Грэйв. Общий файл

— Это я виновата — всхлипывая, говорила Ленка подругам, когда милиционер ушел — Я с ним целоваться начала, долго целовалась. Расстались бы сразу — ничего не произошло бы. А потом он предложил поехать к нему, а я отказалась. А поехала бы — на двоих может и не напали бы.

Зинка, чуть не плача сама, как могла утешала подругу.

— Это все мой папочка испортил. Выпил и полез к Эдику со своим бытовым антисемитизмом, а наткнулся на немца. Так бы мы еще сидели и сидели за столом, пока хулиганы спать не отправились бы.

Наконец, к рыданиям присоединилась и Юлька.

— Я тоже виновата. Что-то мне обидно стало, что Зинке такие подарки, а нам вообще ничего, даже маленького цветочка. Вот я и ушла пораньше. А осталась бы, мы с Эдиком сначала Ленку проводили бы, а потом он меня, а мой район очень тихий, могли бы хоть до утра целоваться и потом, у меня родители в санаторий уехали, вообще никуда Эдик не поехал бы, у меня остался бы...

Девушки еще долго рыдали, обнявшись. Когда немного успокоились, Ленка сказала

— Я читала, что от ударов по голове можно память потерять. Представляете — объявится Эдик, живой, а нас не помнит.

— А может, он вообще память потерял? Бродит там, в твоем районе, не знает куда идти. Поехали, поищем? Там старой деревянной застройки полно, сараев всяких и закутков при них. Забился Эдик куда-нибудь и лежит сейчас без сознания.

Девушки тут же поехали и бродили по району до вечера, проверяя и дворы, и подъезды многоэтажек, но кроме засохших пятен крови недалеко от остановки троллейбуса так ничего и не обнаружили.

БЧ-31 15-7

Академик уже полчаса сидел у бюро пропусков и нервничал — никто к нему не спускался. А ведь позвонили директору, уже два раза позвонили. Черт знает, что происходит, и без того в поезде намучался, потом еле в гостиницу устроился, в гостинице горячей воды нет, пришлось мыться под душем холодной, в таком-то возрасте. А тут тоже волокита. Академик встал и снова направился к окошечку. Но тут произошло невероятное. В вестибюль ворвались крепкие парни, быстро распределились по помещению, один заслонил окошко бюро. Мало того, довольно бодрой походкой в вестибюль вошел сам Брежнев. "И сопровождающие его лица" — пронеслась в голове пораженного академика расхожая фраза. Брежнев уже почти прошел мимо академика, но вдруг остановился, как бы к чему-то прислушиваясь. Повернулся, подал руку, крепко пожал, смотря в глаза.

— Здравствуйте. И Вы здесь? Вы значит и есть тот самый автор эпохального открытия? Очень, очень рад познакомиться — с какой-то издевкой произнес Брежнев, такие изобретательные люди очень нужны нашей стране. Но уж извините, сегодня очень занят. Езжайте скорее в гостиницу, там на столе Вас ждет конверт с дальнейшими инструкциями. И работайте, работайте, не время сейчас разлеживаться на балтийском песочке. — Ну, мы пойдем дальше.

Брежнев с командой проследовал через проходную. В вестибюле остались лишь несколько человек, какими-то недобрыми глазами посматривающих на академика. Академик поскорее вышел на улицу, стоянка была заполнена лимузинами, за оцеплением начинали собираться зеваки. Перешел дорогу, высматривая такси. Тут же рядом с ним остановилась черная "Волга", водитель распахнул пассажирскую дверцу.

— Садитесь скорее, приказано до гостиницы довезти.

В гостинице академик действительно обнаружил на столе пухлый конверт. В нем был билет на самолет, на ближайший рейс. И... Это было невероятно. Если это правда, то это тянуло на Нобелевскую премию. Электронная бумага, замена громоздким дисплеям для компьютеров. Всё есть — описание процессов, формулы, химический состав, даже технология производства. Перевод явно с английского. Академик внутренне содрогнулся, представив, что должно было случиться с авторами всего этого, чтобы Союз мог получить безоговорочный приоритет. Да, да, что-то такое он читал на днях в американской газете — сгорел целый частный институт, большинство сотрудников погибло. Значит, на роль изобретателя опять выбрали его. Значит не прошло незамеченным то, как он уже давно присваивал чужое. Значит, он будет молчать и сделает все как надо. Да, вот тут и приписка есть — лично переписать и оригиналы уничтожить. Срок повторения бумаги — три недели. Необходимые для начала работ материалы ожидают в Москве, в кабинете. Ну раз надо, значит сделаем. Против воли партии не попрешь.

Если бы на Ригу упал метеорит или прорвало плотину Рижской ГЭС, то эффект, пожалуй, был бы не таким потрясающим, дела то вполне житейские и поэтому ожидаемые. А вот визит Брежнева всех потряс, особенно начальство. Нет, конечно, генсек он на то и генсек, чтобы иногда являться народу в сиянии своего величия. Но чтобы вот так, без предупреждения, как снег на голову... Не заготовлено приветственных речей, не украшены наглядной агитацией коридоры, стенгазеты и те старые висят. Конечно, на заводе и в институте чисто, специфика производства, но всегда есть чего подправить и покрасить. Короче стыдоба, даже в столовую нельзя привести — ничего не подготовлено. Генсек ведь человек в возрасте, диетическое питание нужно. На высоте оказался только начальник первого отдела, утром ему пришел очередной совсекретный пакет от высоких московских кураторов. В пакете было все, что нужно — в небольшом блокноте толково расписывалось, в каком порядке показывать завод, что рассказывать, с кем знакомить, были даже варианты на случай, если генсек нарушит планируемый порядок осмотра. Для Булаткина была даже заготовлена приветственная речь, на случай, если остальное начальство впадет в полный ступор.

Так что теперь Булаткин пожинал сочные плоды своих тайных от прямого и косвенного начальства связей. Брежнев и вся сопровождающая его группа заботами Булаткина была одета в белоснежные халаты и шапочки, мол порядок есть порядок. Теперь гости уже осматривал старые цеха, а руководство завода еще даже не выдвинулось на позиции. К чести рабочих, они, погруженные в свою работу, не сразу заметили генсека, а заметив, не сразу узнали его в столь необычном наряде, а даже узнав, не поверили своим глазам, так что тот остался весьма доволен, увидев не толпу встречающих, а нормальный производственный процесс. Брежнев двигался легко и свободно, совсем не так, как в телевизоре, некоторые сопровождающие его лица зачастую отставали, особенно на лестнице. Через десять минут руководство завода наконец-то догнало процессию и теперь с благодарностью посматривало на Булаткина, из-за находчивости которого генсеку не пришлось скучать. Брежнев поздоровался с руководством, пожал руки директору и начальникам цехов.

— Ну что ж, пока все отлично, — сказал Брежнев — не будем и дальше тратить время попусту. Сейчас еще немного досмотрим цех, потом слегка перекусим в вашей столовой, затем посетим новое здание, которое мы вам построили. Ну а потом соберем небольшой митинг, немного пообщаемся с трудящимися массами. Только попрошу вас поперед батьки в столовую не лезть, — Брежнев дружески улыбнулся. — Посмотрим, чем вы там в действительности народ кормите.

— Володя, — Брежнев обратился к охраннику — возьми там в столовой для меня первое, второе и третье по своему выбору, ну и салатик, только сумму на кассе запомни, я потом кое-что посчитаю. И смотри мне, — Брежнев погрозил Богомолову пальцем — бери обычные порции, затем тебя и посылаю, а то мне самому инкогнито никак не соблюсти. Занимай столик, я сразу подойду, остыть не успеет.

Брежнев еще немного послушал сбивчивые объяснения начальника цеха, понаблюдал за работой, посмотрел в микроскоп на чип микросхемы с наполовину приваренными контактами корпуса. Наконец услышал, как черт приглашает в столовую. Удобная все-таки эта вещь — чертово семечко. Размером с маковое зернышко, только какое-то волосатое. Положил в ухо, почесалось немного и прошло, совсем его незаметно, а слышишь все, что черт вещает. И ведь пытался вечером его обратно выковырять, чтобы внимательно осмотреть — не нашел, наверное, куда-то вглубь уха закатилось.

Брежнев доел суп. Неплохой, вот только мяса мало. Чем больше Брежнев молодел за эту неделю, тем сильнее хотелось есть. А сразу увеличивать рацион было нельзя — черт сказал, что это будет подозрительно. Прав черт, всегда прав. Но есть то хочется зверски. Прямо как на войне, тогда, на плацдарме под Новороссийском. Нет, даже хуже — тогда съел все да черняшкой котелок вытер и ложку облизал, а сейчас нельзя, смотришь на остатки и слюну пускаешь. Эх, скорей бы вечер, тогда черт наверняка опять принесет чего-нибудь вкусненькое из своего ада. Как бы подольше растянуть это второе? Вон, помощники мои еще на раздаче стоят. Поварихи, как меня увидели, совсем шевелиться перестали. А эта, на кассе, кого-то она мне напоминает или уже видел где. Ничего так, бойкая, я б ее.... Хорошо хоть, что порции заводские побольше чем у нас, в ЦК. Надо побольше по таким заводам ездить, два-три в день посетишь, тогда может и наешься. Картошка, конечно, старая и глазки местами не вычищены. но ведь молодая еще не выросла, а хранить урожай мы все-таки не умеем. Запишу ка я этот вопрос про хранение, вечером черта спрошу, что можно сделать. Ну вот, вроде всех на раздаче обслужили. Едят сволочи, первое, кривятся, не нравится им народная столовая. А что это там у Михалыча за второе? У меня совсем другое было. Пойду на раздачу, поинтересуюсь как бы, и тогда еще одну порцию слопаю.

Брежнев допил компот, встал из-за стола, успокаивающе махнул рукой своим, мол, сидите и пошел к раздаче.

— Все вкусно, девушки. Вот только скажите мне что это за блюдо у вас такое?

— Серый горох, Леонид Ильич, — отрапортовала бойкая кассирша — со шпеком. Местная кухня. Обычно кефиром запивают.

— Вас как зовут?

— Ира.

— Ну-ка, Ирочка, положите мне порцию этого гороха. Никогда не пробовал, надо устранить пробел.

Ира от души навалила гороха в тарелку. Брежнев с удовлетворением отметил, что его порция намного больше той, что он увидел у Михалыча. Взял к гороху стакан кефира и пошел к кассе.

— Пробивайте, Ирочка. И откуда только местное начальство таких красавиц берет?

— С швейных фабрик переманивает — улыбнулась Ира. Я раньше там в столовой работала.

— А не переманить ли и мне Вас в Москву? А то у нас в цэковской столовой какие-то сплошные воблы сушеные работают. Мало того, скажу Вам по секрету, они все агенты КГБ, приставлены следить, чтобы члены Политбюро посуду не воровали.

Ирочка засмеялась.

— Нет, Леонид Ильич, не поеду. А то и меня агентом сделают. А я не хочу за Вами следить. Знаю я эту слежку. Сначала следишь-следишь, а потом бац — и влюбишься. А у вас небось семья, так что сплошное разочарование будет. С Вас сорок три копейки — объявила Ирочка.

Брежневу вдруг стало неловко. У него не было ни копейки денег. Брежнев подозвал охранника, чтобы тот расплатился.

— Вот черт, — досадовал Брежнев, поглощая блюдо местной кухни и запивая его кефиром. — Привык без денег жить. Понадобится, даже дешевый букетик цветов не на что купить. Надо исправляться. Или деньги всегда носить с собой или побыстрее строить коммунизм, чтобы денег не было вовсе. Тогда зайдешь в магазин, выберешь букет и подаришь понравившейся девушке. И идут девушки, красивые и с красивыми букетами. — Брежнев представил себе Красную площадь с прогуливающимися с кучей букетов девушек. Но картинка распалась, мысли перескочили на экономическую составляющую одаривания всех девушек цветами.

— Ведь если без денег, то сколько ж это цветов понадобится? Если каждый начнет дарить цветы направо и налево, да еще огромными букетами? И как рассчитать потребность в цветах магазина у Красной площади? Цветы товар скоропортящийся, тут или заранее порчу закладывать надо или кому-то цветов не хватит. Не хватит — потребность не обеспечена. Да, опять прав черт, не все так просто с этим коммунизмом. И потом, как бы выращивание цветов не заняло значительный процент от общего производства. А зимой как быть? Нет, деньги все-таки ограничивают потребление, деньги нужны. И что это значит в определении коммунизма?

В ухе зазвучал голос черта.

— Пора, Леонид Ильич, все уже поели, на Вас посматривают. Озадачьте их, отнесите грязную посуду к мойке. В ЦК ведь официантки убирают, а здесь их нет.

Брежнев посмотрел вниз — за размышлениями он все съел. Подчистую, разве что тарелку не вылизал. Поднялся, поискал глазами окошко с надписью "грязная посуда", ухмыльнулся, понес свои тарелки и стаканы к мойке. Заодно появилась возможность опять пройти мимо кассы с Ирочкой. Улыбнулся, поблагодарил, сказал, что было очень вкусно, но никак не мог вспомнить, что именно напоминает этот серый горох. Оглянулся — у окошка мойки образовалась какая-то безобразная давка, из-за того, что все разом ринулись к окошку, ставить тарелки было некуда. Снова улыбнулся Ирочке. показал на окошко и пошутил

— Вот так, Ирочка, кто первый встал, того и тапки.

Осмотр нового здания продолжался недолго. В чистые цеха Брежнева не повели, все ограничилось просмотром на мониторах из кабинета начальства. Брежнев и не настаивал, потому как ему объяснили, что стерильность там на порядок выше чем в операционной, а черт подтвердил. А вот временный цех сборки компьютеров в корпуса-клавиатуры осмотрел. Новые компьютеры поразили даже его, когда экскурсоводы сравнили по характеристикам с некоторыми известными ему своими размерами советскими моделями. Считай, электронщики целую комнату в коробку от конфет засунули. В этом же цеху ему вручили подарки — конечно, этот самый компьютер и в придачу к нему только-только разработанную в заводском НИИ новую модель телевизора, полностью на микросхемах. Брежнев быстро почувствовал разницу, на демонстрационном столике стояли простая модель и новая, обе со снятыми задними крышками, новая была мало того, что с беспроводным пультом дистанционного управления, так еще и практически пустая внутри. По совету черта Брежнев даже попробовал поднять оба телевизора. Новый поднял довольно легко, а вот старый средним усилиям почти не поддался — и ручек нет и тяжеловат все-таки. Напрягаться не стал, все-таки совсем недавно был стариком, подозрительно будет.

Брежнев оглядел цех. Работников мало, оборудование простаивает. Ну да, только-только отгрохали здание, установка оборудования идет, даже плана по новой продукции нет, а нет плана — нет потребителей. Тяжеловата наша плановая система, тяжеловата. Когда страну строили, а потом отстраивали, хорошо работала, а вот теперь, когда ассортимент увеличился и новая номенклатура продукции чуть ли не каждый месяц появляется, пробуксовывать стала. Черт говорит, что в частности из-за тех же самых компьютеров пробуксовывает. Долго данные вводить, долго считать, а значит долго и пересчитывать. Вот и клепаем, грубо говоря, одновременно и паровозы, и тепловозы, по пятилетке-другой клепаем, вместо того чтобы полгода-год постоять и клепать уже только тепловозы. Ну, значит, надо эти самые компьютеры развивать, чтобы считалось быстрее. Вон, ничего сложного в этих новинках нет. Одна микросхема, а остальное вообще простенькая механика, даже кнопок по сути дела нет, нет даже пружин, какая-то резинка вместо них, одни только пластмассовые набалдашники с буквами. За такое и сто рублей грешно просить с покупателя, ну да ладно, это уже как Госкомцен решит.