Долгая заря Ивана Ефремова

Родис, бесстрастная и неподвижная, выслушала Председателя. Тот замолчал, рассчитывая на ответное слово, но Родис продолжала хранить молчание. Молчали и остальные земляне.

Наконец Фай решила, что время на паузы истекло.

— Я многому научилась на вашей планете, — сказала она без аффектации, — и теперь понимаю, как может лгать человек, принужденный страхом. Но почему лжет тот, кто облечен властью, силой, что дает ему вся пирамида человечества Ян-Ях, на вершине которой он стоит? Зачем? Или вся система вашей жизни так пронизана страхом, что даже владыки находятся под его гнётом?

Чойо Чагас отступил на шаг, побледнев, и, растянув плотно сжатые губы, процедил:

— Я не понимаю... Как вы смеете? Кто дал вам право оскорблять меня подозрением во лжи? Вы даже не удосужились выслушать до конца. Вот он весь ваш гуманизм! Не удивлюсь, когда узнаю, что вы уже скомандовали стереть с лица Чжиху Чжонси.

— Вы ошибаетесь, я ещё не успела отдать такой приказ. — Фай Родис на мгновение задумалась. — И не в наших правилах... Но в случае необходимости, моя рука не дрогнет! А сейчас рассказывайте! Что вы хотите нам сообщить?

— По сообщениям лиц ответственных за эвакуацию ваших товарищей, наш самолёт, высланный за ними по прибытии в Кин-Нан-Тэ, обнаружил только отдельные фрагменты тел и вот эти консервные банки. — Чагас ткнул пальцем в сторону ближайшего робота. — Предварительная версия следствия такова: — на них напали несколько тысяч 'оскорбителей двух благ'. Эти дикари разбежались, едва услышали шум двигателей самолёта.

И ещё. Квадрат где произошло несчастье был подвергнут бомбардировке. Всё, что осталось мои люди собрали, и сейчас я с прискорбием передаю всё это вам. Прошу принять мои искренние соболезнования...

Чагас небрежно задел ногой коричневую девятиножку, — слышать при этом обвинения во лжи... — Чагас возмущённо встряхнул головой. — Объяснитесь всё-таки!

— Возможно, вы Председатель сами стали жертвой обмана, — начала Фай тем же ровным твёрдым тоном. — Вы заверили меня, что самолет для спасения наших товарищей послан, уверяя при этом, что ваши приказы исполняются неуклонно. На второе обращение вы ответили, будто самолеты задержаны бурей. Невежество в планетографии Ян-Ях заставило меня поверить, но Гэн Атал и Тор Лик обследовали атмосферу, разгадали обман и успели перед гибелью предупредить нас.

По другим сведениям известно, что наши товарищи подверглись обстрелу из тяжёлого стрелкового оружия. С ваших же слов, 'оскорбители' не имеют огнестрельного оружия. Значит, убили наших друзей ваши люди.

Лицо Чойо Чагаса исказилось. Он крикнул фальцетом на весь зал:

— Ген Ши!

— Слушаю, О, Великий! — произнёс Ген Ши и застыл в ожидании.

— Я приказываю! Немедленно выяснить, кто вел самолеты, кто сообщил про бурю и кто стрелял по гостям. Да! Кто командовал всей операцией тоже. Всех сюда! Янгара — первым, что-то мне кажется, что он слишком долго занимает свой пост.

— Прошу вас, тончжи Чагас! — Фай Родис склонила голову. — Не нужно больше жертв. Ваши стражи убили много людей в городе Кин-Нан-Тэ, а мы, — голос Родис дрогнул, — потеряли близких.

— Виновные должны получить по заслугам! Безнаказанность порождает вседозволенность. Странно, что вы, не зная элементарных правил управления, берётесь руководить людьми. Все замешанные предстанут перед судом и будут сурово наказаны. Давно у нас не вешали публично.

Земляне стояли, поражённые услышанным. Такой скорой расправы они не ожидали.

— Мне хотелось бы задать вам несколько вопросов, — обратился Чойо Чагас к Фай Родис. — Будете ли вы после полученного урока стремиться в удаленные области планеты?

— Нет. Эта экскурсия вызвана исключительно личными программами исследований наших товарищей. Целью был поиск и осмотр первобытной природы Ян-Ях и древних городов планеты.

— Что ж, они всё увидели!

— Опасность пришла не из природы и не от развалин. Пусть конкретные исполнители пока не установлены, но это явно порождение общества, построенного на угнетении.

— О каком угнетении вы говорите? У нас на планете, по крайней мере, в городах все счастливы и довольны и жизнью, и смертью.

— Об угнетении жалкой кучкой высших сановников всего остального населения. Так называемое 'счастье' это всего лишь ваши иллюзии, вы не знаете общества, в котором живёте и которым управляете, поскольку отгорожены от него стеной 'лиловой' охраны и армией сановников поставляющей лишь ту информацию, что придётся вам 'по вкусу'.

— Выдумка! Когда ресурсы планеты истощены до предела, каждый человек должен испытывать счастье, принося пользу обществу там, куда его направит воля Владык.

21 октября 1964 года. Москва. Квартира Ефремовых

Настойчивый стук в дверь застал Тасю за перепечатыванием очередных коррективов в многострадальную 'Дальнюю Зарю'. 'Почему не звонок' — подумала она, выходя к дверям.

Оказалось, что Ивану Антоновичу стало плохо у самого подъезда, и он присел на скамейку. По счастью, как раз в это время навестить Ефремова собрался его старый друг и верный ученик Петя Чудинов. Он практически дотащил занемогшего писателя до дверей, но нажимать кнопку звонка, удерживая крупное тело писателя, было неудобно.

Вдвоём с Тасей они уложили Ивана Антоновича, заставили выпить нужные пилюли.

— Я тогда завтра зайду, пусть Иван Антонович отлежится. — Откланялся Чудинов и уже на пороге добавил. — Тасенька, передайте, пожалуйста, что я заходил, что нужна его помощь по энциклопедии палеонтологии... Он должен помнить.

К вечеру Ефремов справился с приступом и даже начал распевать 'Варяга'.

— Ванечка, что у тебя в издательстве произошло? — Тася знала, что если звучит 'Врагу не сдаё-отся наш гордый 'Варяг...', то судьба опять подставила подножку.

— Зорин, сучонок, — странно слышать из уст Ивана Антоновича непечатную лексику. — Заявил сегодня, что 'Долгую Зарю' откладывают в дальний ящик. Что вообще, не известно будет ли печататься, что слишком острая книга получилась.

— Ваня, милый, это конечно очень плохо, но так тоже нельзя! — Таисия провела тыльной стороной ладони по щетинистой щеке любимого. — Ты же так и умереть можешь. И кто тогда будет издавать? А чтобы издать, мы что-нибудь придумаем. В крайнем случае, отдадим иностранцам.

— Нет! На это я пойти не могу. — Твёрдо, как камнем припечатал, заявил Ефремов. — Час от часу не легче. Сначала этот Зорин, теперь родная жена. Это же натуральное предательство!

— Ладно, ладно, — не стала настаивать Тася. — А давай название поменяем. Может тогда дело пойдёт легче? Мне кажется, 'Долгая Заря' как-то безлико...

— Мысль не плохая, — задумался Ефремов. — Надо подумать. Ему почему-то вспомнился вечер, завершающий славную монгольскую экспедицию. Ночь грандиозной пьянки и сетования проводника-монгола. И эти странные экзотические названия интервалов времени. Год Змеи, Месяц Тигра, Час Быка...

— Есть! — воскликнул он. — Пусть будет 'Час Быка'. Самый тёмный час ночи. Время демонов!

20. ЖЕСТОКИЕ ПЕРЕУЛКИ

30 ноября 1965 года. Москва. Старая площадь. Центральный аппарат ЦК КПСС. Михаил Суслов и Пётр Демичев

Михаила Андреевича Суслова беспокоили новости, приходившие из Китая. Стареющий Мао чувствовал, что дни его сочтены, но не хотел покидать трон 'Красного Кормчего'. Природная интуиция подсказывала ему, что в его ближайшем кругу зреет заговор. Пример Хрущёва, похоже, не нравился старому властолюбцу. Третий год Мао воюет с собственной партией, пока с переменным успехом. Опыт фракционной борьбы говорил, что долго так продолжаться не может. Нарыв должен быть вскрыт, и документы последнего пленума ЦК КПК указывали именно на это. В свете того, что Мао постоянно подчёркивал верность идеям коммунизма, следовало усилить идеологическую работу на этом направлении. Вчера по телетайпу прямо из Пекина Суслову доставили перевод статьи 'Жэньминь жибао' о ревизионизме среди творческой интеллигенции. Статья очень не понравилась главному советскому идеологу. В ней он почувствовал дух конкуренции. Тут же заработал мозг опытного аппаратчика. На память пришла старая, почти забытая, идея рекламы советского прочтения коммунистической идеи через художественное произведение. После XII Съезда события понеслись вскач и стало не до литературы. Сегодня он решил проверить, чем же закончилась его тогдашняя, забытая инициатива. С самого утра он попросил пригласить к нему в кабинет Демичева, заведующего всем Агитпропом в стране.

— Пётр Нилович, как ты расцениваешь события в Китае? — после короткого приветствия Суслов взял с места в карьер. — Читал статью по вчерашнему пленуму?

— А как же, — слукавил заведующий Агитпропом. Перевод ему принесли пять минут назад, и прочесть он успел только заголовок. — Мао что-то готовит, пакость какую-то. Опять, наверное, 'большой скачок' в сторону. Бедные китаёзы...

— В свете того, что в Лобноре год назад взорвали Бомбу, бедными могут оказаться не только китайцы. — Нахмурился Суслов. — Кроме того Мао активно работает на международной арене, рекламируя свою версию марксизма.

— Вот это полная чепуха! — перебил начальника Демичев. — Что он может рекламировать? Войну с воробьями? Голод и нищету? Одно слово — чепуха!

— Ты бы сбавил обороты, Пётр Нилыч, — поморщился Суслов. Это мы знаем, про голод, а Мао ведь будет рассказывать о победах, о настоящем коммунизме для бедных. В странах третьего мира он наверняка встретит понимание.

Суслов прошёлся вдоль кабинета, как будто что-то вспоминая.

— Пётр Нилыч, а помнишь в 1961 году, Никита собирался коммунизм построить за двадцать лет? — Вдруг огорошил он Демичева. — Мы все тогда, как наскипидаренные крутились.

— Помню, как не помнить. После полёта Гагарина даже мне показалось, что коммунизм не за горами.

— Прочёл я тогда одну книжку. Там как раз много китайского антуража... — Суслов опять глубоко задумался. — Так вот. Автор в этой книжке сталкивает два общества коммунистическое, как его у нас принято представлять и олигархически-тоталитарное, автор уверял, что это помесь китайского с американским.

— Олигархически? — переспросил Демичев. — Китайское с американским?

— Не важно. Не в этом суть. Я тогда дал команду, чтобы к съезду роман напечатали, но там оказалось столько идеологически неверного, что автору намекнули, что так писать не надо. Он решил полностью всё переписать и затянул с этим. А потом понеслось... Не до книжек стало.

— А автор кто? Уж не Ефремов ли, что 'Туманность Андромеды' написал?

— Он самый. Ты 'Туманность...' читал? — удивился Суслов.

— Я тогда ещё Московским обкомом командовал. Кто-то из сотрудников посоветовал. Я всё не одолел, тяжело написана, да и времени не было. Но в целом мысль уловил.

— Вот и прекрасно! Значит ты в курсе. — Обрадовался Суслов. — Главлит тряхни, чтобы они с этого Ефремова всё-таки роман получили. Столько времени прошло, пять романов можно написать.

1 декабря 1965 года. Московская область, Дом творчества 'Малеевка'. Иван Ефремов, Спартак Никаноров и Побиск Кузнецов

К Ивану Антоновичу, отдыхавшему в Доме творчества Союза писателей СССР, в первый день зимы нагрянули гости. Старые знакомые Ефремова, гиганты мысли и отцы советской философии, Побиск Георгиевич Кузнецов и Спартак Петрович Никаноров. Ефремову всегда доставляло удовольствие общаться с ними. Дом творчества с его роскошным зимним садом подходил для интеллектуальной беседы более чем.

Разговор продолжался уже пару часов. Гранёные стаканы с остатками холодного чая были отставлены под жёсткие листы фикусов зимнего сада. Разгорячённые дискуссией учёные размахивали руками и бегали среди кадок с фикусами.

— Никакие научные открытия, этические учения, политические идеи не могут быть осуществлены без совершенствования организационных механизмов.— Рубил воздух ладонью Никаноров. — Это — именно тот узел, в котором сходятся все нити жизни...

Он не успел договорить. В оранжерею вошла Таисия Ефремова, нашла глазами мужа и подошла к друзьям.

— Ваня, тебя к телефону просят. Из Главлита. Со мной разговаривать не стали, по голосу вроде бы сам Романов.

— Хорошо, пойдём, — вздохнул Ефремов и повернулся к друзьям. — Нельзя заставлять ждать таких выдающихся людей. Думаю, что это ненадолго. Вы тут без меня далеко в замыслы не залетайте. Мне кажется, мы затронули очень интересную тему.

Торманс. Сады Цоам. Дворец Совета Четырёх. Фай Родис и Чеди Даан

В апартаментах Фай Родис стояла духота. Всё-таки хоть комната и была больше каморок, где жили остальные участники экспедиции, но её объёма всё равно не хватало для собравшихся четырёх человек. Единственная радость, -Эвиза наконец-то разрешила снять скафандры.

После гибели товарищей и последовавшей изоляции во дворце Совета, все намеченные планы полетели к чертям. Чагас обещал обеспечить безопасность оставшимся землянам только на территории Садов Цоам.

— Вы не понимаете всю степень риска, какому подвергаете нашу планету, — резко бросил Чагас перед самым уходом. — Вас ненавидит вся Ян-Ях! Чем быстрее вы уберётесь отсюда, тем вам же лучше будет.

После возвращения с аудиенции с Председателем Чагосом земляне долго сидели молча. Ни у кого в голове не укладывалась мысль, что больше они никогда не посмеются над шутками весельчака Гэнки, не побеседуют с Тором, не обнимут Тиви... Когда мысль об утрате достигла сознания, женщины не смогли сдержать слёз. Обнявшись, они рыдали в три голоса. Вир Норин, не плакал, но сердце его разрывалось от горя. Он обхватил всех трёх девушек и тихим низким басом запел что-то древнее и печальное. В мелодии слышалась тоска измождённых рабов с рисовых плантаций и рудников. Наверное, это пробуждались под воздействием эмоций глубинные пласты родовой памяти.

Наконец рыдания перешли в судорожные всхлипы и потихоньку стихли. Фай первая, как и положено начальству, взяла себя в руки. Она освободилась из объятий Вира, встряхнула головой, прогоняя морок эмоций, вздохнула глубоко и поднялась, выпрямившись во весь рост.

— Всё! Хватит! Наших друзей не вернуть... Давайте подумаем, что теперь делать. Я знаю, что Гриф скажет, чтобы мы немедленно возвращались на корабль...

— Как возвращались? — подняла покрасневшие от слёз глаза Чеди Даан. — Но я ещё даже не начинала. У меня целая серия социалки... Как же так?

— Чеди, милая, тебе придётся смириться с мыслью о том, что не все планы сбываются, что случаются в жизни обстоятельства, преодолеть которые вне наших сил. В этот раз я вынуждена принять сторону Грифа. Если мы потеряем ещё и тебя...

— Со мной ничего не случится! — упрямо заявила Чеди. — Я очень хорошо усвоила язык и культуру аборигенов! Никто не сможет узнать во мне женщину с другой планеты. Вот смотрите!

Она выскочила из комнаты Фай, чтобы через пару минут вернуться в совершенно преображённом виде.

Сквозь блузку стального цвета слегка проглядывало тело, стройные ножки скрыты чёрными широкими штанинами свободных брюк, серебряные украшения в ушах гармонично дополняют ансамбль. Волнуясь, Чеди забыла про парик, и только, вбежав в апартаменты главы экспедиции, вспомнила, что волосы — важнейшая деталь внешнего образа девушки на планете.