Седьмой Принцип

Фрюж разобрал, о чем повествует песня Огня, понял дословно и буквально. Поэтому-то, решившись на похищение Базового принципа, он знал заранее, где сможет спрятать его надежно. Ведь Базовый принцип был сродни тем часам-луковицам, что росли в пещере, как шампиньоны.

Теперь, вот только теперь он вспомнил все окончательно. Или же ему в очередной раз все приснилось. Или было навеяно тем, той силой, что была озабочена состоянием его разума. Наконец, он в полной мере ощутил и осознал себя Фрюжем. Переход был не столь стремителен, но едва он начался, к нему быстро возвратилась память — его, прежняя. Он вспомнил все, что знал раньше.

Базовый принцип — это живой кристалл, в чьем прозрачном теле действует механизм с колесиками, пружинками и стрелками. Пока находился в пирамиде, он регулировал не только течение времени, но и порядок всей жизни Горнего мира. Сочетание механики с мудростью принципов, неопределимое, неповторимое, непередаваемое словами.

Особые часы, которые он и спрятал в пещере часов. Очень удачно спрятал. Ведь найти их среди тысяч и тысяч таких же тикающих устройств совсем не просто. Да почти невозможно — если только вы не обладаете тонким чутьем, как Полуночный пес.

Базовый принцип — больше, чем время. Базовый принцип — это судьба, возведенная в закон, и реализованная средствами прецизионной механики, приводимой в действие магической спиралью. Или кто-то на самом деле думает, что жизнь можно запустить без хотя бы капельки волшебства?

Как только его не звали! Базовый принцип. Печать судьбы. Краеугольный камень. Основа основ. Святая святых. Тайна тайн. Седьмой принцип...

Хотя, если честно, Седьмой принцип — это все же совсем, совсем другая история. Здесь смешано материальное и нематериальное.

Как оказалось, Фрюж похитил не только вещь, но и символ. Вещь олицетворяла собой символ, пряталась за него. Никто и не думал, что Базовый принцип такая штука, которую можно украсть. В нормальной голове не могло зародиться такое злодейство. Но ведь не ему в голову первому пришла эта мысль, значит, не такой уж он злодей. Во всяком случае, никогда он не делал зла для того только, чтобы делать зло. Хотя, конечно, это не оправдание. Все надо вернуть на место. Как прежде, конечно, уже не будет, будет по-другому, хотя, быть может, и не хуже. Пусть все просто будет.

Так, обрел он знание или нет? Какое знание ему нужно? Что есть знание вообще? Всякое ли знание стоит того, чтобы обладать им? А любовь — это знание? Она стоит ли тех мук, которыми обусловлено владение ею?

Когда он бросился с Башни невозврата и стал Веней Лисициным, Дух, который наделяет души свойствами и качествами, населил его душу страхами, с которыми ему потом пришлось и жить, и страдать, и бороться.

Отец Духа, Эреб, тоже был наказан за содействие влюбленным — Звездой смерти наказан, которая стала восходить теперь в его Царстве Ночи, вынуждая прятаться от ее лучей по пещерам и горным расселинам, и разлучая на это время с любимой женой его Нюктой. Это так унизительно.

Пес снова подтолкнул его сзади в ноги. Следовало поторапливаться. И то ведь, в пещере, под завязку набитой хронометрами, не стоило терять времени.

Подняв Огненный цветок выше над головой, чтобы лучше осветить пространство вокруг себя, Фрюж постарался сориентироваться и прикинуть направление движения. Это было нелегко, учитывая, что, говоря снова словами пророчества, времени в обычном понимании слова здесь не было, как не было и пространства. Здесь пространство перетекало во время, а время обратно в пространство, и казалось оно то зеркалом, то рекой, а то и небом под ногами. Ему все же припомнилось, что Базовый принцип он оставил едва ли не в самом центре поляны. Туда и направился, с сомнением, между прочим, бормоча себе под нос что-то типа: 'Кто их знает, эти часы, может, они тут ползают в темноте, как тараканы. Или, вон, хороводы водят...' Проверить и узнать, как обстоят дела с повадками у обитателей пещеры, можно было лишь одним, негодным к осуществлению способом, поэтому никто про то ничего и не знал.

Подсвечивая место перед собой, Фрюж нагнулся и поднял с каменного пола первый живой механизм. Он действительно был живым, Фрюж чувствовал, как пульсирует в его пальцах маленькое теплое тело. Ну, какой же это гриб? Это не гриб, нет. Но и верного названия этому Фрюж не знал. Стараясь не пробудить ото сна то, что держал в ладонях и что затруднялся определить — гриб, цветок, луковица, — он полуобернулся назад и осторожно положил сущность в лукошко. Нет, все же он склонялся к простому, понятному и вполне адекватному названию — часы. Пес потянул носом воздух и что-то промычал, должно быть, что нет, не то, что им надо — ручка корзинки, которую он продолжал держать в зубах, не позволяла ему говорить нормально.

Так они и продвигались, Фрюж перекладывал часы в корзинку, которую нес в зубах Полуночный пес, а тот их обнюхивал, стараясь по запаху определить искомый механизм. Часы располагались на полу так плотно, что иначе пройти туда, куда им было нужно, не представлялось возможным. Даже собака не смогла бы пробраться, не потревожив кого-нибудь ненароком. И тогда все, трезвон и светопреставление. На обратном пути часы придется выкладывать из корзинки обратно, на свои места, и тогда можно будет сказать, что они справились со своей задачей на 'отлично'.

До центра пещеры, как Фрюжу представлялось, они добрались удачно. Лукошко было уже полно под завязку, псу стало тяжело держать его в зубах постоянно, поэтому он все чаще опускал его на пол и перетаскивал с места на место рывками.

Остановившись, Фрюж огляделся под ногами, в ближнем круге.

— Сдается, где-то здесь, — сказал он. — Точней определить не могу.

— А не было ли на том механизме какого-то отличительного признака? — спросил пес, освободив пасть от ноши.

— Да, — согласился Фрюж, — рубиновый глазок, махонький... Подмигивал все. Но разве же...

Закончить фразу он не успел.

Что-то быстрое, как молния, прочертило пространство, явилось из темноты, ударило Фрюжа по руке, и вновь исчезло во тьме. Фрюж готов был поклясться, что заметил крылатую сандалию возле своих глаз. Две, две таларии, проскользившие по воздуху.

Удар по руке был силен. Пальцы его разжались, Огненный цветок выскользнул из них и упал на пол, легкий, как пламя, прекрасный, как перо Жар-птицы. Фрюж пытался его подхватить, но попытка не удалась. Свет угас, едва коснувшись поверхности, наступила тьма.

Фрюж услышал, как вокруг, правда, еще достаточно далеко, поднялась возня, что-то всколыхнулось, взбурлило, вскипело. Клацнули собачьи зубы. 'Вижу!' — закричал пес и бросился куда-то в сторону. И следом, как по команде, затрезвонили часы, все, которые находились в пещере. Ничего мелодичного в этом звоне не было. И вообще, звоном эту какофонию назвать было сложно. Рев стоял такой, что сознание тут попыталось отключить себя от звукового канала информации, чтобы не слышать этот орущий ужас ни секундой дольше.

Фрюж растерялся. Ему показалось, что все, теперь-то уж положение точно безвыходное. Захотелось даже сесть, где стоял, обхватить голову руками, расслабиться и принять неизбежное, раз уж оно все равно неизбежно. Любой бы так подумал.

Однако приступ малодушия был недолгим. В следующий момент из темноты вернулся пес и ткнулся слюнявой мордой ему в руки. В пасти он держал механизм, судя по пульсирующему рубиновому огоньку, это был Базовый принцип. Не раздумывая и не задавая лишних вопросов, Фрюж принял артефакт у собаки и сунул его в сумку, которая, пустая, все еще болталась у него на боку.

В сгустившемся мраке неожиданно случился рассвет. Начали светиться, фосфоресцировать открывшиеся циферблаты часов, тысячи и тысячи, все, что находились в пещере. Словно грибы-гнилушки, они залили пространство призрачным зеленым светом. Это было прекрасно! Но на любование совсем не было времени.

— Беги, — прорычал пес.

— Нет! А ты?

— Беги!

— Куда здесь...

Фрюж оглянулся вокруг, словно ища доказательства того, что без Цветка теперь обратного пути им не найти, но, неожиданно для себя, он его увидел. На фоне светящихся циферблатов сделанный ими проход в цветочном поле обозначался единым темным провалом. На таком ровном полу ему только то и нужно было знать — направление. Не рассуждая больше, Фрюж бросился по черной тропе к выходу.

Однако ему едва удалось сделать несколько шагов, как что-то неодолимо мощное, точно поезд с сотней вагонов, врезалось ему в спину и сбило с ног. Он полетел кубарем на пол, подминая под себя и разметая в разные стороны дребезжащие, орущие благим матом будильники. Тут же напавший на него ужас вцепился ему в бок, в правый бок, и стал рвать-терзать, стараясь добраться, видимо, до печени. Боли Фрюж почему-то не испытывал, а чувствовал одну лишь немыслимую, невыносимую тяжесть. И еще то ощущение приближающегося конца, заставившее его с ног до головы облиться холодным липким потом. Конечно, монстр мог бы убить его сразу, но, видимо, по привычке своей, по обычаю, желал прежде помучить. Извернувшись к нему каким-то образом, Фрюж уперся руками в злобную мохнатость, тщетно пытаясь нащупать пальцами невидимые глаза. Но тщетно, тщетно! Зачем живущему во тьме глаза? Зачем они рыбе в подземной реке? Бесполезная вещь и роскошь.

Сопротивление Фрюжа лишь раззадорило нападавшего, он замычал, заурчал и удвоил свои старания. Силы стали покидать Лиса, еще немного...

Однако это было еще не все. Конец, по имеющемуся и воплощаемому сценарию, немного откладывался. Полуночный пес, точно фурия, налетел на пещерного монстра и смел его с Фрюжа. Сцепившись, они покатились в сторону, давя и раскидывая подвернувшиеся механизмы. Через несколько мгновений, если судить по доносящимся из темноты звукам, в схватку включился кто-то еще. Вой, рычание, клацанье зубов и нескончаемый трезвон заполонили собой все пространство. Про первую жертву, видимо, на время забыли.

Зажимая руками разорванный бок, Фрюж попытался подняться. Неведомо, каким образом, но ему это удалось. Сначала на одно колено, потом, когда кружение в голове немного улеглось — на ноги. Пол под ним ходил ходуном, но он укротил его неистовость, точно мореман палубу. Сориентировавшись по темному пути, он, широко ставя ноги, бросился к выходу. Бросился — это, конечно, не про него, но до лаза оказалось значительно ближе, чем ему представлялось. Едва не ударившись головой о нависший над лазом выступ стены, вовремя, однако, определив его рукой, он упал на колени и пополз по проходу наружу. Все эти действия осуществлялись им уже автоматически.

В какой-то момент возле самого выхода он, похоже, потерял сознание и отключился. Привел его в чувство гудящий, зудящий, словно рой возбужденных шершней, комок тел, который навалился на него и, точно гигантский поршень, выдавил из пещеры. Откатившись в сторону, он прижался спиной к стене рядом со входом. Не прекратившаяся и на открытом пространстве схватка, продолжалась на его глазах. Но не долго.

Подскочивший к вертящемуся клубку Лунный конь мигом разделил его на тех и других, а, попросту говоря, выдернул из этой кучи Полуночного пса, извивающегося, бьющего когтями и клацающего зубами. А после пустил в ход свои алмазные клыки, которыми мигом разорвал ужасы в клочья, которые потом затолкал копытами в пещеру. 'Так вот для чего ему клыки', — подумал Фрюж, без удивления, впрочем, просто отметив факт.

— Уходим! — вскричал конь. — Быстро! Сейчас они вернутся все!

Разорванный бок горел огнем. Все так же зажимая его руками, скользя спиной по стене, Фрюж поднялся на ноги. Запинаясь и оскальзываясь на чем-то, он подошел к собаке. Ей досталось, конечно, значительно сильнее, чем ему. По сути, пес представлял собой сейчас комок сочащейся кровью, дрожащей и шумно дышащей плоти, в которой жизни уже не за что было зацепиться, но она продолжала за что-то держаться. Сняв с себя куртку, Фрюж расстелил ее на земле, осторожно переложил на нее собаку, укутал и взял на руки.

— Поехали, — сказал он коню.

— Я не смогу... Двоих, Боливар не... — попробовал возразить конь.

— Не беспокойся, я уплачу по счету, — уверил его Фрюж, совершенно точно зная, какая плата от него потребуется.

Лунный конь тоже это знал. И не был на такую плату согласен. Но спорить не было времени, — под землей, в пещере, как предвестник извержения, нарастал гул. Поэтому скакун, потоптавшись на месте, лег на землю, а когда Фрюж со своей ношей забрался к нему на спину, легко вскочил и бросился в проход между скалами, лелея надежду все же преодолеть его каким-то образом и вырваться на равнину.

Фрюж, обнимая, прижимал к себе Полуночного пса, и, в свою очередь, сам льнул к спине коня. Но силы, а вместе с ними и интерес к окружающему, быстро покидали его. Он еще слышал, как вырвалась из пещеры и устремилась за ними погоня, но отнесся к этому факту, как к незначительному, к нему лично отношения не имеющему. Поскольку сам-то он уже начал переход в параллельный поток времени и пространства, в котором подобные пустяки не существовали. Стоило всего лишь закрыть глаза, и все пропало. Все, кроме Лунного коня и его безудержного бега. Но потом и это исчезло.

Глава 23

Харон в курсе, куда везти

Похоже, было утро.

Все правильно, после ночи обычно наступает утро, если что-нибудь наступает, а он точно помнил, что как раз перед тем была ночь. Долгая, долгая ночь.

Готика сосен над головой, сучья вздрагивали и покачивались. Ажурная сеть ветвей и игл. Рано, небо едва просветлело. Кажется, что лениво полощется на ветру линялый кусок ситца. Да, все кажется... Потому и кажется, что до боли знакомо, что уже было однажды. И эти сосны, и мягкая подушка серого песка вперемешку с хвоей внизу, и чувство покоя, и воздух, этот дивный воздух. И запах...

А вот запах, кстати, мог бы быть и получше. Хотя, его он тоже помнил.

Тянуло гарью, остро и возбуждающе, точно нашатырем. Судя по всему, источник неприятного амбре находился неподалеку, за дорогой. Источник тоже ему был знаком. Подумав о пожарище, Фрюж вполне последовательно вспомнил и о породившем его пожаре, немедленно и окончательно пришел в себя и рывком сел. Замычал и схватился за болевший бок

Все правильно, сосновый бор, дачный поселок, дача Толяна. Бывшая дача. Где-то неподалеку должен быть лаз, по которому он выбирался из западни в погребе этой самой дачи. Ни дачи уже, ни лаза. Интересно... Теперь-то он как он здесь оказался? Неведомо. Вообще-то удивительно, что его забросило именно сюда, ведь могло куда угодно. Но, значит, были соответствующие обстоятельства и резоны, что — сюда. Последние из сохранившихся в памяти предшествовавших этому утру отражений, это шея Лунного коня, к которой он прижимается щекой, сумасшедшая гонка сквозь каменный хаос да струящаяся вокруг, будто разрыв пространства, грива. Что-то еще...

Собака! Полуночный пес.

— О, Господи!..

Он увидел его там, где и должен был, хотя сознание желало бы избежать этого, обмануться. Под левой рукой, на куртке его, вытянувшись, лежал пес... Неподвижно лежал, только шумно и часто дышал. Тот самый беспокоящий ритмичный звук. Пес не спал, широко раскрытыми, неподвижными глазами следил за хозяином — только зрачки их слегка подрагивали. Едва лишь Фрюж встретился с ним взглядом, он подался ему навстречу. Глаза пса расширились и тут же, зафиксировав навечно образ хозяина, застыли, застекленели, а еще через мгновение стали мутнеть. Если бы не это обстоятельство, можно было подумать, что Полуночный пес долго нес невозможную тяжесть и, наконец, от нее избавился. Передал эстафету хозяину, расслабился в облегчении и уснул.