— Гоните его обратно к роще!— кричал с холма Ливит. Его позвали, лишь когда появилось чудище. Хоть и слаб был еще воин, но приковылял, опираясь на палку. Хотел своими глазами взглянуть на странного "зверя", не делом, так хотя бы словом поучаствовать в его поимке.

Чудище перло в деревню. Вооруженные вилами крестьяне громко кричали, бросались камнями, пытаясь поворотить его обратно. Но близко не подходили, боялись. Да и сам "зверь" оказался довольно робким — зря, что такой огромный и из железа. На мужиков он не шел, все норовил свернуть в сторону. Однако всякий раз на его пути появлялись агрессивные крестьяне, заставляя менять направление.

И вот наступил знаменательный момент, когда чудище шагнуло на тонкий настил из веток и рухнуло в яму, вокруг которой тут же обралась вся деревня. В первых рядах стоял и сам Ливит, и Мастер Фаранг, все еще находящийся под впечатлением от необычного вида неведомого "зверя".

Падение оказалось роковым для чудища. Оно подвернуло ногу и уже не могло подняться. К тому же яма, не смотря на все старания Мастера, оказалась слишком узкой. "Зверь" лежал на дне, скрипел суставами и беспомощно скреб лапами по стенам ловушки.

— Отбегался, болезный,— не без самодовольства прокряхтел староста.— Теперь можно и в Бронт кого посылать. Пущай забирают его — нам он ни к чему.

Когда народ недовольно зароптал, он поспешно добавил:

— Не даром, конечно. Придется господам раскошелиться за "зверя" чудного... Как думаешь, сколько дадут за такого?— спросил он Ливита.

Тот ответил не сразу, выглядывая что-то вдалеке.

— Сейчас узнаешь,— сказал он, кивнув на приближавшийся к деревне конный отряд, отмеченный штандартами Ории.

Заметив толпу, всадники свернули к роще.

— Мастера Фаранга не видели?— без предисловий спросил командир отряда.

— Здесь я,— откликнулся тот, выйдя вперед.

— Ты едешь с нами в Сандору. Приказ короля.

К цанхи подвели коня.

— А с этим что делать?— разочарованно спросил староста и кивнул в сторону ловушки.

Командир стражей Ории подъехал к яме и, посмотрев вниз, выпучил глаза...

Глава 18

Заруфу все больше и больше нравился этот мир. Это в Огвонтере не на что было посмотреть — безжизненная пустыня, куда ни глянь, да мертвый океан, навевающий тоску своей чернотой. А здесь и небо голубое, приятное для глаз, и воздух чистый настолько, что кружилась голова, и растения непривычного вида, и животные, мясо которых было нежным и вкусным. А главное — захватить этот мир не составит особого труда. Людишки местные были слабы и трусливы. Не все, конечно. Тем, что сложили свои головы среди холмов — честь и слава. Отважные воины, хоть и глупые. Но в большинстве своем это были слизняки, которых раздавишь — и никакого сожаления. Скорее уж брезгливость. Один из них всю дорогу сопровождал отряд огавонов и раздражал Заруфа настолько, что тот едва сдерживал себя в желании свернуть ему шею. Вроде бы мужчина, рожденный быть воином, к тому же наделенный способностями, необычными не только для большинства местных обитателей, но и для самих огавонов... А на деле — слизняк бесхребетный, жаждущий только одного: продлить свое жалкое существование. Одна от него польза — указывал путь исправно. А еще пытался обучить Заруфа местному наречию — языку, слащавому до отвращения и икоты.

С тех пор как огавоны обзавелись лошадьми — это были красивые, сильные и гордые животные, в Огвонтере такие не водились, — продвижение на запад стало проще и быстрее. Жителей деревни — тех, что не сдохли в пути, — отпустили. Пусть насладятся последними днями свободы. Очень скоро все обитатели этого мира будут обращены в бесправных рабов — большего они не достойны. На лошадях же везли снаряжение и провиант, отобранный у дикарей, пожертвовавших своими жизнями ради жизни одного единственного мальчишки. Его, кстати, тоже отпустили на волю, как и обещали. И даже дали коня. И он, утирая сопли, устремился на юг. Таким образом, из чужаков огавонов сопровождал один лишь Саффус. Так звали этого слизняка. И имя у него было вполне подходящее его естеству. Впрочем, даже его он не заслужил, и Заруф упрямо величал его Слизняком.

Изо дня в день становилось все холоднее. Слизняк кое-как на пальцах объяснил, что это временное явление, зовется зимой и продлится дней сто с небольшим, а потом снова станет тепло, поднимутся травы, зацветут деревья, появится растительная пища...

Местный холод огавонов не пугал. В Огвонтере есть территории, где человек без специального снаряжения мгновенно превращался в глыбу льда. Вот это холод! А здесь — баловство одно. Закаленные воины беззаботно спали прямо на стылой земле, удивляя хлипких аборигенов своей выносливостью. И все же Заруф мечтал увидеть лето — пору возрождения и процветания. Зеленый цвет был редкостью в мире, породившем его на свет.

Обитатели Патэприена, как и огавоны, жили компактно, в населенных пунктах, именуемых городами и деревнями. А большая часть территорий пустовала. В этом было свое преимущество: достаточно захватить населенный пункт, чтобы стать полновластным правителем окружавших его земель. Один из городов, в котором по словам Слизняка жило чуть больше пяти тысяч человек, они миновали незадолго до сражения среди холмов. Прошли мимо, чтобы вернуться потом, когда прибудет подкрепление. Следующий город располагался в нескольких днях пути на северо-запад. Но и он пока не интересовал огавонов. Они устремились на запад, где на берегу моря стоял Катлар.

Три крупных населенных пункта, а между ними — бескрайняя степь, лишь изредка навещаемая дикарями с юга. Ситуация на севере была почти такой же: большие по местным меркам города можно было по пальцам пересчитать. Защита — смех один. Такая не устоит и дня под напором осадных орудий Огвонтера...

Да, этот мир был слишком хорош, чтобы принадлежать Слизнякам...

Местное море впечатлило Заруфа не меньше, чем бескрайняя степь. Оно было синим и ласковым, непохожим на черные воды огвонтерского океана. Почти у самого горизонта возвышался остров, похожий на гигантскую арку. Именно о нем говорил сын Сулун-Тара — другого такого поблизости не было. А на берегу в глубине удобной бухты раскинулся город Катлар, опоясанный крепостной стеной, за которой привыкли прятаться местные обитатели. Она исправно защищала их от примитивного оружия дикарей с юга. Но для огавонов это была слабая преграда. К тому же не обязательно было ломиться сквозь стену, когда в ней с трех сторон были встроены просторные ворота, распахнутые настежь, словно приглашая внутрь новых властелинов этого прекрасного мира.

— Погонщик!— чуть повысило голос Заруф, и к нему тут же подъехал повелитель механоидов.— Отправь нуров и кобратов вперед. Пусть расчистят пространство перед воротами.

Погонщик кивнул, поднял вверх сигнальное устройство, и над долиной прозвучал переливающийся трелью сигнал к атаке. Прикрывавшие фланги механоиды сорвались с места и, обтекая холм с двух сторон, ринулись к городским воротам.

Заруф махнул рукой замершим в ожидании воинам, пришпорил коня и легкой трусцой направился следом...

Дом, который Гван получил в награду за уничтожение Вечного Зла, стоял неподалеку от Далирских ворот и еще совсем недавно принадлежал какому-то купцу, уличенному в фальшивомонетчестве и, как полагается, четвертованному за это преступление на городской площади. Его движимое и недвижимое имущество перешло в собственность короны, а теперь было подарено удачливому скорду, рожденному простым крестьянином с восточного Варголеза. Он был младшим сыном в многодетной семье, поэтому не мог рассчитывать на существенное наследство. Да и какое может быть наследство у бедной крестьянской четы, из года в год гнувшей спину на клочке плодородной земли, отвоеванной у Сандорского леса? Еще мальчишкой Гван тайком ушел из дома и до недавнего времени скитался по Варголезу, имея лишь временный приют, да и то не всегда уютный и с крышей над головой. Прибился к скордам, познал ремесло расхитителей пимперианских руин и подземелий. И всегда мечтал об уютном гнездышке, в которое можно было возвращаться после очередной безумной авантюры.

И вот его мечта сбылась.

Его ничуть не смущал тот факт, что еще совсем недавно в этом доме жил купец средней руки, занимавшийся поставкой устриц на рынки Сандоры, а в свободное время штамповавший в подвале медные монеты, которые потом хитрым способом покрывал золотой пленкой. Рисковал, конечно, и, наверняка, знал, к чему может привести досадная оплошность. Вот так и сам Гван частенько ходил по краю и прекрасно понимал, чем это может закончиться. Но ремесло скорда ему нравилось и бросать его он не собирался. Пока.

Впрочем, от прежнего жильца мало что осталось в двухэтажном доме, окна которого выходили на шумную улицу, по которой везли грузы из порта, направлявшиеся во все концы Варголеза. Что-то отошло короне, но большую часть растащили приставы, не упускавшие возможности набить собственные карманы. Снаружи дом оказался заколочен досками, а внутри — шаром покати. Из мебели — сломанный табурет да шкаф без дверцы, скрипучая кровать да вешалка в прихожей. А значит, расходы предстояли немалые.

— Ну, спасибо, Ваше Величество...— пробормотал Гван, окинув беглым взглядом свои владения.

Ну, да, ладно — главное, стены есть, а остальное прибудет со временем.

Королевских денег должно было хватить на первое время. Часть Гван решил потратить на обустройство жилища, а потом...

Потом снова придется отправляться в те места, куда неохотно захаживали местные жители, и где смерть подстерегала на каждом шагу. К сожалению, таких мест в Варголезе оставалось все меньше и все чаще приходилось брать кого-то в долю или самому напрашиваться в компаньоны за отсутствием собственных идей. Иной судьбы Гван себе не представлял. Ибо ничего другого не умел в этой жизни. Он, выросший на земле и с детства работавший в поле, отвык от сурового крестьянского быта, забыл приобретенные с молоком матери навыки и возвращаться к прежнему не собирался.

А значит, его снова ожидали пимперианские руины...

Это потом, а сейчас нужно было как-то обустраиваться на новом месте.

Был, правда, еще браслет, добытый им на Гонготских болотах — вещь дорогая, редкая. Когда-то эту безделушку носил на руке тот, кого в народе прозвали Вечным Злом. А теперь она украшала его запястье. И Гван не собирался расставаться с ней даже за все золото Варголеза.

Это память.

Первой покупкой Гвана стал тюфяк, набитый мочалом, и стеганое одеяло — ночи в Катларе были в эту пору прохладные, сырые. Не мешало бы отогреть выстуженный дом, но дрова в Катларе стоили дорого, а денег — и только на необходимые расходы — едва должно было хватить на пару месяцев. Поэтому Гван ограничился одной лишь спальней, которую отапливал незадолго до отхода ко сну.

Хлопоты по дому нравились скорду, давно забывшему уже, что значит собственный угол. Хотелось, чтобы все было как у людей: стол посреди комнаты, занавеси на окнах, пушистый ковер на полу, чтобы даже в самую стужу можно было босиком ходить по дому. А еще можно будет развесить гобелены на стенах, устроить в подвале мастерскую и — давняя мечта скорда — комнату с трофеями. Чтобы сидеть у камина зимними вечерами, разглядывать диковинки, добытые в пимперианских подземельях, и вспоминать былое...

Ну, и, конечно, нужны были заботливые женские руки, которые будут держать в порядке всю эту красотищу... Да и вообще... Приятно, наверное, возвращаться в дом, где тебя кто-нибудь ждет. Раньше Гван об этом как-то не задумывался, но, видать, пришло время. Да и кандидатку он уже присмотрел — соседка-вдова, в чьи окна через улицу скорд тайком заглядывал вечерами. Знатная бабенка, молодая еще, в соку. Спиногрыз был у нее шестилетний от бывшего мужа, нашедшего смерть в неспокойных водах моря Дитенгаар. Но пацаненок ладный, смекалистый — будет кому передать опыт, если своих детей не получится...

Снег, начавшийся с самого утра, сыпал и после обеда. Редкие снежинки падали на брусчатку у дома Гвана и тут же таяли в грязи, оставленной колесами телег и ногами сотен прохожих, курсировавших между портом и городскими воротами.

Гван не любил зиму, но снегопад, пусть даже такой робкий, завораживал. Он стоял у окна и наблюдал за падавшими на подоконник снежинками. Ближе к вечеру обещался заглянуть столяр, собиравший для него стол и пару табуретов. А пока дел никаких не было, и Гван откровенно скучал.

Шум начался где-то вдалеке, у городских ворот. Дело, в общем-то, привычное, но сегодня в нем было что-то особенное. Кричали люди, ржали кони, звенела сталь...

"Неужели кочевники напали?"

Гван распахнул окно — шум ворвался в полупустую комнату, ударил по ушам пронзительным женским визгом.

По улице в направлении порта бежали люди. Стар и млад. В глазах — неописуемый ужас. Спешили так, что сбивали с ног зазевавшихся прохожих, бросали на землю свой нехитрый скарб — что само по себе было делом неслыханным. Многие были перепачканы грязью и кровью. Бежали напролом, временами оглядываясь назад.

Гван навалился на подоконник, глянул в сторону ворот... и обомлел.

Нет, это были не кочевники. Это были... Ничего похожего он прежде не видел. Существа из железа ворвались на привратную площадь и беспощадно убивали всех, кто попадался на их пути. Те, что передвигались на двух лапах, кромсали и кололи людей острыми клинками, сросшимися с правой конечностью. Левая выглядела еще страшнее — трехпалая лапа, снабженная стальными когтями, оставлявшими страшные раны. Но и это было еще не все. На плече у каждого имелась горизонтальная подвижная трубка, плевавшаяся в спины удиравшему люду тонкими трехгранными дротиками. Другие были похожи на степных волков — разве что только крупнее. Кожи нет — одни кости, да и те стальные. Крупные головы звонко лязгали острыми клыками, запросто откусывавшими руки и ноги, вырывавшими куски мяса из тел тех, кого они настигали в прыжке. И не было с ними никакого сладу. Нашлась пара храбрецов из числа городской стражи. Пока их товарищи улепетывали вместе со всеми в сторону порта, эти приняли неравный бой. Их клинки и алебарды не смогли причинить чудовищам даже минимального вреда. А потому схватка оказалась короткой. Последнего рослый двуногий монстр схватил за горло левой лапой, а потом пронзил клинком правой конечности, без труда пробив прочную стальную кирасу.

Расчистив привратную площадь, железные чудовища устремились вглубь города по пятам бежавшей в панике толпы. Вперед вырвались "хищники". Они настигали отставших, обрушивались сзади на их плечи, подминали, валили наземь, а потом перекусывали шеи или разрывали острыми когтями. После короткой расправы они устремлялись к следующей цели, оставляя позади себя улицу, залитую кровью и заваленную обезображенными мертвецами. Двуногие шли следом и добивали тех, кто еще шевелился в куче собственных потрохов.

В мечущейся по улице толпе Гван разглядел фигурку женщины, одной рукой прижимавшей к груди накрытую платком корзинку, а другой тащившей за собой маленького перепуганного мальчишку...