Сказка - ложь...

— Садись на меня Ваня, да держись крепче!

Парень ласточкой взлетел ему на спину, вжимаясь в густую шерсть. Волк прыгнул...

— Не поминайте лихом! — донеслось уже из-за стен.

Только их и видели.

* * *

Замок Кощея встретил их тишиной, но не той, уютной, по которой он уже успел соскучится, а мертвенно-застывшей в мрачной неподвижности. Казалось даже воздух не движется, избегая этого места. Иван скатился с Серого, и Волк в изнеможении растянулся на плитах, ловя языком капли мелко-шелестящего дождика.

Иван ворвался в замок, мимоходом отметив, что двери не заперты, — это обнадеживало, хотя возможно Кощей просто не стал дополнять действовавшие чары ненужным запретом от блудного царевича.

— Кос!!! — молодой человек прыжками несся по лестницам по направлению к личным покоям чародея и попутно заглядывая во все подворачивающиеся помещения. — Кос!!!

— Ваня?

Иван резко обернулся на тихий удивленный голос, несколько ударов сердца смотрел на мужчину, стоявшего чуть выше на боковой площадке, а потом неведомо как оказался прямо перед ним, сгребая в объятья. Его выдержки хватило лишь на то, чтобы заполошно твердить 'Успел... успел, живой! Живой...', прижимая к себе до боли, зарываясь лицом, руками в длинные волосы, покрывая бестолковыми поцелуями, что подвернулось.

— Успел, успел к тебе...

— Ваня? — все так же растерянно и недоверчиво произнес Кощей, неуверенно приобнимая парня в ответ, точно сомневаясь не видение ли это. — Ты приехал... Зачем?

— Как зачем? Затем, что жить без тебя не могу!

Иван чувствовал, как в сердце потихоньку начинает заползать страх: что-то было не так, очень сильно не так. Он бы даже обрадовался бы, если б Кощей сейчас принялся язвить, размазал бы его по подходящим поверхностям тонким слоем, гневаться бы изволил... но не это по-детски беспомощное недоумение! Откуда оно, почему? Заговорил торопливо и сбивчиво:

— Любимый, родной мой, прости, я очень виноват перед тобой. Но знай, что никакой свадьбы не было и быть не могло! Ее за моей спиною планировали, чтобы удержать, привязать к тому дому. Использовать... Я очень виноват, что не сразу понял, слова твои забыл и подарок твой снял, не уберег... Прости за все, я дурак каких мало! За свою дурость и беспечность любую службу отслужу, не молчи только...

— Ванечка, — Кощей, кажется его и не слушал, он качнулся вперед, приникая к груди парня, обнял, нежно погладив по спине, прижался виском ко влажным растрепанным кудрям, — свет мой, душа моя...

От его шепота горло сдавило. Мужчина отстранился, словно очнувшись, заглянул в полные смятения синие глаза царевича, улыбнулся, проведя прохладными пальцами по его щеке. Попросил серьезно:

— Ванечка, ты не уходи больше, я ведь с ума сойду...

Дыханье перехватило, испуганный парень вымолвить ничего не мог, вдоль хребта пробежался легкий морозец. А потом случилось то, что окончательно повергло Ивана в глубокий шок: Кощей отпустил его и соскользнул вниз.

— Ваня, знай, по твоему слову сердце из груди вырежу, — в его глазах молодой человек видел то, чего там никогда не должно было быть: терпеливое кроткое смирение. — Я все, что попросишь сделаю, только не оставляй меня больше.

— Ты что?!! — Иван наконец отмер. — Не смей! Встань, встань сейчас же! Что ты, любимый?.. Это мне у тебя в ногах век валяться и то мало будет. Встань!

Трясущимися руками он пытался заставить мужчину подняться с колен, однако вместо того, чтобы встать, Кощей вдруг стал заваливаться на бок, и Ване пришлось подхватить его, самому опускаясь на пол.

— Что это? — устраивая темноволосую голову на своем плече, Иван рванул шнуровку на вороте, хотел подхватить под колени, и тут заметил причину недомогания: золотая игла около пяди длиной пропорола левую ладонь и прошила кисть насквозь.

Должно быть Кощей держал ее в руке, когда вышел навстречу царевичу, а неловкое движение, когда он с силой сжал кулак, привело к тому, что игла вонзилась глубоко в плоть. Не задумываясь, парень выдрал ее прочь и отбросил подальше, как ядовитую гадину.

— Любимый мой, драгоценный, ну зачем ты так? Что ты сделал с собой? Зачем ты?.. Это я во всем виноват! Прости меня, прости хороший мой... Выходит это не ты мне, это я тебе не верил. Потому что, смотреть на тебя не достоин. Я же кто? Царевич-Ванечка, каких за десятку пучок. А ты... в целом мире таких чудес и сокровищ нету, которые волоса бы твоего единого стоили! Прости меня, любимый, за каждый миг прости, что меня с тобою не было! Прости дурака! За иглу эту проклятую прости. Как же ты мне сейчас сердце свое отдаешь, коли я его уже не сберег?!

Исступленно покрывая поцелуями запрокинутое лицо мужчины Иван вдруг ощутил нечто необычайное, а взглянув — взвыл от ужаса:

— Прости, прости меня!!! Хоть ты меня прости, а то у меня самого это никак не получается...

Кощей чуть пошевелился, выпрямляясь и уткнулся лбом в шею парня:

— Что ты, Ваня, — он глубоко вздохнул, переводя дыхание, — бывает же, что люди и от счастья плачут.

— Ну да, именно поэтому ты сейчас встать не можешь! — у Ивана голос тоже звучал сдавленно и срывался.

— Могу. Но не хочу, — ровно отозвался Кощей, не делая ни одной попытки.

— Ну уж нет! — Иван решительно поджал губы. — Пойдем, тебе по-хорошему прилечь надо. И руку твою перевязать.

Ранка была незначительная, но ладонь продолжала сильно кровоточить, и кровь уже обволакивала кисть тонкой перчаткой, обильно пятнала одежду.

— Не спорь, я тут лекарь, — молодой человек упрямо поддерживал чародея, когда они все же поднялись с пола.

— Ты не лекарь, ты лекарство, — покачал головой Кощей.

Ни сил, ни желания для споров и дальнейшего выяснения отношений после подобного эмоционального взрыва не осталось и у него.

— Тем более, — глухо согласился Иван.

Добравшись до опочивальни, Кощей без слов позволил усадить себя и осмотреть рану на ладони, безотрывно наблюдая за тем, как молодой человек расположившись у его ног бережно промывает ее не чем-нибудь, а живой водой из отосланной ему фляги, плотно оборачивает кисть полотняной лентой, и затем он с жадным трепетом коснулся бинта губами. Мужчина не отнимал руки, а Иван не торопился ее отпускать, прижавшись щекой.

Перецеловал кончики подрагивающих пальцев, заглянул в зеленые глаза и мягко попросил:

— В самом деле, ты приляг, любимый, тебе отдохнуть надо. А я сейчас... Там же Серый где-то еще дожидается...

Чародей легонько кивнул:

— Во дворе торчит.

— Ну вот, — все еще бледно, будто с усилием, улыбнулся Иван, — спущусь, его отправлю. Посмотрю по своим запасам, что тебе сейчас пригодится может... И тотчас вернусь. А ты пока отдохни и не думай ни о чем, не тревожься, я мигом!

Кощей проводил долгим взглядом торопливо скрывшегося в коридорах парня, глубоко вздохнул, и темные ресницы устало опустились.

Иван в спешке скатился по лестницам во двор. Серый действительно по-прежнему оставался там, лишь сменив обличье на человеческое. При виде парня, он поднялся со скамьи навстречу и успел нахмуриться, оценив отчетливо отдающий безумием вид взъерошенного царевича, но тот, сделав над собой усилие, перевел дыхание и уже вполне сдержанно произнес:

— Спасибо тебе, Серый! Успели. Я теперь перед тобой в неоплатном долгу.

— Да ладно, Вань, — скрывая облегчение ухмыльнулся Волк, — все свои, сочтемся еще как-нибудь. Главное, что все утряслось, а ты переживал 'не поверит'...

— А он и не верит, — спокойно и веско поправил его Иван. — Сил у него больше не осталось — верить...

— Но ведь простил же... — возразил Волк в спину собиравшемуся уйти парню.

Иван обернулся на самом пороге:

— Прощают, Серый, кого хоть в чем-то винят... А он и вздохом не упрекнул.

На обратном пути Иван наткнулся на проклятую иглу: вспышке ярости она не поддалась, пришлось ломать каблуком о ступеньку. Брезгливо подобрав обломки, парень устремился в мастерскую, хлопнул в ладоши, приказав разжечь огонь в печке, да и бросил туда то, что осталось от смерти Кощеевой — пусть от этой дряни останется не более чем лужица металла. Чтобы наверняка!

Прежде, чем идти к чародею, завернул по пути к себе, где нетронутыми лежали его вещи, снял испачканную в крови рубаху и только тут заметил, что и сам оцарапался. Усмехнулся зло: дохлая змея уже не кусается, во всяком случае никаких признаков немощи он не ощутил. Поплескав в лицо водой, не столько для того, чтобы умыться, сколько для того, чтобы успокоиться окончательно, Иван переоделся и вернулся в опочивальню к Кощею.

В первый момент молодой человек испугался, что не увидел его ни в постели, ни в кресле, однако чародей обнаружился поодаль, — он стоял у окна, глядя в даль с едва заметной улыбкой. Приблизившись, Иван обнял его со спины:

— Все-таки ты не стал ложится, — ласково упрекнул его парень.

— Да все в порядке, — с мягкой усмешкой отозвался Кощей, накрывая обвившие его руки своими. — Все со мной хорошо, Ваня. Ты рядом — и мне хорошо...

— Я всегда буду рядом, — прошептал царевич ему в шею. — Больше никогда не покину. Даже рук не разожму, так и буду держать — крепко-крепко!

— Держи, Ванечка, — тихо согласился Кощей, слегка откидываясь на него, — мне иного не надобно...

Иван погладил его по плечам, уткнулся носом в волосы за ухом, наслаждаясь знакомым ароматом. Кощей развернулся к нему, здоровой рукой отвел со лба парня непослушные кудри, попросил:

— Поцелуй меня, Ванечка, хочу твоим быть.

— Ты — мой! — исступленно подтвердил парень, обнимая его лицо своими ладонями и погружая пальцы в темные пряди. — Навеки мой. Ты жизнь моя, судьба моя...

— Не шути с этим, — напрягшийся Кощей повел ресницами в сторону.

— В чем же я шучу, любимый? — не согласился Иван. — Сам посуди: выбор передо мной стоял не один раз, и не три, а все тридцать три раза. И каждый раз моим выбором ты был. Лишь один раз я по-другому поступил, и едва нас обоих не погубил. Ты — судьба моя единственно возможная...

Молодой человек покрывал мелкими короткими поцелуями виски, скулы, подбородок чародея, потом неожиданно прервался и лукаво прищурившись заявил:

— Или же, вовсе можно посмотреть на это безобразие с другой стороны. Ты сам говорил, что обычаи и традиции бывают разные... А теперь считай: косу я тебе резал, через порог, — правда, в твой дом — переносил, и сегодня мы еще и кровь смешали...— он продемонстрировал собственные поцарапанные пальцы. — Разве только никто из нас другого не разувал, так и девок здесь нет. Так что, погоди, я из этой твоей иглы проклятущей еще кольца нам обои сделаю, думаю, — было бы желание, а у меня получится!

Кощей даже отстранился, в изумлении глядя на разошедшегося парня:

— Ваня, ты с ума сошел?

— Почему бы и не сойти? — фыркнул царевич. — Зато видишь, ты уже смеешься!

— Ох, Ванечка!.. — чародей и в самом деле уже беззвучно смеялся. — Неугомонный ты мой...

Он подался вперед и прекратил бешенное извержение энтузиазма самым надежным способом — требовательно накрывая губы Ивана своими и оставляя все лишние слова за этой надежной чертой.

* * *

... Ровно ложился на драгоценные стены янтарный свет, рассеивая ночной мрак. В нише напротив наоборот клубилось прозрачное голубоватое сияние. В распахнутое настежь богатое витражное окно врывался прохладный ночной ветерок — первый предвестник осенних заморозков. А на широкой постели под мягким одеяом тесно переплелись два обнаженных тела. Страсть уже схлынула, оставив после себя ленивую утомленную дремоту. Да и страстью то, что происходило здесь немного ранее, можно было назвать не в полной мере. Прикосновения обоих были одновременно боязливы и жадны, нетерпеливы и болезненно осторожны, словно нечто среднее между воплощенным стремлением обладать непревзойденным бесценным сокровищем, и изумленным недоверием, что такое чудо вообще возможно. Стремление убедиться в невероятном здесь и сейчас, — убедиться газами, руками, слухом, всем телом и чувствами, каждой клеточкой ощутить близость того, кто стал для тебя самым дорогим человеком на свете. И тихое осознание свершившегося, чего-то настолько невыразимого, всеобъемлющего, исключительного, что после остается только тишина...

Пребывая в безмятежной расслабленности, темноволосый мужчина чуть шевельнулся, и в ответ на его едва заметное движение тут же встрепенулся царевич, крепче обнимая партнера.

— Спи, спи любимый... — шепнул успокаивающе Кощей, опуская голову обратно на грудь парня. — Завтра будет новый день...

— Угу, — сонно отозвался Иван, напомнив, — и ты обещал показать, как куют кольца...

Кошей фыркнул тихонько, но не возразил, лишь с легким вздохом смежил веки, собираясь последовать собственному совету. Иван лежал, слушал, как все медленнее, ровнее и тише становится дыхание мужчины, и чувствовал, как отпускает понемногу сердце ледяной обруч, сковавший его, когда увидел возлюбленного на коленях и плачущим.

Тварь ты все-таки себялюбивая, Ванечка, так на пустом месте истерзать любимого! На всю жизнь наука, да больно дорого далась, — до сих пор озноб пробирает, как встает перед газами лицо его измученное и взгляд потерянный. Сколько раз ты смотрел в зеленые очи, сколько раз видел там стылую бездну? Должен был догадаться, должен был раньше понять, нутром прочувствовать насколько хрупок тот бесценный дар, который чародей ему доверил... Какую боль может причинить сердцу, оказавшемуся беззащитным перед тем, кого полюбил и впустил себе в душу, и без тебя довольно израненную предательствами прошлого, малейшая небрежность.

Ничего, я больше не ошибусь! А завтра будет новый день. И следующий за ним в бесконечной череде. И дел впереди еще много: во-первых, сделать им кольца, хоть самые обычные, без чар, ведь смысл в них совершенно иной, символический. Во-вторых, помириться с Василисой. В-третьих, передать горячий привет братцам и вернуть себе оставшиеся у них кольцо и браслет. Ну и дальше найдется чем заняться, вон Кощей намека на приятный сюрприз, который только и дожидается, что мы им воспользовались... А самое главное в этих днях то, что чем бы они не были заполнены и сколько бы их не было, — они с Кощеем будут вместе. При таком условии не способна испугать даже Вечность.

— Обещаю, — твердо проговорил Ваня в густые темные пряди, — что бы не произошло, сколько бы времени не понадобилось, — отныне будут впереди у тебя, родной, лишь любовь и счастье!

И стало по сему. Много чего потом люди сказывали, да только правды в тех старых байках — кот чихнул, а новых о злом колдуне Кощее Бесмертном — не складывалось. Быль для него была слаще любой сказки.