Так, все равно не сплю, надо опять подбивать итоги, что уже сделано и что надо сделать, а то я все таскаю и таскаю, делаю и делаю, а про планы и забыла!
Главная задумка по продаже Мишиного золота и камней и введение его в купеческое звание начала потихоньку осуществляться. Часть камней мы уже продали, опасались сразу показать много, но оказалось, что продешевили, так как по сообщению все того же Интернета камни стоили намного дороже. Но данные мы нашли не сразу, очень уж редкие они.
Хорошо, что спохватились вовремя, теперь будем умнее! С местом под лавку вроде тоже решилось, есть зацепка, надо уточнять, пострадает ли это здание во время войны и как сильно. Нужен только человек в лавку, и я все сильнее склонялась к мысли посадить туда Демида — уж очень он мне нравился своим спокойным нравом и рассудительностью. А возить меня будет Степан, а Мишу — его неразлучный Никита. Надо только переговорить с Демидом, согласится ли он уехать. Я, конечно, могла приказать — он был бесправен и подчинился бы любому решению барыни, но вот не хотелось мне "самодурить", надо было все по человечески решить.
Матвея и Дашу, если у них все сложится, сажаем на постоялом дворе и открываем продажу пирожков, булочек с котлетками, блинов, разной другой еды, а также все тех же вещей, что и в Дорогобуже. Только ищем им хорошую помощницу— стряпуху.
Дальше — в Васино производство расширяем до весны, весной сажаем минимум, в основном ранние культуры. Делаем еще заимки, запасы дров и сена, продуктов и зерна, но постепенно, чтобы не вызвать интереса у соседей и ненужных вопросов. Часть уже сделано моим хозяйственным Авдеичем, но надо еще их поторопить, пока работ на земле нет. Надо принести туда еще "Дошираков", каш, консервов, разных простых продуктов, но так, чтобы опять никто особо не видел, поручить все это Мише. Кое-что уже на месте, но надо еще написать Полторацкому и скупить у него бульонные кубики, попробовать сделать это через Александра.
Основные посадки делаем в Деревенщиках, сажаем как можно больше картошки и разных овощей, строим простые дома для переселения части жителей из Васино, из других мест. Раз купила овец и коз, будем делать пряжу и вязать хотя бы простые платки, а если получится — улучшать поголовье коз и выводить породу с длинной и мягкой шерстью и делать платки, близкие к оренбургским пуховым. Пробовать делать тушенку, хотя бы простейшую.
Так, теперь по книгам — "Репка" с кубиками есть, "Морозко" с игрушками и Дедом Морозом — тоже, теперь возьмемся за "Колобка"— с игрой-бродилкой и наклейками— "смайлами"— "улыбашками"! А там к Пасхе и "Курочка Ряба" подойдет с курочками из глины и яйцами, украшенными в стиле Фаберже!
Дальше — печатаем еще песни и рецепты, часть отдаем в книжный магазин Дорогобуж, часть оставляем себе на продажу.
Теперь — по новым идеям — ручки с перьями, чернильницы, калейдоскоп, книжки-раскраски по номерам и куклы с платьями, можно попробовать придумать какую-нибудь историю с продолжениями и послать в журнал.
А еще делать мазь и деревянные трубки-стетоскопы, собирать наборы для будущих санитаров, думать, кого и как лечить.
Мои мысли уже путались, глаза закрывались, но я еще раз пыталась осмыслить, что уже сделано и что нет, а потом просто махнула рукой— "война план покажет"! И на этом я окончательно заснула!
Глава 38. Три "апостола" из Болдино.
В один из своих кратковременных прилетов я успела съездить в Деревенщики. Мне бы хотелось сразу там появляться, но это было очень опасно — не было Барыни минуту назад — и вот она уже в доме, а откуда взялась — непонятно. Поэтому приходилось делать так — сначала перемещаться в Васино, а уж оттуда — ехать, как все, в Деревенщики. Но с другой стороны — это было удобно, я каждый раз увозила кучу вещей, доставленных из будущего, и это уже выглядело естественным — обустраивает Барыня вновь приобретенное имение, вот и привозит разные вещи для хозяйства.
Таким образом я уже привезла часть инструментов для крестьян — лопаты, косы, топоры, разные тяпки и рыхлилки, ножи, ложки и чашки — все пригодится на посевной — а сажать я собиралась много. Увезла и часть семян и даже удобрения умудрилась принести из будущего — попробую их применять на своих экспериментальных грядках, на которых посажу семена из будущего.
В этот раз я пересеклась со священником из Деревенщиков — отцом Петром. Был он полной противоположностью моему отцу Павлу из Васина — тот был большим, полным, степенным, напоминал мне чем-то печку, к которой хорошо прикоснуться в холодный день и подпитаться теплом, которое шло от него. А отец Петр был высоким, худым, очень подвижным, он не ходил, а переставлял длинные ноги, как журавль. Знал он также всех и вся и очень одобрил мою идею раздать коз по дворам, где есть дети.
К моему облегчению, за это время Вороновский "бартер" не погиб, наоборот, овцы были расчесаны и выглядели гораздо веселее. Да и шерсти с них напряли достаточно и платков навязали тоже — теплых и плотных. Я показала в виде образца вязаную жилетку мужчины — соседа, которую забрала из будущего, и попросила попробовать сделать такую же, если не получится всю, то хотя бы большую часть, а уж вязку проймы горловины и рукавов я сама потом им покажу. На том и договорились.
Так вот, этот отец Петр оказался хорошим другом архимандрита Антония из монастыря в Болдино. На мои просьбы поискать хорошего химика и печатника он сказал, что слышал от того, что сейчас как раз в монастыре живут два брата — были они трудниками, но не захотели принять монашеский чин. Но остались они без дела, и уйти им некуда — сироты они. Оказалось, один из них неплохо знает химию, делал и мыло монастырское, и разные другие премудрости знает, а второй помогал в монастыре как раз в типографии. Я, конечно же, почти сразу поехала в монастырь.
Архимандрит Антоний принял меня тотчас же, видно, что я была у него в фаворе и своими идеями, и вкладами, которые делала в кассу монастыря, да и тем, что покупала много изделий монастырских. Вот и в этот раз, помня просьбу бабушки из церкви в своем времени, набрала опять и крестиков, и иконок, и лампадок, другого всякого добра. Да и помолилась вновь в тиши монастыря с большим удовольствием — так там все располагало к этому, да и мне было не грех поблагодарить Судьбу за всю ту помощь, которая мне дается.
Архимандрит к моей просьбе отнесся благосклонно, он и сам переживал за судьбу молодых людей, но сказал, что решение целиком зависит от них. Послушник вызвал братьев, которые незамедлительно явились. Я смотрела на них и внутренне смеялась — они были близнецами и походили друг на друга, как две капли воды. Только цвет волос у них был разный — у одного светло-русый, а вот у другого — темнее намного. Только так их, как я поняла, и различали. А звали их как апостолов — Фома и Фаддей.
Были они совсем молодыми, лет 19-20, такими чистыми и искренними, что я даже растерялась — а захотят ли они уйти в мир из монастыря, не побоятся жизни вне этих защищающих стен?
Но свои предложения озвучила — сказала, что дедушка мой занимался разными химическими изобретениями, и после него осталась хорошая лаборатория, а также небольшая, но неплохо оснащенная печатня. Вот для работы там мне и понадобились помощники. А идеи у меня есть, жить они будут в доме, да и с деньгами не обижу. Но я попросила их немного рассказать о себе.
Молодые люди переглянулись, одновременно кивнули головой, и стали рассказывать, дополняя друг друга, да так ловко, что и не перебивали, и не останавливались — как будто один человек говорил:
— Мы из Смоленска, наши родители — мещане, доход имели небольшой от службы батюшки, он у градоначальника в канцелярии работал. Но хоть и жили мы небогато, родители смогли нас отправить учиться в гимназию при Императорском Казанском университете. Гимназия была очень сильная, директор гимназии Илья Федорович Яковкин— такой строгий!
Даже говорили некоторые, что "не гимназия состояла при университете, а университет при гимназии и в полной подчинённой зависимости от гимназического начальства!' Мы ее успешно закончили, а потом уж и в самом университете учились, там даже студентов не хватало, а нас, как лучших выпускников гимназии, сразу зачислили.
Я вот сначала на лекарском отделении учился, потом химией увлекся, даже лекарства пытался сделать. А Фаддей на отделении словесных наук, в типографии университетской немного работал. Но только не доучились мы — умерли наши родители в одночасье, вот и пришлось возвращаться домой. А там какие-то дальние родственники подсуетились, забрали наш домишко маленький якобы за долги. Помыкались мы, помыкались и поехали в Болдино в монастырь — услышали, что там трудники нужны. Мы тут уже почти два года живем, все здесь хорошо, только не лежит наша душа к монашескому подвигу, хотим и дальше учиться, да и делом каким-нибудь заняться!
Только одно условие есть у нас! Друг наш тоже хотел бы уйти в мир, он художник да немного ювелир. Если его тоже возьмете, то мы согласны.
— Что же он сам за себя не похлопочет?
— Да он стесняется, а так он вон — там стоит. Эй, Варфоломей, иди к нам!
Уф, еще один апостол! А рыжий, а веснушчатый! Прямо солнечный человек! А улыбается так смущенно, одежду теребит! Ну как такого прелестного не взять!
— Здравствуйте, Ваше благородие! Я и правда очень хотел бы с моими друзьями работать, если только архимандрит отпустит!
-А что Вы умеете да знаете? И родные у Вас есть?
— Нет у меня никого, я сирота, у мастера по ювелирному делу в подмастерьях был. Он человек неплохой, только семья у него большая, приходилось не только делом заниматься, но и по хозяйству помогать. А тут еще и заболел он сильно, совсем заказов не стало. Мастер Авдей меня сам в монастырь отправил, когда понял, что прокормить всех не сможет. А тут уж я с братьями и подружился крепко, плохо мне без них будет! — а у самого глаза такие печальные, прямо кот из "Шрека"!
— Ну что же, хорошо, работы всем хватит. У меня печатня есть, да лаборатория химическая в поместье. Да и ювелир не помешает. У меня много задумок, но я потом все расскажу. А теперь давайте архимандрита спросим, отпустит ли он Вас?
— Отпущу, хоть и жаль мне, но раз не лежит у них душа к монашескому подвигу, неволить не буду. Пусть собираются !— махнул рукой отец Антоний.
— Сейчас, вещей у нас немного, мигом сделаем! Только Вы уж нас, сударыня, подождите!— и побежали вприпрыжку, как мои ученики!
И действительно, не прошло и получаса — уже прискакали с небольшими узелочками в руках — видно, все их богатство в них и помещалось. Ладно, вещи не проблема, что-нибудь придумаю.
Дом мой скромный привел их в ступор — видно было, что они в поместьях до этого не бывали, да и из монастыря редко выезжали — вон как головами крутят, все рассматривают с интересом. Да и Лука с Лукашиком, а с ними и остальная дворня с интересом на них поглядывают — кто это вместе с барыней такие интересные приехали! Хорошо, отец Петр подоспел — он-то парней знал, обнял, в флигелек повел, который мы для них определили. А то они совсем растерялись. Да и одеть и обуть их надо, а то смотреть жалко на их вид — рясы старенькие, на ногах какие-то опорки.
Вещи-то я там им приготовила, надеюсь, в пору все будет. Там было и белье, и рубашки, и теплые жилетки, и даже валенки. Представляю, с каким интересом мальчишки все это рассматривали да мерили.
Не прошло и получаса — вышли мои "апостолы" к нам в дом, принаряженные, довольные, сияющие, все мне руки порывались поцеловать, благодарили чуть ли не со слезами — видно было, никак не ожидали они такого счастья.
Алеся потом рассказала, что как стали их кормить, тоже умилились все — такие они худенькие — обнять и плакать! Но ели степенно, аккуратно, кланялись нашим кухаркам и слугам. Всем они понравились своим вежеством, да и жалко их — без материнского пригляда росли, да в монастыре, среди работ и молитв пожалеть их особо некому. Ладно, найдутся, кто приласкает — вот как Алеся на них смотрит — как на братьев, за которыми уход да ласка нужны.
Вот и ладно, а теперь пошли в лабораторию. А там у них глаза и разбежались — все рассматривают, трогают потихоньку, видно, что хочется им за дело взяться, но ждут моих распоряжений. А у меня они пока одни — навести здесь порядок, все вымыть, приготовить, освоить, а уж работы потом будет непочатый край.
Сводила я их на заводик спиртовой, в котором был уже полный порядок и рассказала о задумках по очистке спирта и изготовлении разных спиртовых настоек на основе лекарственных растений, и на свой горшечный заводик, на который заглядывала пока только мельком.
Тут тоже дело шло, но пока не очень активно. Поручила работникам наделать игрушек Дымковских, показав и оставив образцы. Расписывать будем потом гуашью, пока пусть тренируются делать обычные. Но эти игрушки всех заинтересовали, сказали, что попробуют. Разрешила привлекать к их изготовлению ребятишек и всех желающих, сказала, что заплачу за самые удачные и красивые. Все полезли чесать затылки и озадачились, а мне того и надо!
Я решила пока так — Варфоломей, как ювелир, займется пером для ручки и чернильницей, а близнецы — один — мазью Вишневского, другой — печатаньем сказок и кукол с одеждой. Материалами я их обеспечу, подскажу в начале, что и как делать, а там уж пусть сами пробуют — справятся — молодцы, награжу и поощрю, нет — буду думать, но выгонять их, конечно, не стану, просто придется самой в это впрягаться, а у меня и так забот полон рот! Но надеюсь, справятся, вроде парнишки неглупые.
Ладно, пусть освоятся немного, потом я им задания определю. А пока мне пора и домой возвращаться — завтра ведь на работу!
А на работе стоял шум и гам — определяли нагрузку на следующий учебный год, часы делили! Оказалось, многих наших опытных учителей, проработавших много лет, обидели — нагрузку уменьшили под прикрытием заботы о них — мол, возраст уже не тот, не справляются старички, хотя до этого все было нормально и никто не жаловался. Зато протеже нового директора вовсе не обижены остались — набрали почти двойную нагрузку. Но жаловаться некому — формально директор была в своем праве, сейчас ее рука — владыка.
И меня тоже вызвали и поставили перед фактом, что первый класс, который я планировала взять и который уже хорошо знала, так как вела с детьми подготовительные к школе занятия, отдали молодой и ранней учительнице — родственнице директора, а мне на следующий год планировали "подарить" самый слабый третий класс, в котором я была бы уже четвертой учительницей — ну не повезло детям, учителя там то увольнялись, то в декрет уходили, да и скомплектовали его по остаточному принципу из слабых детей. Вот и получилось так, что совсем скатились дети! Директор-то подала это так, что я, как одна из самых сильных учителей, должна помочь ученикам, а получалась, что меня наказали, а не поощрили — уж больно много усилий требовалось, чтобы подтянуть детей!
А у меня все чаще и чаще закрадывалась в голову мысль, что скоро мои перелеты с метелью кончатся вместе с зимой и придет время Судьбе определять — в каком времени кому остаться. Конечно, получалось, что мне было хорошо в прошлом, а вот Барыня все лучше и увереннее чувствовала себя в будущем! Но это уж как Судьба распорядится, надеюсь, не просто так нас местами поменяли!
