— Да уж, я вижу, — Миша на всякий случай сдвинулся к краю кровати. — Я вот тоже...только что.
— Давай я тебе мультик покажу, — мальчик резво спрыгнул с дивана, добежал до журнального столика, взял пульт и вернулся на место. Катя с Мишей не успели даже пошевелиться. — Вот. Сейчас я тебе покажу.
Катя тяжело сглотнула и наклонилась к мужчине — насколько позволял сидящий между ними племянник и одеяло.
— Это надолго, — потерянным голосом прошептала она ему на ухо, краем глаза внимательно следя за Кириллом, ищущим нужный канал. Даже от усердия язык высунул. — Сейчас будет Спанч Боб...
— Это я уже видел, — Миша хмуро пожевал губу. — Вчера Кирилл показывал.
— Не волнуйся, — почти без злорадства успокоила Катя. — Там серий много.
Мужчина окинул ее кислым взглядом и скрестил руки на широкой груди.
— Много это сколько?
— Много. Но это не все. Потом будет Супер Том. А потом Дора.
— И долго мне так сидеть?
Катя с претензией взглянула на него и уж было приподнялась на локте, но почти сразу же испуганно натянула одеяло до самой шеи.
— Ко мне какие вопросы?
— Никаких, расслабься.
— Расслабься тут. Вот если бы ты спрятался, — с досадой надула припухшие губы девушка и откинулась на подушки, — мы бы сейчас отсюда выбрались.
— А отвлечь его никак? Я хотя бы штаны натянул.
— Как я его отвлеку? Я не больше тебя одета.
Миша со значением на нее покосился, задержав взгляд на бурно поднимавшейся груди, обтянутой одеялом. Девушка выглядела потрясающе — немного растерянная, капельку недовольная и так до сих пор и не отошедшая от их ласк. Даже на расстоянии она чувствовалась потрясающе теплой, почти горячей, и очень нежной.
— Ну не знаю, — протянул Подольский. — А рядом с тобой ничего накинуть нет?
Кирилл к этому моменту нашел нужный канал и приполз обратно на место. Пыхтел, ворочался, устраиваясь между ними, и минут через пять угомонился, с интересом глядя на экран, а не на них. Но реагировал на малейшее движение, вскидывая проницательные голубые глазки. Приходилось молча, поглядывая друг на друга поверх русой головы, заговорщически переглядываться и досадно вздыхать.
Катя уже не могла сидеть на одном месте. Двигаться и совершать лишние телодвижения она боялась, но и напоминать истукана уже устала. К тому же утренние потребности никто не отменял. Она страдальчески поерзала и, не зная, что еще сделать, взбила подушку.
— Хватит вымещать злобу на несчастном предмете, — не упустил возможности подковырнуть Миша, выглядевший если не расслабленным, то уж точно спокойным. Чего нельзя было сказать о ней. — Что она тебе сделала?
— Я ее взбиваю, — огрызнулась Катя.
— Ты ее жестко избиваешь, а не взбиваешь.
Кирилл обернулся и нахмурил бровки.
— Вы чего тут? Я мультик смотрю.
— Кирюш, — Катя снова шпионски переглянулась с Мишей, — может, ты водички хочешь?
— Не хочу.
— И вообще, солнышко, надо идти умываться.
— Ты иди, а я потом, — племянник щекой прислонился к Мишкиному плечу и уставился на экран. — Правда, Миш?
Кате только оставалось растерянно переводить взгляд с одного на другого. Она посмотрела на невозмутимого и даже радостного ребенка, который тихо и спокойно слушал разглагольствования мультипликационного персонажа, привалившись к мужскому плечу.
Тихо и спокойно. Хотя увидел сегодня у них дома Мишку.
По правде сказать, Катя надеялась, что все обойдется. Она считала, что для Кирилла стало бы большим потрясением увидеть Михаила в их квартире, да еще и в одной кровати со своей теткой. А вышло так, что из них троих именно она больше всех нервничала, дергалась и боялась.
Кате как-то казалось, что ее ребенок будет озадачен, сбит с толку, может быть, даже испугается, но Кирилл принял Мишку, лежавшего у нее в кровати, как само собой разумеющееся. Словно по-другому и быть не может. И это странно. И страшно.
Сейчас, разглядывая полулежавшего Михаила и поджавшего ноги Кирилла, девушка за много лет впервые успокоилась и смогла вздохнуть. Полной грудью, свободно, хотя бы на время отринуть проблемы и забыть о них, забыть о том, что у каждого из них как бы своя жизнь, и она никоим образом не связана с жизнью другого. Она смотрела на них, на Мишку смотрела и не видела в нем недовольства или раздражения, или снисходительного одолжения, какое всегда проскальзывало у Митьки. А смотрела Катя глубоко, пристально, а не поверхностно. И если бы было что-то — кроме, возможно, неуверенности, — она бы разглядела. И перерубила бы все в один момент. Она на это надеялась, по крайней мере.
А теперь как тут все перерубить? Да и хочется ли? И второй вопрос куда главнее и важнее, чем первый. Катя уже так давно не чувствовала себя счастливой и, наверное, умиротворенной, что сейчас находилась в некотором шоке от той гармонии, какая царила в ее душа. Да, именно так — дисгармония от гармонии. Слишком долго она жила как на вулкане, забыла уже, что такое — быть хрупкой и нежной, девушкой, любимой женщиной. А теперь вспомнила и как будто заново родилась.
Катерина так задумалась, что не заметила испытующего, будто все понимающего взгляда черных глаз. Миша давно перестал смотреть на экран, только поглядывал на Кирилла иногда, но основное внимание направил на нее. Чуть сощурился, пытливо вглядываясь в ее насупленное лицо, и даже голову набок склонил, чтобы лучше видеть.
— Что не так? — понизив голос, спросил Миша. Катя вздрогнула от неожиданности, инстинктивно сильнее прижав колени к груди, и непонимающе повернула голову.
Едва заметно нахмурилась и шмыгнула носом.
— Ты о чем?
— О тебе. О чем ты думаешь?
— Я? — переспросила девушка. Подольский терпеливо кивнул. Она часто заморгала и выпалила, не скрывая: — О тебе. О Кирилле. О гармонии.
— Меня никогда в один ряд с гармонией не ставили. Я крут, наверное.
— Наверное.
— А если серьезно? — сдаваться он, похоже, не собирался. — Я же вижу, что что-то не так.
— Все так, просто...— Катя перевела взгляд на своего племянника, который вроде бы и был занят мультфильмами, но услышать что-то не то все равно мог. Миша ее нерешительные и задумчивые взгляды заметил.
— Ты из-за Кирилла?
— Я...давай потом поговорим, хорошо?
Катя отвернулась, всеми силами пытаясь избежать ненужного и выбивающего из колеи разговора. День так хорошо начинался, но всегда существовала ложка дегтя, которая портила все счастье. Конечно, она могла бы закрыть глаза на проблему и сделать вид, что ничего не происходит, но Катя не в состоянии позволить это себе. Не в состоянии ради своего удовольствия и счастья забыть о своем ребенке, для которого все бы сделала.
Не в силах больше сидеть на одном месте и кожей чувствовать пристальное внимание Мишки, Катя обмоталась одеялом — насколько позволял выделенный ей кусочек — и свесилась с кровати. Вчера в порыве чувств было не до одежды, и уж тем более они не думали о том, чтобы ее аккуратно повесить на спинку стула, поэтому по всей комнате в беспорядке валялись мужские вещи. Ее мокрое полотенце сиротливой кучкой покоилось в углу. Мишкины брюки вместе с боксерами лежали около кресла, стоявшего в противоположном конце комнаты. И только водолазка была сравнительно близко — почти у края кровати. Но как ее взять, если Кирилл все прекрасно видит, и ее маневры вряд ли останутся незамеченными?
— Сможешь ее достать? — спросил Миша, наблюдая за тем, как Катя извивается на кровати, пытаясь подползти ближе и хотя бы ногой поддеть водолазку.
— Попробую, — пропыхтела девушка. — Блин, ты чего смеешься?
Она только сейчас поняла, что Мишка еле сдерживается, чтобы не рассмеяться во весь голос. Можно подумать, так смешно — сидеть в чем мать родила перед ребенком и не иметь возможности даже накинуть на себя. Хоть что-нибудь.
— Потом скажу, — выдавил он сквозь смех. — Сейчас ты не оценишь.
Девушка вытянулась на кровати и от усердия даже язык высунула, пытаясь дотянуться до водолазки хоть пальчиком. К тому же ей еще приходилось краем глаза наблюдать за племянником, чтобы тот, не дай бог, ничего не заподозрил или не вызвался помочь. А то он может.
Наконец, она поддела легкую ткань и подтащила чуть ближе к себе. Еще, еще...и девушка свесилась с кровати, цепко хватая драгоценную вещицу. Они с Мишкой, оказывается, даже дыхание затаили.
— Полдела сделано, — с облегчением выдохнула девушка и смахнула несколько прядей с лица. — Миш, отвлеки Кирилла.
Мишка внимательно поглядел на ребенка.
— Как?
— Как-нибудь. Я пока оденусь.
— Кирилл, — вопросительно позвал Подольский.
Мальчик сражу же повернулся к мужчине, одаривая того улыбкой.
— Слушай, Кирилл... — неуверенно протянул Михаил, косясь на Катю, которая сейчас пыхтела под одеялом, пытаясь натянуть его водолазку. — А есть еще какой-нибудь мультик?
Ребенок сразу погрустнел и опустил голову.
— Тебе этот не нравится?
— Нравится, — поспешно исправился Подольский. — Но мы такой вчера же видели, правда? Может, есть еще какой-нибудь, который ты хотел бы посмотреть?Он сразу воспрянул духом и закивал.
— Есть. На диске. Мне Катя купила.
— Покажешь?
— Покажу.
Кирилл соскочил с дивана, отбросив пульт в сторону, и подбежал к полке, на которой аккуратной стопкой лежали диски. Из-под низа вытащил один и протянул Подольскому.
— Вот. Ставь.
Катя, наконец, оделась и откинула одеяло в сторону, являя всему миру свою покрасневшую от напряжения мордашку. Одернула водолазку, которая висела на ней мешком и спускалась чуть ниже середины бедра.
— Дай мне диск, я сейчас включу.
Кирилл послушно протянул ей коробочку и устроился на кровати, вытянувшись во весь рост.
— А меня ты тут оставишь, да? — подал голос Миша.
— Нет, я тебя заберу, — Катя подарила ему слабую улыбку через плечо и включила плеер. — Ты пока накройся.
В принципе, даже говорить об этом не надо было. Мишка уже замотался в одеяло как в кокон.
— Ты только надолго не уходи, — очевидно, ему не улыбалось счастье оставаться с Кириллом вдвоем, да еще в таком беззащитном состоянии. — И хватит смеяться.
— Катя, ты чего смеешься? — ребенок не понимал, почему взрослые так заговорщически переглядываются, но тоже заулыбался, глядя на них. — Что такое?
— Ничего, сладкий, это мы так, — успокоила Катя. — Смотри мультик, а я пока приберу.
Катя поспешно собрала все раскиданные вещи, аккуратно пристроила их рядом с Мишкой, отнесла влажное полотенце в ванную и надела уже свой собственный халат. Пусть и в водолазке этого мужчины ей было очень комфортно и удобно.
Теперь оставалось лишь выманить ребенка.
"Ну, все равно Мишка никуда пока не денется, — с толикой злорадства довольно подумала девушка, — можно пока сделать завтрак и поставить чайник".
Катя вошла в зал минут через двадцать — довольная, цветущая и бодрая. Миша с Кириллом лежали рядом — только Кирилл поверх одеяла — и о чем-то серьезно переговаривались. Мужчина вытянул одну руку на низкой спинке дивана, а другую положил себе на живот. Кирилл сидел в точно такой же позе — только руку так поднять как Мишка, не мог, поэтому просто вытянул ее на подушке. Деловые такие оба.
— Ну что, как мультфильм? Посмотрели?
Кирилл обернулся в ее сторону и широко улыбнулся.
— Мише нравится.
Подольский состроил умоляющую мордашку.
— Я рада. Кирюш, пойдем умываться.
— Ну Ка-а-атя, — сразу же недовольно заныл он, с каждым словом увеличивая громкость. — Мы мультик смотрим!
— Ты так и будешь ходить неумытый?
— Я попозже.
— Тебе еще надо позавтракать и лекарство выпить. Что ты со мной споришь? — перебила Катя малыша, когда тот уже было открыл рот, чтобы запротестовать. — Миша никуда не денется. Правда, Миша? — с нажимом спросила она.
Миша послушно закивал и взглядом нашел свои вещи.
— Правда. Кирилл, иди. Я здесь буду.
Кирюша подозрительно сощурился.
— Точно?
— Точно. Идите.
— И мы досмотрим? — он не унимался.
Катя не выдержала.
— Досмотрите, досмотрите вы все. Иди уже, Кирь. Я же тебя жду.
Он недовольно, медленно, как улитка, сполз с дивана и, шаркая ногами, потащился к выходу из комнаты. На пороге только обернулся и еще раз переспросил:
— Ты не уйдешь?
Катя облизнула внезапно пересохшие губы и глубоко вдохнула, пытаясь унять нервозность, зашкаливающую через край. Подольский без промедления кивнул, смотря, правда, при этом на нее.
— Я буду здесь. Не волнуйся.
— Миш, ты, когда оденешься, иди на кухню. Завтрак на столе.
Кирилл к тому моменту, как Катя вошла к нему в ванную, со всей силы давил на тюбик зубной пасты. Да и вообще, мельтешил, егозил и старался все сделать побыстрее.
— Ты куда так спешишь? — со смешком поинтересовалась девушка.
— А Миша мне сказал, что больше так уезжать не будет.
— Это хорошо, конечно, но про зубы тоже не забывай, — она аккуратно присела на край стиральной машинки. — Чисти, чисти. И потом объясни мне, зачем ты незнакомому человеку дверь открыл?
— Я не незнакомому, — возмущенно прошамкал с щеткой во рту ребенок. — Я Мише. И я спросил.
— В следующий раз меня позови, хорошо? — вздохнула Катя. — И сам не открывай.
— А если Миша?
— Я открою.
— А если ты будешь опять в ванной, и он придет?
— Меня позовешь тогда.
Кирилл недовольно шмыгнул носом, и насколько Катя знала своего племянника, вряд ли он уж так будет слушаться ее в отношении Подольского. Киря бывает слишком упрямым, когда дело касается его.
— И Кирилл, — она предупреждающе положила руку ему на плечо и проникновенно посмотрела в глаза, стараясь показать, что говорит очень серьезно. — Я тебя очень прошу дядю Мишу не обижать. И не просить у него ничего. Хорошо?
— Хорошо, — он опустил глазки, рассматривая свои тапки с зайцами.
— Кирилл.
— Чего?!
— Я попросила.
— Понял я.
— Хорошо. Ты же не станешь меня обманывать?
Катя уперла в руки в бока и изогнула бровь, но ответа так и не дождалась. Того, который ей нужен был.
— Я есть хочу, — бойко выпалил племянник и протиснулся мимо нее, убегая на кухню. — Катя, пошли!
На кухне их терпеливо ждал Миша, так и не притронувшийся к еде. Уже одетый, что радовало.
— Ты чего не ешь? — Катя начала расставлять тарелки, а Кирилл взобрался на табуретку рядом с Подольским.
— Я вас ждал.
— А что на завтрак? — ребенок голодным взглядом обвел пустые тарелки.
— Гречка с курицей. Миш, ты как?
— Что я как?
— Может, мне тебе что-то другое приготовить?
Катя не знала, что он привык есть, но вряд ли обычную кашу с вареной курицей. В ресторанах, наверное, такую еду не подают. Сама она питалась так же, как и Кирюша, поэтому отдельно ничего не готовила. Но Миша же другой, скорее всего, он просто...
— Зачем? — Миша поднялся из-за стола, забрал у нее столовые приборы и обхватил Катю за талию, поворачивая к плите. — Я есть хочу, Катюш. Проголодался...за ночь.
— Тише ты, — зашипела девушка и ударила его по руке. Правда, румянец, опаливший щеки, скрыть не удалось. — Мы же не одни.
