— Может быть, хватит с тебя на сегодня Интернета?
— Тебя не спросил!
— Ир, не дуйся. Раз уж я не могу пока с ним встречаться, дай хоть поэсемесюсь.
— Не дам.
Больше у него эта их связь работать не будет. Я все заблокировал. Обойдется.
Я вздрагиваю, когда его голос раздается над самым ухом. Я почувствовал, когда он встал, почувствовал, как приблизился. Но все равно вздрогнул. Я сам себе отвратителен за это. Почему он настолько выводит меня из себя?
— Ир, будь человеком, — тянет он над самым ухом.
Резко поворачиваюсь на стуле к нему.
— Чтобы ты мог за мой счет удовлетворять свои больные фантазии?
— А? — Андрей теряется, и я, кажется, понимаю, что сморозил полнейшую глупость. Я все еще работаю с его переводчиком. Именно от него мне в голову приходит мысль, что у них на Земле это устойчивое выражение, а Андрей еще не настолько свыкся с мыслью, что я не человек, чтобы вовремя одернуть себя. То есть, он вовсе не предлагал мне мерцнуть в человека и...
— Извини, — вырывается само собой. Я смущен и раздосадован. Совсем крыша уехала, вообразил себе неизвестно что. Откидываюсь на подвижную спинку и закрываю глаза ладонью. Слышу голос Андрея.
— Вот видишь, — роняет он спокойно и наставительно. — Я прав. Пора отдыхать. А то ты такими темпами совсем с катушек съедешь. А я еще как-то жить хочу — это раз, а два — завтра у нас экскурсия по городу. Ты первым вызвался меня гулять.
— Не я вызвался, — выходит устало. Он прав, я на самом деле устал. — А Ира.
— Нет. В тот момент именно ты, — заявляет он и тянет меня за руку.
Мне совсем не хочется с ним спорить, хоть я и не согласен. Запал прошел. Вздыхаю, смотрю на него, но не встаю.
— Пойдем, — говорит Андрей мягко и улыбается. — Покажу тебе, как у нас тут с туалетными принадлежностями дела обстоят.
Улыбаюсь в ответ. Чувствую себя полным дураком, но улыбаюсь. А потом встаю. Для него слишком резко. Я знаю. У меня реакция куда выше, чем у него. И выдыхаю на ухо. А что, не все же ему мне в уши дышать?
— Потрешь мне спинку?
— Отпустишь на свидание, потру, — после секундной паузы откликается он.
— Обойдешься.
— Тогда и ты не жди.
Стоим и улыбаемся друг другу. Ничья. Но с таким, как он, я весьма рискую стать азартным игроком. Осталось только определиться, что поставить на кон.
Андрей
На этот раз мы меняемся местами. Когда я возвращаюсь из душа, Ир уже в кровати. Отключил компьютер, откатился к стене. Мне в принципе без разницы, где спать. Могу и с краю. Но только когда подхожу к нему, в голове возникает вопрос.
— Ир, — зову. Он оборачивается ко мне через плечо. — Давай я второе одеяло достану.
— Как хочешь, — бросает парень и снова отворачивается лицом к стене.
Приходиться тащиться за вторым одеялом. Нахожу его в шкафу в зале, волоку в комнату. Ир делает вид, что уже уснул. Мне почему-то кажется, что именно делает. А я привык доверять своему чутью. Устраиваюсь у него за спиной и заворачиваюсь в одеяло. На душе неспокойно. Что там будет завтра? Как класс встретит наше с Ирой повторное появление вдвоем? Что там за город, который они обещали мне показать? И вообще, как мне жить теперь со всем этим? Первая эйфория сошла на нет, и теперь самое время схватиться за голову. Сожаления еще нет, но что-то мне подсказывает, что скоро появится.
— Андрей, — вдруг зовет меня Ир.
Я нервно дергаюсь, но подаю голос.
— Что?
— А в какую старшекурсницу ты мог бы влюбиться?
Как он меня достал! Вот как ему объяснить, что я понятия не имею, что ему на это ответить? У меня нет особых пристрастий. Все, какие есть, я им еще на первом классном часе озвучил. Сверх этого мне и сказать нечего.
— Почему для тебя так важно, чтобы мою постель грел кто-то из ваших?
— Карл сделал на тебя ставку. Я... — он запинается, но потом все же подтверждает мои самые худшие опасения. — Тоже. Не хочу, чтобы ты влюбился в кого-нибудь типа этого твоего Никиты, и забыл обо всех тех обязательствах, которые взял на себя.
— Ир, я ведь не безиозглый несовершеннолетний подросток, — говорю я с укором. Не знаю, что еще сказать. — Работа — это работа. И все те обязательства, что я взял на себя, подписав договор с вашим учебным заведением, я буду стараться выполнять по мере моих сил. Я достаточно взрослый, чтобы разграничивать работу и личную жизнь.
— И ставить выше работу?
— Да. Пока да. Я не готов обзаводиться семьей, поэтому работа для меня на данном этапе первостепенна.
— Тогда почему ты ей пренебрегаешь?
— Когда это?
— Зачем он тебе вообще сдался? Ни рожи, ни кожи...
— Ир, — я снова произношу его имя с укором, но он, словно и не замечает этого.
— Я не понимаю, — Ирирган поворачивается ко мне, устраивается на другом боку и всматривается мне в лицо в темноте. Я вижу, как светятся у него глаза. Наверное, в отличие от меня, он сейчас видит не хуже, чем при свете. — И не надо мне рассказывать, что внешность не главное. Наши студенты куда красивее этого твоего парня, что ты за него так цепляешься?
— Потому что Никитка уже вот он, рядом, свой, понятный. А с вашими еще разбираться надо. К тому же, рядом с кем-нибудь из них я все равно буду чувствовать себя неполноценным. У вас там мечом учатся владеть еще раньше, чем научились разговаривать. Магией дышат с рождения. Я же вообще в этом полный профан, что в первом, что во втором. Вот чем, скажи на милость, я мог бы заинтересовать твою старшекурсницу?
Ир молчит. И правильно. Мне бы на его месте тоже нечего было сказать. Я уже собираюсь перевернуться на другой бок, чтобы не видеть две светящиеся точки на его лице. Они меня смущают. Сейчас я особенно остро осознаю, что со мной в постели не человек. И это почти неприятно.
— Но нас ведь ты смог заинтересовать с первой минуты знакомства, — замечает он. И я понимаю, что разговор еще не окончен, значит, нельзя просто взять и повернуться к парню спиной. Вздыхаю.
— Потому что прямо и откровенно предложил обсудить свою личную жизнь.
— Это не ты предложил, — напоминает он.
— Я ждал именно того вопроса, который задала твоя Ира.
— Ждал? — уточняет Ир. Я хмыкаю.
— Конечно. Он был самым напрашивающимся.
— То есть ты осознанно его спровоцировал.
— Наверное. Можно и так сказать.
Он снова молчит. Ну что, может, спать уже?
— У вас ведь говорят, что девушки любят ушами, — снова огорошивает меня Ир. Я хмурюсь, соображая, откуда бы ему знать. Но вовремя вспоминаю, что мы так и не обменялись обратно переводчиками. Мой все еще на нем. И пока я соображаю, Ир продолжает свои рассуждения. — Уверен, что ты точно нашел бы, как её обворожить.
— А зачем напрягаться? Никите не важно, что я говорю и как. Мы с ним вообще мало разговаривали.
— Когда?
— Когда познакомились.
— И давно вы знакомы? — я слышу, каким холодным становится его голос. Если ему так неприятно, зачем самому себе душу травит? Зачем спрашивает?
— Вчера.
— Что?! — он аж подскакивает на кровати, а я с перепуга чуть на пол не слетаю.
— Ир!
— Вы только вчера познакомились, и ты его уже в дом притащил?!
— Не ори! — восклицаю я, раздражаясь все больше. Вот тебе и выспался перед тяжелым днем, вот тебе и отдохнул! — Я уже сказал, что не настроен на серьезные отношения. В этом вся загвоздка. А с вашими пришлось бы связываться надолго. А я так не могу и не хочу!
— Почему не можешь?
— Потому что, — отрезал я и отвернулся от него.
Лег с самого краю, так и еще спиной к нему, четко давая понять, что разговор окончен. На душе было муторно и обидно. Почему? Да потому что с этими его воплями я сам стал чувствовать себя каким-то озабоченным и свихнувшимся на сексе. Но с другой стороны, если у них там совсем другие нравы, я-то тут при чем?
— Спокойной ночи, Андрей, — когда я уже начал засыпать, несмотря на всю злость, что все еще бурлила во мне, сказал Ир из-за спины.
У меня сразу в душе как-то потеплело. Не знаю, то ли голос у него был какой-то особенный, то ли просто я так устал за все эти дни, что именно эта фраза стала переключателем из напряженного состояния в полный расслабон. Я, кажется, даже улыбнулся в темноте. И ничего не сказал, когда Ир неожиданно придвинулся и обнял меня поперек груди, вжавшись лицом куда-то мне между лопаток. Он прав в одном, рядом, друг с другом, нам спокойно. И ему, как он сам признался, и мне. Почему? А фиг его знает. Я так устал, что совершенно не настроен с этим разбираться. А возможно, и никогда уже не настроюсь. Хорошо, тепло и спокойно. И больше ничего пока не надо. И даже это 'пока' на данный момент ну совершенно не смущает.
Глава 19
Не ходите, люди, с эльфами гулять
Андрей
Утром, обнаружив, что Ира нет рядом, я даже как-то растерялся. Сначала попробовал пошарить по кровати с закрытыми глазами, потом открыл их, осмотрелся, приподнявшись на локте, и понял, что парня нет не только в постели, но и в комнате. Странно. Пришлось выбираться из-под одеяла и отправляться на поиски.
Мерцающий неожиданно обнаружился на кухне. С невероятно сосредоточенным видом Ир пытался что-то варить, помешивая ложкой, а потом, почерпнув совсем немного полупрозрачного бульона, попробовал на соль, когда я подошел и заглянул в кастрюлю. О-ба-на, пельмешки! Почти сразу на меня снизошло озарение, почему мой неугомонный неэльф так сосредоточен. Скорей всего сверяется с переводчиком. Очень интересно.
— Ты чего это с утра пораньше решил кашеварить? — поинтересовался я.
— Захотелось, — буркнул он, мне показалось, что даже смущенно, а потом уточнил. — И при чем здесь каша?
— Просто так говорится, — отмахнулся я и плюхнулся за стол. Надо было бы вернуть из спальни стул, который я вчера туда утащил, когда объяснял Иру как с компьютером водиться, но было безумно лень вставать.
Вид мерцающего в трусах и накинутой на плечи рубашке, его, не моей, умилял донельзя. Почему? Да потому что эта его рубашечка с кружевным воротником и манжетами на фоне моей холостяцкой среднестатистической кухни и его поджарого типично мужского телосложения вызывала бурю не только мыслей, но и эмоций. Очень хотелось гаденько захихикать. Но я не рискнул обидеть Ира, помня о вчерашнем пробуждении. Все-таки этот парень по утрам весьма нервная личность. Вдруг опять решит, что я к нему пристаю?
Я какое-то время молча наблюдал за ним, пока не услышал тихий, но злобный голос:
— Если заржёшь, удавлю.
— Э? — я даже растерялся.
А Ир отработанным таким движением выключил газ, отряхнул ложку над кастрюлей и с воинственным видом повернулся ко мне. До меня дошло. Морда засветилась, как начищенный пряник. Нет, я, конечно, сам себя в этот момент не видел, но представлял очень ярко.
— Поинтересовался у переводчика, как у нас мужики одеваются?
Ир, не иначе, как от переизбытка чувств, зашевелил ушами. Нет, серьезно. Они у него, в принципе, как у человека, только верхние кончики вытянуты вверх. Поэтому когда они, эти самые уши, дернулись без изменения общей мимики лица, у меня банально отвисла челюсть.
— Андрей! — рыкнул мерцающий, заметив, наверное, как у меня взгляд остекленел.
— Извини, — вырвалось у меня. — Но у тебя уши...
— Да, шевелятся, когда злюсь! — воскликнул он, решительно отвернулся от меня и принялся разыскивать в верхних шкафах тарелки.
— Ладно тебе, Ир, — пришлось в очередной раз виниться. — Просто у нас далеко не каждый так может, поэтому это что-то типа особого умения, которым ребята друг перед другом хвастаются. — Услышав, как, чуть помедлив, он вздохнул и поставил на стол перед собой две тарелки, я понял, что прощен.
— А у нас соревнуются, кто раньше в девчонку мерцнуть сможет.
— Серьезно? — недоверчиво уточнил я, представлялось, честно признаюсь, плохо.
Он усмехнулся и принялся ложкой раскладывать по тарелкам пельмени, а потом попытался еще и бульона начерпать. Я не поленился, встал и достал из ящика стола половник. Ир скривился, судя по всему, досадуя на собственную недогадливость. Половник отобрал и принялся орудовать уже им. Я вздохнул и поплелся в спальню за стулом. Как-то странно сегодня день начался, нет?
Ирирган
Я редко поддаюсь минутным порывам. Обычно никогда. Хватает разумной злости их в себе подавлять на корню. Особенно, если они такие же глупые, как сегодняшний. Но на этот раз я поддался.
Проснулся раньше Андрея. Обнаружил, как он щеку ладонью подпирает и жмурится во сне от солнца, пробивающегося через окно, и решил сделать человеку приятное. В конечном итоге, вчера он остался со мной, хотя, как мне показалось, это было не в его правилах — поступаться собственными желаниями ради кого-то. Поэтому я отправился в ту крохотную комнатку, которую в этом мире гордо называли кухней и, сверяясь с данными переводчика, изучил холодильный шкаф на предмет продуктов. Обнаружил массу всего интересного, но выбрал пельмени. Так значилось на упаковке. В памяти переводчика хранилось лишь два рецепта их приготовления — пожарить и сварить. Я выбрал варку. Мне показалось, что так будет проще. Собственно за этим занятием он меня и застал.
Скосив глаза через плечо, на притихшего за спиной психолога, я обнаружил, что он всеми силами пытается сдержать улыбку, а, может быть, даже смех. Первой мыслью было: что смешного?! И его переводчик тут же подкинул мне несколько картинок с мужчинами, облаченными в ту одежду, которая считается тут мужской, а потом этими же мужчинами, облаченными в женские тряпки. Мне захотелось придушить Андрея за то, что по его вине я теперь даже в привычной одежде находиться здесь не могу. Поэтому я поспешил честно предупредить его об этом. Он растерялся, а потом все равно расплылся в улыбке клинического идиота, но вкупе со словами и всем остальным его поведением, мне уже не было так обидно за себя, как в первый момент.
Андрей принес из спальни второй стул, достал из холодильного шкафа какие-то пакеты с крышками, на одном из которых было написано 'Майонез', а на другом 'Кетчуп' и объявил, что так будет вкуснее. Мы сели завтракать. С майонезом пельмени мне понравились, хоть я так и не смог идентифицировать на вкус, что за состав у мяса, обнаруженного мной внутри пресного теста, а вот с кетчупом не очень. Он для меня был слишком острым. Андрей же налегал именно на него, отчего пельмени в его тарелке плавали в красноватом бульоне.
Я только расслабился и начал получать удовольствие от еды, хотя до этого был напряжен, так как опасался, что, во-первых, будет невкусно и мне не понравится, а, во-вторых, что какой-либо ингредиент в этой иномирной пище может вызвать аллергию, как Андрей, утолив первый голод, принялся засыпать меня вопросами.
— Ир, а что делать с Гарри и Фа? — спросил он, дожевывая очередной пельмень или пельменю, у переводчика были весьма расплывчатые данные о родовой принадлежности этого слова.
— В каком смысле? — я не понял, о чем он. Он что, передумал заниматься этой своей гневотерапией и хочет ребят снова к ногтю прижать? Так не получится уже. Дал волю, они теперь так просто от такого подарка судьбы не откажутся. Причем не только сами виновники, но и остальные тоже. Ведь нет ничего романтичнее, чем общая тайна. Я ведь прав?
