— Я тебе всю душу нараспашку открыл — про меня ты всё знаешь. А тебе для чего карьера у крас... У "наших"?
— А твоему отцу — зачем была карьера? Или, он не делая карьеры — до генерала Императорской армии дослужился? Так не бывает, Миша.
Фыркает:
— Сравнил тоже...
Назидательно глаголю, пусть и с излишним пафосом.
— Красные, белые, зелёные в крапинку или серо-буро-малиновые рептилоиды-инопланетяне у власти — а Россия никуда не делась. Она у нас одна и её надо защищать! Или ты до того глуп — что даже такого не понимаешь?!
— Ты Россию "защищаешь", — в голосе недоверие и откровенный стэб, — на каком-то — забытом людьми и Богом полустанке?!
Слегка озверев, я:
— Родину, Миша, надо защищать ВЕЗДЕ!!! Твой отец, разве не говорил тебе это?!
Глубоко задумался и весь оставшийся путь, мы проделали молча...
* * *
Не включая фар — почти полной луны на чистом небе было вполне достаточно, не спеша двигаясь, практически не встречая на тракте встречных гужевых телег — тем более автомобилей, далеко за полночь добрались-таки до полустанка Ульяновский.
Оставив Барона сторожить "Бразье", прошёлся по полустанку... На перроне никого: суточный наряд, естественно — дрых без задних ног в караулке.
Хорошо!
Но как-нибудь надо будет устроить внезапную учебную тревогу-побудку...
Нашёл дом Чеботарёва и осторожно постучавшись в окно, разбудил его жену — а та уже растолкала самого комвзвода ОВО.
— А мы уж было потеряли своего "заведующего оружием", — не кривя душой, вполне искренне обрадовался тот, — вчерась Анисимов с Кацем прибегали, ругалися на чём свет стоит... Обзывали тебя по всякому.
— Должность у них такая — ругаться.
— Это точно! Привёз то — за чем ездил?
— Привёз, привёз..., — отвечаю, — иначе бы не вернулся.
— Правильно: Фрол Изотыч, прямо как взбесился — запросто пристрелить может.
Усмехаюсь:
— А сейчас он сразу добреть начнёт...
— Да, жалко было бы — вернувшиеся мужики шибко тебя зауважали, товарищ Свешников, — вполголоса заговорщически, — ты как ещё поедешь в город в другой раз — меня обязательно возьми, Серафим Фёдорович...
Уклончиво отвечаю:
— Там видно будет — заранее не обещаю. Ты это, Гаврила... Дай мне ключи от того пакгауза — где пушка стоит.
— Да у меня бы в сарае сложил... Много ль, добра там у тебя?
— Много! Дай ключи, говорю!
Долго не выкобеливаясь, тот с готовностью:
— Погодь чуток, сейчас вынесу...
Получив ключи, я говорю:
— Ты пока не ложись — к тебе ночевать придём... Не тащится же на ночь глядя в Ульяновку.
— Ночуйте, не жалко..., — зевает, — а много вас будет?
— Я и, со мной один вьюнош. Заодно и познакомишься — в нашем отряде "сыном полка" будет...
— Кем, кем?!
— Долго объяснять... Потом узнаешь.
— Ладно! Пойду — скажу бабе, чтоб постелила вам обоим где...
* * *
Дальше, всё было вообще — проще выеденного яйца и, как говорится — делом техники!
Утром на построении, где меня только что на руках не подкидывали — как Юрия Гагарина вернувшегося после первого полёта на Луну, я представил Барона отряду и толкнул пламенную речь:
— Товарищи агенты особого военизированного отряда и младшие командиры! В республике свирепствует детская беспризорность! Если каждый отряд — подобно нашему, усыновит хотя бы по одному ребёнку...
Бла, бла, бла!!!
Естественно упомянул всех пролетарских вождей всуе и, целых три раза главного борца с беспризорностью — товарища Дзержинского Феликса Эдмундовича.
Мишка, застенчиво улыбался невинным ангелочком и, всем без исключения агентам понравился — даже тогда, когда я предложил взять его на общий отрядный кошт.
— Не обеднеем, чего уж там, — слышались голоса полные неподдельного энтузиазма, — обмундируем, прокормим — человеком воспитаем!
Так же — "на ура" прошло, что жить Мишка будет у всех по очереди — я тоже не исключение.
— Это, Михаил, для того — чтоб ты проникся народным духом и ничем от простого "быдла" не отличался, понял? Тебе сколько полных лет — всё забываю спросить?
— Шестнадцать...
— Дату рождения оставь прежней — чтоб не путаться, а год скинь — иногда очень полезно подольше оставаться ребёнком. Когда достигнешь совершеннолетия, у тебя будет как минимум три года стажа службы в войсках НКВД и столько же — комсомольского... Неплохой "стартовый капитал" для карьерного роста.
Мишка, скосив глаза куда-то влево-вверх, прикинул хрен к носу и обрадованно вскрикнул:
— Понял! Отлично придумал, Серафим!
— То-то, — взявшись за треснувший козырёк, я резким движением вниз надвинул ему кепку на нос, — голову человеку дана — не токмо кепку носить!
После построения, подождав когда агенты разойдутся по своим делам, заперлись с "воспитанником" в пакгаузе и провели предварительные работы по разборке "Бразье". Сперва поддомкратив, поставили кузов на чурки, затем сняли колёса. Слили горючее с бака и моторное масло с картера. Раскрутив все болты крепления двигателя, откинули цепь с коробки передач, отсоединили провода электрооборудования и трубки топливной системы...
Ближе к обеду дождавшись попутной телеги, погрузили на неё пустые керосиновые бидоны и мои вещи и, направились в Ульяновку. Первое время — пока оформляем документы и опекунство, Мишка поживёт у моего названного отца.
* * *
Дома нас встретил "до полусмерти" обрадованный Отец Фёдор — аж за сердце от радости хватался:
— Ты бы знал, Серафимушка, что тут про тебя только не наговорили...
— Ничего, ничего..., — обнимаю его, утешая, — сухие мозоли от "наговоров" в ушах не вырастают.
Не менее его обрадовался и наш "квартирант" — Певницкий Аристарх Христофорович:
— А я уж было, обратно лыжи навострил... Ваш Фрол Изотович и слышать ничего про театр не хочет!
— Так не с ним надо было переговоры вести — а с директором школы Кулагиным.
— С Нилом Николаевичем? Что-то не догадался...
— Устроил бы Вас, так или иначе... Вы рисовать умеете?
— Конечно! Какой гримёр рисовать не умеет?
— Официально устроились бы в школу учителем рисования, а любительский театр — как общественная нагрузка.
Как говорится: помяни чёрта — он и явится!
Не успели пообедав, перейти на чай с некоторыми вкусностями — что я из Нижнего привёз, как в трапезную без стука влетает товарищ Анисимов с неразлучным Федькой. У обоих рожи — как у расстрельной команды напротив окровавленной "стенки".
Не здороваясь:
— Что так долго?
Точно также, даже не пристав:
— В следующий раз пошлёшь своего "кучера", товарищ председатель — быстрее получится.
Федька, аж пунцово покраснел от злости — у нас с ним явная нелюбовь "с первого взгляда".
Фрол Изотович, не обратив никакого внимание на эмоциональное состояние своего холуя, уже несколько более сдержанно:
— Ну и как съездил...? Удачно?
Откусив изрядный кусок вкусной сушки, не торопясь тщательно пережевав и запивая чаем проглотив, отвечаю:
— Всё нормально, товарищ Анисимов: твой "француз" забегает строго по графику — зуб даю.
У меня даже неделя в запасе окажется... Так — на всякий случай.
— Денег и это..., — внимательно разглядывает мою кожаную курку висевшую на вешалке, — хватило?
— Откуда..., — махнул рукой, прибедняясь, — пришлось свои кровные ещё добавлять! Так что сам понимаешь...
Немножко успокоившись, тот понимающе кивает: мол, не беспокойся — так или иначе компенсирую. Затем, обращает внимание на Мишку:
— А это кто?
Федька перебивает с ответом:
— Ещё один дворянчик — по морде его видно!
Мишка, лишь ответил сиятельной улыбкой.
Я, осуждающе покачав головой:
— "Морда" — это у твоей кобылы, если что! А у людей — "лицо". А это, мой фронтовой товарищ — мы с ним из одного котелка рубали, одни сапоги носили по очереди и одной шинелью накрывались.
Затем, глядя на Федьку с явной угрозой в голосе:
— Поэтому полегче насчёт "дворянчика" — а то я могу и, в рожу заехать! Происхождения же он — самого что ни на есть пролетарского и, когда некоторые зад свой об бричку начальства полировали — кровь свою проливал за первое в мире государство рабочих и крестьян.
— Что-то уж молод он больно..., — с сомнением произнёс Анисимов, присаживаясь за стол и без разрешения наливая себе чаю.
— "Молод"?! Да в Красной Армии шестнадцатилетние полками — бывало, командовали! А Михаил Гешефтман — всего лишь горнистом у нас в полку был.
Тот, потянувшись было за сдобным кренделем с маком, тем не менее — как хорошая служебная овчарка настораживает уши:
— "Горнистом"? А ну-ка напой мне "привал"!
Мишка, старательно надувая щёки, что-то там изобразил — продудев как эфиопский слон, в период гона за эфиопской же слонихой. Удовлетворённо кивнув, Анисимов спросил не оборачиваясь:
— Фёдор! Кобылу то, хоть привязал или опять она от тебя сбигит куда?
— Да, вроде привязал...
— "Вроде"... Вроде Володи, под вид Фомы. Ну, так иди — проверь!
Тот, с обиженным видом вышел и больше не появлялся. Проводив его несколько скептически-неприязненным взглядом, Председатель Волисполкома протягивает мне "краба":
— Ну здравствуй, товарищ Свешников!
— И Вам не хворать к досаде мировой буржуазии, товарищ Анисимов!
* * *
Во время чаепития, я подарил Председателю волостного Совета автомобильный журнал "Overdrive Magazine":
— Смотри, Фрол Изотыч — девки американские какие!
Мнения разделились: если Аристарх Христофорович просто слюни пускал:
— Какие у них короткие юбки — едва коленки закрывают!
То Отцу Фёдору, явно не понравились короткие юбчонки на американских девчонках:
— Тьфу, срамота!
Мишка не удержавшись, сострил:
— Под юбками у них всех — одно и то же...
За что тут же схлопотал от меня звонкий подзатыльник, вызвавший всеобщее одобрение.
Я же приложил ладонь к сердцу:
— Вы уж извините отрока неразумного — нахватавшегося в казармах да окопах, всяческих "премудростей" от несознательных бойцов...
Разговор тут же перешёл про способы воспитания и перевоспитания подрастающего поколения с помощью "подручных средств" и затянулся до самого конца чаепития.
Лишь один Фрол Изотович молчал — не отрываясь смотря на цветные картинки и, по всему было видно — интересовали его вовсе не девки и их "короткие" юбки...
После чаепития, Анисимов до того раздобрел, что подбросил нас с Бароном до волостного управления НКВД.
— Ну смотри, Миша, — предупреждаю улучив момент, — от этого визита возможно — вся дальнейшая судьба твоя зависит! Поэтому хорошенько "жуй" язык, прежде чем по своему обыкновению — корявое что ляпнуть!
Однако вопреки моим опасениям, встреча мнимого "Гешефтмана" и товарища Каца пришла "на ура". Еврей, живший до 1915 года за "чертой оседлости", встретил "земляка" с распростёртыми объятиями! Мишка оказывается, за время своих странствий достаточно хорошо овладел "одесским разговорным" и шпарил на этом полуеврейском диалекте так, что позавидовал бы любой биндюжник с Молдаванки. А когда они вполне бойко побалакали на пшекском — у главы волостного НКВД не осталось никаких сомнений в достоверности навешанной ему на уши "лапши" и он клятвенно пообещал восстановить товарищу Гешефтману его утраченные документы.
Узнав, что отряд военизированной охраны полустанка решил взять над Михаилом коллективное опекунство, Абрам Израилевич выразил вполне искреннее сожаление, что его опередили... Я ему с нисколько не деланным энтузиазмом:
— Товарищ Кац! В республике полным-полно подобного "контингента" и волостной отдел НКВД может взять на воспитание хоть дюжину.
Тот, только своим горбатым шнобелем повёл!
Забегая немного вперёд сообщу, что я очень хорошо распиарил в комсомольских, в уездных и губернских СМИ — факт усыновления беспризорника нашим ульяновским ОВО. Написал и в редакции ведущих центральных газет. В этот раз, не в "Правде" конечно — а "всего лишь" в "Известиях", но всё же опубликовали мою маленькую статейку — вызвавшую большой резонанс. Затем, статьи других авторов на эту тему — посыпались как из рога изобилия!
Последствия моего вмешательства в естественный ход событий, мне был очевиден. Не знаю, может и "в реале" такое явление — имело место быть, но движение по усыновлению беспризорных детей воинскими частями — вскоре стало довольно массовым...
"Сын полка" — так и мелькало в газетных заголовках!
Хотя, конечно — это была всего лишь капля в море.
* * *
После районного отдела НКВД, мы с Мишкой пошли в гараж — где меня уже ждала-поджидала вся команда.
Елизавета, лишь увидев выходящего из-за угла, с визгом кинулась мне на шею и, не стесняясь никого, покрыла всё лицо жаркими поцелуями:
— Я одна верила, что ты обязательно вернёшься!
Остальные мои помощники, как-то смущённо отводили глаза.
Оказывается, за время моего отсутствия — среди членов первой в Ульяновке комсомольской ячейки, бушевали нешуточные страсти, а близнецы Ванька и Санька — даже по своему обыкновению подрались и, теперь отсвечивали практически одинаковыми фингалами.
— Да куда бы я делся от своих парней..., — целую Елизавету в зарумянившуюся щёчку, — и от самой прелестной девушки на просторах этой части обитаемой Галактики?!
От моих слов ребята ожили и тоже весьма сердечно — хоть и по-детски неуклюже, выразили свою радость меня вновь лицезреть.
Наконец, все обратили внимание на Барона.
— А это кто с тобой, Серафим? — с ревнивыми нотками спросил Ефим.
— Ах, да... Знакомьтесь, товарищи: Михаил Гешефтман — мой боевой товарищ, сын полка и также как и, вы — комсомолец...
Вкратце рассказал нашу с ним "историю" вооружённой борьбы с белополяками и Мишку обступили с вопросами:
— Ты вправду воевал? Ух, ты...
— А у поляков танков и самолётов много? Ух ты, жесть...
— Тебя вправду ранили? Ну покажь... Ух, ты... Больно было, да?
Интересно было наблюдать за началом отношений Ефима и Михаила: как два кобеля "обнюхались" при приёме новичка в стаю. Вроде и, слов немного и диалогов — раз, два и обчёлся, но сколько потайного смысла в жестах, в взглядах...
И, главное — проверка "на прогиб"!
Я заранее Михаила проинструктировал, расставляя всех по местам "в стае":
— Лиза — моя девушка, про неё даже не думай. Главный после меня — Ефим. Ты же держись как бы немного в стороне — не как единое с ними целое, а скорее — как самостоятельный союзник. Всё понял?
Тот, недоумевает:
— Конечно, понял. Вот, только не понял...?
Достаточно резко обрываю:
— Подрастёшь да поумнеешь — поймёшь. А пока, это тебе понимать ещё рано... Да и, вредно!
Вот и сейчас: выдержав достаточно длинную паузу — чтоб не уронить достоинство, Михаил "сморгнул" первым и, Ефим Анисимов тут же успокоился — его верховенство никто не оспаривает.
— Что это у тебя в руках, Миша, — спрашивают ребята, — такое круглое? Глобус, что ли где свистнул?!
— Это — футбольный мяч, — достаёт из сумки, — про футбол что-нибудь слышали?
— Слышать то, слышали..., — каждый норовит пощупать.
