— Ян, ведь нам не нужно будет идти на Москву! Нам нужно только сбросить с горы один камень, а все остальное турки сделают без нас. Когда нам ещё выпадет такой шанс разделаться с московитами чужими руками!? — принялся убеждать гетмана хорунжий, но у того было свое видение будущей войны.

— Ты рисуешь слишком красивую картину, чтобы она была правдой. А что, если турки вопреки всем ожиданиям завязнут с Шереметевым на Днепре, и мы только зря потратим свои силы, разгромив Пожарского?

— Турки разгромили Корецкого и Жолкевского, которым русские воеводы в подметки не годятся!

— После того, что казаки натворили в Крыму, у турок уже не будет в прежнем количестве татарской конницы!

— Все равно, они разгромят Шереметева! — азартно горячился Любомирский.

— Они Шереметева, мы Пожарского, а затем русские предложат туркам большую взятку, уступят Переяславские земли и где гарантия, что они после этого не повернут против нас? Вступят в союз со шведским королем и потребуют от нас в придачу к Подолии Волынь и Русским воеводством. Что тогда будем делать?

— Но ведь мы с ними союзники.

— Тайные союзники, — уточнил гетман. — К тому же я не вижу никаких причин к тому, чтобы турки не разорвали договор ради своей выгоды.

— Значит, мы не пойдем войной на русских? — упавшим голосом спросил Любомирский и его взор, минуту назад пылавший гневом и азартом, тоскливо погас.

— Почему? Мы обязательно пойдем на них войной но, ни днем раньше, прежде чем турки разгромят армию Шереметева на Днепре и отбросят русских к их прежним границам. Вот тогда мы сможем смело идти на Пожарского, не опасаясь внезапного удара в спину со стороны шведов.

— Ты в этом уверен?

— Абсолютно. Можешь в этом не сомневаться. Как только дела у царя Дмитрия станут плохими, шведы моментально позабудут про поход на Варшаву и вновь попытаются захватить Новгород с Псковом, с тем, чтобы полностью лишить русских выхода к Балтийскому морю.

— Выпьем за это! — поднял свой кубок Любомирский.

— Выпьем за погибель московитов и их царя Дмитрия! — откликнулся гетман и прислуживавший им пан Корчинский поспешил наполнить их игривым вином.

Так, незатейливыми путями текли польские тайны в Московию, но, к сожалению, точно также уходили секреты царя Дмитрия на запад. И если источниками информации службы Богдана Яковлевича были худородные шляхтичи, то в Москве, иностранцев о положении дел в стране информировали куда более высокородные люди.

Посол французского короля маркиз Лотрен был желанным гостем в любом боярском или дворянском доме русской столицы. Всем им льстило внимание знатного иностранца, и все считали за честь принять заморского гостя у себя дома.

Правда бояре и знатные дворяне не спешили проявлять откровенность в беседе с маркизом, опасаясь, ушей царских соглядатаев, но французу было достаточно и тех обмолвок или намеков, что они делали. Главным же его источником информации было боярское и дворянское окружение, которое с куда большей охотой развязывало языки, на интересующие иностранцев темы.

И тут, главным сборщиком информации французского посла был шевалье Жак Луи Меланшон. Под маской заядлого бабника и любителя выпить, он регулярно посещал различные места русской столицы. И каждый раз приносил в клювике любопытную информацию о положении дел в московском царстве, которая в нынешней обстановке была для господина маркиза поистине золотой.

После того как польское посольство было выслано из Москвы, месье Лотрен стал поставлять тайные сведения не только в Париж, но и в Варшаву. Разумеется за достойную плату.

Снег уже прочно лег на поля и леса, окружившие русскую столицу плотным кольцом и господин маркиз, наслаждался теплом, которое щедро исходило от стен печей его дома. Поначалу, прибыв в Москву, посланник короля Людовика только презрительно фыркал от вида деревянных домов и теремов русской столицы. И каждый раз при встрече с московитами непременно говорил, что в Париже все дома каменные.

Однако с наступлением холодов, господин маркиз быстро прикусил язык, по достоинству оценив все прелести русских домов. К его огромному удивлению, в отличие от каменных строений просвещенной Европы, деревянные стены русских гораздо лучше держали внутри себя столь спасительное тепло. А естественная прокладка между бревен в виде мха, сводила потерю тепла в сильные морозы к нулю.

Маркиз с содроганием вспоминал как в его фамильном замке, вся дворня с наступлением холодов перебиралась на кухню, так как только там можно было хоть немного согреться. Из всех жилых помещений замка отапливалась лишь господская спальня и малая столовая, где семья Лотрена принимала пищу. Когда же господин маркиз покинул замок и перебрался в Париж, а оттуда уехал за границу, слуги перестали отапливать и их. Уж слишком дорогими были дрова и уголь во французском королевстве.

Ожидая доклада своего помощника, посланник короля успел выпить две лишних чашечки кофе, когда дверь распахнулась, и в комнату вошел румяный от мороза Жак Меланшон.

— Изволите задерживаться, шевалье, — недовольно процедил маркиз. — Предупреждаю, ваши любовные похождения с русскими женщинами до добра не доведут, несмотря на то, что они спят с вами исключительно за деньги.

— Околоточный приходил, — моментально догадался Меланшон. — Вечно, суется не в свои дела, этот черт кривой. У самого не клеится, так он другим погоду портит.

— Не знаю, кто кому, что портит, но вы явно увлеклись, изображая падкого до женских прелестей человека. Боюсь, что в один прекрасный момент русские потребуют вашего отъезда из страны, и я не смогу замять дело, как замял его с околоточным.

— Ах, господин маркиз, если бы видели ту Фемиду, что заставила меня слегка задержаться, то вы были бы, куда более снисходительны к моей скромной персоне — произнес шевалье и сладостно улыбнулся, подобно коту, что съел столь вожделенную сметану.

— К черту ваших Фемид, Меланшон! — рыкнул маркиз, — вы были на встрече с Иваном Кобылой?

— Был и он рассказал много интересных вещей — шевалье неторопливо снял с себя теплый плащ, аккуратно положил его на массивную спинку стула и, подойдя к столу, нацелился на кофейник маркиза.

— Так, что он вам сказал? Говорите, не тяните кота за хвост! Через день в Париж едет курьер с посольской почтой, а у меня ещё не готово донесение королю!

— Извините, господин маркиз, но с мороза у меня сильно першит горло, и чашка кофе будет для него в самый раз.

— Пейте и рассказывайте, черт вас возьми — Лотрен недовольно пододвинул собеседнику поднос с кофейником и молочником.

— Кобыла подтвердил наши предположения, что царь Дмитрий не испугался угроз турецкого султана и намерен вести с ним полномасштабную войну. Все внимание русских сосредоточено на армии воеводы Шереметева. К нему в Чигирин из Москвы идут караваны с порохом, ядрами и пулями и прочим оружием, включая мушкеты и пушки Тульского завода. В ожидании прихода турок, несмотря на наступившую зиму, Шереметев всячески укрепляет Чигирин, и вопреки нашим ожиданиям, местные жители ему в этом активно помогают.

— Непонятно, почему русские придают этому городу такое значение? Почему не укрепляют Киев, который для них также важен? Почему они уверены, что турки придут имен в Чигирин? — маркиз вопросительно посмотрел на шевалье, но тот только развел руками.

— Этих варваров трудно понять. Все наши информаторы в один голос говорят, что турок следует ждать именно у Чигирина. Возможно, у царя Дмитрия есть свои уши в окружении султана, и он знает его военные планы.

— Возможно, — согласился посол. — Что ещё сообщил Кобыла?

— Царь Дмитрий сильно не доверяет своим боярам. Последний бунт в Москве, таинственная болезнь царицы и смерть дочери полностью отвратил его от них. Царь считает, что многие из них тайно причастны ко всему этому и только война с турками и поляками не позволяет ему предпринять против них жесткие меры, как это делал его покойный отец.

— Ставлю золотой экю против медного денье, что к этому приложил руку Самойлов! Это он настраивает Дмитрия против его бояр, — уверено заявил Лотрен, видевший в бывшем сотнике чрезвычайно опасного человека. — Уверен, что царь обязательно включит его в регентский совет.

— Это ваш заклад? — моментально откликнулся на слова посла Меланшон. — Я готов поставить денье.

— Не мелите ерунды! — окрысился пойманный на слове маркиз. — Что вам стало известно о членах регентского совета Дмитрия!?

— По словам Кобылы, царь ввел в него четырех человек, — шевалье начал лихо загибать на руке пальцы. — Симеона Бекбулатовича, воеводу Шереметева, князя Пожарского и князя Скопина Шуйского. Как видите, господин Самойлов в него не попал.

— Это точные сведения?

— Самые точные. Кобыла узнал о составе регентского совета от дьяка Фрумкина, через руки которого проходят все документы подписанные русским императором.

— Императором! — насмешливо воскликнул маркиз, которого новый титул русского государя откровенно раздражал. Его государь Людовик XIII скромно именовал себя королем французов, а русский дикарь замахнулся на священный титул императора. Неслыханная дерзость. — Императором, он станет, если сумеет отбиться от турок и сможет удержать за собой Киев и другие, столь коварно захваченные у поляков земли.

— Согласно утверждению русских, все они являются их исконными землями и взяли они их по праву.

— Ах, бросьте, шевалье. Во все времена в спорах за обладанием землей главным аргументом была сила. У кого её было больше, тот и был прав. Дмитрий удачно воспользовался бедой поляков, только и всего.

— Пока, в споре с поляками ему сопутствует успех, но до главной победы в этом деле русским ой как далеко. Даже если король Сигизмунд согласиться отдать им захваченные земли, это решение не утвердит польский Сейм. В его стенах слишком много дворян потерявших свои владения на левом берегу Днепра — шевалье ожидал, что маркиз начнем с ним спорить, но того волновал другой вопрос.

— К большому для нас сожалению, царь Дмитрий, категорически не хочет воевать со шведами. Заняв Полоцк, он полностью отказался от каких-либо претензий на Лифляндию и готов подписать со шведами вечный мир. Многие бояре пытаются убедить его не делать этого, но царь не желает никого слушать. Даже недавно избранный патриарх Филарет, которому Дмитрий благоволит и который считает прибалтийские земли русской вотчиной, не может уговорить царя отказаться от своих намерений.

— Кобыла говорил, что стремление патриарха постоянно влиять на решения царя в вопросе политики привело к некоторому охлаждению между ними. В качестве подтверждения своих слов он указывает на то, что патриарх не включен в состав регентского совета.

— Интересно, — глаза посла загорелись ярким огоньком. — По нашим сведениям Дмитрий крепко связан с патриархом Филаретом. Одни говорят, что он в свое время много сделал для свержения Годуновых, другие, что патриарх укрыл его в Чудове монастыре от ищеек царя Бориса и помог бежать в Литву. Третье вообще утверждают, что Дмитрий в отрочестве был в услужении у бояр Романовых и вдруг такой поворот.

— Возможно, к этому делу приложил руку Мишка Самойлов. Он сильно недолюбливает Филарета, который посмел высказать мысль, что царю нужна новая жена, способная дать ему многочисленное потомство. Согласно заявлению царских докторов Брамса и Вильса, царица Ксения больше никогда не сможет иметь детей.

— Вполне возможно, что вы правы. Ведь Самойлов вышел в люди, держась за царицын подол. Она для него счастливая звезда и потому, он сделает все, чтобы она не лишилась своего положения.

— Царь сам негативно отнесся к словам патриарха. Не знаю, насколько искренне он любит царицу, но она для него очень важный элемент. С одной стороны, своим происхождением она выше любой другой претендентки на звание царицы. В лучшем случае патриарх может предложить Дмитрию в жены только княжну, но никак не царевну. С другой, после трагической гибели в недавних беспорядках царицы Марфы, Ксения единственная царственная особа, кто подтверждает высокое происхождение Дмитрия.

— Охлаждение между царем и патриархам нам на руку. Надо найти подход к Филарету. Узнайте, что он больше всего любит не как патриарх, а как простой человек. Коней, посуду, одежду, оружие, книги и подарить ему это.

— Больше всего на свете он любит власть. Этот порок ясно написано у него на лице, господин маркиз.

— Мы все любим власть, шевалье и это не относится к семи грехам.

— Согласно моим источникам, патриарх в молодости был большим щеголем и любил лошадей.

— Вот это сосем другое дело. Займитесь, подбором подарков Филарету. Если надо, закажите их в Париже или Вене. Мы должны обязательно подружиться с патриархом.

— Как прикажите, господин маркиз — радостно откликнулся Меланшон, предвкушая потрошение посольской казны. Ведь за все надо платить.

Глава XXV. Да как было дело, да под Чигирином.

Огромной темно-серой массой, мерно колыхаясь от одного края горизонта до другого, двигалось турецкое войско по просторам Подолии. Подобно прожорливой саранче оно оставляло на его зеленых полях мертвую черную полосу, где не оставалось ничего живого.

Города и деревни, через которые турки обирались до нитки. Весь хлеб, весь скот, все фуражные запасы изымались и отдавались на прокорм ста двадцати тысячам человек, которых турецкий султан Ахмед послал на восток, чтобы покарать дерзкого правителя урусов Дмитрия.

Поначалу владыка османов сам хотел возглавить поход подобно своим знаменитым предкам Мехмеду и Сулейману, но в самый последний момент передумал. Персидский шах Аббас из-за того, что два грузинских князя считавшихся вассалами шаха попросили убежища у султана, объявил Порте войну и захватил крепость Карс.

Как следствие этого стала казнь зятя султана великого визиря Насуха-паши, подписавшего с шахом мирный договор и уверявший повелителя турок в его незыблемости. На его место по совету султанши Кесем был назначен Мехмед-паша, которому было поручено вести войну с коварным персом.

Вместе с собой он увел значительную часть сил султана, которых Ахмед намеривался бросить против московского правителя. Взамен их, он отдал под командование Хусейн паши албанцев, боснийцев, трансильванцев, валахов и молдаван, которых он повел к берегам Днепра.

Из-за нападения донских казаков на Бахчисарай, новый крымский хан Мехмед Гирей смог отправить турецкому султану вместо привычных ста тысяч человек только двадцать тысяч воинов. Так сильно потрепали донские удальцы Крымское ханство.

Главную ударную силу турецкого войска составлял двадцатитысячный корпус янычар под командование албанца Халиля паши. Жестокий и безжалостный к врагам и требовательный к подчиненным, он клятвенно обещал султану не только утопить в Днепре, всех русских начиная с воеводы Шереметева и его последним солдатом, но и доделать то, чего в свое время не смог завершить крымский хан Девлет Гирей.