Распахни своё сердце

Свой колпак он снял, едва вышел из парилки, а финогеновский сбил рукой прямо на пол, чтобы коснуться бритого затылка, ощутить это вновь, вспомнить.

Минет в исполнении Щербатого всегда был чем-то вроде красной кнопки, взрывающей все ограждения.

Спустил Дмитрий позорно быстро, но по этому поводу не переживал — не подросток, только вступивший в половую жизнь и считающий, что такое возможно лишь при каких-то отклонениях. Он сполз со скамейки на пол, жадно поцеловал любовника, шаря руками по его крепкому телу, и, отстранившись, произнёс на выдохе:

— Наклоняйся, Толь.

Мужчина только хмыкнул в ответ, упёрся ладонями в деревянную спинку и, отставив задницу, резко сжался и расслабился. Эта откровенная пошлость заставила Сизова сглотнуть и выдавить из себя что-то матерное.

Удобнее устроившись сзади, он развёл в стороны волосатые ягодицы и провёл языком по промежности. Приласкав морщинки сфинктера, он толкнулся внутрь, ввинчиваясь в плотные мышцы, ослабляя сопротивление и даря удовольствие. У каждого есть свои слабости: доставляя наслаждение Финогенову, Дмитрий сам получал не меньшее.

Его язык нырял внутрь и выныривал, кружил у входа, вонзался в самое нутро, скользил ужом и извивался.

Щербатый уплывал от этого идеального ощущения друг друга. Они по-настоящему чувствовали один другого, предугадывали каждое движение и ловили кайф.

Ласки Сизова были голодными, жадными — он скучал и пытался показать это.

Оторвавшись, он приподнялся и, смазав член валяющимся тут же кремом для рук, явно принадлежащим Кисе, обхватил его ладонью, надрачивая. Ему не было стыдно. Да, он бесстыже дрочил на стоящего перед ним в откровенной позе мужика и не видел в этом ни черта аморального. Они такие, какие есть, и плевать, что об этом думают другие.

Доведя член до полной боевой готовности, Дмитрий выпрямился, стоя на коленях, и, приставив головку к анусу, качнул бёдрами, надавливая. Расслабленные до этого мышцы сжались, пытаясь вытолкнуть его, но их сопротивление было преодолено мощным толчком, выдравшим всё же из горла Толика стон.

Нет, больно ему не было, но в резкости мало приятного после какого-то перерыва в подобного рода сексе. Расслабляться он умел, а его тело привыкло к боли, гораздо сильнее этой.

Сизов двигался быстро, проникая мощными толчками, задевая простату, выходя почти до конца и снова врезаясь внутрь. Дорвался. Получил своё.

Шлепки мошонки о задницу, чавкающие звуки и сдавленное мычание были отчётливо слышны в тишине. Разгорячённые после парилки тела не чувствовали прохлады предбанника. Они сталкивались друг с другом и расходились подобно берегу и волне во время шторма с разницей в том, что и берег не оставался неподвижным, буйствуя в такт с волной.

Крепкие пальцы до предела разводили в стороны ягодицы, натягивая поблёскивающую кожу промежности с тёмной полоской коротких волосков.

Дмитрий хотел видеть всё, и он смотрел. Смотрел пристально, как за каким-то важным процессом: налитой влажный член резко погружается в анус, входя до основания, обзор закрывается порослью на лобке, снова виден ствол, выскальзывающий наружу, задравшаяся крайняя плоть, блестящая головка, растянутый сфинктер, будто дышащий — и так по кругу.

Щербатый потянулся вниз и, окольцевав пальцами свой пенис, начал быстро двигать рукой.

Сдерживать стоны было действительно трудно, но два взрослых мужика, пусть и охваченные страстью, в состоянии не потерять остатки разума.

Безудержно. Размашисто. Резко. До сорванного дыхания.

Сизов задёргал задницей быстрее, приблизившись к финалу, и, укусив собственное плечо, толкнулся в последний раз, кончая глубоко внутрь.

Финогенов финишировал следом, пачкая ладонь спермой, и тут же рухнул грудью на скамейку, задыхаясь и матерясь под нос. Опавший член выскользнул из него, и тушка любовника грузно навалилась сверху, припечатав намертво к деревяшкам.

Правильно или нет? Сложный вопрос, если посмотреть на него с разных сторон. Единственное, что можно было бы сказать в этот момент о двух разморенных мужчинах, вжавшихся друг в друга: они настоящие.

Настоящие от первого до последнего вздоха.

* * *

полки;.

Глава 39

Из-за чего началась ссора, Олег уже не мог вспомнить, а вот то, как Копейкина выставляет его за дверь, стояло перед глазами чёткой картинкой. Злость кипела, не давая мыслить адекватно. Он просто сорвался, психанул и именно в таком состоянии заявил отцу, что едет на оставшееся до конца каникул время в Питер.

В другой ситуации Роман бы подумал, стоит ли отпускать сына, но напряжение, вызванное поведением Алеси, давило так, что ему самому хотелось оказаться с Татьяной где-нибудь подальше и отдохнуть.

Олег уехал в этот же день.

* * *

Женя избавлялась от хандры в привычной манере: клуб, алкоголь, Слава.

Бессонов настроение Копейкиной, а точнее, его отсутствие заметил сразу, поэтому, заказав выпивку, настроился на долгий вечер душевных излияний, которые у этой девушки обычно состояли из сплошных ругательств — не умела она впадать в уныние, рыдать на чужом плече и жаловаться на жизнь.

— Детка, что стряслось? — устроившись за столиком в углу, парень притянул Евгению ближе и обнял. — Ты сегодня взрывоопасна.

— Ничего, просто один мелкий ублюдок слишком много о себе мнит.

— Сдаётся мне, я понимаю, о ком ты говоришь, — Слава усмехнулся. — Как тебя угораздило с ним связаться?

— Как-то так. Представляешь, в ту ночь, когда я ушла с ним, мне снилось, что мы были втроём. Это было круто!

— Детка, — Бессонов нахмурился, — ты только не ори, ладно? Ты тогда сделала правильный выбор, потому что я бы с удовольствием позволил твоему сну перейти в реальность, а этот мальчишка нет. Я по его взгляду понял, что он не намерен делить тебя с кем-то.

— Не мои проблемы. Ему бывшая названивала всё утро, вот пусть к ней и валит, — Женя уставилась в стакан, поджав губы.

— А кто-то ревнует...

— Сбрендил?! Никогда в жизни никого не ревновала!

— Всё бывает впервые. Девочка моя, ты сейчас сидишь рядом, но я чувствую, что мысленно ты далеко отсюда.

— Ерунда!

— Кого ты пытаешься убедить в этом?

— Поехали к тебе.

— Нет, — Слава дёрнул за руку поднявшуюся с места девушку. — Я тебя обожаю, я хочу тебя, но дальше этого никогда не зайдёт. Не будь дурой!

— А кто сказал, что мне нужно от тебя что-то ещё?

— Вот именно! Мы оба знаем, чего хотим друг от друга, но с ним у тебя нечто иное, и это только слепой не увидит. Между нами таких искр никогда не было. Детка, я не хочу, чтобы ты потом жалела.

— Бессонов, ты вроде ещё не успел выпить, а уже ведёшь себя как мудак, — Копейкина нервно дёрнула плечом.

— Ты нападаешь, значит, я прав.

— Не с тобой, так с другим.

— И? Кому от этого легче станет? Давай, иди, я тут как раз Макса мельком видел. Ты ведь с ним неплохо время проводила вроде, да?

— Просто отлично!

— Иди. Только подумай, сможешь ли ты после этого быть со своим мальчишкой. Он не я, не забывай об этом.

—

* * *

ь, — Женя вцепилась пальцами в край стола и зажмурилась, — перестань!

— Поднимай свою обалденную задницу и вали туда, где ты хочешь сейчас быть, а не трахай мозги себе, ему и мне заодно.

— Зачем тебе это?

— Я не хочу спать с бабой, которая будет думать о другом и называть меня его именем.

— А серьёзно?

— А если серьёзно, кроме того, что ты классная любовница, ты отличный друг, и я не хочу, чтобы ты совершила глупость, за которую будешь винить себя.

— Не думала, что с друзьями трахаются.

— Не думал, что назову другом любовницу.

— Слав, я... — замолчав, Копейкина уткнулась носом в плечо парня.

— Дура ты, детка. От себя не убежишь.

— Я вляпалась, да?

— По самую макушку. Вы поругались?

— Сначала ему бывшая названивала, потом он какую-то херню сморозил.

— Ясно. Ты разозлилась, а бедный пацан, наверное, даже не понял, что произошло.

— Я его выгнала.

— Девочка моя, даже такие, как ты, становятся идиотками, влюбившись. Нет никого страшнее ревнивой бабы.

— Я не ревную!

— Угу, — Бессонов улыбнулся. — Сама ему позвонишь, или это сделать мне? Боюсь, правда, твой юнец моему звонку не обрадуется.

— Сама, — Женя достала телефон, но, набрав номер и услышав, что абонент недоступен, выругалась. Сдаваться она не собиралась, поэтому позвонила Роману, наплевав на время.

— Да?

— Ром, спишь?

— Жень, ответил бы я тебе, если б спал? — Смирнов засмеялся. — Поболтать не с кем?

— Позови Олега.

— Зачем?

— Он просил комп посмотреть, обсудить надо.

— Судя по грохоту, сквозь который я еле слышу тебя, ты в клубе, и я сомневаюсь, что сейчас ты бросишься ковыряться в его компьютере.

— Позови, пожалуйста.

— Не могу.

— Он спит?

— Нет, он в Питер уехал.

— Куда? — Женя сжала мобильник.

— В Питер.

— Дай адрес своей бывшей жены.

— Копейкина, ничего не хочешь объяснить мне?

— Потом, обещаю.

— Чёрт возьми, я всегда знал, что ты ненормальная... Он не будет жить дома. Сказал, что остановится у друга Мишки, адрес скину сообщением.

— Спасибо.

— Если ты думаешь, что после этого я ничего не понял, то здорово ошибаешься. Вернётесь, обоим головы пооткручиваю, — Роман сбросил звонок, и Женя сглотнула, представив, что друг сделает с ней и со своим сыном.

— Ну как?

— Он нас убьёт.

— Кто?

— Его отец.

— Детка, я запомню тебя молодой и красивой.

— Слава, я еду в Питер.

— Надеешься сбежать?

— Олег уехал туда.

— В таком случае мы едем в северную столицу вместе. Давно я там не был, — Бессонов широко улыбнулся. — Девочка моя, неужели ты думаешь, что я брошу тебя?

— Спасибо, — Копейкина крепко обняла парня. — Надо билеты взять.

— Зачем? Поедем на моей ласточке, не парься. Отоспимся и рванём в Питер.

— Поехали ко мне или к тебе? Просто так, правда.

— Нет уж, красавица. Боюсь не сдержаться, так что по домам, а утром созвонимся.

— Подвезёшь?

— Конечно.

Женя злилась, чувствуя себя беспомощной. Что происходит? Какого чёрта она собирается сорваться из Москвы в Питер, чтобы увидеть этого мальчишку? Нет, конечно, внешне Олега мальчиком назвать трудно, но по сути! Ему только будет восемнадцать, а ей уже двадцать три, и из-за него она сейчас места не находит, думая, встретится ли он со своей бывшей. Сумасшедший дом.

Если бы кто-то сказал ей, что она когда-нибудь будет ревновать кого-то, она бы посмеялась, но теперь ей было совсем не до смеха, потому что она действительно ревновала. Нет, её не так волновало, переспит Олег с этой девкой или нет, как то, что он может возобновить прежние отношения, наплевав на расстояние. Почему-то она ясно осознавала, что при таком раскладе больше не увидит его. Слава был прав: Олег не он. Смирнов будет только с одной из них.

Копейкиной стоило подумать об этом в тот момент, когда она выставила парня за дверь, распсиховавшись и заявив, что их связывает только секс, поэтому он может катиться на все четыре стороны. Он и покатился.

Импульсивные, взрывные, они загорались в один момент, вспыхивали, искрились, а потом медленно тлели и затухали, успев наделать кучу глупостей.

Порой мы не замечаем, как человек становится важен для нас. Мы привыкаем к тому, что он рядом, воспринимаем это как должное и понимаем всю степень его значимости лишь тогда, когда он уходит, оставляя вместо себя пустоту.

Мы все эгоисты, мы не можем запросто отказаться от своих привычек и перейти на что-то новое ради кого-то другого. Мы не умеем ценить и вовремя остановить себя, если это нужно. Мы часто ошибаемся и не хотим признавать свои ошибки, прячась за гордостью. Мы мчимся куда-то под знаменем мнимой свободы, а потом озираемся в растерянности, теряя конечную цель, которой попросту не было.

Страшнее всего Жене было признавать, что она впервые так заигралась и не заметила, как игра стала реальностью. Чем Олег отличался от других? Почему именно он заставил её остановиться и задуматься? Если бы она могла повернуть время вспять... Нет, она бы всё равно вляпалась.

Копейкина была личностью цельной, сильной, но сейчас она чувствовала себя потерянной и запутавшейся. Она не могла сказать, что без памяти влюбилась в Смирнова, но и отрицать факт возникновения сильной симпатии было глупо. То, что происходило между ними, в какой-то момент перестало быть просто сексом ради секса. Физическое влечение медленно, но верно перерастало в нечто большее, глубокое.

Женя не боялась любви — Женя боялась потерять себя, растворившись в другом человеке. Она видела в этом слабость, которую не могла себе позволить. Она всю свою недолгую жизнь удачно избегала этого чувства и не могла даже представить, что рано или поздно оно схватит её за шкирку и хорошенько встряхнёт. Видимо, она бегала по кругу и в конце концов выбилась из сил.

Что она скажет ему? Нужно ли говорить что-то? Может, уже поздно? Кто бы знал, что придёт время, когда подобные вопросы будут мучить Евгению Копейкину, девочку-зажигалку, девочку-ветер в голове, девочку-оторву. А они мучили, не давали уснуть, заставляли то и дело хвататься за сигареты и выводили из себя.

По ночам, в минуты бессонницы, мысли особенно активны. Они будто чувствуют нашу слабость и набрасываются всем скопом.

Сейчас, как никогда, Женя хотела уснуть. Уснуть и проснуться с полным отсутствием каких-либо сомнений и страхов. Непривычно, дико, невозможно.

Не умея отступать, она могла идти только вперёд, в неизвестность, в поисках самой себя.

Только бы не оступиться и не врезаться в конце пути в глухую стену.

Глава 40

Татьяна металась между Романом и Алесей. И если мужчина старался всячески поддержать её, то дочь постоянно огрызалась, хамила и обвиняла мать во всех своих бедах. Удивительным было, что к Смирнову девочка тянулась, любила, когда он играл на гитаре отца, и просто обожала его стряпню. Казалось, она приняла этого мужчину, но взамен оттолкнула ту, кто долгие годы жил ради неё и для неё.

Финансист пытался поговорить с Алесей, но она мгновенно замыкалась в себе и погружалась в какой-то транс.

Егор же ходил тенью за Татьяной, преданно заглядывая в полные грусти васильковые глаза. Он обожал её, и тем больнее ему было видеть отношение к ней дочери.

Они были одни в квартире Антоновых, когда он сорвался, увидев, как Алеся разрисовывает ручкой фотографию матери:

— Что ты делаешь? Перестань!

— Что хочу, то и делаю, — девочка проткнула стержнем изображение. — Она разлюбила нас с папой.

— Ты дура! Из-за тебя тётя Таня плачет! Я видел, как она плакала!

— Я ей не нужна! Я никому не нужна!

— Мне нужна, — Егор крепко обнял одноклассницу и шмыгнул носом. — Хочешь, я Никиту побью за тебя, если он опять приставать будет?

— Да кого ты побить можешь? — Алеся зажмурилась. — Он учебники твои порвёт, а ты заревёшь.

— А я всё равно драться буду. Меня Олег учил.

— Плохо учил.

— Ну и что? Я тебя в обиду не дам, — заверил мальчик.