— Ерунда. Свою главную награду, посмертную, орден Солнца, я уже получил еще от Илейнии и могу теперь носить с гордостью, а большего мне уже и не надо.

* * *

Степи. Словно кто-то провёл невидимую черту, после которой лес резко обрывается, словно не решаясь шагнуть дальше. Какую-то сотню метров деревья ещё сопротивляются, не желая уступать, но проигрывают.

Учёные мужи долго спорят от чего природа, не терпящая ничего резкого, допустила здесь такую четкую границу между лесом и степью. Одни во всем винят ветра с восточного берега, другие особенности грунта. Восточнее эта черта более размыта и не так заметна, как здесь.

В это время года это бескрайние золотые поля. Леса Окканши остались на востоке — с ними ни Янтарной ни Артолину встречаться надобности особой не было. И именно здесь начиналась земля слез.

Первый день по степям путники не заметили ничего странного. Наоборот, тут было красиво. Частенько встречались небольшие речушки, сейчас более похожие на ручьи. В сезон засухи многие из них пересыхают окончательно. Полноводных рек здесь всего три, две из которых впадают в океан на востоке. Но так как восточный берег заселен плохо, крупных городов нет, то и судоходство тут не развито совершенно.

Артолин и Янтарная к походу по степям были готовы. Янтарная собрала массу различных трав, которые помогут побороть действие земли слез. С едой проблем быть не должно. Запасов, что взяла с собой лисоухая должно хватить на пять, может даже шесть дней пути им с Артолином, не считая остатков вчерашнего ужина. Янтарная старалась не тратить запасы понапрасну и по возможности добывать пропитание охотой. Степи не безжизненная пустыня. Здесь кишит жизнь, которую уже сотни лет не тревожил человек. И в первую очередь это огромное множество грызунов и мелких хищников, многих из которых не просто едят, но и считают в королевстве деликатесом. Из птиц можно встретить и дрофу, и перепела.

На старых картах, которые были у Янтарной, были отмечены крупные ручьи и озера, потому путь пролегал в первую очередь там, где по картам была вода. Артолин согласился с Янтарной, что поиски воды в это время года могут оказаться здесь самой большой проблемой, когда они углубятся в степи. В то, что рельеф за эти годы остался неизменным, ему верилось слабо.

Проблемы пришли первой же ночью в виде плохо запоминающихся кошмаров, от которых утро принесло вместо свежести лишь усталость, сомнения и страхи.

Ещё никогда в жизни Артолин не чувствовал себя таким одиноким. Словно кто-то невидимый высасывал за ночь из него то немногое, что заставляло его двигаться вперёд. Янтарной приходилось не лучше: утром он застал её свернувшейся под тонким походным одеялом и мелко дрожащей, словно бы пытаясь согреться. Она не спала — Артолин слышал всхлипывания.

— Янтарная?

— А... Артолин, — лисоухая повернулась к нему и посмотрела своим странным взглядом, словно бы пытаясь вспомнить, — значит это... не сон.

— Что сон?

— Ничего, сейчас.

С большим трудом Янтарная села. Она попыталась развязать шнурок на мешочке, где были травы, но руки ее мелко дрожали и пальцы не слушались.

Артолин присел рядом и стал помогать, с опаской поглядывая на спутницу. С удивлением, он заметил, что руки его тоже мелко дрожат.

— Похоже, что я... немного запуталась, где кошмарный сон, а где реальность, — Янтарная вымучено улыбнулась. Не думала, что будет настолько... плохо. Или странно.

Артолин выхватил “позаимствованную” у его несостоявшихся палачей расжигалку коротышек и вскоре занялось весёлое пламя костра. Им посчастливилось найти укромное место около небольшой речушки, рядом с которыми вдоволь было кустарника и даже пара чахлых диких яблонь, ставших пищей для огня.

Янтарная, все ещё неуверенно, смешала нужные травы в небольшом котелке, залила водой и поставила на огонь.

— Ты как? — Артолина её состояние не на шутку встревожило.

— Нормально. Эти сны... Неважно.

— Один мой старый друг, помощник в лечебнице при храме Иллюны всегда говорил, что если тебе тяжело — поделись, расскажи об этом кому-нибудь и станет легче. Если этого не сделать вовремя, оно сведет тебя с ума, накапливаясь в душе по капле и отравляя ее.

Янтарная выдавила из себя улыбку.

— Он прав... Если бы я могла это описать... Словно увидела обрывки самых разных снов, один страшнее другого. И в каждом обязательно случалось то, чего я больше всего в жизни боялась. В конце концов, я окончательно запуталась, где сон, а где явь. Поначалу, когда проснулась. Теперь уже почти прошло... Осталось только неприятное послевкусие.

— Это все земля слез. Когда-то западную часть степей жаловали фермеры, здесь была цепь застав, оберегавших королевство от кочевников. Да и чернозем тут всегда был очень плодородный. Теперь здесь нет ни души. Заставы никому стали не нужны, а люди... Мало кто согласится тут жить, и люди покинули эти земли.

— Как ты-то сам, Артолин?

— Странно, — честно признался тот,— никогда в жизни не чувствовал себя более одиноким. Опять переживал снова и снова те... события. Ожидаемо. Хотя... Мне трудно сказать, где заканчивается моя хандра и начинается магия этой земли. Просто... Тоскливо, как-то. И все. Приходится вновь искать причину, почему я должен идти вперед.

Янтарная вздохнула и села рядом. Ей было стыдно признаться, что она чувствовала то же самое... Возможно, впервые за всю свою жизнь. Путешествие через эти края обещало быть тяжёлым.

* * *

В центре было негде упасть яблоку. Ярмарки часты в это время года, а центральное положение Сантарина всегда делало его главным торговым узлом. Женекерс шёл по улице в обычной одежде, предпочитая вести разговор с Кикаросом на редком "подгорном" диалекте мастеров. Очень уж щекотливая была тема. Обсуждали последнюю попытку убийства хранительницы, когда был пойман Стрелок.

-... Только этих шахидов нам не хватало, — зло сказал Кикарос, приправив фразу парой крепких непереводимых ругательств — или как ты там их назвал?

Слова "шахид" в подгорном диалекте не было, потому слово невольно выделялось говором среди изобилующих согласными слов "подгорного".

— Вполне логичное применение ресурсов с его стороны. Мы знали, что жизни своих слуг он не особенно ценит.

— Его б самого этим поясом обернуть, подальше оттащить да бабахнуть так, чтоб Вилламу сверху фейерверк видно было. Как представлю, что было бы, если бы этот синекровый нажал на кнопку... Люди-то в чем виноваты?

— Лишь в том, что их жизни требуются для достижения чьей-то цели.

— Все равно, они же ни в чем не виноваты!

— Если ты помнишь, на моих руках тоже хватает крови невинных.

— Не начинай даже, Женя. Даже отложив обычные аргументы вроде раскаяния, случайности и прочего дерьма, пользуясь исключительно твоей логикой, я могу сказать: ты, вернее, Евклид, не суть важно, устранял угрозу. Текущую и грядущую. Да, жестоко, но нас они тоже не щадили, вспомни, какую резню они устраивали в деревнях в начале войны. Талагард? Шелкотрав? Камня на камне не осталось, шаманы разнесли все огненным дождем в колодец, включая женщин, детей и стариков! Для ядовитого же эти люди не угроза. Ни текущая, ни грядущая. А их жизни — просто средство достижения цели.

Женекерс счел актуальным изобразить улыбку, после чего продолжил тему.

— План был вполне логичный. Взрыв едва ли зацепил бы хранительницу, но множество смертей рядом с ней отвлекли бы ее внимание ровно настолько, сколько необходимо было стрелку, чтобы выйти из тумана неизвестности по приказу голосов в голове и сделать выстрел. Возможно, у него были припасены и другие сюрпризы. Логично предположить, что ядовитый свернул исполнение плана сразу, как что-то пошло не так, чтобы не раскрывать все карты.

— Он знает, чего хранительница видит, что видит в первую очередь, и что видеть не в силах. И очень хорошо играет на этом. Меня все больше пугают его ресурсы. За всю историю, как я знаю, было создано чуть больше семи сотен дальнострелов. Из них больше половины осели в твоих закромах, между прочим, остальные утеряны, разрушены... Или пылятся у кого-то в коллекции. Он знал, кого найти. Его ресурсы и осведомленность пугают. И он не жалеет использовать лучших. Читающий, Стрелок... Кто теперь?

— Главное, чтобы он не скатился до терактов, как делают некоторые люди в моём мире, у которых он и позаимствовал эту тактику и не стал взрывать простых людей, выдвигая свои требования. В таком случае противостоять ему для нас будет крайне проблематично.

— Почему?

— Все что у меня есть — создано для прямого столкновения с противником и его полного уничтожения в кратчайшие сроки. Но никак не для ведения войны в городах, где мирное население может быть заложниками войны. Опыта в ведении такой войны у меня нет.

Кикарос помолчал несколько секунд, переваривая сказанное.

— Ты прав. То, что его остановили — чудо. Гвардейцев, которые это сделали, наградит лично хранительница. Чую, еще пару месяцев, и Фекларт из них сделает достойных ребят. Возвращаясь к этим... как их ты назвал? Кимикадзе? Что меня больше занимает, так это то, что он в самый последний момент замешкался. И потому на него обратили внимание. Словно бы он сам хотел, чтобы его заметили. Так говорят ребята, что его повязали. Крайне непохоже на тех фанатиков, кого мы уже ловили. Как думаешь, почему?

— Могу только предположить, что приказ убить себя был слишком тяжёлым для него. Инстинкт самосохранения на какой-то миг одержал верх над чужой волей и он сам... Или какая-то его часть хотели, чтобы его остановили. Там, откуда я родом таких смертников готовят чуть ли не с рождения особым образом, чтобы их рука в нужный миг не дрогнула.

— Тебе известно как именно?

— Нет. Как ты, думаю, понимаешь, я занимался совсем другими вещами и от подобных организаций старался держаться подальше. Все что я знаю — прочитанные мельком новостные сводки. И уж точно не думал, что мне когда-то придется им противостоять.

— Да уж... В одном я уверен, второй раз он этой осечки не допустит и рука очередного смертника не дрогнет. Если конечно это все не было опять планом с двойным дном, и маскировкой истинных целей. Ты можешь хотя бы как-то отслеживать или обнаруживать их?

— Идентифицировать смертника в толпе будет проблематично для меня. Крайне.

— Насколько?

— Единственный способ узнать о том, что человек попал под влияние Ядовитого — резкая перемена в привычках, распорядке дня... То, что стороннему наблюдателю заметить не так просто. Наблюдение надо будет развернуть во всех городах королевства. Фактически, контролировать каждую улочку, каждого человека. Такой объем данных в реальном времени не сможет обработать даже Евклид без серьезных доработок. Даже если я отменю все остальные задачи. И это не считая того, что мои имеющиеся магистрали просто не смогут протащить столько данных через полстраны на анализ. Сложности добавляет то, что внешне они неотличимы от обычных людей. Это может быть кто угодно. Для получения результата надо анализировать поведение каждого человека, его разговоры, привычки... Там откуда я родом защитой от террора всегда прикрывали все большее усиление контроля за всем и вся. И это всегда выглядело очень обосновано. Но там и люди сообщали о себе много информации в том виде, который было удобно обрабатывать. Здесь это неприменимо.

— Ты все еще против того, чтобы подарить местным кое какие блага, которые ты помнишь из прошлой жизни?

— Да, я не считаю, что вмешиваться в общество, делая мои технологии обыденностью — хорошая идея. Всему свое время и время этих технологий здесь еще не настало.

— Если так дело пойдет, то придется. Рано или поздно. Вспомни совет, поговори, в конце концов, с хранительницей. Мы еще как-нибудь пофилософствуем на эту тему, — хмыкнул коротышка, — обязательно.

— Даже если я решу это сделать сейчас — потребуются годы, чтобы они стали обыденностью. У нас нет этого времени.

— Синяя кровь? Можем ли определить её издалека?

— Если ты обратил внимание, синеет хоть и практически моментально, но только на воздухе. Из-за этого не окрашивает мягкие ткани.

— Ну да, логично, иначе у них были бы морды синие, как на подбор.

— Только колоть палец. Увы. Мои средства тут не особенно эффективны. Внешне они неотличимы. Можно развести в этих краях массово южных москитов, чтобы ни одного человека на улице не было, кого бы они не укусили...

— Садист. Я б до такого не додумался. Эти твари даже мою шкуру прогрызают. Значит, если сдохнет комар — хватай синепупика?

— Нет, анализировать внешний вид места укуса. Он должен немного отдавать синевой и заживать медленнее. Это вполне по силам. Но осложняет ситуацию то, что скоро холода, и эта мошкара не выживет. Да и не успеем мы её развести в достаточном количестве, а желательно вывести морозоустойчивый вариант. Потребуется минимум два-три сезона.

— Прибереги её на потом. Я тебя обрадую, потому как решение этой проблемы у нас, я надеюсь, найдётся. Мы вовремя подошли к храму, давай-ка зайдем.

Кикарос остановился около одного из небольших по меркам столицы храмов Иллюны и поднялся по ступеням. Внутри царил полумрак. Лучи солнца разбивались на сотни разноцветных лучников, проходя сквозь разноцветные стёкла, из которых была собрана крыша храма.

Принятая здесь религия была, пожалуй, тем что вызывало у Женекерса наибольшее восхищение ещё с тех самых времён, когда он еще не получил своей силы. Последователи Иллюны никак себя особенно не называли и религией были исключительно мирной. Разумеется, не без исключений, радикальные ответвления случались, но ни одно из них не прожило достаточно долго, чтобы крепко войти в историю.

За титул “аналога средневековой инкизиции” здесь могли побороться разве что “Паладины Очищенной Иллюны” просуществовавшие в давнишние времена всего пару десятков лет, пока хранительницы из-за смуты не было на троне. И то, они были не жрецами, а всего лишь бандой радикально настроенных фанатиков. Свое существование они прекратили в тот самый день, когда вновь пришедшая к власти хранительница и верховная жрица на всю страну заявили, что считают их действия злом, порочащим имя Иллюны.

Храмы здесь скорее напоминали монастыри и обычно могли похвастаться большой хорошо укрепленной территорией. Здесь занимались не только богослужениями. Стены храмов всегда были защитой для простого люда в случае нападения неприятеля, при храмах были приюты для сирот, школы свободных философов и госпитали. Это невольно заставляло Женекерса вспомнить то немногое, что он помнил об истории монастырей собственного мира.

Но на этом сходство заканчивалось, и начинались различия.

Жрицами Иллюны, реже жрецами мог стать не каждый, а лишь тот, кого создательница всего сущего лично избрала, отметив особым даром. Как правило, те, кому суждено одеть белое жреческое одеяние чувствуют это с малых лет. Мужчин среди служителей храмов намного меньше, чем женщин и многие богословы связывают это с тем, что Иллюна сама была женщиной. А “подобное тянется к подобному”.