом Василий продолжил интересующую его тему. Недавно вернувшийся из Швеции, где не вполне удачно боролся с английской партией при дворе, он интересовался переменами в Петербурге.

— Меншиковых он, значит, не любит. А что Остерманы, Голицыны?

— У Остермана детки совсем малые. О чём с ними будет Пётр Алексеевич говорить? У Дмитрия Голицына сыновья наоборот взрослые, хотя и опасны и умны. Однако большой семьи там уже нет. Михаил Голицын старший богат детьми, но слава Богу все они сейчас с ним в Киеве. Была у Петра Алексеевича нежна дружба с цесаревнами. С ними он вырос, но сейчас обе они уже замужем и их время уходит. Так и получается, что только у нас император и чувствует себя легко и свободно. По крайней мере, я на это надеюсь.

Василий Лукич покивал.

— А ведь Меншиков тоже надеется, что царь среди его детей будет как дома. Пока они не дружат, но вдруг Светлейший решит, что виной тому вы, Алексей? Ивана то по весне он уже изгонял из Петербурга под предлогом, что он препятствовал помолвке царя с Марией Меншиковой? Не боишься, что поправится сейчас генералиссимус и вспомнит про указ, который императрица подписала с его подачи? А то и похуже что придумает?

Алексей Долгоруков нахмурился. Угроза ему и всем его домочадцам была нешуточная.

— Он может! Будь я проклят, но Данилыч сейчас врагов повсюду ищет. Как бы беды не случилось! Что же делать то? Пойти навестить его да успокоить?

— Не помешает навестить больного, Леша. Угодное то Богу дело, только достаточно ли того будет? А ну как Меншкиов потребует перестать привечать Петра Алексеевича? Хорошо ли это? Готов ли ты к этому?

— Нет, Василий. Судьба позволила стать мне царским опекуном и воспитателем. Отказываться добровольно от шанса возвысить наш род? Нет, в этом доме Петю всегда будут ждать и всегда будут ему рады. Однако за семью мне боязно. Защита нам нужна от неприязни Меншикова.

— Такую защиту может дать только сам Петр Алексеевич.

— Так нет у него власти такой по малолетству. Всё в Верховном Тайном Совете решается, а за советников Меншиков всё сам решает!

— Значит, пора императору его законную власть вернуть. И пусть советниками тогда не Меншиков вертит как хочет, а сам царь!

— Не просто сие будет организовать. За Меншиковым сила немалая и просто так от власти он не откажется. Нужны будут нам союзники против него.

— Найдем союзников. Врагов у князя много. Поговорю я с нужными людьми, кто может нам помочь.

— Поговори, Вася. Ты в этих делах дока. И первым делом поговори осторожно с Остерманом. Без него Меншикова не получится свалить. А поддержит нас — сможем дело сделать.

— Полагаешь, Андрей Иванович забудет своего благодетеля?

— Не знаю, Вася. Но присягу он давал не Меншикову, а царю. Тут надо так речь повернуть, что Петр Алексеевич сам желает избавиться от опеки Светлейшего князя.

Странные дела творятся с моим характером. Поначалу объединение двух душ, спокойного и вдумчивого Игоря Семенова с порывистым и гордым Петром Романовым породило хорошее сочетание деятельного и расчетливого человека. Может быть, это была мобилизация душевных сил в момент обретения власти, может причуды моей шизофрении, но противоречий внутри себя я не чувствовал. Работал на износ два месяца и вот, наконец, начал уставать. Сорвался в откровенность с Аней и теперь уже не уверен, правильно ли поступил. Стал чаще засиживаться допоздна в компании офицеров или подолгу играл в игры (лапта, теннис) со своими придворными. Вроде бы это нормально, но понимание как мало ещё сделано мною чтобы изменить этот мир к лучшему иногда накатывало острой тоской. Иногда неуместно проявлялась романовская вспыльчивость. Даже как-то в сердцах засветил в глаз разозлившего меня младшего Александра Меншикова. Двухмесячные силовые тренировки помогли мне это сделать весьма качественно и болезненно. Но потом стало стыдно. Дрожащий и всхлипывающий подросток, на голову выше меня ростом, выглядел жалко и противно. И я напротив, взъерошенный, бледный от ярости и сжимающий кулаки. Позже Сашка гордо ходил с большим бланшем под глазом. Гордился честью государевой! Такие вот простые нравы! А я задумался, что среди опасностей, которые мне грозят — усиление раздвоения личности не из последних. Надеюсь всё же терять над собой контроль стану редко.

Наконец-то познакомился с Андреем Константиновичем Нартовым, вызванным мною ещё в мае из Москвы с монетного двора, где он работал после смерти Петра Великого. Талантливый механик, изобретатель первого в мире копировального токарно-винторезного станка с механизированным продольным суппортом отличался неуживчивым характером и я опасался использовать его как организатора. Впрочем, начали мы с ним с того, что я стал посещать дедовскую дворцовую 'токарню', где Нартов стал обучать меня тонкостям токарного ремесла. Станок работал от ручного привода и с трудом позволял обрабатывать металлические детали, но я с самого начала поставил себе цель научиться изготавливать болты и гайки, обязательно стандартных диаметров и шага резьбы. Дело это оказалось непростым. Пришлось сразу заняться изготовлением и тонкой калибровкой штангенциркуля. Слава богу, самый хитрый элемент штангенциркуля, нониус, для измерения долей миллиметра был изобретён лет восемьдесят назад французом Вернье (нониус поэтому называют также верньером). Разобравшись с тем, что я хочу получить, Нартов взялся за изготовление сам, а то мои руки были малопригодны пока для такой тонкой работы.

Встал вопрос, на какую систему мер опираться, чтобы иметь возможность перевести её в международную для облегчения экспортных поставок. Подумав, решил не спешить с организацией десятичной метрической системы измерений. Англосаксы с американцами и в XXI веке пользовались своими футами и дюймами. По счастью дюйм и фут стали уже признанными единицами длины и в России и я решил отталкиваться от дюйма, разбитого на десять линий и сто точек. Определившись с тем, какую шкалу измерений использовать, Нартов взялся за решение достаточно понятной ему задачи. Правда, я намекнул ему, что после опытного экземпляра придётся озадачиться массовым производством измерительного инструмента и не только сложных штангенциркулей, но и обычных линеек и рулеток. Пусть думает сразу насчёт механизации такой работы.

Достаточно скоро я смог изготовить свой первый металлический болт. Копировальный станок позволял это сделать достаточно легко. Труднее оказалось изготовить гайку с внутренней резьбой. Для этого пришлось изобрести и изготовить особый метчик — болт с конической формой на конце и тремя продольными канавками для создания режущих кромок на каждом обороте резьбы (ну и стружку удалять). С этим инструментом мы возились долго, сделали много брака и только через месяц начало что-то получаться, то есть резьба и болтов и гаек стала стандартной. Помогало то, что модель могла быть значительно больше изготавливаемого изделия, а копировальный станок позволял все размеры пропорционально уменьшать. К окончанию этой работы я уже объяснил Нартову какую большую задачу хочу ему поручить — организовать массовое производство крепежных изделий стандартных взаимозаменяемых размеров. Беспокоила мысль, куда применить такое количество дорогостоящих металлических деталей, но после знакомства Нартова с Беэрами, возившимися с изобретением паровой машины сфера будущего применения крепежа определилась. А попутно возможно найдутся и другие рынки сбыта болтов и гаек. Например, в кораблестроении или строительстве. Или у Батищева, который уже начал варку целлюлозы в закрытых металлических котлах. Ну и для самих токарных станков разумеется.

Попутно Нартов продолжил совершенствовать свой токарный станок и с моей подачи пристроил на него поперечный суппорт, приблизившись к созданию универсального токарного станка. Копию своих станков он отправил в Сестрорецк, Академическую инструментальную мастерскую, в Адмиралтейство и к Батищеву в Охту. Позже к этому промышленному пулу добавился Петрозаводский металлургический завод и несколько частных мастерских Петербурга. Изготовлением станков начали заниматься привлечённые мастера, так как я старался привлекать больше людей к производственной деятельности, а Нартов мне требовался для новых проектов и составления инструкций по изготовлению и применению станков. Так как нет предела совершенству, Нартов свой станок постоянно улучшал, а потом приходилось добавлять свои модернизации в остальные станки тоже. За этим я следил, так как понимал, насколько важна хорошая сервисная служба в продвижении нового оборудования. А чтобы облегчить работу мастеров — совместно с моим главным механиком писали эти самые инструкции. Бумаги не жалели, как и труда переписчиков и рисовальщиков. Причём после каждого обновления инструкции (или добавления страниц) старые экземпляры изымали с заводов в обмен на новые. Старые экземпляры дописывали и пускали обратно при очередном обновлении. Организация этого аккуратного документооборота потребовала поначалу от меня некоторых усилий, но принесла некоторые плюсы. Вместе с возвращаемыми экземплярами мастера и инженеры с заводов присылали свои предложения, а иногда и просто письма к Государю по всяким нуждам. Так и получилась, что токарня при Летнем дворце стала координатором промышленной модернизации заводов Петербурга и окрестностей.

Глава 10

В конце июня, в день Петр и Павла, состоялся торжественный спуск на воду первого российского стопушечного корабля 'Пётр I и II'. Трёхполосный (или трёхдечный, как говорят англичане), водоизмещение 2000 тонн, длина по верхней палубе 55,1 метр, ширина по мидельшпангоуту 15,5 метров, осадка 5,5 метров, скорость хода при полном ветре в бакштаг 5-6 узлов, рассчитан на экипаж 800 человек. Пока что был готов только корпус. Мачты и такелаж установят после спуска на воду. В сопровождении Апраксина и адмиралов, кораблестроителей Скляева, Пальчикова и других я стоял у очищенного от лесов корпуса этой махины из дерева. Священники провели молебен, я разбил бутылку с вином о корпус. Потом поднялись на палубу. Остерман пытался предостеречь, что может быть опасно, некоторые корабли при спуске опрокидываются.

— Я доверяю русским корабелам, Андрей Иванович. Ничего не случится, только держитесь крепче!

Постройкой самого мощного корабля Балтийской эскадры заведовали только русские кораблестроители. Был даже конфликт из-за этого Федосея Скляева и мастеров-иностранцев, но победили патриоты. Правда, в последнее время сам Скляев болел и его заменил Пальчиков (тот, что достраивал сейчас плашкоутный мост через Неву). На самом деле, большую часть кораблей все же строили пока иностранцы. Из четырех линейных кораблей которые еще стояли на стапелях 66-пушечную "Святую Наталью" в этом году достроит Ричард Козенц, 54-пушечные "Ригу" и "Выборг" строит Ричард Броун, а третий наш английский корабел, Осип Най, строит "Пётр Второй". Кроме этих четырех кораблей строился еще один фрегат, половина стапелей теперь пустует — новых кораблей уже несколько лет не закладывали.

Подрубили бревна удерживающие корпус и, придерживаемый толстыми канатами, корабль медленно заскользил к реке и наконец, с шумом и плеском вошел в воду. Грохнули выстрелы батарей Адмиралтейства и крепости. Я, широко расставив ноги, удержался при толчке за поручень и улыбался. Народ кидал шапки вверх и орал 'Виват!'. Скляев с влажными глазами нежно гладил деревянный фальшборт. Это будет его последний корабль, вершина его мастерства. Поздравил его с успехом, хлопнув по плечу и дал отмашку празднованию. Во время пира сидел в толпе морских офицеров и мастеров-кораблестроителей. И те и другие глядя на меня надеялись, что пауза в закладке новых кораблей закончилась и вскоре будут новые мощные суда.

Петербургское Адмиралтейство — крупнейшее российское промышленное предприятие. Лет пять назад, на пике активного строительства кораблей, на заводах, мастерских и эллингах Адмиралтейства работало десять тысяч человек. Построено оно было в 1705 году в виде крепости с пятью бастионами. Сторона, обращённая к реке, осталась незакрытой. Вокруг стен прокопали ров, установили рогатки и оставили обширное пустое пространство под названием эспланада или Адмиралтейский луг. На этом лугу муштровали солдат или пасли коров. Через ров был перекинут к центральным воротам под шпицем подъемный мост. Позже владения Адмиралтейства продолжали расширяться. Строительство малых судов перенесли ниже по течению, где образовалось Новое Адмиралтейство или Галерная верфь. Структура самого адмиралтейства усложнялась, включив Смоляной двор (производство дёгтя), пильные мельницы на реке Ижора, кирпичные заводы. Всё здание было одноэтажным, кроме центральной проездной башни со шпилем. На шпиле водружен кораблик, изготовленный архитектором Ван Болосом — один из символов Петербурга. В одном крыле располагались конторы Адмиралтейств-коллегии, мачтовые, парусные, конопатые мастерские. Здесь же классы адмиралтейской школы, библиотека, модель-камора где проектировались новые суда. В другом крыле — канатные мастерские. Во дворе располагались сараи, кузницы, эллинги, 53 амбара для хранения корабельных припасов, стапели. Вдоль стен внутри шел канал для транспортировки грузов, который соединялся с Адмиралтейским каналом, идущим в сторону складов флота в Новой Голландии. Позже на месте этого канала появится Конногвардейский бульвар. В большой кузне у 15 горнов работало две сотни кузнецов с подмастерьями. В амбарах хранились горы гвоздей, якоря, багры, топоры, молоты, лопаты, буравы, долота, несколько тысяч фонарей, кожи для тушения бомб, юфть, полотно, жир в чанах и бочках, ружья, карабины, петарды, пистолеты, штыки, кортики, шпаги, портупеи, рукавицы, сапоги, туфли, шарфы, дерево из Ост-Индии, несколько сот корабельных подсвечников, ведра, рогожи, решета и сита для муки, миски, щипцы, сальные и восковые свечи, корзины, железные кольца, ядра в чанах, гранаты, разноцветная материя для флагов, краска в бочках, парусина на 80000 парусов, бумага и ещё много всякого флотского добра.

Работали на верфи мастера-котельники, скульпторы, столяры, токари, жестянщики, стекольщики-фонарщики, слесаря, чертежники, бочары, восемьсот портных-парусников и мастеровые десятков других специальностей. Рабочий день всей этой толпы начинался с половины пятого утра и длился до восьми вечера с трехчасовым перерывом на обед и выходным в воскресенье. Платили по три копейки в день. Жили в слободах за Мойкой.

Пока народ веселился, празднуя в основном окончание Петровского поста, я пытался понять, как повлияет на все это предприятие мои планы. Дорогие и мощные линейные корабли устареют через несколько лет, когда с моей подачи будут изобретены пароходы и мощная корабельная артиллерия, в щепки разбивающая любой деревянный корпус. Строительство своего современного военного флота было одним из главных мегапроектов Петра I. Путём титанических усилий была достигнута цель — Россия вошла в число морских держав, но сейчас всё усложнилось. Мы по-прежнему заперты, только уже не на суше, а в пределах Балтики. Голландцы тысячами своих торговых кораблей монополизировали морские перевозки, а англичане своим непобедимым военным флотом диктуют правила и условия для всех корабелов. Сейчас они 'учат' Испанию, блокируя Гибралтарский пролив и Эспаньолу. Австрия месяц назад сдалась, не выдержав напора англичан на корабли её Остендской компании. Франция пока ещё в союзе с англичанами и голландцами. Датчане и шведы тоже нас не любят. Так что отстоять своё право выходить в океаны будет адски трудно! Строить сотню линейных кораблей как у англичан не хватит никакого бюджета, да и бессмысленно это без тысяч торговых судов, основания колоний и морских баз. Можно отказаться от дальнейшего развития флота, сосредоточить усилия на внутреннем рынке. Так проще и полезнее для народа и в истории Игоря Семенова так и произошло. Но тогда нужно сокращать объемы производства Адмиралтейства. Принять такое решение и получить недовольство флотских во главе с Апраксиным? Если да, то не раньше, чем Меншиков получит отставку. Но можно попробовать найти относительно недорогое решение, нейтрализующее всю силу английского флота. Вариантом такого решения я считал создание возможной угрозы всей системе их морского владычества по принципу 'нас мало, но лучше нас не трогать'! Наличие у нас десятка фрегатов дальнего плаванья где-нибудь в Кольском заливе или в Архангельске станет весомым аргументом, чтобы британские каперы не трогали суда под российским флагом. Англичане могут послать мощную эскадру, чтобы запереть корабли в наших портах, но Баренцево море это не окрестности Кадиса или Санто-Доминго! Льды и северные шторма скоро заставят их уйти и десяток морских волков вырвутся на свободу, парализуя всю морскую торговлю в Аталантике! Разумеется, эти фрегаты получат, в том числе и новое оружие в виде разрабатываемых уже морских мин или мощных тяжёлых гаубиц-карронад, бьющих по настильной траектории. Возможно ещё наличие у них паровых двигателей, но я пока слабо представляю, добьются ли хорошего результата Беэры и достаточно ли этого будет для создания пароходов. В самом лучшем случае это потребует нескольких лет усилий, впрочем, строительство любого корабля тоже занимает три года.

В строительстве кораблей я планировал ввести много новшеств, подняв уровень российского деревянного кораблестроения на сто лет вперед. Меры, которые я планировал в своей папочке 'кораблестроение' в моем секретере были следующие:

1.Возобновление строительства военных кораблей на Соломбальской верфи под Архангельском. Замена дуба (который два года надо везти из под Казани) на местную лиственницу везде, где возможно.

2.Смена доктрины кораблестроения 'побыстрее' на 'максимальное качество'. Критерий здесь — возможность продажи другим державам.

3.Строить крытые эллинги, как это уже лет сто делают в Англии.

4.Поручить генерал-фельдцейхмейстеру Гинтеру и генералу Корчмину разработку бомбических орудий больших калибров для стрельбы по настильной траектории

5.Якоря на канатах менять на якорные цепи.

6.Днища обшивать медью для предотвращения обрастания морскими организмами в дальних плаваниях.

7.Запретить скрепление частей корабля деревянными нагелями и железными гвоздями. Только железные болты!

8.Проектировать на кораблях печи и систему вентиляции трюмов для лучшей сохранности дерева.

9.Ввести лазареты на кораблях

10.Детали кораблей изготавливать на местах заготовки леса по лекалам.

11.Транспортировать лес не сплавом, а на судах.

12.Убрать в конструкции кораблей надстройки бака и юта для уменьшения возможности попадания ядер.

13.Поднять нижнюю палубу над ватерлинией для возможности стрельбы и при некотором волнении.

14.Каменный балласт заменить на чугунный.

15.Передать казённые леса в ведение адмиралтейств-коллегии (кроме заводских лесов).

16.Ввести жёсткие меры по охране дубовых лесов.

17.Обязать использование железных книц (уголков) для соединения палубных бимсов и шпангоутов.

18.Разработать (пусть Эйлер поможет) систему железных диагональных связей для усиления продольной прочности. Без этого корабль во время длительного плаванья быстро придёт в негодность во время качки, расшатывающей все деревянные крепления.

19.Установить срок постройки корабля 2 года с перерывом на одно лето для просушки.

20.Ввести медные шпигаты для стока воды за борт, а не в трюм.

21.Крюйт-камеры обшивать свинцом.

22.Камеры для провизии обшить луженым железом.

23.Организовать корпус корабельных инженеров.

24.Определиться с штатной численностью флота и количеством кораблей которое необходимо закладывать в год для замены устаревших судов. Сейчас у нас 28 линейных кораблей и 6 фрегатов. Средний срок службы — три года. Значит нужно закладывать три корабля в год.

25.Поручить ученым провести испытания движения в бассейне различных форм корпуса на предмет создания теорий плавучести, устойчивости, сопротивления воды, поворотливости и напряжения конструкционных элементов.

26.Использовать предварительное пропаривание дерева перед установкой для устранения рассыхания и трещин

27.Располагать доски обшивки в некоторых местах не продольно, а диагонально для уменьшения расшатывания при качке.

Список мер длинный и я не представлял пока, как внедрить всё это поаккуратнее. Сегодня же, услышав очередную жалобу Апраксина на проблемы с флотом, предложил.

— Федор Матвеевич, создайте тогда комиссию, которая рассмотрит все проблемы флота и кораблестроения и предложит меры по улучшению положения.

— Комиссию? Будет ли толк?

— Ну, надо же с чего-то начать, чтобы исправить положение? Пусть в комиссии будет несколько моряков, несколько кораблестроителей, представители от военной коллегии, коллегии чужестранных дел, камер и коммерц-коллегии.

— А их то зачем?

— Вопрос с окладами морякам и офицерам без камер-коллегии не решить, без сухопутных генералов не понять какие задачи стоят перед флотом вообще, без дипломатов не понять, как на наш усилившийся флот отреагируют соседние державы, а комммерц-коллегия тоже лишней не станет. Апраксин покивал и обещал решить вопрос. Моя фраза про усиление флота его обрадовала и вдохновила. А я надеюсь по итогам деятельности этой комиссии пропихнуть свои нововведения.

Всё же на следующий день я не удержался от одного нововведения морской тематики. Посетив компасовую мастерскую Адмиралтейства, я заинтересовался многочисленными астролябиями. Они использовались для измерения высоты солнца над горизонтом, а самые новороченные вычисляли углы между другими астрономическими объектами. Обычные морские астролябии представляли собой круг, подвешенный за верхнее кольцо для сохранения вертикали, и визир, прикрепленный к центру круга, который нужно навести на солнце. Если проделать это точно в полдень (когда солнце практически на юге), то после некоторых расчётов можно вычислить широту. Но на качающейся палубе с качающейся астролябией в руках и пялясь на слепящее солнце (небольшое затемнённое стекло не спасало) проделать это было достаточно сложно. Я, сославшись на английского изобретателя Исаака Ньютона, объяснил конструкцию более удобного секстанта. Представляет он собой 1/6 часть круга ограниченную радиусами (отсюда и название). Медианно расположен визир, который нужно наводить на горизонт или Луну, а подвижный радиус (алидада) с укреплённым в центре круга поворачивающимся зеркалом позволял совмещать в визире горизонт с отражением солнца во втором зеркальце. На дуге окружности, которую называют лимб, расположена градусная шкала, а для большей точности используется верньер на радиусе. Мастера, разобравшись в чертеже который я набросал, обещали за неделю изготовить первый секстант из меди. Так что замечательный английский математик Джон Хедли, который через несколько лет должен был получить патент на октант (упрощенная и более дешёвая версия секстанта для углов меньше 90 градусов), терял приоритет. Октанты можно изготавливать из кости и дерева, а в визире использовать просто дырочки. Чтобы секстант тоже нашёл спрос, нужно озадачить нашего астронома Жозефа-Никола Делиля составлением таблицы лунных расстояний. Дело в том, что угол между Солнцем и Луной часто больше 90 градусов и октант в этом бесполезен.

Напоследок я попросил мастеров не болтать о новом инструменте до тех пор, пока наши юристы не узнают о возможности получения патента в Англии и других странах. Раз его не стал получать Ньютон (который, в самом деле оставил пока не опубликованные записи с конструкцией большого октанта для астрономических вычислений), то пусть мастера немного заработают. Я рассчитывал, что секстанты и октанты появятся на всех морских кораблях, а это тысячи штук и десятки тысяч рублей! Себя я не хотел светить в этом деле, а вот мощное инструментальное производство в Петербурге нужно с чего-то начинать. Кроме того, вместе с самоварами секстанты и октанты войдут в ассортимент наших факторий при консульствах в европейских городах вместе с штангенциркулем и рулеткой Нартова.

По поводу организации продаж русских товаров не в Петербурге, а непосредственно при наших консульствах за рубежом у меня состоялась важная беседа с советником коммерц-коллегии Фиком. В последние дни руководители коллегий начали привыкать к еженедельным докладам у меня в кабинете, хотя и посещать присутствия я тоже не прекратил, может только реже это получалось из-за нехватки времени. Фик поведал мне, что эта моя идея уже несколько лет воплощается. С 1724 года консул в Кадисе Яков Евреинов пытается распродать то, что туда завезла наша эскадра. В прошлом году тем же занимается консул в Бордо Иван Алексеев. Пока без особого успеха, завезённый товар пока не распродан и на треть.

— В чём причина этого, Генрих?

— Есть несколько сложностей для получения прибыли таким образом, Государь. Во-первых, наши консулы не всегда хорошие коммерсанты. Евреинов конечно знатный купец, а вот Алексеев просто дипломат. Во-вторых, товар который они должны распродать не их, а государственный, что сильно мешает при торговле и кажется им обузой. В-третьих, товар может не пользоваться спросом из-за цены и качества, а за прошедшее время он ещё и мог попортится. В-четвёртых, консулы сейчас подчинены не коммерц-коллегии, а коллегии иностранных дел, а у них другим задачам придаётся основное значение.

Мы долго прикидывали ещё с умным уроженцем Гамбурга как улучшить дела в этой области. С моей точки зрения, проекту не хватало внимания и поддержки. Нужны новые караваны и корабли, обновление ассортимента и складских запасов, распродажи залежавшегося товара. Нужна частная заинтересованность и ответственность тех, кто будет заниматься продажами. Возможно, необходимо ввести подрядную систему на продажу этих товаров наших купцов и местных. Если грамотно поставить условия — прибыль будет и обороты вырастут.

Обсудили с Фиком организацию торговых представительств в других городах. Уже пару лет из Петербурга в Данциг и Любек ходят рейсовые пакетботы, что удобно для торговли. Не проблема доставить груз в Копенгаген, Гамбург и Амстердам. В последний итак уходит больше половины кораблей из Петербурга.

Я задумался, не разрушит ли создание таких представительств сложившуюся уже систему сбыта, которая имеет свои преимущества. Пожалуй, стоит делать упор на новинки вроде секстантов, а там посмотрим.

Обсудили текущую работу коммерц-коллегии. В этом году особая комиссия начала работу над новым таможенным уставом, где пошлина будет исчисляться не от объявленной цены (которую торговцы естественно занижают), а с единиц меры, веса или счёта. Работа немалая, на несколько лет. Даже в это время ассортимент товаров проходящих через таможню очень велик.

Иностранец Швенгревель хлопотал о монополии на лов семги в Архангельске. Я скривился и посоветовал Фику больше монополий мне и откупов новых не предлагать.

— Пусть казна не получит некоторой суммы, зато и вреда рыбакам беломорским не будет. И, кстати, пора Архангельску вернуть права торговли из любой части России, а не только окрестностей.

— Уже сделано, Ваше императорское величество, правда, пошлина всё равно там больше.

— Значит, уравняйте с Петербургской. Полагаю, купцы итак уже оценили удобства работы через Петербургский порт, не стоит усугублять бедственное положение наших северных морских ворот.

— А что на счёт Риги, Ревеля, Выборга, Нарвы и Пернова? Им тоже снять ограничения? Это может сильно ударить по торговле через Петербург?

— Неплохо бы, но нужно сделать это аккуратно. Например, разрешить только свободную торговлю лесом в Нарве и Выборге.

Затронули работу партикулярной верфи, строящей корабли для частных лиц и отдающей их в аренду. Припомнил кое-какие проблемы связанные с этой верфью и посоветовал устроить проверку счетов и бухгалтерских книг на ней. Заодно продумать об изменении схемы аренды кораблей на аренду с последующим выкупом судов. Обычная аренда вела к тому, что арендаторы быстро превращали суда в хлам. Фик осторожно попытался похлопотать о возвращении своих начальников, Нарышкина и Шафирова. Я покачал головой.

— Выслать их не моё решение, а Верховного Тайного Совета. Пусть пока так и остаётся. Может и польза будет, если Шафиров всё же добьётся успеха с китобойной компанией. В это я особо не верил, так как уже были письма об отсутствии желающих наниматься в китобои. Поморы итак неплохо себя чувствуют, чтобы наниматься на государственные суда. К сожалению, мне отсюда было трудно повлиять на ситуацию в Архангельске, но буду думать что можно сделать для того чтобы не только китобойные, но и рыболовецкие суда на русском севере были многочисленными.

Василий Дмитриевич Корчмин, как и обещал, пришел с докладом через неделю. Принёс карту с маршрутом предполагаемой системы каналов от Рыбинска к Онежскому озеру.

— Весь путь можно разделить на несколько частей. От Рыбинска до Белого озера 400 верст вверх по реке Шексна. Есть на ней один мелкий участок при выходе из Белого озера, а так река судоходна на всем протяжении. Далее озеро Белое — это второй участок. Третий участок по реке Ковжа, русло которой можно использовать на протяжении полусотни верст. Есть два порожистых места, где понадобятся шлюзы. Дальше нужно копать канал на четвертом участке, который соединяет через водораздел Ковжу и Вытегру. Длина его около десяти верст. Пятый участок по реке Вытегра длиной больше пятидесяти верст. Здесь потребуется строительство большого количества шлюзов, больше двадцати. Шестой участок идёт уже по Онежскому озеру. Далее седьмой участок по реке Свирь где ничего делать не надо, река вполне судоходна. Восьмой участок идет по Ладожскому озеру. Дальше уже Нева.

— Основные затраты будут на строительстве шлюзов и на земельных работах на водоразделе?

— Не только. Ещё понадобится плотина в истоках Ковжи для питания водой четвертого водораздельного участка.

— А что насчёт озер? Бури будут переворачивать барки сотнями, как это сейчас происходит на Ладожском озере? Не получится ли так, что придётся строить обходные каналы, как сейчас Миних строит обход Ладожского озера?

— Придётся строить, Государь, и это потребует много сил. Обход Белого озера, это больше полусотни вёрст, обход Онежского озера ещё столько же. И ещё полсотни вёрст от устья Свири в обход Ладожского озера до Волхова, где можно соединиться со строящемся уже каналом Миниха.

Я покивал.

— Значит две сотни вёрст земельных работ, три десятка шлюзов и плотина. Сколько это может стоить?

— Если строить будут наёмные рабочие, то обойдётся в сотни тысяч рублей. Если использовать солдат, каторжан, пленных, то можно дешевле.

— Хорошо, Василий Дмитриевич, подготовьте пожалуйста смету на шлюзованную часть — это будет первая очередь строительства и на обходные каналы — это будет вторая очередь. Просьба глубину канала стараться выдерживать около сажени, чтобы пореже приходилось перегружать суда на мелких местах.

— Сделаю, Государь.

Мы на некоторое время замолчали. Разговор проходил в моём кабинете. Я сидел за своим большим столом с небольшой аккуратной стопкой бумаг, кружкой чая и самоваром, подсвечником с потушенными днём свечами и расстеленной картой. Наверное, моё маленькое детское тельце выглядело гротескно за эдаким столом-монстром, но я всегда испытывал слабость к большим столам. Корчмин сидел напротив. Выглядел невозмутимо, но возможно нервничал без своей неизменной трубки.

— Василий Дмитриевич, я знаю, что ты уже мечтаешь об отставке, но дело, которое я никому другому не могу поручить. Задача будет по твоей специальности изобретателя новых артиллерийских орудий. Подумай, пожалуйста, над следующим типом корабельной артиллерии — большого калибра, стреляющей бомбами на большую дистанцию по настильной траектории. Задача такая, чтобы бомба пробивала самый толстый борт и взрывалась внутри, поэтому нужны будут сменные запалы для бомб на разные дистанции и самовозгорающиеся при выстреле.

Корчмин заинтересованно взглянул на меня, затем на тихо сидящего в сторонке Левенвольда.

— Самовозгорающиеся запалы? Очень интересно. Кто-то из держав уже придумал что-то подобное?

— Не могу сказать, Василий Дмитриевич.

— Прости, Государь! Исполню всё, только с пушками повозиться дольше придётся. Но суть я понял — пробивать бомбами борта кораблей, чтобы разрушать их изнутри.

— Совершенно верно, Василий Дмитриевич.

Я встал, давая понять, что аудиенция закончена и генерал, поклонившись, удалился. Подошёл к окну, наблюдая реку с плывущими кораблями, верфи и дома на противоположном берегу. Левенвольде стоял молча и не задавал вопросов, за что я ему был благодарен. Не покидало меня ощущение нереальности происходящего, когда одиннадцатилетний мальчик начинает давать подробные указания, как и что делать шестидесятилетнему специалисту. Не был бы я императором — Корчмин начал бы задавать вопросы, на которые я бы не стал отвечать. А то и просто пропускал мимо ушей мой детский лепет. Но он, как и другие, слушает внимательно и идёт выполнять указания. Это удобно для меня, но странно. Так и ждёшь шепотков по углам, что император сошёл с ума, одержим бесами, Антихрист! А далеко ли от шепотков до заговора? Я вздохнул — некогда предаваться сомнениям!

— Кто там ещё ждёт аудиенции?

— Генерал Ушаков, Ваше императорское величество!

На ловца и зверь бежит. Пусть моими страхами займётся профессионал. Андрей Иванович Ушаков, высокий мужчина богатырского телосложения. Возглавлял петербургскую тайную канцелярию. В прошлом году её распустили, но влияние и опыт у него остались. Правда, он был тесно связан с опальным графом Толстым, которому не доверял Меншиков и которому не собирался доверять я. При смене царствования Ушаков сумел избежать опалы, значит, ничего серьёзного против меня он не успел совершить. Полагаю, не станет интриговать против меня и дальше. Расположившись за противоположными концами моего стола, принял его доклад о расследовании провала тайной экспедиции к Мадагаскару и Индии три с половиной года назад.

Экспедиция русских кораблей на Мадагаскар и в Индию готовилась полгода с середины 1723 года в условиях строжайшей секретности. Знал о ней только Апраксин и непосредственный руководитель вице-адмирал Даниель Вильстер. За год до нашей экспедиции, подобную же пытались совершить шведы. Даже доплыли до Кадикса, но пираты к ним на встречу так и не приплыли. Флибустьеры на острове Санта-Мария рядом с Мадагаскаром были за год до этого разогнаны эскадрой командора Мэттьюза. Ни шведы, ни русские об этом не знали и после долгих колебаний, в ноябре 1723 года Петр I принял решение отправить экспедицию из двух фрегатов во главе с вице-адмиралом Даниелем Вильстером. Готовили корабли уже зимой в гавани Рогервик (западнее Ревеля) бестолково и торопливо. Вышли в море при неблагоприятном ветре с перегруженной носовой частью у одного из кораблей. Три недели мучались в море, пока течь в трюме фрегата 'Амстердам-Галей' не стала грозить потоплением. Вернулись в январе в Ревель и попытались провести килевания поврежденного судна. В результате неправильных действий при килевании фрегат опрокинулся и затонул. Восемнадцать моряков в трюме погибли. Попытались оперативно подобрать замену кораблям, пока в феврале 1725 года царь не дал приказ экспедицию отложить. Всё это мне и пересказал Ушаков. Сложно было найти конкретного виновника срыва экспедиции, а назначать Вильстера козлом отпущения неправильно.

— Благодарю, Андрей Иванович, за это расследование. Не вижу смысла для его продолжения. Секретность этого дела не поможет особо при организации других экспедиций, а причиной провала я считаю сочетание спешки и неорганизованности в условиях секретности.

Ушаков наклонил увенчанную париком голову в знак согласия.

— У меня для тебя есть новая задача общего характера. Меня беспокоит настроение солдат и офицеров гвардии, их отношение ко мне, возможности изменить присяге и найти другого царя. Я доверяю преображенцам и семеновцам, но береженого бог бережет. Мне бы хотелось, чтобы ты присматривал за всеми офицерами гвардии старше капитана — с кем дружит, чей родственник, кому обязан, готов ли к мятежу, недоволен ли чем-то. Всё в таком роде.

— Понимаю, Государь.

— Не нужно устраивать слежку. Собирай информацию аккуратно, но постоянно. Раз в месяц докладывай обо всех изменениях и докладывай вне очереди, если ждёшь чего-то серьёзного.

— Мне будет трудно в одиночку сделать такое дело хорошо, Ваше императорское величество.

— Я не тороплю тебя, Андрей Иванович. Делай что можешь, а позже можно и возобновить работу Тайной канцелярии.

Ушаков ушёл, Левенвольде как обычно ничего не сказал, а я уже прикидывал, что со временем, когда работа Тайной канцелярии наладится, Ушаков сможет вести тайный надзор и за своими новыми покровителями, Левенвольде и Остерманом.

Последние дни времени мне не хватает катастрофически. Днём встречи, посещение разных мест, вечером тусовка в офицерском собрании. Ближе к полуночи возвращаюсь во дворец, разбираю бумаги. Когда стреляет пушка в крепости ложусь спать, чтобы встать рано утром и заняться физкультурой. Сплю как убитый, но в эту ночь проснулся от того, что в спальню кто-то проник. Рука метнулась под подушку, где спрятан заряженный пистолет — последняя линия моей защиты. Темень кромешная. Фонари в городе установлены уже несколько лет назад, но свет их тусклый и через окно в комнату почти не пробивается. Ориентируюсь на слух и смутные тени. Окно закрыто, дверь в коридор, за которой пара гвардейцев — часовых тоже.

— Петя, не спишь? — слышится немного дрожащий женский голос.

Я осторожно отпускаю рукоять пистолета и стараюсь не выдать себя вздохом облегчения. Дело в том, что в мою спальню ведёт ещё одна дверь из соседней комнаты, где спит моя невеста Мария Меншикова. Проделали её специально для нас, но до сих пор я ни разу ею не пользовался.

— Ты чего в потёмках?

Глаза уже различали силуэт рядом с моей кроватью.

— Не хотела тебя будить. — нелогично ответила девушка.

— Случилось чего?

— Нет. Просто... скучно.

— Погоди. Сейчас свечу зажгу.

— Не надо свечу. — в голосе девушки послышалось смущение — Я в ночной рубашке.

— Тогда хоть лампаду зажгу.

Я по ковру осторожно добрался в угол и, повозившись, зажёг погасшую лампаду перед иконой. Обернулся и разглядел в слабом свете фигуру девушки в длинной белой ночной рубашке. Вернулся обратно к кровати и уселся, опираясь на взбитую подушку.

— Садись, Маша, в ногах правды нет.

Девушка вздохнула и, подойдя ближе, присела на край моего большого ложа. Я с интересом разглядывал её стройную фигуру под тонкой шёлковой тканью. Она замерла в смущении, и только мой неудержимый зевок развеял всю романтичность момента.

— Как там отец?

— Всё также.

Я мог бы и не спрашивать. Наши с сестрой ежедневные посещения больного входили в обязательную программу, так что о самочувствии Меншикова я знал не меньше его дочери. Мысли мои после прерванного сна понемногу прояснялись. Хотелось протянуть руку и дотронуться до руки девушки, которая наверняка горячая от молодой крови. Маша, наверное ожидала от меня чего-то подобного и я, не додумав мысли 'А стоит ли?' погладил её плечо под рубашкой. Девушка чуть наклонила голову, а у меня в голове крутились разные интересные продолжения моих действий. Физиологическая незрелость моего детского организма не являлась особым препятствием для этого.

— Могу рассказать тебе одну печальную сказку. — сказал я, убирая руку.

Она взглянула на меня.

— Расскажи.

— В некотором Царстве, в некотором Государстве жил один богатый купец. Был он умным, удачливым в делах и в семейной жизни. Была у него жена и дочь-красавица, которая полюбила одного молодого человека из хорошей семьи. Но однажды этот человек чем-то прогневил короля и попал в опалу. Сел в карету вместе с женой и дочерью и в сопровождении ста слуг и ста возов со всяческим добром поехал в своё дальнее имение. Однако злой король послал им вдогонку солдат, которые прогнали слуг и отобрали возы с добром. Забрали карету и даже семейные драгоценности. Посадили их троих на простую телегу и приказали ехать не в своё далёкое богатое поместье, а ещё дальше за высокие горы в холодные земли. Вот такой был злой тот король!

Маша внимательно слушала. Лицо её было в тени, тело неподвижно, только по силуэту видно как она ровно дышит — рубашка плотно облегала высокую грудь.

— Много дней и ночей они ехали всё дальше и дальше по пыльным дорогам. Дорогая одежда износилась, деньги быстро закончились и ели они только то, чем их угощали солдаты-охранники. От таких лишений заболела и умерла жена того купца и в далёкое холодное поселение купец с дочерью приехали вдвоём. Поселились в обычной избе, и долгой зимой купец неподвижно сидел на лавке и вспоминал о славных делах, которые он совершил в прошлом, пока дочь читала ему книги. Летом купец своими руками отстроил часовенку, а потом в этот далёкий городок тайно приехал молодой суженный его дочери. Они тайно обвенчались, но влюблённый юноша не мог остаться надолго, чтобы о его визите не донесли злому королю. Поэтому зимой он уехал, а напоследок спел:

Ты меня на рассвете разбудишь,

Проводить необутая выйдешь.

Ты меня никогда не забудешь,

Ты меня никогда не увидишь.

Я пел эту грустную песню, а Маша плакала. Когда я закончил петь, спросила:

— Неужели они больше не встретились?

— Через некоторое время девушка родила мальчика, но следующей зимой в городок пришла чума, от которой умер купец, его дочь и внук. Их похоронили на берегу широкой реки. Через несколько лет был большой разлив и их могилы смыло к далёкому холодному морю.

Не знаю, зачем я рассказал эту историю Маше. Ещё догадается, что эта история про неё, да поделится своей догадкой с Меншиковым и у меня могут появиться дополнительные проблемы.

— Какая грустная сказка, Петя. — всхлипнула девушка.

— Не плачь. — я нащупал в темноте её руку и она неожиданно крепко сжала мою ладонь своею.

— Не плачь. Есть ещё продолжение у этой сказки. Однажды, ещё до того как вся эта история приключилась, злому королю приснился сон о том как купец, его жена и дочь умирают в далёких краях в нищете и печали. И тогда король решил изменить своё решение. Нет, он не простил того купца, но когда повелел удалиться ему в своё далёкое поместье, когда узнал что его сопровождало сто слуг и сто возов с добром, злой король не стал приказывать своим слугам догнать купца и отобрать его имущество. Купец, его жена и дочь благополучно добрались до своего большого имения на юге и ещё много лет спокойно там жили. Девушка вышла замуж за своего суженного, родила много детишек и жила с ними долго и счастливо.

— Какие странные сказки ты рассказываешь, Петя! — я почувствовал, что Маша в темноте улыбается. — И какая замечательная песня! Я её ни разу не слышала.

Я ощутил, что девушка ко мне гораздо ближе. Наши ладони и пальцы переплелись. Сквозь одеяло ногой я ощущал её мягкое бедро. Нос улавливал запах травяного мыла. В голосе её было что-то завораживающее.

— Маша, открою тебе одну тайну.

— Какую?

— Мы никогда не поженимся с тобой. Ты милая симпатичная девушка, но у меня свои планы, когда и на ком жениться.

Хватка её ладони ослабла.

— На ком же?

— Пока не решил, но точно не на тебе. Поэтому чтобы тебе не приказали сделать сегодня родители — возвращайся к себе.

— Ты думаешь, что я пришла потому, что меня заставили?

— Да. Я так думаю. Ты послушная дочь и выйдешь замуж за того, на кого укажет отец. Но не за меня. Иди спать.

Девушка встала. Я чувствовал её раздражение.

— Спокойной ночи, Ваше императорское величество. — книксен в ночной рубашке выглядел забавно.

— Спокойной ночи, Ваша светлость.

Маша развернулась и, нащупав дверную ручку, ушла, хлопнув дверью напоследок. Я ещё некоторое время пялился в темноту и незаметно заснул.

Глава 11

'Как быстро всё меняется! Ещё месяц назад этот мальчик тихо сидел на заседаниях Верховного Тайного Совета, молча слушал, подписывал бумаги, которые ему давали и иногда что-то записывал в свою тетрадь. И вот теперь, стоило заболеть Меншикову, он и другие маститые сановники вынуждены записываться на аудиенцию к императору, чтобы появилась возможность что-то решить', — так размышлял князь Дмитрий Михайлович Голицын, появившись в приёмной молодого императора. В помещении скучало человек пять. Несмотря на наличие стульев все стояли, поэтому никому не пришлось вскакивать при появлении одной из самых знатных персон государства. Секретарь, в котором Голицын узнал одного из бывших работников канцелярии Сената, поклонившись, тихо исчез за дверью императорского кабинета, чтобы доложить императору о появлении князя. Вскоре он вышел и сообщил, 'что Его императорское Величество сможет скоро Вас принять, Ваше высочество'.

Сохраняя невозмутимое лицо, князь, задрав подбородок, глядел в окно и анализировал состав посетителей в приёмной императора.

Иван Данилович Шумахер, секретарь Академии. Учитывая интерес Петра Алексеевича к делам Академии и различных школ Петербурга, присутствие Шумахера не удивительно.

Семён Иванович Панкратьев, известный купец, а заодно инспектор Петербургской ратуши. Интересно, что за дело у него к императору. Ходили слухи, что самоварное дело Исаева началось с подачи Петра Алексеевича также как производство бумаги у Батищева. И то и другое обещает неплохие барыши. Возможно, и Панкратьеву государь предложит что-то интересное.

Григорий Капустин. Этот из берг-коллегии. Рудоискатель. Возможно, планируется какая-то экспедиция. Дело нужное и опять же возможны немалые доходы.

Гаэтано Киавери, итальянский архитектор. Додумался перестроить центральную башню Кунсткамеры заново. Говорят, из-за использования в первоначальном строительстве некачественных материалов башня грозила обрушиться. Кто-то погрел руки на этом. Однако расследование не проводилось, наверняка без Светлейшего князя там не обошлось. Но теперь доказательств нет, а деньги растрачены и виновником могут объявить итальянца.

Рядом с итальянцем другой архитектор — Иван Коробов. Этот работает при Адмиралтействе. Наверное, тоже планируется какая-то стройка. Очередные затраты на дорогостоящую игрушку Петра Великого — флот.

Парочку других посетителей простого вида и одежды Голицын не узнал. Наверное, из мастеровых или купцов. В это время из кабинета вышли генерал-аншеф Миних в сопровождении камергера Левенвольде. Раскланялись друг перед другом. Левенвольде приглашающе махнул рукой.

— Прошу вас князь. Его императорское Величество ждёт вас.

Вместе с Левенвольде прошли в кабинет. Мальчик сидел за небольшим столиком, приставленным к огромному рабочему столу за которым вёл приём раньше. Писал что-то торопливо на листе бумаги. Поднял голову и приветливо улыбнулся. Даже встал в знак почтения.

— Здравствуй, Дмитрий Михайлович! Проходи, присаживайся. Как здоровье, Анны Яковлевны?

— Благодарю, Петр Алексеевич, она здорова и молится ежедневно за твое здравие!

— Вопросов у нас много для обсуждения. Я попью чаю, а ты что предпочитаешь — чай, кофе, сбитень, вино?

— От чая не откажусь, Петр Алексеевич!

— Рейнгольд, попроси пожалуйста Кирилова подготовить нам чай и предупредите тех кто ждёт аудиенции что придётся подождать. Пусть тоже попьют там что желают. Дмитрий Михайлович, у меня к тебе просьба. Знаю, мой дед обращался к тебе за переводом интересных книг. Не откажи в любезности, посмотри этот труд братьев Савари. По-французски я плохо понимаю.

Голицын узнал недавно изданный во Франции 'Dictionaire universel de commerce' ('Всеобщий словарь торговли'), который сам уже читал пару лет назад и с тех пор периодически использовал для справок.

— Сделаю с удовольствием, Государь. Очень полезная книга!

Секретарь из приёмной принёс поднос с чашками, в которые уже был налит ароматный китайский чай. Император завёл недавно у себя обычай угощать посетителей кофе или чаем во время приёма или его ожидания. Голицын начал доклад по делам камер-коллегии. Всё как обычно, денег не хватает, идут сокращения штатов и целых ведомств, но проблема остаётся. Через некоторое время возник вопрос о причине отказа императора в утверждении откупа на вылов сельди. До сих пор Пётр Алексеевич не вмешивался в работу добытчиков денег для казны.

— Тут всё просто, Дмитрий Михайлович. Польза для казны от этого откупа будет меньше того вреда, который такая монополия принесёт рыболовам.

— Но Фик передал мне твоё категорическое нежелание предоставлять откупы вообще.

— Не совсем так. Просто каждый раз, прежде чем предложить мне предоставить или продлить какую-либо монополию подумайте, а не принесёт ли откуп вреда больше чем пользы? Вообще же я хотел, чтобы камер-коллегия подсчитала цену отказа от всех мелочных сборов и повинностей. Хотелось бы упростить сбор денег и облегчить коммерцию.

— Денег в казну станет поступать ещё меньше, Государь, а я не знаю, как изыскать средства на оплату военным, чиновникам, содержание двора.

— Полагаю, возможно немного увеличить пошлину на внешнюю торговлю. Это компенсирует выпадение доходов из бюджета.

Голицын покивал. Такая мера могла помочь.

— Также, хотя я пока не обсуждал это с Фиком, но полагаю необходимо отменить все внутренние таможенные пошлины. Это оживит торговлю внутри империи.

— Хватит ли поступлений от увеличения внешнеторговой пошлины на всё это? И насколько тогда её повышать?

— Должно хватить. Посчитайте с Фиком. Я полагаю, 13 копеек с рубля будет достаточно.

'Вот вам и мальчик-император' — удивился Голицын. — 'Интересно, кто ему подсказал эту идею? Неужели сам Фик? Или кто-нибудь из купцов, которых он привечает? Исаев или тот же Панкратьев?'

На этом, однако, интересные идеи у императора не закончились. Зашла речь о выпуске бумажных ассигнаций. Бумажные деньги конечно решат проблему дыр в финансах, но по сравнению с серебром казались слишком ненадёжными. И всё же грех отказываться от того, что успешно работает уже в других странах. Теперь придётся выписать мастеров из-за границы, станки, специальную бумагу и организовывать производство качественных ассигнаций в Петербурге.

Далее, мальчик предложил масштабную реорганизацию камер-коллегии, которая включала в себя следующее:

1.Присоединение Ревизион-коллегии (давно пора!)

2.Перевод всей отчётности на основе провинциальной статистики, а не губернской. (возни много, но разумно)

3.Выделение в составе коллегии четырёх экспедиций: доходов, расходов, проверок и недоимок. (ого! Камер-коллегия по сути подминает также под себя функции штатс-конторы и доимочной канцелярии! Похоже, власти у Голицына прибавится!)

4.Подготовка росписей всех провинциальных годовых бюджетов до 1 октября предыдущего года с учётом времени доставки в Петербург, росписи государственного бюджета до 1 ноября. Все дальнейшие исправления в бюджетах проводить как поправки за обязательной подписью императора. С соответствующими выводами о нерадивости, нерасторопности составителей или других причинах изменений. Последний пункт обещал много работы уже сейчас. Подготовка приказов, инструкций и писем во все провинции, ожидание ответа. В этом году успеют что-то сделать едва ли треть, но на будущий год будет проще.

Ну и под конец аудиенции Пётр Алексеевич предложил простить все накопившиеся недоимки, приурочив этот акт к зимней коронации в Москве, чтобы доимочная экспедиция начала работу с чистого листа.

— Только до этого момента нужно составить подробную инструкцию земским комиссарам по работе с недоимками. Важно сделать так, чтобы те, кто вовремя и самостоятельно оплатили подати, не подвергались постойной повинности сборщиков и вообще всяческим вымогательствам. Пусть страдают только те, кто не платит.

Голицын только покачал головой. До сих пор подати собирались совокупно с целых общин или городов. Выделить неплательщиков в общей массе непросто. Но посмотрим, инструкцию написать несложно.

Толпа людей вокруг меня понемногу структурируется. Уже пару лет существует мой двор, а после смерти императрицы Екатерины часть её придворных вошли и в штат моего двора. Ближе всех ко мне камер-юнкеры (Федя Лопухин, Ваня Долгоруков, Никита Трубецкой, Семён Нарышкин) и камер-пажи (Федя Вадковский, Петя Шереметев). Среди известных мне камергеров в последние месяцы произошел частичный отсев (кстати, по Табели о рангах это уже генеральский ранг). Куда-то запропал камергер Екатерины Юрлов, на днях по делу Волконской сослан Семён Маврин, мой бывший воспитатель. Петра Сапегу, бывшего фаворита императрицы отлучили от двора уже по моей инициативе. Надеюсь, он вместе с отцом не задержится в России. Трое братьев-баронов Строгановых сохраняют достойную независимость. Зато укрепили свои позиции поблизости от меня Карл и Рейнгольд Левенвольде и Сергей Голицын. Чуть выше по званию гофмаршал Дмитрий Шепелев. Есть ещё пара обер-шенков, распоряжающихся дворцовыми запасами вин: Андрей Матвеевич Апраксин, брат генерал-адмирала и Василий Салтыков, родственник умершей недавно царицы Прасковьи Фёдоровны. Обер-гофмейстер Матвей Олсуфьев уехал сейчас в Москву. Наконец ближе к вершине находится обер-гофмейстерина Варвара Арсеньева и обер-гофмейстер Остерман. Титул обер-камергера есть у Меншикова, но по табелю о рангах это чин 2го ранга, а у Светлейшего военный чин Генералиссимуса, который вообще вне рангов, так что ему придворный чин не нужен.

Остерман, заключив негласный союз с Рейнгольдом Левенвольде, стал меньше опекать меня и предоставил честь быть моей тенью ему. Я не возражал, у лифляндца было несколько полезных качеств: преданность, исполнительность и ум, позволявший избегать ненужных вопросов по поводу источника моих специфических знаний. Наличие же рядом тридцатилетнего графа избавляло моих собеседников от соблазна воспринимать меня как несмышлёного мальчика. Тем не менее, в связи с большим количеством указов которые проходили через мои руки, мне теперь остро требовалась своя канцелярия. Было несколько кандидатур в Коллегии иностранных дел, в секретариате Меншикова, в бывшем кабинете Екатерины (Черкассов на днях был сослан по делу Волконской) и Петра I (55-летний Алексей Васильевич Макаров сейчас 'не у дел'). В итоге я выбрал малоизвестного секретаря Сената тридцатичетырёхлетнего Ивана Кирилловича Кирилова. Это сейчас он неизвестный, а для меня это известный учёный, родоначальник российской экономической географии. Один из немногих дипломированных юристов (учился в Кёнигсбергском университете). Он уже написал свой знаменитый труд 'Цветущее состояние Всероссийского государства, в каковое начал, привёл и оставил неизречёнными трудами Пётр Великий' и по моему настоянию сейчас готовил его к публикации вместе с атласом Российской империи. Только попросил не изобретать нулевой меридиан российского пошиба, а использовать английский Гринвич.

— Наука не имеет границ, Иван Кириллович, но твой Атлас будет востребован не только в России, но и в других странах.

— Но почему именно Гринвич, Государь? Может быть, использовать тогда более правильно меридиан Парижа или какого-нибудь из немецких городов?

— Британия — владычица морей. Полагаю, когда настанет время странам выбрать какой-то единый нулевой меридиан — изберут именно Гринвич. Особенно если мы сейчас поддержим именно его. Но поговорите также с Делилем насчёт выбора подходящей картографической проекции. Советую взять его в соавторы издаваемого атласа — вам придётся ещё долго работать вместе.

Насколько помню, соперничество Кириллова и Делиля не пошло на пользу российской географии. Нужно приучать учёных работать вместе на пользу науке и государству.

Сегодня был наплыв посетителей в моей приёмной. Не люблю когда люди часами ожидают без пользы для дела, поэтому попросил Левенвольде организовать график встреч со мной так, чтобы посетители приходили не все сразу с утра, а к назначенному часу сюда, в приёмную, в мастерскую при Летнем дворце или в офицерское собрание преображенцев. Заодно разделить всех на три группы: придворные плюс чиновники, мастера и купцы, военные. График мой складывался теперь следующий. Вставал рано, в пять утра. Два часа занимался бегом, физкультурой, гимнастикой, плаванием. С семи утра до обеда вёл приёмы или сам посещал различные заведения вроде Академии, коллегий, гимназии и т.д. После обеда старался уделять время мастерской, а вечером отправлялся в офицерское собрание. В Посольский дворец возвращался к ночи. Навещал сестру и за полночь ложился спать. Режим жёсткий для моего детского организма, но, втянувшись, я на удивление не испытывал большого неудобства.

Возвращаясь к сегодняшнему дню — я провёл серьёзную встречу с Дмитрием Михайловичем Голицыным. Интересный человек: образованный, гордый своей знатностью и с принципами. Решил для себя, что в качестве министра финансов он может быть неплох. Поэтому предложил ему объединить под своей властью разрозненные финансовые ведомства, но с условием, что сделает структуру коллегии функционально логичной как в столице, так и в провинциях. Озвучил ему намерение либерализации экономики, сокращения множества ненужных налоговых изобретений своего деда и ликвидации внутренних таможен. Плюс дал отмашку на подготовку введения бумажных ассигнаций в денежное обращение. В общем — загрузил по полной программе, но кажется, князю это понравилось.

До Голицына общался с генерал-аншефом Христофором Антоновичем Минихом. Причиной встречи стало возобновление проектирования канала через Белое озеро. Корчмин скоро умрёт и я посоветовал Миниху подключаться к проекту, так как строить каналы придётся ему. На вопрос, есть ли в казне деньги на такое масштабное строительство, сказал что денег пока нет, но для меня этот канал приоритетен, поэтому строить начнём обязательно и желательно сделать это всё в самые сжатые сроки, а значит, в дополнение к 25тысячной армии строителей у Миниха появится ещё две-три таких же армии на строительстве обходных каналов и шлюзов. Соответственно, нужно будет организовать быт и снабжение десятков тысяч людей в течении многих лет. Не уверен, правда, что средства для строительства будут в казне уже на будущий год, но к весне 1729 года стройка должна уже кипеть. Об этом я Миниха и предупредил, попросив только не афишировать до времени мои планы перед членами Верховного Тайного Совета. При этом мы оба выразительно не смотрели на сидящего чуть в стороне Левенвольде. Полагаю, Рейнгольд также не станет специально информировать Остермана, или тем более Меншикова или Голицына. Очень хотелось пообщаться с Минихом на общеармейские темы, но зашедший тихо Кириллов сообщил, что Голицын уже в приёмной, так что я отпустил генерала, выразив надежду на продолжение разговора в другой раз.

После Голицына у меня была долгая беседа с секретарём Академии Шумахером. Деятельный немец энергично переключил на себя хлопоты по организации написания и публикации учебников для Гимназии, университета, а заодно также для Морской академии, Инженерной и Медицинской школ. Поблагодарил его за это, посоветовал пообщаться с Батищевым по поводу использования бумаги его производства и доведения её до качества, приемлемого для книгопечатания.

Так как зимой я планировал надолго перебраться в Москву, Блюментрост последует за мной, и руководить Академией придётся кому-то другому. Посоветовал до моего отъезда разработать Устав Академии, главным пунктом которого станет выборность Президента Академии из числа профессоров и адъюнктов. И выбирать будут сами учёные. Правда, число адъюнктов я хочу расширить такими людьми как Корчмин, Кириллов, Батищев. Пусть готовят диссертацию, защищают её перед учёными и получают звание внештатного адъюнкта российской Академии, что не даст им постоянного денежного оклада, но позволит участвовать в выборах. В общем, пусть думают там у себя. В любом случае, если приемником Блюментроста станет сам Шумахер, у него будет ограничитель власти в лице Научного Совета Академии.

Припомнил я также, что пора в полной мере Академии соответствовать своему названию Академии наук и художеств и учредить четвёртый класс, в который войдут художники, композиторы и архитекторы.

Среди прочих посетителей сегодня общался с рудознатцем Григорием Капустиным. До сих пор я откладывал использование своих знаний о местоположении разных руд и минералов, но сегодня решил сделать первый шаг обширной геологоразведочной программы, поэтому попросил Капустина поискать минерал касситерит (оловянная руда) вблизи северного берега Ладожского озера. Не уверен, что Кительское месторождение удобно для разработки, но олово металл дефицитный и какое-то время добыча может окупаться.

В последние дни совершенно нет времени поучаствовать в охоте. Я скучал по звукам рожков, лаю своры гончих, толп разодетых всадников и всадниц, азарта погони или терпеливого ожидания в засаде, моменту выстрела и восторгу победы, возможности похвастать трофеем и посиделкам у ночного костра. Не было времени даже перебраться в Петергоф на лето, хотя в столице жарко, воняет из каналов и с мостовых. Но каждый день я старался находить время добраться до конюшни, тепло поздороваться с конюхами и шталмейстерами, вдохнуть запах сена и навоза, посмотреть на новых жеребят или поделиться заботой с коновалом о какой-нибудь заболевшей кобыле, просто пообщаться с другими любителями лошадей. Обер-шталмейстер Ягужинский, главный по царевым конюшням, побыл в Петербурге совсем недолго и был направлен в Малороссийскую армию, не успев толком отдохнуть после миссии при польском сейме в Гродно. По этому поводу у меня произошла интересная встреча с канцлером Головкиным, пришедшем просить за своего зятя. Граф Александр Гаврилович Головкин всегда вёл себя предельно скромно для своего высокого положения. Носил старый неброский сюртук и годами не менял огромный старомодный парик. Трудился добросовестно, не пропуская заседания Верховного Тайного Совета или Коллегии чужестранных дел, Президентом которой являлся. Скупой и чрезвычайно богатый, он пользовался доверием моего деда, но всегда знал границу своих действий, за которую не переступал. Инициатива с высылкой Ягужинского принадлежала Меншикову. Об этом знали все, поэтому прошение Головкина стало для меня признаком того, что ряды заговорщиков против Светлейшего князя расширились за счёт канцлера. По моим прикидкам, Алексей Долгоруков и Остерман уже начали плести сеть этого заговора. Возможно, и Апраксин уже как-то в этом участвует. Вряд ли они смогли привлечь к своим рядам Голицына, но сейчас им важнее обеспечить поддержку мою и гвардии. Возможно, эта беседа являлась первым прощупыванием моей позиции.

— Александр Гаврилович, страной правлю не я, а Верховный Тайный Совет. Вас там девять человек кроме меня. Договаривайтесь друг с другом о том, чтобы вернуть Ягужинского.

— Но как же, Государь! Ты опора и единственная власть в империи! Мы на то и советники, чтобы только советовать!

Головкин преданно ел меня глазами, а я, чуть наклонив голову, смотрел на него и держал многозначительную паузу.

— Я тоже считаю, что могу управлять страной лучше Верховного Тайного Совета. Но сейчас я занят подготовкой проводов домой герцогов голштинских и цесаревен.

Вот так! Головкин не дурак и поймёт, что после отъезда двух герцогов и их жён, число членов Верховного Тайного Совета сократится с десяти до шести и что царь полностью возьмёт власть в свои руки! Тянуть с определением своей позиции Головкин не стал.

— Ваше императорское величество является лучшим правителем, которого могла бы желать Россия! Всецело поддерживаю любое ваше решение, Государь!

Ещё один камушек на весах против Меншикова. Стоит поощрить Головкина за правильный выбор.

— Благодарю за верную службу, Александр Гаврилович! Полагаю, к зиме двор переберётся со мною в Москву и Павел Иванович нужен будет мне в Первопрестольной.

В переводе с языка интриги — 'жду твоего зятя через полгода'!

Я встряхнул головой и вернулся от воспоминаний к разговору с Матвеем Дмитриевичем Олсуфьевым, бывшим главой двора Екатерины I, а сейчас просто управляющим государственными конезаводами. Ещё до Петра I только в государевых конюшнях держали более пяти тысяч лошадей. Сейчас, с увеличением численности армии, количество лошадей значительно увеличилось, но по-настоящему породистых лошадей мало. Нет тяжеловозов и нет скаковых пород. Пригоняемые каждый год на ярмарки десятки тысяч калмыцких и татарских лошадей делят на три категории при закупках для армии: верховые, артиллерийские и обозные. На этом весь отбор и заканчивается. Такие лошадки относительно дёшевы и неприхотливы, но меня не устраивало, что для реализации некоторых своих планов (перевозки тяжёлых осадных орудий, организации гусарских и кирасирских полков) придётся завозить лошадей из Германии или Голландии.

Обсуждали с Олсуфьевым стати скаковых лошадей. Голова такой лошади должна быть лёгкой и небольшой, глаза крупные и выпуклые, зрение хорошим, чтобы лошадь была непугливой, уши подвижные и большие, губы высокие, тонкие и чувствительные, ганаши (щёки) расставлены широко, затылок длиннее для лучшей подвижности головы. Шея должна быть тонкая и длинная, прямая, на одну пятую длиннее головы и поставлена под углом 45 градусов к горизонту. Холка длинная и высокая. Спина короткая и прочная. Поясница должна очень незаметно сливаться с узким и длинным крупом. Грудная клетка развита в глубину и уже чем у упряжных лошадей. Лопатки длинные и как можно более косо поставлены. Локоть как можно меньше отставлен. Предплечье длинное. Запястье сухое, широкое и хорошо развитое. Пясть короткая, без накостников, более округлая. Путовые суставы хорошо развиты и широки. Копыта небольшие, более крутые и максимально тёмные. Бедренные кости длинные.

У тяжеловозов свои стати, которые тоже надо отбирать и мы перешли к методам селекции, которые в это время ещё не систематизированы и относятся скорее к искусству коневодов. Между тем, помимо отслеживания всех статей лошади и её предков, важнейшее значение имеют два способа скрещивания: аутбридинг и инбридинг. При родственном скрещивании (инбридинг) закрепляются полезные качества в ущерб общему здоровью, которое выправляется позже в потомках при неродственном скрещивании (аутбридинг).

Поговорили о введении паспортов на конезаводах для лошадей с описанием и измерением всех их статей, что важно для селекции. О необходимости выкупить или получить в подарок лучших арабских, персидских, туркменских, английских скакунов. Англичане уже полвека назад завезли себе на остров несколько великолепных арабских скакунов и сейчас уже успешно выводят от них замечательных беговых лошадей. Дожидаться полвека когда что-то подобное сделает Орлов или Ростопчин я не стану.

Зашёл разговор о бегах на Царицыном лугу, которые с моей подачи набирают всё большую популярность. Полагаю, мода держать в своей конюшне победителей в скачках или их потомков будет только возрастать. Нужно также, пожалуй, учредить смотр лошадей и вручение наград на ярмарках. Это простимулирует выведение не только скаковых пород, но и тяжеловозов. Заодно такие же конкурсы ввести для других домашних животных: коров, свиней, овец, домашней птицы. Без этого животноводство в России не поднять, но плотно заняться этой темой я планировал уже в Москве. При всех своих достоинствах, Петербург оставался небольшим городом в малозаселенном холодном крае империи с неразвитым пока животноводством.

Вскоре после того, как император со свитой отбыли в столицу, в Сестрорецк пришел приказ из Сената о назначении лейтенанта от артиллерии, командира корабля 'Виктория' Андрея Венедиктовича Беэра директором Сестрорецкого оружейного завода. К тому времени Андрей с отцом уже начали модернизацию здоровенной паровой установки Ньюкомена по схеме, которую набросали после получения указаний императора.

Оставив отца с мастерами увлечённо курочить английскую технику, Андрей в последний раз навестил свой корабль и отплыл на нём в Кронштадт. Здесь тепло простился с командой и товарищами — морскими офицерами. На следующий день, с тяжёлой от похмелья головой отправился в Петербург. В Адмиралтействе оформил бумаги, затем отправился на Петровский остров в коммерц-коллегию. С недавних пор она объединилась с мануфактур-коллегией, бывший президент которой, Василий Яковлевич Новосильцев, стал одним из советников коммерц-коллегии вместе с Генрихом фон Фиком и Михаилом Салтыковым. Два президента коммерц-коллегии, Шафиров и Александр Нарышкин сейчас были в опале.

Встретили Андрея в присутствии приветливо. Несмотря на большую разницу в чинах усадили за стол, угостили сбитнем, расспросили про службу на флоте и о поручении Государя. К возросшему вниманию и уважению к себе со стороны чиновников и сослуживцев Андрей уже привык за прошедшие дни после встречи с Государем и явно оказанными знаками внимания с его стороны к простому лейтенанту и инженеру. Присутствующие одобрили начатую на Сестрорецком заводе переделку паровой машины, посетовали о снижении заказов на вооружение в последние годы для Сестрорецкого завода в том числе. Выразили надежду, что под руководством нового директора завод сможет изготавливать фузеи не дороже тульских. В общем, ничего определенного, плыви лейтенант, как знаешь и умеешь. Одна надежда, юный Государь имеет какие-то свои планы на Беэра и Сестрорецкий завод. Фик предположил, что связаны они с продажей продукции завода за рубеж. О чём-то подобном он разговаривал в общении с императором в последние дни. В заключении беседы, каждый из советников пригласил в гости к себе домой и посоветовали посетить завтрашний бал во дворце Апраксина, где можно будет попробовать увидеться с императором.

Покинув присутствие у непосредственных начальников, Андрей заглянул в соседнее здание Берг-коллегии, где проработал несколько лет ещё в бытность её Рудным приказом. Здесь работал советником его учитель, Иоганн Фридрих Блюэр. Уединившись с ним в одной из комнат, смогли не спеша обсудить текущие дела. Попытались предположить, что ожидает Сестрорецкий завод в ближайшее время. — Пётр Алексеевич удивительный мальчик. Вот тебе, Андреас, он поручил усовершенствовать паровую машину. Подсказал даже как это сделать, и никто не знает, кто подсказал ему самому всё это! Или вот на днях он отправил в экспедицию рудознатца Григория Капустина, помнишь его? Вот его Государь неожиданно отправил на северное побережье Ладожского озера искать олово. Откуда он узнал, что оно там есть?

— Может быть, подсказали какие-нибудь местные крестьяне во время недавнего похода?

— Может быть, но почему мы в Берг-коллегии ничего не слышали об этих крестьянах? Для чего скрывать это от нас?

Блюэр обвиняюще ткнул мундштуком трубки в сторону собеседника и Андрей, улыбнувшись, поднял руки.

— Не знаю, Иоганн. Я императора видел только один раз.

— А у нас он частенько бывает. Со всеми перезнакомился, даже последними канцелярскими служащими, много спрашивает, слушает, записывает. Любознательный мальчик и это замечательно! Ну, вот вчера буквально долго расспрашивал меня об устройстве доменной печи. Слушал-слушал, а потом предложил совершенно новую конструкцию мехов, представляешь? Сейчас покажу.

Блюэр достал листок бумаги, где в знакомой уже Андрею манере был нарисован в нескольких проекциях некий механизм. До сих пор для нагнетания воздуха в доменные печи использовали три основные разновидности конструкций воздуходувных мехов. Первый вариант — воздуходувные бочки. Представляли они собой бочки, разделённые пополам продольною перегородкой, не доходящей до дна, с двумя клапанами, впускающими или выпускающими воздух на каждой стороне. В бочку наливалась вода. При качании бочки количество воды в разных половинках её менялось, вытесняя воздух через один клапан и всасывая его через другой. Второй вариант — ящичные меха. Делали их из двух ящиков. В один налита вода, а второй перевёрнут вверх дном и опущен в первый. Вытесняемый из второго ящика воздух идёт на дутьё. Третий вариант конструкции под названием тромба представляет собой льющуюся в трубку определённого диаметра струю воды, которая при падении всасывает воздух и передаёт его в нижний ящик, из которого воздух уже идёт на дутьё.

Император же начертил схему мехов совершенно нового типа в виде цилиндра и поршня на штоке внутри него. Два клапана по разные стороны поршня попеременно впускают и выпускают воздух.

— Интересная конструкция. Но нужно очень точно подогнать размеры поршня к стенкам цилиндра. Как и в паровой машине.

— Вот-вот! Завтра поеду на Петровский завод приспосабливать этот мех к тамошним доменным печам. Не знаю пока, что получится в итоге, но Государь уверен, что это позволит выплавлять металла гораздо больше, чем сейчас!

— Интересные дела у вас тут в столице творятся.

— Очень интересные! Совсем как при Петре Великом!

Ассамблеи обычно проводились зимой. Летняя ассамблея была редким и поэтому особенно значимым событием. В этот раз она проходила во дворце генерал-адмирала Апраксина. Андрей получил приглашение на ассамблею на следующий день после общения в коммерц-коллегии. В назначенный вечер Андрей прибыл к дворцу командующего флотом одним из первых. Хозяин дома встречал гостей лично на крыльце. Одного из бывших своих капитанов адмирал узнал сразу и слегка поклонился. Поклон Андрея был более глубоким, всё же разница между лейтенантом и одним из правителей государства колоссальна.

Пока съезжались гости, Андрей бродил по залам и лестницам трёхэтажного дворца. Топтал дорогие ковры, любовался на картины, статуи, тропические пальмы в кадках, на фонтаны с душистой водой. В некоторых комнатах ароматно дымили курильницы, кое-где трубками дымили завзятые любители табака. Бесшумные лакеи скользили по комнатам, меняя тысячи свечей в многочисленных канделябрах и светильниках. В нескольких углах ряженные изображали живые картины на библейские сюжеты. В главном зале несколько музыкантов играли какую-то спокойную музыку на своих трубах.

Постепенно народу становилось всё больше. Несмотря на распахнутые настежь окна в помещениях становилось душновато. Андрей присоединился к компании молодых морских офицеров, среди которых были капитан-лейтенант Мятлев, переведённый недавно из Астрахани, унтер-лейтенанты Белосельский и Мордвинов с флагмана флота 'Святой Александр', капитан-лейтенант Василий Мамонов, переведённый в прошлом году из Воронежа. Мамонов и Белосельский были с жёнами, Мятлев и Беэр вдовцы, а Мордвинов до сих пор не женился.

Беседовали обо всём: о делах на Каспии, в Воронеже, Сестрорецке, Кронштадте и в самом Петербурге. Обсуждали наряды гостей, причудливые парики и причёски, мешающие танцам. Новую моду на причёску котаган, которая пошла то ли от императора, то ли из Франции, где её недавно изобрели. Упомянули предстоящий отъезд герцогов голштинских с цесаревнами в Германию, для которого готовили пару больших кораблей. Не забыли про последние затеи цесаревен с родильным домом и театром. Слушали музыкантов и обсуждали струнные оркестры, несколько лет назад вошедшие в моду с подачи Карл-Фридриха Голштинского. Вспомнили про затею хозяина дома с ресторацией французской кухни, под которую уже переделывали особняк напротив дворца на углу Большой першпективы на Невский монастырь. Припомнили недавние манёвры войск и неудачу с подвозом осадной артиллерии. Сошлись во мнении, что сухопутные опять напортачили, не использовав для перевозки тяжёлых орудий суда Балтийского флота. По мере появления известных красавиц Петербурга вокруг них собирались толпы желающих успеть записаться к ним на танец. Наибольший ажиотаж вызвало появление цесаревен, особенно страстной любительницы танцев Елизаветы Петровны. Андрей, не слишком знатный чином и родом, да и не большой мастер танцев, даже не пытался приблизиться к блестящему обществу вокруг цесаревен.

Наконец церемониймейстер, стукнув жезлом о пол, произнёс длинный императорский титул. Не дожидаясь его окончания, сам император, мальчик в мундире Преображенского полка с лентой через плечо и орденом Андрея Первозванного на груди вошёл в зал под руку со своей невестой Марией Меншиковой, в сопровождении толпы придворных. Прошли через зал, сопровождаемые волной поклонов и реверансов и сели на возвышение.

Дальше была церемония преподнесения цветов царицы бала, которой Апраксин объявил Марию Меншикову. Управление танцами и оркестром взял на себя распорядитель бала, известный в городе танцмейстер. Он почтительно спрашивал разрешения у царицы бала, девушка благосклонно кивала и распорядитель объявлял громким голосом название нового танца: польский, менуэт, англез, аллеманд, контрданс. Первый танец, польский, император возглавил лично. Представлял он собой парное шествие, во время которого, под торжественную музыку, участвующие важно вышагивали, кланялись и делали реверансы. Шествие прошло через зал, вышло в сад длинной змеёй и вновь вернулось обратно в бальный зал. Оркестр кочевал вместе со всеми. Второй танец, менуэт, танцевали только несколько самых ловких пар, а гости разбрелись по комнатам дворца или столпились у стен и окон, наблюдая за действиями танцующих. Партнеры чередовали мелкие шажки и изящные фигуры. В англезе шла пантомима ухаживания кавалера за дамой, которая то убегала, то застывала в соблазнительной позе. В аллеманде, немецком танце, кавалеры крутили дам, держась то за руки, то за талию. Причём музыка в ритме марша становилась всё более оживлённой. В английском контрдансе пары выстраивались в две линии и с поклоном менялись местами.

Позже гостей пригласили кушать за длинные, заставленные горами еды столы. Здесь, за столом, Андрей неожиданно оказался рядом со своим знакомым Андреем Нартовым. Оказывается, он недавно вернулся из Москвы и вновь занялся работой в токарне Летнего дворца, обучая внука Петра Великого работе с деревом и металлом. У Беэра и Нартова оказалось много тем для обсуждения. Они не пошли уже смотреть возобновившиеся танцы и продолжали интересную беседу, пока какая-то статс-дама не заявила, что на ассамблеях неприлично обсуждать дела. Было уже поздновато, и Андрей решил покинуть бал, пообещав Нартову заглянуть в токарню на следующий день.

Быть одним из главных участников шоу под названием 'летняя ассамблея у Апраксина', мне быстро надоело. На троне в бальном зале я высидел только до ужина. И поговорить толком ни о чем не получится. Поэтому весь вечер я занимался разглядыванием придворных да вопросами, кто есть кто, на которые приходилось отвечать либо Апраксину, либо Остерману, стоявшим поблизости. В основном меня интересовали мужчины, хотя бал был царством их жён и дочерей. В эти времена ассамблеи ещё не стали чисто дворянским мероприятием. Попадались группы купцов и даже несколько мастеровых побогаче. Доминировали, однако, военные и чиновники.

Среди одной из групп морских офицеров заметил Андрея Беэра, которому недели три назад поручил создание паровой машины. Интересно, как у него продвинулись дела. Рядом с Беэром Апраксин указал мне на ряд примечательных личностей, которые в будущем станут заметными военными и гражданскими деятелями.

Василий Алексеевич Мятлев сейчас пока тридцатилетний капитан 3 ранга, но в 50-х годах прославится как сибирский губернатор, основатель Иркутской навигационной школы и организатор исследования низовьев реки Амур, которые оставались пока китайской территорией.

Семён Иванович Мордвинов пока унтер-лейтенант. В сороковых годах на основе бумаг самого Апраксина заложит основы Государственного архива морского флота, в 1769г подготовил удачную экспедицию русской эскадры в Средиземное море и дослужился до чина адмирала.

Князь Михаил Андреевич Белосельский такой же унтер-лейтенант, как и Мордвинов. Несколько раз попадёт в опалу, но уже через двадцать лет возглавит Адмиралтейств-коллегию и прославится введением на флоте белого мундира. Не уверен насчёт его деловых качеств, но в годы службы в Оренбурге о нём будет хорошо отзываться Василий Татищев.

Василий Афанасьевич Дмитриев-Мамонов уже успел повоевать в баталиях Северной войны и сейчас состоит советником Адмиралтейств-коллегии. В 1736 году сотни построенных им казачьих лодок помогут взять у турок Очаков.

Полагаю, нужно использовать моё послезнание для ускоренного продвижения таких вот молодых и энергичных к управлению страной. Пока же попросил Апраксина во время скорого ужина усадить рядом Беэра и Нартова. Фёдор Матвеевич с интересом взглянул на обоих и подозвал кого-то из слуг шепнуть указание.

Глава 12

На следующий день первым с утра явился мой воспитатель Остерман. До Петербурга добралась новость о смерти короля Англии Георга I.

— Чем это нам грозит? Что может измениться со сменой короля в английской политике, Андрей Иванович?

— Вряд ли изменения будут большие. Вероятно, поменяется правительство. Английские короли обычно правят с помощью доверенных людей. Глава партии вигов канцлер Роберт Уолпол получит ещё больше власти. Тори потеряют своё оставшееся влияние. Во внешней политике виги стараются не влезать в войны, а значит скоро можно ожидать мира Англии и Испании. Возможно, Ганноверский союз распадётся, если Франция решит, что её противоречия с британцами сильнее, чем с австрийцами и испанцами. Если у нас будет конфликт с поляками или шведами, есть надежда, что англичане в него не станут влезать. Вполне вероятно также, что нам удастся наладить нормальные дипломатические отношения с Англией и добиться от них признания вашего императорского титула.

— Понятно. Полагаю, мы можем сделать ни к чему ни обязывающий дружественный жест, послав наследнику британской короны мои соболезнования.

— Это хорошая идея, Ваше императорское величество.

— Учусь у тебя, Андрей Иванович. Но в Англии сильна власть Парламента. Нужно отправить отдельное соболезнование и в его адрес, но от лица нашего Сената.

— Почему Сената, Государь, а не Верховного Тайного Совета?

Разговор проходил в моём кабинете. На этот раз Левенвольде не присутствовал, деликатно оставив нас наедине с Остерманом. Я откинулся на спинку стула. Кресла в России появились уже несколько десятилетий назад, но, учитывая мою тщедушную фигуру за огромным рабочим столом, я не решился усиливать гротескное впечатление, меняя неудобный стул с прямой спинкой на более комфортное кресло. Некоторое время я обдумывал мысль, разглядывая собеседника.

— Андрей Иванович, через пару недель цесаревны и герцоги уедут из России. В Верховном Тайном Совете останется только пять человек, в то время как сенаторов у нас полтора десятка. В английском Парламенте около тысячи человек в двух палатах. Наш Сенат это не Парламент, конечно, но чего-то более похожего у нас нет.

Остерман понимающе покивал головой.

— Возможно, стоит отправить соболезнование не только от вашего имени, но и от имени вашей невесты?

Хм... Похоже мой вчерашний выход на бал под ручку с Марией Меншиковой породил какие-то сомнения в рядах антименшиковской партии. Нужно внести ясность, пока мы одни.

— Мария Меншикова никогда не станет царицей, Андрей Иванович. Я об этом говорил не раз и решения своего не поменял.

В глазах барона читался мучающий его вопрос о судьбе Меншиковых вообще. Попробую немного прояснить для него будущее.

— Что касается Верховного Тайного Совета — остаётся либо вновь расширить его состав за счёт новых членов, либо упразднить. Я считаю, что правильнее вернуться к установлениям Петра Великого, когда в отсутствии царя страной управлял Сенат. Поэтому оставшиеся после отъезда советники и ты в том числе, вновь получат звание сенатора. Надеюсь, это не вызовет большого неудовольствия.

— Я готов служить тебе, Государь, на любом поприще, но боюсь, Александр Данилович будет против.

— Полагаю, да, он будет против. Но в Верховном Тайном Совете кроме него останется ещё четыре человека. Если большинство решит согласиться с моим предложением о роспуске Совета — не вижу препятствий.

— Есть же ещё недавно подписанный всеми Тестамент императрицы, Пётр Алексеевич.

— Да, это проблема. Можно игнорировать эту проблему и просто сжечь завещание императрицы, а можно поступить по закону. Пусть высший судебный орган страны рассудит — справедлив ли пункт Тестамента о том, что страной правит Верховный Тайный Совет.

— Ты говоришь о Сенате, Государь?

— Да, Андрей Иванович, пусть Верховный Тайный Совет будет распущен не мною, а Сенатом. Это поднимет его авторитет.

Остерман задумался. Я просто физически чувствовал, как он обдумывает будущую ситуацию. Благодаря моим действиям Сенат может превратиться в псевдопарламент, что гораздо лучше, чем отсутствие Парламента вообще. Для такого интригана, как Остерман, в новой конфигурации верховных органов власти появляются дополнительные возможности. Полагаю, и другие советники не будут против, даже Голицын, первый сторонник конституционной монархии в России. Против будет Меншиков, а он также ещё и президент военной коллегии. На любое решение Сената он может ответить барабанным боем гвардейских полков под окном. И тогда придётся вступить в бой мне. Но, если я что-то понимаю в людях, Остерман ещё не уверен насчёт моей поддержки.

— Андрей Иванович, не торопи события. Дождись отъезда голштинцев и тогда будем действовать быстро и решительно. Решение Сената будет поддержано мною лично и верной мне армией.

Остерман широко открыл глаза. Слов против Меншикова произнесено не было, но моя готовность использовать военную силу должна прибавить ему и другим заговорщикам уверенности. Кто бы придал уверенности мне, ведь я не могу предсказать, как начнёт действовать Меншиков, когда поймёт, что ему готовят опалу. В истории Игоря Семёнова всё прошло неожиданно для него, но в этой истории я произвёл слишком много лишних жестов, высказал слишком много лишних слов. Вполне возможно, что генералиссимус начнёт беспокоиться по-настоящему. Давала надежду моя уверенность в том, что прежде чем поднимать мятеж, Светлейший князь вначале попытается прояснить отношения со мной.

В этот раз Остерман не стал развивать тему моих планов, но поинтересовался, откуда у меня появились сведения о заключении договора с империей Цин уже через месяц. Похоже, Исаев воспользовался моим советом и пообщался на самоварно-чайные темы с начальником российской почты. Мне не оставалось ничего другого, кроме как с улыбкой поведать об очередном откровении, которое у меня было.

— Поразительно, Пётр Алексеевич! Может быть, в этом откровении были какие-то подробности о деталях договора?

Рассказал вице-канцлеру все подробности дипломатических отношений России и Китая в ближайший год. Остерман внимательно слушал, стараясь ничего не упустить. Когда я закончил, обсудили перспективы заказа самоваров для ямских станций. Государство имело возможность заработать на введении лицензий или откупов для торговли чаем или использования самоваров, но я решил не добавлять барьеров в российскую экономику. Пусть казна ничего не заработает напрямую, но новые товары (самовары и чай) быстрее найдут покупателя. А это по цепочке поднимет производство сукна для бартерного обмена на чай, производство тех же самоваров и бог знает чего ещё.

— Андрей Иванович, я знаю, что ты мзду не берёшь, но дозволяю тебе войти в долю с Исаевым в его самоварной коммерции. Купцу понадобится высокий покровитель, а взамен я прошу тебе пообщаться с советниками коммерц-коллегии на предмет того, как продолжить и улучшить торговлю российскими товарами через наши консульства. И не только в Кадисе и Бордо.

Пришлось объяснять вице-канцлеру мои грандиозные планы по расширению торговли российскими товарами прямо в иностранных городах, а не только в Петербурге.

— Коллегии иностранных дел нужно вместе с коммерц-коллегией искать возможности для расширения такой торговли. Заключайте договоры о взаимном снижении пошлин, снятии ограничений на торговлю всеми российскими товарами или только их части. Поддержка российских купцов за границей должна быть всяческая. Надеюсь, наши торговцы не станут жаловаться мне на равнодушие и леность наших консулов к их нуждам. Обсудили перспективу получения патентов на самовары, секстанты и производство бумаги из опилок. Последнее правда я пока хотел подержать в секрете, но сомневался, что это удастся проделывать долго. Город был переполнен иностранцами и одной секретности тут недостаточно. Нужно быть лидером в таком производстве, чтобы никто не смог превзойти российскую бумагу по цене и прочим конкурентным преимуществам. Что касается патентования на другие изобретения существовала проблема меркантилизма во Франции или Навигационного Акта в Англии. Их нужно было как-то обойти. Возможно, придется подписывать договор о взаимном признании авторских прав. Возможно, патент будет не на изобретателя а на какое-то подставное лицо. Пусть юристы работают. -Ещё свяжитесь с Куракиным в Париже. Есть одно деликатное дело. Пусть отыщет казначея иезуитской миссии в Китае де Антреколя. У него должны быть письма от сына из Китая в которых раскрывается технология производства фарфора. Возможно, он даже опубликовал их. Если нет, пусть договаривается о том чтобы предоставить копию нам. Этот фарфор уступает по качеству дрезденскому, но полагаю наши химики смог найти свой рецепт. Я подозрительно взглянул в сторону Остермана, но никакого удивления моей осведомлённостью в его глазах не увидел. Видимо он привык уже к этому.

Несмотря на своё первоначальное намерение уделять внимание обоим всем гвардейским полкам — львиную долю времени я тратил на посещение полкового двора и офицерского собрания преображенцев. Сегодня я всё же после обеда поменял маршрут и после занятий в токарне направился за Мойку, где находился полковой двор семёновцев. Участок для полковой слободы Семёновскому полку выделили чуть дальше ещё в 1721г за Фонтанкой. Разбили территорию на 51 продольную и 50 поперечных линий. Строить дома начали только с 1723г, когда полк окончательно вернулся в Петербург из последнего петровского похода. Строили за свой счёт. В случае переезда или перевода в другое место казна обязывалась выкупить здание у хозяина. Процесс шёл медленно и большинство семёновцев так и жили постоем на квартирах по всему городу, зачастую в каких-то сараях без окон и даже без печей.

В прошлом году царевна Прасковья Ивановна, жена тогда ещё майора Семёновского полка Ивана Ильича Дмитриева-Мамонова подарила полку земельный участок с каменным дворцом на берегу Мойки. Территориально он находился напротив Адмиралтейского луга, в районе будущей Исакиевской площади и построенного через десять лет Синего моста, претендующего на звание самого широкого моста в мире. Сейчас этот дом вместе с пристраиваемыми понемногу к нему хозяйственными строениями уже назывался полковым двором Семёновского полка.

Шефом полка уже много лет является генерал-аншеф князь Михаил Михайлович Голицын, младший брат моего 'министра финансов', герой многих сражений и командующий русскими галерами в битве при Гренгаме. Между прочим, одна из двух полосок на матросских воротниках по легенде появится в честь этого сражения (первая в честь Гангутского сражения, а третья в честь грядущей Синопской битвы). Сейчас Голицын командует войсками на Украине и после Меншикова является самым авторитетным военачальником в стране. В отсутствии шефа до прошлого года полком командовал генерал-майор Михаил Яковлевич Волков. Сейчас он практически отошёл от дел. Дмитриев-Мамонов в день моей коронации получил чин подполковника Преображенского полка и коменданта Петропавловской крепости. Сейчас фактическое руководство осуществляют три майора. Степан Андреевич Шепелев официально сменил Волкова в качестве командира полка. Отличается буйным, задиристым нравом. Лев Васильевич Измайлов прославился как руководитель посольства в Китай несколько лет назад. Особого результата он, правда, тогда не добился. Женат он на одной из дочерей шефа своего полка. Третий майор, князь Алексей Иванович Шаховской получил назначение на место ушедшего Мамонова. В полку кроме него, кстати, ещё трое офицеров этой фамилии. Шаховской был одним из участников расследования хищений сибирского губернатора Матвея Гагарина шесть лет назад. Заодно на Гагарина повесили вину за провал похода в Среднюю Азию отряда Бухгольца. Бедолагу пытали, повесили и много месяцев его труп в воспитательных целях украшал то Троицкую площадь, то площадь рядом с Биржей. Такие экзотические городские украшения были распространены по городу до последнего времени. Только несколько дней назад я подписал указ все эти уродливые гниющие останки убрать с улиц. Шаховского ожидала блестящая карьера и ранняя смерть. Правда, по неясным для меня причинам, после опалы Меншикова Шаховского тоже отчислят из гвардии. Возможно, он не будет в критический момент достаточно мне верен?

В целом же в верности полка мне я не сомневаюсь, что не отменяет необходимости оказывать ему внимание. Заключается оно не только в регулярных посещениях полковых собраний, но и в крестинах детей, в подарках на именины. Обычно дарил пяток червонцев, примерно столько же в аналогичных случаях дарила Екатерина I. Принимал участие я и в обучении солдат, причем пару раз шокировал окружающих, выступив в роле обучаемого и встав в строй наравне с другими солдатами.

Вот и сегодня, несмотря на поздний для муштры час, один из капралов тренирует молодых солдат. Воинские команды чередовались колоритным матом и тычками. В данном случае новобранцы уже видимо прошли первый этап обучения — стоять ровно и 'бодро' в шеренге. Зачастую этот этап рекруты проходят ещё рекрутами, при наборе в губерниях. Сейчас тренировали обращение с оружием, принимая с ружьем поочередно два основных положения — на левом плече или у правой ноги. Следующим этапом обучения будут действия со штыком и при стрельбе. Стрельбе по мишеням боевыми патронами обучались в крепости, а на манёврах жгли холостые заряды. Более сложные уроки пойдут уже в составе роты — обучение перестроению в две шеренги и обратно разными способами, а также построение каре.

Я пошёл дальше. Встречные застывали по стойке смирно, сдёргивали треуголки, салютовали шпагами. Ближе к канцелярии зарокотали барабаны — это тоже входило в сложный ритуал приветствия. Привычное мне отдание чести изобретут лет через сто англичане. Из дома выбежал дежуривший сегодня по полку Шаховской и отдал честь, взмахнув шпагой.

— Вольно князь! Есть новости?

— Всё спокойно, Ваше императорское величество. Большинство в караулах и на работах. Новичков ещё вон обучаем.

— Понятно. Что с печами?

— Сложили уже шесть штук. Осталось благоустроить ещё двадцать семь домов.

Первоначально я планировал начать массовую застройку полковой слободы за казённый счёт, но понял, что до этого нужно привезти несколько десятков тысяч брёвен, которые ещё нужно срубить и доставить. Поэтому решил, что до начала зимы нужно разобраться с существующим жильём и отправил офицеров с инспекцией по местам постоя солдат для выявления самых неблагоустроенных помещений. В виду острой нехватки зданий в городе солдаты зачастую жили в обычных сараях без окон, часто без печей и даже без крыши. Вот оборудованием печей и утеплением помещений сейчас и занимались по всем полкам в городе, но в первую очередь у гвардейцев. Печки ставили с расчётом, чтобы их можно было перенести потом в полковую слободу, которую начнём строить на будущий год, я надеюсь. Конечно, в ноябре-декабре двор и гвардия переберутся в Москву и надобность в печах не так велика, но сейчас мне важен был любой жест заботы о солдатах.

Сегодня я решил разнообразить унылый армейский быт нововведением в виде игры в футбол. Поручик Михаил Салтыков, один из представителей этого многочисленного и влиятельного рода, привёл плутонг (взвод) солдат. Мой денщик, шестнадцатилетний сержант-преображенец Алексей Аргамаков (будущий первый ректор московского университета) принёс набитый козьей шерстью кожаный мяч. Солдаты отметили пеньками границы ворот, а я объяснил правила.

— Это старинная игра в мяч. У древних римлян она называлась гарпастум, флорентийцы называют её кальчо. Правила следующие — вы делитесь на две команды по одиннадцать человек и, защищая свои ворота, пытаетесь загнать ногами мяч в ворота противника. Одна команда закатывает рукава, чтобы отличить, кто за кого играет.

После того как команды поделились, определили каждой её ворота я объяснил отличия правил играть руками для игроков и для вратарей. Перевернул песочные часы и дал свисток к началу игры. Вообще, в кальчо в команде не 11, а 27 игроков и ворота меняются не по времени, а после забитого гола, ну и масса другие отличий. Просто, под видом кальчо, я решил использовать более современный и привычный мне футбол.

Первое время игроки бестолково бегали за мячом. Вскоре они разогрелись и через некоторое время кто-то кому-то звезданул кулаком в челюсть. Я свистнул и показал буяну жёлтую карточку, сказав, что в следующий раз удалю с поля. Стоявший на краю поля Салтыков показал кулак, а Шаховской хмурился тоже грозно, обещая наказание похуже удаления из игры. Что не помешало мне показать жёлтую карточку через несколько минут уже за обычный удар по ноге 'не нарочно'. Беготня такая продолжалась ещё некоторое время, пока кто-то из игроков не схватил мяч руками рядом со своими воротами. Назначил пенальти, и счёт был открыт. Вратарь явно не знал, как защитить ворота от удара мячом со столь близкого расстояния.

Отыграв два тайма, я отпустил игроков, а офицерам вручил инструкцию с правилами игры, с указанием подготовить от каждой роты по команде игроков и регулярно всех тренировать. Надеюсь, через месяц они соберут хорошую полковую сборную для игры с преображенцами, моряками и гарнизонной командой. Заодно пусть готовят аналогичную команду для игры в лапту, которая армейцам хорошо знакома, так как входит в систему обучения гвардейцев ещё со времён деда.

Лаврентий Блюментрост сейчас перешёл к проверке привитых коровьей оспой на устойчивость к оспе обычной. Поэтому я запретил ему приближаться ко мне до успешного окончания экспериментов. В результате вместо него организацией родильного дома занялись Иван Иванович Лесток, которого Елизавета Петровна уступила своей сестре и брат основателя Академии архиатр (глава Медицинской канцелярии) Иван Блюментрост. Лесток достаточно глубоко был посвящён в серьёзность ситуации и необходимость предлагаемых мною мер, поэтому отнёсся к поручению самым внимательным образом и по составленному мною плану следил за перестройкой облюбованного мною и цесаревной особняка. Иван Блюментрост тоже обдумывал меры по реформе здравоохранения и о дальнейшем расширении сети роддомов. Для меня же участие в проекте двух заинтересованных взрослых избавляло от необходимости самолично наблюдать процессы родов. Надеюсь, без моего прямого контроля они справятся.

Одно из главных правил при организации роддома — ограничение свободного доступа из одних отделений и помещений в другие. Размеры дома не позволяли организовать полный комплекс необходимых помещений, поэтому пришлось серьёзно просчитывать, от каких помещений придётся отказаться, а какие можно достроить позже. Второй этаж дома выделили для обсервационного отделения. Туда попадали те мамочки, у которых при поступлений в роддом выявлено подозрение на наличие инфекционного заболевания. На первом этаже шла цепочка последовательных помещений. После прихожей смотровой кабинет с душевой и туалетом. Далее отделение предродового содержания со своей палатой, столовой, душевой, процедурной и туалетом. Далее родильный блок с предродовой залой (где мамочки ожидают родов), родильный зал, операционная для кесарева сечения (которое в это время пока ещё было смертельным для матери), предоперационная для подготовки хирургов к операции. Далее шли помещения послеродового отделения с палатой, столовой и процедурным кабинетом.

Разумеется, палат было мало, но было запланировано пристроить необходимое дополнительное количество палат в предродовом и послеродовом отделениях во дворе, превращая здание в букву 'П' с вытягивающимися ножками. Большое количество тёплых туалетов решалось также пристройкой помещений вдоль всей дальней стороны дома.

Пришлось отказаться от устройства централизованного водопровода. Слишком новое и дорогостоящее это дело и я опасался, что мастера будут долго возиться вначале с изготовлением труб и вентилей, а потом с их монтажом. Отопление в доме было централизованным. Из печей в подвале горячий воздух подавался по дымоходам в стенах здания. Наличие такой системы было одним из главных условий при выборе особняка.

Дезинфекция помещений и предметов проходила по строгим правилам, за соблюдением которых следил специально назначенный врач. Бельё кипятили два часа, посуду не меньше четверти часа. К сожалению, у меня не было пока хлорной извести и мало соды, но вымуштрованные технички два раза в день отмывали все помещения, от туалетов, до приёмного отделения. Мыла не жалели, хотя я подумывал также ввести бактериологический контроль с помощью микроскопов, которые ещё нужно было изготовить. Спирт использовали для обеззараживания инструментов (которые тоже кипятили). Любителей использовать спирт внутрь выгоняли, кое-кого не только из больницы, но и за Урал.

Врачей обязали заполнять медицинские карты поступающих. Со временем медицинская статистика станет тотальной, а пока я приказал собирать параллельно статистику рождаемости и смертности при родах детей и рожениц по всему городу. Мне нужно было точно знать, сколько жизней спасает эта моя дорогостоящая затея.

Вёсла поскрипывали в уключинах, вода плескалась за бортом, лодка мягко скользила по глади реки. Здесь, на стрежне Невы, я любовался пронзительно синим июльским небом и грелся в лучах солнца. По берегам возвышались дворцы, очень похожие на те, что будут и через триста лет. В такие моменты я хорошо понимаю, почему Пётр I так любил плавать на лодках и кораблях, предпочитая такой способ передвижения хождению пешком по пыльным неустроенным улицам или езде в карете.

Два месяца я в этом мире. Или два месяца, как я обрёл знания будущего. И так и эдак чудно и непонятно с какой же стороны я сам. Наверное, где-то посередине. Дискомфорта особого не испытываю, наверное человеческая психика достаточно гибкая чтобы уместить в себе две личности. В основном я, конечно, мальчик Петя Романов. Говорю сегодняшним языком, думаю тоже со всеми этими устаревшими словами и даже ятями. В том числе о вещах чуждых этому времени. Характер, правда, стал совершенно другим. Флегматичный, сдержанный, внимательный, расчётливый. Ответственность, как ни странно, не давит и в депрессию не вгоняет. Какой-то спокойный фатализм в душе. Бог заботиться обо мне и нужно просто поступать правильно и не сожалеть об ошибках. Кстати, мои представления о том, кто же такой могущественный забросил душу и память Игоря Семёнова из XXI века в сознание Петра Алексеевича, сдвинулись к уверенности, что это Божье чудо. Как-то не лежала душа к версии, что виноваты люди из ещё более далёкого будущего или инопланетяне. Тем более это не природное явление или дьявольский план сил зла.

— О чём задумался, Петя? — прервал моё созерцательное настроение Ваня Долгоруков. Он по-прежнему рядом со мной. Знание будущего не разрушило нашу дружбу. Да, он наглый здоровенный верзила, который смог завлечь меня не в этой реальности в прожигание жизни вместо выполнения долга правителя. Но можно ли осуждать его за это? В этой же ветви истории Петр II другой. У него есть знание будущего, у него есть характер и настойчивость. Интересы мои теперь сосредоточены не на охоте, играх и прочих развлечениях, а в общении, исследовании окружающего и в попытках как-то изменить жизнь к лучшему.

— Да так, Ваня, любуюсь окружающим.

Долгоруков оглядел берега и цикнул.

— Не... на природе лучше, тем более летом. Лес, река, охота, рыбалка, банька... — Ваня мечтательно закатил глаза. — Поедем в Петергоф уже, наконец, Петя, а то лето скоро закончится!

— Хотелось бы, да некогда, Ваня. Ты лучше скажи, в скачках будешь участвовать?

— Не... я тяжёлый для лошади, а тяжеловозы скачки не выигрывают. Чтобы побеждать в скачках наездник должен быть лёгким. Например, как Никита. Никит — ты в скачках участвуешь? — Ваня толкнул задремавшего Трубецкого.

— А? Чего? — встрепенулся тот.

— Чего-чего, тютя... Жену у тебя увели!

Трубецкой недоверчиво уставился на соседа. Ваня хмыкнул.

— Государь спрашивает, почему ты в скачках не участвуешь?

— А надо? Я всегда готов, только езжу плохо.

— Почему плохо ездишь?

— Да не знаю. Как в детстве кобыла укусила, так боюсь я этих зверюг, а они чувствуют. Не даётся мне искусство наездника.

— А что тебе даётся, неслух?

Я перестал обращать внимание на очередную перебранку Долгорукова с Трубецким. Открыл папку с бумагами, которые сегодня забрал в коллегиях и, придерживая, чтобы не унесло порывом ветра, принялся их перечитывать, выписывая свои замечания в свою тетрадь. От Троицкой площади, где пока ещё находились правительственные здания, до Летнего дворца полверсты, всего лишь реку пересечь, но и за десять минут можно успеть сделать что-нибудь полезное. Те бумаги, что не успею просмотреть по дороге, перелистаю потом в одном из кабинетов дворца. Потом отдам их посыльному для возврата обратно в коллегии и пойду в токарню, где хозяйничает Нартов. Левенвольде отсортирует посетителей и начнёт подпускать к моей особе людей 'подлого' звания. В коллегиях я общаюсь с вельможами, дипломатами и чиновниками. В преображенском полку появляются для встречи со мной только военные. Гражданских ко мне в эти часы пускают редко — гвардейцы ревнивы. В Летнем дворце у меня формат встреч 'без галстуков'. Приходят купцы, инженеры, мастеровые, которым я поручил экзотические заказы. Приходят и те, кто не сумел пробиться ко мне, пока я работал в коллегиях. Не глядя на посетителя, я обрабатываю очередную болванку и вполуха слушаю, что мне говорят. Кириллов записывает. Если что забуду — потом просмотрю его записи. Он кстати плывёт вслед за нами на втором баркасе, вместе с Аргамаковым и парой гренадёр охраны. Здесь же со мной и парой камер-юнкеров ещё и Рейнгольд Левенвольде, куда ж без него!

Вообще же меня волновала мысль о том, как применить силы и способности тех людей, которые военной или гражданской службе предпочли придворную жизнь. С одной стороны существование двора моего, цесаревен, сестры и невесты казалось мне анахронизмом. Очень трудно найти стоящее применение людям, которые готовы служить мне только в качестве слуг, но не хотят быть администраторами или военными. Единственное, что мне приходило в голову — использовать их в области культуры. Например, спорт. Иван увлёкся силовыми видами спорта и я понемногу настраиваю его на руководство развития этого направления. Никита, как спортсмен похуже Долгорукова, но тоже пытается что-то делать. Есть и другие сферы культуры, где я постараюсь использовать остальных царедворцев. Главное, чтобы они не чувствовали себя бездельниками и паразитами, это развращает их и страну. А что-то более серьёзное я буду делать с другими помощниками. Толковых людей в России много.

Вот, например, утром, при очередном посещении Академии познакомился с Даниэлем Мессершмидтом. Сорокалетний медик-натуралист в марте вернулся из восьмилетнего путешествия по Сибири. Сейчас у него происходили какие-то скандалы на почве определения его многочисленных находок в Кунсткамеру. Ещё и зарплату ему задерживали и даже ненадолго под арест посадили. Вдобавок, успел жениться на местной немке, которую увидел в каком-то видении во время путешествия. Человек мягкий и скромный, он страдал от невнимания начальства. Мы поговорили с ним о собранных гербариях, чучелах, о нарисованных картах, об открытом им Кузнецком угольном месторождении (вместе с другими исследователями). Попросил не тянуть с подготовкой и публикацией полного отчёта об экспедиции.

— Если не получается всё сразу — публикуй по мере готовности, не тяни Даниэль. Люди оценят твой вклад в науку только если ты вовремя напечатаешь результаты. А Иван Данилович окажет тебе всяческое содействие! — я зыркнул на Шумахера, стоявшего рядом и секретарь Академии часто-часто закивал. Не так давно у меня с ним был серьёзный разговор (очередной), где я пообещал увеличить финансирование Академии и вовремя закрывать долги перед учёными и за оборудование, но от него требовал внимания и любезности к капризным научным светилам.

— Иван Данилович, работа у тебя непростая. Учёные часто люди капризные, а казна наша пустая. Но наша с тобой работа состоит в том, чтобы учёные мужи могли нормально работать на благо науки.

Полагаю, администратор от науки проникся моей мыслью, что император российский может работать на эту свору скандалистов-учёных, что он вообще может работать на кого-то кроме Бога! Надеюсь, Академия будет процветать, уж очень не хочется верить историческим нападкам на деятельность Шумахера. А Мессершмидт, я надеюсь, получит справедливую оценку своих заслуг от меня и от мировой науки. Он стал первым в длинной череде учёных-исследователей Сибири. Пусть теперь пишет труды, да готовит новых исследователей на кафедре географии Академии, которую я планирую организовать. Не решил пока, стоит ли объединять её с астрономией.

Сегодня же мастер-оптик Академии Иван Елисеевич Беляев предоставил мне изготовленный ртутный термометр. С астрономом Делилем тут же обсудили градуировку шкалы. Спиртовые термометры изобрели лет семьдесят назад, но стандартной шкалы до сих пор не было. Обычно делали произвольную шкалу из 50 делений, где около 10 градусов располагалась температура таянья льда, а температура воздуха не повышалась выше 40 градусов. В начале века француз Амонтон сконструировал воздушный термометр со шкалой от 'абсолютного нуля' (весьма неточно высчитанного) до температуры кипения воды. Четыре года назад немец Фаренгейт в Голландии сделал первый ртутный термометр, но шкала у него была весьма странной, не привязанной ни к одной температурной константе. Впрочем, то что температура кипения воды постоянна при одинаковом атмосферном давлении, открыл как раз он. Об этом его открытии Делиль не знал, хотя о самом Фаренгейте слышал. Подумав немного, Делиль предложил идею поделить шкалу на 150 делений от точки замерзания воды до точки кипения. Я про себя только поразился. Именно такую же шкалу Делиль предложил и в истории Игоря Семёнова лет через десять.

— Почему сто пятьдесят то? Сотня мне кажется более круглой цифрой!

Так мы и перехватили идею температурной шкалы шведа Цельсия, которую он ввёл бы только через пятнадцать лет. И будут в будущем говорить не о градусах Цельсия, а о градусах Делиля. Сегодня я не стал вести с французом речь о более точной калибровке шкалы при стандартном атмосферном давлении. Зато попросил скромно молчавшего в сторонке Беляева подумать о новой конструкции термометра с более тонким капиллярным каналом.

— Меньше расход ртути, дешевле получится термометр, — таким спорным образом объяснил я эту свою идею. На самом деле я хотел бы получить обычный градусник, но не решился сразу раскрывать все карты. Делиль считался официальным французским шпионом. Не стоило добавлять ему данных о необычных знаниях российского императора. Вообще весь разговор я строил так, чтобы француз теперь мог спокойно приписать создание стандартной шкалы температур себе. А другие разновидности конструкций термометров я потом обговорю с Беляевым наедине. Или с его помощником, семнадцатилетним сыном Ваней.

С Делилем же мы продолжили разговор о секстанте, который изобрели мастера Адмиралтейства. Астроном был в восторге и уже планировал заказать большой секстант для астрономических наблюдений. Я же попросил его не спешить писать об изобретении своим друзьям в других странах.

— Наши юристы сейчас решают вопрос о получении патента на конструкцию секстанта во Франции, Англии и других странах. Если сведения об изобретении придут туда раньше, чем нужно, изобретатели потеряют деньги.

Француз закивал. Думаю, какое-то время он будет молчать об этом, экспериментируя с новыми 'игрушками'. А я про себя чертыхнулся, убедившись ещё раз, что в этом городе ничего нельзя удержать в секрете. Нужно будет Ушакова озадачить проведением предварительного расследования утечки информации. Только 'без пристрастия', то есть без пыток, а лучше вообще незаметно. А то неизвестно что начнут вытворять ретивые администраторы! И шум ненужный и лишняя нервозность в работе, а то и мастера могут пострадать.

Делиль же рассказал мне о планах превращения центральной башни Кунсткамеры в передовую обсерваторию, оснащённую самыми современными приборами. Я пообещал ему профинансировать изготовление мощного телескопа, а пока попросил начать составлять таблицу движения Луны относительно Солнца, чтобы секстант в полной мере показал удобство по сравнению с астролябиями. Упомянули и о помощи Кириллову в составлении первого Атласа Российской империи. Зашла речь и о более точных картах с использованием триангуляции и топографических знаков. Я планировал что-то подобное, но до начала проведения масштабных геодезических работ нужно было начать изготовление точных теодолитов. Для этого мне требовался Беляев и его ученики, которые итак были заняты с термометрами и микроскопом. Нагружать их изобретением теодолита посчитал пока излишним.

Вообще же мне нужно хорошее производство оптического стекла, если я хочу завоевать мировой приборостроительный рынок. Уже изобрели флинт (стекла с низкой дисперсией и высоким преломлением, англичанин Тильсон в 1663г) и крон (стекла с высокой дисперсией и низким преломлением, немец Кункель в 1689г), а через пару лет Честер Мур Холл объединит крон с флинтом и изготовит первую ахроматическую линзу. Хотелось бы его опередить не только в самой идее, но и в конкретных изделиях массового производства из хорошего оптического стекла. А с этим было плохо. В Российской империи оптическое стекло начали изготавливать только накануне революции. Те же стекольные заводы, что уже есть в России, занимаются всяким ширпотребом. Да и находятся они в основном в Подмосковье. Ближайший завод в Ямбурге (это который потом коммунисты переименуют в Кингисепп) недалеко от Нарвы. Ямбург входит во владения Меншикова. Конфисковать его имущество я не планирую, а вот мастера с его заводов понадобятся, хотя бы на время. Сырьё же есть и поближе к Петербургу, например в будущих Саблинских пещерах, это всего в сорока километрах к югу. Найду стеклодува-педанта, способного жёстко контролировать качество сырья и технологический процесс варки — смогу организовать новую важную отрасль производства в стране.

Глава 13

Лаврентий и Иван Блюментросты посетили акушерский гошпиталь или родильный дом накануне открытия. Рабочие убирали строительный мусор, красили а не белили стены дорогостоящей краской. Уже утром нужно будет проследить за тщательным мытьём всех поверхностей, как настаивал император в инструкции к строительству.

— Полагаешь, из этого будет толк, Иван?

Архиатр пожал плечами.

— Если тебе предрекут смерть через полгода — начнёшь цепляться за соломинку. Уж не знаю, чему хочет успеть научиться за это время Лесток, чтобы предотвратить гибель цесаревны, но если ему это удастся — слава его будет равна авторитету великого Бурхаве.

— Ты преувеличиваешь. Лесток ловкий царедворец, но как врач и в подмётки не годится лейденскому целителю.

— Это знаем я и ты, но лейб-медик цесаревны достаточно хитроумен, чтобы приписать себе те успехи, которые, я чувствую, будут связаны с этим гошпиталем.

— В твоих силах не допустить этого, Ваня. Француз скоро уедет в Киль принимать роды у цесаревны, и этот дом останется только твоим детищем.

Иван Блюментрост улыбнулся.

— Полагаю, да. Есть что-то очень правильное в том, как организован этот гошпиталь. Я собираюсь подать императору прожект по организации остальных гошпиталей на подобных началах.

— Это очень хороший план! Я даже думаю, что идея этого гошпиталя пошла не от Лестока, не от цесаревны, а от самого царя или от его советников. Знать бы ещё, кто ему всё это советует. Положим, первое в истории родовспомогательное заведение открыл Фрид в Страсбурге пару лет назад, акушерские щипцы Пальфин из Гента показывал в Париже четыре года назад, термометры при лечении, истории болезней и обязательные вскрытия для выяснения причин смерти — всё это практикует и Бурхаве, о болезнетворности своих анималькулей говорил ещё Левенгук. Но кто посоветовал кипятить инструменты и бельё чтобы уничтожить этих анималькулей? Мыть с мылом и содой помещения?

— Это гигиена, Лаврентий, об этом говорили ещё Гален и другие древние светила медицины. Может быть, не совсем так, но похоже. В любом случае, даже имея всё это, придётся очень много работать, чтобы добиться видимых успехов. Кстати, как продвигается исследование вариоляции?

— Очень хорошо. Те три мальчика, которые были привиты коровьей оспой и легко ею отболели стали невосприимчивы к натуральной оспе. На днях я сделал вариоляцию ещё пятидесяти детишкам из приюта. Недели через три проведу испытания на устойчивость к обычной оспе, и по итогам эксперимента будет точно известно насколько эффективен этот метод.

В голосе президента российской Академии наук и художеств чувствовалось глубокое удовлетворение. Похоже, он был уверен в успехе. Это почувствовал и брат.

— Я вижу, можно надеяться на положительный результат?

— Не хочу торопить события, но у меня есть такое чувство, что и остальные не заболеют.

— Это потрясающе! Я уже говорил тебе это и снова повторю — ты сделал великое открытие! Избавление мира от страшной болезни! Твоё имя будут благословлять столетиями, Лавр! Какая-то тень сомнения мелькнула на мгновение в глазах Лаврентия Блюментроста. Как будто он хотел в чём-то признаться родному брату, но сдержался. Вместо этого он широко улыбнулся и хлопнул собеседника по плечу.

— Фамилию, Иван, нашу фамилию! Что-то мне подсказывает, что твоя слава не отстанет от моей если работа этого гошпиталя будет успешной! Кстати, метод кипячения инструментов перед операцией и тщательное мытьё рук я уже использую при вариоляции. Если теория болезнетворности анималькулей права — это поможет избежать заражения крови.

Не уверен, ведь это всего лишь одна из многих гипотез. Почему Лесток и цесаревна так настаивают на том, что это поможет, я не понимаю. Мы можем стать посмешищем перед всем учёным миром. Ну, может быть, над тобой смеяться не посмеют, раз тебе удалось побороть оспу. А вот меня учёные мужи съедят с потрохами!

— Значит, не спеши кричать об этом. Время скоро всё расставит по своим местам. Государь уже одобрил создание лаборатории по изучению анималькулей при Академии. У нас есть пара микроскопов конструкции Левенгука, которые ещё Пётр Великий привёз из Голландии. Мастер Беляев обещает вскоре изготовить свои собственные, не хуже качеством. Говорит, знает секрет изготовления маленьких линз. Где бы мне ещё толковых людей для лаборатории найти. У тебя нет толковых фершалов в гошпиталях?

— Найду, если есть такая вакансия. Московская гошпитальная школа Бидлоо в последние годы регулярно выпускает врачей. В своём прожекте я собираюсь предложить организовать подобные школы при всех четырёх гошпиталях Петербурга и Кронштадта.

— Четырёх? Адмиралтейский, полевой армии, Кронштадтский и этот, акушерский?

— Да. Государь говорил что-то о планах организации гошпиталей во всех губернских и провинциальных центрах. И о посылке врачей в уезды. Нужны будут сотни медиков!

— Вот как? И ты об этом говоришь только сейчас? Это же очень серьёзно!

— Прости, Лавр, пока что это всего лишь прожект. Как оно в действительности повернётся — пока не понятно.

— Россия непредсказуемая страна, но Пётр Алексеевич ничего не говорит просто так. Мальчик не по годам серьёзен и если что-то задумал — станет добиваться этого всеми силами!

Хочешь что-то сделать хорошо — сделай это сам. С этой мыслью я решил посвятить некоторое время изучению того, как собирается статистика младенческой смертности в Петербурге. Для этого пришлось посетить Полицмейстерскую канцелярию. До мая месяца её возглавлял арестованный ныне генерал-полицмейстер Девиер. Сейчас она в свободном плаванье, под руководством тройки чиновников более низкого, девятого ранга. Это не позволяло канцелярии руководить полицией в Москве и других городах, но было более-менее достаточно для организации городской жизни в самой столице. Один из тройки занимался финансами, контролируя сбор 'квадратных' денег с владельцев дворов, сборами с извозчиков и прочими финансами. Второй, 'полицмейстер в резиденции' отвечал за общественный порядок, контролируя каторжную тюрьму, вооружённые караулы у шлагбаумов в конце городских улиц и караульных, бродящих по ночным улицам с трещотками. Третий отвечал за организацию постоя солдат и офицеров по всему городу. Надо сказать, функции были между ними не так строго ограничены, как я описал. Все занимались всем в условиях постоянных перемен в управлении: контроль цен на рынках, пожаротушение, городское строительство, выдача паспортов, сбор податей и организация исполнения повинностей. Этим занимались десять офицеров, двадцать урядников (унтер-офицеров), шестьдесят солдат, дьяк и десять подьячих.

Что касается сбора сведений о детской смертности, то пришлось всё организовывать практически с нуля. Чтобы не объяснять всем исполнителям, как и что делать — написал инструкцию, которую писцы размножили для раздачи сборщикам информации. Мне требовался поименный список всех беременных женщин в городе. Заодно те, кто будут собирать информацию, прорекламируют новый роддом с бесплатной кормёжкой. Через три месяца нужно будет повторить опрос и выяснить, как прошли роды у тех женщин, которые к этому времени уже родят. Хотел было добавить в опросный лист вопросы, какая повитуха помогала рожать или рожала ли женщина раньше, но решил не усложнять. Достаточно пока общих цифр.

Капитан-полицмейстер, получив указание переписать всех беременных баб в городе, поступил просто — дал указание урядникам. Покинув полицмейстерскую канцелярию за Мьёй (Мойкой), урядники разошлись по своим районам и вызвали к себе старост улиц и кварталов. Выборные сотские и старосты почтительно выслушали высочайшее повеление, и пошли по домам десятских. Загадочный приказ указать имена и фамилии всех беременных баб пугал, как и всё неожиданное и новое, исходящее от властей. Даже угроза штрафа и плетей за сокрытие сведений не остановила бы скрытый саботаж. Но кто захочет отвечать за соседей? И десятники перечислили всех непраздных, кого знали. Кого не помнили они — напомнили местные бабы-сплетницы, заодно рассказав кучу всяких сплетен от кого ребёнок, какие дуры бабы и козлы мужики и т.д. Таким образом, через несколько дней у меня был список из более чем тысячи женских имён. Путём несложного расчёта вычислил потребность в сотне койкомест в новом роддоме при наличных двадцати. Но посмотрим, как пойдёт дело, возможно к массовому наплыву посетительниц новые палаты уже будут достроены.

Пока собирали статистику, я знакомился с работой полицейских. Сначала поскрипел перьями в канцелярии, но моё присутствие в конторе, похоже, работу сильно тормозило. Прогулялся тогда с одним из урядников по улицам адмиралтейской стороны. Чтобы не мешать поручику работать, попросил сопровождавшую меня свиту приотстать от нас. Впрочем, усатый смущённый полицейский рядом со мной чувствовал себя скованно. Да и обитатели рынка недолго оставались в неведении относительно личности барчука, идущего рядом с представителем власти. 'Царь! Царь! Ей Богу, Царь!' — пронеслось по толпе, и торговля на рынке сразу остановилась. Народ сдергивал шапки, низко кланялся, кое-кто бухнулся на колени. Я хмыкнул и подозвал вельмож, всё равно моё инкогнито в этом городе не работало.

Примерно также прошёл поход в бедняцкие кварталы вокруг формирующейся Сенной площади. Дома здесь строились из остатков использованных вышневолоцких барок с многочисленными дырками от нагелей и не штукатурили. Позже этот район назовут Вяземской лаврой, и много лет он будет петербургским 'дном', а студент Раскольников зарубит топором старушку-процентщицу. Здесь я пообщался с золотарями — самыми низами городского общества. Они занимались чисткой выгребных ям и вывозом их содержимого на 'пахучие поля' вокруг города. Проблема канализации в Петербурге всегда будет стоять остро. Я пока не придумал, как её решить. Склонялся к идее прокладки больших туннелей под всеми улицами города. Но этому препятствовал высокий уровень грунтовых вод. То есть придётся проводить засыпку улиц и подъем их уровня на несколько метров. Заодно появится защита от наводнения. Только масштаб предстоящих работ ужасал! И где поблизости взять столько грунта? Только углубляя реки и каналы, а значит, изобретение земснаряда должно последовать сразу за доведением до ума паровой машины!

Мои придворные графы и князья неодобрительно косились, пока я беседовал с золотарями. Назло им, решил понаблюдать за работой ассенизаторов от сбора фекалий до транспортировки на окраину. Правда, сам в выгребную яму не полез.

Позже, когда я решил поработать трубочистом, которые тоже находились в ведении полиции, мои спутники отнеслись к этому спокойно. Ваня даже сам полез наверх поучаствовать в процессе. Как ни старались мы с ним, запачкали сажей руки, лица и дорогие камзолы. В итоге, чумазые и довольные, мы потом смешили знакомых рассказами о походах по крышам.

Посетил берег Лиговского канала, доставлявшего за двадцать вёрст чистую воду к фонтанам Летнего сада и центру города. Очень непростое сооружение ныне опального Скорнякова-Писарева. Канал в двадцать вёрст провели от реки Лига в районе деревни Горелово до бассейна на московской стороне. Где-то здесь будет жить через двести лет 'сеянный-рассеянный, с улицы Бассейной'. От этого бассейна через несколько деревянных труб вода самотёком подаётся в разных направлениях. Сейчас как раз заканчивают водовод через Фонтанку и подключение Летнего сада. Насколько я знаю, напора из Лиговского канала будет недостаточно для фонтанов, и паровая машина начнёт качать воду для них из Фонтанки. Канал будут использовать только как источник питьевой воды, хотя основную воду питерцы ещё долго будут брать из колодцев и через полвека это дорогостоящее сооружение забросят. Вдоль канала расположились будки охранников, следящих за чистотой воды. По одной из позднейших версий историков канал использовали для транспортировки камня из каменоломни в районе Дудергофского озера (из которого канал вытекает). Но никаких барок и лодок я не увидел. Вот такое городское водоснабжение на сегодняшний день. Не самый плохой вариант, хотя с ростом численности жителей загрязнение воды в колодцах будет нарастать, и водопровод придётся проводить. А пока буду приучать людей кипятить питьевую воду. Это единственный способ избежать эпидемий дизентерии и тифа.

На сегодняшний день в городе две передовые химические лаборатории. Одна при Берг-коллегии недалеко от Литейного двора занималась анализом качества минерального сырья для заводов. Более универсальной была лаборатория при Главной аптеке. Три года назад её перевели из Петропавловской крепости в новое здание недалеко от Зимнего дворца. Оснащена она самым современным оборудованием: стеклянными и фарфоровыми сосудами, ретортами, колбами, ступками, тиглями и т.д. Металлические инструменты изготавливали в Мастеровой избе на Аптекарском острове, который полностью передали в аптечное ведомство для выращивания лекарственных трав. Главной аптеке подчинялись все остальные государственные и частные аптеки, примерно около тридцати по всей стране. Из них десяток при гошпиталях, восемь частных аптек в Москве, аптеки в Астрахани, Кронштадте, Казани и других городах. Таким образом, Главная аптека представляла собой производственную и оптовую базу медицинских препаратов и оборудования, управление всеми медицинскими учреждениями страны (Медицинская канцелярия тут же находилась) и лабораторию по изготовлению редких химических веществ (например, азотной кислоты). Наведываясь в это учреждение, первые дни я по своему обыкновению старался не мешать повседневной работе. Обычно садился где-нибудь в уголке с книжкой или своими записями, изредка поглядывая за посетителями лаборатории, библиотеки или присутствия медицинской канцелярии. Такая моя манера нервировала служащих, но дела требовали решения, а так как я не влезал со своими замечаниями в обсуждение — работа нормализовывалась.

Читал же я в основном деловые бумаги, приходящие в канцелярию и исходящие из неё. Просматривал разные регистрационные журналы. Всё как в любой другой конторе — много малопонятной информации, из которой я пытался вычленить какую-то систему и закономерности. Самыми толстыми фолиантами были фармакопеи, перечни лекарственных веществ. Первыми такие справочники пару сотен лет назад стали издавать итальянцы. В России же сейчас ориентировались на Лондонскую и Бранденбургскую фармакопеи, комплектуя в соответствии с ними столичные, гошпитальные и городские провинциальные аптеки. Количество наименований в одной фармакопее доходило до тысяч наименований, в основном из растительного сырья. Лекарств из сырья минерального было немного, так что, по сути, фармакопея это ещё и некий ботанический справочник. Вообще в эту эпоху шел взрывной рост в накоплении ботанических данных. Травы в Европу везли отовсюду, из Америки, Африки, Азии или вот как Мессершмидт недавно — из Сибири, а Буксбаум из Персии и Турции. Через тридцать лет, когда Линней издаст свою 'Систему растений' речь пойдет уже о сотне тысяч видах растительного царства. Вместе с ростом числа аптек росло и количество аптекарских огородов (по сути тех же Ботанических садов). Петербургский такой огород занимал 25 десятин земли на Аптекарском острове.

Листая увесистые книжки на латинском языке, я прикидывал, как подготовить издание российской фармакопеи в ближайшие годы, а не через сорок лет. Только не на латыни, а на русском языке. Нужно также поменять используемые в фармацевтике Нюрнбергские меры веса на более внятные десятичные. Если в отношении мер длины я уже что-то подобное делал вместе с Нартовым, то меры веса (особенно аптекарские и ювелирные) требовали более осторожного подхода. Например, у англичан фунт делится на 12 аптекарских унций (которые не равны обычным унциям). Унции делятся на 8 драхм, составляя 1/96 английского фунта (как русский золотник составляет 1/96 русского фунта). Драхмы делятся на 3 скрупулы, а скрупулы делятся на 20 гранов. Никакой логики в таком делении я не вижу, поэтому, отталкиваясь от фунта, создадим десятичную систему. Правда, придётся этот фунт уравнять по весу с английским. Или это не патриотично? Такими досужими размышлениями я и занимался, фиксируя пока мысли в папочку 'Меры веса, длины и прочие'. Комиссия мер и весов в другой истории была образована только в 1736г во главе с сыном канцлера Михаилом Головкиным. Я столько ждать не стану и какие-то свои соображения уже готовлю. Итак:

1.Приравниваем российский фунт английскому. Полезно для текущего экспорта, а в перспективе для закрепления в качестве международной единицы измерения.

2.Золотник теперь будет равен не 1/96 фунта, а 1/100. Можно его как-нибудь и по другому назвать, чтобы не путались люди.

3.Гран теперь станет 1/100 золотника или 1/10000 фунта. На треть 'худее' британского грана.

Что касается фармакопеи, то придётся стандартизировать в справочнике подачу материала: название русское, название латинское, другие названия, ареал произрастания, способ сбора. Приготовления лекарства и хранения. При каких болезнях использовать (с этими болезнями, точнее с их диагностикой сейчас много белых пятен и непоняток), дозы и предельные количества. Ну и противопоказания. Кто бы еще этим всем занялся? Похоже, Ивану Лаврентьевичу Блюментросту добавится работы. Зато если сделают такое удобное медицинское руководство в ближайший год — можно будет менять его в соответствии с новыми достижениями науки. Например, в виде ежегодного журнала комментариев и исправлений по типу: 'использование сей травки в адмиралтейском гошпитале привело к болезни почек в связи с передозировкой'.

Бывая в Аптеке, я иногда принимал участие в приготовлении лекарств. Что-то толок в ступке, что-то варил в кастрюльках, отцеживал и переливал из колбы в мензурку и обратно. Поучаствовал в получении спирта с использованием простейшего перегонного куба. Дегустировать продукт не стал, хотя по маслянистым взглядам подмастерьев подозреваю, что перегонный аппарат у них не простаивает. Моё предложение перегнать в аппарате что-нибудь ещё кроме спирта ввергло всех в сомнение.

— Ну, например, горючую воду.

Нефть использовали как лекарство при кишечных, кожных, глазных, ушных заболеваниях и ревматических болях. Поэтому некоторые запасы горючей воды или густы, как в эти времена называли нефть, в Главной Аптеке всегда были. Вот только запах у нефти неприятный и после перегонки её в таком полезном аппарате использовать его для производства спирта стало бы затруднительно. Лица аптекарей скорбно вытянулись, когда до них дошло, что я собираюсь залить в перегонный куб! Но делать нечего и, хмыкнув, аптекарь Иван Грегориус дал отмашку помощникам начать процесс. Лет двадцать назад Иоганн Готфрид Грегори открыл первую частную Аптеку в Москве, потом перебрался в Петербург, где тоже стал аптекарем-первооткрывателем. Родственник Блюментростов, староста Немецкой слободы, поэт и философ. Давно когда-то Меншиков собирался даже жениться на его сестре, да умерла она рано. Сейчас Ягану за шестьдесят, но он по-прежнему бодр и авторитетен.

К суете, оживившей рутину лаборатории, подключился даже Ваня Долгоруков, выбравшийся из уголка в котором прикорнул, пока я пытался заниматься делами. Наверное, что-то было в моём голосе и интонации вдохновенное, раз он очнулся от дремоты и на время включился в процесс. Разожгли огонь во дворе. Вообще летом в городе с огнём не шутили и разрешали бытовые печи топить только раз в неделю. Мы же предусмотрели все меры пожарной безопасности. Поэтому вёдра с водой были всегда под боком, также как топоры и войлочные щиты. Старались пламя поддерживать ровное, нацедив за час первую порцию жидкости. Потом немного прибавили огня и получили еще немного жидкости в другой сосуд. Так поступали раз пять, всё больше увеличивая интенсивность огня. Уже поздно вечером, когда жидкая нефть в кубе превратилась в вязкий мазут, процесс остановили, а бутыли, пронумерованные по мере получения жидкости (то есть по росту температуры кипения), отнесли в лабораторию. По моим представлениям, первые бутыли содержали фракции бензина, а последние — керосин и дизельное топливо. Более точно пока не разберешься. Неизвестен был температурный режим, да и перегонный куб это не ректификационная колонна. Наверняка даже ступенчатое увеличение температуры нагрева не избавило результат от перемешивания разных фракций. Тем не менее, я постарался написать подробный отчёт об опыте, рассчитывая учесть его результаты в дальнейшем. Ограничился в описании полученных жидкостей только общими их свойствами: светлее, гуще, мутнее. Измерил то, что можно было замерить — объем (соответственно общее содержание фракции в нефти), плотность (которая не сильно росло у более высокотемпературных фракций). Через пару недель, разбив несколько пробных экземпляров, оптик Акдадемии Беляев по моему заказу сделал ртутный термометр для измерения высоких температур. Повозившись немного с установкой термометра на перегонный куб, мы повторили опыт. В этот раз помощником у меня был Гмелин, которого я оторвал от систематизации коллекции минералов Кунсткамеры. Надежда, что этот молодой шваб станет основателем российской химической науки была невелика, но других химиков у меня под боком не было. Грегориус староват, да и к тому же, как и другие аптекари он ориентирован на медицинское использование химических знаний, а мне нужны были люди с общенаучным виденьем химии. С другой стороны, специалистам порохового дела Батищеву и Корчмину не хватало академического образования, да и не хотел я отрывать их от тех задач, которые им поставил.

В общем, во второй раз результаты опыта получились более внятные. Температурная шкала в термометре была ещё приблизительная, но помогала поддерживать постоянную температуру в котле. В итоге, доведя температуру до 250 градусов с шагом в 10 градусов, получили полтора десятка жидкостей. Керосин имеет температуру кипения в интервале 180-240 градусов Цельсия. С учётом погрешностей измерения первые фракции можно было считать бензином, фракции 170-190 градусов бензинокеросиновыми, далее керосин и с 230 градусов смесь керосина с дизельным топливом. Всё это было приблизительно и предстояло еще долго исследовать, но мне важно было выделить керосин, который в лампах был не так опасен как бензин и коптил меньше дизельных фракций. Оставив результаты опыта доводить до ума Гмелину, я переключился на конструирование лампы. По моим указаниям её спаял слесарь-жестянщик Василий Шершавин, один из рабочих Мастеровой избы Медицинской канцелярии. Предшественница будущего завода медицинских инструментов, изба располагалась на Аптекарском острове, где под руководством француза Луботье слесари изготавливали всякие металлические ножи, ножницы, иглы или, например, акушерские щипцы для аптек, гошпиталей и частнопрактикующих врачей. Когда я добрался к ним в гости, мне показали обширные делянки лекарственных трав и кустов, показали и саму мастерскую. Ничего особенного, четверо работников, горн, тигли, верстаки, наковальни. Луботье и Иван Блументрост угостили меня чаем из блестящего самовара. Я спросил, почём Исаев его им продал. Француз смутился. Оказывается, они сделали самовар сами, но только для собственного пользования, а не на продажу и никоим образом не нарушили привилегию 'месье Исаев'. Я успокоил хозяина, сказав, что у Исаева нет привилегии на продажу самоваров, а про себя удивился оперативности мастеров. Прошёл только месяц с момента памятной презентации мною самовара в доме Апраксина. Попросил позвать мастера. Им оказался Василий Шершавин, который вскоре перебрался с Аптекарского острова в токарню Летнего дворца для помощи мне в моих технических задумках.

Шершавин делал лампу из меди. Загибал листы металла вокруг деревянной формы аккуратными ударами молоточка. Паял оловом швы, подтачивал заусенцы напильником. Работа у него шла быстро. Я, поглядывая на уверенные движения мастера и размышлял о себестоимости изделия. Медь дорогой и достаточно редкий металл. По идее, более дешевая альтернатива — железо, из которого делают на плющильных станках жесть. Но обычная черная жесть быстро ржавеет. Немцы в Пфальце уже лет триста как научились лудить железо, получая белую жесть. Секрет белой жести они сохраняли строго, но уже полвека назад англичанин Эндрю Яррантон у них этот секрет выкрал. Тем не менее, белая жесть остается дорогим и полезным материалом и было бы неплохо повторить 'подвиг' англичанина и освоить производство в России.

Суть процесса лужения жести состояла из нескольких стадий. Вначале листы черной жести очищают от окалины и жиров. Окалина (пленки оксида железа) растворяется в кислотах, а жиры удаляются щелочами. У немцев это делалось вручную с помощью винного камня (побочный продукт производства вина, соль с кислыми свойствами), а затем выдерживанием несколько суток в растворе молочной кислоты (получаемой из браги). Полагаю, если поэкспериментировать немного с кислотами и щелочами (которые у меня уже есть благодаря Батищеву) можно ускорить этот процесс или хотя бы повторить.

На второй стадии лужения листы покрывают флюсом. Лучший флюс в лужении — нашатырь, один из экспортных российских товаров. Флюс помогает олову скрепляться с железом, хотя немцы, кстати, флюса не использовали. Вот собственно и вся технология помимо окончательной полировки поверхности. Есть ещё какие-то тонкости с защитой олова от окисления слоем сала. Вроде как опускание в ванну с оловом чередовали с опусканием в ванну с холодной водой, для удаления лишнего олова с поверхности. Возможно, перед опусканием в воду поверхность и покрывали салом.

Таких теоретических знаний у меня в голове много, но разработать из этого технологию сразу не получится. Нужны эксперименты с моим личным участием, нужны химики-практики вроде Батищева, нужны учёные-химики, каким станет со временем Гмелин. Но Батищев занят экспериментами с бумагой, Гмелин пишет работу по нефтяным фракциям. Кого бы использовать для опытов с металлом? Поискать среди пробиреров берг-коллегии или монетной канцелярии? Или выманить из Европы кого-то? Я уже подготовил черновой список молодых ученых, которые ещё не нашли себе достойного места работы у себя в стране. Среди химиков мне были интересны двое: парижский аптекарь Руэль (один из будущих учителей Лавуазье) и восемнадцатилетний берлинец Маргграф. Оба в будущем прославились многочисленными опытами и открытиями. Еще думал привлечь как-то английского часовщика Гентсмана, будущего изобретателя тигельной плавки стали, но в отличии от двух других англичанин кроме этого открытия больше ничем не прославился. Смысл его тащить в Россию, если суть этого секрета я итак знаю? Лучше подкину эту идею молодому Ивану Шлаттеру, пробиреру монетной канцелярии. Полагаю, если он прославился в монетном деле, то с моей помощью справится и с организацией производства качественной стали для инструментов. Ну и поможет в развитии химической науки.

Жаль, мои знания химии очень поверхностны. Я знаю основные вехи развития науки, людей которые этим занимались, знаю суть некоторых технологий, но всё это поверхностно и дилетантски. Придётся проходить все этапы химических исследованиий и в моей власти только ускорить их прохождение. Я успел уже полистать 'Курс химии' Николя Ламери по которому учился ещё мой дед. Несколько лет назад появились новые учебники. Один написал знаменитый врач Бургаве. Точнее кто-то из его студентов догадался опубликовать его лекции, причем, не спросив автора. Второй автор — берлинец Георг Шталь, изобретатель теории флогистона, достаточно ловко объясняющей процессы горения. Теория далека от действительности, но на практике полвека устраивала большинство химиков-практиков до открытия кислорода. Ближайшие десятилетия станут временем накопления химических знаний, многочисленных качественных и количественных исследований различных веществ. Как бы мне ускорить проведение всех этих опытов? Ну, допустим я могу обеспечить лабораторию Академии приборами. Есть уже термометры. Ледяной калориметр для вычисления тепловых свойств веществ используют уже полвека. Несложно сделать бюретку (это такая мензурка с делениями) для титрования (вычисления количества вещества, вступившего в реакцию). Описание пневматической ванны для исследования газов в этом году опубликовал англичанин Гейлс. Вот собственно и всё — выбирай любой булыжник из коллекции минералов Кунсткамеры и разлагай его на составляющие. Или с помощью бюретки исследуй количество взаимодействующих друг с другом кислот, щелочей и солей. Ну и свойства разных газов открывай с помощью пневматической ванны. Бедный Гмелин! Он думает, что ближайшие два года он будет заниматься только перегонкой нефти и описанием получающихся веществ!

Глава 14

В конце июля, в день памяти мучеников благоверных князей Бориса и Глеба состоялось отплытие отряда кораблей из Петербурга в Любек и Киль. Палили пушки, на кораблях хлопали на ветру разноцветные флаги. С белой крапивой на красном фоне — символ голштинских герцогов, двуглавый орел на желтом фоне — символ наследниц российского престола. На корабле сопровождения 'Дербент' под командованием вице-адмирала Наума Сенявина поднят брейд-вымпел, обозначающий корабль командира соединения. То, что флаг поднят на верхушке фок-мачты обозначает звание Сенявина — вице-адмирал, которое он получил в мае этого года. По белому фону Андреевского креста было понятно, что корабль входит в первую дивизию Балтийского флота (эскадра белого флага под командованием самого генерал-адмирала Апраксина). Ещё были 2я дивизия синего флага под формальным командованием престарелого адмирала Крюйса и третья дивизия красного флага под командованием Меншикова. Синяя горизонтальная полоса в нижней части флага также обозначала звание вице-адмирала, как и местоположение флага на второй мачте. Вообще значение всех флагов, гюйсов и вымпелов достаточно запутанно и я всех нюансов не помню, тем более что были ещё и различные сигнальные флаги.

Прощание с Анной и Елизаветой было торжественным, с пальбой пушек, какофонией духового оркестра. Анна и Елизавета расцеловали троекратно нас с Натальей и, подав руку своим мужьям, перебрались на шлюпки, доставившие их к своим кораблям. Мне было немного грустно — моя семья распадалась. Сначала умерла Екатерина, которая заменила мне мать. Теперь вот уезжают навсегда Анна и Елизавета, мои тётки, которых я всегда воспринимал как старших сестер. Со мной остается только Наташа и друзья. Ваня сейчас стоит чуть в сторонке. Он опасается Меншикова, который поднялся с постели впервые после начала болезни. Бледный генералиссимус тяжело опирается на трость и руку супруги, но стоит рядом со мной уверенно и величественно. Видимо, светлейший князь пошел на поправку.

Отъезд голштинцев укреплял моё положение. За три месяца своего царствования я, надеюсь, набрал некоторый авторитет. Для тех же, кто захочет меня свергнуть, придётся учитывать фактор существования законных наследниц престола в удалении от гвардии и столицы. Сложно плести заговоры на таких расстояниях, а поставить править империей кого-то другого в обход цесаревен очень непросто. Есть ещё, правда, три дочери Ивана V. Две из них сейчас поблизости. За ними тайно приглядывают разные люди, особенно за старшей из них, Екатериной, герцогиней мекленбургской. Так что расслабляться я не стану, но можно начать решение других тактических задач по укреплению моей власти. Я покосился на Меншикова. Светлейший думал о чем-то своём, а вот стоявшая рядом его сестра не спускала глаз с меня и, заметив моё внимание, присела в реверансе.

За спинами моей свиты на полголовы возвышается верзила — тридцатитрехлетний генерал Александр Бутурлин. Камергер Елизаветы Петровны с весны куда-то запропастился и только недавно вновь объявился в городе. Взглядами, которые он бросал на уезжающую из России женщину, можно было бы поджигать корабли или тушить вулканы. Сама цесаревна обернулась к нему только на мгновение, судорожно сжала затейливый французский веер и нервно отвернулась к мужу. Распоряжением Меншикова Бутурлину ещё до свадьбы было запрещено приближаться к Лизе. Возможно, как юный Ромео он приходил к ней на свидания в белые петербургские ночи, но сегодня Елизавета уезжает навсегда.

Я припомнил последний разговор наедине с Аней. Вчера мы с нею посетили родильный дом святой Анны. Дальше прихожей нас не пустили, как я сам распорядился, подготавливая Устав новой больницы. Встретить нас вышли врачи Йозиас Вайтбрехт и Лесток, которым поручили управление гошпиталем бабичьего дела. Я одобрил действия караульного.

— Теперь если ещё кто-то попытается пройти без спросу внутрь, разрешаю вести огонь на поражение. Если уж государя императора не пустили, то станет уроном моей чести если кто-то прорвется ссылаясь на свою знатность!

Врачи отрапортовали об успешной работе гошпиталя. Пациенток пока ещё мало, но умерших младенцев и мамочек пока не было. Наставления по дезинфекции, асептике и антисептике выполняются неукоснительно. Кормят регулярно, проветривают помещения тоже постоянно. Больничные карты ведутся — вот, пожалуйста, смотрите архив. Акушеров не хватает, повитух выбирают лучших. Студентов-медиков пока не было, так как в Академическом университете студентов вообще мало. Проводятся консилиумы с участием врачей петербургских гошпиталей и академиков. Да-да, все посетители допускаются внутрь только если нет угрозы принести с собой заразу. Обязательно моют руки и надевают больничные халаты, бахилы и защитную повязку на лицо.

Когда мы покинули больницу и остались в карете вдвоем с Аней, она спросила.

— Полагаешь, если в Киле я организую гошпиталь с подобными же строгостями, мне можно будет помочь?

— Не знаю, Аня. Я не врач, но я надеюсь, что этого окажется достаточно. Не хочу тебя потерять.

— Даже если я выживу, Петя, мы, наверное, больше никогда не увидимся. Киль слишком далеко от Петербурга.

— Не так уж далеко. Вот налажу дела тут и как дед поеду в Европу с большим посольством!

— Это было бы замечательно! Мы с Лизой пока тебе невесту подыщем.

— Только не говорите об этом Машке!

— Гнал бы ты её вместе с отцом из столицы. Все знают, что ты её не любишь, так зачем она тебе?

Я пожал плечами. Не хотелось объяснять мои сложные взаимоотношения с Светлейшим князем.

— Лучше расскажи, что у Лизы с Бутурлиным? Я думал, он уехал из Петербурга, но мне доложили, что он в городе. Даже успел в дуэли поучаствовать с Семёном Нарышкиным!

— У Лизы с Бутурлиным то же, что с Нарышкиным, то есть ничего! Ей нельзя себя компрометировать, она теперь замужняя дама.

— Дыма без огня не бывает! Вскружила парням голову и теперь один из моих камер-юнкеров хворает. Уверяет, что руку случайно повредил.

— Саша говорил мне, что пожалел глупого мальчишку — стрелял в руку.

— Так ты встречалась с Бутурлиным? И как он? Надеюсь, он не планирует украсть цесаревну?

— Это было бы романтично, но Саша просто приехал попрощаться с девушкой, которую любит безответною любовью! А тут оказалось, что кроме мужа рядом с Лизой крутится юный Нарышкин. И Сеня, дурачок, на дуэль сам напросился. С существованием Фридриха Августа он примирился, а вот появления старого соперника не вынес, наговорил разные гадости. В итоге — дуэль на пистолетах. Надеюсь, ты не будешь к ним строг, Петя.

— Они нарушили закон и по Уставу их надо всех казнить. Слава Богу, никто не погиб, но служить они теперь будут далеко. Бутурлина и Адриана Лопухина ждут низовые полки в Персии. Да-да, я знаю, кто был секундантом у задир! Шувалов пусть уже едет с Лизой в Любек, а Нарышкина, как поправится, отправлю в Тобольск.

— Это жестоко, Петя.

— Я должен быть справедлив. Если твой отец и мой дед издали указ о суровом наказании за дуэли, то оно должно быть неотвратимым. Казнить никого не хочу, а вот отправить подальше от столицы будет в самый раз! Когда ты станешь императрицей, будешь поступать также, Аня, иначе не заметишь, как страну охватит эпидемия дуэлей!

— Мы уже говорили об этом, Петя. Ты проживешь долго, и унаследуют тебе твои дети.

— В жизни всякое может произойти. Может быть, ты и я умрем слишком рано, а императором станет твой сын. Постарайся привить ему любовь к России, от этого возможно будет зависеть очень многое.

Вечером, когда Государь обычно возился с бумагами, Иван Долгоруков застал его за необычным занятием. Стопка бумаг на рабочем столе императора была отложена в сторону, а перед ним разложен пасьянс из игральных карт. Откинувшись на спинку кресла, Петр Алексеевич задумчиво разглядывал расклад. — Не сходится пасьянс? Может быть, помочь тебе, Петя?

Подойдя поближе, Иван увидел, что карты подписаны именами известных людей и разделены на несколько групп. В одной из групп карты разложены вокруг червового короля с подписью 'Петр II'. Рядом с ним крестовый туз под именем 'Остерман' и несколько карт от валета и ниже с подписями: 'Долгоруков А.Г.', 'Долгоруков В.Л.', 'Левенвольде', 'Миних'. В другой группе в центре лежал пиковый король с подписью 'Меншиков', рядом несколько карт с подписями 'Волков М.Я', 'Волков А.Я.', 'Пашков' и парочка дам — 'Мария' и 'Арсеньева'. Была отдельная кучка вокруг крестового короля под именем 'Голицын Д.М.', вокруг двух тузов под именем 'Головкин' и 'Апраксин' и вокруг пиковой дамы 'Екатерина Ивановна'. К краю стола была небрежно сдвинута небольшая стопка 'битых' карт во главе с крестовой дамой 'Анной Петровной'. Половина колоды ещё не была подписана и лежала нетронутой.

— Интересный расклад, Петя. А какие правила?

— Черт его знает, прости Господи! Вроде бы червовый король самая сильная карта, но боится объединенных ударов других королей и тузов.

— Да уж, непростая головоломка. А где моя карта?

— Выбирай любую из оставшихся.

Выше восьмерки ничего больше не было. Подписав червовую карту 'Ваня', Долгоруков звучным шлепком, похожим на пощёчину, кинул её на пикового короля Меншикова.

— А у нас козырь есть!

Петя засмеялся, Ваня заржал тоже. На шум появились Никита Трубецкой и Федя Лопухин. Разобравшись в причинах смеха, подписали под себя семерки и подкинули в пасьянс. Причем Никита передвинул стопку Головкина в центр поближе к червовому королю со словами, что он и его тесть всегда поддержат Петра Алексеевича. Федя же догадался подкинуть свою карту на пиковую даму герцогини мекленбургской, что вызвало новый взрыв смеха.

— Да она же страшна как лошадь, Федя!

— Жены Веры ему мало уже, кобелю, Катьку нагнуть собирается!

Как водится, хорошо начавшийся вечер грех было прерывать. Тем более, что Государь впервые за много месяцев решил расслабиться, даже не отказался выпить новомодного игристого вина из французской Шампани. Произнеся загадочную фразу 'Ну здравствуй, дом Периньон!', Петр Алексеевич лихо выпил бокал до дна. Бутылка быстро закончилась и вся компания отправилась на поиски спиртного в ближайший трактир. Комната на некоторое время опустела. Затем молчаливые слуги начали приводить её в порядок, не осмеливаясь трогать бумаги и карты на столе. Когда в кабинет забрел кутающийся в халат хозяин дома, слуги поклонившись, шмыгнули прочь. Не обращая на лакеев внимания, Меншиков подошёл к столу и долго внимательно разглядывал разложенный пасьянс. Отодвинул карты Трубецкого и Долгорукова и обнаружил под ними своё имя. Потом поднял червового короля.

— Король значит? А может самозванец?

Бросив карту обратно, Меншиков, сутулясь, покинул кабинет императора. Добравшись до своих покоев, тяжело опустился в кресло. Секретарь Яков Веселовский подал чашку горячего кофе и почтительно замер, дожидаясь распоряжений.

— Позови, Яша, ко мне дочку.

— Которую из них, Александр Данилович?

— Старшую, Марию.

Оставшись наедине, Меншиков задумался. Последние месяцы дались ему тяжело. Иногда ему казалось, что забравшись на вершину власти, он попал под влияние страшных бурь и ветров, которые норовят унести в пропасть любого из тех, кто находится на такой высоте. Каждый день ожидать удара и наносить удары самому. Нет друзей, есть только возможные враги. Например, Петр Толстой, один из умнейших сподвижников Петра I, но он был замаран в истории с гибелью царевича Алексея больше других. Поэтому естественно противился восхождению на трон сына погубленного им царевича. Может быть, стоило тогда вместе с ним поддержать Анну Петровну. С нею было бы проще ладить, чем с нынешним императором. Но у нее был муж, хитрый голштинец, без мыла залезший в ближайшие родственники императора. И выбор был сделан в пользу скромного мальчика — великого князя. Выбор был правильным, но через какое-то время начались странности в поведении новоявленного императора, непонятные оговорки и речи, даже пророчества. Петр Алексеевич изменился неузнаваемо. Кто-то расчётливый, опасный, умный и совершенно чуждый поселился в теле одиннадцатилетнего мальчика. В какой-то момент Меншиков уверился, что это не Петр Алексеевич, а совершенно другой человек очень на него похожий. Когда и как произошла подмена, Меншиков не знал. Признав, что на троне империи сидит самозванец Светлейший князь долго не мог определиться, как он должен поступить. Приглядывался к действиям мальчишки, собирал слухи о том, что он говорит. Картина складывалась непонятная. Император-самозванец казалось интенсивно занимался двумя вещами — общался со множеством людей и постоянно писал какие-то бумаги. Не составило труда подглядеть в эти бумаги, но разобраться в многочисленных сокращениях было практически невозможно. Похоже, самозванец догадывался, что его бумаги могут подглядеть и делал текст понятным только для себя одного.

Размышления Меншикова прервало появление дочери.

— Здравствуйте, папенька. Как ваше здоровье?

— На поправку иду, Мария. Присаживайся и расскажи мне, какие у тебя отношения с Петром Алексеевичем?

— Не знаю даже, что и сказать, папенька.

— Вы уже целовались? Стихи он тебе пишет? Встречаетесь тайно?

— И ничего такого не было, папенька, это неприлично.

— Цыц, дура. Зачем спрашивается, между вашими спальнями дверь сделали? Чтобы легче было соблазнить Петра Алексеевича твоими прелестями! Почему он до сих пор сторонится тебя?

— Не знаю, папенька, я пыталась и даже приходила к нему в опочивальню, но он прогнал меня. Сказку странную рассказал и прогнал.

— Сказку рассказал? А ну ка поподробнее перескажи, что было.

Мария, краснея от смущения, рассказала историю ночной беседы с императором. Пересказала сказку и даже песню спела. Меншиков хмыкнул.

— Говоришь, сон королю приснился, и он передумал купца с дочерью прогонять за горы дальние, а прогнал чуть поближе?

— Да, как-то так он и сказал.

— Эк он завернул то, провидец малолетний! Тот король — он сам, а купец с дочерью — мы с тобой. Задумал Петр Алексеевич что-то плохое, да тебе проговорился.

— Да что вы такое говорите, папенька. Это просто сказка!

— Сказка, да с намёком. Ладно, иди уже, я думать буду.

Детский алкоголизм это отвратительно! Особенно с утра, когда просыпаешься неизвестно где и долго тупо смотришь в расписной потолок. Похоже на спальню в Летнем дворце. Со стоном сел и уткнулся взглядом в большую кружку, которую мне протягивал Лопухин. Выглядел он отвратительно свежо, хотя пил вчера не меньше остальных.

— Что это?

— Рассол. Пей, Петр Алексеевич, это поможет от похмелья.

Дрожащими руками взял кружку и выпил до дна. Затем слез с кровати и проковылял к большому зеркалу. На удивление, выглядел я лучше, чем ощущал. Бормоча 'зарекался же пить и чего меня вчера черт дернул, прости господи?' я принялся одеваться. Обильные ночные возлияния не избавляли от необходимости утренней пробежки и водных процедур.

Пока бегал по аллеям Летнего сада, пялясь на расставленные повсюду скульптуры по мотивам басен Эзопа, я вспомнил, что к нашей компании, состоящей из меня, Вани, Феди и Никиты, вчера присоединились Петя Шереметев, Степан Апраксин и даже Сергей Голицын. Новичкам мы задавали сакраментальный вопрос 'Апраксин, ты за государя или за Меншикова?' или 'Ты с нами, Голицын, или против нас?' На такие серьезные вопросы от пьяной агрессивной компании невозможно ответить отрицательно. Уже потом, в процессе посещения трактиров Петербурга и пьяных песен на просторах реки, новые участники гулянки понимали, что готовится свержение ненавистного Меншикова. Я к тому времени был уже практически невменяем и пресечь распространение вредных слухов не мог. Детский организм алкоголь воспринимал плохо. Но теперь подозреваю, что больная от похмелья голова станет сегодня самой маленькой проблемой. Появление к завтраку озабоченного чем-то Остермана подтвердило мои опасения. Вздыхая и укоризненно покачивая головой, он без слов заставил меня покраснеть.

— Что сделано — то сделано, Андрей Иванович. Думаешь, наши пьяные угрозы дойдут до Меншикова, и он начнет действовать?

— Всё может быть, Петр Алексеевич. Если я услышал, то и ему доложили, скорее всего.

— Значит, пора действовать по нашему плану. Что скажут сенаторы?

— Долгоруковы, Алексей и Василий, безусловно, поддержат. Черкасский тоже, как и его тесть Головкин. В случае объединения Сената и Верховного Тайного Совета их группа усилится, особенно если приедут два сына Головкина, тоже сенаторы, и вернется Ягужинский. Мамонов поступит, как решит большинство. Позицию Салтыкова и Юсупова лучше уточнить заранее, так как без поддержки находящегося под их командованием Преображенского полка дело не сладится.

— С преображенцами и их командирами я решу вопрос сегодня. Ночевать буду в их полковом штабе. Если что — ищи меня там.

— От греха, Государь, сегодня лучше не приходи на заседание Верховного Тайного совета.

— Хорошо. Полагаешь, лучше устроить всё завтра?

— Можно и сегодня, но нужно уточнить позицию Голицына, Апраксина и приглядеть за войсками.

Я поморщился и сообщил, что Дмитрий Голицын и генерал-адмирал уже наверное получили доклад от своих родственников о готовящемся перевороте. Остерман покивал и пообещал поговорить с обоими вельможами. Решили также, что завтра, во время заседания, было бы нелишним провести смотр гвардии и гарнизона на Троицкой площади под окнами Сената.

— Как раз завтра день Святого Пантелеймона, годовщина Гренгамской и Гангутской баталий. Пусть Апраксин моряков тоже приводит на празднование. Что с ингерманландцами?

— Орлов верен Меншикову, но можно попробовать увести его полк из города. Попрошу Миниха это провернуть.

Оговорив детали плана, мы разошлись по своим маршрутам. Моя дорога лежала на Невский проспект, где во дворе конфискованного дома бывшего петербургского генерал-полицмейстера Девиера располагался новый двор Преображенского полка. Основное здание выкупил лесоторговец Дмитрий Лукьянов, чем сразу приобрел огромное количество нужных связей среди сильных мира сего. Я пока не знал, смогу ли улучшить как-то лесоторговлю, для вящей пользы государства. Но купец в наших давних беседах подтвердил мне, что нужно навести порядок в законах о лесопользовании. Недавняя передача контроля за лесами Адмиралтейству улучшила ситуацию. Разрешение Выборгу и Нарве торговать лесом поможет этим городам развиваться. Посылка экспедиции для исследования дубовых лесов в Башкирии наверняка натолкнется на сопротивление местных племен. Запрет на вырубку досок вручную был бы хорош, так как пильные мельницы делают досок в несколько раз больше чем вручную топором. Но, к сожалению самих мельниц пока очень мало и если мы хотим, чтобы бревна пилили только на них — нужно их ставить в каждом уезде, а это долго, дорого и непросто. Идея изготовления тонкого шпона, фанеры, двп и дсп, которую я пытался подкинуть купцу, понимания не вызвала. Вздохнув в тот раз, решил пока отложить этот вопрос. В самом деле, стоит начать пока с обычных досок, то есть лесопилок, которые их будут производить. Вот такие разговоры были у меня раньше с Лукьяновым.

Сегодня же с купцом я не встретился. Моё раннее появление в канцелярии преображенского полка не вызвало особого удивления. Дежурным командиром полка сегодня был Григорий Юсупов, майор гвардии и генерал-поручик. Угостил меня сбитнем, а я предупредил его, что на завтра планируются серьезные события. Алексей Долгоруков предложит Сенату указ о роспуске Верховного Тайного Совета и объединение оставшихся после отъезда голштинцев советников с сенаторами.

— Почему Сенат, Государь? Ты мог бы сделать то же самое своим указом.

— Мне это сделать неудобно, так как я подписывал тестамент императрицы. А вот вам, сенаторам, будет проще, чем мне. Ты сам то, подпишешь указ, Григорий Дмитриевич?

— Разумеется, Петр Алексеевич, но что скажут советники? Раньше они нами помыкали, а тут мы их распускаем?

— Остерман и Головкин поддержат указ. К Апраксину и Голицыну поеду сейчас договариваться. А Меншиков в одиночку не станет спорить против всех. Но на всякий случай завтра будет праздничный молебен в честь побед при Гангуте и Гренгаме. По этому поводу нужно вывести полк на Троицкую площадь под окна Сената.

— Сделаем, Государь.

— Тогда дождемся Салтыкова, Мамонова и Матюшкина и я поеду дальше.

Генералы добирались долго. Первым появился Дмитриев-Мамонов. Моё сообщение он принял невозмутимо. Подтвердил своё согласие с завтрашним решением Сената (он тоже сенатор). Предложил также привести на Троицкую площадь Семеновский полк, где он много лет был командиром. Получив моё согласие — отбыл на полковой двор семеновцев.

Скучая, я прогуливался по территории полкового двора. Трое моих камер-юнкеров следовали за мной. Беспокоило отсутствие Ушакова и Левенвольде. Рейнгольд раньше от меня ни на шаг не отходил, но уже пару дней я его не видел. Не выдержав ожидания, прихватив пару гвардейцев охраны, решил наведаться к Апраксину.

Дом Девиера находился практически на окраине города. До Адмиралтейства отсюда больше версты по оживлённой Большой першпективе, которую сейчас интенсивно застраивали купцы и вельможи. Вначале слева шли сады. Ближе к речке Кривуше (будущий канал Грибоедова) дома вдоль дороги уже стояли сплошной линией. Правда, это были в основном одно-двухэтажные здания деревянной постройки. Переехали бревенчатый прототип будущего Казанского моста и миновали императорские конюшни. За следующим мостом через Мойку, который через восемь лет покрасят в зелёный цвет и с тех пор так и назовут, Зеленым мостом, располагался третий в городе Гостиный двор. Мост этот разводной и ещё год назад он обозначал границу города. Здесь по-прежнему собирали мыто с проезжающих телег, и всегда стоял караул из нескольких солдат.

— Что-то много сегодня народу в карауле. — пробормотал Никита Трубецкой.

Я оторвался от размышлений о том, что будет построено в этих местах через несколько десятилетий. Мундиров действительно за мостом зеленело многовато.

— Странно. Держитесь настороже. — скомандовал я.

Прохожие и телеги, которые итак торопливо уступали нашей группе дорогу, исчезли совершенно, а ведь это одно из самых оживлённых мест города! Копыта наших лошадей уже стучали по настилу моста, когда Никита тревожным голосом обрадовал нас:

— Сзади тоже солдаты.

Гвардейцы и мои камер-юнкеры проверили, как палаши выходят из ножен, взвели курки пистолетов. То же самое остро захотелось сделать и мне, но пришлось сдержаться и сохранить невозмутимость. Я вглядывался в лица преграждавших мне путь солдат. Некоторые были мне знакомы. А вот и их командир — цельный капитан, Иван Дашков. Дашков отсалютовал мне шпагой и, скинув треуголку поклонился.

— Ваше императорское величество, Вы не ночевали сегодня дома.

— И что?

— Меня послал Александр Данилович Меншиков, чтобы сопроводить вас во дворец.

Такое случалось не раз и до этого. Проводя большую часть времени в различных частях города, я старался не спорить с отрядами солдат, которые высылались за мной, чтобы вернуть ночевать в Посольский дворец. Если же отказывался и ночевал где-нибудь в штабе преображенцев, команда не спорила и оставалась при мне.

— Что-то поздновато сегодня, Иван Петрович. День начался уже давно, а вы только-только меня нашли. В любом случае, в Посольский дворец я пока не хочу ехать и ночевать планирую на дворе Преображенского полка.

— Невозможно, Ваше императорское величество, Светлейший князь настоятельно требует, чтобы вы вернулись в Посольский дворец.

А это уже что-то новое. До сих пор, Меншиков редко что-то требовал от меня, да и послал за мной своего родственника, женатого на его внучатой племяннице.

— Я не собираюсь выполнять требования князя.

— Я вынужден буду настаивать, Ваше императорское величество.

В голосе Дашкова исчезло подобострастие и осталась только решимость и некоторое ехидство. Мои сопровождающие окружили меня со всех сторон и явно нервничали. Солдаты, преградившие нам дорогу, тоже хмурились и переглядывались. Некоторые спустили фузеи с плеча и держали их у ноги. Мгновения хватит, чтобы поднять и прицелиться. Очень похоже, что Меншиков решил посадить меня под арест. Не знаю, что задумал Светлейший князь и на что решится Дашков, но уступать мне сейчас нельзя.

— Я приказываю освободить мне дорогу, капитан.

— Сожалею, Петр Алексеевич, но у меня другое поручение.

— Да как ты смеешь не слушаться царского повеления! — не выдержав, заорал Иван Долгоруков, послав свою лошадь вперёд и наводя пистолет на преображенца.

Дальше события понеслись вскачь. Заржали лошади, солдаты задвигались, кто-то вскинул ружьё, и сильный толчок в плечо бросил меня на шею лошади. Только потом я услышал крик Никиты 'Измена!' и ощутил раскалённую боль в руке. Загрохотали новые выстрелы и послышались нечленораздельные вопли. Кто-то ухватил моего коня за повод и дернул его вперед, сквозь строй. Я едва не свалился с седла, левая рука непослушно висела плетью и только в плече что-то остро жгло. Держась здоровой рукой за луку седла, краем глаза видел мелькавшие по сторонам дома. Ваня скакал впереди и тянул за собой моего жеребца. Сзади тоже слышен топот копыт, но кажется одной лошади. Выстрелы стихли, а мы свернули на Большую Морскую улицу. На мгновение притормозили, и Ваня подъехал ближе, с тревогой глядя на моё наверняка белое лицо и кровь на разорванном камзоле.

— Как ты Петя?

— Жив вроде. Только плечо немного задело.

Обернулся и увидел Никиту.

— Где остальные? Где Федя?

— Остались там. — Никита снял треуголку. — Федя пытался прикрыть тебя и, похоже, ему досталась вторая пуля.

Никита перекрестился. Я скрипнул зубами и повторил его жест. Будем надеяться, что Федя и ребята-гвардейцы выживут.

— Нужно двигаться дальше, пока нас не догнали. — Ваня тревожно поглядывал в сторону перекрестка, из-за которого в любой момент могут выбежать преследователи. — Продержишься, Петя?

Я кивнул и прикинул, где сейчас безопаснее всего.

— Едем в Адмиралтейство!

— Может лучше во дворец?

— Это были преображенцы, Ваня. Могу ли я теперь доверять гвардии, которая охраняет дворцы? А с Апраксиным у нас может быть шанс.

Мы поскакали по улице и сделали большой крюк. Пересекая торопливо Большую першпективу, оглянулись на место боя, но с расстояния в полверсты уже ничего нельзя было разглядеть. Я ощущал себя всё хуже. Кровь тёплой влагой стекала на руку и капала на землю, в глазах темнело. Копыта прогрохотали по мосту, и мы въехали в адмиралтейскую крепость. Никита истошно заорал!

— Лекаря живее! Закрыть ворота! В городе бунт!

Меня подхватили под руки, куда-то понесли и я позволил темноте наползти на моё сознание окончательно.

Глава 15

Трудно оставаться в беспамятстве, когда тебя тормошат и над тобой причитают, как над покойником. Я тяжело поднял веки и увидел мокрое от слёз лицо Никиты, а рядом хмурую физиономию Вани. Какие-то люди толпились у них за спинами.

— Живой! — заулыбался Никита. — Ну и напугал ты нас, Петр Алексеевич!

Никита вытер обшлагом слезы, а Ваня отодвинул его и дотронулся до моей раненной руки. Я вздрогнул от боли.

— Нужно перевязать рану, пока Государь кровью не истёк.

Тем не менее, явное замешательство отразилось на лице моего приятеля. Похоже, большого опыта в перевязывании ран у него не было. По счастью, сквозь толпу протолкался мужчина в камзоле, в котором я признал лекаря при Адмиралтействе. Громким голосом с отчётливым акцентом, медик потребовал открыть окна и всем посторонним удалиться из помещения, чтобы дать государю свежего воздуха. Народ колыхнулся, но с места не сдвинулся. Тогда лекарь обратился к Ивану.

— Прошю вас, помогайт царь, выпроводить алес из комнат!

Ваня кивнул и заорал:

— Пошли все прочь! Набежали, вороньё!

Криками и толчками он с помощью Никиты освободил палату. Врач в это время срезал ножницами мой рукав и содрал его с руки вместе с подсохшей немного кровью. Я скрипел зубами и шипел от боли, а врач начал колдовать что-то с тампонами, тряпицами, спиртом, иглой и ниткой, успокаивая меня, что рана легкая, кость не задета. Вот проверит только, не забилась ли внутрь тела ткань от мундира или какой-нибудь другой мусор и зашьёт. К концу этой малоприятной процедуры появился Фёдор Матвеевич Апраксин.

— Как же так, Петр Алексеевич? Кто посмел руку поднять?

— Здравствуй, Федор Матвеевич — я нашел силы криво улыбнуться. — Вот, поехал к тебе в гости, да наткнулся на отряд Дашкова. Он по приказу Меншикова стал требовать моего возвращения в Посольский дворец. Я отказался, а потом кто-то из солдат выстрелил. Расспроси Никиту с Ваней, может быть, они что-то заметили. Апраксин перевел взгляд на моих камер-юнкеров. Те пожали плечами. Ваня добавил:

— Так всё и было. Кто выстрелил — непонятно, но до этого Дашков вёл себя нагло и вызывающе.

— Засада это была! — добавил Никита — Мы только на мост въехали, как нам дорогу назад отрезали.

Апраксин разразился матерной тирадой, затем сделал вывод:

— Дашков без ведома Меншикова не стал бы наглеть. Ну, Сашка, стервец!

— Погоди ругаться, Фёдор Матвеевич. Пошли дознавателей к Гостиному двору — пусть опросят свидетелей. Ещё там остались Федя Лопухин и два солдата, Григорий Степанов и Иван, фамилии которого не помню. Может, они там раненные лежат и им помощь срочная нужна.

— Хорошо. Иван Михайлович, займёшься?

В дверь протиснулся вице-адмирал Головин, генерал-кригскомиссар флота.

— Исполню, Фёдор Матвеевич.

Прихватив с собой Никиту Трубецкого и отряд моряков для охраны, Головин отправился к месту происшествия. Я между тем рассказывал Апраксину события вчерашнего вечера и сегодняшнего утра, а также планы на завтра.

— Распустить Верховный Тайный Совет? То дело твое и право. Мыслю только, что, даже зная об этом, Меншиков не пошёл бы на цареубийство.

— Ты сам то, не против этого, Фёдор Матвеевич?

— Да чего же мне, старому, возражать? Совет или Сенат — не вижу между ними особой разницы.

— Тогда завершим то, что планировали на завтра.

В итоге послали курьера на Троицкую площадь, призывая сенаторов и советников пред царские очи в Адмиралтейство. Лекарь, закончив перевязывать мне рану, вышел из комнаты. Я, несмотря на слабость от потери крови, чувствовал себя неплохо. Кровопускание в эти времена считалось лечебной процедурой. Надеюсь только, что заражения не будет. Ваня и Апраксин помогли мне сесть поближе к распахнутому окну, опираясь на подушки. Обычный шум на верфи состоял из стука топоров, вжиканья пил, скрипа цепей, звона молотов в кузне. Но сейчас всё стихло, только в людских голосах проскальзывало напряжение. В комнате кроме Апраксина добавились другие адмиралы: голштинец Сиверс (вице-президент Адмиралтейств-коллегии), Госслер (директор адмиралтейской конторы) и генерал-адъютант флота Вильбоа. Все иностранцы, готовые поддержать любое моё решение, но в заварившейся каше плохие советники. Решили держать оборону до прихода подкреплений. Отослали за ними курьеров в Кронштадт и в Галерную гавань. Подумав, отослали такие же приказы гвардейцам. Даже если измена распространилась шире, чем я думаю, пусть гвардейцы будут рядом, под присмотром, до окончания расследования.

Беспокоило меня, как себя поведёт Меншиков. Вон дворец за рекой и мост практически уже готов! А у него в доме сестра и я не хочу оставлять светлейшему князю даже шанса её обидеть! Отправили во дворец Меншикова капитан-командора Шереметева. Выдали ему письменный приказ за моей подписью о взятии дворца под охрану, а Меншикова под караул и о том, чтобы перевезти Великую княжну Наталью Алексеевну в Адмиралтейство. Надеюсь, караульные при дворце не станут оказывать сопротивления.

Не в силах сидеть в комнате, дожидаясь новостей, я с помощью Вани и Апраксина решил подняться на бастион. Но перед этим вышел во двор, где собрались солдаты Адмиралтейского батальона морской пехоты. Как-то не было у меня времени уделить внимание морякам и морским пехотинцам. В армии на текущий день числилось пять батальонов морской пехоты по 650 человек каждый. Три батальона дислоцировались в Кронштадте и составляли морскую пехоту корабельного флота, распределяясь по кораблям эскадры (в районе сотни человек на каждый линейный корабль). Один батальон приписан к галерному флоту и находится в гавани на западе Васильевского острова, что к нам гораздо ближе, но пока еще они сюда доберутся! Вообще же, в период военных действий на галеры гребцами переводятся солдаты обычных пехотных полков. В Северной войне такую пехоту (18 полков и отдельный батальон) объединили в тридцатитысячный Десантный корпус. Этот же корпус (только уже 10 полков) успешно участвовал потом в Персидском походе. Пятый батальон морской пехоты называется Адмиралтейским и эти солдаты у меня все здесь. Большая часть их караулит на стенах, часть отправилась с Головиным на Невский проспект, а одна из рот направляется сейчас за реку.

Освободившись от поддержки Вани и Апраксина, я постарался выпрямиться и пошел вдоль строя солдат, вглядываясь в лица. Зная мою привычку знакомиться с офицерами в такие минуты, Апраксин подсказывал мне имена офицеров, от капитана до прапорщика. Морпехи конечно не гвардия, но как показали сегодняшние события, давно пора уделить внимание этим ребятам, далеким от интриг гвардейцев. Сам я выглядел живописно — с подвязанной раненной рукой, в белой рубашке, небрежно наброшенном на плечи камзоле, без треуголки и парика. Затем вышел перед строем и, кивнув в сторону дворца Меншикова проговорил, стараясь не срываться в противный мальчишеский дискант:

— Солдаты! Нужно взять под охрану дворец Меншикова. Самого его не трогать, но из дворца не выпускать. И привезите сюда мою сестру. — и, обернувшись к командиру отряда -Действуйте, Иван Петрович!

Шереметев поклонился и, проорав команды, повел своих солдат к шлюпкам. Можно было бы перебраться и через практически достроенный плашкоутный мост, но сейчас он был разведён и вплавь добираться получится быстрее. Артиллеристы на бастионе на всякий случай приготовились к стрельбе. Запретив разрушать дворец (там сестра!), я не исключал боя на улице.

Вообще, усиление морской пехоты входило в мой план реорганизации армии. Насколько помню, самые серьезные проблемы в 18 веке у нашей армии были при осаде приморских крепостей: Данцига, Очакова, Измаила, при десанте в Швецию. Пять батальонов специально подготовленных войск маловато. А выход в Атлантику потребует ещё больше усилий.

В подзорную трубу (которую мне однорукому помогал держать Ваня) я видел, как шлюпки одна за другой добрались до пристани у посольского дворца и морпехи выбрались из лодок и сформировали колонну. На парадном крыльце их уже ждали несколько преображенцев, но пока никто за оружие не хватался. Только офицеры отсалютовали друг другу шпагами. Кто там сегодня в охране? Александр Бредихин, капитан гвардии, взял бумагу с моим приказом. Перечитал, что-то спросил у Шереметева, взглянул в нашу сторону, поколебался... и кивнул! Я осторожно выдохнул. Морпехи, в сопровождении дворцового караула начали заходить внутрь здания. Часть солдат пошла в обход — дворец Меншикова переходит под контроль верных мне людей без единого выстрела! Я отдал трубу Ване, а стоявший рядом Апраксин ободряюще мне улыбнулся.

— Не беспокойся, Петр Алексеевич! Безумцев, которые сейчас откажутся выполнять царские приказы, найдётся мало.

Я покачал головой.

— Дашков на безумца не походил, Фёдор Матвеевич, а Меншиков тоже может посчитать меня несмышлёным младенцем.

— Ты не младенец, Государь, и умен не по годам.

Я взглянул на генерал-адмирала.

— Надеюсь, это не просто лесть, Фёдор Матвеевич.

— Я царедворец, Пётр Алексеевич, льстить царю у меня в крови заложено. Но ещё я мечтаю уйти в отставку, ты знаешь, так что могу позволить себе говорить правду. Ты уже пятый правитель, которому я служу, но можешь превзойти их всех, если мы сбережём тебя.

День сегодня у Светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова не задался с раннего утра. Ночью мучила бессонница и мысли о том, что отношения с царем становятся всё хуже, что царём стал самозванец, сумевший всех обмануть и непонятно что с этим делать. С одной стороны, данный факт снимал с князя долг присяги перед императором-самозванцем. С другой стороны, самозванец так ловко поставил себя, что им довольны почти все окружающие. Даже сам Александр Данилович радовался усердию царя и его рассудительности. Радовался до тех пор, пока не осознал, что у правителя России есть план убрать подальше от себя опекуна и благодетеля Меншикова. Князь пытался как-то договориться с мальчиком, но не находил общего языка. Сдержанный в большинстве ситуаций, Петр Алексеевич упрямо отрицал возможность своего брака с дочерью генералиссимуса. Возникает ощущение, что недруги светлейшего тайно настраивают против него государя. Некоторых из этих недоброжелателей удалось удалить от двора, но наверняка остались и другие.

К утру Меншиков решил, что пора брать ситуацию под контроль. Во-первых, изолировать мальчишку, во-вторых поменять советников Верховного Тайного Совета на верных людей. Например, стоит возвысить обоих Волковых или генерала Чернышева. Однако первая новость, принесенная секретарем Яковом Веселовским к утреннему кофе, взбесила и вывела из себя фактического правителя империи. Венценосный мальчишка всю ночь дебоширил со своими приятелями и в итоге ночевать остался в Летнем дворце. Вызвав верного капитана Дашкова, Меншиков потребовал обеспечить доставку малолетнего императора во дворец, независимо от того, хочет мальчишка того или нет. Немного успокоившись, после завтрака светлейший князь сменил халат на тесный мундир и парик и отправился в присутствие военной коллегии, которое было организовано прямо здесь же, в его доме.

Вместе с советниками Салтыковым, Волковым, Пашковым, Матюшкиным обсуждали текущие дела, когда посыльный из штаба преображенского полка принёс приказ императора штаб-офицерам полка явиться на полковой двор. Судя по удивлённым лицам Салтыкова и Матюшкина, они были в неведении о том, что затевает неугомонный мальчишка на этот раз. Зато об этом догадывался Алексей Волков, помощник Меншикова.

— Ночью, когда император ходил по трактирам, его приятели громко говорили речи против тебя, Александр Данилович. Мол 'пришло время удалить от двора' и подобное. Похоже, недруги твои убедили Петра Алексеевича затеять переворот.

— А ты что скажешь, Егор Иванович? — хмуро поинтересовался Меншиков у главного военного прокурора Пашкова. Тот в ответ только покачал головой.

— Спьяну они все храбрые, да только то, что гвардейцев собирают — тревожный знак. Я слышал, что Долгоруковы, особенно который Василий Лукич, ведут разговоры об упразднении Верховного Тайного Совета после отъезда цесаревен и герцогов голштинских. Но без поддержки императора и кого-то из самих советников они бы не стали так откровенничать.

— И кто же такой храбрый?

— Точно неизвестно, но этот указ может поддержать Головкин, Апраксин не станет спорить, а без ведома Остермана Петр Алексеевич ничего не станет делать.

— Ах, барон, сукин ты сын! — Меншиков сжал кулаки. — Мерзкий предатель! Забыл, кто его поднял из грязи, интриган!

Президент военной коллегии разразился долгой бранью. Потом успокоился и порадовался, что дал Дашкову чёткие инструкции. Есть надежда, что капитану удастся отловить мальчишку до того, как события примут необратимый характер. Скоро император будет надежно заперт здесь, во дворце, а он, Светлейший князь, круто разберется со своими врагами. Для этого нужно собрать своих сторонников. Во-первых, вызвать любимый Ингерманландский полк. К сожалению, не успели ему пока присвоить статус гвардейского, но после сегодняшних событий он этот вопрос больше не станет откладывать. Больше тысячи солдат — серьезная сила, но нужны ещё войска. Значит, во-вторых нужно отправить курьера Михаилу Волкову, подполковнику Семёновского полка. Старый генерал, хоть и передал командирство Шепелеву, сможет привести помощь старому другу, чтобы противостоять соперникам-преображенцам. Впрочем, когда император будет здесь, гвардейцы не посмеют бунтовать, какие бы планы там не строили Долгоруковы с Остерманом.

Организуя рассылку курьеров по городу, Меншиков на глазах оживал. Следы недавней тяжелой болезни исчезли, и Светлейший князь вновь превратился в энергичного полководца и государственного деятеля. Но прошло немного времени, и во дворец вернулась часть отряда Дашкова с его мертвым телом на руках. Вместо своего командира ответ перед разъярённым генералиссимусом держал бледный поручик Медведев.

Отряд, добравшись до Летнего дворца, узнал, что Государь отбыл на двор Перображенского полка. Помня категорический приказ обязательно вернуть императора во дворец, Дашков занял дорогу у моста через Мойку, справедливо рассуждая, что возвращаясь в город, Петр II мимо не проедет. Заставить же царя подчиниться требованиям своего опекуна посреди сотен дружественных ему гвардейцев могло оказаться затруднительно. Какое-то время солдаты скучали, наблюдая за суетой вокруг Гостинного двора. По Большой першпективе двигались люди, всадники, повозки в обе стороны. Караульные-мытари у моста косились на группу праздно стоящих солдат. Наконец, кто-то разглядел подъезжающего верхом царя в сопровождении небольшой свиты из пяти человек. Дашков преградил дорогу и начал разговор с мальчиком, уговаривая его вернуться во дворец. Император отказывался, обстановка накалялась и тут с другой стороны моста подошли несколько незнакомых солдат-преображенцев. Внезапно, они скинули с плеч фузеи и начали стрелять. В ответ, царские телохранители начали палить из своих пистолетов во всех подряд. Началась свалка. Всадники прорвали ошеломлённый внезапным нападением заслон и ускакали в один из проулков. Оставшиеся две группы солдат, расстреляв патроны, схватились за шпаги, но увидев, что царь ускакал, неизвестные разбойники в форме солдат разрядили напоследок пистолеты в солдат Дашкова и ретировались также быстро, как и появились. Часть отряда погналась за ними, а Медведев попытался оказать помощь раненным.

— Что с Государем? Его ранили? Или, не дай Бог, убили?

— Первая пуля от варнаков досталась царю. Но он сумел ускакать вперёд вместе с двумя сопровождающими. Насколько серьёзно был ранен Государь, я не знаю.

— Куда он поскакал? Где его искать?

— Не могу знать, Ваша Светлость!

Меншиков схватил поручика за воротник, собираясь задушить его, но неожиданно офицер закатил глаза и, обмякнув, потерял сознание.

— Да он ранен! — определил Пашков, подхватывая тело.

— Лучше бы он погиб там! Под арест всех, кто вернулся! Нужно будет разбираться, кто из них стрелял и что за непонятные преображенцы появились посреди города!

Пашков покачал головой:

— Я должен ехать на место покушения.

Меншиков тяжело посмотрел на своего верного сподвижника. Военный прокурор, пряча глаза, попятился и вышел прочь. Князь сплюнул на дорогой дворцовый паркет.

— Побежала крыса с корабля! Трусливый мерзавец думает, что в покушении обвинят меня! Нужно срочно найти, где сейчас царь. Или ты тоже готов меня бросить, Алексей?

Волков выдержал взгляд князя спокойно.

— Я с тобой, Александр Данилович, до конца. А Государя надо искать в одном из дворцов за рекой или в Адмиралтействе. Если он ранен — далеко они не поедут.

— Найди его! Дашков, тупица, не смог привезти его ко мне, значит, я поеду к царю сам. В такое время мне нужно быть рядом первым!

— Что с предыдущими приказами о сборе семёновцев и ингерманландцев?

— Приказы остаются в силе. Пусть войска подтягиваются сюда. Жив ли Петр Алексеевич или не дай Господи умер — войска мне понадобятся!

Оставив Волкова отдавать необходимые распоряжения, Светлейший князь в мрачном настроении направился на вторую половину дворца, которую отдал императору и его сестре. Наталья Алексеевна, худенькая девочка тринадцати лет, в это время болтала с Марией Кантемировой, дочерью бывшего господаря Молдавии и бывшей любовницей своего деда, Петра I. Болтали о всяких пустяках, сравнивали театральные постановки в комедиантском доме и в домашних театрах цесаревны Елизаветы или герцогини мекленбургской. Наташа прочитала стихотворение 'Я тебя не забуду', которое услышала недавно от Марии Меншиковой.

— Какая интересная песня! Обязательно перескажу эти стихи своему брату Антиоху. Он будет в восторге! А кто же автор, Ваше высочество?

— Мария услышала песню от Пети, но просила никому не рассказывать об этом.

— Я сохраню инкогнито автора, но удивлена, что Петр Алексеевич посвящает стихи своей невесте. Я полагала, что они не ладят.

— Не знаю. Петя действительно равнодушен к Марии, да и она уверяла меня, что стихи посвящены не ей.

— Кому же?

— Там такая долгая печальная романтичная история. Я не смогу правильно её пересказать. Надо упросить Петю сделать это самому. Там в конце таинственный князь прощается со своей любимой и поет ей эту песню. Мария все же упросила Наталью пересказать сюжет сказки и в конце обе, растроганные, даже всплакнули над печальной судьбой девушки.

— Как романтично! Его величество обладает талантом великого поэта! Это потрясающе! Может быть, вы знаете и другие его произведения, Ваше высочество?

— Когда я попросила брата почитать мне ещё что-нибудь из своих произведений — он только посмеялся и сказал, что не умеет их сочинять. Но я уверена, он соврал, так как песню, которую сейчас поют все солдаты, тоже он придумал!

— О! Что же это за песня?

Наташа своим детским голосом напела популярный среди солдат марш 'Солдатушки, бравы ребятушки!'

— Как странно! Такие разные стихи. Даже не верится, что у них один автор.

— Возможно, я ошибаюсь, Петя уверяет, что стихи не его, а автора он сам не знает.

— Всё равно, обязательно расскажу брату. Он собирается стать литератором, пишет стихи, а недавно издал свою первую книгу, посвящённую текстам псалмов.

— Ты так гордишься своим братом, Мария, что мне уже хочется с ним познакомиться.

— Нам будет очень приятно! Зимой, когда вы будете в Москве, обязательно приезжайте к нам в гости!

В этот момент приятную беседу юной княжны и её старшей подруги прервало появление хозяина дома, Светлейшего князя Меншикова. Обменялись поклонами и реверансами. Уловив нетерпеливое выражение в глазах князя, гостья удалилась, а Наталья Алексеевна настороженно замерла. Мужчина помялся немного и произнёс:

— Я обязан сообщить вам, Ваше высочество, что сегодня утром в городе произошло ужасное происшествие! Какие-то люди, переодетые в гвардейскую форму, стреляли в Его Величество!

Глаза Натальи широко раскрылись.

— Я об этом прискорбном событии узнал только что, поэтому могу пока сказать только, что Петр Алексеевич жив, но вероятно ранен. К сожалению, не могу пока сказать насколько серьезно.

— Боже мой! Где он? Где Петя? Я должна увидеть его!

— Сейчас мы выслали курьеров и как только мне сообщат, где сейчас находится Государь, мы вместе с вами туда поедем.

В комнату зашёл Яков Веселовский.

— Ваша Светлость, Ваше высочество, взгляните пожалуйста в окно.

— Что там?

— Какие-то вооруженные люди плывут сюда через реку.

Меншиков и княжна подошли к окнам и увидели несколько шлюпок, переполненных людьми, подплывающих со стороны Адмиралтейства к причалу у дворца.

— Похоже, это солдаты Адмиралтейского батальона. Настоящие солдаты, а не переодетые разбойники. Я узнаю Шереметева, зятя Андрея Апраксина. Кто у нас сегодня охраняет дворец?

— Капитан Бредихин, Ваша Светлость. Позвать его?

— Уже поздно. Посмотрим отсюда, чего хотят от нас морские пехотинцы.

Немного подумав, Меншиков обернулся к стоявшей у другого окна княжне.

— Ваше высочество, я знаю, у нас были разногласия с вами. Прошу меня простить за обиды вольные и невольные, которые я вам нанес. Но только забота о благе Государства толкала меня на принятие некоторых неприятных решений. У меня будет большая просьба к вам — передайте эти мои слова Его Величеству.

Веселовский покосился на своего шефа и негромко произнёс:

— Вы полагаете это арест, Александр Данилович?

— Наверняка. Видит Бог, я не заслужил этого и невиновен в покушении. Но есть одна хорошая новость — Его Величество жив и достаточно здоров, чтобы наблюдать за нами с бастиона Адмиралтейства.

— Мы можем успеть уйти до того как морские пехотинцы окружат дворец...

— Бежать? Я не совершил ничего постыдного и ни на вершок не отступил от присяги! Но ты, Яков, езжай к Орлову. Действуйте по обстоятельствам. Надеюсь, Пашков найдет негодяев, посмевших поднять руку на царя, а Апраксин не забыл старой дружбы.

Я с напряжением ждал выстрелов со стороны Васильевского острова или появления сестры у парадных дверей дворца. Но вновь накатила слабость, и я вынужден был присесть на зарядный артиллерийский ящик. Успокаивающе улыбнулся окружающим и в этот момент подбежал курьер со стороны ворот.

— Ваше Величество, Господин Генерал-Адмирал, на Адмиралтейский луг подошли солдаты Семёновского полка. У ворот ждут подполковник гвардии Дмитриев-Мамонов и майор гвардии Шепелев.

Я разрешающе кивнул и Апраксин отдал распоряжение впустить офицеров. Решил пока не уходить в душные помещения Адмиралтейств-коллегии в такой хороший солнечный июльский день. Захотелось попозировать для публики — раненный государь на ящике с ядрами после неудавшегося на него покушения! Будет, что вспомнить зрителям и о чём рассказать потом знакомым! Я даже не стал садиться на принесённый стул, уступив его старому адмиралу, только перебрался к каменному брустверу бастиона, чтобы прислонить спину и не показывать слабость. Подошедшие командиры отрапортовали о прибытии нескольких сотен солдат Семеновского полка. Дмитриева-Мамонова после этого отправили на его место — в Петропавловскую крепость, гарнизоном которой он командовал. Шепелев вернулся к расположившимся на берегу Мойки солдатам. Их число постепенно увеличивалось с прибытием разбросанных по всему городу на проживание и в караул отрядов.

Вскоре, к моему большому облегчению, от дворца Меншикова отчалила шлюпка с Натали. Ревущая девчонка, поднявшись на бастион, бросилась меня обнимать, чем вызвала мой непроизвольный стон от боли в раненном плече. Потом она некоторое время сидела рядом со мной, горделиво поглядывая на окружающих. Шереметев сообщил, что во дворце оказалось несколько раненных гвардейцев Дашкова. По их показаниям, виновником нападения на меня стали не они, а несколько неизвестных солдат-преображенцев, зашедших к нам в тыл в момент, когда на них никто не обратил внимания. Учитывая, что никто из отряда капитана в лицо не признал нападающих, это были, скорее всего переодетые разбойники. Апраксин тут же стал рассылать солдат оцепить городские трущобы и закрыть выходы из города.

— Если нужно, перевернём все притоны города, вздернем на дыбу всех жуликов и татей, но найдем разбойников, Пётр Алексеевич.

Я кивнул, а про себя подумал, что план 'перехват' в этом веке явно не отработан. С момента покушения прошло уже часа два, наверное. Тем временем, Наташа и Шереметев рассказали мне о поведении Светлейшего князя в момент ареста. Сестра передала мне его слова и уверения в преданности. Я пожал плечами:

— То, что он не является изменником — не снимает с него ответственность за сам факт покушения. Не беспокойся, я поступлю с ним по справедливости.

Апраксин, внимательно слушавший нашу беседу, одобрительно кивнул. Я же обратился к прибывшему из-за реки Петру Мошкову, главному дворцовому управителю, с указанием перевезти мои и Наташины вещи из Дворца Меншикова в Летний дворец.

Следующими в Адмиралтейство прибыли преображенцы во главе с Юсуповым, Салтыковым и Матюшкиным. Вместе с ними вернулся Никита Трубецкой с двумя моими охранниками, которых легко ранили в короткой схватке на мосту. Я спустился с бастиона им навстречу и когда они расступились — увидел телегу с мертвым телом Феди Лопухина. Он прикрыл меня собою от второй пули, но сам смерти не избежал. Сколько себя помню, Федор всегда был рядом, как ближайший друг и старший брат. Молчаливый, спокойный, добрый. Он потерял своего отца также, как и я, несправедливо обвиненного в измене. А теперь из-за какой-то интриги погиб сам. Одна половина моей души мечтала найти виновника смерти друга и уничтожить. Другая часть утешала, что время сейчас такое. Люди привыкли сбиваться в стаи и группировки и рвать друг другу глотки в борьбе за толику власти. Самое лучшее, что я могу сделать, это перевести бесконечное противостояние в более мирное русло. Но помогали такие рассуждения мало. Я мрачно смотрел на мертвое лицо друга, а в голове крутились мысли, что добра я в этот мир принёс мало. Все мои благие помыслы могут привести моих близких, а то и весь мир к гибели! В таком настроении мне было тяжело сдерживаться в разговоре с командирами преображенцев.

— Господа генералы, честь мундира Преображенского полка замарана. Наши это были солдаты или кто-то обнаглел настолько, что разгуливает по столице в форме гвардейца, но я недоволен состоянием дел в полку. Подумайте, как исправить это положение.

Глава 16

Желание позировать на бастионе у меня пропало, и я перебрался в кабинет присутствия Адмиралтейств-коллегии. Вяло хлебал прописанный доктором куриный бульон и слушал рассказ Никиты. Прибыв к Гостиному двору, они нашли только несколько кровяных пятен на мостовой и преображенцев вокруг тела Лопухина. Двое наших потерянных охранников вполне мирно беседовали с остатками отряда Дашкова. Головин и его помощники начали допрос солдат и обитателей Гостиного двора. Выяснилось, что нападающих было четверо. Вооружены они были не только фузеями, но и пистолетами, что помогло им в короткой схватке с гвардейцами после нашего отступления.

Ошеломив выстрелами дашковцев, лжегвардейцы побежали прочь по першпективе. В одном из проулков у них были лошади и опомнившиеся гвардейцы так и не смогли их догнать. Позже выяснилось, что через заставу в конце першпективы этот отряд не проходил. Вероятно, они свернули к Неве и выбрались из города на лодке. Самое обидное, это то, что двадцать гвардейцев, потеряв четырёх человек, не считая Феди, не смогли поразить даже одного противника!

Позже к месту происшествия добрались генерал Ушаков и бригадир Пашков, полицмейстеры и ещё множество лиц. Всех очевидцев допросили повторно, но ничего нового уже не выяснили. Не дала особого результата и тотальная 'зачистка' преступных элементов столицы. Петербург сравнительно небольшой город, но через него проходит огромное количество людей. Иностранцы плывут со всей Европы. Купцы со всей России весной и осенью приводят сотни барок по каналам Вышневолоцкой системы. Тысячи строителей роют каналы, мостят дороги и возводят дома и дворцы. Все временные и постоянные жители учитываются полицией в своих журналах, но в этой толпе несложно затеряться нескольким опытным бандитам. Прошло немало дней, когда круг подозреваемых сузился до нескольких человек, нанявшихся по весне на земляные работы, но вскоре бросивших это занятие и несколько недель себя не проявлявших. Возглавлял эту группу Сенька Рябой, молчаливый чернобородый мужик откуда-то с юга. Последний раз его видели пару дней назад. Но к тому времени, когда личности его и его подельников были установлены, он мог бы уже до Китая добраться! Ничего неизвестно было также о возможном заказчике покушения. Я мог строить предположения о том, кому это выгодно, так как не помнил, что успел нажить себе врагов. Моё убийство выгодно только тем, кто окружает моих возможных приемников, а таких я насчитываю четыре группы.

1я группа — окружение цесаревны и наследницы трона Анны Петровны. Я не верю, что она желает мне зла, но её, как и других наследников могут использовать втёмную. Это может быть муж, Карл-Фридрих, герцог голштинский или обер-гофмаршал цесаревны Семён Нарышкин. Но дело в том, что Нарышкин был тесно связан с моим отцом, даже пострадал по его делу и только в прошлом году вернулся из ссылки. Так что я ему доверяю также, как и тётке.

Следующая в очереди наследования — Елизавета Петровна. Но мы близки с нею и с её придворными. Она не имеет шансов обойти свою сестру при наследовании. Более того, в истории Игоря Семёнова она не смогла обойти даже Анну Курляндскую, хотя не была как сейчас, замужем и жила в России, а не уехала в Любек.

2я группа — те, кто рассчитывает возвыситься, если императрицей после меня станет моя сестра. Свои придворные у неё появились только недавно и группировки приближённых ещё не притёрлись друг к другу, чтобы составлять серьёзные заговоры. Но сестру могут использовать разные влиятельные вельможи. Первый в этом ряду — Меншиков, но учитывая характер покушения совмещённого с провокацией против него самого — это маловероятно. Остаются несколько крупных фигур, вроде Голицына, Остермана, Апраксина или Головкина. Возможно, кого-то из них по каким-то причинам перестал устраивать я. Но Апраксин уже стар и собирается в отставку, Остерман итак имеет максимум власти рядом со мной, Головкин в ближайшее время усилит свои позиции. Вряд ли это они. Насчёт князя Дмитрия Голицына я не был уверен ни в чём. Амбиции его велики, но вместе с тем — он ярый сторонник всяческого порядка и разные авантюры не приемлет. Как-то слабо мне верится в его вовлеченность в свержение законного царя, но на заметку взять его придётся.

3я группа — те, кто связан с дочерями Ивана V. Это может быть их родной дядя — обер-шенк Василий Салтыков или муж младшей из сестёр — генерал Дмитриев-Мамонов. Маловероятно, что нити заговора приведут в Курляндию, ко двору второй сестры, Анны. Слишком далеко и сложно, но есть Петр Бестужев, которого Меншиков недавно оторвал от своей покровительницы. Вот кто мог желать зла мне и светлейшему. Только я не уверен, что бывший обер-гофмейстер Анны Иоанновны настолько ловок, что мог провернуть это дело под пристальным и недоброжелательным приглядом Меншикова.

Вот и получается список возможных заказчиков моего убийства: Карл-Фридрих Голштинский, Дмитрий Голицын, Василий Салтыков, Иван Мамонов или Пётр Бестужев. Возможен ещё и иностранный след. Мои прогрессорские новинки могли уже кого-то встревожить из многочисленных иностранных шпионов. Только вот мало времени прошло для принятия решения о моей ликвидации. Пока местный резидент сделает определённый вывод, пока почта с его аргументами дойдёт до Парижа, Лондона, Берлина, Вены, Стамбула или Стокгольма! Потом, скорее всего, будут запросы и присылка новых агентов для уточнения ситуации, и дай бог через год заговор с иностранным участием примет реальное очертание. Подготовка, конечно, могла занять и меньше времени, если бы началась ещё задолго до моего восшествия на престол. Но Меншиков действовал при моём воцарении достаточно эффективно, чтобы заставить всех интриганов хотя бы на время сделать паузу для оценки изменившейся обстановки.

Понемногу начали прибывать сановники. Первым появился Рейнгольд Левенвольде, про которого я уже думал, что его убили заговорщики. Всё оказалось банальнее — мой воспитатель простыл и пропустил работу. Оказывается, секретариат был в курсе причины отсутствия своего главы. Мне стоило только спросить об этом Кириллова, да всё как-то недосуг было. Ну и хорошо, что с лифляндцем всё наладилось, и он занял место молчаливого свидетеля всех моих встреч.

Следующим прибыла большая группа сановников с петербургской стороны. Сенаторы продолжили своё прерванное заседание не в привычном помещении в здании на Троицкой площади, а в Адмиралтейств-коллегии. Кроме шестёрки сенаторов присутствовали также я, Апраксин, Остерман, Головкин и Голицын. Обер-секретарь Степанов зачитал проект указа о роспуске Верховного Тайного Совета. Голицын покосился на меня, но Остерман видимо уже успел ему объяснить все расклады, поэтому возражать он не стал и подписал указ наравне со всеми. Бумагу передали мне для окончательной подписи, но я потребовал добавить в список Меншикова.

— Но как же, Ваше Величество, князь вроде как под арестом сейчас? — выразил общее удивление Апраксин.

— В свете предварительных данных расследования я не вижу его прямой вины в покушении на меня.

Сановники переглянулись и Голицын предложил:

— Так может быть стоит пригласить Его Светлость сюда, на общее заседание?

— Нет. У меня есть ряд других претензий к работе Александра Даниловича, поэтому я хочу попросить его подать в отставку.

— Какие же это причины?

— Я их озвучу, только если Меншиков откажется уходить в отставку добровольно.

Голицыну оставалось только наклонить голову, и курьер отбыл с указом на другую сторону реки. После этого заседание Сената пошло по заведённому порядку, а я перестал вмешиваться в его работу, занявшись заполнением своими мыслями и наблюдениями черновиков. Пусть вельможи немного привыкнут к новой ситуации до моих следующих инициатив. Им ещё предстоит жёсткая схватка за место лидера после отставки временщика. Решающее слово за мной, но кандидат, собравший наибольшее количество сторонников в обновлённом Сенате, имеет больше шансов занять вакантное место второго лица в государстве.

Через пару часов, закончив обсуждение разных текущих вопросов, сенаторы покинули моё общество, и я остался наедине с Остерманом и Левенвольде.

— Что думаешь по поводу сегодняшних событий, Андрей Иванович?

— Сегодня оказался на редкость хлопотный денек, Петр Алексеевич. Покушение на тебя, отставка Меншикова, упразднение Верховного Тайного Совет. По каждому из этих событий нам стоит поговорить. Мы обсудили покушение и список лиц, которые могли его организовать. Остерман в целом согласился с моими выводами и обещал усилить тайный надзор за подозреваемыми.

— Ты уверен, что правильно поступаешь в отношении Меншикова, Государь? Опасно оставлять его на свободе.

— Не вижу большой опасности, если отставка будет сопровождаться его отъездом, с запретом появляться в столицах.

Барон одобрительно кивнул.

— Это другое дело. У него много поместий по всей стране. Например, под Воронежем. Пусть едет на юг — поправляет здоровье. Что будет с помолвкой твоей и его дочери?

— Помолвка будет расторгнута. Я давно этого хотел и никого этим не удивлю.

— Кого хочешь поставить во главе Военной коллегии?

— А какие у нас есть варианты?

— Апраксин, Сапега, Брюс, Михаил Голицын старший, Василий Долгоруков, Иван Трубецкой, Гинтер, Бон, Миних, Чернышев, Бутурлин, Измайлов, Матюшкин, Ягужинский — это те, кто в чине не ниже генерал-аншефа и имеют опыт военной службы.

Занялись обсуждением кандидатур. Апраксин уходит на пенсию, Сапеге я не доверяю, Брюс уже на пенсии и нет смысла его тревожить. Бутурлин в опале и я не собираюсь возвращать его. Два года назад именно он привел гвардейцев под окна Сената, определив выборы приемника Петра I не в мою пользу. Измайлов, Трубецкой и Бон губернаторствуют. Ягужинский мне нужен был в качестве генерал-прокурора Сената. Из семи оставшихся я предложил на пост президента Военной коллегии выбирать русского. В итоге позже выбрали Михаила Голицына. Это несколько усилит позиции подозрительного мне Дмитрия Голицына, но я надеялся, что делу вредить не будет. Вице-президента в военной коллегии никогда не было, а второй президент Адам Вейде умер семь лет назад. Я же хотел усилить значение вице-президента, трансформируя эту должность в вариант руководителя Генерального штаба. Заодно, до приезда из Киева Голицына у вице-президента будет время усилить свое значение. В итоге выбрали Миниха. Хотя мне и хотелось, чтобы он начал строительство Мариинской водной системы, но на должности в коллегии он был нужнее.

Нужно было также заполнить вакансию генерал-полицмейстера. Существование в столице банды, способной организовать цареубийство я считал возможным только в условиях дезорганизации работы полиции города после отставки Девиера. Когда я объяснил своим воспитателям свои доводы — перешли к теме усиления моей охраны. Как показали последние события, одна гвардия с этим не справлялась. Нужна была Служба охраны в структуре моей канцелярии. Главе этой службы будет подчинено аналитическое подразделение вроде распущенной недавно Тайной канцелярии, подразделение охраны дворцов, постоянный мой конвой в поездках и секретная охрана в штатской форме. В перспективе появится и корпус жандармов, который займется оперативной работой в губерниях. Исторически жандармы появились в конных полках, как подразделения для борьбы с мародерами и воинскими преступниками. Что-то подобное намеревался сделать и я, подчинив жандармов в итоге руководителю соответствующего отделения моей канцелярии. А пока, служба охраны будет взаимодействовать также с гвардией, прокуратурой, полицией и прочими государственными органами.

Остерман и Левенвольде серьезно кивали, когда я перечислял свои соображения. Эти меры серьезно отдалят меня от гвардии, но после почти удавшегося покушения доверия к гвардии нет ни у меня, ни у моих сторонников.

— Кого хочешь поставить во главе охраны, Государь?

— Может быть, Ушакова? У него есть опыт тайной службы и расследований. Назовем Службу охраны третьим отделением моей канцелярии. Рейнгольд возглавит первое отделение, а второе отделение будет заниматься дворцовыми вотчинами.

Надо сказать, что, несмотря на совпадение названия III Отделения Собственной Его Императорского Величества (сокращённо С.Е.И.В.) канцелярии в моём варианте и в истории Игоря Семенова, произошло это отчасти случайно. У императора Николая I второе отделение Канцелярии занималось кодификацией законов, а у меня будет заниматься хозяйственными вопросами. Законами же занимается Уложенная комиссия при Сенате и на неё у меня были отдельные большие планы.

Таким образом, в этот вечер втроем мы спланировали смену всей верхушки силовых ведомств империи: армии, полиции и спецслужб. За всеми этими переговорами я провёл день и, только поднявшись на башню Адмиралтейства чтобы оглядеть окрестности был удивлен, какое количество народа торчит без дела на адмиралтейском лугу: семеновцы, преображенцы, морские пехотинцы. Дальше всех от ворот расположилась огромная толпа гражданских лиц.

— Эти то, что здесь делают?

— Народ печалится о твоем здоровье, Государь! Даже чуть не набросились с голыми руками на вооруженных преображенцев. Хорошо, что семеновцы отогнали смутьянов, но с того момента горожан ещё прибавилось и как бы бунт не начался.

— Нда... пора мне выбираться за стены, Андрей Иванович.

Чувствовал я себя достаточно хорошо, хотя бледность с лица не прошла. Но из ворот Адмиралтейства вышел самостоятельно, хоть и в сопровождении большой свиты. Направился сразу к спешно выстраивающимся шеренгам Преображенского полка. Некоторое время размышлял, что и как сказать. Потом, когда установилась мертвая тишина, достаточная чтобы любой мог услышать мой слабый голос, заявил, не скрывая раздражения:

— В общем так, братцы, разочаровали вы меня. Сегодня четверо варнаков в ваших мундирах надрали задницу двадцати гвардейцам. Всех опозорившихся ждет служба в теплых краях на Кавказе, а те, что остаются, то есть вы все — освобождаются от караульной и хозяйственной службы. Будете вместо этого заниматься боевой и физической подготовкой. Через месяц проведу экзамен и каждый четвертый, солдат он или офицер, показавший худшие результаты будет отчислен из гвардии. Мне дохляки в лучшем полку не нужны!

Развернувшись, я не спеша направился к толпе гражданских лиц. Мастеровые, крестьяне, торговцы, мужики, женщины и дети при моем приближении кланялись, что-то выкрикивали и бормотали. В глазах многих горел истовый фанатичный огонь и Ваня даже забеспокоился.

— Как бы не затоптали нас Государь. Народ бешенный.

Не доходя несколько шагов до повалившихся на колени людей, я остановился и хмуро оглядел толпу. Среди общего благоговейного гула даже расслышал 'отец родной', 'благослови царь-батюшка'!

— Помолимся за Россию, люди, да убережет её Господь от напастей.

Перекрестившись на ближайшую колокольню, я встал на колени, а архиепископ Феофан начал благодарственный молебен. Люди, солдаты, нищие и генералы стояли на коленях, глядя на заходящее солнце и кресты Исаакиевской церкви и благодарили Господа, что не допустил сегодня свершиться большой беде.

На следующее утро я встал как обычно рано. Пришлось дать себе поблажку и не заниматься физическими упражнениями. Только облился ведром холодной воды в умывальне. Было странно и грустно ощущать, что Феди больше нет. Никита тоже ушел в поход с остальными преображенцами. Ещё вечером я встречался с их командирами, наметив план мероприятий полка на август. Потребовал, чтобы ближайшие дни полк каждые три-четыре дня совершал поход до Петергофа и обратно. На осторожный вопрос Салтыкова — зачем это надо, сказал, что стандартный суточный переход в 15 верст меня не устраивает. Войска должны уметь без проблем одолевать в день 30 верст. Это примерное расстояние до Петергофа. Так что сегодня с утра гвардейцы двинулись маршем из Петербурга по красивой мощёной петергофской дороге. Я с ними не пошёл, пообещав присоединиться в следующий раз. Но потребовал провести в Петергофе перекличку личного состава и предоставить мне список тех, кто будет отсутствовать по каким-то причинам. Своё намерение на четверть обновить состав полка я подтвердил ещё раз. Способность одолевать такие быстрые и длительные марши — это только первый принцип экзаменовки. Остальное — проверка боевых качеств, прежде всего умение владеть штыком или пикой (треть полка вместо штыка использовали пику и шпагу), а также бег на короткие и длинные дистанции и стрельба по мишеням из штуцеров. Нарезного оружия в полку мало, но я планировал понемногу переоснащать войска этим оружием, а пока начать выявление лучших стрелков и формирование из них подразделений егерей, задачей которых будет действие вне строя.

Залповую прицельную стрельбу из фузей тренировать сложно. В густом пороховом дыму при невысокой дальности поражения в эти времена скорострельность ценится больше меткости. Однако у меня были кое-какие идеи по этому поводу, но реализовать их смогу только лично присутствуя при стрельбах.

После завтрака закрутилась череда встреч. Только сейчас я по-настоящему понял, что замкнув на себя принятие всех решений, я буду вынужден непрерывно разгребать завалы текущих вопросов. Что-то было важно, но многие проблемы могли решаться и без меня. Очень многие посетители приходили только для того, чтобы выразить своё почтение. Такие гости меня раздражали больше всего. Сохраняя улыбчивую приветливость с ними, я в своих письменных досье мстительно отмечал 'иногда навязчив и несамостоятелен'. Дело в том, что я, наконец, получил возможность начать формирование баз данных, доступных не только мне, но и другим работникам своей канцелярии. Раньше я опасался, что мои записи подсмотрит Меншиков или кто-то ещё с непредсказуемыми выводами и последствиями. Поэтому писал шифрами и сокращениями, в которых потом сам не мог разобраться. Сейчас же я поручил Кириллову организовать удобный архив, с системой поиска по моим встречам, по анкетам лиц с которыми встречался и по темам, которые затрагиваются. В результате количество копиистов, архивариусов и прочих работников моей канцелярии увеличивается с каждым днем все больше. Под нужды своих бюрократов я разрешил пока использовать помещения Зимнего дворца. При Екатерине началась его перестройка и дворец сейчас не самое уютное место. Кроме того, зимой я собираюсь перебраться в Москву, а на будущий год ожидаю смерти Апраксина. Его большой дом, не уступающий дворцу Меншикова, достанется в наследство мне. Адмирал бездетный, а мы с ним дальние родственники. Сегодня, кстати, пообещал выполнить свое обещание и освободить его от службы, как только завтра Сенат подготовит указ об отставке генерал-адмирала. Приемника ему тоже выберет Сенат, но уже понятно, что им будет голштинец Петер Сиверс.

Андрей Иванович Ушаков, отчитавшись о текущем состоянии расследования вчерашнего покушения, был заметно взволнован, когда я предложил ему возродить Тайную канцелярию в рамках III отделения Е.И.В. канцелярии, но уже с гораздо более широкими возможностями. Генерал пообещал оперативно подготовить проект охранной службы на основе четырёх подразделений: дворцовой, конвойной, тайной охраны и следственно-аналитического отдела. Последнему отделу я поручил подготовить анализ всех угроз безопасности государства.

— Штат набирайте по своему усмотрению, Андрей Иванович. Денежное и вещевое довольствие сотрудников будет обеспечиваться в первую очередь, а чины присваиваться особым ускоренным порядком. Полагаю также, стоит в конных полках создать подразделения для борьбы с мародерами, которые будут готовить сотрудников и для вашей службы. Согласуйте мероприятия с военной коллегией. Людей старайтесь подбирать не самых знатных, всецело преданных мне и интересам государства.

После обеда, на пару с Левенвольде я отправился на Васильевский остров для разговора с Меншиковым. Александр Данилович выглядел лучше, болезнь похоже оставила попытки убить его. Но в глазах светлейшего князя застыл упрек в мою сторону. Я вздохнул и предложил ему посидеть на террасе дворца и поговорить откровенно.

— Задавай свои вопросы, Александр Данилович.

— Как твоё здоровье, Пётр Алексеевич?

— Неплохо. Мне сильно повезло, что стрелок оказался скверный, а от второй пули Федя Лопухин меня уберег да сам погиб.

Поговорили некоторое время об инциденте, и в какой-то момент Меншиков задал мне ожидаемый вопрос о причинах своего ареста.

— Причин три. Во-первых, мне больше не нужны опекуны. Может быть, мне и мало лет, но я справлюсь. Вторая причина, ты навязал мне в невесту свою дочь. Эта помолвка вызвала кучу проблем и ссор. Так что я принял решение найти себе невесту из другой страны, чтобы вельможи снова не передрались между собой. Подожди, не перебивай, я должен договорить. Третья причина в том, что я не могу полностью тебе доверять. Ты возглавляешь армию и гвардию. Два года назад с их помощью ты возвел на престол Екатерину, весной помог мне. Кто знает, может быть, завтра ты захочешь поменять меня на кого-то другого? Ты опасен, Александр Данилович. Но ещё опаснее гвардейцы под твоим командованием.

Дальше мы какое-то время спорили. Меншиков клялся о своей преданности, о происках врагов, о том, что с его уходом я стану беззащитен перед убийцами, которые непременно снова придут.

— Не беспокойся, Александр Данилович, я принял меры по усилению охраны. Сейчас, когда ты мне не мешаешь, это сделать легче. Лучше поговорим о твоей судьбе. Я хочу, чтобы ты подал в отставку со всех постов и уехал из Петербурга подальше. Зимой я буду в Москве и тебя там тоже не хочу видеть. Ты отлучён от Государева двора. Езжай на юг, поправляй здоровье, но в Петербургской и Московской губерниях не появляйся.

— Исполню, Государь, раз такова твоя воля. Буду молить господа, чтобы ты переменил гнев на милость. Но что будет с моей семьёй?

— Я заберу кольцо матери, которое подарил Марии, помолвка будет официально расторгнута, а её двор распущен. Ты волен выдать её замуж за кого-нибудь другого.

— Ей тоже уехать из Петербурга?

— Она мне не мешает. Опала касается только лично тебя, Александр Данилович.

— Спасибо и на этом, Ваше императорское величество.

Общение с Меншиковым меня изрядно вымотало. Говорить в глаза человеку, что он не справился, доказывать ему его несостоятельность достаточно бессмысленное занятие. Никого я не убедил, только нервы потратил. Но этот разговор был нужен мне. Всё же светлейший князь многое сделал для меня и страны. Во всех достижениях Петра I есть участие его правой руки — Александра Даниловича Меншикова. Фаворита обвиняли в воровстве, но сейчас воруют все. Был бы он изменник — я бы поступил по-другому.

Пройдя по анфиладе комнат, я зашел на женскую половину, где встретился с Дарьей Михайловной, супругой хозяина дома. Не успел даже ничего ей сказать, как она бухнулась передо мной на колени. По лицу немолодой женщины потекли слезы, и только Левенвольд помешал ей кинуться обнимать мои ноги.

— Не губи, царь-батюшка! — причитала женщина.

— Перестаньте, Дарья Михайловна! Никто никого не губит. Поезжайте в Раненбург, поправьте здоровье своё и Александра Даниловича!

Женщина завыла еще громче.

— Не гони, Петр Алексеевич! Не лишай своей милости! Погибнем мы все!

Вбежавшие в комнату дочери Меншикова попадали на колени рядом, добавив свои молодые голоса к тоскливой мольбе. Мой слабый голос еле слышен был в женском плаче, который на миг затихал и снова усиливался, как только я прекращал что-то говорить. Эту стихию невозможно было остановить без насилия. Хотелось плюнуть и уйти, но мне нужно было завершить дело. Я взглянул в лицо своей невесты:

— Мария Александровна. Наша помолвка расторгнута. Верни, пожалуйста, мне перстень матери.

Истерика усилилась и раздражённый Левенвольд чуть ли не силой вывернул руку девушки и снял кольцо с её пальца. Когда перстень оказался у меня, я сжал его в кулаке и глядя сверху вниз произнес:

— Тихо! Дайте мне сказать! Прекратите выть без причины! Александр Данилович ни в чём не обвиняется. Он получил отставку и приказ не появляться в Столицах. Так будет спокойнее мне и государству!

Плач возобновился и я попятился:

— Прощайте и не поминайте лихом!

В одной из комнат Зимнего дворца беседовали два Андрея Ивановича — невысокий плотный Остерман и крупный широкоплечий Ушаков. Не занимая определённого поста в стремительно растущей Канцелярии Е.И.В., вице-канцлер фактически являлся её руководителем. В своё время он принял решение порекомендовать императору бывшего руководителя Тайной канцелярии. Царь легко согласился и неожиданно поручил Ушакову не только расследование важных дел, но и собственную охрану, а в перспективе — тысячи солдат и огромную власть. Это пугало и барон уже ломал голову, как контролировать генерала. Пока же новый глава III Отделения С.Е.И.В. канцелярии не показывал нрав и признавал за Остерманом руководящую роль.

— Есть новости в расследовании покушения? — Остерман, зная неодобрительное отношение юного императора к табаку, недавно бросил курить, но периодически хотелось набить трубочку.

— К сожалению, пока ничего существенного не добавилось.

— Мы надеемся на Пашкова, Головина и особенно на тебя, Андрей Иванович. Охрану Государя уже усилили?

— Да. Сейчас готовлю список кандидатур для утверждения в должностях Главы дворцовой охраны и Конвоя Его императорского величества. Пока же в районе Летнего и Зимнего дворцов сосредоточены две роты семеновцев, эскадрон Лейб-Регимента и рота морских пехотинцев. По счастью, пока Государь перестал активно передвигаться по городу и охранять его достаточно просто.

— А что насчёт тайной охраны? Признаться, достаточно необычная идея — иметь незаметную стражу в статской одежде.

— Постоянное присутствие большого количества гвардейцев и свиты рядом утомляют государя. Тайная охрана в гражданской одежде не мозолит глаза ни ему, ни окружающим. Кроме того, конвой незаменим при проведении всяких церемоний, но именно поэтому может пропустить внезапное нападение. Тайные же охранники всегда настороже и не подпустят подозрительных лиц к императору. Нагрузка у них большая, но желающих стать агентами много.

— А что насчёт армейских подразделений по борьбе с мародёрами?

— Я готовлю записку с планом по организации таких войск, но, к сожалению, пока не назначено новое руководство Военной коллегии мне не с кем согласовать эти мероприятия. Зато уже появилось название. Его предложил сам Государь — 'жандармы' от французского gent d`armes, что в переводе означает 'вооруженные люди'.

— Похоже, познания моего воспитанника во французском гораздо глубже, чем я подозревал. Его Величество не перестаёт меня удивлять. Что ты об этом думаешь, Андрей Иванович? О его даре предвидения и о неожиданных знаниях, которые у него появились?

Ушаков, отличавшийся даром вытягивать из собеседника сведения в непринуждённом разговоре, понял, что от его ответа на этот вопрос может зависеть очень многое. Необычность российского императора уже не была ни для кого секретом, но относились к этому по-разному. Генерал помолчал и произнёс нейтрально:

— Я принимаю Его Величество таким, какой он есть.

— Разумеется. Но как человек, Петр Алексеевич очень необычен. Про него ходят самые разные слухи. Что он провидец, что бог разговаривает с ним — это благоприятные слухи. Но бывают и опасные речи. Например, что Петр Алексеевич — самозванец.

— Да, у меня есть несколько доносов о таких разговорах. Канцелярия сейчас расследует, кто источник такой крамолы.

— Я могу помочь. Дмитрий Голицын был со мной недавно откровенен. В ночь накануне покушения, когда Государь бурно отмечал отъезд цесаревен, князя навестил Меншиков. Вел с Голицыным такие же осторожные речи как у нас с тобой. И намекал на резкие сильные изменения в характере Его Величества за последние несколько месяцев. Вероятно, замышлял переворот и искал сторонников.

— Это очень серьёзное обвинение, барон. Но может быть, Голицын наговаривает на светлейшего князя?

— Возможно. А возможно и нет. Хотя Государь почему-то уверен, что на него покушались не люди Меншикова, раз пострадал его родственник. Но если подумать, генералиссимус мог действовать так хитроумно, чтобы отвести от себя подозрения.

— Ты пытался сказать об этом Его Величеству?

— Говорил, только это всё предположения, которые Его Величество не принял всерьёз. Пётр Алексеевич добрый мальчик, который ещё не научился необходимой для правителя жестокости. Поэтому он считает, что достаточно удалить Меншикова от двора, чтобы избежать опасности с его стороны. Кстати, как ты оцениваешь угрозу со стороны отставного генералиссимуса?

— Возможность внезапного покушения сейчас устранена усиленной охраной его Величества. Но у Светлейшего князя есть сторонники в Ингерманландском и в Семеновском полках. Поэтому ингерманландцы сейчас выведены в Шлиссельбург, а его командир Орлов, также как и оба Волковых сейчас под пристальным наблюдением. Секретарь светлейшего Веселовский сейчас под арестом в крепости и дает показания. Но, похоже, он сумел утаить крамольные замыслы своего шефа, поэтому сегодня же проведу допрос Якова Веселовского с пристрастием. На дыбе он скажет все что знает и не знает о подлых делишках своего покровителя.

— Это правильно. Однако, возможно Меншиков был настолько осторожен чтобы не поделиться своими планами даже с ближайшими подручными. Может случиться так, что ему удастся удалиться безнаказанным в одно из своих поместий, как хочет Государь. К сожалению, своей мягкостью Петр Алексеевич дает своим врагам шанс довершить начатое и в следующий раз стрелок может оказаться более умелым. Можешь ли ты это допустить, Андрей Иванович? Готов ли ты защищать царя даже без его ведома?

Ушаков не медлил ни секунды. Доверие Остермана не менее важно, чем доверие царя.

— Что ты предлагаешь, Андрей Иванович? Удавить по-тихому Меншикова где-нибудь по дороге?

— Это слишком явно. Петр Алексеевич может усомниться в нашей с тобой исполнительности. Но, по счастью, народ ненавидит Светлейшего князя и если бы не охрана морских пехотинцев — разорвал бы его и без нашего участия. Но то же самое может произойти и во время отъезда князя в ссылку. Например, там же на Большой першпективе у Гостиного двора, где произошло покушение на Его Величество.

— Могут пострадать охранники и домашние князя. И вообще, это будет похоже на бунт в столице. Мы не можем пока найти татей, покушавшихся на императора, а если не найдем зачинщиков нападения на Меншикова — Государь усомнится не только в нашей исполнительности, но и в умениях делать свое дело.

— Ты прав, Андрей Иванович, в умении видеть наперед тебе нельзя отказать. Но, полагаю, когда весть о покушении на его Величество дойдут до Новгорода, тамошний народ будет готов растерзать виновника не меньше жителей Петербурга. Будем надеяться, что дочери и жена Светлейшего князя не пострадают. Несмотря на расторгнутую помолвку. Его Величество достаточно трепетно относится к своей бывшей невесте.

Ушаков, помедлив, кивнул. Остерман удовлетворенно улыбнулся.

— Я рад, Андрей Иванович, что Его Величество поручил свою охрану тебе. Вместе с тобой мы сможем помочь Государю совершить всё, что он задумал, и убережём его от опасностей и ошибок.

Глава 17

Ночью плохо спал. Болела рука, а под утро начал мерзнуть. Пришедший спозоранку Иван Блюментрост сделал перевязку, но выглядел обеспокоенным. Но насколько я понимаю, сепсиса у меня нет. Тем не менее, на важное заседание Сената не пошел. Остался в постели, обложившись бумагами. Развлекала меня сестра, третий день не отходившая от меня далеко. Если всё пойдёт как я задумал, Сенат примет Закон о престолонаследии и Натали станет моей официальной наследницей, опередив цесаревен, которые ещё не добрались до нового места жительства. Я пока не стал диктовать точный текст. Объяснил Остерману, что принципы наследования царской власти в Росси должны быть универсальными, в русле семейного права. Полагаю, в итоге получится тот же текст, что и у императора Павла Петровича, только на семьдесят лет раньше.

После обеда барон вернулся с Троицкой площади и отчитался, как прошло заседание. В моё отсутствие сенаторы почувствовали себя свободнее. Даже не сильно спорили, занявшись увлекательным занятием делёжки власти после отставки Меншикова. Несмотря на нынешнее формальное равноправие старого состава и бывших членов Верховного Тайного Совета советники получили больше. Дмитрий Голицын через брата получал контроль в Военной коллегии. Канцлер Головкин через зятя Ягужинского возвращал прокуратуру. Федор Апраксин, получив отставку с поста президента Адмиралтейской коллегии сохранял в ней огромное влияние, а через брата Петра руководил юстиц-коллегией. На внучатой племяннице генерал-адмирала был женат Александр Нарышкин, который после отставки Меншикова может снова вернуться к руководству коммерц-коллегии. Кроме того, мой начальник охраны Ушаков через жену и пасынка Степана Апарксина (тот самый капитан гвардии — будущий фельдмаршал) тоже был близок к клану Апраксиных. Остерман выиграл больше всех, как новый руководитель 'немецкой партии' после отъезда голштинцев. Вместе с Левенвольде он господствует в С.Е.И.В. Канцелярии, через Миниха — реальный контроль в Военной коллегии, через Сиверса — в Адмиралтействе. Старый состав сенаторов тоже не проиграл, неожиданно оказавшись на вершине власти, так что особых споров при назначениях не было.

Моё пожелание принять Закон о престолонаследии сенаторы встретили осторожно. По большому счёту, обязательства по завещанию Екатерины I уже никого не волновали. Не думаю, что сенаторы затянут с принятием закона, тем более это дает шанс поднять авторитет вельмож до императорского. А я не деспот — поделюсь властью, но сумею управиться с назначаемыми мною сенаторами, если они, войдя во вкус, вдруг начнут артачиться.

Под занавес обсуждения Остерман озвучил моё требование к руководителям коллегий и канцелярий в месячный срок подготовить план работы ведомства на ближайший год. Тоже вроде ничего особого, но скоро я ожидаю паломничества ко мне руководителей коллегий с вопросами, что же я хочу увидеть в этих планах.

Безрадостные мысли о том, что без антибиотиков я могу умереть от банального заражения крови заставили меня вновь задуматься, что в этом случае я оставлю после себя. О моём архиве знают тетка Анна, Остерман и Левенвольде. Но что если случиться пожар или один из них решит бумаги уничтожить или спрятать без движения подальше? Уникальный шанс ускорить мировое развитие будет упущен? Или у меня уже мания величия? В конце концов те, кто зашвырнул знания Игоря Семенова в прошлое, всегда могут повторить это еще раз с ним или с кем-то другим. С другой стороны, провалить навязанную мне миссию не хочется из-за пары случайностей и ошибок. Наверное, пора подстраховаться и сделать копии архива. Спрятать бумаги у кого-то еще, только заниматься тупым и трудоемким делом переписывания собственных бумаг некогда. К тому же, работа по фиксации моих познаний на бумаге еще далеко не закончена. Пора искать переписчика? Только кому довериться, если я верю в поговорку 'то, что знают двое — знают все'? Придётся пока мучиться самому или срочно изобретать копировальную бумагу. Хм... кого бы напрячь? Может быть пробирера Монетной канцелярии Шлаттера?

Выкинув из головы бесполезные опасения решил сосредоточиться на чем-то более насущном. Меня беспокоило большое количество посредственностей в руководстве страной. В сущности, я абсолютно пока не менял систему подбора кадров. По-прежнему, ключевой способ пробиться к власти — знатное происхождение и близость к царю или влиятельным вельможам. Поэтому ещё вчера моему денщику Алексею Аргамакову пришлось помотаться по Петербургу и даже наведаться в Кронштадт. Сегодня же я, преодолевая озноб и слабость, надел мундир и встретился с десятком прибывших офицеров в одной из комнат дворца, превращённую в подобие школьного класса.

После приветствия офицеры уселись за свои ученические столы, а я с облегчением устроился на месте учителя. Некоторое время разглядывал своих 'учеников'. Самому старшему из них, капитану артиллерии Антону Томилову сорок лет. На следующий год он поедет на Урал, где хорошо проявит себя в качестве помощника Георга Геннина на Уральских заводах. Самый младший — Лёша Аргамаков. Ему только шестнадцать. Позднее он будет работать в Мануфактур-коллегии и станет первым директором Московского университета. Почти половина из присутствующих — офицеры флота, которые станут адмиралами. Кое-кто прославится и на гражданской службе. Например Федор Соймонов и Василий Мятлев — будущие сибирские губернаторы. Есть несколько артиллеристов — в перспективе создатели шуваловских 'единорогов'. Иван Глебов и Корнилий Бороздин пока еще сержанты, но дослужатся до генерал-аншефов. Есть 22-летний Василий Суворов, отец ещё не родившегося великого полководца и сам незаурядный военный управленец. Самый знатный среди них — князь Борис Юсупов, сын одного из командиров Преображенского полка. Он уже успел получить прекрасное образование во Франции и поучаствовать в реформах государственного аппарата. Но в эту группу я его включил не за знатность, а за хорошие администраторские способности.

— Господа офицеры, всех вас позвал я, чтобы предложить службу в создаваемом четвертом отделении моей канцелярии, которое будет заниматься особыми поручениями. Это потребует большой организаторской работы и я рассчитываю, что вам это будет по силам. Но чтобы сделать эту работу хорошо — вам ещё многому предстоит научиться. Поэтому первое время вы все будете заниматься обучению управлению и прочим вещам.

К сожалению, управленческое образования в стране практически отсутствовало. Даже кафедра юридических наук Академии толком никого пока не обучала. Отчасти из-за языкового барьера профессора Бекенштейна, но также из-за общего непонимания в обществе и государстве важности университета. Моя предыдущая деятельность по ускорению написания учебников даст свои плоды только через год. Поэтому обучение своих юнкеров я решил организовать также, как поступал сам. Разбил ребят на тройки и отправил на недельную стажировку в разные коллегии города. В конце недели обязал всех предоставить письменный отчет в свободной форме о работе коллегии, недостатках и предложениях. Посмотрю, как они справятся, а на следующей неделе поменяю тройки местами.

Не все, кого я хотел бы видеть в составе IV Отделения С.Е.И.В. канцелярии, были сегодня. Часть из них в Москве или за границей. Со временем они тоже попадут в эту элитную группу. К сожалению, не избежать также появления в их рядах детей знатных персон, в деловых качествах которых у меня большие сомнения. На этот случай организую жёсткие вступительные экзамены.

Вечером меня навестил генерал Матюшкин. Именно ему пришлось организовать поход в Петергоф и обратно. Выглядел он устало. Пятидесятилетний генерал подорвал здоровье ещё во время Персидского похода и моё требование тренировать войска для совершения ускоренных маршей вряд ли ему понравилось. Впрочем, ни тени неудовольствия Михаил Афанасьевич не высказал. Только отчитался, что приказ выполнен и передал мне список личного состава, одолевшего всю дистанцию. Я бегло оглядел бумагу и, вернув его подполковнику гвардии, дал распоряжение подготовить список тех, кто не добрался до Петергофа с объяснением причин отсутствия.

— Завтра полк может отдохнуть один день. Послезавтра придётся повторить марш снова. Есть вопросы, Михаил Афанасьевич?

— Нет, Ваше императорское величество.

— Тогда подготовьте план мероприятий по физической подготовке личного состава полка. Гвардейцы должны учиться не только ускоренным маршам, но и рукопашному бою, штыковому бою, прицельной стрельбе, бегу. Всему что поможет им в условиях войны. Жду тебя утром с докладом.

Матюшкин удалился, а я принялся расспрашивать о подробностях похода Никиту Трубецкого.

— Как там настроение в полку, Никита? Не жалуется никто?

— Настроение обычное. Ты приказал идти в поход — мы и пошли. Всё не в карауле стоять! Погода хорошая, дорога ровная! Поначалу даже песни пели.

Как я и предполагал, никто не стал себя нагружать излишним грузом. Лишний груз сбросили на телеги обоза и двигались налегке. Кое-кто и сам ехал на телегах. Таким образом, сложный марш превратился в увеселительную прогулку. В Петергофе разбили лагерь, выкатили бочки с вином и выпили за моё выздоровление. На следующее утро, также, не напрягаясь, отправились обратно в Петербург.

— Понятно. Значит, в следующий раз пойдёте без телег и лошадей. Воду нести с собой, колодцами по дороге не пользоваться.

Лицо Никиты вытянулось.

— Ого! Это уже не будет так весело. Но зачем это нужно, Петя? Ты хочешь наказать гвардейцев за что-то?

— Наказать? Нет, Никита. Я хочу сделать из русской гвардии лучших солдат в истории, способных быстро преодолевать расстояния, громить превосходящего по силе врага в стрельбе и рукопашной. Не мундир должен красить гвардейца и не близость к царю, а сила и смертоносность каждого бойца в отдельности, и непобедимость полка в целом.

Я умолчал о том, что моя концепция гвардии очень сильно отличается от той, которую использовал Пётр I при её создании. Для моего деда гвардия решала сразу несколько задач. Помимо чисто военных дел, преображенцы и семеновцы консолидировали элиту (дворянство) и обучали её управлению государством. Я же собирался со временем передать выполнение этих функций другим организациям. Обучением должны заниматься университеты, а консолидацией элиты займутся гражданские организации: земские и дворянские собрания и преобразованный в представительский орган власти Сенат. Правда, было у меня подозрение, что лишение гвардии статуса верхушки элиты вызовет неудовольствие и заговоры. Поэтому и передал охрану моей персоны создаваемому III отделению С.Е.И.В. канцелярии. Надеюсь, этого будет достаточно для предотвращения переворотов и покушений.

Утром Матюшкин посетил меня снова, на этот раз в сопровождении Салтыкова и Юсупова. Согласовали с ними принципы экзаменов для гвардейцев, которые проведем через месяц. К сожалению, секундомеров пока не изобрели, поэтому бег на сотню саженей будет проверяться по принципу соревнований между солдатами каждого капральства. Два самых медлительных получат в характеристике черную метку. В сочетании с другими подобными недочетами это может послужить основанием для отсева из гвардии. Позднее я надеялся всё же изготовить какие-то песочные часы, рассчитанные на эту дистанцию. Аналогичный экзамен будет по бегу на несколько верст и прохождению полосы препятствий, которые ещё предстоит создать. Я посоветовал использовать высокий забор, яму с водой, бревна. Может быть, сами что-нибудь придумают тоже.

Навык штыкового боя станут определять лучшие мастера этого дела. Сложнее с боем рукопашным, так как раньше специального внимания ему не уделяли. Но, полагаю, в таком большом мужском коллективе найдутся умельцы и по бою без оружия. Потребовал только от командиров обеспечить тренировки без членовредительства. На предложение экзаменовать фехтование на шпагах я только пожал плечами. Пусть будет, хотя по моим представлениям в условиях современного боя шпага скоро станет анахронизмом. С другой стороны, раз офицеры пока носят шпаги — они должны уметь ими владеть.

Сложнее всего с навыками прицельной стрельбы. Никакого пороха не хватит, чтобы обучить целый полк. Однако экзамен всё равно будет, причем проверять буду стрельбу из штуцеров. Попробую выявить лучших стрелков. Пригодится при формировании роты егерей. Ну и не забыли о навыках плавания и конной езды. В своё время преображенцы активно использовались и как морские пехотинцы и как драгуны. Очень вероятно что это снова повторится.

Обрадовал командиров приказом о подготовке нового похода в Петергоф, уже без лошадей и телег.

— Воду, еду, запас пороха и пуль и тем более оружие все должны нести на себе. К колодцам не подходить — представьте, что совершаете поход в крымских степях.

Переглянувшись, военные поклонились и отправились в штаб полка, претворять в жизнь мои странные прихоти.

На торжественное открытие первого большого моста через Неву я поехал в карете, в компании всех троих моих воспитателей: Остермана, Левенвольде и Алексея Долгорукова. Последний вручил мне небольшую пачку бумаг.

— Что это, Алексей Григорьевич?

— Это протоколы допросов твоего отца, Государь. И приговор, который ему вынесли.

Девять лет назад мой отец, царевич Алексей Петрович сбежал со своей любовницей Ефросиньей в Вену. Причиной бегства стал страх перед дедом-царем. Учитывая последующие события, я не сильно удивляюсь, что он запаниковал. Посланные за ним Толстой и Румянцев (сейчас генерал-поручик, командует войсками в Прикаспийских землях) сумели ловко уговорить царевича вернуться в Петербург, на погибель себе и немногим своим приближенным. Из семейных размолвок отца и сына состряпали обвинение в заговоре. Ничего особенного я не видел в словах неодобрения деду и хуле его дел. Тем более пытали всех, даже царского сына. В итоге, смертный приговор подписали 127 высших сановников государства.

Мне сложно было понять, какие эмоции у меня вызывали мысли об этом деле. Я бы хотел увидеть отца, поговорить с ним. Наверное, он был хорошим человеком. Но ему не повезло родиться сыном нелюбимой жены русского царя с непростым характером. Как бы то ни было, дело слишком старое и мстить некому. Разве что Толстому, который итак уже гнил в соловках.

Поднял глаза и оглядел окружающих меня людей:

— Почему вы показали эти бумаги только сейчас?

— Раньше не было никакой возможности. Меншиков запрещал. — ответил Долгоруков.

— И что вы хотите от меня?

Князь переглянулся с Остерманом.

— Нельзя отпускать вора просто так, Ваше императорское величество. Он опасен и непредсказуем.

— Мы все здесь опасные люди, Алексей Григорьевич. Есть что-то конкретное против Меншикова, что можно поставить ему в вину?

— Очень много, Ваше императорское величество. Например, казнокрадство и измену.

— Измена? Рассказывайте.

Долгоруков зыркнул взглядом на Остермана и немец подключился к разговору.

— Никто пока не уличил Меншикова в планах убить тебя, Петр Алексеевич. Без допроса с пристрастием не найти доказательств. Но даже если он не виноват в покушении разве не измена то, что два года назад он с помощью гвардии заставил народ выбрать императрицей Екатерину в обход твоих законных прав? Разве не измена то, что он насильно пытался женить тебя на своей дочери?

Я пожал плечами:

— Поэтому я отправляю его в отставку.

— И оставляешь со всем, что он успел наворовать? Оставляя ему возможность плести интриги? Нельзя допускать этого, Государь!

Я задумчиво оглядел лица моих придворных. Все трое внимательно и преданно на меня смотрели. Сговорились, похоже, добить Светлейшего князя.

— Есть две причины, по которым я не конфискую имущество князя и не ссылаю его в Березов. Первая — он может ещё послужить государству в качестве частного лица. Воровать у него уже не будет такой возможности. Зато наведёт порядок в своих поместьях, построит новые мануфактуры, будет торговать с зарубежными странами, а то уж больно хилые у нас купцы.

— Все что он украл у державы можно вернуть, Государь. Это поможет казне, которая стараниями князя пуста.

— Я не верю, что с него можно будет много получить, Рейнгольд. На один рубль в казну придется пять рублей, которые украдёт кто-то другой. Но есть и ещё одна причина, по которой я не хочу быть суровым. Это причина — милосердие, которого не хватает России. Мой дед мог проявить жалость к моему отцу и я бы не остался сиротой. Меншиков мог быть милосерден к Девиеру и Антон Мануилович мог бы ещё послужить мне, а не тащиться сейчас в далёкую Сибирь. Милосердие, которое я проявлю сейчас, поможет тебе, Алексей Григорьевич и тебе Андрей Иванович, избежать ссылки в Березов при смене царствования.

— О чем ты, Петр Алексеевич? У тебя было видение, которое касается нас? Произойдет смена императора? Когда? С тобой что-то случиться? — заволновался Остерман. Похоже, он искренне верит в мой пророческий дар.

— Я рад, что вы верите в мои предчувствия, друзья. Но с моим предвидением не всё так просто. То, что я рассказал о вашей судьбе, скорее всего уже не сбудется. Я поведал об этом, чтобы вы поняли мою цель — смягчить жестокость нравов в обществе, чтобы царь не боялся заговорщиков, а его подданные не опасались несправедливости.

Мои воспитатели выглядели задумчиво, но вряд ли я переубедил их в отношении Меншикова. Мы добрались до моста и дальше пошли торжественные мероприятия по его открытию. Народу было много и моё появление люди встретили восторженными криками. В ответ я улыбнулся и помахал рукой, как это в двадцатом веке делали генеральные секретари с мавзолея Ленина. Вопли переросли в восторженный рев. Священники провели молебен. Затем я, в сопровождении строителей моста Филиппа Пальчикова и капитан-командора Франца Вильбоа пересёк мост. Следом за мной по скрипучим чуть проседающим доскам хлынул народ. Как обычно, бухнули салютом пушки.

За мостом располагался дворец Меншикова. Его хозяин, вероятно, наблюдает за нами в одно из окон. Я свернул на набережную и остановился, наблюдая как поток людей, карет и всадников двигается через реку. Столица стала немного удобнее для жизни. Жаль, Федя не прошёл по этому мосту вместе со мной. Его похоронили вчера, но из-за лихорадки я не нашел сил поучаствовать в похоронах друга.

Повернулся к Пальчикову:

— Правда, что мой отец жил у тебя дома, Филипп Петрович?

Корабельный мастер осторожно кивнул.

— Да, Государь. Перед смертью он жил у меня.

— Каким он был?

— Я не так уж много с ним общался. Алексей Петрович находился под арестом в своих комнатах.

— И всё же? Он был испуган? Храбрился? Держался гордо?

— Я думаю, ему было страшно, Ваше императорское величество. Но он держался достойно и не жаловался.

Я кивнул. Возможно, Пальчиков льстит моему отцу и он выглядел просто жалко. Но незачем пугать расспросами ни в чём неповинного кораблестроителя.

Как и предполагал, мои инициативы в Сенате привели к череде встреч с чиновниками. Первыми появились финансисты во главе с Дмитрием Голицыным. Кроме него пришли Президент Ревизион-коллегии Бибиков, глава Доимочной канцелярии Плещеев и советник Коммерц-коллегии Фик. Голицын начал разговор с основного вопроса.

— Что бы ты хотел увидеть в плане работы Камер-коллегии на будущий год, Пётр Алексеевич?

— Погоди, Дмитрий Михайлович. Давай поговорим о том, о чем мы с тобой говорили три недели назад.

Зашедший в кабинет Кириллов принес мне бумагу с протоколом нашей прошлой беседы с Президентом Камер-коллегии. Голицын несколько удивленно рассматривал внушительный список тем на листке бумаги передо мной. Неужели он выкинул из головы всё то, что мы обсуждали в прошлый раз?

— Как идёт подготовка к сокращению числа мелочных сборов в стране?

Князь пожевал губу и поведал, что нужно всё аккуратно посчитать, чтобы не было ущерба государственным интересам.Я покивал и назначил недельный срок на подготовку предложений. На глазах у всей компании поставил напротив соответствующего пункта: 'не готов. Следующий срок — 6 августа. Ответственный — Голицын Д.М.'

Следующий пункт, об отмене внутренних пошлин и увеличении внешних таможенных платежей тоже вызвал невнятные оговорки. Я задумчиво побарабанил пальцами по столу и снова назначил недельный срок. Только в качестве ответственного вписал уже Фика. Когда же на вопрос, как идёт подготовка к печатанию ассигнаций в России, Голицын снова не нашёлся, что ответить, я откинулся на спинку неудобного стула и пристально стал разглядывать князя.

— Ты хоть помнишь, о чем мы с тобой разговаривали, Дмитрий Михайлович? Или ты считаешь, что если император несовершеннолетний, его можно воспринимать несерьезно?

Лица чиновников вытянулись.

— Как можно, Государь! Все поручения, которые ты мне дал, выполняются мною и подчиненными мне людьми неукоснительно. Вот, например, с Иваном Ивановичем и Иваном Никифоровичем пришли вместе по делу объединения коллегий.

Дав возможность Голицыну сохранить лицо (уверен, что он не забудет вспышку моего гнева), я позволил ему начать разговор о присоединении к Камер-коллегии Ревизион-коллегии и Доимочной канцелярии. Более того, по итогам нашей прошлой беседы, его коллеги подготовили новую инструкцию для земских комиссаров по сбору недоимок. Когда-то я попросил князя подготовить её, чтобы смягчить налоговое администрирование. Сейчас понимаю, что эта бумажка ничего не изменит. Систему придется менять долго и кропотливо.

Расписать годовой бюджет прошедшего и будущего года тоже оказалось проблематично. Свести цифры в одну понятную ведомость нереально. Присылаемые из провинций и губерний отчеты не имели единой формы, содержали много неточной и устаревшей информации. А большую часть бумаг нужно было дожидаться годами.

— Ясно. Значит, придется начинать с того, что доступно. Для начала рассчитайте исполненный и планируемый годовые бюджеты для Петербургской губернии. Подготовьте подробную инструкцию, как это сделать и стандартные печатные бланки для заполнения. Как только решите эту задачу — разошлем бланки в Ревель, Ригу, Новгород, Псков и Москву. Сколько времени нужно для этого?

Голицын неопределенно пожал плечами.

— Тогда через неделю жду ответа, что уже сделано в этом направлении и что планируется.

Я снова сделал пометку у себя.

— Теперь о твоем вопросе, Дмитрий Михайлович о планировании работы камер-коллегии. Я бы хотел получить от вас некий текст с описанием всего, что мы начали обсуждать. Это и будет планом вашей работы на год. Но есть главная задача, которую решить нужно в первую очередь. Я знаю, что казна пуста, что военным и чиновникам постоянно задерживают или вообще не выплачивают оклады. Так вот, такого быть не должно, долги нужно погасить! Думайте, составляйте план, принимайте решения. При каждой нашей следующей встрече я буду требовать отчета, что уже сделано в этом направлении.

Я почувствовал, как Дмитрий Михайлович пытается возразить.

— Не спорь, князь. Подумайте вместе в коллегии над тем, что можно сделать и через неделю жду от вас ответа. Если необходимо сократить расходы — скажите как. Если нужен займ у европейских банкиров — начинайте переговоры. Если сколько-то денег не хватает — скажите сколько именно. Но задача должна быть решена.

Голицын наклонил голову. Я хотел обсудить с ними также проблему профессионального образования чиновников Камер и Коммерц-коллегий, но побоялся перегружать вельмож поручениями за один раз. Пусть переварят то, что я им сказал. А насчёт образования пока можно поговорить с академиками.

Генерал-аншеф Христофор Антонович Миних пропустил последние знаменательные события в Петербурге, так как занимался очередной инспекцией строительства Ладожского канала. Вернувшись в столицу, он получил новость о своем назначении на должность вице-президента Военной коллегии. Учитывая, что новый военный министр Михаил Голицын сейчас находился в Киеве, на его заместителя ложилась ответственность за всю российскую армию. Несмотря на принятую при Петре I коллегиальную систему руководства новый император явно предпочитал единоначалие в ведомствах, давал руководителям коллегий много власти. Правда, пока неясно было, насколько сурово он готов спрашивать за недочеты.

Аудиенция с царем прошла в этот раз в Летнем дворце, куда перебрался Петр II после конфликта с Меншиковым. Относительно небольшое здание было переполнено придворными, канцеляристами, охранниками в форме гвардейцев и адмиралтейского батальона. В самом кабинете стоял громадный стол, очень похожий на тот, что был у императора в Посольском дворце. Петр Алексеевич по своему обыкновению что-то писал. При появлении генерала кивнул, отвечая на приветствие, легонько подул на чернила, дожидаясь пока они высохнут, и перевернул лист с записями тыльной стороной вверх, отложив его в аккуратную стопку на краю стола. Секретарь Кириллов положил на освободившееся место новые бумаги с какими-то записями и молча устроился за небольшой столик в сторонке, вооружился пером и принялся что-то строчить. В другом углу сидел, выпрямившись, невозмутимый Левенвольде.

Миних доложил о ходе строительства канала. На вопрос царя, возможно ли осуществить открытие судоходства уже через два года, генерал покачал головой.

— Работы ещё много, Ваше императорское величество. Самое сложное — всяческие недоделки.

— И всё же подумайте, что можно сделать для ускорения строительства. Петербургу очень нужно снизить цены на продовольствие, а государственной казне — нарастить объемы таможенных сборов с продажи товаров в другие страны.

Генерал порадовал царя сообщением, что по маршруту будущих каналов через озеро Белое отправлена экспедиция для составления нового проекта.

— К зиме мы сможем составить предварительный план работ.

— Очень хорошо, Христофор Антонович! Я ценю твою инициативность. Теперь поговорим о твоем новом назначении. Тебе, Голицыну и советникам военной коллегии в ближайший год придется решить две непростые задачи. Первая задача — сокращение численности армии. К сожалению, пока что казна не справляется с содержанием такого большого войска. Я пока вижу два решения. Первое — сокращение численности гарнизонных войск. Второе — перевод всех полков полевой армии на штаты мирного времени в виде однобатальонной структуры. Второй батальон отправить в бессрочный отпуск. Но чтобы не упала боеготовность армии — нужно создать механизм мобилизации и быстрого восстановления численного состава полков до штатов военного времени.

— Это очень непросто, Государь. У нас много врагов. Шведы, поляки, крымцы, персы. Ослабление нашей армии может быть воспринято ими как шанс напасть на нас.

— Я это понимаю. Поэтому вам вместе с коллегией чужестранных дел нужно очень хорошо подумать, какие внешние угрозы сейчас существуют и какие силы нужно иметь, чтобы эти угрозы предотвратить. Для оценки таких и прочих угроз и оперативного на них реагирования я поручил генералу Ушакову сформировать охранное подразделение в структуре моей канцелярии. Полагаю, в военной коллегии должно появиться тоже подобное, более секретное, чем сама коллегия, отделение. Назовем ее Генеральным штабом. Задачей его станет — координация всех родов войск в условиях подготовки к войне и во время военных действий, прогнозирование военных конфликтов, разведка, связи с другими учреждениями, обучение высшего командного состава. Много всего.

Обсуждение формы и функций нового ведомства заняло некоторое время. Потом Петр Алексеевич улыбнулся и сказал.

— Вот это и будет вторая задача для тебя и всей военной коллегии помимо сокращения армии. Организовать Генеральный штаб, подумать, где можно что-то улучшить, чтобы через пять лет, когда мирное время закончится, армия быстро восстановила свою численность и начала решать те задачи, которые я перед нею поставлю.

— Вы уверены, что у нас будут эти пять мирных лет, Ваше императорское величество?

— Мне бы хотелось, чтобы ты вместе с нашими дипломатами сам смог составить прогноз. Чтобы облегчить вам задачу могу сказать что у меня есть предчувствие, что обстановка резко обострится после смерти короля Польши Августа Сильного в феврале 1733 года. Но слишком сильно не полагайтесь на это моё предчувствие. Я и сам не уверен, что дата его смерти будет именно такая. В любом случае, у Генерального штаба, Военной коллегии и Коллегии Иностранных дел должны быть варианты действия и на случай, если саксонец умрет раньше.

От коллегии чужестранных дел ко мне на совещание пришли канцлер Головкин и вице-канцлер Остерман. Протокол заседания вел сидевший в сторонке Кириллов. Потом копию нашей беседы он передаст Головкину, а наш экземпляр обработает архивариус, дополнив информацию в картотеках канцелярии, чтобы в следующий раз я оперативно получил информацию для продолжения разговора. Дипломаты приятно удивили, придя на совещание с подготовленным черновым текстом Плана работ коллегии. Правда, содержание меня не устроило — много витиеватых слов и мало конкретики. Пришлось в очередной раз объяснять азы документотворчества.

— Нужно определить цель деятельности коллегии. Так чтобы любой консул, посол и канцелярист понимал, что от него требуется.

Дальше не стал конкретизировать. Пусть чиновники поломают голову. Напомнил только о необходимости помогать российским купцам и передал список из трех десятков имен. Это были иностранцы, которых я хотел привлечь для работы в России.

— Обещайте им всё, что угодно — высокие оклады, отличные условия работы. Эти люди могут принести нам большую пользу.

— Но кто это, Государь?

— В основном это выдающиеся учёные.

Остерман с Головкиным переглянулись, но не стали уточнять, откуда у меня этот список. Самому старшему из представленных в нем, Джону Гаррисону, было тридцать четыре года и лет через семь он сконструирует свой первый хронометр. Многие из этих выдающихся людей были ещё студентами, но тем проще их переманить в Петербургскую академию наук.

Зашёл разговор о планируемом мною сокращении армии.

— На вас, дипломатов, пока армия слабеет, ложится большая ответственность — предотвратить угрозы России извне.

Начали перечисление этих опасностей, выделив четыре основные — со стороны Швеции, Польши, Турции и Персии.

Война со шведами в истории Игоря Семёнова произошла в 1741-1743гг. Мне эта война абсолютно не нужна и я надеялся избежать её за счёт усиления флота. Но на всякий случай предупредил дипломатов:

— Если в ближайшие десять лет шведы решатся на реванш и объявят нам войну — можете оба подавать прошение об отставке, потому что это будет ваша вина.

Мои собеседники возражать не стали, только париками качнули. Десять лет — большой срок. Только я своего обещания не забуду и им не дам расслабляться.

Гораздо сложнее была ситуация в Польше. На данный момент это огромное государство практически не имело собственной армии и зависело от воли соседей: России, Австрии и Пруссии. Плюс те поляки, которым эта ситуация не нравилась, пытались получить помощь у французов или шведов. Когда в 1733 году умрет король Август, российским войскам придётся вновь восстанавливать status quo. Можно, конечно, попробовать укрепить действующую власть, чтобы наследник Августа сам смог разобраться с претензиями Лещинского. Но ни Лещинский, ни Август, ни его сын не являются нашими друзьями. Лучший вариант для нас — сохранение слабой королевской власти в Речи Посполитой, а разгром нами Лещинского и его сторонников только укрепит позиции наших союзников. Так что пусть австрийцы мутят свою игру с выборами дружественного нам и им короля из природной польской династии Пястов.

Был ещё вопрос русско-литовских земель в составе польского государства. При мне или при моих приемниках эти области войдут в состав Российской империи. В принципе, я был не против присоединения новых территорий. Я даже не против раздела собственно польской территории Пруссией и Австрией. Всё равно прусаки не удержат Варшаву без нашей помощи, а мы им помогать не станем. Чего не скажешь об австрийцах. Галиция достаточно прочно войдёт в этот конгломерат многонациональных земель. Но всё это слишком отдалённая перспектива.

— В польском вопросе я полагаюсь на ваше искусство, господа. Есть только два прогноза, которые вам могут помочь. У меня есть предчувствие, что Август Сильный доживёт до начала 1733 года. После его смерти начнётся война с Лещинским, в которой мы поддержим сына Августа.

Головкин недоверчиво покачал головой.

— Эти предчувствия... Я не сомневаюсь, что так и будет, Ваше императорское величество. Но может быть есть какие-то подробности? Знание будущего нам чрезвычайно поможет.

Канцлер испытующе взглянул на меня. Один из самых осторожных людей в моем окружении позволил себе противоречить монарху. Правильно ли я поступаю, раз за разом выкладывая свои откровения? Не показывая свои сомнения, я улыбнулся и покачал головой.

— Нет, Гаврила Иванович, это всё, чем я могу вам помочь.

Доверчивость опасна и я удивлён, что такой опытный царедворец пытается на меня давить в этом вопросе. Вон, Остерман, невозмутимо глядит в сторону — понимает, что правильнее всего принимать мой дар как факт и не требовать большего. Канцлер тоже видимо сообразил, что вызывает моё неудовольствие и повернул разговор на следующую тему — отношения с турками и Крымским ханством. Я озвучил своё видение ситуации на юге.

— Полагаю, война с турками неизбежна. Мы пока к ней не готовы, но в ближайшие годы будем усиливать наши армию и флот.

— Это будет сложно сделать, Государь, если мы хотим сократить расходы казны. — заметил Остерман.

— Знаю. Поэтому ближайшую пару лет будем вести только подготовку к последующему рывку. Пока же мне бы очень хотелось добиться от османов разрешения на торговое мореходство в Черном и Средиземном морях.

— Это трудно. Наш резидент в Стамбуле Неплюев уже не один год работает над этим, но безрезультатно.

— Знаю. Пусть продолжает дальше. Если не помогут его уговоры, вопрос решат пушки, когда придет их время.

— У тебя есть предчувствия на этот счет, Петр Алексеевич?

— Нет, Андрей Иванович. Но у меня есть план начать войну после того, как замирим к нашей выгоде Польшу.

Внутренне я содрогнулся. Знание, что эти две войны неизбежны, не избавляет меня от ответственности за гибель тысяч людей. И малой кровью не обойтись. Но если я начну юлить, проявляя неуместное миролюбие — жертв в итоге окажется ещё больше.

По персидскому вопросу у нас тоже вышел спор. Содержание низовых полков на оккупированной прикаспийской территории обходилось империи очень недёшево. Устойчивым мнением было желание вернуть эти территории персам обратно. Но я не был уверен, что пересмотр итогов персидского похода будет хорошим решением. У меня есть определённые планы по получению хороших доходов с завоеванных земель. Со временем получаемая выгода будет гораздо выше затрат на содержание войск.

Персия сейчас находилась в самом плачевном положении, поделённая на части русскими, османскими и афганскими завоевателями. Впрочем, наступательный порыв русских иссяк со смертью Петра I. Османов афганцы во главе с шахом Ашрафом остановили прошлом году, и через пару месяцев ожидается подписание между ними Хамаданского мирного договора. Но на северо-востоке Персии в прошлом году от афганских правителей откололись земли во главе с сефевидским принцем Тахмаспом и его полководцем-туркменом Надиром. Через пару лет они разгромят афганцев, а в 1730г возобновят войну с османами. С доблестным военачальником Надиром мне бы не хотелось воевать. С ним выгоднее дружить. Вероятно, придется вернуть ему южное побережье Каспийского моря. Это даст ему ресурсы для войны с турками, а нам сохранит Баку и даст торговые привилегии во всех его землях. Только нельзя отступать дальше, как это произошло в истории Игоря Семенова. Пока же наши дипломаты вели переговоры с Ашрафом и Тахмаспом. Возможно, я тороплю события, но всё же сделал подсказку.

— Тахмасп победит. Точнее, победит его полководец Надир. Делайте ставку на него.

Лица собеседников застыли. Остерман, внимательно вглядываясь мне в лицо, спросил.

— Это предчувствие, Государь?

— Да. Постарайтесь натравить Тахмаспа и Надира на османов.

Не стал пока давать добро на возврат персидских земель. Насколько понимаю, даже без моего вмешательства все идет к подписанию Рештского договора и в моей реальности. А возможно пока договор не подписан я найду другие варианты, позволяющие не отдавать однажды завоёванное.

Глава 18

Сегодня я чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы совершить дальнюю поездку. Несколько барок доставили меня, моих спутников и охрану к устью Охты и дальше вверх по течению, до первой запруды. Ваня, сидевший на корме поблизости от меня, при очередном порыве ветра сморщил нос и чихнул.

— Однако же воняет здесь! Посильнее чем в сортире!

Я кивнул. Наверняка варят целлюлозу. По воде неширокой речки плыл всякий мусор. Радужных нефтяных пятен не было, но наверняка рыба отравлена до самой Невы.

Пока плыли, я успел провести небольшое совещание с руководством Берг-коллегии. Блюэр сейчас уехал в Петрозаводск экспериментировать с цилиндрическими мехами, а со мной сейчас Президент коллегии Зыбин вместе с асессорами Телепневым и Гейнрихом Шлаттером. Сын Шлаттера сейчас вместе с Гмелиным плывет следом за нами на второй барке.

Григорий Капустин, отосланный мною на поиск олова в Северном Приладожье, пока не вернулся. Прислал только сообщение и ящик образцов для анализа. В письме порадовал, сообщив, что признаки месторождения есть и он задерживается для более детального изучения.

Блюэр тоже отписался, что меха уже начали изготавливать. Жаловался на нехватку хорошей руды для завода.

— Напишите ему поискать железо у восточного берега Онежского озера.

Запасливый Шлаттер достал карту и я ткнул пальцем примерно туда, где находится Медвежьегорское месторождение. Подумав, посоветовал поискать также железо севернее, немного южнее верховьев реки Кемь. Здесь, недалеко от группы озер, из которых речка вытекает, находится крупное Костамукшское месторождение железных руд.

— Далековато до Петрозаводска, — сжав кулаком подбородок, задумчиво пробормотал тучный Зыбин.

— Если руду найдут — завод лучше ставить в Кеми, на побережье Белого моря. Будем продавать железо англичанам. И вот что, Алексей Кириллович, есть у меня сведения, что англичане скоро начнут руду плавить не на древесном угле, а на каменном. Нужно нам их опередить.

Зыбин покивал.

— Слышал я о таких опытах. Только сколько пробовали — ни у кого ещё не получилось варить железо на каменном угле. А у нас и угля поблизости нет. Разве только тот, что за Окой нашли недавно.

— Тот уголь, что нашли в Подмосковье не подойдет по качеству. Нужно искать уголь получше. Есть он на Груманте и есть в верховьях Печоры, на речке Воркута. Пошлите людей проверить, а на будущий год уже и добычу нужно организовать.

Что меня радует, люди перестали задавать мне вопросы откуда такие сведения. Зыбин тут же принялся писать письма в Архангельск и Пустозерск. Так что по весне к архипелагу Шпицберген (по нашему Грумант), поплывет экспедиция брата нашего астронома Людовика Делиля, который сейчас занимается картографическим описанием Кольского полуострова. Из Пустозерска же на Воркуту вверх по Печоре поплывет местный рудознатец Григорий Черепанов. Именно он три года назад привез в Петербург образцы Ухтинской нефти. С ним отправится ассесор коллегии Телепнев и один из братьев — архангельских купцов Соловьевых. Им я хочу отдать откуп на продажу керосина и керосиновых ламп в Архангельске. Осип Соловьев, их представитель в столице, весьма впечатлился недавней демонстрацией нового типа дешёвого освещения.

— Угля нужно много привезти в Петрозаводск. Будем экспериментировать. Сами понимаете, сколько нужно топлива для загрузки доменной печи.

Шлаттер задумчиво кивнул и стараясь не опрокинуть чернильницу тут же вписал что-то себе в тетрадь.

Посовещавшись, решили изготовить сразу несколько перегонных кубов, партию керосиновых ламп и отправить вместе с Телепневым в Пустозерск. Вторую партию повезут на юг, в Баку. Гораздо эффективнее осуществлять перегонку нефти на месте и везти поначалу только керосин. В Архангельске Соловьевы организуют продажи ламп и керосина, в том числе на экспорт. В Прикаспийских землях я хочу помочь продажам большим заказом для армии и флота по замене свечного освещения на керосиновое.

На пристани у Ильинской слободы и Охтинских пороховых заводов нас встретил Батищев вместе с остальными заводскими начальниками. После приветствий повел нас на экскурсию по заводу, объясняя назначение цехов, сараев, складов и технологию производства и хранения пороха. Территория была обширной. В дальнем углу, подальше от жилья, располагалось новое экспериментальное производство бумаги. Этот завод тоже интенсивно рос. Я насчитал десяток строений: склады поташа, извести, щелочи, дерева, щепы, серы. Отвалы мела, цеха варки целлюлозы, промывки, бумагоделательный цех и целое поле для сушки на солнце бумаги.

— Я приятно удивлен, Яков Трофимович. Времени прошло немного, а ты, я смотрю, неплохо уже развернулся.

— Это Александр Григорьевич Строганов помог, Ваше императорское величество! Без него бы ничего не вышло.

— Вот как? А я и не знал! Барон, ты порадовал меня! Очень порадовал! Чем тебя наградить?

Старший из братьев Строгановых поклонился и ответил в духе, что для державы живота не пожалеет. Я в ответ кивнул.

— Жду от тебя планы по организации таких заводов. Если требуется где-то монополия или льготы какие-то, то коммерц-коллегия рассмотрит вопрос без задержки.

Сначала Соловьевы, теперь Строгановы. Похоже, купцы почувствовали коммерческую выгоду в моих начинаниях. Наверное, пример Исаева, который уже десятками продает самовары, их раздразнил.

Следующий час я посвятил обсуждению проблемы улучшения качества бумаги, как сделать ее тоньше, прочнее, белее и дешевле. К сожалению, пока не удавалось сделать её белой, да я и не надеялся. Сульфатный процесс для этого мало подходит, но технологию альтернативного сульфитного процесса я не знал. Одна надежда на химиков, которых пока мало. Гмелин и Шлаттер младший слушали нас внимательно, но новыми идеями пока не радовали.

Батищев уже оснастил варочные котлы герметичными крышками и даже примитивными предохранительными клапанами. Я посоветовал также вмонтировать в котлы термометры, подобные тому, что мы использовали в нефтеперегонном кубе. Намекнул на необходимость улавливать выходящие газы и конденсировать в охладителе. Насколько понимаю, в первую очередь испаряется скипидар, который можно использовать в производстве красок. Он, правда, гораздо более ядовит, чем обычный. В любом случае, этими парами не стоит дышать тем, кто работает и живёт рядом с целлюлозно-бумажным производством.

Жидкие отходы тоже можно использовать. Пена, которая всплывет, это сульфатное мыло. Вроде бы его тоже можно применять в лакокрасочном производстве или для обогащения руды методом флотации. Например, при добыче того же олова. Остальной же раствор можно выпарить и выжечь органические компоненты. Должен получиться так называемый зеленый щелок, из которого каким-то образом можно получить снова белый щелок. Такой процесс называется каустизация, но я понятия не имею, что он из себя представляет. Озадачил решением этой непростой задачи Батищева и Шлаттера. Гмелина пока решил не отвлекать от нефтехимии, но посоветовал ему быть в постоянном контакте с лабораторией Батищева.

— Так нет же тут никакой лаборатории, Петр Алексеевич?

— Значит должна быть. Закажите такое же оборудование, какое есть в Академии или в Генеральной Аптеке. А ты, Яков Трофимович, поищи среди рабочих или детишек толковых лаборантов. Пусть осваивают науку и проводят эксперименты.

— Может быть лучше такую школу организовать при кафедре химии Академии, Государь?

— Возможно это и лучше, но лаборатория при заводе должна быть. Потому что задачи у нее особые — химические опыты для промышленности. Лаборатория при аптеке занимается химическими опытами для медицины. А лаборатория при Академии должна заниматься общими химическими законами и да, обучением студентов университета.

Обсудили также проблемы роста производства бумаги. Одно из основных ограничений — нехватка щелочи, сырьем для получения которой служил поташ. Вещество достаточно дефицитное и к тому же экспортное. Решением было замена при производстве щелочи поташа на соду. Но в эти времена сода являлась ещё более экзотическим сырьем. По счастью я знал способ получения с помощью нагрева при высокой температуре смеси глауберовой соли, угля и известняка. Глауберову соль можно добыть двумя способами. Первый способ уже известен и открыт самим Глаубером. Состоит он в воздействии серной кислоты на обычную поваренную соль. Но серная кислота тоже дорогой продукт и дешевле будет добывать природную глауберову соль. Я знал о нескольких месторождениях, из них два доступны, хотя и далеки от Петербурга. Одно находится в Кулундинской степи в Сибири, недалеко от будущего Барнаула. Второе поближе — на берегах залива Кара-Богаз-Гол. Так что у экспедиции за бакинской нефтью появится ещё одна цель на противоположном берегу Каспийского моря. Но вначале мне всё же придётся провести опыты с искусственным получением соды по методу Леблана.

Поставил также вопрос очистки жидких отходов производства.

— Охта уже отравлена. Скоро станет невозможно есть рыбу в Неве. Думайте, как избежать слива черного щелока в реку.

— Можно отстаивать отходы в пруду, — предложил Батищев.

— Из пруда яд может попасть в грунтовые воды. Возможно, лучше будет вывозить твердые отходы в море.

Вот и ещё одна непростая задача. Пока промышленные отходы не отравили всю Балтику — нужно разрабатывать методы охраны окружающей среды.

К вечеру, когда лодка уже приближалась к пристани у Летнего дворца, я решил что есть время по пути посетить Литейный двор. Ещё несколько лет назад здесь интенсивно отливались пушки и ядра для армии. Сейчас такой большой потребности нет, и толковые мастера занимались всякой мелочевкой. Иван Ферстер был одним из лучших колокольных мастеров в городе и с чугунным литьем имел дело нечасто, но свой новый проект я решил поручить ему. Обрусевший немец внимательно выслушал задачу.

— На востоке, в Китае, издавна научились отливать сталь в тиглях. Как они это делают, я точно не знаю, но вроде бы есть два способа. По первому варианту тигель должен быть плотно закрыт крышкой. По другому варианту поверх кусочков цементованной стали насыпали слой флюса из зеленого стекла.

Второй способ на самом деле должен был изобрести англичанин Гентсман лет через двадцать. К сожалению, это было всё, что я знал об этой технологии. Поэтому поручил Ферстеру подходить к работе творчески. На первом этапе ему нужно получить литую сталь. На втором — найти ей приминение. Например, у кузнецов-оружейников. Или в пружинках часов. Собственных часовщиков в России пока единицы, но я уже встречался как-то со старичком Иоакимом Гарно. Для организации отечественного производства часов нужно сделать очень много. Наличие хорошей пружинной стали только первый шаг. Хорошая сталь также требовалась для стрелок компасов. Вроде мелочь, но из-за неё российские компасы могли размагнититься в самый неудобный момент. Третьим этапом станут эксперименты с легирующими добавками. Но об этом я конечно сегодня не заикался даже.

Пока я общался со своим первым металлургом-экспериментатором, к нашей компании присоединился Василий Корчмин, который предложил посетить его мастерскую. Через несколько минут, ожесточенно грызя пустую трубку, он демонстрировал мне набор самовозгорающихся фитилей для новых бомб с различной задержкой времени прогорания.

— И как? Испытывали уже при стрельбе? Осечки бывают?

— Бывают, Государь. Поначалу каждый второй выстрел бомба не взрывалась, но сейчас наловчились уже и осечка только один раз из пяти где-то получается.

— Тоже немало. Нужно совершенствовать дальше. А как насчёт времени срабатывания бомбы?

— Когда пристрелялись, то почти всегда взрыв бомбы стал происходить после попадания.

— Отлично. Что с бомбическими орудиями крупного калибра? Отлили уже?

— Той формы ствола, которую мы с тобой обсуждали, Петр Алексеевич, у нас пока нет. Болванку отлили, сейчас высверливаем и шлифуем. Будет готово через несколько дней. А пока испытывали на самой крупной из наших пушек. Пороховой заряд клали меньше, но выстрел все равно получается очень мощный и дальнобойный, так как бомба легче, чем цельное ядро. Если такие орудия поставить на корабли да палить по настильной траектории — пробьют борт любого корабля!

— Я рад, Василий Дмитриевич! Продолжайте работу. Нужно оснастить один из наших кораблей батареей таких мощных орудий и провести испытания в условиях потешного морского боя. И усильте секретность. Ни один шпион не должен ближайшие годы разобраться в ценности того, что вы сделали!

Корчмин ещё сам не понимал, насколько мощное оружие он создал. Через несколько лет, когда начнётся война с турками, я рассчитывал, что российские корабли уничтожат весь османский флот в Средиземном и Черном морях, молниеносно и непоправимо. А до этого ни один английский или французский шпион, которыми переполнен Петербург, не должен разобраться в том, что я намереваюсь изменить баланс сил среди морских держав.

1 августа я отправился в Петропавловскую крепость. Мой дед посещал казематы Тайной канцелярии каждый понедельник. Сегодня уже вторник, но традицию я решил возродить. Тем более что сейчас полным ходом шло расследование покушения на меня. В первый же день, когда я был ранен, арестовали всех солдат отряда Дашкова и большое количество свидетелей, толпившихся в районе Гостинного двора. Всех их опросили сначала на месте, затем в крепости 'у пытки'. Лицезрение дыбы, неторопливые приготовления палачей хорошо развязывало языки. Но многим не повезло еще больше и пытки они всё равно не избежали. В эти времена в политических процессах со средствами расследования не церемонились. Людей подвешивали на дыбе, выворачивая суставы, били кнутом. После этого отправляли в камеры отлежаться, чтобы через несколько дней подвергнуть истязаниям снова. По установленному порядку обычно пытали три раза. Если не находили в ответах противоречий или изменений — появлялся шанс избежать дальнейших допросов. Презумпция невиновности в таком серьезном расследовании не работала. С точки зрения Ушакова и его подчиненных все оказавшиеся в пределах видимости во время покушения на царя были преступниками. Даже если вина не подтверждалась смущения никто не испытывал, так как решалась задача поиска врагов Государя. Я не мешал, предупредив только, чтобы никого не калечили, да и кнутом пользовались только по делу. Больше всего досталось тем, кто в предчувствии неприятностей попытался бежать с места происшествия. Но их имена выяснили из показаний других свидетелей, и аресты продолжались до сего дня. Пока что удалось выяснить приметы разбойников и разослать погонные грамоты для их поимки с обещанием высокой награды.

— Через границу не убегут? — спросил я Ушакова, перебирая протоколы допросов на столе передо мной.

Сидевший на лавке могучий генерал помотал головой.

— Даже если в Финляндию прорвутся — там их тоже достанем, Государь. Люди предупреждены.

Я кивнул.

— Что Веселовский? Много наговорил?

— Поет как соловей, Петр Алексеевич.

Секретарь Меншикова, Яков Веселовский, ничего не знал о покушении, зато попав в каземат начал рассказывать о воровстве Светлейшего князя. Утаивание налогов, притеснение соседей-помещиков, взятки со всего и вся. Даже с приданного цесаревен умудрился получить откат. Новостью казнокрадство Александра Даниловича не было. Раньше это сходило ему с рук, но сейчас мои советники уговаривали наказать своего врага. Первое время я склонялся к более мягкому штрафу и ссылке. Но смущали странные приказы в Ингерманландский и Семеновский полки, ушедшие из Военной коллегии перед самым покушением. Допрошенные Пашков и оба генерала Волкова уверяли, что эти распоряжения были вызваны угрозами моих камер-юнкеров во время ночной попойки. К стыду своему, я таких речей не помню, так как был сильно пьян. Но всё равно созывать армию на основании пьяного трепа молодежи кажется чрезмерным и нелогичным. А вот для осуществления переворота — очень даже! Ушаков и Головин ждали от меня разрешения применить пытки к генералам, однако я сомневался, что перепуганные офицеры смогут что-то добавить к своим показаниям.

— Позволишь дать совет, Государь? — Ушаков спокойно смотрел мне в лицо. Я кивнул и он продолжил. — Преступление Меншикова не в том, что он причастен к покушению на тебя. Его вина в том, что он позволил себе принимать решения за тебя. Он, несомненно, хотел поместить царя под арест и править от его имени. Это такая же измена, как и покушение на цареубийство!

— Но ведь мне только одиннадцать лет. Я несовершеннолетний и по Тестаменту императрицы нахожусь под опекой Верховного Тайного совета!

Ушаков снова мотнул головой.

— За несколько последних месяцев ты доказал всем, что разумен как взрослый муж, Ваше императорское величество. Тестамент же Меншиков сочинял на пару с Бассевичем, чтобы ограничить твою власть и править самому. Но самое главное — именно он отдал преступный приказ Дашкову доставить тебя во дворец, вопреки твоей воле.

Я кивнул, соглашаясь и Ушаков продолжил:

— Сейчас никто не сомневается в том, что ты достаточно взрослый, чтобы управлять страной самовластно. Но для тех, кто тебя ещё не знает и судит по твоему возрасту нужен знак, убедительный и беспощадный.

— Какой знак, Андрей Иванович?

— Знак, что сомневаться в мудрости одиннадцатилетнего императора уже преступление. Люди должны бояться и тогда то, что ты задумал, станут делать без пренебрежения и лености.

Я отложил бумаги и смотрел, размышляя, в небольшое окно на крепостной двор. 'Всё-таки Меншиков подставился. Ушаков прав. Хотя он использовал аргументы для укрепления моего деспотизма, но некоторый страх подданных может быть полезным для дела'. Вздохнув, спросил:

— Кто там сейчас в очереди на дыбу?

— Любой, кого прикажешь, Государь, — ответил Головин.

— На ваше усмотрение. Я просто хочу посмотреть.

Пыточная выглядела мрачно, как я и представлял. Тусклые светильники, огонь в очаге, серые стены, крюки в потолке, столик с пыточными инструментами. Палачи и канцеляристы склонились в низком поклоне. Я окинул помещение взглядом и сел в сторонке на лавку. Пара дюжих охранников привели изможденного человека и поставили на колени. Начался допрос. Ушаков и Головин попеременно спрашивали, перепуганный мужчина отвечал, канцеляристы записывали. Потом с допрашиваемого сорвали рубаху. Я увидел незажившие уродливые шрамы по всей спине, оставшиеся от предыдущей пытки. Бедняге заломили руки за спину, привязали к веревке, подвешенной к потолочному крюку, и палачи вздернули тело к верху. Человек застонал, а потом заорал, когда его дернули за ноги вниз, выворачивая руки из суставов. Снова начался неторопливый допрос. Потом палач взялся за хлыст и ловкими ударами превратил всю спину в кровоточащий кусок мяса. Плохо соображающего от боли человека снова спрашивали и еще нескоро унесли прочь. Я наблюдал за этим жутким процессом. Наконец, так и не сказав ни слова, вышел на улицу. Взглянул на пасмурное сегодня небо. Ушаков и Головин стояли рядом, почтительно ожидая моих распоряжений. Я же боялся проявить видимую слабость, поэтому молчал. Мой дед-садист обожал подобные развлечения. Меня от них тошнило. К тому же я понимал, что на результаты следствия пытки мало влияют. Ясно, что все это расследование бьёт по невиновным людям, оказавшимся не вовремя в ненужном месте. Но лезть со своими цивилизованными представлениями в худо-бедно работающую систему дознания посчитал вредным. Самое большее — запретил увечить людей, а телесные раны их затянутся.

— Переведите Пашкова, Волковых и Меншикова из под домашнего ареста в крепость. Дозволяю использовать пытки, но постарайтесь не превратить их в инвалидов. Они мне ещё могут послужить где-нибудь в Сибири. И найдите, чёрт возьми, Рябого и того, кто его подослал!

Глава 19

'Бог любит троицу', поэтому я был доволен, что полк выступил в очередной поход к Петергофу уже рано утром. В этот уже третий за последнюю неделю поход я шел вместе со своими солдатами. Солнце только недавно показалось над деревьями, и ночная прохлада ещё не отступила. Я шагал в центре колонны, с ротой гренадеров первого батальона. Рана уже совсем меня не беспокоила. Правда, нагружать на себя дополнительный груз я не стал. В отличии от солдат, которым пришлось нести пудовый груз в дополнении к тяжелой фузее. Вода, сухари, порох, пули, даже камни и песок. Не нравилась мне, правда, конструкция вещмешков, которая не имела единой системы. Кто-то использовал одну лямку, кто-то не мог правильно распределить груз, кто-то являлся счастливым обладателем кожаного ранца. Большинство не имело заплечной сумы или ранцев вообще, полагаясь на использование телег обоза. По счастью, простейший вещмешок сделать несложно, поэтому солдаты взялись за иголку с нитками и к вечеру получили подобие рюкзака.

Второе новшество, которое появилось в этот раз, это боевое охранение. Где-то впереди в засаде нас ждали всадники Лейб-Регимента. Преображенцев я предупредил, что если конница, прорвавшись к идущему маршем полку, не встретит солдат построенных в каре, я буду очень недоволен. Поэтому впереди, перед авангардом, сзади, за арьергардом и по параллельным маршрутам шли отряды разведчиков и боевого охранения. Если увидят нападающих — дадут сигнал всему полку выстраиваться для отражения атаки.

Третье, что я потребовал от командиров, это запланировать места привалов, где солдаты могут передохнуть и дождаться отставших. Через час после выступления первый такой привал случился на выходе из города у Нарвской заставы. Роты постепенно подходили, подтягивались телеги обоза и полковая артиллерия — восемь легких трехфунтовых орудий. Обычно пушки были приписаны к артиллерийскому полку, и только после долгих бюрократических процедур их можно было затребовать для проведения маневров. Это требовало немало времени, как и прибытие личного состава, разбросанного на квартирах по всему городу. Поэтому первый привал растянулся на целый час.

Пока же я расположился на лавке у придорожного трактира вместе с офицерами и Ваней Долгоруким, не позволившим себе пропустить такое веселье, как поход в Петергоф. Рассказывали анекдоты, рассматривали путников и коляски, идущие и едущие в город и из него. Слухи о вчерашнем переводе Меншикова и других руководителей военной коллегии в крепость наверняка уже распространились, но при мне никто не подавал вида, что это кого-то беспокоит.

Я же размышлял о том, не сильно ли доверился Ушакову. Историкам будущего был известен некий документ, так называемое 'письмо Румянцева', с описанием смерти моего отца. В письме перечисляются конкретные исполнители тайной казни царевича Алексея Петровича — сам Румянцев, Толстой, Бутурлин и Ушаков. Впрочем, существовало мнение, что эта запись — позднейшая подделка. Я же, получив доступ к документам следствия над опальным сыном Петра I не нашел подтверждения причастности Ушакова к гибели моего отца. Как помощник Толстого в Тайной канцелярии он занимался другими делами и особого участия в следствии над царевичем не принимал. Поэтому, подыскивая кандидата в руководители тайной службы я выбрал генерала из-за его профессиональных качеств и опыта. Но на всякий случай решил ограничить его влияние руководством следственного отделения, а службу охраны поручить кому-то другому. Мне нужен был генерал с боевым опытом (таких много после петровских войн), непосредственно находящийся в Петербурге (не хочу дожидаться пока приедет один из генералов например воюющих сейчас в каспийских землях) и не сильно связанный с столичной вельможной 'мафией'. Лучше всего под эти требования подходит генерал Матюшкин, только недавно вернувшийся с Кавказа, а сегодня командующий полком в этом походе. Поэтому, когда первый привал закончился и солдаты продолжили движение, я забрался на лошадь и поехал рядом с генералом, расспрашивая его о военных походах.

— Когда Петр Алексеевич доверил мне руководить нашими войсками в Персии — первое, что мне пришлось сделать, это взять Баку. По опыту предыдущего года решил отказаться от использования конницы, привязанной к берегу и большой массы войск, которую сложно прокормить. Отплыли с четырьмя полками из Астрахани, через пару недель вышли на рейд Баку. Полки Астафьева и Безобразова совершили высадку, поставили рогатки и с помощью пары орудий отбили вылазку горожан. Корабли же начали бомбардировку городских стен. Сначала подавили батареи персов, а потом за четыре дня сделали пролом и подожгли город. Готовились уже начать ложную атаку с берега и высадку к пролому оставшихся на кораблях войск, но помешала морская буря. Атака задержалась, горожане заделали брешь. Тогда я через одного торговца арбузами послал в город письмо. В этот раз разум у персов возобладал, и они выкинули белый флаг.

— Славная победа, Михаил Афанасьевич.

Генерал с признательностью наклонил голову.

— Благодарю, Ваше императорское величество! За эту победу твой дед наградил меня чином генерал-лейтенанта.

Устроив дела в Баку, Матюшкин через полгода перебрался в Решт, за год до этого занятый войсками бригадира Шипова с помощью похожей морской высадки. Как и в Баку, в Реште формальным поводом для аннексии послужило соглашение с послом шаха, подписанное в Петербурге. По этому договору Россия предоставляла Тахмаспу военную помощь против афганцев, но получала Дагестан, Баку, все западное и южное побережье Каспийского моря. В итоге Тахмасп договор не признал, посол же, опасаясь расправы, попросил убежища в Астрахани. В Реште Шипов укрепил большой караван-сарай, где разместились русские батальоны. Позже эту военную базу в центре провинции Гилян возглавил генерал Левашов. Местные вельможи требовали от генерала удалиться, он отнекивался, что это не в его компетенции и нужно ждать ответа из Петербурга. Прибытие Матюшкина послужило сигналом для местного населения, что русские отнюдь не собираются эвакуироваться. Собралось двадцатитысячное войско и несколько месяцев маячило неподалеку от Решта. Атаковать персы не решались, при наступлении русской пехоты поспешно отступали, чтобы снова вернуться через неделю. Матюшкин и Левашов постепенно перестали тревожиться по поводу этой большой враждебной толпы неподалеку. Вышлют пару рот солдат, которые промаршируют до ручья, ставшей неформальной границей влияния и вернутся обратно. Тем не менее, такое недружественное поведение аборигенов ограничивало возможности пятитысячного российского контингента по сбору налогов и контролю провинции Гилян, не говоря уже о фиктивных претензиях на соседние Мазендеран и Астрабад. Наши послы пытались выторговать у Тахмаспа признание завоевания русскими Дагестана и Баку в обмен на отказ от притязаний на Мазендеран, Астрабад и даже эвакуацию из Решта. Боялись только, что освобожденное нами место придут турки. Я знал, что эти опасения напрасны, но пока не решил еще — стоит ли отказываться от Гиляна уже сейчас или повременить пять лет, пока Надир-шах не свергнет Тахмаспа.

Матюшкину же я озвучил желание назначить его руководителем своей охраны.

— Я бы хотел, чтобы меня охраняли солдаты, казаки и офицеры, прошедшие бои в Дагестане и Персии, Михаил Афанасьевич. Мне кажутся более надежными те, кто не замешан в столичных интригах, но своей кровью защищает и расширяет пределы России.

— Совершенно с тобою согласен, Петр Алексеевич! Там, у черта на куличках любой солдат понимает, что без Бога и Царя Русь погибнет.

Батальоны бодро шли по дороге. Иногда в просветах между деревьев справа виднелось море, дворцы знати. Екатерингоф, Анненгоф, Елизаветгоф — дворцы супруги и дочерей моего деда. Сейчас они опустели. Рядом Подзорный дворец, названный так потому, что царь любил наблюдать из него за приходящие в дельту Невы корабли. Он даже начал перестраивать его из дерева в камень, но я недавно приказал свернуть строительство всех императорских дворцов — этого, дворца в Стрельне, Зимнего дворца в Петербурге и моего собственного дворца на Васильевском острове.

К полудню добрались до развилки дороги у Красного кабачка. Вправо шла Петергофская дорога, прямо — старая Нарвская дорога, налево — дорога в Сарскую мызу, где находится еще один дворец почившей императрицы и будущее Царское село.

Вдоль по дороге в Петергоф

Мелькают в ряд из-за ограды

Разнообразные фасады

И кровли мирные домов.

В тени таинственных садов

Там ест трактир... и он от века

Зовется 'Красным кабачком'

Сейчас трактиром владеет переводчик Семен Иванов, прославившийся успешным бегством из шведского плена. Место это историческое, воспетое не только Лермонтовым. В его окрестностях марширующие в Петергоф гвардейцы обычно останавливаются на ночлег. Даже название округа получила соответствующее — Привал. Но в последнее время солдаты полка задерживались здесь только на пару часов — переждать полуденную жару. Скидывали надоевший груз, подкреплялись сухарями. Самые умные — ложились подремать. Я тоже не стал валять дурака, и лег подремать в тени деревьев подремать на простейшее ложе, приготовленное денщиками из соломы и пары одеял.

Вторая половина пути была длиннее и скучнее. Мы просто шли и шли, периодически делая десятиминутный привал. Миновали Лигово, где находилось водохранилище, питающее питьевой водой Лиговский канал, усадьбу Шереметевых в Ульянке, дальше поместья братьев Апраксиных, недостроенный стрельненский императорский дворец, дачи вельмож в Михайловке. Именно здесь нас и атаковали всадники Лейб-Регимента. На марше мы провели пару тренировок на случай конного налета, поэтому никто не удивился, услышав в отдалении звуки стрельбы — боковое охранение заметило засаду. Послышались команды офицеров, завизжали трубы, телеги обоза и упряжки с артиллерией стягивались в группу, а солдаты образовывали вокруг подобие каре. Я покинул строй вместе с Матюшкиным, наблюдая и оценивая суету перестроений. Как и предполагал, всадники добрались до основной колонны раньше, чем она приготовилась к обороне. С гиканьем и свистом кавалеристы выскочили из-за деревьев. Матюшкин злобно ругнулся и вскоре принимал доклад лихо соскочившего с коня командира полуэскадрона.

— Кто таков? — хмуро спросил генерал.

— Капитан Скрябин, Ваше высокопревосходительство!

— Молодец, уделал гвардейцев!

— Рад стараться, Ваше высокопревосходительство! — лихой офицер поедал взглядом генерал-аншефа и меня.

Объявили привал для разбора маневров. Лейб-Регимент сумел укрыться от глаза дозора, воспользовавшись зарослями и оврагом. Впрочем, арьергард полка сумел выстроиться в каре. Командующий им капитан Степан Апраксин лучился от удовольствия. Авангард во главе с секунд-майором Адрианом Лопухиным был полностью застигнут врасплох. Центр колонны, в котором находились я и Матюшкин, каре не построил, но успел стянуть все роты первого и четвертого батальона к телегам обоза и полевой артиллерии.

— Не так уж плохо, Михаил Афанасьевич. Хотя в организации дозоров есть недочеты, — оценил я работу гвардейцев. Генерал приободрился и дал команду продолжать движение.

Долгий нудный переход закончился. Гвардейцы добрались до Петергофа и быстро организовали лагерь на привычном месте. Хотелось бы организовать солдатам праздник. Но в связи с постным днем среды велел только хорошо накормить без мяса, рыбы, вина и масла. В который раз задумался о том, чтобы ускорить возделывание подсолнечника. Масло из него постное и в такие дни не запрещается употреблять.

Искупавшись в море, я и сам присел за стол вместе с толпой офицеров. Преображенцы и кавалеристы Лейб-Регимента сидели вперемежку, дружески подтрунивая по поводу недавнего противостояния в маневрах. Обсуждали, как нужно организовать походные дозоры, чтобы избежать внезапных налетов конницы. Хвастались, что уже привыкли к удвоенным дневным переходам. Может быть, кто-то и хотел бы пожаловаться на необходимость тащить за плечами бессмысленный груз, но побаивались критиковать мои распоряжения. Обсуждали и мероприятия физической подготовки. Скрябин из Лейб-Регимента внимательно запоминал, что в этом плане уже использовали преображенцы.

— Так значит бег, подтягивание на перекладине и отжимание от земли как будто бабу покрываешь? Так может лучше сразу с бабой отжиматься?

Гвардейцы заулыбались и, посмеявшись, перешли к теме игры в мяч, которая стала популярной вначале у семеновцев, но уже знакома стала и остальным военным. Кстати, наверняка в лагере уже закончили с обустройством, и кто-то уже играет в футбол. Но тем, кто оставался в дворцовом парке, где были расставлены столы, было интереснее, так как к причалу подошла яхта, с которой на берег сошли жены офицеров, а может и любовницы тоже. Вечер оживился еще больше, когда кто-то вспомнил, что сегодня ровно четыре года прошло с момента открытия Петергофского дворца. Я некоторое время наблюдал за ритуалами ухаживания, принятыми в этом веке и размышлял, когда наконец проснутся мужские гормоны в моем детском теле. Потом покинул общее застолье, чтобы пообщаться с прибывшими генералами Юсуповым и Салтыковым. Они сегодня работали в Сенате и привезли некоторые документы на подпись. В том числе закон о престолонаследии. Утвердив документ, потребовал опубликовать его текст в газете 'Ведомости'

— Надо бы сделать практику публикации новых законов в газете обязательной. Организуйте мне аудиенцию с редактором.

Яков Синявич, первый репортер первой русской газеты 'Ведомости'. В этом году она прекратила свое существование, чтобы на будущий год возродиться как печатный орган Академии Наук. Но мне кажется, страна может позволить себе и две газеты.

Предупредил собеседников, что Матюшкин в ближайшее время не сможет уделить Преображенскому полку все свое внимание.

— Работа в Сенате тоже важна, но вас шестеро командиров в штабе. Не оставляйте полк без непосредственного контроля.

Поговорили о новых задачах, которые я поставил перед гвардейцами и уже затемно я вышел погулять в парк рядом с дворцом. К нам троим присоединились Никита Трубецкой и Степан Апраксин.

— Ты чего не с женой, Никита?

— Служу тебе, Государь! — льстиво ответил приятель.

Я шел по аллее парка, наслаждаясь насыщенным ароматом летней 'белой' ночи. Где-то слышалась болтовня, смех, но звуки были приглушены деревьями. За одним из поворотов наткнулись на тискающуюся влюбленную парочку. Ваня Долгоруков уже расстегнул девице корсаж платья. Его я узнал даже со спины. Женщина увидела меня, пискнула и торопливо вывернулась из объятий моего камергера. Вглядевшись в ее густо нарумяненное лицо, признал Анастасию Головкину, супругу сопровождающего меня Никиту Трубецкого. С любопытством взглянул на приятеля. Тот побагровел, но молчал. Любопытно, вызовет ли он Ваню на дуэль? Насколько я его знал, не станет он этого делать. Повисло неловкое молчание. Никита хлопал губами, его жена застегнула платье и присела в реверансе, Ваня выпрямился и принял немного смущенный вид, сопровождающая меня свита едва сдерживала смешки. Придется опять ситуацию разруливать мне.

— Можете идти, сударыня.

Интересно — все знают, что Ваня наставил Трубецкому рога, но пока я официально не отмечу этот факт, Никита будет делать вид, что ничего не произошло. Даже сейчас старается не смотреть на обидчика. Приспособленец, что тут скажешь! И все остальные в моем окружении такие же! И с такими людьми я хочу изменить Россию? Одна надежда на юнкеров четвертого отделения канцелярии! А Ваню-бабника надо бы наказать.

— Вот что, Иван Алексеевич, жеребец стоялый, поезжай-ка ты, — я задумался на мгновение, куда его заслать, — поезжай в Петрозаводск. Поможешь Блюэру довести до конца его задумку с цилиндрическими мехами.

Долгоруков поклонился, приняв поручение, а я добавил.

— И если до меня дойдут слух об обидах каких на тебя — поедешь тогда в следующий раз в Екатеринбург.

Еще раз поклонившись, Ваня невозмутимо удалился. Я обернулся к придворным.

— Подготовьте яхту! Поплывем в Сестрорецк! Ты, Никита, поедешь со мной!

В Сестрорецке я в этот раз появился с минимальным сопровождением: Матюшкин, Трубецкой и гвардейцы охраны. Никиту я уже предупредил, что оставлю его при заводе для помощи в максимально скором строительстве паровой машины.

— Твоя задача — всемерно помогать изобретателям, а не давить на них. Люди, деньги, материалы — они должны немедленно получать всё, что посчитают необходимым.

— Сделаю, Петр Алексеевич.

— Вторая задача — секретность. Охрана наших промышленных тайн ложится на тебя, Михаил Афанасьевич. Нужно сделать так чтобы, не мешая изобретателям, предотвратить появление рядом с ними шпионов. Это касается Беэров, Никонова в Сестрорецке, Батищева в Охте, Нартова в Петербурге. Сложнее всего с академиками. Не нужно их пугать карами за разглашение секретов. Обмен знаниями с учёными из других стран является частью их работы. Поэтому нужно объяснять нашим изобретателям необходимость осторожности в общении с академиками.

Матюшкин внимательно слушал. Надеюсь, его ретивость в охране государственных тайн будет иметь разумные пределы. Мне бы не хотелось, чтобы напуганные угрозами академики сбежали из России.

— Что делать с явными шпионами, Ваше императорское величество?

— Поступайте по ситуации. Держите связь с Ушаковым и Тайной канцелярией. Кому-то можно пригрозить, кого-то выслать из страны, кого-то наказать. Следите за ними, думайте, принимайте меры и держите меня в курсе.

Отдохнув на борту яхты во время плавания, я утром начал с обхода заводской территории. Здесь мало что изменилось. Войны давно не было, заказов на оружие соответственно тоже. Андрей Беэр, как новый директор завода, питал надежды поднять завод производством паровых машин. Англичане продавали их сотнями, а то что получалось у нас было более совершенным. Я, услышав об этих надеждах, покачал головой. Пробиться на тот же английский рынок будет трудно, да и не уверен, что стоит снабжать конкурентов нашими высокими технологиями. К тому же здесь собрались мастера иной квалификации. Не стоило полностью отказываться от производства оружия. По счастью, мне было чем озадачить надолго всю Сестрорецкую мануфактуру, да еще тулякам останется.

— Есть планы замены в армии фузей на штуцеры, Андрей Венедиктович. — Матюшкин несколько удивленно посмотрел на меня. Являясь членом военной коллегии, он ни о чем подобном не слышал. Не обращая на него внимания, я продолжил: — Это десятки тысяч ружей. Пока вопрос будет решаться — подготовьте предложение по технологии удешевления и стандартизации штуцеров. Калибр и все детали должны быть единообразными. Возможно, было бы целесообразно часть фузей переделать в штуцеры. Подумайте с мастерами, и жду тебя с образцами и докладом.

Разумеется, штуцер в отличии от фузеи обладает гораздо более низкой скорострельностью. Я знал простой способ, как решить эту проблему с помощью особой конструкции пуль. Но пока не видел необходимости делиться с кем-то этим секретом. Ближе к началу военных действий, когда штуцеров в армии будет уже тысячи штук, появятся у нас и свои пули Минье.

Добравшись до паровой машины, я внимательно оценил изменения в её конструкции. Действующую 'огневую' машину Ньюкомена Беэры должны были превратить в более совершенный механизм конструкции Уатта. Если не приглядываться — изменения невелики. Прежде всего, бросалось в глаза огромное коромысло, передающее энергию от машины к водяному насосу. Не изменились конструкция печи и парового котла. Зато заметно усложнились цилиндр и сопутствующие механизмы. В два раза больше всяческих труб и клапанов, каких-то веревок и жестких сцепок. Сам цилиндр заметно увеличился в размерах, облаченный в дополнительный корпус, в котором пар будет поддерживать температуру стенок цилиндра.

— Какие-то сложности возникли? — спросил я мастеров.

Отец и сын переглянулись и вздохнули. Похоже, сложностей было много, и я терпеливо стал расспрашивать. Общая картина сложилась следующая. Первоначальная конструкция цилиндра нового типа была готова уже неделю назад, но с тех пор мастера занимались устранением недочетов. Были проблемы с синхронизацией механизмов, с изоляцией пара внутри цилиндра при движении штока и поршня, со сложностями установки и размонтирования громоздкой конструкции при переделках. Кто-то из рабочих даже немного покалечился.

— Насколько серьезно?

— Да уже поправляется он. Покарябался немного только! — успокоил меня директор завода.

Что касается конструкции, был шанс, что она не заработает и до зимы. Ползунову в свое время понадобилось для создания своего паровика почти два года. Учитывая, что Беэры имеют технические подсказки от меня и карт-бланш на расходы, я надеюсь, они добьются результата уже в этом году. С другой стороны, тот результат, который будет получен, меня уже не вполне устраивал и я поручил мастерам помимо модернизации английской машины сконструировать собственный вариант более компактного парового двигателя с кривошипно-шатунной передачей на вращающийся вал.

— Поговорите с Нартовым. Мы там с ним научились делать стандартные резьбовые соединения. Используйте их для крепежа с учетом того, что как только вы доделаете машину — их понадобится много.

— Сколько, Ваше императорское величество?

— Десятки, я полагаю. Поэтому части, из которых машина будет собираться должны быть взаимозаменяемы.

Наверное, я спешу. Машина ещё не изобретена, а я уже требую делать её из стандартных деталей. Но пусть готовятся заранее к массовому производству. Если конечно им удастся решить все технические проблемы. Я вздохнул и попытался объяснить конструкцию сальника и золотника, а также посоветовал поэкспериментировать со смазкой из тяжелых фракций нефти, которые уже получил Гмелин. Вроде бы солидол получают из них с помощью загустителей из мыла. Подозреваю, что не всякое мыло для этого годится. Но пусть Гмелин и Беэры решают этот вопрос экспериментами.

Мастер Никонов порадовал меня испытаниями заякоренных мин. Представляли они собой обычные бочки с порохом. Якорь удерживал их всплытия. К сожалению, взорвалась только та мина, к взрывателю которой была привязана длинная бечевка. Бахнуло изрядно, но я только скептически покачал головой.

Нужны были контактные взрыватели или взрыватели с отсрочкой времени. Последние были уже у Корчмина. К нему я и отправил Никонова, посоветовав им обоим поэкспериментировать с кислотами в поисках реакции воспламенения. Тогда можно будет наладить контактный взрыватель так, чтобы он разбивал сосуд с кислотой, а реакция воспламенения детонировала бы порох.

— И проверь свои мины на герметичность. А то может и часу не пройдет, как порох внутри отсыреет!

Хотел было поручить Никонову конструирование ласт, маски и трубки для подводных пловцов, но решил с этим повременить. Пусть решит хотя бы одну задачу.

Глава 20

В пятницу полдня просидел в Сенате. Как обычно, занимался собственными бумагами, вполглаза и вполуха отслеживая текущую работу. В основном она состояла в рассмотрении бесконечного потока челобитных. Темы разные, но возникает ощущение,что их всего две — 'дайте денег, помираем' или аппеляции к решениям надворных судов и коллегий. Секретарь торжественно зачитывал текст челобитных, затем сенаторы по очереди высказывали свое мнение. Начинал обычно Григорий Юсупов, как младший по званию. Заканчивал канцлер Головкин. Я в процесс не вмешивался, иногда делал пометки в папочке под названием 'Сенат', если приходили в голову мысли по поводу организации его работы. Тем не менее, жалобы на нехватку денег требовали каких-то решений, поэтому после обеда я перебрался в коммерц-коллегию.

Вернулся из ссылки Президент коллегии Александр Нарышкин. Весной Меншиков решил, что он препятствовал моей помолвке с его дочерью. Фик заикнулся было, что и Шафирова можно бы вернуть из Архангельска. Я покачал головой.

— Шафирову поставлена конкретная задача — организовать китобойный промысел. Пока что ничего кроме жалоб на нежелание поморов идти работать на государевы суда я от него не слышал. Пусть предлагает меры по организации частного промысла китов. Нужны суда — делать их за счет казны. Надобны моряки — нанимать иностранцев или переводить крестьян из центральных губерний. Мешают конкуренты — послать в места промыслов военный фрегат. Не окупаются затраты — придумать рассрочку платежей за корабли. Так и отпишите ему.

Подняли вопрос о новой экспедиции с товарами в Бордо и Кадис. Я дал добро на затраты, посоветовав брать максимальный ассортимент российских товаров, в том числе новинки — самовары, секстанты и термометры.

— Их пока мало, но мастерские работают вовсю. В следующий раз будет больше. А в следующий раз нужно отправить корабль в октябре. Надеюсь, погода позволит. И не забудьте организовать поставки также в Данциг, Любек и Амстердам.

— Что делать с нераспроданным товаром, Государь?

— Забирайте в Петербург то, что не удастся распродать по сниженной цене. Складские запасы лучше обновлять.

— Насколько снижать цены?

— Подумайте сами. Можно даже и в убыток, только контролируйте, чтобы в следующем году не повторилось то же самое. Консулы должны грамотно планировать, что они смогут продать. Если не научатся — придется их менять.

Ревизия на партикулярной верфи показала плачевное состояние частного кораблестроения. Девять лет назад мой дед построил на ней полторы сотни судов. Половина из них — буеры, для зимней езды по льду. Ещё десяток яхт, два десятка барж и какое-то количество лодок. Все суда бесплатно раздавались вельможам с обязательством при утере или поломке строить новое уже за свой счёт. Ещё требовалось каждое воскресенье и по разным другим случаям массово выходить на речную прогулку. Уже несколько лет эта утомительная традиция не соблюдалась, и я не собирался её возрождать. Но что делать с верфью? После строительства Невского флота она переключилась на строительство судов для аренды частными лицами. Пока в убыток государству. Ревизия показала полный бардак в документации. Выслушав доклад, я задумчиво побарабанил пальцами по столу.

— В ближайшее время я наведаюсь на верфь. Передайте интенданту Потемкину, чтобы навёл порядок и подготовил план по дальнейшему развитию верфи. Меня интересуют два вопроса. Первое, что необходимо сделать, чтобы наши корабли охотно покупали иностранцы. Второй — что нужно для того чтобы затраты казны на строительство судов в аренду в конце концов окупались. Третий, каких мастеров можно перевести в Архангельск для строительства партикулярной верфи уже там. Четвертый — подумайте над тем, чтобы таможенные пошлины для перевозки нашими судами были ниже, чем при перевозке российских товаров на чужих судах. Предупреждаю, за успех решения этой задачи отвечает не только Потемкин, но и вы.

Наиболее сложный вопрос — отмена внутренних пошлин. Решили сделать это с первого января одновременно с повышением экспортных пошлин.

— Соберите полные данные по сборам внутренних пошлин во всех губерниях за этот год и за прошлый, а также на какие нужды эти деньги распределялись. Повышение экспортных сборов будет временным, на один год. Уже в 1729 году они должны быть скорректированы так, чтобы поступления только компенсировали внутренние пошлины, но не больше.

Особенностью современной финансовой системы была привязка определённых расходов к соответствующим поступлениям денег. Например, Академия наук финансировалась с пошлин в нескольких провинциях. Чтобы учёные не остались без денег — нужно будет искать для них другие источники финансирования, не обязательно от петербургской таможни. Может быть, от доходов той же партикулярной верфи? Я озвучил свою идею, но Нарышкин и Фик синхронно покачали головами.

— Да какие там доходы, Государь? Одни убытки!

— И всё же, поговорите с Блюментростом. Скажите, что если с нашей или их помощью верфь нормально заработает — все доходы пойдут в казну Академии и Университета. А со временем и вовсе она станет владелицей верфи.

Возможно этим ходом я заодно решу еще несколько непростых задач. Далее зашла речь о дорогах, которые тоже находились отчасти в ведении коммерц-коллегии.

— В ближайшие годы, как только определимся с деньгами, начнем строительство каналов через Белое озеро. Корчмин и Миних сейчас прорабатывают этот вопрос. Вам же советую обратить внимание на Сибирский тракт. Нужно обеспечить удобную доставку товаров из Кяхты к Ирбитской и Макарьевской ярмаркам. Подумайте над вопросом организации движения в целом, от Москвы до Охотска. Не только грузов, но и переселенцев.

Ещё один вопрос — самоорганизация купечества. У меня в планах есть идея придания в городах купеческим собраниям статуса равного собраниям дворянства. Озвучивать этого пока не стал. Сказал только общие слова о всемерной поддержке таких организаций со своей стороны.

Наконец, зашла речь о коммерческом образовании. Русское купечество неохотно отдавало своих отпрысков учиться, но университетские и академические кафедры коммерческих наук могут стать хорошим подспорьем для моих идей. Так что пусть Нарышкин и Фик подумают о том, как эту кафедру организовать в Академии и кого туда пригласить.

В субботу наступил срок очередного отчета Дмитрия Голицына по тем действиям, которые должна совершить камер-коллегия. В этот раз он пришёл один. Поначалу в разговоре чувствовалось некоторое напряжение. Видимо прошлый выговор и недавние аресты его тревожат. Начали с простых вопросов. Ревизион-коллегия и Доимочная канцелярия успешно подчинены Камер-коллегии. Для печатания ассигнаций отправлены люди в Амстердам закупать оборудование и нанимать мастеров. Художники рисуют эскизы банкнот. Планируемое количество ассигнаций будет ограничено запасом золота и серебра в казне, чтобы гарантировать свободный обмен бумажных ассигнаций на золото и серебро.

— Пока всё делаете правильно. И всё же обязательно придется создавать Ассигнационный банк, который и будет обменивать банкноты на серебро и золото.

Голицын покивал и сказал, что, к сожалению, у нас нет своих банкиров. Придётся договариваться о найме с иностранцами. Зная его нелюбовь к нерусским специалистам, я представляю, как эта мысль ему неприятна.

— Дмитрий Михайлович, нанимать банкиров в Европе придётся, но нужно учить своих финансистов. Пошлите кого-нибудь посмышленее в Берлин, там недавно в университете открылась кафедра камеральных наук. Неплохо бы и во Францию кого-то послать. Ну и в нашем Петербургском университете стоит основать кафедру камеральных и счетоводческих наук. Только обязательно с преподаванием на русском языке.

За последние годы в государственных конторах достаточно успешно внедрены правила строгого документооборота и учёта материальных и денежных средств. Но правила этого учета пока самые простые. Нет двойной записи (это когда в журналах соседствуют колонки дебет и кредит, что позволяет удобно контролировать обороты и остатки по счету). Нет разделения синтетических и аналитических счетов, которое лет тридцать назад начали внедрять итальянец Гаратти и француз Савари. Нет стандартного Плана счетов и типовых проводок. Всё это достаточно ново и в Европе, а для российских дельцов вообще тёмный лес. Но Голицын эрудит и осведомлен об этих новшествах. Порадовался моим знаниям и обещал подумать и представить план о введении такой бухгалтерии в российских учреждениях.

Обсудили список мелочных сборов и пошлин, которые денег в казну давали мало, но служили источником обогащения для сборщиков и откупщиков. По терминологии из будущего — коррупциогенный фактор. В итоге решили отменить сборы с найма извозчиков и плавных судов, с клеймения хомутов, с мостов и перевозов, подымный сбор, сборы с подпалых и палых лошадиных и прочих кож, привальный и отвальный сборы, канцелярский мелочной, с ледокола и водопоя, с весов, с каменного жернового промысла и горшечной глины, с проезжих печатных грамот, с таможенного письма. Я не помню точно, соответствует ли этот список тому, что отменил Шувалов через 35 лет. Закончив перечисление, Голицын удовлетворенно улыбнулся. Несмотря на небольшое усложнение финансового положения казны, такой указ сильно упрощает работу его ведомству.

Перешли к более сложным вопросам. Выполнение моего указа о строгом выплачивании окладов военным и чиновникам начали с Петербурга.

— На следующей неделе выплатим всем оклады, но только за прошедший месяц. Общая задолженность очень велика. Если в столице мы ещё сможем закрыть долги, то в других городах денег на это нет.

— Ты правильно решил, Дмитрий Михайлович. Для начала обеспечим деньгами текущие платежи, а долгами займёмся позже. Главное, чтобы эти долги не накапливались, а только сокращались. И вообще...

Я на мгновение запнулся, формулируя в голове мысль.

— Всё что я делаю сейчас, Дмитрий Михайлович, направлено на то, чтобы государственная казна прирастала. В ближайший год это главная задача для всех чиновников — сокращать расходы до тех пор, пока доходы казны не превысят расходы. И ты должен этот процесс контролировать! Если какие-то траты тебе не нравятся — говори прямо, что ради них придётся отказаться от чего-то другого. Даю тебе право спорить на эту тему со мной. Если нужно — публично. Обещаю прислушиваться к твоим доводам.

Голицын сверкнул глазами и наклонил голову, пообещав всемерно оберегать интересы государственной казны. Я надеюсь, он правильно поймет свои функции и не станет выходить за рамки, которые я ему очертил.

Дальше наш диалог стал совсем доверительным, и мы смогли конструктивно обсудить проблемы составления бюджета Санкт-Петербургской губернии. А в этом деле за прошедшую неделю выявились многочисленные сложности. Чётких границ у губернии не было, и они постоянно менялись. Например, в этом году выделилась из её состава Новгородская губерния. Да и вообще, существовали еще провинции в составе губернии, которые по моему плану и становились основной административной и хозяйственной единицей империи. Ещё сложнее на провинциальном и уездном уровнях. Печально всё было с конкретизацией статей бюджета. Ну и в довершение — непонимание самого Голицына и его подчинённых, зачем это всё нужно и чего я от них хочу.

В общем, пришлось мне засесть в коллегии, затребовать книги прихода и расхода и начать сбор информации. Я не бухгалтер, но работа историка в архивах приучает к терпению, методичности, вниманию к мелочам и умению обобщать факты по неполным данным. Мне же нужно было не просто получить несколько цифр, а научить канцеляристов и чиновников так работать самим. Более того, нужно составить понятную письменную инструкцию для тех, с кем я не могу общаться лично. Помогало то, что я уже не первый месяц возился с этими документами и план действий по их анализу у меня уже был.

Во-первых, откуда приходят деньги? С таможни в порту. Отправил канцеляриста пролистать приходные книги на мытном дворе и вывести помесячные суммы. Во-вторых, деньги идут с податей городского посадского населения, и в Ратушу отправился еще один чиновник с похожим заданием. Ещё есть разные сборы, которые получает полиция и третий писарь ушел в Полицмейстерскую канцелярию. После получения данных из разных точек города через несколько дней заставил секретаря поумнее сверить их с данными в коллегии. Часть денег могли прийти из каких-то других источников, часть нельзя было отнести к бюджету губернии. В итоге получилась стройная картина помесячного поступления денег в условную казну Санкт-Петербурга за последние несколько лет. Данные всё равно неполные, но статистика позволяет строить графики и исправлять лакуны и ошибки в информации. Правда, показывать Голицыну графики я не стал. Слишком необычная это информация. Ещё начнет смотреть на меня как на инопланетянина. А может быть, итак уже что-то подозревает, только виду не подает. Но способ проверки статистических данных все же я попробовал объяснить.

— Вот смотри, Дмитрий Михайлович, сборы за прошлый год резко выделяются по сравнению с остальными годами. Слишком мало. Либо это ошибка и мы чего-то не учли, либо кто-то очень много украл и не сделал записи в журнале.

Голицын покивал. Учитывая, что с основания города его возглавлял Меншиков, было понятно, кого обвинят в недостаче. Хотя я думаю, что это всё же ошибка в расчётах. Генерал-губернатор воровал и раньше, не вижу серьезных причин для него так резко наглеть именно в прошлом году. Или всё же после смерти моего деда что-то изменилось, и его правая рука пустился во все тяжкие? Три раза ха-ха! Хотя Александру Даниловичу сейчас на дыбе не до смеха. Начнут задавать новые вопросы про воровство в прошлом году. Вспоминай вор, когда и что крал? А он, бедолага, уже ничего не соображает от боли, да и не помнит конкретно все свои делишки. Воровал-то он постоянно!

Что касается вычисления динамики расходных статей бюджета, то здесь я уже не мог обойтись без системы счетов и проводок. Попытался только выделить максимально простую систему счетов и объяснить принципы двойной записи канцеляристам. Поставил задачу и отправился заниматься другими делами. Потом, правда, в течении многих дней пришлось не раз наведаться в коллегию и разбираться, как идут дела. В итоге, с моей помощью процесс понемногу начал сдвигаться с места. К цифрам по столичному бюджету добавились данные по окружающим уездам, а через месяц подробные инструкции по сбору данных вместе с типовыми бланками были разосланы в ближайшие провинции. До зимы получим результаты из них, скорректируем инструкцию с учетом ошибок и вопросов и отошлем ее во все провинции империи. Уверен, пройдет не один год, пока система заработает как часы, но начинать то надо уже сейчас!

В воскресенье работать нельзя — положено молиться и отдыхать. Тем более, сегодня праздник Преображения Господня. Народу требуются зрелища и в первую очередь он желает лицезреть своего императора и его новую наследницу. Поэтому с утра мы вместе с сестрой отстояли обедню в Троицком соборе. Толпы горожан ждали нашего выхода на площадь. Гвардейцы выстроились в торжественном карауле. Звенели колокола. Духовые инструменты исполняли нечто гимнообразное. Я и Натали не спеша прошли через площадь и по ковровой дорожке поднялись на борт императорской яхты. Обернувшись у планшира борта, помахал рукой и зрители восторженно заорали.

Обедали в большом павильоне в Летнем саду. В честь праздника, несмотря на идущий Успенский пост, разрешено есть рыбу и народ спешил воспользоваться плодами труда обер-кухмейстера Иоганна Фельтена и его подчиненных. Кроме нас присутствовали ещё человек сто из самых знатных. Желающих было больше, но не позволяли размеры помещения. Я уже задумывался — правильно ли было останавливать строительство и реконструкцию многочисленных императорских дворцов? Может быть, прогнать чиновников моей канцелярии из Зимнего дворца и достроить его? Или всё же подождать год, пока умрёт Фёдор Апраксин, чтобы унаследовать его дворец? Дворец Меншикова я решил конфисковать в счёт многочисленных фактов его воровства (он уже признался в хищениях на несколько миллионов). Но жить в его дворце не стану — лучше передам здание Петербургскому университету. История повторяется, только в другой реальности это здание передали Шляхетскому кадетскому корпусу, тем самым укрепляя сословность в государстве. Поддержка дворянства-шляхты мне конечно нужна, но в долгосрочном плане я хочу понемногу размыть различия между сословиями. Заодно не дам загнуться столичному университету.

После обеда мы с Натали гуляли по Летнему саду. Достаточно нелепое развлечение, но нужно дать придворным возможность мелькнуть у меня перед глазами. Вот, казалось бы, я отослал от себя Никиту и Ваню вроде как в наказание. Одного за донжуанство, другого за рогатость. Но они сами и все остальные восприняли это изгнание как важное поручение от царя. Больше всех довольны Алексей Долгоруков, отец Вани, и канцлер, тесть Никиты. В малопонятном соперничестве кланов их семьи, похоже, приобрели какие-то выигрышные очки. Другие семьи в нашей мафии тоже зашевелились. Сергей Голицын крутиться рядом, всем своим видом выражая 'ну поручи же и мне что-нибудь, Государь!' Как и майор семеновцев Лев Измайлов, женившийся недавно на его двоюродной сестре. От Апраксиных рядом со мной крутятся молодые Федор и Степан. Есть парочка Салтыковых и Петя Шереметев. Знать помельче эта банда старается ко мне близко не подпускать. Только немецкая партия имеет такую возможность. Супруга Остермана, Марфа Стрешнева, уже крутится вокруг сестры — хочет попасть в её придворный штат.

После отъезда цесаревен и их приближенных альтернативный столичный бомонд начинает закручиваться вокруг Натали. Особенно много молоденьких девиц на выданье. Например, Наталья Чернышева или моя потенциальная невеста Екатерина Долгорукова. Ну нет, красавицы, в ваши сети я не собираюсь попадаться. Хотя, по слухам, Наталья Чернышева является внебрачной дочерью моего деда и мне в невесты не годится. А вот Катя Долгорукова в параллельном будущем чуть было не стала моей женой. Я снова пытался разглядеть в девушке, что же меня могло в ней так зацепить. Но то ли я стал другим, то ли ещё недостаточно взрослый, то ли без интимного контакта не проникнуться — но особой привлекательности я в ней не видел. Просто симпатичная пятнадцатилетняя девица, каких много при дворе.

С отцом Натальи, новым генерал-полицмейстером Григорием Петровичем Чернышевым, мы обсуждали сейчас изменения в градостроительной политике.

— Санкт-Петербург вырастет через много лет в огромный город, Григорий Петрович. Пустыри застроят и если сейчас не запланировать хорошие правила строительства — потом будет трудно всё исправить.

— Какие же правила, Ваше императорское величество, необходимо изменить?

— Первое — ширина першпектив. То, что нам сейчас они кажутся широкими, через много лет будет мало.

— И какая ширина будет достаточной?

— Например, как у Большой Першпективы Васильевского острова.

— Но она такая широкая для того, чтобы прорыть посередине судоходный канал. Неужели такой же канал придётся прорыть и на першпективе к Невскому монастырю?

— Канал вряд ли. Но можно сделать широкий бульвар.

Чернышев озадаченно задумался. Я пока не вмешивался в формирование нового генерального плана города. Будет ещё время проработать детали. Пока же пусть хотя бы расширят улицы. Может быть, тогда через триста лет не будет этих бесконечных автомобильных пробок.

— А вот ещё один! — Натали, стоявшая рядом со мной, дернула меня за руку и показала в сторону мужчины в сером камзоле, стоявшего у статуи и внимательно поглядывавшего вокруг. Я улыбнулся и переглянулся с Матюшкиным. Генерал поклонился.

— Вы замечательно наблюдательны, Ваше императорское величество!

Дело в том, что у меня появилась тайная стража в обычной одежде горожан. Когда я рассказал Натали, что пока мы бродим по Летнему саду, нас охраняют несколько таких незаметных воинов она тут же принялась отгадывать, кто из встречных в эту стражу входит. И уже вычислила четверых. А тем, кого она не приметит, я обещал награду.

Обрадованная похвалой генерала сестра даже подпрыгнула от удовольствия и засмеялась.

— Натали, веди себя прилично — ты теперь наследница престола, — улыбаясь, сказал я.

Девочка на секунду скорчила рожицу.

— И что же я должна теперь делать, Ваше императорское величество?

— Ничего особого. Отдыхай, развлекайся, а дела доверь мне.

Княжна посерьезнела:

— Нет, так не пойдет! Чтобы мой братик уморил себя в юном возрасте работой? Я хочу тебе помочь, только скажи, чем я должна заниматься?

Я задумчиво посмотрел на сестру. За её спиной стояли фрейлины и придворные её штата. Если их всех не занять чем-то полезным они со скуки могут начать плести заговоры. Видя мои сомнения, Натали требовательно топнула ножкой. Под длинным платьем я конечно не вижу, но звук характерный услышал.

— Ну же, Петя! Дай мне какое-нибудь серьезное поручение!

Я пожал плечами.

— Ты итак уже делаешь серьезные вещи. Театр, литература...

— Ах, это всё чепуха! Только бы не скучать. Ты вот всё меняешь как-то интересно. Наверное, потому что будущее знаешь. Я тоже хочу что-то менять как ты.

Я удивлённо посмотрел на девушку. Потом на её и свою свиту. Похоже, то, что у меня бывают видения будущего, из разряда удивительных сплетен стало для них общеизвестным фактом. Народ посудачил в салонах об этом и принял как должное, что царь-провидец конечно необычно, но так как это наш правитель — то пусть другие завидуют! Может быть, с этим и связано нездоровое какое-то оживление вокруг меня по поводу стремления получить какое-нибудь поручение? И сестра в этом желании не одинока. Я покачал головой.

— И всё же, чем бы ты хотела заняться?

Наташа улыбнулась, потом на секунду задумалась, поглядела на верхушки деревьев и хитро стрельнула глазами в меня.

— Ну не знаю. Хочется приносить какую-то пользу.

— Может быть театром, музыкой, литературой всё же будешь продолжать заниматься?

— Какой в этом толк?

— Огромный. Я тебе подскажу, что можно будет сделать.

— Обещаешь?

— Конечно. Скучать будет некогда!

Целый день провел в коллегиях, общаясь с чиновниками и разбирая бумаги. Даже в мастерской не удалось повозиться. В юстиц-коллегии мне показали первый выпуск издания законов Российской империи. Ударный темп по его подготовке объясняется моим нетерпением, а также снижением требований к структуре документа. Первоначально я хотел отредактировать проект нового Уложения, но быстро понял, что проще публиковать все законы и указы в тематическом порядке. Однако сортировка тысяч документов грозила затянуться, и я потребовал печатать указы в хронологическом порядке. Причем начинать не с самых древних документов середины прошлого века, о которых мало кто помнит и которые требуют непростого перевода на новый гражданский шрифт. Гораздо проще начинать с указов и законов последних лет, а параллельно готовить следующие выпуски. Поэтому уже через месяц с начала работы я держал в руках первый выпуск 'Законов и указов Российской империи' относящихся к периоду 1725-1727 г. Может быть, для юриста хронологический порядок не слишком удобен, но зато уже готовились ещё десяток подобных выпусков по эпохе царствования Петра I. Архивариусы и канцеляристы юстиц-коллегии распределили задачи, сортируют документы, консультируются с юристами и редактируют тексты для типографских наборщиков.

— Отлично, Петр Матвеевич! — похвалил я Апраксина, среднего брата моего отставного флотоводца и президента Юстиц-коллегии. — Хвалю за расторопность. Рассчитываю, что остальные выпуски тоже не задержатся. Конечно, спешка в этом деле чревата большими ошибками и Гинтер с Бекенштейном уже составляют комментарии к этому изданию. Души юристов, любящие точность формулировок, наверное, переворачиваются от боли при таком отношении к юридическим документам. Но зато у них появилось поле для совершенствования законодательства вместо бессмысленного копания в хаотическом архиве противоречивых указов. Я уже намекнул им, что как только будет закончено издание 'Законов и указов' в хронологическом порядке им всем придётся заняться новым изданием, но уже в тематическом порядке со всеми правками и дополнениями. И тираж этого нового издания будет уже не жалкие сто экземпляров, а в несколько раз больше.

Пообщался с первым российским журналистом Яковом Синявичем. Поставил ему задачу возобновления печати газеты 'Ведомости' на еженедельной основе.

— Регулярный выход газеты очень важен, Яков. В идеале будет в начале каждой недели получать выпуск с описанием событий за прошедшие дни.

Пока что решил вернуться к формату хроники. Обязал всё же перед публикацией приносить текст газеты мне на утверждение. Я пока ещё смутно представляю, когда наступит время свободы слова в России. Но информировать общество о том, чем занимается власть необходимо хотя бы просто перечислением фактов. Новшеством стало требование размещать в газете больше платной рекламы. Посоветовал найти людей, которые будут искать рекламодателей. Даже дал наводку на производство самоваров Исаева. Шрифт посоветовал уменьшить, а также добавить колонку объявлений, в том числе бесплатных (но тут уже как получится по возможностям, при достижении самоокупаемости). Насчёт дешёвой бумаги — договориться с Батищевым. Себестоимость продукции его бумажной мануфактуры снижается, качество улучшается. Еще надо бы мне посетить типографию, посмотреть, что можно сделать для удешевления печати.

Вечер я провёл в Преображенском полку. Солдаты и офицеры только вернулись из очередного утомительного похода в Петергоф. Командовал ими в этот раз майор Салтыков. Он и доложил, что марш прошёл успешно, манёвры отработаны, солдаты бодры и рады служить дальше 'Вашему императорскому величеству'. Я кивнул и предложил солдатам отдыхать. Сам устроился в столовой офицерского клуба. Офицеры вместе со мной отдали должное сытному ужину и немного расслабились. Делились шутками, сплетнями между собой, всё как обычно. Я помалкивал, расслабленно откинувшись на спинку стула, но пытался уловить настроение после похода. Вроде бы недовольства бесконечными маршами никто не высказывает. Скорее наоборот — приятное разнообразие после бесконечной караульной и хозяйственной рутины. Ну что ж, значит, мне нет оснований опасаться удара в спину в своём полку.

Я постучал ложкой по своей кружке. Не хрусталь конечно, звук получился глухой, но офицеры дружно замолкли и уставились на меня.

— Господа офицеры, предлагаю хорошенько подумать и обсудить, что нужно сделать, чтобы марши проходили легче, быстрее и организованнее.

Не первый раз я устраивал мозговой штурм в офицерском собрании. Начали обсуждение, а полковой писарь тут же достал бумагу и стал вести протокол совещания. Когда идеи у присутствующих заканчивались, я подкидывал свои: 'Сделать шире лямки вещмешков', 'Правильно распределять груз по спине', 'Разрешить в жару снимать камзолы', 'Проверять на привалах ноги у солдат', 'Заранее планировать места привалов', 'Иметь хорошую карту маршрута', 'В авангарде держать инженерную роту для быстрого наведения гатей и мостов следующему в основном отряде обозу', 'Разведчикам и охранению облегчить носимый груз, так как им приходится передвигаться по пересечённой местности' и так далее.

— Отлично! Завтра остаетесь в городе, а послезавтра маршрут меняется. Полк пойдет на Сестрорецк. Разумеется, дойти до лагеря нужно снова за один день. Я встал, офицеры вскочили тоже. Салтыков пошёл меня проводить. Уже за воротами я обернулся к нему.

— Семён Андреевич, проследи, чтобы солдаты и офицеры завтра не бездельничали, а занимались физической подготовкой. Гоняйте их так, чтобы поход в Сестрорецк им отдыхом показался! Майор поклонился и даже чуть улыбнулся, предвкушая завтрашнее садистское развлечение.

Глава 21

Вторник начался рано утром с череды аудиенций. Чтобы успеть сделать больше я начал приём с утра, но еще за полчаса до этого Левенвольде и Кириллов принесли мне стопку корреспонденции. Читать все эти челобитные и проекты утомительно, выслушивать пространные советы и рекомендации отнимало тоже много времени. Наконец, я не выдержал:

— Вот что, Рейнгольд Густавович, прошу вас подумать, как облегчить для меня принятие решений. К каждой бумаге, которые вы приносите мне, прилагайте заключение моей канцелярии с аргументами и пояснениями, написанными понятным почерком. Мне легче проглядеть бегло текст и только потом с вами обсуждать вопрос.

После этого ЦУ я быстро пролистал стопку документов. Какие-то утвердил сразу. Какие-то отложил с требованием канцелярии дать своё заключение. В восемь в кабинет вошёл Остерман. Принёс несколько указов о консульской службе, поощрении внешней торговли, создании при коллегии Дипломатической Академии для подготовки послов, консулов и прочих дипломатических работников. Отчитался об отправке писем послам и резидентам по поиску ценных специалистов, согласно переданному мной списку. Подсунул для ознакомления пару бумаг по почтовому ведомству. Из нового обсудили с ним два вопроса.

— Андрей Иванович, кое-какие дела за границей требуется решать тайно, с минимальным участием дипломатов. Например, узнать секреты, провести интриги и диверсии.

Остерман согласно кивнул.

— Я бы хотел, чтобы под твоим началом, именно под твоим, а не канцлера, была создана такая секретная служба. Основной её задачей будет сбор информации, но возможно придётся организовывать и тайные действия. Подумай над этим и представь мне проект. Подчиняться эта канцелярия, назовём её Службой Внешней Разведки, будет только тебе и мне.

Барон обещал устроить всё в ближайшие дни. Иметь у себя в подчинении секретную службу — большой плюс для него. Посмотрим, насколько она будет эффективна. Если всё сложится, появится также дополнительный контроль за Матюшкиным, Ушаковым, Чернышевым, прокуратурой и военными. Усмехнулся про себя — похоже, в ближайшее время Петербург будет переполнен тайными агентами всех видов.

Второй вопрос касался моего предстоящего брака. Хоть мне ещё только одиннадцать лет, династический союз нужно планировать уже сейчас.

— Скажу сразу, Андрей Иванович, ездить в другие страны самому выбирать невесту мне некогда. Думаю, что я смогу ужиться с любой супругой. Но конечно желательно чтобы она была недурна собой и достаточно умна. Ну и разумеется знатного рода, лучше королевского. Какие у тебя есть соображения?

Мы какое-то время обсуждали варианты, но дело это долгое и увлекательное и я предложил ему подготовить записку на эту тему и начинать переговоры по самым интересным направлениям.

— Лично мне кажется самым многообещающим брак с испанской или португальской инфантой. Не уверен, правда, согласятся ли католики, чтобы их принцесса приняла православие.

— Ваш брак с испанской принцессой может резко осложнить наши отношения с Англией. У них сейчас война друг с другом.

— Война скоро закончится. Думаю, при должной ловкости вы сумеете избежать конфронтации с британцами.

Зацепившись за мои слова, Остерман выпытал у меня подробности испано-английских отношений в ближайшие годы. В конце грядущей зимы военные действия в Европе двух держав прекратятся. Ещё через год подпишут мир, но это не помешает им вести фактическую войну в Вест-Индии ещё много лет. Лезть в эту свару мне совсем не хочется. Лучше бы породниться с португальцами, которые ни с кем не воюют. Но посмотрим, какие расклады смогут сделать наши дипломаты. В конце концов, никогда не поздно подыскать невесту среди немцев.

Следующим меня посетил Миних с проектом Генерального штаба. В отличии от канцелярии Военной коллегии он займётся планированием будущих войн, координации действий во время войны и обучением высших офицеров. Получается, сегодня положено начало сразу двум Академиям. С учётом двух уже существующих, в Петербурге будет уже четыре Академии. Многовато что-то. Надо бы как-то скоординировать обучение в них.

Обсудили с генерал-аншефом поставленную мною задачу радикального сокращения армии. По штатам мирного времени вторые батальоны полков полевой армии демобилизовывались. Также сокращались гарнизонные войска за исключением инвалидных команд. Оставалось неизменным финансирование казачьих полков на Украине, Кавказе и в Сибири. Сохраняли свою численность низовые полки в Персии и войска в башкирском пограничье. В ближайшие годы я ожидал начало восстания кочевников так что нельзя ослаблять этот рубеж. Урезание штатов не коснется моряков. Обучать их сложнее, чем пехоту, да и численность их не так чтобы велика. А планы по строительству кораблей у меня большие. Не подлежали увольнению 15000 солдат на строительстве Ладожского канала. В общем, экономить на военном бюджете будем с умом.

О просвещении я говорил с Шумахером вдобавок к новостям о появлении новой кафедры — Камеральных и коммерческих наук. Одобрил публикацию нескольких сборников лекций. Будут новые учебные пособия для Академических Гимназии и Университета.

За Шумахером пришёл Матюшкин. В службе охраны уже набралось много народу. Всем им требовалось приоритетное финансирование и я подписал необходимый приказ в камер-коллегию. После этого поручил Левенвольде поискать в своем 1-м отделении С.Е.И.В.Канцелярии толкового финансиста, которому поручить отслеживание затрат на мои проекты. Пока что от них одни расходы и в ближайшие дни я рискую застопорить все свои новшества, если не решу вопрос с деньгами. Зависеть в этом плане от Голицына мне не хочется. Заодно обрадовал Рейнгольда новой задачей — отслеживанием выполнения моих поручений. Зная вязкую и инертную среду российского чиновничества, без пинательных действий моих канцеляристов будет трудно обойтись.

После обеда я перебрался в мастерскую. Нартов, поприветствовав меня, продолжил возиться со своим станком. Я хотел заняться нарезкой очередного болта, но обнаружил, что все резцы затупились. Пришлось заняться для начала заточкой. Под визг шлифовального круга сообщил мастеру, что есть надежда на хорошую инструментальную сталь, которую выплавит Ферстер на Литейном дворе. Нартов только хмыкнул и недоверчиво покачал головой.

Подошел кораблестроитель Осип Най с чертежами и моделью новой быстроходной шхуны дальнего плавания. Если честно — мало что понял, но по словам корабела — корабль будет летать по волнам как дельфин! 'All right!' — дал свое добро на закладку и продолжил точить резец.

Пришёл мастер-оптик Иван Беляев. Принёс новый термометр с тонюсеньким каналом. Уж как они умудрились вытянуть стекло в капиллярную трубку, даже не знаю. Зато теперь у нас есть настоящий градусник, откалиброванный под температуру человеческого тела. Пока ещё неказистый и жутко дорогой, но я приказал наделать их побольше для наших клиник и на продажу за рубеж. Беляеву выдал червонец в награду и приказал наградить его подмастерьев тоже. Заодно обрадовал новым технически заданием — сконструировать, наконец, микроскоп по расчётам Эйлера. Молодой немец, по словам Шумахера, уже вовсю пишет фундаментальную работу по оптике.

Мастер Шершавин принёс фонарь новой конструкции. Керосиновую лампу поставил в ящик, одна стенка которого прозрачна, а все остальные зеркальные. Получился прожектор. На пятьдесят лет раньше Кулибина! Пошли экспериментировать в темный чулан. Честно говоря, я не сильно впечатлился яркостью фонаря. Посоветовал мастеру сделать заднее зеркало вогнутым. Форму её уточнить у Беляева. Пусть мои оптики осваивают заодно производство вогнутых линз. А нанести на стекло слой серебра — дело уже Шершавина. Если не справится сам — пусть обратится к зеркальщикам из Ямбурга. Давно пора переводить их поближе к столице. Всё равно этот завод подлежит конфискации у Меншикова вместе с городом. Кириллов тут же зафиксировал поручение от меня в Камер-коллегию о создании императорского стекольного завода под Петербургом.

Секретарь Сената Маслов отчитался о вчерашнем заседании правительства. Ничего особенного — бесконечная рутина дел. Слушая доклад, я припомнил кое-что из биографии этого чиновника. Верный сторонник Ягужинского в будущем он прославится проектами по облегчению жизни крепостных крестьян и ограничению их повинностей. Проект не заработал, и я примерно представляю почему. Реанимировать его в таком виде не стану, но учитывая интерес Маслова к крестьянскому вопросу — поручу работу в этом направлении.

— Анисим Александрович, как идут дела с возрождением уездов вместо упразднённых дистриктов?

Реформа местного управления продолжается уже много лет. В своё время Пётр I много чего напридумывал лишнего для улучшения собираемости налогов, потом упразднил и попробовал сделать по-другому. Добавьте к перманентной административной революции огромные российские расстояния и получите в итоге полную неразбериху на местах. На текущий момент самыми крупными административными единицами являются генерал-губернаторства и губернии. Разница между ними невелика. Следующий уровень — провинции. Я бы хотел понемногу переводить провинции в разряд губерний. Ограничение здесь — в нехватке обученных людей на все типовые губернские вакансии, поэтому провинции управлялись пока воеводами и минимумом чиновников. Кроме того, в губерниях тратилось большее количество средств на содержание чиновничьего аппарата. По мере улучшения кадровой и финансовой базы будем переводить провинции на статус губернии.

В этом году решили отказаться от искусственных административных образований — дистриктов, характерной чертой которых было одинаковое число душ и пренебрежение к естественным территориальным границам. Возврат к уездной системе конечно благо, но и уезды имеют свои недостатки. Зачастую они занимают огромные территории, и жители одного уезда не имеют возможности посещать уездный центр.

Поэтому я предложил Маслову подготовить проект организации двух новых уровней административного деления — волости и сельские общества на базе государственных крестьян. Волости создавать в каждом уезде по двум признакам. По численности душ от 300 до 2000. По удалённости от волостного центра — не более 12 вёрст, чтобы любой крестьянин мог за день добраться до него и вернуться обратно домой. Сельские общества объединяют крестьян в одном селении с числом мужских душ от 20 до 300. Более крупным поселениям лучше придать статус отдельной волости. Менее крупные местечки объединять вместе или приписывать к более крупным соседям. Такая система упорядочит управление государственными крестьянами, а в конечном итоге и всем населением волости тоже. Сельские общества на сходе выберут старейшин, а те на волостном сходе выберут волостного старейшину, писаря и каких-то других чиновников. Вся эта система не мною придумана и сложилась в России в течении XIX века. Я, как обычно, всего лишь ускоряю процесс.

Натали в первый раз присутствует в Сенате. Сидит серьёзно и важно. Слушает выступающих, помалкивает, косится на то, как я что-то у себя записываю. Вообще в зале перьями скрипят лишь секретари и я, вельможи к этому не привыкли. Возможно, считают мои занятия чем-то вроде возни ребенка с игрушками — не шумит и то хорошо. Думаю, на моём фоне сестра-наследница выглядит посолиднее. Боялся, что она не выдержит многочасового ожидания, но тринадцатилетняя девочка сохраняла спокойствие и интерес к происходящему. Только в перерывах пыталась разглядеть, что же я там у себя пишу.

В данном случае я готовил письменные советы для неё, раз она решила заняться развитием культуры в империи. Первой задачей в этом направлении поставил для неё развитие русского языка. Нужно организовать массовые переводы литературы от древних греков и римлян до современных поэтов, драматургов и прозаиков в Европе. Причём поэзию нужно переводить не просто по смыслу, но и максимально близко по звучанию, с соблюдением ритма, мелодии и рифм. Этим всем могут заниматься профессиональные переводчики и просто энтузиасты. Разумеется не бесплатно. Кроме того, за лучшие переводы будет вручаться дополнительная императорская премия, а лучшие литераторы станут членами новой кафедры изящной словесности Академии наук. Набросал внушительный список авторов и произведений, которые стоит перевести в первую очередь, от Гомера до Дефо. Указал на необходимость при переводах отказываться от старославянских слов, которые уже исчезли из повседневного употребления, а также на осторожное введение новых слов из иностранных языков. Полагаю, в ближайшее время вокруг Натали появится блестящий литературный салон, которому начнут подражать и другие светские дамы Петербурга.

После полудня лодка переправила меня через Большую Невку. Выборгская сторона пока застроена слабо. В основном присутствуют только строения двух петербургских гошпиталей — Генерального Сухопутного и морского. Иван Блюментрост провёл меня по территории. Обычные дома, как и во всём городе. Некоторые оштукатуренные и покрашенные, большинство сереют бревенчатыми стенами. Не сравнить с продвинутым бабичьим гошпиталем за рекой. Тем не менее, мой лейб-медик пытался внедрить здесь такие же новшества, что и в роддоме. Инструменты хирургов кипятили, одежду пациентов и врачей стирали, инфекционных больных изолировали.

— Надеюсь, их группируют по типам болезни? Блюментрост запнулся.

— К сожалению, не хватает помещений, но я распоряжусь, чтобы держали хотя бы в разных комнатах.

— Главное, чтобы пока они лечатся от одной болезни — не подхватили другую заразу от соседей.

В инфекционное отделение я конечно не пошёл. Заглянул в одно из спальных помещений. Действительно чисто, хоть и бедновато. Учитывая внезапность моего появления, скорее всего порядок здесь поддерживают постоянный. И всё же эта казарма мало похожа на привычную мне больницу. Обернулся к врачу:

— Проследите, чтобы соблюдали ежедневное мытьё помещений, желательно с мылом и щёлоком.

Заглянул на кухню и даже поел местной каши. Обязал использовать в питании больных больше свежих продуктов, не вареных или жареных. Про витамины не стал объяснять, зато рассказал о способах борьбы с эпидемиями.

— Иван Лаврентьевич, я знаю, что опыты по предотвращению оспы проходят успешно. Когда собираетесь заявить об открытии научному и мировому сообществу?

— Через неделю мы получим окончательное подтверждение об успешной вариоляции второй группы испытуемых и привьем им натуральную оспу для проверки. К середине сентября будем уверены в эффективности этого метода.

— Хорошо. Вас ждёт награда, слава и большой авторитет среди учёных. Но я бы хотел, чтобы к этому моменту подготовили руководство по борьбе с другими болезнями.

Я передал медику листок из папки 'Инфекционные заболевания', где выписал простые способы предотвращения чумы, тифа, холеры, дизентерии, малярии и гриппа. Лекарств, вакцин и антибиотиков у меня не было, я только указал, что можно бороться с переносчиками заболеваниями — блохами, вшами, комарами. Для холеры предусмотрел кипячение питьевой воды, для дизентерии — мытьё рук, для гриппа — повязку на лицо. К сожалению, не знаю пока, как бороться с другими болезнями, например чахоткой. Но даже перечисленные санитарные меры могут резко сократить число и масштаб эпидемий в стране. Блюментрост быстро прочитал текст и удивлённо взглянул на меня.

— Это потрясающе! Но если всё это правда, то станет величайшим открытием в медицине! Откуда пришли эти знания? Тоже с востока?

— Не важно, Иван Лаврентьевич. Можешь смело писать, что это твои идеи. Главное — организуй всех своих подчиненных на следование этим мероприятиям. Авторитет победителей оспы вам с братом в этом поможет.

Глава медицинской канцелярии поклонился и свернув бумагу как величайшую драгоценность вложил её в футляр, который спрятал куда-то за пазуху.

Мы продолжили обход и заглянули в местный морг. Летняя жара не позволяла держать сейчас трупы долго в этом погребе, поэтом сейчас здесь пусто. Спросил спутника, занимаются ли хирурги Академии по-прежнему анатомическими исследованиями трупов всяких бродяг. Он подтвердил и я дал распоряжение, чтобы в случае смерти больных врачи уточняли причину смерти вскрытием в присутствии священника. Дурные слухи среди родственников умерших отследит Тайная канцелярия, но всё же я надеюсь, что серьёзных конфликтов с церковью у меня из-за этого не будет.

Потребовал перенимать и другие полезные вещи, заведённые в бабичьем гошпитале, например обязательное оформление больничных карт и скорейшую организацию гошпитальных школ. Передал на испытание первый градусник, объяснив полезность определения температуры тела для диагностики заболевания. Блюментрост с любопытством оглядел инструмент и обещал проследить за его правильным использованием.

Карета, переваливаясь на ухабах разбитой новгородской дороги, медленно везла на юг меня, Чернышева и Остермана. Сегодня я заявил, что буду инспектировать строительство московского тракта. Уже пять лет как его пытаются привести в пригодное для использования состояние. Подсыпали песок, мостили деревом и хворостом, но сырой климат уже превратил дерево в труху, а колеса телег разбили насыпь в хлам. Вдобавок, начавшиеся дожди превратили кочки в глубокую непролазную грязь. Так что сопровождавшим нас гвардейцам приходилось периодически вытаскивать карету на руках. Мои спутники недоумевали, зачем я потащил их по этой дороге, но помалкивали. Наконец, наткнулись на группу мужиков, укладывающих в жижу фашины из веток. В рамках исполнения дорожной повинности окрестные крестьяне обязаны следить за трактом. Даже если их собственные поля требуют ухода в эту страдную пору. В итоге, получается, что называется 'ни вашим, ни нашим'. Поля крестьян не обрабатываются и дороги непроходимы, разве что зимой.

Выбрался из кареты, подставив треуголку под моросящий дождь. С трудом выдирая ботфорты из чавкающей трясины, прошел по получающемуся шаткому настилу. Думаю, моя тяжелая карета разобьет его за один проход. Остерман тоже неодобрительно посматривал вдоль просеки московского тракта. Впереди ещё сотни верст пути до Белокаменной. По такому пути не то, что грузы не довезти — даже верховым гонцам с почтой двигаться затруднительно.

— Что думаешь, Андрей Иванович?

— Бесполезный труд, Петр Алексеевич! По уму, нужно не дерево класть, а щебенкой засыпать.

— Да где та щебенка? — воскликнул Чернышев, стирая с лица дождевую влагу. — Ближайшая каменоломня верстах в десяти отсюда! И весь камень из неё идёт на петербургские мостовые!

Я кивнул, вызвав небольшой водопад с шляпы.

— И всё же Андрей Иванович прав. Нужно мостить щебёнкой. Но чтобы мостить с умом — нужно понять, как мостить. Мне кажется, если камни сыпать, как попало — вода размоет дорогу точно также как эту грязь!

— Сделаем, как прикажешь, Государь! Только давай вернемся в карету — не дай Бог простынешь! — начал уговаривать меня воспитатель.

Я оглянулся на уныло склонившихся в поклонах дорожных рабочих и понял, что толкового разговора с ними не получится. Вздохнул и вернулся в карету. Чернышев налил кружку холодного сбитня, барон кручинился, что в этой карете нет походной печки, чтобы разогреть сбитня, а я подумал, что можно изобрести простейший термос. Конструкция у него не сложнее чем у самовара. Думаю нужно добавить исаевскому заводу в ассортимент эту новинку.

Приказал передать дорожным рабочим флягу с вином, а кавалькада развернулась и потащилась обратно в город. Мы устроили небольшое совещание на тему дорожного строительства. Представления, как правильно укладывать шоссе в России не знал никто. Подозреваю, в Европе таких специалистов тоже мало. Поэтому я предложил поэкспериментировать. Найти толковых дорожников из числа тех, кто укладывает мостовые в Петербурге. Поручить им сделать опытовую укладку тракта пятью разными способами. С разной толщиной слоя камней и песка под ними, с различным диаметром щебенки. Посоветовал откапывать водоотводные канавы по сторонам дороги и использовать каток пудов на сто-сто пятьдесят. Жаль асфальта нет поблизости, но пусть поэкспериментируют с дегтем, например, или еще с чем-нибудь вязким.

— Главный принцип — вода не должна размывать основание, на котором будет насыпана щебенка, а проходящие телеги как можно меньше разбивали покрытие!

В общем, озадачил вельмож по полной программе. На следующий год проверим какой из способов более качественный и доступный по расходам и сможем оценить затраты на мощение всей трассы. Когда-нибудь в казне появятся средства и для строительства нормальной дороги из Петербурга в Москву. А пока начнём подготовку для этого. Ну и несколько вёрст нормальной дороги тоже пригодятся.

Помимо научных экспериментов поручил провести изыскание каменоломен по всему маршруту до Москвы. Когда придёт время строительства, удалённость доставки щебня будет решающим образом влиять на цену строительства.

В стороне от дороги на Выборг, среди глухого леса располагалось заимка лесорубов. В этом году, правда, на промысел пришли только несколько человек, но и они не занимались рубкой леса, не выбирались далеко от дома и не появлялись в ближайшей деревне. Угрюмого вида мужики пили водку целыми днями и не желали привечать гостей, которые вообще-то сюда и не забредали.

Но в этот дождливый день уединение этого места нарушил всадник в обыкновенном солдатском зеленом мундире. За всадником ехали три телеги, загруженные каким-то барахлом, прикрытым от дождя мешковинами. Всадник не спеша подъехал к неогороженному забором дому, спрыгнул с коня и обернулся к вышедшему на крыльцо обитателю дома. Могучего телосложения мужик с изрытым оспинами лицом внимательно оглядел приезжего и кивнул.

— Давно тебя не было, поручик. У нас жратва уже кончилась.

Офицер пожал плечами.

— Скажи спасибо, что сейчас добрался. Вас ищут от границы до самого Новгорода. В Петербурге Тайная канцелярия снова работает и к Ушакову на допрос уже полгорода свели. Следить тропинку к вашему логову опасно.

— Говорил же, что надо нам было сразу к шведам подаваться!

— Не умничай! У шведов вас тоже ищут, а спрятать вас там негде. Зови остальных — пусть выходят телеги разгружать.

Рябой разбойник негромко свистнул и на крыльцо вышел ещё один обитатель дома.

— Открой погреб, Добряк. Помоги перетаскать еду и остальных позови.

Чернявый кривоногий мужик с злобной физиономией, никак не соответствующей кличке 'Добряк' на минуту вновь скрылся за дверью.

— Что-нибудь кроме еды есть? — спросил предводитель шайки, известный как Сенька Рябой.

Поручик пожал плечами.

— А что вам ещё надо в этой глуши?

Рябой осклабился щербатым ртом.

— Бабу привёз бы лучше, да не одну! Скучно здесь.

— Бабы болтают и сбежать могут, а слухи нам не нужны.

— У нас не станут болтать. Мы ей язык отрежем. А бежать некогда ей будет. Мы её попеременно попользуем.

— Лучше хрен себе отрежьте — мне спокойнее будет!

Из дома вышли трое мужиков во главе с чернявым и направились к первой телеге. Возницы небольшого обоза поставили телеги в ряд и сейчас молча возились с лошадьми.

— А где пятый? — поинтересовался предводитель 'гостей'

Чернявый 'Добряк' не оборачиваясь, буркнул.

— Сейчас выйдет.

Рябой вдруг насторожился, вскинул голову и подозрительно оглядел кусты на опушке. На крыльцо рядом вышел последний член шайки. В этот момент трое остальных подошли к телегам. Возницы обернулись в их сторону — в руках у них появились пистолеты и ножи. Загрохотали выстрелы. С телег слетели мешковины и из под них выпрыгнули несколько солдат с фузеями в руках. В несколько мгновений те из трех разбойников, что избежали пули при внезапной атаке были заколоты. Перед лицом Сеньки Рябого просвистела пуля и череп последнего его живого подельника разлетелся на куски. Взревев, бандит скатился с крыльца и, петляя, побежал к деревьям.

— Держи его! — заорал поручик. Сенька, прославившийся ловким покушением на самого царя, почти уже скрылся в лесу, но навстречу ему прогрохотали ещё выстрелы и он упал. Подбежавший нападающий парой ударов палаша довершил дело. Обернулся к остальным и скомандовал.

— Проверьте всё — нет ли там ещё кого!

— Да вроде пятеро их было только, господин поручик.

— Поговори мне ещё! Может и правда они себе какую бабу притащили для утехи. Скучно им, видите ли, было! Тела отнесите в избу и всё подожгите.

Десяток солдат быстро осмотрели погреб и избу, перетаскали мертвецов внутрь и вскоре вместе с пустыми телегами убрались прочь, оставляя пылающую, несмотря на дождь заимку.

Глава 22

Сегодня снова встречался с президентом Берг-коллегии Зыбиным. Сначала он отчитался о выполнении моих предыдущих поручений. Готовится экспедиция в Баку и к Кара-Богаз-Голу. Также асессор коллегии Телепнев вскоре отправится в Архангельск, Пустозерск и далее вверх по реке Печора к месторождениям нефти и угля. Советник Блюэр сейчас в Петрозаводске работает над усовершенствованием технологии доменной плавки с помощью цилиндрических мехов. Письмо с указанием поискать месторождения железа в указанных мною местах ему отправлено. Рудознатец Григорий Капустин по-прежнему исследует возможность добычи олова у северного берега Ладожского озера.

Выслушав доклад, поставил новые задачи:

— Алексей Кириллович, мне нужно чтобы Берг-коллегии переходила понемногу на работу по отраслевому принципу. Должен быть конкретный человек, который станет отвечать за добычу железа в стране, а кто-то другой — за добычу соли. Ответственный столоначальник по железу должен предоставить информацию сколько руды в стране добыто за прошлый год, сколько ожидаете в этом году, сколько железа отгружено в Петербургской и других таможнях иноземным купцам, сколько продано на крупнейших ярмарках, например Макарьевской. Какие заводы есть, сколько там рабочих, доменных печей и какова годовая выработка продукции.

Я передал чиновнику список из тридцати позиций от железа до торфа плюс подробный список вопросов, на которые хочу получить ответы. Зыбин озабоченно прикинул объем работы и покачал головой.

— Возможно ли сие вообще сделать, Государь?

— Возможно. Распредели этот список среди своих подчиненных. Пусть считают, анализируют. Через неделю устроим общее совещание, обсудим, что получилось и что сделать не смогли.

Озадачил также собеседника необходимостью формирования нескольких территориальных горных округов для управления казёнными горными заводами и контроля за частными предприятиями. Для начала выделил округа с центрами в Екатеринбурге, Москве, Петербурге, Тобольске, Архангельске и Астрахани.

— Телепнев может возглавить округ в Архангельске, Геннин в Екатеринбурге, а в остальных городах подыщи директоров сам. Жду тебя через неделю с проектом указа.

Заговорили о нехватке обученных людей для выполнения таких дел, и я нагрузил Зыбина необходимостью организации обучения в Университете, то есть организации новой Кафедры горных наук при Академии.

— Первое время кафедру лучше возглавить тебе самому, а потом подберешь кого-то и на эту должность!

Перешли к частным вопросам. Астраханскому губернатору отправляем письмо с указанием организовать большую добычу соли на озере Эльтон, к востоку от Волги. Я делаю это на двадцать лет раньше чем в альтернативной истории. Это месторождение обеспечивало солью России больше ста лет, пока его не сменила разработка озера Баскунчак. По всем параметрам Баскунчак лучше Эльтона. Оно ближе к Волге, запасы соли там гигантские, качество высочайшее, но есть одно уникальное свойство — поверхность озера Баскунчак представляет собой идеально ровную поверхность. В век автомобилей на таких площадках удобно устраивать испытание сверхбыстрых машин. Русские своё национальное достояние разрушили в отличие от американцев, у которых есть похожее знаменитое озеро. Я бы не хотел повторять такую ошибку сам и преемникам своим заповедую!

Сибирскому губернатору отослали указ всемерно поощрять поиск серебра на Алтае. Воронежскому главе — копать глубокую шахту рядом со Старым Осколом для добычи железной руды.

— А есть ли там железо, Государь?

— Есть. Там даже компас неправильно себя ведёт из-за огромного количества железа под землёй. Единственное, что может помешать добыче — шахты придётся глубоко рыть или подземные воды могут затопить выработки.

— Леса там мало, Петр Алексеевич, углежогам негде будет развернуться.

— Уверен, что если поэкспериментировать с каменным углем — руду научимся плавить и на нем. А угля на Донце хватает. Будет удобно подвозить его к Старому Осколу или наоборот, руду везти вниз по течению реки Оскол к угольным шахтам. Ну и насчёт воды в шахтах. Если английский паровик не справится, я надеюсь, что Беэры смогут его усовершенствовать. Так улучшить, что паровая машина сможет откачивать воду из более глубоких шахт.

Последнее письмо подготовили для Геннина в Екатеринбург. Ему поручалось заняться поисками рассыпного золота в речных долинах и организацией промывки золотосодержащего песка. До сих пор рудознатцы в России интересовались только коренными месторождениями. Только в 1814 году штейгер Брусницын откроет первую на Урале россыпь золота и в российских землях стартует золотая лихорадка, на несколько десятилетий (до открытия калифорнийского золота) сделавшая Урал и Сибирь главным мировым Эльдорадо. Думаю, с моей подачи уже через несколько лет поставки американского серебра померкнут перед потоком русского золота.

В пятницу встретился с несколькими моими юнкерами, сотрудниками IV Отделения С.Е.И.В. канцелярии. За две прошедшие недели они прошли по две практики в различных правительственных учреждениях города. Сидели в присутствии, читали документы, общались с канцеляристами. По итогам первой практики написали отчеты, кто во что горазд. Я потратил немало времени на анализ того, как они их пишут и выработку своих требований. Пусть учатся письменно излагать мысли друг у друга и у меня.

— Господа! В целом я удовлетворен тем, как вы подошли к выполнению поставленной мною задачи и оформлению отчётов. Но чтобы ваша учёба шла более плодотворно, я решил, что пора распределить обязанности между вами. Во-первых, главой отделения назначаю тебя, Григорий Дмитриевич.

Юсупов-младший, сын сенатора и одного из командиров Преображенского полка почтительно поклонился. Он старше большинства юнкеров и один из самых знатных. Что важнее — проявил себя в альтернативной истории как талантливый администратор. Надеюсь, он справится и с руководством кадрового отделения моей канцелярии, которое пока ещё называется отделением особых поручений.

— В ближайшее время вы все будете продолжать стажировку в различных конторах. Но одновременно каждому из вас будет озвучено мною то особое поручение, которое он будет выполнять или готовиться к его выполнению.

Сегодня я помимо Юсупова пригласил также моряков-офицеров Мордвинова, Соймонова и Нагаева, а также тех, кому ещё весной поручал подготовку конспектов лекций в Университете и других учебных заведениях города, студента Василия Адодурова и моего друга Петю Шереметева. Им всем я поручил организовать библиотеку учебной литературы, перевод её на русский язык, публикацию и рассылку в библиотеки и школы империи, а также оформление учебных пособий преподавателей Университета, Гимназии, Морской Академии и других учебных заведений города. Координацию всей этой деятельности я поручил Алексею Нагаеву, 23-летнему преподавателю Морской Академии.

— Не бери на себя всю работу, Алексей Иванович. Подготовкой учебников занимается Шумахер и академики. Твоя задача — обеспечивать контроль и связь между моей канцелярией и всеми остальными просветителями. Вас же, друзья, прошу помогать Алексею в его работе. Учитесь сами, учите других и пишите учебники для остальных.

В юнкера я набрал прежде всего тех молодых офицеров, которые в будущем прославятся как успешные руководители в царствование Елизаветы Петровны или Екатерины II. Учёл и поприща, на которых они достигнут наибольших успехов, а значит смело могу поручить им аналогичные задачи уже сейчас. Семёну Мордвинову доверил формирование в Канцелярии собственной библиотеки и архива. Если в 45 лет он справился с созданием Архива ВМФ, то сейчас, когда ему только 27 лет, он сумеет организовать архив моей канцелярии. Хотя основные планы у меня на него, как на флотоводца, но пока, к сожалению, казна с трудом нашла средства на посылку небольшой экспедиции в Атлантику. Надеюсь, на будущий год манёвры флота получатся посерьёзнее.

Троим из юнкеров предстоит строить корабли. Василий Дмитриев-Мамонов недавно уже занимался этим в Воронеже. Я предложил ему подумать, как подготовить строительство там же десятка больших линейных кораблей для Черноморского флота к началу грядущей войны с турками. Пока ещё нет средств на масштабное строительство, да и турки раньше времени забеспокоятся, если увидят нашу активность на донских верфях. Зато уже сейчас нужно заготавливать необходимый лес, везти его издалека, сушить, а через пару лет можно закладывать первые корабли.

Василию Несвицкому предстояло заниматься партикулярной верфью. Собственно, в параллельной истории он возглавлял её больше двадцати лет. Помимо собственно строительства конкурентоспособных по цене и качеству судов ему придется создавать какой-то вариант общества для контроля верфи Академией наук, а лучше петербургским Университетом. Если юридическая конструкция этого общества окажется коммерчески дееспособна — такую практику можно будет значительно расширять и дальше.

Василию Мятлеву предстоит возрождать Соломбальскую верфь под Архангельском не через шесть лет, а уже в ближайшее время. Надеюсь, мы сможем построить на севере флот, который уничтожит турецкую средиземноморскую эскадру. Только могучие стопушечные линейные корабли будем строить не из дуба, а из лиственницы.

Яков Шаховской станет присматривать за камер-коллегией и вообще за государственными финансами. Чем-то подобным он занимался в течении Семилетней войны лет через тридцать. Впрочем, во время долгой карьеры он отметился также как кавалерист, полицмейстер и обер-прокурор Синода. Но сейчас для меня важнее разобраться с бюджетом и Шаховской мне показался лучшей кандидатурой для контроля за действиями Дмитрия Голицына.

Аналогичное поручение досталось Антону Томилову, но уже в отношении Берг-коллегии. Изначально артиллерист, Томилов уже с будущего года должен был заняться горными делами сначала в Екатеринбурге а затем в столице. Между прочим, через двадцать лет он 'подарит' императрице первое уральское золото весом чуть больше ста грамм. Благодаря рассыпному золоту и грядущей золотой лихорадке, я рассчитываю на гораздо большие объемы добычи уже в ближайшие годы.

Ивану Глебову доверил контроль за всеми переселенческими программами в стране. В альтернативной истории ему неплохо удалось устроить беженцев-сербов в России лет через двадцать пять. Ещё он прославился, как один из создателей шуваловских единорогов. Вероятно, я использую его и на этом направлении, но сейчас пусть сосредоточится на подготовке будущего массового переселения русских, европейских иммигрантов и всяких репрессированных в южные степи, Поволжье и Сибирь. Мне нужно, чтобы люди с семьями могли без проблем добраться до новых мест и получить материальную помощь в первоначальном освоении целинных земель, а также защиту от местных чиновников, разбойников и кочевников.

Корнилию Бороздину велел контактировать с артиллерийским ведомством и изобретателем Корчминым. Один из будущих создателей шуваловских единорогов, Бороздин сможет проявить себя и в моей реальности. Тот же Глебов ему в этом поможет.

Молодому геодезисту Андрею Красильникову посоветовал подумать над программой картографирования центральных губерний с помощью точной триангуляции и установки геодезических знаков. Дело в том, что третьей по значимости задачей (после безопасности и финансов) для меня в ближайшие годы было наведение порядка в законах и их применении на практике. А львиная доля всех тяжб сейчас — споры по границам земельной собственности. В Москве этим занимаются сотни чиновников Вотчинной коллегии. Без точной геодезической съемки и полноценного земельного кадастра порядок в землепользовании не навести. Правда, ещё предстоит сконструировать удобные геодезические инструменты, но я надеюсь, что мои оптики справятся с изобретением теодолита, как и с конструированием микроскопа.

Сегодня я лично провожаю большую экспедицию из четырех кораблей — два фрегата и две шнявы. Возглавляет её контр-адмирал Петр Петрович Бредаль, норвежец по происхождению. Готовили эскадру спешно, но тщательно — путь предстоял неблизкий. Первая остановка — Рига. Здесь моряки немного передохнут, а молодой князь Сергей Голицын навестит в столице Курляндского герцогства Митаве мою тетку Анну Иоанновну. Проведет недолгие переговоры о возможности повторного освоения небольшого острова Тобаго в Карибском море. На этот раз колония будет совместная с Российской империей. Когда-то давно курляндцы держали там гарнизон, боролись за выживание с соседями. Последние двадцать лет этот островок считается нейтральной территорией для претендующих на него Англии, Франции, Голландии, Испании и Курляндии. Наверняка нам будет непросто на нем закрепиться и удержать, но попробовать можно. А пока эскадра проведет разведку и возможно очистит остров от пиратов, которые по слухам там обитали сейчас. Полагаю, как бы быстро не разносились слухи, несколько лет у нас есть до того момента, когда конкуренты решатся нам помешать. За это время можно либо найти альтернативный вариант базы для русского флота, либо добиться легализации колонии под флагом зависимого от нас герцогства. Очередное поле для дипломатических игр. Жаль, что на Тобаго нет хорошей морской гавани, зато есть климат, подходящий для выращивания сахара, табака, а главное гевеи. Саженцы каучукового дерева ещё предстоит найти где-то в дебрях Амазонии, как и хинное дерево. Испанцы и итальянцы уже вовсю используют хинин для лечения тропической лихорадки, а для нашей экспедиции это всего лишь прикрытие. Гевея гораздо важнее. Будь у меня каучук и резина — я смог бы создать новую отрасль промышленного производства в стране!

Эта экспедиция не ограничивается целью посетить Америку. Трюмы всех кораблей забиты пенькой, смолой и мачтовым лесом — стратегическим товаром для продажи в нашем консульстве в Бордо и для создания нового консульства в Лиссабоне. С португальцами у нас пока нет никаких дипломатических отношений и я не уверен, что они появятся. Уж слишком они зависят от мнения Лондона, с которым у нас тоже пока далеко не всё гладко. Я даже не уверен, что наши корабли смогут завезти товар в еще одно консульство в Кадис. Испанский порт блокируют британцы. Получится прорваться — хорошо, но рисковать капитаны не станут.

В Лиссабоне Голицын пообщается на предмет торговых отношений, а потом поедет в Мадрид. Позондирует почву для моего династического брака с испанской инфантой. Не уверен, что девятилетняя Марианна Виктория достанется мне, а не наследнику португальского короля. Но попробовать стоит. Мне есть, что предложить испанцам. Вопрос только в том, стоит ли ради этого осложнять отношения с Англией. Предстоит ещё одна дипломатическая игра. Когда я эти идеи озвучил Остерману и Головкину они оба были не в восторге. Но поняв, что в случае серьезных проблем я не стану настаивать, они успокоились. Зато теперь у них, у Сергея Голицына, у посла в Мадриде Щербатова есть карт-бланш на любые действия, которые могут принести пользу стране. Моё мнение — нужно активно влезать во все дипломатические игры, если есть шанс получить какую-то пользу для страны. В этом и ценность дипломатии.

Ещё одна цель — проверить готовность русских кораблей к регулярным дальним плаваниям. Два года назад в Кадис впервые успешно добрался с тремя кораблями капитан Иван Кошелев. В этот раз кораблей уже четыре. Плывущий с эскадрой кораблестроитель Щербачев оценит готовность наших кораблей к океанским походам и по возвращении должен представить план по модернизации Балтийского флота с учётом организации большой экспедиции в Средиземное море. В Лиссабоне он и Бредаль выберут два корабля из четырёх для дальнейшего плавания через Атлантику. Посмотрим, удастся ли уже в этом году русским корабелам добраться до экватора.

Вот такие сложные планы связаны у меня с этой экспедицией и сегодня я постарался передать свои чаянья отправляющимся в плавание морякам, дипломатам и купцам.

— Великое начинание сегодня происходит друзья. Вы первыми из русских пройдёте путем Христофора Колумба. За вами пойдут другие, но подвиг ваш не забудут! Удачного плавания и благослови вас Бог!

Очередной отчёт Ушакова о ходе следствия. Присутствуют также Левенвольде, Кириллов, Матюшкин. Протоколы, показания, много слов. Я слушал и кивал до тех пор, пока не прозвучало, что один из арестованных не выдержал пытки и умер.

— Что за человек, Андрей Иванович?

— Обычный крестьянин, Ваше императорское величество. Был свидетелем покушения, но путался в показаниях, поэтому подвергнут допросу на дыбе.

— И что же палач так оплошал? Как допустил гибель обычного свидетеля? И кто вообще допрашивал?

— Федька Астафьев, один из лучших сыщиков в канцелярии. Без умысла он, Государь. Не распознал, что допрашиваемый слаб сердцем.

Я хмуро посмотрел в преданные глаза своего опричника-инквизитора.

— И часто он вот так без умысла людей до смерти доводит?

— Не часто, Ваше императорское величество, но случается. Бывает и без пытки люди от страха умирают, а уж на дыбе и под кнутом точно не всякий выдерживает.

Всего лишь издержки следственного процесса, оказывается. При тех массовых арестах, что прошли в городе после покушения на меня, смерть какого-то количества задержанных во время допросов была неизбежна. И ложится на мою совесть дополнительным грузом вины. Пора это прекращать.

— Понятно. Тогда такой вопрос — есть ли смысл продолжать расследование? Как я понимаю, за последнюю неделю ничего нового о виновниках покушения мы не узнали?

— От большинства свидетелей уже нет толку, Государь. Только Меншиков может добавить что-то ещё о своем воровстве.

— Может добавить, а может и на дыбе умереть?

— Старый и весь больной он уже, Петр Алексеевич, может и не выдержать.

— Следов тех, кто на меня напал, не нашли?

— Нет, Ваше императорское величество. Где-то они хорошо спрятались или давно уже убиты тем, кто им заплатил за душегубство.

— Ясно. Поиск Сеньки Рябого продолжайте. Массовые аресты прекращайте. Кто невиновен — отпустите. Остальных подготовьте для суда.

— Будет исполнено, Государь.

Я откинулся на спинку стула в своем кабинете и оглядел всех присутствующих. Начал расспросы Ушакова и Матюшкина, как складывается работа Третьего отделения. Матюшкин свой кабинет организовал в Зимнем дворце, поближе ко мне и ко всем охранным подразделениям. Ушаков работал в Петропавловской крепости, на привычном для Тайной канцелярии месте. По чину он был младше генерал-аншефа Матюшкина, хотя по-прежнему числился руководителем отделения и вроде бы даже его начальником. Поэтому ведомство охраны я решил превратить в Пятое отделение С.Е.И.В. канцелярии. В отличии от следователей и сыщиков Ушакова у моих бодигардов немного другие функции. Отделившись, они конечно заведут собственных агентов, но в меньшем количестве. Но этого будет достаточно, чтобы присматривать за деятельностью Тайной канцелярии. Первое правило работы со спецслужбами — разделять их, чтобы присматривали друг за другом. Охранники будут следить за жандармами, шпионы Остермана присмотрят за охранниками. Есть ещё прокуратура и полиция. Ну и Миниху при генштабе придётся военную разведку создавать. Шесть спецслужб будут поглядывать друг на друга, а я смогу почувствовать себя в относительной безопасности.

Ушаков с Матюшкиным ушли, а я задумался. Ещё один человек умер из-за моих действий. В итоге пока одного я спас, но двух погубил. И это только те, о ком я знаю. Сто дней прошло с тех пор, как со мной произошло слияние двух душ. Я приобрел уникальные знания и стараюсь их использовать для добра. Но не ошибаюсь ли я? Ведь до сих пор не понятно, какая сила создала меня такого, какой я есть сейчас. Каковы цели этой могущественной сущности? Изначально я гадал, что возможно перенос историка из XXI века в тело юного наследника российского престола в веке восемнадцатом осуществили инопланетяне или люди далекого будущего. Но сейчас воспринимаю это событие в духе человека средневековья, которым наполовину являюсь. Причина этого либо божественный промысел, либо дьявольский умысел. Как проверить, на какую сторону я работаю?

Глядя в окно я задумчиво перекрестился на шпиль Петропавловского собора за рекой. Обернулся к моему воспитателю, а по совместителю руководителю Первого отделения моей администрации.

— Поедем, Рейнгольд, в Финскую церковь.

Рядом с Харчевым рынком на Адмиралтейском острове несколько лет назад возвели деревянную церковь, по названию которой и рынок вскоре переименовали. От моего Летнего дворца добираться недалеко, через Летний сад, Царицын луг и по Немецкой улице (которую позже назовут Миллионной) пройти до Главной аптеки. Свернуть к Мойке в переулок, который так и называют Аптекарским, и окажешься на месте. Но я добирался на лодке, так комфортнее. Уже вечер и торговцы разошлись, а дворники прибрали мусор среди лавок. Только у самой церквушки толпится народ. Служба уже началась и я, вызвав небольшой ажиотаж среди обывателей на площади своим появлением, прошёл в пахнущий ладаном и дыханием толпы людей храм. Молящиеся быстро освободили проход. Я, пройдя в первый ряд, благосклонно кивнул священнику для продолжения обряда. Рейнгольд встал рядом и указал мне на женщину и девочку лет семи рядом с нею. Ребенок, как и все, смотрела на меня с любопытством. Я подмигнул, она серьезно кивнула и отвернулась в сторону алтаря.

Когда служба закончилась, гвардейцы вытолкали народ из зала, и я подошёл к матери с дочерью. Женщина выглядела испуганно, но я поспешил её успокоить.

— Не бойся, сударыня, я только хочу кое-что спросить у твоей дочери.

Женщина поклонилась, а я повернулся к девочке. Несколько дней назад, когда на меня накатила волна меланхолии, от которой не спас даже долгий разговор с духовником, я вспомнил об одном историческом персонаже. Где-то в это время уже должна была выйти из младенческого возраста Ксения, дочь некоего Григория. В восемнадцать лет она выйдет замуж за Андрея Фёдоровича Петрова и проживёт с ним в счастливом браке семь лет. После смерти мужа объявит, что его дух вселился в неё, и зовут её теперь не Ксения, а Андрей Фёдорович. Вот такая вот попаданка, вроде меня! Юродивая проживет много лет, прославится многочисленными чудесами и пророчествами. После смерти обретет славу покровительницы Санкт-Петербурга и лет через двести будет канонизирована. Но сейчас ей только семь лет и я чувствую себя несколько глупо, ожидая ответа на свои непростые вопросы. Их я уже пытался как-то задать Тимофею Архиповичу, самому известному юродивому этого времени. Но услышал в ответ нечто невразумительное, бессмысленный набор слов. Наверное, не зря его так и не признали святым. И вот теперь у меня вторая попытка найти объяснение чуду, случившемуся со мной в словах человека предположительно угодного Господу. Чтобы не разочароваться снова, я решил задать только один вопрос. Под всеобщий вздох окружающих встал на колени перед девочкой. Дело в том, что я старше, да и за лето изрядно подрос, а мне хотелось бы видеть выражение лица будущей святой.

— Здравствуй, Ксения.

— Здравствуй, Государь, — девочка смотрела на меня спокойно.

— Я бы хотел спросить тебя. Ответишь?

— Спрашивай.

Девочка абсолютно меня не боялась! Может быть, не понимала толком, кто я. А может быть она всё же та, о ком я думаю.

— Что я должен делать?

Изначально хотел спросить 'правильно ли поступаю', но в последний момент передумал и задал вопрос, на который нельзя ответить однозначно. Ксения оглянулась на замерших рядом Рейнгольда, священника, мать, а потом посмотрела в сторону алтаря. Обернулась и ответила:

— Помни о Боге!

На миг я задумался, а потом попросил:

— Благодарю. Благослови меня, пожалуйста.

Девочка перекрестила мою склонённую голову и я, поднявшись с колен, пошёл прочь. У меня появилась надежда, что добра я всё-таки принесу больше, чем зла.

(Конец первой книги)