Когда все приготовления были закончены, подруга уселась на колени между несчастными животными, закрыла глаза, вытянула руки вперед ладонями вниз так, чтобы под каждой оказалась своя кошка: под левой — живая, под правой — мертвая. И сосредоточившись, замерла.
Мне было дико стоять в стороне и ничего не делать, просто смотреть. Но интуиция шептала — нельзя вмешиваться. Я могла навредить Зо. Пытаться спасти кошек было глупо. И уже поздно.
Сначала ничего не происходило. Я внимательно смотрела то в лицо Зо, то на живую кошку, то на мертвую. Подруга хмурилась, изредка вздрагивала, будто ее раз за разом бил разряд электрического тока. Живая кошка мяукала и пищала, дергалась. Из ее ран все быстрее текла кровь. Мертвая — лежала неподвижно.
Постепенно все начало меняться. Тело Зо задрожало сильнее, будто прошибающий ее разряд тока увеличился. Подруга скривилась от боли, но глаза не открыла, обращение не остановила. Мертвая кошка будто бы тоже вздрогнула. Мне со своего места показалось, что у нее появилось слабое дыхание и редкое, будто неуверенное, сердцебиение. А живая — наоборот постепенно начала успокаиваться, мяукать и пищать реже и тише, пока спустя несколько минут окончательно не угомонилась и не закрыла глаза.
По телу Зо прошел последний электрический разряд, как волна — от левой ладони по руке, плечу, через грудную клетку к правому плечу, руке и правой ладони. Живая кошка умерла, а мертвая — наоборот — открыла глаза и замяукала.
Я отшатнулась от места действия, как громом пораженная.
Зо открыла глаза и посмотрела самодовольно мне в лицо: "Круто, да?!"
Меня вырвало.
Позже, когда подруга протрезвела, а я пришла в себя настолько, что больше не видела в ней монстра-садиста, Зо объяснила: суть проведенного обращения в том, чтобы передать энергию жизни от одного существа другому. Сделать это сможет только обладающий соответствующими личными способностями ведающий. Как Зо. Раньше подруга, чтобы оживить кого-то, пользовалась своей жизнью: за несколько минут чужого существования она платила пятью собственными годами. И потому так плохо себя чувствовала и так быстро выдыхалась после. Она и в этом обращении поделилась некоторой частью своего здоровья и своей жизни, но за счет жизни другой кошки эта часть была очень мала.
Спустя почти пять лет, уже после моего феерического возвращения домой из "столицы" и автомобильной аварии, я узнала, что Зо организовала прибыльный бизнес на личных способностях. Она начала воскрешать людей на заказ: чаще всего, чтобы что-то узнать у покойных по инициативе их родственников. Кто-то искал убийцу жены, спрятанные еще в дореволюционные годы сокровища прадедушки, хотел изменить завещание или просто попрощаться с любимым — Зо готова была выполнить любое задание, если у клиента имелась соответствующая сумма денег. Весьма баснословная.
Начав практику на первом курсе института, подруга уже через полгода стала миллионером. А через полтора — количество денег на ее счетах сравнялось с совокупными накоплениями нашей семьи. Сейчас я даже представить не могла, какими финансами обладала Зо. Наверное, на покупку нашего коттеджного городка денег ей хватило бы. А может даже и всей "столицы".
Но Зо предпочитала жить аскетично: ютилась в квартире с матерью-алкоголичкой, водила комфортную удобную машину не самой дорогой марки, носила простую одежду из массмаркета и в свободное от заработка денег время ходила на работу с девяти до шести. Я ее не понимала.
Зо расплачивалась за применение личных способностей своим здоровьем, внешностью, годами жизни, рисковала когда-нибудь угодить за решетку. Однако деньги, которые при этом она зарабатывала, не тратила. На прямые вопросы в лоб: "Почему?", Зо всегда язвила и отшучивалась.
С вечера школьного выпускного бала, размах обращений, которые проводила подруга, изменился. В большинстве случаев Зо по-прежнему использовала животных для жертвоприношения, но в исключительных и очень сложных — подруга убивала людей. Бомжей, на самом деле. Или бывших зэков. Или маньяков, если те вдруг удачно попадались ей под руку. Животные жертвы не всегда годились, если труп, который нужно было воскресить, пролежал в земле более полувека.
Однако "воскресить" — неправильное слово. Или не совсем точное. Зо поднимала умерших минут на десять-пятнадцать, максимум полчаса. Они приходили в сознание, могли говорить, повинуясь приказу ведающей, дышать, слышать, видеть, даже двигаться. Но после — все равно умирали. Законы природы Зо не могла обойти.
Поздним вечером, почти ночью, в которую меня сейчас привело падение, Зо проделывала уже знакомые манипуляции: готовила обращение о воскресении, чтобы поднять... Резким рывком женщина напротив дернула обе молнии на черных мешках вниз, открывая ночному небу расслабленные лица Николая Долгова и Стаса Рыбчика.
Казалось, мальчики спали: глубоко и умиротворенно, без сновидений. Их кожа в тусклом свете автомобильных фар выглядела алебастрово-белой. Запекшиеся корочки прежних сигилл на контрасте смотрелись еще более отвратительными. В воздухе будто витал запах подгоревшего мяса.
Во второй раз за этот вечер я выругалась. Снова непозволительно для моего воспитания грубо.
Зо методично, не торопясь, нанесла сигиллы своего обращения ножом сначала на шкуры визжащих, пищащих и скулящих от боли собак, потом на свободные от уже нарисованных ранее убийцей знаков участки кожи мальчиков. Отложив нож в сторону, она подняла руки ладонями вниз над телами доноров и реципиентов и закрыла глаза.
Потекли десятки минут ожидания. Я поймала себя на мерзкой неправильной заинтересованности, с которой следила за непроницаемым лицом Зо, ее неподвижной фигурой и твердыми, будто замершими в воздухе руками. В воспоминаниях еще был жив жестокий опыт эксперимента над кошками в выпускной вечер, заставлявший меня всякий раз на шутливое приглашение подруги присоединиться и понаблюдать за тем, как она обращается с личными способностями, отвечать категоричным отказом. Но сейчас... это было сродни мрачному куражу: смеси из отвращения, любопытства и сомнительного понимания, что Сила не просто так решила привести меня в "сюда" и в "сейчас".
Через какое-то время Зо начала привычно хмуриться и вздрагивать. Собаки по левую сторону от женщины затявкали с надрывом, почти разделавшись с веревками на мордах. Зо начала забирать жизненную энергию доноров.
Я заметила, как мышцы левой руки женщины сократились, запульсировали. Все тело непроизвольно вздрогнуло, будто от удара электрического тока и мелко затряслось. Кровь в открытой ране остановилась. Цепочка мышечных сокращений — легких конвульсий, поднялась от левой ладони по руке к локтю, по левому предплечью к плечу, скользнула едва различимой рябью по левой ключице и, будто что-то впитав в себя в районе груди — угадывающийся на уровне подсознания и интуиции "комок", перетекла на правую сторону. И по такому же маршруту спустилась к правой ладони.
Все повторилось снова. И снова. И снова, пока процесс не стал напоминать беспрерывное течение полноводной, но невидимой реки.
Зо отбирала у собак эфемерную необъяснимую никак иначе энергию жизни, пропускала ее через себя, добавляя к этому ручейку каждый раз каплю своей жизни и своего здоровья, а после под напором отправляла в мертвых мальчиков.
С каждым новым потоком собаки гавкали все тише и жалобней, их движения становились вялыми и едва различимыми, каждый вздох давался с мучением. Сердце грохотало громко и с надрывом... Пока внезапно не остановилось совсем.
Доноры погибли.
В то же мгновение Зо сжала руки в кулаки, слегка отстранилась, открыла глаза и с удовлетворением посмотрела на собак. А потом на мальчиков. С растерянностью и непониманием.
Стас Рыбчик и Николай Долгов без движения лежали на том же месте. Будто ничего не случилось. Их грудные клетки остались неподвижны, животы по-прежнему выглядели мертвецки расслабленно — никаких признаков дыхания. Оттенок кожи не изменился от восстановившегося кроветворения. Глаза остались закрытыми. Ни один мускул не дрогнул после влившейся в их тела энергии жизни двух животных. Кажется, даже ни один волосок не шевельнулся с прежнего места.
Оба мальчика были совсем не похожи на ту выпускную ожившую благодаря личным способностям Зо кошку.
— Встаньте! — скомандовала подруга. Первый шок покинул ее быстро. — Встаньте и слушайте меня!
Ночная тишина стала Зо ответом. Мальчики не шелохнулись.
— Я сказала, — добавила властности в голос женщина, — откройте глаза, встаньте и слушайте меня!
Сигиллы, недавно нарисованные на телах Николая Долгова и Стаса Рыбчика, слабо засветились изнутри. Все-таки, некая часть энергии, Силы или еще чего-то достигла адресата.
Обращение сработало?! Тогда почему подростки не выглядели ожившими?
Мальчики даже на зомби не были похоже, не то что, на себя прежних. А ведь кошка с выпускного вечера после гибели донора чувствовала себя более чем прекрасно: мяукала, мурлыкала, ластилась к ногам Зо, даже несколько минут успела поиграть со своим хвостом, перед тем как снова... умерла. А Николай Долгов и Стас Рыбчик даже глаз не открыли.
Я не знала, как трактовать произошедшее.
Зо хвасталась: ее личные способности никогда не давали осечек. Они были надежнее эха, с учетом того, что в случае все тех же Николая Долгова и Стаса Рыбчика и оно не откликнулось. Но парадокс стабильности обращения об обнаружении эха события я могла объяснить — интуитивно догадалась о причине после случая с Настей Комаровой, а вот сбой личных способностей Зо в моем падении — нет.
Или может обращение не сработало? Я вот ухитрилась как-то уничтожить свой потенциал. Могла ли сотворить такое же Зо? Хотя подруга никогда бы добровольно не отказалась от жизни ведающей и Силы. Зо нравились обращения, отвары, власть и собственная исключительность.
Подруга достала из кармана телефон, включила фонарик и подползла к мальчикам. Зо проверила пульс, дыхание, мышечную активность, реакцию зрачков на свет.
— Черт! — отстранилась она пять минут спустя. — Черт! ЧЕРТ! ЧЕРТ!
Мальчики были мертвы. Мертвее мертвых.
Сила удержала меня в будущем еще "ненадолго", показала, как спустя некоторое время забрала жертв в качестве Дара: тельца собак рассыпались прахом, оседая на земле. Легкий ветерок поднял две горстки и с нежностью, с которой только природа могла относиться к своим творениям, развеял в пространстве. Зо поспешила отвернуться, закрывая лицо рукой, с которой на землю продолжала густыми тяжелыми каплями падать кровь.
Реальность вернулась неприятным запахом дезинфицирующего средства, легкой мигренью и приглушенным звуком деятельной толпы — кто-то куда бежал, кто-то что-то кому-то говорил. Но как будто не здесь, а за стенкой.
Открыв глаза, я уставилась в белый потолок, все еще дезориентированная в пространстве: перед глазами плясали картинки будущей ночи с Зо на областном кладбище, ее бесполезная попытка поднять умерших Николая Долгова и Стаса Рыбчика, в ушах эхом звучал мужской голос из другого падения, называющей подругу экспертом по оккультным вопросам, аккомпанементом ему вторил мой собственный, просивший Зо когда-то не вмешиваться в историю с Ренатой Долговой.
Я повернула голову, силясь понять, где очутилась, как сюда попала и что следовало со всем этим делать. Падения уже не раз сыграли злую шутку — так я свела нежелательное знакомство с Феликсом, попала в несколько весьма серьезных передряг, пару раз едва не лишилась конечностей и еще несколько — жизни. Я старалась обезопаситься насколько могла, но случайности, порой, случались.
Абсолютно белая комната была небольшой, с высокими потолками, наглухо закрытым окном и белой в тон всему дверью на противоположной стене. На полу блестел еще не высохший после недавней уборки светлый линолеум, с потолка светили, моргая, квадратные офисные лампы. Мебель в комнате тоже была белая — две кровати друг напротив друга, на одной из которых, кажется на правой от входа, сейчас лежала я, две безликих тумбы и два железных стула, покрашенных, как не удивительно, в белый цвет.
Мужчина — "черное бельмо" этого невыносимо-светлого пространства сидел на ближайшем ко мне стуле и с азартным выражением лица "резался" в свой смартфон, то поворачивая его в разные стороны, то откидываясь вперед-назад всем корпусом. Раз примерно в две-три минуты он подпрыгивал на месте, его зачесанные волосы смешно падали то на левую, то на правую щеку, закрывая поочередно милые детские ямочки.
— Чертовы фараоны! — наконец, сдался Гоша, видимо проиграв партию, и с досадой бросил телефон в стену, заставив меня невольно дернуться.
Руку на сгибе локтя с внутренней стороны обожгло уколом. Прошипев что-то невразумительное, я обратила внимание на предмет дискомфорта — заклеенную пластырем иглу и тонкую трубку, заканчивающуюся пакетом с прозрачным раствором, и едва не простонала в голос.
Больница! Я очутилась в больнице — в последнем месте, в котором бы хотела сейчас находиться. Даже новое знакомство с кем-то вроде Феликса казалось меньшим злом, после моего восстановительного периода четыре года назад. Врачи во главе с Зо и при финансовой поддержки отца буквально душу вынули из меня, но заставили подняться на ноги и начать ходить. За результат я была до сих пор им благодарна, за процесс... — пыталась лишний раз не поминать всуе и не приближаться лишний раз к медицинским учреждениям ближе, чем на пятьсот метров.
— Ты очнулась! — с радостным весельем, позабыв про смартфон и проигрыш, воскликнул Гоша, чем-то напоминая щенка после долгого расставания с хозяином. Правда, спустя буквально мгновение, мужчина справился с собой, нахмурился и, сложив руки на груди, серьезно заявил: — В твоем положении стоит отменить утренние тренировки. Неразумно настолько перенапрягать организм! В следующий раз последствия могут оказаться серьезнее стационара и капельницы!
— Как я здесь оказалась? — я вспомнила, что упала во время утренней пробежки. Еще там был телефонный звонок, настырный Гоша и какая-то прослушанная информация об отце. Извернувшись, я подняла левую руку, чтобы узнать время и с ужасом обнаружила отсутствие маминых часов. — Где мои вещи?!
Мигрень исчезла, будто ее и не было, резко. Я прошлась взглядом, насколько позволяло лежачее положение и капельница, по своей фигуре, с мерзким холодком на кончиках пальцев отмечая, что телефон, флиска, перевязь и стилет также отсутствовали.
— Прохожий заметил, как ты потеряла сознание, вызвал скорую и набрал последний номер из списка входящих звонков, — доложил Гоша. — По словам дежурного фельдшера куртка осталась на улице. Испачканная и порванная. Кажется, когда падала, спиной ты проехалась по какому-то дереву...
— Не помню, — растерянно добавила я.
— Телефон и часы сняли уже здесь, в больнице, и передали на хранение на сестринский пост. Сказали, отдадут только тебе, лично в руки, когда очнешься.
— А...
— Портупею срезали. Врачам нужно было сделать то ли рентген, то ли МРТ, то ли еще что-то... я не разобрался. Все в карте. Также как и они, когда пытались вытащить тебя из этих ремней и не смогли. В итоге просто разрезали и выкинули в помойку. Одна медсестричка, правда, все сетовала, что такой крутой аксессуар испортили... Слушай, Оксана Викторовна, с каких пор армейская кожаная перевязь — модная женская побрякушка?
