Последние полгода стали для членов клуба временем беспокойства и сильнейшего непонимания. Альянс большевиков и Ватикана, среди прочего, дававший Сталину возможность влиять на положение дел в Швейцарии — а ведь сколько трудов и денег было потрачено и 'Казной Сиона', и англосаксами, чтобы перехватить контроль над этим мировым финансовым центром, первоначально создававшимся континенталами как альтернатива Сити и Уолл-стрит, не говоря уже о выходе на старую католическую элиту Франции; альянс красных и Франко, обеспечивавший русским 'мост' в Латинскую Америку, в течение полутора столетий бывшую 'охотничьим заповедником' Великобритании и США; и, как завершающий удар — реализация старого кошмара англосаксов, союза России и Германии, пока выразившийся в 'казусе Роммеля'.
Члены клуба 'сломали немало копий', пытаясь понять суть происходящего — но внятного объяснения у них пока не было. Да, Россия всегда была не просто потенциальным фактором неопределенности, но и вероятным центром, объединяющим всех противников англосаксов и их союзников. На практике же, со второй половины XVIII века, когда русские окончательно превратили свое государство в могущественную континентальную Империю, ставшую принципиальным соперником Британской Империи, их удавалось удерживать под контролем непрямыми методами.
Блестящим успехом на этом пути стала эмоциональная 'ловля' постаревшей Екатерины II на эксцессы французской революции — хотя, по логике вещей, в Петербурге должны были прыгать до потолка от радости, поскольку выход Франции из 'Большой Игры' и сковывание европейских монархий означал свободу рук для России в отношении Османской Империи и Персии, что практически гарантировало русским положительное решение их многовековых стратегических задач на Юге. Чуть меньшим успехом стало убийство Павла I, сочетавшееся с проанглийским переворотом — тогда впервые был сорван союз континентальных Империй против Острова, имевший великолепные шансы на успех; более того, потенциальные союзники, практически не имевшие пересечений интересов, сошлись в смертельной, губительной для них обоих, схватке. Шедевром британской дипломатии стала Первая Мировая война — строго говоря, конфликт исчерпывался вопросом о принадлежности Эльзаса и Лотарингии — но, англичане сумели, действуя руками французов, австрийцев и сербов, столкнуть в схватке вовсе не имеющие между собой противоречий Российскую и Германскую Империи (называть конфликт из-за величины хлебных пошлин причиной войны стеснялись даже неукоснительно следующие линии партии советские историки В.Т.). Другое дело, что англичане не сумели правильно рассчитать силы континентальных конкурентов, как союзников, так и противников — и, поэтому, вместо извлечения выгод из излюбленной ими позиции 'смеющегося третьего' Великобритании пришлось воевать в полную силу; выгоды же из взаимного ослабления и уничтожения стратегических конкурентов извлекла Америка.
Именно тогда, оказавшись на грани потери всего могущества, накопленного за четыре столетия колониальной экспансии и пиратских походов, финансовых игр и промышленной революции, изощренных интриг и политических убийств, британская элита сделала свои ходы. Предельно рискованные ходы — но выбора у власть имущих Великобритании не было: если удержание превосходства над Германией на морях, должное спровоцировать ее на преимущественные действия на суше, сопряженные с выводом из 'Большой Игры' Франции и нанесения неприемлемого ущерба России — как всегда, коварный Альбион уничтожал союзников руками противника и противника — руками союзников — известные как 'дредноутная гонка', обошлись в 50 млн. фунтов стерлингов, то общие расходы Великобритании на Первую Мировую войну превысили 11 миллиардов фунтов стерлингов. При довоенном золотом обеспечинии фунта стерлингов, превышавшем 7 г золота, золотой эквивалент расходов на Великую войну превысил 80,5 тысяч тонн золота. Один государственный долг превысил 8 миллиардов фунтов — в золоте это превышало 58,5 тысяч тонн. Это были неоплатные долги — даже для Британии; их не могли компенсировать никакие территориальные приобретения, полученные в Версале. Одно обслуживаниегосударственного долга после Первой Мировой войны обходилось в 40% бюджета страны. Поэтому британская элита встала перед дилеммой: или стать сателлитом своей же бывшей колонии, или загнать кредитора в гроб, благо в этом случае востребовать долги было бы некому.
Со свойственным англичанам изяществом игра была выстроена в два уровня. Первым уровнем 'Большой Игры', согласованным в рамках клуба 'Круглый стол', было подавление всех элит, не имевших счастья быть англосаксами — с последующим разделом мира между элитами Великобритании и США. Второй уровень был спланирован в расчете на различия типов экономик: если экономика США относилась к экономикам открытого типа, то экономика Британской Империи, благодаря реализации идей Джозефа Чемберлена, все больше становилась экономикой промежуточного типа между открытой и закрытой; экономика же Германии была закрытой, японская явно тяготела к закрытости. Общая идея была элегантна — если Германия вытеснит Америку с европейских рынков путем военного захвата, а Япония сумеет проделать то же в Китае, то, при том условии, что интересы Британии не будут затронуты агрессорами, США попадали в экономическую изоляцию, лишаясь рынков сбыта своих товаров, и, что не менее важно, возможностей 'экспорта инфляции' в Европу и Азию, которые были изрядным подспорьем для американской экономики после отмены Великобританией 'золотого стандарта' фунта стерлингов.
Когда выяснилось, что американцы далеко не так простодушны, как казалось на первый взгляд — и, в свою очередь, прилагают все усилия для того, чтобы использовать нацистов в качестве тарана, сокрушающего британское влияние в Европе — останавливать разогнавшийся грузовик было поздно, можно было только попытаться канализировать немецкую агрессию в безопасном для Британии направлении. Похожие попытки англичане предпринимали и на Дальнем Востоке. Вершиной этих усилий стал Мюнхенский договор в Европе и пакт 'Арита-Крейги' — в Азии.
Уникальный шанс на реванш, представившийся им благодаря невидимому противостоянию англичан и американцев, попытались использовать немецкие промышленники — и, надо заметить, не без успеха, во всяком случае, на первом этапе.
Это Энтони Ротшильду и Эрнесту Оппенгеймеру было понятно — опытнейшие мастера 'Большой Игры', поколениями определявшие судьбы Европы и всего мира, вели свои партии, добиваясь успехов и терпя поражения; но, внятно объяснить успехи русских, никогда не замеченных в игре гроссмейстерского уровня, было невозможно!
Оставалось одно — пока отступить под натиском превосходящих сил врага, и, готовить реванш, помня принцип 'Британия проигрывала сражения — но не войны!'
Послесловие 2
Тем временем в уютном кабинете на Даунинг-стрит в неярком свете настольной лампы вился дымок сигар и отливал медовым янтарем коньяк в бокалах. И, конечно, шла неторопливая беседа.
— Вы полагаете, что успехи русских объясняются помощью их потомков — барон Ротшильд вслух проговаривал свои мысли — за несколько десятилетий информация о негласных договоренностях джентльменов могла просочиться — или, немалая ее часть — и именно этим объясняется безукоризненная игра мистера Сталина. Нет его гениальности в 'Большой Игре' — есть точное знание слабых мест противников и союзников.
— Я бы не стал недооценивать господина Сталина — мягко укорил собеседника сэр Уинстон — суметь разыграть свои козыри в такой игре может только в высшей степени незаурядная личность. А суметь разыграть их с таким уровнем эффективности может только истинный виртуоз Игры.
— Благодарю Вас за добрый совет, сэр Уинстон — поблагодарил премьера Виктор Ротшильд — Вы абсолютно правы, противники мистера Сталина, имевшие неосторожность недооценить его, имели возможность горько пожалеть о допущенной ошибке.
— Всегда к Вашим услугам, господин барон — устало улыбнулся Черчилль. Но, сейчас, нам надо попытаться понять, чего добивается милейший мистер Сталин. Каковы Ваши мнения, джентльмены?
— Полагаю, возможны следующие варианты — высказался шеф разведки.
— Первое. Опубликование всех, известных красным, компрометирующих материалов. Британия немедленно сваливается в тяжелейший политический кризис, усугубленный случившимся сегодня несчастьем с Его Величеством. Если учесть тот факт, что наша экономика удерживается на грани коллапса исключительно благодаря помощи 'кузенов', то потеря управления гарантированно приведет к краху. Собственно, мы окажемся в положении, весьма напоминающем положение России весной и летом 1917 года. Да, 'кузены' совершенно не заинтересованы в красной Великобритании, поэтому мы сможем рассчитывать на их действенную помощь — единственно, каков будет предъявленный ими счет?
Премьер-министр и барон Ротшильд молчаливо выразили свое согласие с генерал-майором Мензисом — действительно, все вышеперечисленное было более чем реально; да, за помощь американцев пришлось бы рассчитываться превращением Великобритании в протекторат США.
— Закономерен вопрос, джентльмены — на что может рассчитывать мистер Сталин в случае реализации этого варианта? — продолжил свой анализ сэр Стюарт.
— Мне видятся следующие выгоды — во-первых, резко ослабевает контроль за освобожденными нами и 'кузенами' территориями Западной Европы: на контролируемых Королевской армией практически до нуля, американцами — очень резко; таким образом, мистер Сталин может существенно увеличить свою сферу влияния в Европе; во-вторых, заметно усиливаются его позиции на послевоенной мирной конференции, поскольку легитимность британской делегации можно будет поставить под вопрос, не говоря уже о том, что ресурсы союзников в критический момент будут скованы у нас; в-третьих, русские вынудят американцев затратить значительные ресурсы на стабилизацию положения в Британии. Это хороший для нас вариант — если удастся избежать смены политической системы, что не исключено.
— Минусы этого сценария заключаются в том, что по его результатам англосаксонский мир становится единым целым, полностью контролируемым американцами — следовательно, дальнейшая игра на наших противоречиях становится невозможна для русских. Конечно, сочтет ли маршал Сталин пусть существенные, но разовые, выгоды достаточной компенсацией за долгосрочное ухудшение своих позиций, неизвестно — но, маловероятно, чтобы он этого не учел.
— Второе. Получение в обмен на компрометирующие материалы массированной экономической и технологической помощи, столь необходимой сейчас России. Здесь все очевидно — такая помощь будет охотно оказана, поскольку поддержание стабильности обойдется намного дороже. Правда, тут неизбежно возникает вопрос — будет ли она оказана в масштабах, кардинально меняющих ситуацию? Полагаю, что нет — это заведомо невыгодно ни нам, ни 'кузенам'. Соответственно, мистер Сталин получает умеренные выгоды, ничем не рискуя.
— Третье. Милейший маршал попытается сыграть с нами в ту же игру, в которую он успешно сыграл с Ватиканом и немцами. Проще говоря, он предложит нам отдать часть ему — или, отдать все янки.
Здесь можно только предполагать, что он может вкладывать в понятие 'отдать часть' — поскольку буквальное повторение католического и германского трюков явно невозможно, разрыв союза Великобритании и США немыслим.
Сэр Стюарт замолчал, глядя на собеседников.
— Исходя из наших возможностей, это может быть либо доля в торговле Европы с колониями, — сэр Уинстон сделал паузу, чтобы наиболее эффектно использовать 'пас', переданный ему разведчиком — Черчилль еще не забыл полученного в молодости опыта игры в поло (было в РеИ — лейтенант Черчилль играл в конное поло В.Т.) — либо получить долю в том, где мы наиболее сильны — операциях с драгоценными металлами и камнями.
Барон Виктор Ротшильд был смелым и умным человеком, обладавшим сильной волей — но, сейчас глядя на его лицо, даже ребенок мог бы сказать, что аристократ от финансов не верит своим ушам. Черчилль и Мензис терпеливо ждали , пока он справится с шоком — впрочем, вполне понятным и извинительным, в особенности, для формального главы 'золотой' династии.
— Вы полагаете, что господин Сталин выстраивает ситуацию в расчете на то, что мы окажемся перед выбором: либо ситуация, напоминающая ту, в которой оказались и мы, и французы во время прошлой Великой войны, когда приходилось распродавать вложения, сделанные в США за полвека, чтобы оплатить поставки 'кузенов'; либо принять его предложение — к чести барона, он не стал размениваться на бессмысленные восклицания вроде 'Этого не может быть, потому что этого не может быть никогда!' или 'Это возмутительная наглость Красного Чингисхана!' — а занялся поиском выхода из положения, в которое сейчас попала верхушка Великобритании.
— Вы абсолютно правильно поняли мою мысль — согласился премьер. Скажу больше — сейчас нам предстоит маневрировать между красными и 'кузенами', чтобы сохранить Британию в ряду великих держав. Кстати, права на ошибку у нас больше нет.
Мензис и Ротшильд хмуро промолчали — Черчилль высказался более чем откровенно, ясно выразив свои намерения: британской элите предстоял новый тур смертельно опасных маневров во имя спасения Империи, но, в отличие от 20-х — 30-х годов, сейчас права на повторение ошибок Макдональда и Чемберлена, сделавших ставку на изощренное искусство интриги, не подкрепленное авторитетом Королевского Флота и возможностями фунта стерлингов, не было. Только что премьер-министр недвусмысленно сказал, что 'дешевой империалистической политики' больше не будет — более того, как и после краха Франции, он готов идти до конца, в прямом и переносном плане сжигая корабли (намек на операцию 'Катапульта' — атаку британского флота французских кораблей, нарушающую все юридические нормы и принятые 'правила игры' В.Т.). Конечно, в своих устремлениях потомок герцогов Мальборо был не одинок — собственно, его и выдвинула на пост премьера в самый критический для Британской Империи момент та часть английской элиты, которая была до конца отстаивать великодержавный статус Империи — но, сейчас, они присутствовали при объявлении Черчиллем негласной войны двум державам, ставшим хозяевами мира по итогам новой Великой войны. Англии предстояло сталкивать пока еще союзников между собой, заключая с ними тайные и явные альянсы ради достижения поставленной цели.
— Хорошо, сэр Уинстон — негромко сказал барон, которого совершенно не радовала перспектива оказаться младшим партнером Рокфеллеров — а в случае реализации первого из указанных сэром Стюартом сценариев расплачиваться с американцами предстояло не только нефтяными месторождениями Персидского залива, но и золотыми и алмазными приисками Южной Африки, это было очевидно. Красные, в этом случае, имели перед янки одно несомненное в глазах англичан преимущество — у них не было флота, необходимого для контролля юга Африки; и в ближайшие 20-30 лет не будет. Выстраивание же практически всемирной золотой монополии позволяло не просто извлекать сверхприбыли, но и, со временем, постепенно ослаблять положение доллара в качестве мировой резервной валюты, усиливаяпозиции фунта — несомненно, в рублевую зону попасть не удастся, но удержание зоны фунта стерлингов в этом случае представлялось вполне возможным делом.
