Почему для того, чтобы тебя услышали, надо кого-то убить? Неужели вот это — правильная механика мира?
Лужи в колее замерзли, и солнце светило слишком ярко. Все же хорошо, что я убил Рийшена. Терпение темных магистров не рассчитано на то, чтобы им в лицо заявляли, что они, темные магистры, не имеют права брать в ученики светлых магов. Конечно, не имеют; но это что, вызов? Борьба всегда в том, кто кого продавит, и статус ученика после этого я бы получил официально.
Хотя я сделал ровно то, что хотел.
— О чем думаете, светлый магистр?
Шеннейру было любопытно. Я подозревал, что жив до сих пор только потому, что темному магистру было любопытно с самого начала. Он вел себя так, будто ничего не случилось; я видел в этом очередную проверку. Гораздо безопаснее с моей стороны было бы изобразить растерянность и потрясение — вполне нормальные для светлого, пережившего бойню — но спокойствие делало меня... интереснее. Ведь следить за человеком, который продолжает бороться, так увлекательно.
— Переживаю, — честно ответил я и постарался не морщиться от резких движений. Несмотря на легкие исцеляющие заклятия, все время что-то болело. От основного исцеления я отказался: пришлось бы раздеваться, а шрамы на руке пусть и не были чем-то действительно важным, но вызвали бы ненужные вопросы. С врачами получилось поругаться, и я мысленно пообещал потом принести извинения. Пусть после упоминания Миля, как единственного человека, которому среди темной кодлы может доверять светлый маг, врачи и так поняли, что я не в себе. — Загорцы считают ситуацию критической, иначе не пошли бы на сговор. По ту сторону гор явно знают о межмировых вратах и делают то, что, по их мнению, способно помочь. Уничтожить человека, который способен работать с искажением, уничтожить страну, которая открывает на своей территории обратные порталы, чем приближает прорыв. Это даже логично. Да загорцы единственные, кто на самом деле старается! Если бы мы только могли выйти с ними на контакт...
Хотя еще неизвестно, что раскроется, когда Джиллиан допишет свое чистосердечное признание пополам с компроматом на Нэттэйджа.
... Очнулся Джиллиан нескоро; и сразу напрягся, замерев и даже не пытаясь напасть. Матиас недовольно цокнул языком и продолжил точить нож. Я поставил перед магом кружку с водой, положил блокнот и карандаш и спросил, как темная гильдия связана с Загорьем.
Стимуляторы.
Стимуляторы были страшной штукой. Нет, не потому, что они объединяли.
Вообще говоря, с Загорьем торговать запрещено. А Загорью торговать с соседями запрещено тем паче, однако кто желает, тот ищет возможность. И с нашей стороны сделку можно было счесть диверсией, потому что если темные считали стимуляторы полезными, то это не значило, что они в принципе полезны. Каждое новое поколение препарата было более щадящим, чем предыдущее, но маги все равно применяли его вместе с компенсирующими зельями. А старые образцы, которые оставались на складах, чисто в теории можно было продать — тем, кого не жалко.
Официально и по решению облеченных властью лиц сделка прошла как нелегальная. Проводил ее Нэттэйдж, но вряд ли Нэттэйдж был инициатором — скорее он выполнял приказ Алина и всего высшего круга. Ну, хотя это могло звучать и как "выкинь уже со складов этот просроченный хлам".
Стимуляторы принимают не боевые маги, а заклинатели. Темные заклинатели, которые к подобным зельям приучены. Стимуляторы действуют не на искру, а на нервную систему, а с психикой у загорцев и без того что-то... не то. Не с такой психикой принимать препарат, вызывающий быстрое привыкание, при том, что поставка была единичной. Кажется, теперь я знаю, как Знаки Солнца сумели так быстро набрать силу. И что правители Загорья обрекли своих магов на скорую мучительную гибель.
Не сказать, чтобы для правителей это имело значение.
Чтобы судьба загорских магов вообще для кого-то имела значение.
— Ну-ну. Плох тот светлый магистр, кто не надеется достучаться до Загорья, — в словах Шеннейра мелькнула насмешка, и я ответил резче, чем хотел:
— Рано или поздно у нас бы получилось.
— Служил я на границе с Загорьем, — вскользь бросил он. — Через день приходилось пинками вышвыривать фанатиков и самоубийц, которые лезли через границу, чтобы вдолбить соседям свои представления о мире, справедливости и подобной наивной чуши. И ваши полоумные товарищи, Тсо Кэрэа, еще возмущались, почему это их под конвоем возвращают в Аринди, а не дают сдохнуть на чужбине. Какую адекватность после этого вы ждете от загорцев? Кто вас вообще пускал в зону боевых действий?
— Мы проводили эксперименты по расшифровке культурных кодов.
Темный чиркнул ладонью по горлу:
— Вот у меня где был ваш этнографический отдел.
Да, темные постоянно мешались.
Я отвернулся к окну, показывая, что потерял к беседе интерес. Путь, возможно, и был опасен; но какие шансы его пройти, если не делать ни единого шага?
— Это поучительно, в некотором роде. Мы считали, что кровь лить нельзя, они считали, что можно. Время уже показало, кто прав.
Шеннейр проявил больше такта, чем я когда-либо мог от него ожидать — он промолчал.
Переговорник Шеннейр временно отдал свой, мощный, довольно странной модификации, и это была честь, но лучше бы мне оставили самый простой браслет рядового мага. Отыскать на полностью гладкой поверхности точечные зацепки для сигнальных печатей не удалось, и я так и не понял, что сделал верного, когда из стеклянной черноты выплыл нужный символ. Связь с Лоэрином установилась далеко не сразу, и еще дольше с той стороны звучало молчание.
— Шеннейр? — настороженно спросил Лоэрин, словно уже планировал удариться в бега вместе со своим замком.
— Отбой тревоги. Нет.
— Светлый магистр! — радостно спохватился артефактор. Я дал ему порадоваться еще немного и сообщил:
— Мне нужен новый ограничитель и переговорный браслет.
Лоэрин вздохнул так жалостливо, что защемило бы душу, если бы я не был бездушным светлым, и с невысказанным укором объявил:
— Для вас — все, что угодно. Какую именно гравировку рыбы мне сделать?
— Какую гравировку?
— Я знаю, что вы даже на своем саркофаге хотели знак рыбы!
— Откуда знаете?
— От Миля. Милю сказала Гвендолин, Гвендолин сказал Иллерни, а откуда это знает инфоотдел, тут уж извините, я не в курсе. Так какую? Светлый магистр, а вы лично к моим артефактам что-то имеете или ко всем?..
Вот так и рождаются слухи — Иллерни подсмотрел краткий допрос Джиллиана. Я напомнил себе, что светлый, а не какой-нибудь темный, и терпеливо ответил:
— Ко всем.
Эффект был явно не тот, на который я рассчитывал.
— Вообще-то я — лучший артефактор страны, — оскорбленно заметил Лоэрин. — Кто вам делает другие артефакты? Зачем они вам?
Машина мчалась через ночь.
Высшие связались со мной только на рассвете. Подсознательно я ожидал Миля, но это оказалась Гвендолин:
— Светлый магистр, — произнесла она так, словно с самого начала знала, кто будет с той стороны. — Прошу вас как можно скорее прибыть на берег. Нэттэйдж и Олвиш устраивают дуэль.
* * *
Место для дуэли выбрали красивое. Ровная площадка на холме с видом на море, на скалы, подходящая для того, чтобы стоять на фоне рассветного солнца и тянуть время. Особенно если не хочешь сражаться, а хочешь жить.
Красиво стоять на фоне рассветного солнца, так, чтобы потом вся внутренняя служба урыдалась от воспоминаний на похоронах — это единственное, что мог сейчас Нэттэйдж.
Трепетали на ветру личные штандарты, внутренняя служба занимала лучшие места на скалах, Миль и Гвендолин, сонные и недовольные, держались поодаль, Олвиш готовился наконец-то размазать своего врага по камням, и все время, пока машина поднималась по серпантину, внутри росло совершенно искреннее возмущение. Я зачищал в приграничье заарнских тварей, успокаивал народ, ловил лазутчиков по горам, сбегал из плена, меня там пытали вообще-то, а эти люди...
— И я теперь должен их разнимать?! — я постучал по спинке кресла и, не добившись ответа, оставил Матиаса в покое. Надеюсь, он там не окуклится, после того, как сожрал пару десятков человек, и не превратится в еще одного Лорда. Один Лорд у нас уже есть, и вторым Норманом Матиасу не стать.
— Вы же магистр, — определенно с наслаждением указал Шеннейр. Я ведь уже требовал с него забрать темную гильдию обратно?
Круг поединка защищал прозрачный барьер — для того, чтобы случайные заклинания не выкосили зрителей. Против Олвиша у Нэттэйджа не было ровно никаких шансов. По такому же принципу я мог вызвать на дуэль Шеннейра, и половина гильдии точно также сбежалась бы поглазеть на дурость. У всех Элкайт был один стиль боя: навесить на себя защиту и неприцельно выносить всех, кого увидят. У главы внутренней службы свои секреты в рукаве — а еще он ради понта таскает с собой неконвенционные заклинания — но когда на тебя рушится комета, никакие тайные приемы уже роли не играют. Главным секретом Нэттэйджа была ценность и незаменимость, и он был первым человеком, которого мне хотелось спасти, а потом задушить собственными руками даже не за дело, а за душевную непостижимость.
Утро было смутным и хрупким, засыпанным белой пылью. Я выпрыгнул из машины и пошел к Милю.
Шеннейр удивленно хмыкнул и двинулся за мной. Миль смотрел на нас, и в его эмоциях как в калейдоскопе мелькало узнавание-радость-злость-искреннее желание нарваться на неприятности:
— Вы...
— Миль, остановите бой.
— Вы, Шеннейр...
Олвиш заметил, что ему пытаются помешать, и концентрация темной энергии резко возросла, пробиваясь даже сквозь магический барьер. Нэттэйдж сместился в сторону, быстро вычерчивая перед собой неоново-синий знак, и я заметил, что все пространство дуэльного круга стремительно заполняет нечто размытое, похожее на корни деревьев...
— Миль!
— Вам, темный магистр, вообще ничего ценного нельзя доверить, — радостно сказал Миль и бросил на землю черный клубок.
Черные линии пробежали по земле, скользнули через барьер, вклиниваясь в структуру чужих заклятий. И печать Нэттэйджа, похожая на морскую губку, и печать Олвиша, похожая на вставший на дыбы башенный кран, прекратили расти, начав сворачиваться внутрь. Линия за линией. Как лист бумаги, который сгибают раз за разом, по бесконечным граням, пока фигуры не сжались в точку, оставляя поединщиков одиноко стоять в круге и озираться.
Шеннейр одним движением погасил барьер, отмахнулся от печати, что вновь начал формировать Олвиш, встряхнул высшего за плечи и рявкнул:
— Приди уже в себя!
И Олвиш неожиданно послушался.
Нэттэйдж лучезарно улыбнулся своим, показывая, что все под контролем, и пожаловался:
— Миль, опять вы так делаете. У меня после этого голова неделю трещит. О, светлый магистр, приветствую...
Эмпатическое поле полыхнуло злостью. Позади меня из машин вывели Джиллиана, и я преисполнился благодарности, что хотя бы никак не умирающая жертва может вызвать у Нэттэйджа такие простые, человеческие чувства.
Миль сорвал с рук перчатки, бросил на землю, вытирая вспотевшие ладони платком, и надел новые. Выглядел заклинатель крайне бледно; я порадовался, что он не пытается догонять Шеннейра с продолжением наверняка эпической речи об ответственности, и прошептал:
— Нэттэйдж и Олвиш не ладят потому, что Олвиш работал на Алина, а Нэттэйдж — нет?
Миль странновато посмотрел на меня:
— Они оба работали на Алина. Только Нэттэйдж с самого начала, а Олвиша Алин перетянул с трудом. Так вы не в курсе? Светлый магистр! Где ваше внимание к людям? Вы должны знать о нас все, самые потаенные...
— Хорошо, Миль, — смиренно согласился я. — Какое ваше любимое число?
Судя по отклику, любимое число Миля я теперь не узнаю никогда.
— ...Так выслушайте же эту печальную историю. После войны Нэттэйдж и Алин вместе застряли в башне Шэн — на Алина наш магистр перевалил всю скучную рутину по гильдии. Нэттэйдж остался без замка, ходил за Алином по пятам и выполнял все его указания. Надеялся, что когда Алин придет к власти, то его не забудет. Алин пришел к власти, и сразу оказалось, что места в ближнем круге уже заняты, а всякие перебежчики из Ньен высоким моральным критериям не соответствуют. После этого Нэттэйдж с горя выбил себе Нэтар, а от Нэтара тогда были три стены и крыша, и основал внутреннюю службу, — со скукой выдал Миль, потер перчатки, и злорадно хмыкнул: — А через несколько лет за несоответствие высоким моральным критериям послали Алина. Олвиш швырнул ему свой замок и потребовал, чтобы Алин к нему больше не обращался.
Если честно, этот день был отвратителен и без порции разборок высшего темного общества.
— Высший маг Нэттэйдж, высший маг Олвиш Элкайт, — Гвен звякнула серебряной палочкой по повисшему прямо в воздухе треугольнику, привлекая внимание. Поименованные мрачно покосились друг на друга и промолчали, как и положено темным, не собираясь ничего объяснять. — Кажется, нам надо многое обсудить.
Дуэльный круг вспыхнул повторно, расширяясь, поглощая нас и отсекая от внешнего мира. Стремительно потемнело; прямо передо мной вспыхнула белая печать, и, проморгавшись, я заметил, что такие же печати загораются перед каждым магом. Шеннейр скучающе зевал, отвернувшись в сторону, Миль тер глаза и что-то шипел, Джиллиан смотрел прямо перед собой, словно стараясь не пересекаться взглядом с Олвишем. Отпустить Джиллиана я не мог — да, в последний момент он сделал то, что мне помогло. Но перед этим он с такой же уверенностью снимал с меня кожу и убивал невинных людей, которые выполняли свою работу.
Тьма была настолько плотной, что, казалось, протяни руку — и упрешься в стену. Ни моря, ни солнца; более того, я практически ощущал под ногами не каменистый утес, а гладкие плиты.
— Начинаем совет, — объявила волшебница, и рядом с ней из ниоткуда появился Иллерни, протягивая поднос с золотой чашей.
Нэттэйдж шагнул вперед первым, покаянно склоняя голову, и жестко признал:
— Я признаю свою вину. Все, что случилось — случилось по моему недосмотру. Я сделал все, что мог, чтобы оградить вас от беды, Тсо Кэрэа Рейни, но этого оказалось недостаточно. И я жалею лишь об одном — что не настоял на казни предателей тогда, когда они были в наших руках. Светлый магистр имеет право на милосердие; но не я.
И все же Алин просчитался. Человека, который с горя не опускает руки, а создает мощную силовую организацию, следовало держать при себе. С другой стороны, Нэттэйджу повезло, что его оставили за бортом так рано — судя по отказу помогать Райану и Олвишу, сторонников Алин планировал слить тоже. Если бы Джиллиан погиб, если бы я не узнал его версию событий, то слова Нэттэйджа звучали бы правильно.
— Нэттэйдж! — я быстро сошел с места и подхватил высшего под руки, — Не стоит так переживать! Было бы ужасно, если бы маги, проходящие испытательный срок, избежали наблюдения внутренней службы — ведь внутренняя служба наблюдала за ними, не так ли? — и присоединились к отступникам. Но, как верные граждане, они раскаялись и, внедрившись в группу предателей, сорвали их планы!
