Год ворона, книга первая

В одном из егодетективных романов убийство знаменитогогенерала из политических соображенийбыло замаскировано под “смерть набабе”. Такая кончина сделает Аскинса,уже запятнанного “зиппергейтом”,окончательным лузером в глазах окружающих,а ее обстоятельства будут оберегатьсяот журналистов получше любой государственнойтайны. Но это заботы дня завтрашнего.Сегодня же предстояло завершить то, чтобыло тщательно подготовлено на протяжениидвух предыдущих дней.

Айвен прибыл нааэродром утром, в сопровождении Берковича.Представился новым менеджером“Калибертона”, желающим ознакомитьсяс “производством” на месте. Украинскийподрядчик недружелюбно поскрипел, нов цех запустил, после чего быстровыяснилась причина холодного приема.Из десяти порезанных самолетов местныеофициально смогли отчитаться за цветнойметалл лишь по девяти. Судьба пропавшихнескольких тонн титана терялась влабиринтах подставных оффшорныхкомпаний, так что у украинских коллегбыли определенные основания длябеспокойства. Однако Опоссум получилвсе необходимые консультации и знал,как себя вести.

Успокоив местногодиректора тем, что его совершенно неинтересует судьба металла, а исключительносостояние доставленного из Америкиоборудования, он за несколько часовоблазил все склады и цеха, и когдаутомленные сопровождающие сбежалинаконец на обед, заложил в стопкуметаллических листов, еще недавно бывшихкрыльями и обшивкой грозных “Медведей”портативный, но мощный термозаряд,принесенный в кейсе. В состав металла,из которого делали самолеты, в большомколичестве входит магний. В сплаве салюминием — страшная горючая смесь.

Теперь достаточнонажать на кнопку радиодетонатора, ичернеющий вдалеке второй по счету ангарвспыхнет исполинской зажигательнойбомбой с пламенем в несколько тысячградусов. В котором и предстоит “сгореть”бедолаге-сотруднику негосударственнойорганизации “Американская лигасоциальных исследований” АлануДжефферсону Берковичу, чей портретвскоре появится в “черном холле”штаб-квартиры ЦРУ, где стены увешаныфотографиями сотрудников, погибших приисполнении.

А чтобы ни у когоне возникло вопросов, какого КтулхуБеркович среди ночи оказался на складе,Опоссум так, чтобы его “случайноуслышали” местные, несколько раз тихопроизнес по-русски, обращаясь к невидимому,а на самом деле и не существующемусобеседнику: “Факт недостачи на первыйвзгляд подтверждается. Но мы собираемсяеще раз посетить склад негласно, ближайшейночью. Будьте готовы открыть нам нужныепомещения”. Информация о том, что слишкомвъедливый мальчишка ночью пробралсяна склад, а местные, чтобы упрятать своимахинации, совершили поджог, станетрабочей версией для обоих следствий.Официального, которое проведут местныевласти, и негласного под эгидой ЦРУ.Версия станет объяснением произошедшихсобытий, а дело будет закрыто занедостаточностью улик.

Опоссум, изучаядокументы, обратил внимание на то, чтов пожаре погибнут последние части тогосамого самолета, который доставил вРусу злополучную бомбу. Что же, всевозвращается на круги своя …

Ну что же, теперь,наконец, к делу. Опоссум долго размышлялнад тем, где исполнить Берковича и кудаукрыть тело. Привычка тщательно изучатьместо будущей операции — важнейшаясоставляющая оперативного профессионализма.Позапрошлую ночь Опоссум провел налетном поле и знал, что с наступлениемтемноты внешне безлюдный разоренныйаэродром живет своей, достаточнонапряженной жизнью. В капониры, гдеСоветы прятали от взрывов бомб и снарядовсвои самолеты, несколько раз за ночьныряют машины, в которых сидят парочки,ищущие уединения. В цех подпольныхбутлегеров возят спирт, а обратно -поддельную текилу и виски. По всейтерритории шныряют, как их здесь называют,“сталкеры” — охотники за ценным металломи брошенным оборудованием. Русинскийаэродром побогаче любой “зоны” будет,для многих — настоящий Клондайк …

Делая вид, чтослушает монотонные, как мормонскаяпроповедь, вопросы своего спутника,Опоссум внимательно огляделся посторонам, кожей впитывая малейшеешевеление. Тихо. Можно работать. Решениеположить мальчишку в яму, на дне которойспрятана бомба, было лишь на первыйвзгляд непродуманным. Если веритьпредварительным данным — длина контейнераоколо тридцати футов, так что меставнизу будет достаточно. Тело не придетсяникуда относить, что резко уменьшаетшансы на случайных свидетелей. Ну и вкрайнем случае, если его найдут, тоникому не придет в голову копать глубже,что на несколько дней станет дополнительнымобеспечением безопасности...

Привычное ощущениеоперативной кобуры под мышкой настраивалона рабочий лад. Главное, не забытьобыскать. Потом. У подобных идиотоввсегда что-то вываливается из карманов.То расческа, то бумажник. А то и документы,удостоверяющие личность мелкого вонючегоквартерона.

Странное дело,подумал Опоссум. Всего на четвертьниггер, а воняет, как от стаи нигерийцев.Или тут еще добавляется еврейскаясоставляющая? В Питтсбурге, где он вырос,русские эмигранты добрососедскиуживались с англосаксами, при этом, всеони дружно ненавидели негров, латиносови евреев…

Луна вышла из-затучи и осветила поляну неживым, будтоукраденным у солнца, светом. У Опоссумабыла давняя привычка перед самым началомоперации рассуждать на отвлеченныетемы, это помогало резко сконцентрироватьсяв нужный момент. Как можно любить ночьи ненавидеть Луну? Но ворованный светполезен — не надо пользоваться фонарем.Хоть тяжелый, надежный “Магалайт” илежит в рюкзаке, лучше обойтись без него...

* * *

Я, конечно, нестарший лейтенант Таманцев по прозвищуСкорохват, описанный Богомоловым. Инаказывать за то, что не взял живымидиверсантов, меня не будут. Но смертьодного из этих в мои планы не входит.Если среди товарищей согласья нет, тоодин про другого может много интересногорассказать. А такого внимательного иблагодарного слушателя, как я, им ещепоискать.

Отцовский ПСМ безглушителя и не взведен. Лязг затвораразнесется по всей поляне, а взводитьмедленно и печально — нет времени. Затоесть два ножа. Достаю левый. Метание -пошлость и понты для всяческих“выживальщиков” и диванных боевиков.Убить одетого человека таким образомпрактически невозможно. Но убивать яи не рассчитываю. Отвлечь, не более.

Примериваюсь.

Свист растревоженноговоздуха, хлопок выстрела, два синхронныхвскрика.

— What are you doing, Ivan? -верещит, кувыркнувшись в сторону,Ушастый.

— Fuuuck! — глухо рычитСтрелок.

А я молчу. Потомучто уже бегу. Пять шагов — это меньшесекунды. Стрелок и сообразить ничегоне успевает, как я с разгону сбиваю егос ног. Падаем. Я сверху. Бью головой влицо, что кажется сплошным зеленымпятном. Мля! Забытый ноктовизор врезаетсяврагу куда-то чуть выше лба, но и мнедостается от проклятого прибора, пофизиономии течет кровь. Но противниквырубаться и не собирается. Жилистый,скотина! Тянет руки, что-то рычит. Наодной ноте, неразборчиво, но злобно. Неуспеваю сгруппироваться, как в ухоприлетает удар. Звезды вспыхивают передглазами. Стрелок вскакивает, отбрасываяменя, как щенка. Пытается принять какую-тохитрую стойку. Где его ствол?!

Левой рукойсбрасываю расхреначенный ноктовизор.Обратным движением выдергиваю из“Скарабея” лопатку. Прямо как есть, вчехле. Вот уж где тонкий брезентпригодится! Перекидываю в правую рукуи очень нехорошо улыбаюсь. Ну что, сука,рискнешь?!

Вражина точно негерой фильмов про Шао-Линь, не рискует.Скалится в ответ и вытаскивает нож. Влунном свете лезвие — как на витрине.Ка-Бар, что ли? Не ожидал такого, неожидал... На вид ведь — сурьезный мущщина,а таскает точеный лом, хороший разветолько пиаром. Ну что же, должно было имне когда-нибудь повезти, его “кынжаль”против моей лопаты, что голая китайскаяжопа супротив сурового сибирского ежика…

Тем не менее,кидается на меня вражина серьезно играмотно, ножом особо не машет, работаетне на эффект, а на поражение. Не мудрствуя,действую по простой и надежной схеме:отступаю на пол-шага. Удар американскойжелезки проходит в пяти сантиметрах откорпуса. А вот любовно заточенная лопастьмоей МПЛки попадает точно по руке.Мерзкий хруст отзывается в сердцевсплеском нескрываемой радости — костьсломана, зуб даю. Не свой, вражий, конечно…Упиваюсь триумфом — любимое пыряловоКорпуса Морской Пехоты США выпадает изруки противника и летит куда-то подноги. Враг запоздало взвывает. И прыгаетна меня всем корпусом, да так споро,будто не ему только что руку изувечили.

Весу в нем поболее,с ног надеется сбить. Это в его положениисамое грамотное решение. Но не в моемслучае — все-таки такие травмы даром непроходят, и двигается он теперь заметномедленнее. Снова отшагиваю и провожуотработанный контрудар. На этот раз мой"Коминтерн" врубается ему в плечо.Но инерцию никто не отменял, а разницав весе решает многое. Трижды раненыйсупостат врезается всей тушкой. Падаемоба, а лопатка-выручалочка улетает вкусты.

Враг наваливается.Неловко, но сильно бьет левой, дваждыподряд. Первый раз промахивается, второйпопадает. Закрываюсь от следующегоудара, свободной рукой выдергиваю финкуиз набедренного кармана. Бью. Замахиватьсянеудобно, но для ножа много силы не надо,клинок входит по рукоять. Раз, другой,тут уж не до жиру, больше дырок — меньшебед! На руку плещет горячим. Третий ударприходится то ли в почку, то ли в селезенку.Враг хрипит, изо рта течет кровь. Теловыгибается дугой, обмякнув, падает наменя, будто надеясь задушить.

Ну что, в финальномпоединке, как говорится, в бою противрыцаря плаща и кинжала представителькоманды русинского базара одержалубедительную победу. И очко проигравшегопереходит в зрительный зал! Правда,досталась победа недешево — силы почтина исходе. Сваливаю обмякшее тело,кое-как встаю на четвереньки. Трясузвенящей головой — неплохо зарядил всеже, паскудник.

Чтобы снять мандраж,представляю себе, как выгляжу со стороны— ободранный, трясущийся и весь в крови.Давлю нервный смех, больше схожий сдурацким хихиканьем. “Дрищет, дрищетна погосте краснорожий вурдалак!”. Так, шевелиться уже могу, адреналиноваядрожь из рук частично ушла. Самое времязаконтролить товарища — человек, какпоказывает богатый опыт всемирнойистории войн, тварь иногда феноменальноживучая …

Подползаю.Свежеубиенный не дергается. Как упал,так и лежит. Ресницы застыли, стало быть,не притворяется. Да и как тут притворишься,с открытыми стекленеющими глазами …Но хрен их, командосов, знает, на дворедвадцать первый век, может, у нихспециальные линзы в глазах... Одной рукойупираю финку ему в кадык, другой щупаюпульс на шее. Вот теперь, товарищидорогие, можно чуть-чуть расслабиться.Этот котенок больше ссать точно не будет…

А где, кстати,второй!? Ага, вон в стороне подскуливает.Сдергиваю с себя футболку, вытираю лицо.Наскоро охлопываю тело. Интересностей— множество. Но с ними потом разберемся.Откладываю в сторону. Успеется ещерассмотреть, кого уконтрапупил. Нож,который я метал, в теле не обнаружен.Возможно, неглубоко вошел и вывалился,но, скорее всего, вообще стукнул цельрукояткой. Мы не в кино, бывает. Главнуюзадачу он выполнил, обеспечил мне пятьжизненно важных секунд... Зато нахожупистолет. Он валяется в паре метрах оттела прежнего хозяина.

Ну что же, теперьможно перейти и ко второй частиМарлезонского балета. Бреду к хнычущемутерпиле… Ноги слегка дрожат, но этонормально — тело начинает понимать, чтона пару волосков разминулось со смертью.

* * *

Алан склонилсянад ямой, но в неверном свете луны смог разглядеть на дне лишь черную кучухвороста, и то с большим трудом. Онобернулся к подчиненному, чтобы попроситьфонарик, и увидел… черное дуло наведенногопистолета. Ничего не поняв, Берковичудивленно воскликнул: “Что ты делаешь,Айвен?” Но тут же, не успел он закончитьфразу, в ответ раздался матерный рыкагента, а плечо обожгло, будто кипяткомплеснули.

Алан и сам не понял,как упал на траву. В бок и лицо тут жевпились острые щепки. На то, что происходилодальше, он регистрировал, словно из-подтолстого слоя воды. Вот из-за мусорногохолма вылетает мутная тень. Айвен и теньначинают суматошно скакать, то сталкиваясь,то чем-то тыча один в другого. Наконецоба падают на землю, но продолжаютбороться. Боль в плече нарастает ипереходит в пульсирующее дерганье. Аланповорачивает голову. По рубашкерасплывается липкое пятно, черное влунном свете. Беркович зажимает плечоцелой рукой и начинает негромко стонать.Наворачиваются слезы, но нужно терпеть.Сейчас Айвен поднимется и скажет, чтоделать. Айвен обязательно поднимется,ведь спецагент Джон Кларк непременновыходит победителем из любой схватки.Почему так кружится голова?..

Один из лежащихмедленно становится на четвереньки,стаскивает футболку, обшаривает второго,поднимается на ноги и, шатаясь, словномедведь, движется в сторону Алана.Господь Вездесущий, спаси меня и помилуй!Это не Айвен!!!

* * *

Ушастый мелок ивзъерошен. Сидит на краю ямы, зажимаяплечо. Зыркает на меня и подвывает. Чтобыпролюбить такую ситуацию и не качнутьсвежего клиента, надо быть полнымдебилом. Поэтому времени зря не теряю.Для начала дадим ему оперативныйпсевдоним. Ну… пусть будет “Жужик” …

Жужик явно в шоке,психика слабая, угрозы вгонят в ступороднозначно, и пользы не будет. Блин, рожубы вытереть, я же голый по пояс и весь вгрязи, наверное, ему вурдалаком кажусь!Херня, прорвемся. Методичка поэкспресс-допросу рекомендует использоватьштампы и прочие мемы “образа врага”.Они на подобный типаж, как ни странно,действуют лучше всего. Нет, кричать:“Превед, медвед!”, воздевая к небуокровавленные руки и облизываясь, я небуду. Клиент у нас, похоже, из янкесов(откуда в Русе возьмутся англичане ипрочие факающие иностранцы), соответственнои подход должен быть особым. Первымвспоминаю Клинта Иствуда и ору наскорчившегося подранка в стилеклассического вестерна:

— Ты кто такой,мать твою? Признавайся, иначе вышибутебе мозги!

И, пущего эффектудля, тыкаю трофейным пистолетом ему влицо. От глушителя остро пахнет сгоревшимпорохом, а это всегда впечатляет …

Жужик, походу,неплохо знаком с голливудскойкиноклассикой. Он дергается всем теломи поднимает на меня перепуганные глаза.Лишь бы не обгадился…

— Я-я, А-аланБ-бберкович! — отвечает парнишка, чутьзаикаясь. По-русски шпрехает. Этокатегорически упрощает дело.

— На кого работаешь,ну?!

— А-американскаяЛига социальных исследований! — выпаливаетЖужик.

— ЦРУ, значит, -припоминаю список полулегальныхрезидентур Киева, — ... понятно. А это кто?— спрашиваю, указывая на труп глушителем.

— Мой полевой агент,Айвен, — Алан Свет Беркович шмыгает носомточь-в-точь, как Мила Сербина. И наивнодобавляет: — Он жив?

— Не очень, — хмыкаюя, невольно скалясь в злой усмешке.Все-таки чертовски хорошо чувствоватьсебя живым...

Мальчишка непрофессионал от слова “вообще”. Ошалелот страха и боли. Морщит рожу, на которойзасыхает кровь… Отвечает на вопросымеханически, не задумываясь.