— Повторяй, милый, не бойся, — тепло губ мужчины призывало, пальцы нежно сжимали узкие ладони мальчика. А голова начинала плыть от столь провокационного и призывного голоса юноши.

— Перед богом, — юноша опустил голову, стесняясь и чуть ли не дрожа, — и людьми признаю тебя... признаю тебя, — он чувствовал пальцы, гладящие ладони, — законным мужем, пока смерть не разлучит нас. — Луис выдохнул.

— Милый, — Фернандо приподнял голову юноши и, глядя ему прямо в глаза, произнес: — Я подтверждаю, что признаю перед Богом и людьми тебя своей законной женой, покуда смерть не разлучит нас. Аминь. Поцелуй меня.

Хрусталь в глазах герцога расплылся росой. Он точно оказался в каком-то сне. Подвинулся ближе, не смея перечить, и губы чуть тронули губы короля. Было страшно — от клятвы мужчины закружилась голова, или это спиртное ударило в голову. Но назад уже не было дороги.

— Теперь мы связаны самыми крепкими узами на свете, — прошептал в ответ Фернандо, — и это, — он чуть приподнял руку, обозначая ленту, нам не нужно. Один конец ленты здесь, — он прижал руку к своей груди, — другой — здесь, — ладонь опустилась на грудь Луиса, напротив его сердца, что билось испуганной птичкой в клетке. — Навсегда. Пока смерть не разлучит нас. А я постараюсь, чтобы это было не скоро.

Ответный поцелуй пьяно кружил голову. Такой любимый, манящий, податливый. Дьявол нетерпеливо облизнулся шершавым языком. Фернандо улыбнулся, одним движением распустив ленту со своего запястья и аккуратно обвязывая ее вокруг руки Луиса. Кровавый шелковый браслет.

— Ты прекрасен, — рука очертила тело мальчика, пока еще скрытое под одеждой. Ненадолго.

Ранили сладострастными шипами слова любимого повелителя. И трепетная душа Луиса наполнялась доверием, хотя зная, какой Фернандо зверь, Луис должен был бы бежать давно и спасаться бегством. Он и теперь помнил рассказ Кристиана о том, что они делали с Анникой. Достаточно догадаться, как наказывают хищники.

Юноша подался вперед, к ласковой руке, к своему дьяволу, потерся нежной коже о ладонь. Легкий пушок, что рос по линии скул, был совсем светлым и тонким. Всякий бы в городе и столице сказал, что Луис слишком хорош, чтобы быть юношей. И даже в мужской одежде он не выглядел мужчиной, скорее — тонким подростком или переодетой девушкой.

Луис всегда боялся своей внешности, того, какие взгляды на него бросают. Теперь, после того, как позади осталась жизнь в монастыре и при Ксанте, судьба все равно толкнула его на стезю супружества, и не мужем... Стыдно, но неизбежно. Лента легла на запястье. Фернандо все телом полыхал, желая и требуя. Герцог знал, что тот потребует себя раздеть, как подобает сделать молодой жене. Он потянулся пальцами к завязкам, все еще дрожа и не умея понять, как в один момент стал подвластным данному слову.

Щеки полыхали, уши горели. Ленты не поддавались, и внизу живота росло желание, возбужденное травами, туманя разум.

— Любимый, — поцелуй, внешне невинный, лег на висок юноши. — Продолжай. И не торопись. Медленно. У нас сегодня брачная ночь, единственная, которая у меня будет за всю жизнь. Ни с кем, кроме тебя, — мягкие губы касались скул, глаз, очерчивали совершенный овал лица.

Луис заволновался еще больше. В полумраке, где горят лишь несколько свечей, король был огромной черной тенью. Его украшенный драгоценными камнями и шелком пеллисон, отороченный горностаем, его льняная рубашка теперь казались непреодолимыми препятствиями. Но герцог несмело освобождал каждый узелок, каждую шнуровку, пока не стянул с Фернандо наряд и не потянулся к поясу. В его глазах, с расширенными зрачками читалась страх: единственная брачная ночь. Сердце заколотилось еще быстрее.

Все это время король осторожными движениями поддерживал мальчика, легко гладил по плечам, по рукам, тихонько касался лица. Как будто изучая, как будто действительно в первый раз оказался с ним на ложе. Но с какой-то точки зрения, это так и было — и волнение, и настрой, и ожидания. И когда Луис застыл, мужчина придвинулся чуть ближе, обхватывая его за талию.

— Дальше, милый.

Конечно, герцог мог объяснить, почему медлит. Он был в смятении. Обереги, гербы, знаки, цветы и накрытый стол у окна для молодоженов — что он делает здесь? За мужеложество пытают и сажают на кол.

Пальчики щелкнули застежкой, в то же время Луис прочувствовал, как возбужден король. Его естество налилось силой и теперь манило к себе, словно изысканная восточная сладость.

"Я совсем пал, — юноша облизнул губы. — Я дал согласие на брак с мужчиной, с монархом..."

Мысль закружились водоворотом. Ведь они втроем? Вместе? Кристиан не может оставаться в стороне.

— Дальше, — Фернандо не просто обнимал мальчика, горячие ладони лежали на пояснице, чуть поднимая ткань, и нетерпеливость голоса была уже предвестником следующих нескольких часов.

Герцог потянул прочь пояс, отбрасывая тот за пределы кровати, спустился вниз и снял сапоги со своего короля, глядя тому в глаза. Мягкая кожа легко соскользнула с пяток. Луис наклонился и поцеловал короля в районе щиколотки, поднимаясь рукой по его икре в подколенную впадинку.

От прикосновений юноши Фернандо затопляла тьма, шептала раздвоенным языком, толкала. "Нежность", — мысль пока держалась в голове. Король наклонился и провел по белокурым кудряшкам своего мальчика. Теперь полностью своего. До гроба. И от этого рука чуть напряглась в ласке. Хотелось, как же хотелось, заклеймить сейчас собой, грубо, жестко... Мужчина чуть улыбнулся — не поддамся, к дьяволу. Хотя посылать себя к самому себе — смешно...

Юноша продолжал целовать ноги, постепенно стягивая шоссы — сначала с одной ноги, а затем — с другой. Рука в волосах говорила, что Фернандо нравятся эти ласки, он позволял губами подниматься вверх и пробираться все ближе к гордо стоявшему члену. А в груди трепетало дико сердце.

В тонкой рубахе, в которой спал, совершенно обнаженный под ней, Луис чувствовал себя теперь уязвимым и робким, вспоминая как в первый раз его брал Фернандо, зажав под собой и заставляя толкаться навстречу бедрами.

Король оставлял инициативу сейчас за мальчиком, и лишь следил за собой — не сорваться. Перетерпеть. А ведь готовился, дал дьяволу все, что тому нужно. Но этот ангел, странно невинный в своих движениях — и он, и дьявол хотели его всегда. Может быть, стоило подождать, провести этот просто вместе, но Фернандо не мог терпеть больше, не мог откладывать задуманное. И теперь находился в странной, безумной власти Луиса, глядя на его ласки.

Юноша обрисовал языком колени своего повелителя. Мягкими поцелуями пустился в новое путешествие вверх — каждый раз останавливаясь, смакуя нежность, он неминуемо оказался между ног Фернандо, теперь проходясь по коже бедер и затем чуть втянул губами мошонку.

Терпение короля испарялось все быстрее и быстрее, по мере того, как мальчик двигался поцелуями. Дыхание становилось все тяжелее, также как и рука в волосах. "Терпеть", — стон из души.

— Маленький... — пальцы ласкают как можно невесомее, но это только так кажется. В каждом движении жажда и власть, скрытая за чуть ощущающейся дрожью. — Люблю тебя...

В ответ губы чуть сильнее втянули кожу, тонкие пальцы перекатывали возбуждение, заструились слабой лаской по стволу, чуть оттягивая крайнюю плоть и будоража головку близостью нежных подушечек, которые прописывают путь по бороздке. Язык скользнул между ягодиц, вылизывая и стремясь доставить как можно больше неги.

Воздух, втягиваемый сквозь сжатые зубы почти со свистом, не успокаивал — только плавил внутренности еще больше. Еще шире расставляя ноги, пытаясь не давить, не направлять, Фернандо давал Луису новые ощущения. Да, он остался все таким же, но иногда можно позволить любимому и что-то большее, другое. И "терпеть" превращалось в "ждать". Ждать, что сделает мальчик, как отреагирует, и это возбуждало до алости перед глазами.

Но Луис не спешил. Он выражал свою нежность каждым поцелуем, каждым посасыванием, обхватил головку члена губами и закружил по ней языком, не беря глубже и словно дразня, хотя у самого колени дрожали. Одна часть просила немедля прекратить эту ночь — в этой комнате. Другая желала короля все сильнее. И его сладкие хриплые стоны подстегивали продолжать, не замечая, как дьявол все ближе и алчнее.

Пальцы уже чуть ли не царапало тонким хлопком рубахи Луиса, и Фернандо не выдержал.

— Луис, — он остановил безумие движения мальчика слегка прихватив за серебро кудрей. — Отойди к камину и сними с себя одежду.

Юноша задрожал и отодвинулся. Он поднялся с ковра и отступил к свету полыхающего камина, чтобы на его фоне потянуть прочь с себя рубашку. Огонь сзади окрашивал янтарем белоснежную кожу, искрился в отросших до плеч волосах. Луис весь трепетал теперь, беспомощно глядя на монарха.

Фернандо мягко улыбнулся и подошел большим ловким зверем. Рассматривая свое чудо с такой же улыбкой, гладя по плечам, спросил:

— Какой подарок хочешь?

А руки тем временем скользнули к груди и задержались на золотых колечках, почти не трогая, лишь обозначая возможные намерения. Или не намерения. Король улыбался.

— Твой поцелуй, — Фернандо играл с самыми чувствительными местами. Он часто заставлял герцога вскрикивать, играя с сосками, иногда мучил, иногда дарил наслаждение. Теперь дьявол хотел тоже получить удовольствия как можно больше. И ноги Луиса подгибались от ожидания.

— На свадьбу? Только поцелуй? — король прожал к себе мальчика и склонился к его губам. — На такой подарок ты можешь рассчитывать всегда, — он чуть прикусил губу герцога, пока даря только возбуждение. — А вот на свадьбу... Не думаю, что тебе понравился бы гарнитур с алмазами, хотя тебе бы и пошло, — мужчину огладил маленькое ушко, украшенное серьгой. — Может хочешь что-нибудь особенное, милый? О чем я не догадываюсь? — и, не дав ответить, накрыл губы поцелуем. Мягким, как улыбка, и таким же обманчивым, как улыбка. Дьявол запускал коготки.

Луис оказался в цепких объятиях, которые уволакивали в жаркую похоть. Поцелуй отнимал всякие силы, и слабость горячими всполохами стекала к паху. Герцог удивился, когда услышал про алмазный гарнитур, а потом еще больше смутился. В жадном плену поцелуя он вспомнил про восточных наложников, которым вставляют в пенис специальные колечки и тем самым усиливают влечение к своему господину. А еще слышал о том, как вместо колец применяются стержни. Он застонал в губы Фернандо, не в силах скрывать желание.

— Что скажешь? — огонь жадными всполохами отражался в глазах короля, как будто специально показывая его внутреннюю сущность, выползающую сейчас наружу. Мальчик дрожал в руках, заставляя довольной лапой извлекать все новые и новые звуки, с которыми не сравнятся даже голоса ангелов. Фернандо погладил совершенные ягодицы юноши, с удовольствием вглядываясь в изменения в лице и теле герцога. Желанный. Жена да боится своего мужа... Пальцы сжались чуть сильнее и мужчина пристально вгляделся в лицо любимого — что чувствует? Что ответит?

Его дьявол требовал ответов, но сейчас сознание плыло, как в тумане от сильного спиртного и поцелуев, от запаха Фернандо, что обнимал и гладил, проводя ладонями по бедрам.

— Да, пусть будет подарок, — согласие, продиктованное нежными движениями, членом, упирающимся в пах, собственное возбуждение.

— Какой, милый? — жаркий шепот в ушко, губы мужчины прихватили и чуть потянули сережку. — Скажи первое, что пришло в голову.

— Не могу, — Луис испугался того, что только что думал, ужаснулся, что вдруг дьявол это слышал. Он прижался к королю сильнее, целуя его грудь и темные отвердевшие соски. — Пусть будут алмазные украшения.

Отказ? Дьявол довольно встрепенулся, с удовольствием принимая извинения-ласку мальчика, плавясь под его умелым ртом и языком.

— Будут, милый. Но после того как ты ответишь, — Фернандо подхватил юношу под бедра и поднял. Теперь он смотрел прямо в любимые топазы глаз, а напряженный член упирался мальчику между раздвинутых ног. — Отвечай.

Луису ничего не оставалось, как уцепиться за плечи Фернандо, который требовал ответа и обязательно почувствует ложь. Если сказать неправду о том, о чем думаешь, он разозлится... И будет жестким.

— Это всего лишь воспоминание, — забормотал испуганно Луис. — Я слышал, как болтали про украшения наложников. Фернандо, не сердись...

Наложников? Горячие звезды заинтересованности вспыхнули в теле, заставляя плоть еще больше напрячься. Значит, мальчику понравилось не только те браслеты и цепочки, что для него изготовили, но хочется и еще чего-то?

— Рассказывай, милый, — приказ сопровождался поцелуем ласковым и нежным, а головка, уже увлажненная Луисом, будоражила вход в тело мальчика.

Юноша дернулся. Еще немного, и король войдет в него жадным движением. Как говорить? Это всего лишь мысль... Пальцы продолжали цепляться за монарха, который пытал юношу медленным, едва уловимым проникновением.

— Я не видел ничего такого. Я всего лишь подумал, — испуганно продолжил Луис. — Вставляют стержни в фаллос, — дыхание сбилось... — Пожалуйста, — ресницы задрожали, и капелька слез покатилась по щеке от напряжения.

Да, о таком Фернандо никогда не думал, но...

— Твое желание для меня закон, — шепот опять опалил порозовевшую кожу юноши. — Будет тебе такой подарок.

Безумно хотелось сделать его прямо сейчас, посмотреть что получится, как мальчик будет реагировать. И дьявол мерзко заухмылялся, толкая на очередной шажок к безумию:

— Сейчас или позже?

Луис затрепетал. Он испугался.

— Я не уверен... Я всего лишь... Фернандо, зачем сейчас? Зачем? Я просто рассказал, — юноша часто дышал, и сердце его готово было вырваться из груди от волнения. Он же не сделает этого? Откуда у него могут быть такие вещи?

— Маленький, ты сам не смог выбрать подарок, а подарить то, о чем думаешь, что может быть прекраснее? — тьма заглядывала в голубые глаза, довольно поглощая страх. — Так значит, хочешь сейчас?

Зрачки и без того расширенный затопили радужку. Луис даже отрицательно головой покачать не мог. Фернандо не шутил. Он сделает это.

— Я... просто сказал, — герцог умолял, но о чем, и сам не знал. Его жаждущее тело горело, его естество наливалось вожделением рядом с королем.

— Рассказывай, милый, как это должно выглядеть, — король чуть приопустил юношу, еще больше насаживая на себя.

— Я не знаю, — Луис вскрикнул, когда в него вошла головка члена. Я видел только на рисунке один раз.

— Рядом с рисунками бывают еще тексты, — дыхание прерывалось от нетерпения, но Фернандо заставлял себя действовать медленно и осторожно, потихоньку опуская мальчика сладкой пыткой. — О чем там говорилось?

— Там было на арабском написано, — юноша едва дышал, переходя на тихие всхлипы. — Пожалуйста... Я не знаю, как они это делают.

— Ты знаешь арабский, милый, — мужчина уже даже не улыбался, его самого вело от напряжения, от голоса мальчика, от разговора. От того как безумно медленно его мальчик опускается. Медленность замена ласке? Пусть!