Пост

Услышал я его, когда он уже бежал по коридору. Рука прыгнула на кобуру, но Ольга махнула мне рукой и грозно нахмурила брови — не дергайся. Слух её не подвел — в комнату заскочил Илья.

— Людиии, — прогудел он. — Идут сюда.

Я выдернул из кобуры Стечкин — уже рефлекс при любой тревоге — и бросился к окну. Ольга сначала отнесла в угол Ваньку и уложила там, потом присоединилась ко мне. Ромка ужом проскользнул между нами и поднял голову над подоконником.

— Где?

— Отсюда еще не увидите, они в конце улицы.

— Наверное, те, кого я заметила, — сказала Ольга.

— Много?

— Да. Не меньше десятка. Но это только те, кого я разглядел. Не стал ждать, побежал к вам. Может их и еще больше.

— С оружием?

— Да. Пару автоматов точно есть, и вроде ружья еще охотничьи. Они все в банданах с красной звездой на лбу.

Мальчишка повернулся к Илье, и при последних словах присвистнул:

— Коммунисты. А им какого черта здесь понадобилось?

— Коммунисты? — я удивленно покачал головой. — Я и слово-то такое уже забыл. Они опасны?

— Здесь все опасны. Но не так, как Нефтянники или Центр. Ну и, конечно, бабы — они самые опасные и самые жестокие.

Слово бабы, прозвучавшее из уст ребенка, заставило Ольгу поморщиться. Все-таки служба не совсем превратила её в солдафона.

— И что делаем?

Мне было некомфортно от того, что я спрашивал совета у пацана, вместо того чтобы решать самому, но это было правильно, мы здесь были чужаками и могли совсем случайно напортачить.

— Ничего. Лучше всего сидеть тихо, я не думаю, что они пойдут по развалинам. Тут все уже на сто рядов прошерстили. Скорей всего они за водой идут, к речке.

— За водой? Такой толпой?

— Ты идиот? Водоносов надо охранять. Вода — это дорого.

У пацана, похоже, не было никакого уважения к старшим. Но я пропустил это мимо ушей, сейчас не до воспитания.

Илья не стал дослушивать наш разговор.

— Все. Вы в курсе. Я пойду, прослежу. Буду рядом. Если, двинуться сюда, прибегу.

— Я тоже схожу гляну, — Ольга поправила автомат на плече и шагнула вслед за полуволком. Я не стал останавливать — она была солдатом, ничуть не хуже меня, а скорей всего и лучше. Но мне показалось, что Ольга просто попыталась улизнуть первой. В последнее время, она старалась как можно меньше, оставаться наедине с Иваном и яйцом. Не знаю только по своей воле или опять кто нашептал. Она не переменила своего отношения к ним, холила и лелеяла, как только появлялась возможность, просто старалась все это делать, только когда я рядом. Спрашивать я не стал — наверняка, опять ничего не сможет объяснить, а будет только мучиться. Как тогда с яйцом.

Когда мы остались вдвоем с Ромкой, я решил, все-таки разговорить парнишку. Похоже, он меня нисколько не боялся и не стеснялся. Я подумал, что, когда мы одни, ему легче будет развязать язык. Теперь я не стал спрашивать прямо в лоб — пусть немного втянется в беседу. На самом деле, я хотел уговорить его пойти с нами, ведь как бы хорошо он не рассказал нам про дорогу, а я в этом сильно сомневаюсь, живой проводник все равно лучше. Но не будем же мы заставлять его идти силой. И купить его согласие, у нас по большому счету нечем.

— Роман, а что ты хотел узнать про нас?

Он резко повернулся ко мне и выдохнул:

— Все!

Я улыбнулся.

— Всю ночь придется слушать. Ладно, расскажу, но не все, а то слишком долго.

Ничего не прося взамен, я начал ему рассказывать про свою жизнь. И, уже в который раз понял, что о современной жизни рассказывать нечего. Особенно мне — Пост, твари, короткий отдых, Пост, твари... Я заметил это уже давно — в какой бы компании мы не сидели, рассказывать о том, что было до войны, можно было часами, а о том, что происходит сейчас, в лучшем случае десять минут. Наверное, дело в том, что мы просто не хотели слушать про все то дерьмо, что нас окружает.

Само собой, мне пришлось многое скрыть от мальчишки — не к чему ему знать, про то, что я и сам не понимаю. И про то, что мы все мы воюем друг с другом, я тоже умолчал. Не хотелось разочаровывать парня, ему здесь своего дерьма хватало. Пусть думает, что где-то люди живут по-человечески, так как раньше.

Рассказывал я вполголоса, часто останавливаясь и прислушиваясь — не бегут ли Ольга или Илья. Когда закончил, Ромка еще некоторое время сидел с горящими глазами. Мне стало даже неудобно, неужели я так наврал, что он замечтался о нашей жизни. Но оглядевшись вокруг и взглянув на его худое заостренное лицо, я понял — наша жизнь для него, действительно, сказка. Особенно в Городе, где наведен относительный порядок.

— Ну, что — я тебе рассказал, может и ты мне теперь на пару вопросов ответишь?

Надо было срочно отвлечь его, а то начнет сам задавать вопросы и тогда может всплыть очень неудобная правда. Ведь на самом деле, наша жизнь совсем не сказка.

Он кивнул.

— Только я не знаю, про что рассказать. У меня каждый день одно и тоже — найти поесть, и чтобы не поймали или не убили случайно.

— Ты мне так и не сказал, почему ты один и как давно?

— Уже две зимы после того, как папку поймали Ведьмы.

Парнишка вдруг засопел и замолчал. Потом отвернулся и некоторое время сидел так. Я понял — не хочет показать глаза, наверняка, слезы.

— Он погиб? — осторожно спросил я.

— Ты идиот? — паренек взвился. — Его Ведьмы поймали! Это тебе не какие-нибудь Коммунисты, с ними даже Нефтяники ссат связываться.

— Прости, брат, — я положил руку ему на плечо. — Я же ничего про здешние дела не знаю. Кто такие Ведьмы?

Он дернул плечом, сбросил мою руку и повернулся ко мне. Глаза блестели. Но, похоже, он справился — когда опять заговорил, голос не дрожал и не ломался. 'Молодец, -подумал я, — колючий, но крепкий'.

— Это самая большая банда, там одни бабы.

— Ох, ты! — удивился я. — Чет не верится. Амазонки что ли?

Про баб он уже говорил, но тогда я не понял, что это такая банда.

— Нет, Ведьмы. Амазонками их только папка называл.

Он взглянул на меня и зло добавил:

— Да! Они убили его. Замучили. Они мужиков ненавидят. Но правда и другие, если поймают Ведьму, такое устраивают...

Он не договорил, но я и так понял, про что он. Человеческая натура такая — чтобы унять свой страх, он должен почувствовать, что его тоже боятся.

— Ты-то как выжил?

Я недоумевал искренне. В такой обстановке, с одним кухонным ножом, и я бы недолго протянул, а тут пацан, в котором жизни всего на один вдох.

— Прятался.

Я покачал головой, это не укладывалось в моих мозгах.

— А зимой?

Вопрос был не риторический — зимой в наших краях без обогрева не проживешь.

— У меня Ленька был. Мы с ним спали. С ним тепло было.

И вот тут он уже не выдержал и заплакал. Брат, наверное, подумал я. Уже не пытаясь обнять, я лишь похлопал его по спине.

— Сочувствую, Роман. Я тоже всю семью потерял, и брата, как ты. Терпи, жизнь нынче подлая пошла.

— Ленька не брат, — успокаиваясь, но все еще хлюпая носом, выговорил мальчишка. — Это пес был наш. Самый умный — он меня защищал от мутиков и еду всегда находил. Мы с папкой, щенком его подобрали.

— А он куда делся?

— Убили, суки какие-то, я их не разглядел, убегал. Он бы сразу убежать мог, но он за меня заступился. А они, когда его убили, обрадовались — столько мяса — и за мной не побежали.

У меня о современных собаках были только дурные воспоминания — я помнил, как мы очищали подвалы Города от их одичавших стай.

— А чего вы не ушли из города?

— Папка хотел. Но он сначала хотел оружие достать, а это дорого.

— Здесь продают оружие?!

— Здесь все продают. Даже людей.

Я выпучил глаза — все веселее и веселее. Я думал, что во всей этой стороне и живых людей-то нет, а тут на тебе — даже торговля процветает.

— Про людей ты шутишь?

— Че мне шутить? Правда.

— А покупатели чем платят?

— По-разному. Золотом, едой, но чаще всего оружием и патронами.

Договорить нам не дали, в коридоре опять послышались легкие осторожные шаги. Я узнал походку Ольги, но на всякий случай выдернул Стечкин и направил его на дверь.

— Убери, — махнула рукой Ольга. Она не любила, когда оружие без дела наводили на людей.

— Что там?

Я поднялся и размял затекшие ноги.

— Ушли. Действительно, за водой приходили. На речку.

— Я же говорил, что за водой, — Ромка тоже вскочил. — И, вообще, коммунисты сами не нападают. Они более-менее нормальные, даже, говорят, огороды разводят. Они в том районе, где сельхозвыставка была и городской военкомат. Поэтому у них оружия хватает и их большие банды не трогают.

Я никогда не слышал, чтобы в военкоматах было оружие, хотя черт его знает, в армии было полно секретов.

— Ну что — ты договорился?

Вопрос Ольги относился к тому, о чем я с Ромкой еще не поговорил. Я отрицательно крутнул головой.

— Чего тянешь? Время!

Она выразительно постучала по запястью, где раньше находились часы.

— Сейчас!

Ольга опять отошла к Иван Ивановичу и присела возле него. Я взглянул на Романа.

— Ромка, ты Славинск хорошо знаешь?

— Ну, знаю. Мы с отцом по всему покочевали. Почти.

— А провести нас через город сможешь?

— Смогу, — солидно сказал он. — Чем заплатите?

Я лихорадочно соображал, что я могу ему предложить. Оружия, этого главного эквивалента денег в этом мире, у нас для торговли не было. Стечкин у меня и Калашников у Ольги. Патронов тоже кот наплакал. Я потянулся за висевшим на груди медальоном — он золотой и явно имеет здесь какую-то ценность.

— Вот это возьмешь?

Я расстегнул куртку и вытащил медальон наружу.

— Я хочу другое.

— Говори, — подала из угла голос Ольга. — Если у нас это есть, отдадим.

По её решительности я понял, что её действительно поджимает. Не зря она всю дорогу тропила нас. Значит, готова на все, лишь бы быстрей добраться до 'места'. Я тоже теперь этого хотел — это наконец освободит нас от этой задачи — доставки детей. Я, наконец, узнаю, во что я ввязался и, думаю, что мы с Ольгой сможем уйти куда-нибудь, где можно нормально жить. После всего, что произошло за последнее время, я не сомневался, что такие места есть.

Поэтому, я согласно кивнул головой, уже прикидывая, что он попросит — автомат или пистолет?

— Я хочу, чтобы вы взяли меня с собой...

* * *

Борис с утра снова был злой. Уже почти неделю, они шли по следам, почти наступали преследуемым на пятки, но так и не смогли догнать. Постоянно, что-то мешало. Особенно, эти конкуренты — Восточники и спецназ. Они шли не так ходко, как его группа, это было понятно — у них не было никого, кто бы сравнился с ним ни по носу, ни по глазам. Поэтому, хотя Самооборона шла быстрее, но Волк не хотел облегчать задачу конкурентам, а так получилось бы, если те нашли след его группы и просто пошли по нему. Догадаться, что его группа охотится на туже дичь, что и они, было не трудно. Поэтому, пришлось следить за ними, хитрить и путать следы.

Однажды он уже обрадовался, что оба отряда перестанут ему мешать без его помощи, когда конкуренты столкнулись и завязали быстрый бой. Как только услышал выстрелы, Борис сразу понял, что это его шанс — пусть перебьют друг друга, а он с группой в это время догонит эту суку — Ольгу. Но, увы — все получилось не так, как он планировал. Восточники и спецназовцы не стали воевать до последнего человека, едва вступив в огневой контакт, они постарались уйти от большого боя и разбежались. Похоже, главная задача — та же, что и у него — была важнее своих разборок.

А сегодня его преследуемые вышли к границе Славинска — и тут тройка могла затеряться, ведь даже ему, измененному будет нелегко выслеживать добычу в городе. А вот конкуренты — особенно спецназ, наверняка, здесь будут действовать увереннее.

Еще его очень беспокоил груз, который надо было забрать. Инструктаж перед выходом, несмотря на то, что все делалось срочно, на бегу — проводил сам генерал Волошин. Тогда он впервые узнал, о посылке. Хотя сначала он думал, что главная цель это сбежавшая Зумба. Официально, о её побеге не сообщалось, но все в Комплексе, да и во внешней Самообороне знали про это и шепотом пересказывали подробности прорыва. В то, что Ольга смогла сама прорваться с Базы, Борис не верил. Какой бы она не была измененной, пуля легко остановила бы и её. Ему не надо было рассказывать про это — он с Зумбой был из одного эксперимента. А свое участие в проекте — он считал самым лучшим, что произошло в его жизни.

Он был единственным ребенком в семье — отец военный, полковник, намного старше матери души не чаял в своем отпрыске, но на нормальное общение и воспитание времени у него просто не было. Служба забирала всю его жизнь. Зато никогда не работавшая мать с лихвой восполняла отсутствие мужского воспитания. Она выскочила замуж случайно, роль сыграло общественное положение и деньги сорокалетнего полковника. Ей казалось, что теперь перед ней, бывшей деревенской девчонкой, откроются все двери и возможности. Но это оказалось лишь мечтами — полковник Петр Танасийчук, был женат на службе, а настоящая его жена лишь на время отвлекла его от этого. Сразу после рождения сына, он словно забыл о том, что женился. Все мечты молодой супруги о вечеринках, отдыхе на юге и прочем, оказались лишь мечтами. Служба прежде всего — развлечения подождут.

Дружить Елена не умела и сутками сидела у телевизора. Менялись квартиры, менялись военные городки, но все оставалось по-прежнему. Сколько Борис помнил себя — мать постоянно была недовольна, под конец они с отцом просто перестали разговаривать. Зато все свое неистраченное общение она обрушила на сына. И те мечты, что не смогла исполнить сама, она теперь передала сыну. Он с детства слышал, что мать талантлива, но эгоист-отец не дал проявить себя, однако вот сына она не даст загубить. Ведь он еще талантливей. Он будет знаменитым, богатым и, вообще, звездой — при этом, кем именно мать абсолютно не интересовало. Отец, неглупый и критичный во всем другом, при виде единственного отпрыска тоже терял голову — он заваливал его игрушками, а когда тот немного повзрослел, деньгами.

Так будущий Волк и привык к тому — что все, что он захочет, исполняется. Все должны ему. От матери сыну передалась её необщительность и красота — высокий, черноволосый, чернобровый он легко, несмотря на неумение общаться, покорял сердца девушек. Усилиями матери и отца ему наверняка была уготована быстрая карьера, но тут вмешалась судьба.

Когда однажды июньским вечером полупьяный студент престижного университета, катил на подаренном отцом Гелендвагене, впереди вдруг раздался взрыв, а потом дома вокруг стали рушиться. Начался Армагеддон.

В одночасье он остался без того, что делало его жизнь приятной и легкой — оба: и отец, и мать погибли в первый же день. Началась жизнь, в которой можно было надеяться только на себя. Не в силах справиться с этим, однажды он бросил все и уехал из страшного города. То было в самом начале — был бензин в машине, были какие-то продукты. Он долго бездумно ехал, объезжая брошенные и разбитые машины. В конце концов, бензин кончился, и он оказался среди леса. Бросив машину, Борис пошёл дальше пешком, и шел так, пока не уткнулся в забор деревенского дома.