Небо шамана. 3 часть

После моего приезда в Ленинград мы решили съехать от мамы Веселова. Хоть они оба уговаривали остаться, и что мы их не стесняем, и даже обиделись немного. Но мы на своём решении настояли и перебрались в общежитие. Я после поступления устроился по ночам диспетчером на автобазу неподалёку от общежития, Анечка продолжала брать дежурства и всё время учёбы мы оба имели ещё и зарплату, пусть не большую, но тоже помощь. Впрочем, как уже понятно, с моими наградными выплатами* у нас и так деньги были, но не работать, когда есть силы и вся страна последствия войны исправляет в то время было просто неприлично. В общежитии страшно удивлялись, что я — Герой Советского Союза, не пошёл требовать себе квартиру, которую Герою на время учёбы должны были предоставить. Но я себя бы уважать перестал, если бы пошёл себе чего-то требовать. Анечка меня в этом полностью поддерживала. Она вообще считала, что нам судьба и так столько везения отвалила, оба живые из войны вышли, что просто грех ещё требовать чего-то. Много ли лётчиков, кто первую бомбёжку двадцать второго июня пережил и потом всю войну в небе до Победы дожили? Мы — молодые, целы, здоровы, руки и ноги на месте, сын родился, мир наступил! Ещё чего-то желать? Грех это страшный и гордыня! Вот...

В Ленинграде ещё было много следов от пережитой Блокады. А день снятия Блокады в городе праздновали не меньше, чем День Победы. Но ленинградцы жили, восстанавливали любимый город, улыбались. И вообще, в городе был какой-то особенный дух, какая-то незримая гордость победителей, которых не смогли сломить блокадой, голодом и бомбёжками, гордость людей, которые смогли выстоять плечом к плечу и не сломались, между людей была какая-то особенная забота, доброта и готовность помочь всегда и любому.** Мы все с радостью выходили на субботники в районе, в котором было наше общежитие. На те, которые организовывали мой техникум и Анечкин институт. С Анечкой помочь ей и её девчонкам всегда старался ходить, часто с Егоркой. Ведь часто субботник проходил на разборе завалов или разбивке территории под строительство или просто благоустройство под будущий сквер или улицу где много тяжёлой работы, которая девочкам не под силу. А ещё были общегородские субботники, здесь не просто знали работу Ленина "Великий почин", по ней жили и строили будущее своё и своих детей. За все годы учёбы я ни разу не видел контролёров, которые проверяют билеты в транспорте, а в городе стремительно освобождали транспорт от кондукторов, и ставили кассы самообслуживания. Пару раз так оказывалось, что не было денег на билет, пришлось ехать "зайцем", хотя, как Герой имею право на бесплатный проезд, но всегда плачу, мне кажется, что это правильно. И в следующую поездку я платил двойную цену, чтобы оплатить предыдущую поездку. И это не я такой вот весь из себя правильный и показательно честный, такими были все ленинградцы, и некрасиво было бы быть другими среди таких людей.

Егорка рос и радовал нас. Ещё, когда увидел его в первый раз, заметил, что у него очень хорошо развиты каналы Силы, а когда он подрос я их ещё и подправил и почистил немного. Мне кажется, он за всё детство так ни разу и не заболел, если не считать пару простуд, когда зимой промочил ноги и засопливел на денёк. Вообще, уже в четыре года он вполне сам себя мог обслужить. Ну, а что делать, если мама и папа или на учёбе или на работе, а он взрослый и ответственный мужчина, которому доверили побыть одному и он с этим вполне справляется. Наши соседки никак не понимали, как мы так воспитали ребёнка? Да, ничего мы особенного не делали, просто он видел, что мы друг о друге заботимся, и делаем всё, чтобы другому было проще или приятно. Да и как можно подвести доверие родителей, если у него самые лучшие папа и мама, у которых вот только совершенно нет времени подарить ему братика или сестричку, хорошо, хоть Тотошка есть...

Паровоз гукнул в темноту и потянул вагоны, начиная отсчёт первых километров на пути где их больше трёх тысяч. Анечка, когда укладывала Егорку с Тотошкой спать немного всплакнула. Это не горе, это светлые слёзы, которые смазка для счастливой дороги. А потом мы с ней ещё долго сидели в тёмном купе и смотрели на мелькающие за окном тени. Наша жизнь снова сделала решительный поворот, но этот поворот мы планировали и сейчас едем в наш будущий дом, где хотим прожить всю нашу жизнь. Может звучит высокопарно, но по сути именно так. Немножко страшно, но и волнительно. Как ожидание подарка, когда представляешь, что тебе подарили, но всё равно есть немножко тайны, которую постигнешь, только открыв подарок и не раньше. Мы тоже вроде бы всё знаем. Гамбузов нас в Ленинграде навещал два раза. Письмами мы обмениваемся и всё решено и оговорено. Но мы там никогда ещё не были и скоро всё узнаем и увидим своими глазами...

Анечка, когда ехала учиться собиралась обязательно стать хирургом, но курсе на четвёртом вдруг призналась, что хочет лечить детей и не буду ли я её считать врушкой, если она выберет педиатрию. Сказать честно, я совершенно не видел разницы, и возражать не собирался. Но она словно продолжала меня убеждать, говорила, что маленькие часто даже пожаловаться и объяснить, где и что у них болит, не могут, только плачут или лежат, молча, что даже опаснее. Их, прежде чем лечить, нужно ещё понять от чего именно, а тут даже не просто обследовать, тут почувствовать диагноз нужно. А спасти малыша, что может быть радостнее? Так, что Анечка хотела работать педиатром, но вот только больница где ей предстоит работать маленькая и она в ней будет единственным врачом в районе, а потому придётся заниматься всеми больными и даже операции делать. Пришлось её убеждать, что ничего плохого в её выборе нет и я с ним полностью согласен, а потом ещё раз и снова через несколько дней, только тогда она поверила и перестала переживать за свою "ложь"...

Когда нас провожали, собралась целая толпа появившихся здесь друзей и знакомых во главе с Веселовым и теперь двумя его женщинами: мамой и молодой женой — Аниной подружкой по институту, которую она с бравым полковником и познакомила. Уезжать из Ленинграда нам было очень грустно. Мы успели полюбить этот прекрасный город, а главное, его удивительных жителей — ленинградцев, таких светлых и открытых со стальным стержнем внутри. Среди остальных была Марина Максимова, если помните, она в моём экипаже была оружейницей, я даже не знал, что она ленинградская. С ней пришла Лиза Михайлова и Оля Василенко из третьей эскадрильи, которых после увольнения из армии Марина уболтала ехать с ней в Ленинград. Вообще, за время учёбы очень многие приезжали к нам в гости или заскакивали проездом. И каждый раз это была такая большая радость, что мало кто из гостей соглашался ехать ночевать в роскошную старую четырёхкомнатную квартиру Веселовых, предпочитали переночевать у нас в общежитии на полу, но зато с утра уже быть с нами. В Ленинграде встречать кого-то из полка — было почти чудо. Словно сказка, в которой кто-то открыл волшебную дверь и впустил в неё кусочек такого дорогого прошлого. Вот и на наши проводы собрались все наши и друзья Анечки по институту и общежитию, только Егорка не понимает эту суету и слёзы, ему интересна дорога и он мысленно уже в стучащем по рельсам вагоне, а тут эти глупые взрослые...

Анечке оформили перевод в Красноярский мединститут, где ей осталось доучиться последний курс. И почти в самом конце выпускного шестого курса наша мамочка ходила с огромным животом, и накануне дня рожденья пионерской организации у нас появился Григорий, который громко заявил о себе и своих претензиях на этот мир своим басовитым плачем. Первый коренной сибиряк в нашей семье. Хотя, мне кажется, что Санины корни тоже откуда-то из здешних краёв, Гурьяновых в Сибири хватает. Государственные экзамены Анечка сдавала в перерывах между кормлениями, и мы все трое едва успевали в карусели, которую устраивает появление всего одного маленького грудного ребёнка. На работе мне пошли навстречу и дали два месяца отпуска за свой счёт. Анечка получила диплом, и мы перебрались в районный посёлок, где я уже начал строить нам дом на краю у леса, а пока нам выделили комнаты в доме для молодых специалистов. Я к этому времени уже год отработал лесничим в лесоохране района и в ближайшее время меня должны были перевести на место старшего лесничего...

Тогда строилась, кажется, вся страна. В западных областях, где всё порушили оккупанты, строили и восстанавливали разрушенное. Но и в областях, куда немца не пустили, строительство тоже шло полным ходом. У всех после войны был такой могучий подъём и задор, что было просто невозможно не строить. Ведь мы шагали в наше светлое мирное будущее, которое и строили. Гамбузов не просто организовал направление в свой район для молодого врача. В план уже было включено строительство межрайонной многопрофильной больницы вместо фельдшерского-акушерского пункта, где всем заправляла его жена — Елена Борисовна, женщина очень строгая и суровая, но Анечка нашла с ней общий язык и они как-то сразу поладили. Их сын — Слава, из-за которого и развернулась в своё время эпопея, когда Николай Ильич отказался от своей брони в пользу жены, на четыре года старше Егорки, но ребята тоже вполне поладили, хотя подружиться при такой разнице им было сложно. А вот младший, родился у них аккурат между нашими сыновьями. А то, что мы стали дружить семьями... А как иначе, если мы трое однополчане и прошли от Сталинграда до Берлина и потом до Кореи. Если кто-то думает, что во время домашних дружеских посиделок мы решали какие-то служебные вопросы, то очень сильно ошибается. Николай Ильич — настоящий партиец, и категорически не смешивает работу и дружбу. По работе мы с ним пару раз даже ругались так, что стены дрожали, но это в райкоме, а дома — ни слова о работе. Так, что и помогали, и праздники вместе отмечали, и дети вместе росли.

Вообще, как приехал, я влюбился в этот край. Красноярский край по площади больше всей Западной Европы, его площадь два миллиона четыреста тысяч квадратных километров.** С севера на юг больше трёх тысяч километров. Его берега омывают два моря Карское и братьев Лаптевых, почти весь Енисей длиной больше четырёх тысяч километров, течёт по Красноярскому краю. Вдоль его правого берега Енисейский кряж и кругом матёрая тайга до самой Таймырской тундры...

Нашу маму мы вначале оставили учиться в Красноярске, а с Егоркой уехали в район. Мне для работы положена лошадь и мне дали возможность выбрать подходящую самому в конюшне леспромхоза. Мне сразу глянулась двухлетняя рыжая красавица по имени "Халда". За что её так назвали — не знаю, конюхи её не любили, не хотела она подчиняться и показывала характер, за что не раз получала от них. А под седло её даже не пытались ставить, считали, что сладить с таким своенравным конём невозможно. Но терпели, потому, что стати у девочки хорошие и ждали от неё в будущем добрых жеребят. Всё-таки у нас в племени не зря коней разводили, я ещё и Силу чуть выпустил, чтобы она почувствовала и с конюшни мы уходили уже лучшими друзьями. Использовать обычное седло мне не хотелось и пришлось заказывать себе у старого шорника, с которым ругались часа два, пока удалось убедить сделать мне то, что я хочу. Мне седло особенно и нужно не было, я вполне бы обошёлся потником на холке, седло мне было нужно для Егорки, которого планировал с собой в лес брать. К тому же подпругой обычной с таким седлом не обойдёшься. Подпруга есть, но к ней нужны регулируемые ремни, которые идут под грудью, а потом с двух сторон обходят основание шеи, ведь седло нужно закрепить у основания шеи над передними ногами, а не на пояснице. И седло не должно мешать двигаться лопаткам коня, то есть опора у него должна быть довольно узкая и мягкая, чтобы коню холку не намять. А для ребёнка ещё нужно, чтобы оно было достаточно усидчивым, чтобы он из седла не слетел, когда будет вертеться, ведь ребёнок вертеться будет обязательно...

Егорке было уже пять лет, вполне достаточно, чтобы парень уже начал понимать, что можно, а что нельзя. Он так по мне соскучился, что даже то, что мы жили вместе всё время учёбы, ему не хватало. Словом, папин сын, куда тут деваться. На выходные старались к маме ездить или она к нам приезжала, а так мы с ним вдвоём хозяйничали. И хоть получали каждый раз от Анны нагоняй, что мы жуткие неряхи и нет в доме порядка. Но мне думается, что это скорее говорила ревность, чем было правдой. Чистота у нас была, готовили свежее и баню топили через день, чтобы смыть с себя пот и запах костра после леса. Но даже эти упрёки были такие родные и милые, что как бы сердито Анечка не старалась нам выговаривать, это кончалось тем, что на нас махали рукой, дескать таких балбесов ничем не пронять. Сколько километров мы прошли по нашим лесам наверно невозможно посчитать. Одно могу сказать, если наш район размерами больше половины Германии, то прошли и проехали очень много. Уже через год мало осталось уголков, где бы мы не побывали. Поначалу я ещё таскал с собой ружьё, которое мне положено по службе, а потом нашёл старика хакаса, который согласился мне сделать хорошие стрелы, без наконечников, но стрелы, правда хорошие, ивовые, ровные и одинаковые. Наконечники заказал на кузне и сам крепил их к стрелам, и лук делал сам. Сначала сделал самый простой без усилений и накладок, просто хотелось вспомнить смогу ли из него стрелять. Когда проверил, второй делал года два уже с роговыми накладками по типу боевого, с боем метров на триста тяжёлой стрелой. Конечно, никто на такое расстояние прицельно стрелять по живой цели не станет, это я просто в плане возможностей лука привёл. Так, что у нас теперь и охота была. Егорка попросил и ему лук сделать, что мне не трудно и даже приятно. Так, что когда нас мама увидела обоих с луками и тулами полными стрел за спиной, она минуту стояла молча, не в силах придумать, что по этому поводу сказать... А что тут скажешь? Ну, индейцы. Могикане или каманчи. Фенимор Купер после войны был в большом почёте...

А самым неожиданным оказалось то, что Егор в шесть лет сам увидел линии Силы, и я даже не понял сначала, когда он сказал, что у меня волосы сияют и глаза светятся. С Анечкой я, сколько не старался, она так и не увидела ни ауру, ни линии Силы, а сын сам увидел. Может потому, что у него резерв как у меня, а может даже больше. Только у него сродство к земле и металлу, а не к воздуху, как у меня. А когда он радостно сообщил маме, что вокруг неё "облачко" такое красивое, пришлось Анечку успокаивать и объяснять, что он так её ауру видит... А вот у Григория — нашего второго сына резерв очень маленький и даже не знаю, сможет ли он что-нибудь. Хотя, когда подрастёт я ему каналы подчищу и попробую выправить...

Лесхоз помог в строительстве дома на краю посёлка, почти в лесу. К моменту приезда нашей мамы закончить стойку не успели, но когда Григорию исполнился годик, мы это отмечали уже в своём доме. Когда я приехал в Ленинград одной из причин, почему я так торопился съехать от Веселовых было то, что не просто каменные стены вокруг, а то, что окна во двор и узкую улицу. Двор тоже маленький и кругом высокие дома и никакой зелени и неба даже толком не видно. Не знаю, как люди так живут, а мне там было нечем дышать. Вот ведь странно, сколько времени мы жили в землянках, в самых разных приспособленных домах с забитыми наглухо выбитыми за годы оккупации или во время боёв окнами и ничего. А тут меня каменные стены вокруг словно давили. И ещё наверно то, что из землянки я всегда мог выйти, и рядом был аэродром с его простором взлётной полосы. А тут даже снаружи нагроможденья каменных коробок. А общежитие само стояло рядом со сквером и в окнах были видны ветви деревьев и небо над ними. Тотошка даже приноровилась прямо из форточки прыгать на ветку напротив и обратно могла также вернуться. Вот и дом я постарался поставить так, чтобы в нём было уютно, а из окон видно небо и лес. Для этого пришлось сразу строить высокий дом, почти в два этажа, как я видел в карельской деревне. Хотя мне совсем не хотелось, как у них в нижней части держать скотину, чтобы дома нюхать ароматы навоза. Я понимаю, что у них это не от хорошей жизни, а уклад сложившийся веками, когда при таком компактном размещении удобнее ухаживать. Часть тепла от животных в дом попадает, да и защищать такое проще, чего ж душой кривить, только сейчас многое из этого уже не актуально. Держать корову я не собирался, в крайнем случае пару коз и кур. Даже поросят брать на откорм, когда у меня лес с дичью и птицей под рукой нелепо. Да и кто за большим хозяйством ухаживать будет? Анна на работе будет пропадать дни напролёт, я почти не сомневаюсь, такая доля у врача, если он настоящий врач, а не отсиживает положенные часы от звонка до звонка. Не говорю про то, что и среди ночи разбудят, когда кому-то плохо станет или родить время придёт. А я в лесу пропадаю. Попросить соседей, задать корма курам — это не сложно и не сильно напрягает, а вот большое хозяйство так не оставишь, оно ухода регулярного требует, а дети ещё малы совсем... В результате получился добрый пятистенок из вылежалой просушенной лиственницы. Такой дом веками стоять будет и ничего с ним не сделается. Ну, может лет через сто конопатку стен подновить и дальше можно жить. Баньку во дворе поставили, колодец около соседнего двора на углу, воды натаскать совсем недалеко. Сарай большой утеплённый — коня держать и стайка для кур и коз рядом. За домом огород соток двадцать пять. Места и для картошки и для овощей хватит, даже для сада небольшого вполне. Только ради того, чтобы увидеть глаза и лицо моей любимой стоило строить и стараться...