В одно прекрасное утро посол решил перед занудными и трудными переговорами прогуляться по базару. Отдых оказался омрачён. Посол не обратил внимания, что рядом с ним какой-то нищий пристал к группе граждан. Для него оказалось неожиданностью, когда один из осаждаемых пнул попрошайку, тот побежал в панике со всех ног через эскорт посла, сбив пару его слуг так, что они повалились на напыщенного вельможу, и, выпутавшись из кучи-малы, помчался дальше, не ожидая новых колотушек. Когда кончилась суматоха, посол вдруг увидел, что граждане, а за ними народ, смеются. Обнаружилась пропажа трёх кошельков, в том числе посольского, и золотой цепи с плеч посла.
Посла послали к трибуну воров. Когда посол зашёл в незапертый (как и полагалось) дом трибуна, тот сидел за столом и пил вино. На груди у вора красовалась золотая цепь посла. Тростинкар предложил послу усесться пить вино с ним. Ошеломлённый посол покорно сел.
— Наш народ уже вроде стал вас прощать, но вы ведёте себя спесиво. Вы уверены, что вас станут охранять, вы не отвечаете на приветствия даже полноправных граждан, потому что это неверные. Здесь вы на нашей земле, и такой спеси мы не позволим. Я не мог допустить, чтобы кто-то из низших взял на себя миссию поучить вас правилам вежливости, ещё даже не ставших нашими друзьями, а уже начинающих вести себя как господа. Я сам устроил эту кутерьму. Возьми свою золотую цепь. А из денег в кошельках мы, по нашему обычаю, удерживаем четверть. Из твоего — половину, как выкуп ещё и за золотую цепь. Теперь ты заплатил Невидимой гильдии за защиту, и в случае чего сразу обращайтесь ко мне.
Послу осталось только откланяться и уйти.
Кун, которого свои сразу узнали в одежде нищего, поскольку он не гримировался, договорился с парой граждан (гильдейцев не хотелось засвечивать, пока они сами не провалятся), что они толкнут его при подходе посла по направлению к свите. Никто из обычных граждан не успел заметить, когда же были срезаны кошельки, а момент снятия цепи зафиксировали немногие. Правда, присутствовавшие гильдейцы многое расшифровали и были восхищены мастерством Куна. Словом, Кун вспомнил былое.
На тайном собрании гильдии было решено: если кто-то из членов попадется на месте преступления, не сопротивляться и не бежать, поскольку всё равно уже засветился. Если его не успеют или не захотят убить, он получит наказание от гильдии, станет помощником Демона пытки и будет учить ребятишек тайному мастерству. Дальнейшие воровские действия в Лиговайе ему навечно запрещаются, если не будет специального приказа царя либо гильдии.
И на следующей же неделе это правило было применено в первый раз. К Тростинкару пришёл человек с жалобой на то, что его шулерски обыграли. Тростинкар потребовал доказательств, и, когда выяснилось, что шулер Корс Интотанг действительно засветился, неудачника вызвали к трибуну, оттуда тайно переправили в гильдию, гражданину возвратили проигранное (удержав четверть), а шулеру на следующий день прямо на Форуме было предложено одно из двух: или лишение гражданства, или сто плетей. Он выбрал плети. Тростинкар и обыгранные жуликом влепили ему как следует. Но тем, кого шулер обыграл раньше, деньги не возвратили, поскольку они не смогли доказать факта мошенничества и не жаловались. После этого Интотанг исчез из города надолго. На самом деле в деревне Каратарикота ему влепили в рассрочку ещё двести плетей по приговору гильдии: не попадайся, болван! Но, невзирая на больную спину, с первого же дня его поставили обучать детишек своему мастерству.
Деревня Каратарикота преобразилась. Заброшенные дворы были расчищены от большинства хозяйственных построек. Оставшиеся несколько крестьянских дворов выглядели богато. В дальнем конце, чтобы, даже если кто-то чужой случайно, невзирая на дозоры, подберется к деревне, не увидел, были построены разнообразные снаряды, которые использовали ниндзя в Империи для тренировок. Детишки (их число потихоньку пополнялось за счёт подобранных перспективных беспризорников) с утра до вечера были заняты: даже игры были воровские и ниндзюшные. Им всячески внушали, что они станут элитным тайным войском. Пара ребят уже покалечились, Их теперь учили на нищих и шпионов. Не забывали об общем образовании: присланный священник (в Империи раскаявшийся вор) учил их всему необходимому для гражданина. Поскольку Невидимая Гильдия теперь была признанным цехом высшего уровня, в тот момент, когда мальчик или девочка выходили из ученичества на статус подмастерья, они должны были официально получить гражданство, если были обучены основным гражданским знаниям и соответствовали гражданам по принципам жизни.
В отличие от обычных цехов, выгонять нерадивых и неспособных учеников не планировалось. Если кто покалечится или сойдёт с ума, на нищего всегда можно переучить. А нищий Невидимых — тоже как минимум подмастерье по статусу. Если же пойдёт против своих — смерть.
В эти дни девочка Шушуник из соседней деревни Ктркардза (Козара по-старкски) заблудилась в лесу, ведущем к проклятой деревне. Два дня она бродила по чаще. Совершенно обессилела и упала от страха, когда из кустов вылез дозорный в костюме чёрта. Нечистый ласково поговорил с перепуганной девочкой, покормил, попоил её. Она уснула (в питьё было подмешано снотворное). Дозорный позвал подмогу, девочку подвезли к родной деревне, остановив повозку за полверсты, затем двое в костюмах чертей принесли её на опушку. Они не думали, что кто-то их увидит. Но их заметила старуха, визжать не стала, а затаилась и потом посмотрела, кого же это черти принесли? Увидев пропавшую три дня назад девочку, она ещё больше перепугалась, поковыляла в деревню и рассказала там всё и даже намного больше. Спящую девочку отнесли в подвал дома старосты. Когда она проснулась, стали расспрашивать. Но что мог сказать перепуганный ребёнок? Чёрт выскочил из кустов. Погладил её по голове, покормил, попоил, а потом она уснула и ничего не помнит. Все однозначно поняли, что девочку изнасиловали черти и теперь она стала ведьмой. Её решили сжечь на костре.
Но в ночь перед казнью в деревню прокрались черти и унесли девочку, которая от страха даже не стала кричать. Караульного они связали, заткнули ему рот и хорошенько побили, вымещая на нем вины тупых жителей деревни. "Ну не подойдёт для учения, жёны нам тоже нужны", — сказал один чёрт другому. Шушуник, с одной стороны, обрадовалась, что её не собираются убивать и есть, а с другой стороны, ей стало страшно, что заберут в проклятую деревню. Она тихонько заплакала, но по-прежнему шла с чертями.
А в лесу чертей поджидал человек, которого она уже когда-то видела проезжающим через деревню: не чёрт, но видом ещё страшнее дьявола. Тот тоже ласково улыбнулся ей, погладил по голове и сказал своим:
— Ну раздевайтесь. Небось запарились.
Черти сняли свои костюмы, посадили девочку на коня впереди одного из "чертей", которого другие называли Кой, и не спеша поехали в проклятую деревню.
Шушуник, которой сказали, что теперь она будет называться Шушу, пока не выучится, сразу же помыли в бане (тёр спину ей самый страшный Крис), переодели в чистое платье, как следует накормили и показали её комнатку. Она с замирающим сердцем вошла в неё, разделась и легла, ожидая, что сейчас её будут брать эти люди-черти. Но вошедший к ней через часок Кой расхохотался, велел ей одеваться и идти знакомиться с другими жителями деревни.
— Никто тебя насиловать не будет. Если у тебя есть способности, будем тебя учить нашим искусствам. Нет — просто гражданским. А когда подрастёшь, по обоюдному желанию поженитесь с кем-нибудь. Но из этой деревни теперь тебе дороги нет, во всяком случае, до конца учения. И своих родителей ты теперь никогда не увидишь. Они тебя отдали на казнь, а я тебя дважды спас, и теперь я — твой отец по духу. Слушайся меня!
Обрадованная Шушу надела платье и бросилась к своему новому отцу, плача от радости и горя одновременно. Кой обнял свою новую дочь и понял, что он уже полюбил по-отцовски эту девочку, кажется, действительно хорошую и уж точно чистую. Он даже в душе помолился, чтобы у неё не оказалось способностей к воровским ремёслам.
Кой, очередной раз проезжая через деревню Козара по своим делам, попенял её дворянину, что тот решил не вмешиваться в дела общины в таком вопиющем случае, и сказал ему то, что считал нужным: черти, спасшие девочку, служат Невидимой Гильдии. Слухи о том, что Невидимые связаны с чертями, пошли кругами и достигли официалов Имперского Суда. На Юге Имперский Суд был гораздо менее могущественен, чем в Империи, официалов было мало, и представитель Суда брат Конрид решил пока что ничего не делать и собирать сведения. Прежде всего, он установил несомненную связь этих слухов с рассказами о проклятой деревне.
* * *
В лагере невест чувствовалось приближение решающих недель. Пара невест уже сшили по два платья, после чего с удовольствием съездили (пока что под охраной ребят из лагеря) в Дилосар заказать себе новые у портных. Вернувшись, они сразу оказались в центре внимания. Их расспрашивали, каков этот столичный город? Рассказы были сбивчивыми, поскольку знатным девушкам в Агаше не позволялось выходить из дома, в случае чего их носили в закрытом паланкине или возили в закрытой повозке, так что даже своего Калгашта девушки практически не знали и не видели. Одно только удивляло: заборы вокруг дворов прозрачные, так что видно, что происходит внутри. В Калгаште заборы были сплошными и двухметровыми, даже в самом бедном дворе. Да ещё и совершенно непривычное ощущение, когда ты идёшь в городской толпе, видишь множество женщин и мужчин, попадаешь в самые разные ситуации... Одна из девушек ухитрилась заблудиться, уйдя на десять минут походить по рынку. Ей очень хотелось чуть-чуть побыть без провожатого, ощутить себя будущей гражданкой и хозяйкой своей жизни, и вдруг она поняла, что не знает, как вернуться. Хорошо ещё, что она не стала метаться по городу, а остановилась около одной из женских лавок с украшениями и сделала вид, что выбирает себе подарочек. Там её и нашел через полчаса провожатый и, поскольку естественно, что провожали их те парни, которые наметили этих девушек себе в невесты, он ей действительно купил брошь. Так что и лавочник-агашец остался доволен. За это время купец уже успел поговорить с девушкой, выяснил, что она из лагеря невест, и в случае чего потом помог бы ей вернуться, как она уже почувствовала женской интуицией.
Шаньасса приотстала значительно, занятая своими чувствами и встречами с женихом. Ее подружка Контаршит однажды сказала ей, что Арс заглядывается на другую девушку (имя ее не будем называть: значения не имеет). Шаньасса стала приглядываться, как ведёт себя жених, стоя на страже, пока её нет рядом. И ей показалось, что действительно он переглядывается и зубоскалит с названной девицей. Тем же вечером она устроила милому сцену ревности и убежала от него в лагерь (порою она теперь пользовалась разрешением проводить с милым практически всю ночь; наложенные влюблёнными добровольные обязательства сдержанности лишь увеличивали остроту ощущений).
Вернувшись домой, она забилась в свою палатку и зарыдала (негромко, но очень горько). На самом деле она не была уверена в том, правильно ли поступила, но и в противоположном тоже сомневалась, и это было особенно тяжко. И тут к ней подсела Клуллираст (которая уже требовала называть себя Клулиссой), которая в последнее время стала вроде бы её закадычной подружкой и даже наперсницей. Она с участием расспрашивала Шаньассу о свиданиях, и жадно ловила всё об испытываемых ею ощущениях во время ласок.
— Милая подружка, что ты так горько плачешь?
— Я не знаю, Клулисса! Мне кажется, что мой жених мне изменяет! Ему строят глазки, а он улыбается и болтает. Я не знаю. А, может, мне это показалось? Ничего не знаю. Но я сегодня его обозвала неверным и убежала, не слушая его оправданий. Да, может быть, если бы он не стал оправдываться, а просто обнял бы меня крепко-крепко и поцеловал бы жарко-жарко, я бы сразу поняла, что его оболгали. Но ведь он начал оправдываться! Значит, он на самом деле виноват.
— Подруга, злые языки страшнее торовских кинжалов, и, в отличие от них, никогда не ломаются. Это тебе завидуют. А ему ведь неприлично грубо вести себя с девушками, даже если они ему действительно глазки строят. Ты ведь уже знаешь все эти сумасшедшие правила здешних приличий, как тяжело их соблюдать. Ну это даже и к лучшему. Ещё денек подуйся на него, а потом прости. Он так обрадуется и так обнимет! Говорят, что самое лучшее слияние — когда прощаешь своего возлюбленного. Нет, вру. На втором месте. Самое лучшее — когда он возвратился с победной битвы. Но всё равно. Ох, как я тебе завидую! Если вы сольётесь, это будет для вас обоих такое счастье, такая незабываемая ночь!
Неизвестно, что было бы с Шаньассой и Арсом на следующую ночь, когда она, разгорячённая такими разговорами до полубезумия, собиралась его простить и обнять. Но командир, заметив, в каком мрачном настроении Арс вернулся среди ночи, на следующее же утро послал его "по вызову царя" в Дилосар для переговоров с канрайцами. На самом деле царь действительно высказал пожелание, чтобы Арс, как будущий посол в Агаше, вошёл в контекст и этих переговоров. Но это был не приказ. А командир решил дать влюблённым время остыть после ссоры.
* * *
Когда то, что называлось Грозным воинством Империи Правоверных, дошло до окрестностей Великих Озер, обстановка сразу же накалилась. Теперь уже были не отдельные набеги разрозненных бедуинских ватаг. Началось постоянное изматывание набегами конницы, почти все обозы были потеряны, шли впроголодь. И, наконец-то, приречный оазис! Деревня сдана без боя. Она пуста. Но в ней полные склады продовольствия. Убедившись, что провизия не отравлена, генерал разрешил её есть, и уже не мог сдержать изголодавшихся и уставших солдат, которые ели, готовили. Ели, готовили... А через три дня, когда подошла и немедленно двинулась в бой армия Диритича и Йолура, обожравшееся и обосравшееся в буквальном смысле воинство, где почти все страдали животом, не смогло стоять на поле битвы и побежало в разные стороны. Через два часа армии уже не существовало.
Уч-Чаниль Агаши вылез из подвала, где прятался, и громко произнёс новый символ веры. Он рассчитал правильно. Его не стали убивать и брать в плен, но сначала спросили, где он был во время битвы? Уч-Чаниль с гордостью обнажил окровавленную саблю:
— Когда все побежали, и я отступил. В пылу битвы вы ведь могли меня не пощадить, даже если бы я произнес символ веры.
— Всё правильно, доблестный воин! Иди к нам, драться за свет божественного знания и чистой веры, — сказал десятник.
— Я уже убедился, что в Кунатале праведности почти не осталось. Я иду к вам, — ответил Уч-Чаниль.
Скрестив с ним сабли в пробном поединке, сотник убедился, что этот воин — искусный боец, и назначил его десятником для других перешедших на сторону Йолура воинов. Уч-Чаниль усмехнулся внутри себя: наконец-то падение остановилось, и он двинулся вверх.
Словом,
Мир перевёрнут:
