— Догадываюсь, — Смирнов улыбнулся. Её руки по-прежнему обнимали его и не торопились отпускать. Он чувствовал биение чужого сердца. Не было сил отпустить. Совсем. — Вано встречается с Кандер, — выдохнул он, стараясь заполнить чем-то тишину.

— Я знаю.

— Откуда?

— Видела их летом вместе. Решила, что сам расскажет, когда захочет.

— Бин, — Егор почти сдался, — мне нужно идти.

— Да. — А пальцы сжали ткань его джемпера ещё крепче.

— Бин…

Их поцелуй был нервным и жадным. В нём не было и толики теплоты, только отчаянное желание, долго сдерживаемое и контролируемое. Егор смахнул с разделочного стола доску с бутербродами и рывком поднял девушку, усаживая на гладкую поверхность. Вклинившись между её ног, он целовал её так, будто это происходило в последний раз, напиваясь ею до края. Не такими должны быть первые поцелуи влюблённых людей… Кто сказал это? Шёл бы он куда подальше!

Сабина разорвала поцелуй и потянула его джемпер вверх, торопливо стягивая вместе с майкой. Ногти впились в обнажённые плечи. Почувствовав, что он хочет её, она просто не могла отпустить. То, что Смирнов хотел её, ощущалось столь явно, что у девушки напрочь отшибло какие-то иные мысли. Она уже тянула вниз молнию на его ширинке, когда вдруг крепкие руки сжали её запястья.

— Нет, — Егор не смотрел ей в глаза. Он видел лишь выбившийся из-под её футболки кулон. Не кулон. Кольцо, подаренное им когда-то давно. И все эти годы… Какая же он мразь! Знать, понимать и догадываться совсем не то, что увидеть собственными глазами. Она так преданно любила его, так долго и мучительно, а он сейчас поступает, как самая настоящая тварь: дарит надежду, которую сам же вскоре разобьёт.

— Я люблю тебя, — прошептала Хайруллина. Впервые она сказала это вслух.

— Прости, — Смирнов отстранился, избегая смотреть ей в глаза. — Прости, Бин.

— Не уходи! — она подалась вперёд, соскальзывая со стола и хватая его за руку.

— Прости.

Что-то упало и разбилось со звоном. Кажется, это была та самая надежда.

Егор шёл быстрым шагом по улице. Глаза щипало. Сколько он не плакал? Плачут слабаки? Значит, он так и остался слабаком. Ну что он может дать ей, кроме пустых обещаний? Разве она заслуживает подобного? Только не она. Он знал, что никогда не откажется от своей мечты. Никогда и ни за что. Даже Женька не смогла бы остановить его, а это что-то да значит. Быть счастливым недолгое время? А сколько будет потом несчастной она? Забудет? Такие не забывают. Он терзает её душу, ломает её, но это всё равно не так страшно, как то, что он может сделать потом, если подарит ей надежду.

А ещё ему было эгоистично страшно за самого себя. Если сейчас больно, то что будет дальше? Если сейчас слёзы по щекам сползают, как у соплежуя последнего, как не сдохнуть потом, после всего? Расставание — это маленькая смерть. Сколько раз он уже убивал её? Сколько ещё она должна будет выдержать из-за него, долбаного козла, неспособного окончательно отпустить её?

Вибрирующий в кармане телефон заставил остановиться.

— Да, Ян?

— …

— Тебе честно сказать? — Егор усмехнулся в трубку. — С каменным стояком и охеренным чувством вины, как думаешь, как я?

— …

— Да, я был у неё.

— …

— Знаю, что идиот. Знаю, Казанова. Я приеду сейчас, ладно?

— …

— Жди.

Глава 33

не бечено

Тарас возвращался домой разбитым: рабочая неделя сожрала его. Пятница — это маленький рай. На лестничной клетке курил Артур, нервно поглядывая на часы. Принесла нелёгкая…

— Привет, — Опальский не торопился доставать ключи. — Какими судьбами?

— Давно не виделись. Прости, столько дел было! — Звягинцев бросил окурок на кафель и раздавил его подошвой.

— Чего хотел? — Тарас поморщился от этого свинства.

— Мне нужны причины, чтобы прийти к тебе? — Артур удивлённо вскинул брови.

— Мог бы позвонить.

— Сюрприз!

Опальский привалился спиной к своей двери. Дикая усталость одолевала. Снова деньги? Динияр рассказал ему, что Звягинцев игрок. Странно, что он сам так долго верил в его бесконечные жизненные проблемы. Ругаться не хотелось. Ничего не хотелось, кроме тёплого душа и сна.

— Ты не особо рад, — Артур нахмурился. — Завёл кого-то?

— Кошек и собак заводят, — вздохнул Тарас. — Давай закончим на этом.

— Вот, возьми, — Звягинцев протянул ему конверт. — Здесь только часть. Я потом верну остальное.

— Не нужно, — Тарас убрал конверт во внутренний карман куртки.

— Глупо как-то, — Артур снова закурил. — Мне казалось, что у нас всё хорошо, — ему действительно было не по себе. Забавная зверушка отвернулась от него. Пожалуй, Опальский был единственным человеком, всегда искренним с ним, добрым и понимающим. Обидно как-то, что всё закончилось, толком и не начавшись. Он даже деньги решил вернуть после крупного выигрыша. Не то чтобы совесть замучила, просто… да чёрт его знает!

— Прости, — Тарас тепло улыбнулся. Всё-таки в их отношениях были и хорошие моменты. Не стоит забывать об этом.

— Да ну тебя, — Звягинцев отмахнулся. — Не хочу себя брошенкой чувствовать. Ты счастлив?

— Да, — Опальский ещё шире улыбнулся.

— Может, и к лучшему. Бывай, — Артур хлопнул бывшего любовника по плечу и пошёл по ступенькам вниз, на ходу докуривая. Здесь точка невозврата. Конец. И нет смысла выяснять что-то. Только на душе паршиво как-то…

Тарас вошёл в квартиру, разделся и остановился посреди коридора. Странно как-то: вроде даже чувства какие-то были, но это так, слабый дымок раздуваемого маленького костерка в сравнении с тем пламенем, которым опалял его Хайруллин. А это любовь? Возможно… Лику он любил до боли, до нехватки воздуха. Любил так, как любят в юности. Сейчас же его чувства были спокойными, зрелыми. Страсть бурлила, да, но в целом было тихо, тепло и комфортно.

Он встретился с матерью Лики и отпустил, наконец, прошлое. После этого он рассказал всё Динияру. Было трудно и даже немного страшно, но он сделал это и не пожалел: Хайруллин понял и принял. Им не нужно было говорить о чувствах, чтобы понять их. Да и нелепо как-то двум взрослым мужикам клясться в любви. Не кино же снимают.

До сих пор удивляло, что Динияр выбрал его. Не потрясающего Леонида, от одного взгляда на которого голова кружилась, не кого-то ещё, а именно его, самого обычного, далеко не красавца, вполне себе заурядного человека, каких вокруг тысячи.

У Хайруллина было всё: внешность, обаяние, деньги, связи — таким достаточно поманить пальцем и перед ними выстроится очередь желающих урвать кусочек. И всё же…

Звонок в дверь. Один короткий и один длинный. Динияр.

— Ты же поработать хотел сегодня, — Тарас открыл дверь, с улыбкой встречая гостя.

— Хотел, — мужчина улыбнулся в ответ и вошёл. — Но, знаешь, вдруг жутко захотелось твоего кофе. До зубного скрежета.

— Ты пьёшь слишком много кофе! — Опальский заворчал по привычке.

— Я не приверженец здорового питания, ты же знаешь. У меня есть время только на кофе и поздние ужины.

— Окажешься в больнице, как Женька!

— Будешь таскать мне апельсины? — Хайруллин повесил пальто на вешалку и убрал в шкаф в прихожей.

— Не буду.

— Что, ни разу не навестишь? — гость нагнулся, вытаскивая из обувной полки уже родные домашние тапочки.

— Не шутят такими вещами, Динияр, — Тарас вздохнул. Горбатого только могила исправит. Всё ему шуточки.

— Вари мне кашу по утрам. Не откажусь.

— Сам вари.

— Некогда.

Опальский знал, что в этих словах нет ни грамма лжи. Хайруллин очень много работал. Проведя день в офисе, он ещё и домой приносил кучу бумаг и порой до глубокой ночи разбирал их. Ему постоянно звонили по работе, и зачастую Тарасу хотелось разбить ненавистный телефон о стену. Не потому, что он чувствовал себя обделённым вниманием, совсем нет, — Динияр всегда находил время для него, — а потому, что всем людям нужен сон. Люди не роботы. Спать по три часа в сутки — привет, больничка. У любого организма есть свой предел. Опальский тоже иногда брал работу на дом, когда были завалы, но это не сравнить с тем, как загонял себя его любовник. Если бы не Сабина, он бы вообще не ел, а пил лишь крепкий кофе, чтобы не свалиться с ног.

— В отпуск не хочешь? — Тарас шёл на кухню вслед за гостем. Порой он в собственной квартире самого себя гостем ощущал.

— Потом, — отмахнувшись, мужчина подвинул табурет к окну и закурил. Наконец-то он дома! Дома. Именно так. Не в своей просторной квартире, обставленной со всеми удобствами и наворотами, а здесь, в уютной двушке, где пахнет домашней стряпнёй и лучшим в мире кофе.

— На том свете отдохнём? — Опальский открыл холодильник и достал кастрюлю с борщом. Сначала еда, а потом уже отрава!

— Именно, на нём родимом.

— В гроб себя загонишь.

— Но перед этим устрою хорошую жизнь для сестры.

— А нужна ей эта хорошая жизнь без тебя? Никогда не задумывался? Сам знаешь, что с того света не возвращаются! — Слова били наотмашь.

— Тарас! — Динияр нахмурился.

— Я прав, потому и злишься.

— Я не злюсь, — мужчина уставился в окно. Нет, всё-таки принцесска ему с брачком попалась… Добрая на грани глупости, отзывчивая, умная, хозяйственная, очаровательная, сексуальная, но, зараза, зубастая. И зубки у неё напильником заточены.

Опальский хмыкнул и поставил кастрюлю на зажжённую конфорку. Кажется, у него ещё осталось немного пюре с котлетами. Хайруллин любит их. Поест и успокоится. Тот путь, который к сердцу мужчины через желудок лежит, он продефилировал ленивой походочкой победителя уже давно. К слову сказать, и сам Динияр готовил потрясающе, но очень редко. Его блюда были изысканными, необычными, зачастую экзотическими, Тарас же готовил по-домашнему, как любимая бабушка. И вот это домашнее, с теплом приготовленное Хайруллина покорило раз и навсегда.

— Па-а-ахнет, — протянул Динияр, щуря глаза от удовольствия. Желудок призывно заурчал.

— Борщ, — пожал плечами Опальский. Он лично ничего необычного не чуял.

— Знаю, — Хайруллин выбросил окурок в форточку, поднявшись. Он подошёл сзади и выглянул из-за плеча любовника, заглядывая в кастрюлю: — Укропчик!

Дитё натуральное! Тарас тихо усмехнулся под нос. Каким же может быть порой этот, казалось бы, всегда сдержанный мужчина…

— Не мешай, — Опальский едва сдержал громкий смешок. Он поставил разогреваться котлеты с картошкой и под голодным взглядом любовника демонстративно прикрыл сковороду крышкой.

— Всё равно пахнет, — потянул носом Хайруллин.

Борщ он наяривал с жирной сметаной. И, как любил, размазывал густую массу ещё и по хлебу. Второе тоже пошло на ура, и Динияр заметно взбодрился.

— Эх, каждый день бы так, — он похлопал себя по сытому животу.

— И так почти каждый день, — Тарас ограничился только первым, так в обед на работе забегал в столовую.

— Ты против?

— Выдам Сабинку замуж и переберусь к тебе.

— Не рановато ли ты её спровадить хочешь?

— Нормально. Поверь, долго тебе меня ждать не придётся. Женишок её в скором времени нарисуется. Помяни моё слово.

— У неё карьера только начинается, — Опальский покачал головой.

— Это блажь. Бросит. Она девочка серьёзная.

— Думаешь?

— Знаю. Для неё существует лишь учёба и он. И если ей нужно будет выбирать, я в выборе её не сомневаюсь. Всё-таки есть в ней капля крови предков. Маленькая, но есть.

Тарас задумчиво изучал скатерть. А ведь он совсем не против, если вот так, вместе, они будут сидеть за столом каждый день. Слишком быстро? Возможно, они оба чересчур долго искали друг друга. Жизнь научила их не терять понапрасну время. Жизнь не прощает ошибок и редко даёт второй шанс. У них он появился. Один на двоих. Может, они сошли с ума? А кто вправе судить их? Все мы немного сумасшедшие..

— Артур приходил сегодня. Мы мирно всё решили, — Опальский поднял голову. Синие глаза пригвоздили его к стулу.

— Не было. Никакого. Артура. Никогда. — Раздельно. Чётко. Без компромиссов.

Синие глаза могут всю душу вытряхнуть и сердце оборвать. Взмах угольных ресниц разбивает наваждение. Теплота во взгляде. Теплота и покой. Это как тихие волны, целующие песчаный берег. Это красиво. Это навсегда.

* * *

Женька тупо смотрела на бледную узкую полоску, идущую параллельно с такой же тонкой, но куда более ярко выраженной. Глюк. В десятый раз. Использованные тесты на беременность возвышались горочкой на стиральной машине. Прилетели. Залетели вернее. И невольно из глубин организма рвётся простое, родное русское «пиздец». Как? Нет, она, конечно, не идиотка и понимала, что с Олегом они не то что прошли период держания за руки, а вообще им не заморачивались, но всё же нормально было столько лет… Смирнов всегда был аккуратен… Или ему крышу снесло? А она куда смотрела? Аккурат между собственных разведённых ног, как он входит и выходит… Дура безмозглая. Копейкина, соглашаясь выйти замуж, не задумывалась о скором продолжении рода своего. Да и нужно ли таких, как она, этому свету подбрасывать? Её с лихвой хватит. А как же работа? Какой декрет? Они, конечно, не нуждаются, но жить лишь на заработок Олега, да ещё с ребёнком? А мотоцикл? Роднулечка, кровинушка… А всё остальное? Нет, ну как Женька Копейкина сможет отказать себе в том, в чём никогда не отказывала? Женя — мама. Это даже не смешно. Это драма какая-то получается с элементами трагедии. Теперь уж точно платью свадебному нет — в балахоне придётся путаться. Свадьба-то через три месяца только. Сильно живот к тому времени выпирать будет? Кто бы знал… Месячных второй месяц нет, раньше нужно было думать, а не спихивать всё на бунт организма. Нехило так взбунтовался, ага. Женька положила тест к куче остальных и вздохнула. Что ж, порадует она женишка вечером, ох, порадует. И Лёнечке сказать надо. Пусть волосы на себе рвёт в припадке — дедом станет. Только шиш она ему сама расскажет, лучше Олега отправит гонцом. Копейкина гнусно хихикнула, представив себе лицо дяди. И что в таких случаях делать надо? В больницу переть? Придётся. Её гинеколог Светлана Алексеевна в обморок брякнется от новости подобной. Ой, а Ромочку порадовать не терпится… Козёл старый он теперь, а не молодой папаша. От такой вести половина родни в ауте будет. Все, кроме Егора с Татьяной: один эмоции контролировать умеет, а вторая давно ждёт. Мир вроде не рухнул, но ощущения странные. Сколько себя помнила, Копейкина всегда жила так, как хотела, и делала то, чего душенька её непутёвая желала. В связи с новыми обстоятельствами придётся менять многое. Сможет ли она? Наверное, сможет, потому что нет ничего такого, с чем она бы не справилась.