-Слюнями не подавись, Пустышка.
Завопив что-то нечленораздельное, Альберт сорвал ткань со Сферы. Экзекутор отступил на шаг, разглядывая шар из странного светлого металла.
-Я готов! — завыл Блах, прижимая шар к своим шрамам. — Делай что хочешь, что хочешь! Только заставь его страдать!
Один из Ключей покинул руку владельца.
Рискованно, о да, но не зря же он так настойчиво доводил противника до истерики. Теперь он видел свою цель — настоящую цель — и не собирался упускать.
Клинок ударил в металлический шар — Альберт, пытавшийся закрыть тот своим телом, опоздал всего на пару секунд. Конечно, у Асколя не было и не могло быть надежды на то, что эту дрянь удастся уничтожить так просто.
Если бы это был, конечно, простой Ключ, если бы серия выполненных на нем гравировок не причисляла клинок к тем столь редким и столь дорогим в последнее время Ключам, которые создавались под Таинством Кремации. Впрочем, конкретно эта железка, выданная ему в единственном экземпляре, была еще хуже.
Должно было сработать. Металл, вне зависимости от его прочности, вне зависимости от того, был ли он заговорен — должен был начать плавиться в первые же секунды после удара.
Не начал.
Еще один план коту под хвост. Что ж, теперь осталось отступать...
Вот только Альберт вовсе не думал давать ему такого шанса.
ЗНАЧИТ, ВОТ ОН.
Этот голос, ворвавшийся в голову Асколю, казалось, со всех сторон разом, грозил расколоть ее на куски. Все зазубренные еще в молодости методики сопротивления контролю сознания оказались ничем пред всепоглощающей мощью ЭТОГО, влезшего в его разум облаком серой хмари, заставив упасть на пол, роняя второй Ключ — также заговоренный, но уже несколько другим способом...
Уже сломан. Давно сломан. Давно выгорел. Значит, его ты так боялся?
Оно говорило с Блахом. Оно...
Больно. Как же невыносимо больно...
ПОСМОТРИМ, ЧТО ВНУТРИ.
Он пытался подняться на ноги до самой последней секунды. До самого момента, когда утонул в болоте кошмаров.
Вода окружала, вода давила. Вода не давала толком видеть. Или же дело было в том, что его единственный живой глаз не желал даже толком открываться, а по всему телу растекалась такая боль, словно его окунули в чан с расплавленным металлом?
Этого Свечка не знал и не понимал. Он сейчас вообще мало что понимал кроме того, что он все еще цепляется за жизнь посреди бескрайней тьмы, которая тянет его все глубже и глубже. На самое дно.
Где он, однако, спокойно мог дышать.
Фрери Ланн не понимал где он, и хоть он и не мог открыть своего глаза, пред ним проносилась одна кошмарная сцена за другой. Где-то там, в другом мире, холодная вода обволакивала его, успокаивала старые раны, счищала растрескавшуюся, почерневшую кожу и из-под этой быстро застывающей и еще быстрее отшелушивающейся корки показывалась кожа новая — все такого же цвета дешевой парафиновой свечи, все такая же холодная.
Как эта вода.
Вода убаюкивала его, но мечущийся в обгорелом теле разум не давал уснуть раз и навсегда, посылая видения.
Он шел по грязному коридору в свою крохотную однокомнатную квартирку. Они с матерью жили на первом этаже, их стабильно грабили раза три в год, а владелец дома с каждым годом все завышал и завышал цену...
Он шел, таща за собой мешок с продуктами, стараясь не смотреть на проходящих в свою квартиру соседских детей — те обычно начинали кричать, едва видели его в коридоре. Он провернул ключ в ржавом замке и вошел, но никто не отозвался на хлопок двери, никто не вышел его встретить.
Он медленно прошел в комнату, где и упал на колени, наконец, найдя свою мать...
Фрери Ланн пытался проснуться, но этого никак не получалось. Боль постепенно стихала, мало того, он чувствовал, как некая неведомая сила выворачивает его пальцы и словно удлиняет их до совершенно чудовищных размеров, как лезут наружу когти, как он словно в бреду начинает ощупывать себя и яростно сдирать, так и не открывая глаза, еще оставшуюся старую кожу.
Тем временем разум унес его уже в другое место, подальше от тела матери, бросив в грязь, в размокшую от дождя землю, оставил на том пустыре, что через пару улиц от школы, где он частенько собирал разный выброшенный людьми хлам. Он знал, что будет дальше, он знал это прекрасно, ведь в этом мире у него все еще было оба глаза — ими-то он и смотрел на медленно окружавшую его толпу.
Хотелось кричать, но в глотку то и дело заливалась вода.
-Выродок! Выродок! Выродок!
Сложно сказать, что било сильнее — слова или же палки, камни и куски битого кирпича.
Ветра нет, а волосы шевелятся. Боли нет, а кровь все еще хлещет из рассеченного камнем лица. С трудом — в первый раз это и правда было трудно, трудно и больно — вылезают когти.
Как приятно видеть, пусть даже одним глазом, страх на лицах этих ходячих мешков с мясом, которые еще несколько минут назад готовы были забить его до смерти и почти это сделали.
А потом пришло это. Он никогда не знал — и сейчас не был толком уверен, что это. Но это было с ним всегда, от самого его рождения. Один из башенных магов, на которых он когда-то работал, называл это разными мудреными терминами, говоря, что это есть у всех. У всех, таких как он.
Это было страшнее любого страха и безумнее любой ярости. Это было чем-то, чему попросту не было понимания. Чем-то первобытным и необъяснимым.
Тот маг говорил, что это накрывает всех их, когда приходит время, накрывает уже с концами. Кого-то раньше, кого-то позже. Спасения нет. В первый раз это завладело им там, на пустыре. Это научило его большему, чем мать — та не знала, как выдергивать руки, вскрывать грудные клетки и рвать глотки. Как смеяться в искаженные от ужаса лица мешков с мясом — эти мерзкие трясущиеся хари, которые он заставил рыдать красными слезами.
Он хорошо помнил рассказы того мага. С этим можно бороться, можно выиграть себе еще пару десятков лет при правильном поведении.
Но это всегда сильнее.
Вода больше не могла унять его боли. Когти впивались в ладони, ноги молотили по воде, словно Фрери терзал некий припадок. Волосы шевелились — но виной тому было вовсе не течение.
Это вновь пришло к нему. Это ждало долго и теперь это хотело его целиком.
Фрери открыл свой глаз, подернувшийся какой-то сизой мутью. Осмотрел себя — нового себя — и остался более чем доволен.
Вода приняла его, как своего. Здесь он знал все, мог все, здесь он был царь и бог — и здесь он попросту не мог умереть. Он знал это. Всегда знал, а откуда — да какая разница?
Он мог здесь жить. Он мог здесь убивать.
Фрери Ланн метнулся вниз, спускаясь глубже и глубже, туда, где он чуял кровь. Увидел обвязанную цепями фигурку, которая бултыхалась на дне, пытаясь справиться с тяжелым грузом. Она не умирала. Она билась и билась там, в своих оковах, и лишь иногда замирала меньше чем на минуту, но потом стремительно оживала вновь, чтобы снова продолжить свою бесконечную битву.
Фрери заскользил вниз. Его разум сдавал последние бастионы, уступая их затмевающей все ярости, но пока он был еще с ним, Свечка знал, что нужно делать.
Знал, как сделать, чтобы крови было еще больше.
Столько, чтобы от нее потемнела вся эта вода...
Игра шла не в их пользу — Шифра поняла это довольно быстро. Сумбурный, лишенный всякой элегантности бой со Слепым Змеем вылился в это сражение, готовое, похоже, истощить ее еще быстрее.
Поначалу все казалось даже слишком легко. Один из магов Башни даже не думал вступать в бой — он все стоял и возился со своей, очевидно, не желающей работать, "вазой", в то время как второй отчаянно отвлекал внимание от товарища. Обмен несколькими заклятьями показал, что они были в примерно одной весовой категории: оставалось отбросить в сторону все понятия о благородном поединке, которыми так любят сыпать отдельные скудные разумом личности, сидя в уютных креслах, и заняться простым истреблением. Агент Башни в какой-то момент ускорился настолько, что отбивал своим жезлом ее пули, и лишь две последние сумели раскрошить, пусть и частично, его оружие — какая из них была заговоренной, а какая лишь закрепила успех, Шифра не особо помнила.
Косс же избрал своей целью именно мага с той странной "вазой" — по лицу алхимика было видно, что он искренне опасался приближаться к нему, но все-таки пытался раз за разом — и каждый раз был вынужден отступать под бешеным напором второго агента Лондона.
Впрочем, это не значило, что он совсем потерял былой настрой, о нет — даже отступая, он продолжал бормотать все ту же песню, исполненный решимости ее закончить:
-Fifteen men of 'em good and true, every man-jack could 'a sailed with Old Pew...
Ленты хлестали воздух, свистел изломанный, искрящий зеленым жезл, мчались вперед шаровые молнии, натыкаясь на невидимые преграды...
-There was just no chest full of Spanish gold, with a ton of plate in the middle hold, — потеснив противника, Косс вновь смог рвануться к хозяину "вазы", раскручивая смертоносные железные полосы. — The cabins a riot of loot untold...
Но сэр Кол уже, наконец, закончил свои приготовления. Передние кольца "вазы" крутились все сильнее и сильнее.
Шифре, наконец, удалось ранить второго мага — он сбился с ритма и чуть было вообще не повалился на пол, зажимая простреленную руку. Содрав повязку с глаза, она была полна решимости добить его, затормозив раз и навсегда.
-And there they lay that took the plum, with sightless glare and lips struck dumb...
В то же самое мгновение ленты алхимика обрушились на беззащитного сэра Кола.
-While we shared all by the rule of thumb, yo-ho-ho and a bottle of rum!
И были отброшены назад вместе с самим агентом Атласа какой-то невидимой и чудовищной силой.
Только сейчас Шифра заметила, как жарко стало в помещении.
Оно было ветром. Небольшим ураганом, всецело подвластным воле сэра Уолтера Кола. Жаркий, сухой ветер непреодолимой стеной ограждал его от любого вреда, отводя пули и ленты меча-пояса. Не прошло и десяти секунд, а оно уже ринулось в наступление.
Косс лихорадочно отступал. На нем попросту не было лица от страха, он бормотал что-то на языке, которого Шифра не знала. Бросив бесполезный пистолет, она кинулась бежать...
Не преодолев и нескольких метров. Ветер подхватил ее, закрутил, бросил в потолок, выбивая весь дух из уставшего тела и ломая несколько ребер, вновь поймал, завертев адской каруселью...
-Сэр Кол, вы можете попросить его ликвидировать их быстрее?
-К сожалению, нет. Если он хочет поиграть с жертвой, я не могу ему помешать.
Алхимик продолжал пятиться назад, надеясь, что его сотканная из ветра тварь не заметит. Надежда была растоптана в следующую же секунду, когда та вновь подхватила не способную даже кричать Шифру и швырнула в него, сбив, словно кеглю.
-Ч-ч-что это... — выдохнула она, даже не успев удивиться тому, что Косс помогает ей подняться.
-Джинн, мать твою! — рявкнул алхимик, толкая ее к выходу. — Бегом! И не останавливайся!
Шифра, проглотив рвущуюся наружу матерную отповедь, сочла разумным подчиниться — возвращаться под потолок ей вовсе не хотелось.
Глядя на то, как цели скрываются в дверях, сэр Александр Линч нервно закусил губу.
-Сэр Кол. Почему вы их не задержали?
-Я только навожу на цель. Остальное не в моей власти, — извиняющимся тоном ответил маг. — Не волнуйтесь, с корабля некуда бежать. Сейчас мы разберемся с этими стенами...так, минуточку... — пальцы сэра Кола снова забегали по кольцам. — Сопротивляется. Не хочет принимать материальную форму. Минута, не более. Сейчас...
-Я пойду за ними, — сэр Линч откинул в сторону переставший уже даже искрить посох. — Пора заканчивать эту комедию.
Все вокруг было затянуто чем-то серым, вроде тумана, но столь плотного, что он уже больше напоминал дым. Туман этот не имел запаха, равно как место, где он оказался сейчас, не имело какого-либо очевидного конца. Ни цветов, ни звуков...почти. Если не считать монотонного голоса, что молотом бил по его голове — при этом нельзя было разобрать ни единого слова.
Достав из кармана зажигалку, Асколь быстро щелкнул той, сунув палец в огонек.
Не помогло. Боли не было. Единственное, чего он смог добиться — рука стала расплываться, постепенно втягиваясь в наступающий туман, словно в пылесос. Все так же беззвучно и безболезненно.
Прекрасно. Просто прекрасно. И куда ты меня засунул, мразь?
Все вокруг расплывалось и собиралось вновь, приобретая уже совсем иные контуры. К своему ужасу он узнавал это место. Эту железную дверь — шестую по счету в длинном коридоре — он помнил это до сих пор — каждая дверь в этом ряду была усилена всем, чем только было можно — от древних рун до самых продвинутых защитных систем на то время.
Шестая дверь.
Ты пожалеешь об этом. Сильно пожалеешь.
Пути назад не было — там были лишь туман и чернота. Коснувшись двери, он снова почувствовал.
Почувствовал холод.
И тут же на него обрушилась целая лавина слов и образов, перемешанных настолько, что это было сродни потоку чистого безумия.
Стол из красного дерева, заваленный бумагами. Стук в дверь. Человек в полицейской форме с мрачным лицом, он стоит на пороге. Стальные решетки в отцовском подземелье, лежащая на железном столе без движения тварь. На ее счету почти три сотни человек. Теперь она спокойна. На столике рядом — лейкотом и окровавленные кусачки для изъятия когтей. Солнечное утро у моря. Детский смех. Тварь с зашитыми глазами, в истерике мечущаяся по своей крохотной темнице — насколько позволяет цепь. Холодный каменный пол и дубовые двери, ведущие во двор. В сотый, двухсотый, трехсотый раз отрабатываемые движения с разными видами Ключей. Тюбик без маркировки и алхимическая мазь, быстро уходящая под кожу, приносящая блаженство после тренировок до седьмого пота. Вертолет. Россыпь фотографий. Бледный мальчик со шкатулкой в руках, черное от воронья грозовое небо. Автоматная очередь, прошивающая насквозь тело в потертой шинели. Одинокое утро на кладбище — в лицо бьет ледяной ветер. Ветер усиливается.
Залитые синевой глаза без зрачков.
Он бросился вперед. Бросился, сам не понимая, зачем пытался это сделать — но он не мог иначе, пусть уже и видел этот кошмар сотню раз.
Быть может, на сто первый все будет иначе.
Быть может, он будет жить.
Быть может...
Белая кожа, белые же волосы — промороженные крохотные сосульки.
Рев вертолета.
Залитые синевой глаза без зрачков.
Кошмар повторился с точностью до каждого его движения — а разве могло было быть иначе? Но одно было хорошо, одно было как всегда.
Он очнулся.
Вертолет был уже рядом. Сбежав по лестнице вниз, Альберт кинулся к нему, перепрыгивая через валявшиеся то тут, то там тела. Его колотило. Он прижимал Сферу к груди, боясь выронить хоть на секунду — разум подсказывал, что в этом случае непременно случиться что-то страшное.
Он отплатил этой мрази Асколю, сполна. В этот-то раз точно. Пусть дохнет со всем, что есть на этом корабле. Он не очнется раньше, чем...
