Мы - люди! (общий файл)

В Столице пошли ещё дальше: время бодрствования поделили на десять частей и сигналили об истечении этих 'часов' числом ударов. В 'ночное' время сигналы, правда, не подавались. Гребешок очень гордился таким нововведением и прогрессом. Потому, что 'очень удобно знать, сколько рабочего времени уже прошло и сколько осталось!' Ну, а этой бригаде плотников сигналы шабашить, обедать и отходить ко сну подавал её руководитель, руководствуясь, видимо, внутренними, биологическими часами.

Спать репторы предпочитают на специальном, невысоком насесте из толстой жердины. Вцепляются в неё когтистыми ногами и дремлют. Держатся очень крепко, даже в глубоком сне. 'Рухнуть с насеста', это у них эвфемизм, означающий 'умереть'. А за неимением насеста, взбираются на дерево и выбирают подходящую ветку. Или, просто умащиваются сидя на земле, поджав под себя ноги. Это считается неудобным. Поэтому, поговорка: 'У него дома даже насеста нет!' — критерий крайней бедности.

Так вот, после окончания постройки помоста, репторы подогнали с десяток тягловых животных, вроде тех, с которыми мы уже были знакомы, опутали под моим руководством многострадальный ПО-4 толстыми верёвками и втащили птичку на этот плот на болоте. Конечно, тот немного погрузился в почву, но вонючая жижа поверх всё же не выступила. Вся эта процедура заняла меньше суток по нашему счёту, конечно, с перерывами на артельные перекусоны и отдых. Затем Маруся запустила гидравлику шасси, челнок встал на колёса и мы получили возможность осмотреть днище и очистить нижние дюзы от грязи.

И, похоже, нам скоро предстоит принять участие в турнире, который готовят Гребешок и Пёстрый!

* * *

Подполковник Гюнтер Сколик.

Сообщение вахтенного в рубке разбудило меня за полчаса до официального подъёма.

— Командир, наблюдаю активность в районе портала! — и не успел я среагировать, как его голос перекрыла трансляция с 'Алебарды':

— Боевая тревога!

Оказываюсь в рубке секунд через тридцать, на лету застёгивая молнию куртки. Тревога, ни тревога, а командир должен быть примером для подчинённых, по крайней мере, в плане соблюдения формы одежды. Операторы уже на местах, принимают целеуказания с флагмана. Наша цель — ближайший 'пончик', это судно условного противника. Почему их так назвали русские — выше моего разумения, плохо ещё язык знаю. Я бы назвал 'торами'. Вахтенный уступает мне ложемент, и я просматриваю на дисплее хронику последней минуты:

Только вышедший из-за горизонта планеты портал вдруг обозначился на радиолокаторе и выплюнул в пространство нечто маломерное, скорее, не более десятка метров. Торы, тем не менее, тут же изменили конфигурацию в пространстве и, похоже нацелились на пришельца, покинули свои орбиты и пошли на сближение с ним. Новоприбывший выдал серию радиопакетов, однако не на частоте межрасового общения. Расшифровке они не поддались. Торы же ответили ему на 'эсперанто' и на привычной частоте, и их сообщения, конечно, отлично декодировались. Они потребовали от него покинуть Систему, угрожая применением силы. Тот, однако, не послушался и продолжил свою трансляцию, на что торы обиделись и заявили, что попытки вмешательства в их программное обеспечение они отвергают и откроют огонь через 27 секунд. Это возымело... Пришелец сообщил, что подчиняется, развернулся и направился к порталу, одновременно передав на межрасовой частоте:

'Двум неопознанным судам — ждать...' Что ещё он хотел сказать — осталось неизвестным, поскольку 'сторожа' вдруг синхронно атаковали его... в спину. Какое оружие они применили, я не понял, а комп не смог идентифицировать. Но в оптике на месте судна возникла яркая вспышка. Тут же поступил приказ адмирала:

— Атака целей по схеме номер три! Полная мощность, огонь!

Это значило удар лазерами и без перерыва антипротонниками.

— Огонь! — продублировал я, и 'Меч' содрогнулся. Наша цель тоже на мгновение вспыхнула, а затем проявилась в оптике в виде бесформенной вращающейся и газящей массы, окружённой облаком быстро разлетающихся во все стороны фрагментов. На аккуратный тор она больше не была похожа. Может, на неведомый пончик? Не хуже обстояли дела и у канониров 'Алебарды': их две цели тоже надёжно 'распаялись'. Хотя, кто их знает? Вдруг, они могут восстанавливаться? Как бы в подтверждение моих мыслей по связи снова прорезался голос адмирала:

— Гюнтер? Отбой боевой тревоги.

— Принято!

— Хорошо стрелял! Благодарность экипажу. Присматривай пока за этими головёшками, дожигай, если активируются. А мы слетаем к пострадавшему. Вдруг, что-нибудь уцелело? И портал помониторим, там ведь ещё один клиент в коллекторе!

— Есть, командир, спасибо! — ответил я, одновременно пытаясь рассмотреть в оптике, то, что осталось от неудачливого визитёра. Ничего не удалось, слишком далеко, однако на локаторе он отмечался, как и раньше. Явно потерял управление, поскольку довольно быстро удалялся по прямой, уже миновав портал. Это, ведь он нам сказал 'ждать', сам собираясь лететь за помощью! А эти сбрендившие роботы... Отвлёкшись на новую цель, про нас они, видимо, забыли или посчитали всё ещё разоружёнными. Кроме того, им нужно время на разворот. Во всяком случае, благодаря этому инциденту, мы снова получили свободу действий и теперь можем вытащить с планеты Володю и девчат. Как там они?

* * *

Василий Кондратенко.

Проанализировав картину боя, Маруся сообщила, что гостю не хватило трёх секунд, чтобы набрать необходимую скорость и уйти в портал. Динамика поразительная! Или в нём тоже нет живых? Удар 'бубликов' прервал процедуру, и теперь судно летело в пространстве, вдобавок медленно вращаясь. Догнали мы его через три часа полёта. Это оказалось нечто, вроде скутера по размерам. При нашем приближении оказалось, что он непрерывно издаёт призывы о помощи на 'эсперанто', но сигнал очень слабый, слышно только вблизи — передатчик почти сдох или антенны сгорели. На наши попытки связаться реакции не последовало.

— Что думаешь, тёзка? — обратился я к Стрижакову, руководившему сближением.

— Предполагаю послать людей для осмотра и попытки проникнуть внутрь.

— А, если это не удастся?

— Кажется, по размерам он войдёт в трюм, нужно в этом убедиться... тогда можно его принять на борт и спокойно работать уже при атмосферном давлении.

— Одобряю, действуй!

— Разрешите самому возглавить группу?

— Разрешаю, осторожней там!

— Есть, осторожней!

Похоже, подполковник засиделся, ничего, пускай разомнётся. Вскоре на обзорном дисплее рядом с цилиндрическим скутером появилась аварийная команда, а в динамиках пошёл её радиообмен. Маруся увеличила объект до размеров экрана, и на обоих судах можно было наблюдать, как чётко и слаженно работали люди, повинуясь командам Стрижакова. Можно было подумать, что такой казус — просто рутинная миссия. Я не вмешивался: мелочный контроль, это лишнее. Поступило сообщение, что аварийный скутер с запасом входит в створки люка холодного трюма 'Алебарды', и через двадцать минут мы приняли его на борт, вместе с командой спасателей. Я тоже направился в трюм. Половину его объёма занимал объект. Обожжённый неведомым оружием 'Пончиков', однако, совершенно не радиоактивный, что радовало. Члены спасательной команды, ещё не успевшие снять скафы и подоспевший на помощь экипаж крепили этот неожиданный груз. Стрижаков руководил группой пытавшейся открыть прямоугольный входной люк. Люк не поддавался.

— Может, лазером его, командир? — спросил кто-то. Стрижаков не успел ответить, потому, что в этот момент скутер подал признаки жизни. Раздалось негромкое шипение, и крышка люка сама сдвинулась в своих пазах.

— Задержать дыхание! — гаркнул я, — закрыть скафы! Кто без скафа -покинуть трюм!

И спешно выполнил собственный приказ, вместе с пятью другими членами экипажа. Оказавшись в коридоре, я снова связался со Стрижаковым:

— Василий Александрович!

— На связи!

— На тебе состав атмосферы чужака и микробиология.

— Принято! Атмосферу уже проверяем, но нужна биологическая экспресс-лаборатория.

— Сейчас доставим... Бауэр! — но ответ доктора звучит не по трансляции, а из-за спины. Облачённый в скаф, Володя Бауэр предвосхитил события и уже тут с портативным анализатором в чемодане.

— Здесь, генерал! Разрешите пройти в трюм?

— Минуту, доктор! Маруся, подними давление в коридоре, чтобы...

— Принято! Ждите тридцать секунд.

Ощутимо давит на уши, Маруся подкачивает воздух, дабы возможные патогены из воздуха трюма не проникли в коридор и атмосферу 'Алебарды'.

— Готово, Мастер! Открывайте, подкачку продолжаю!

Приоткрываю люк, и Бауэр ловко проскальзывает в трюм. Люк захлопнут, теперь только ждать.

* * *

Владимир Петрухин.

На главной площади деревни, где проживал оказавшийся местным феодалом Пёстрый, выгородили круг метров десять в диаметре. Вбили полутораметровые колья и повесили 'канаты' из местных лиан. Переводчик назвал это место почему-то старинным словом 'ристалище'. На крыльце баронского дома, под навесом на капитальных насестах расположились именитые гости. И почётные, то есть я со своим экипажем. Но для нас насесты доработали, добавив по одной параллельной жерди: не больно удобно и спинок не предусмотрено, но сидеть можно. Остальная, менее почётная публика окружила ринг по периметру, оставив, однако, свободный проход со стороны 'трибуны'. В этот проход выходили бойцы, чтобы помахать оружием, размяться и покрасоваться перед выходом на ристалище. Но это позже, сначала на ринге произошла эпическая битва простолюдинов, которую распорядитель — тот же Пёстрый — анонсировал со своего насеста, как 'крестьянскую драку'.

На арену вышло около десятка репторов в толстых, 'защитных', как я догадался, попонах, и под рёв толпы принялись мутузить друг друга короткими суковатыми палками. У некоторых, особо искусных, их было по две. Я не сразу догадался, что эта, с виду беспорядочная драка подчинялась правилам: по головам не били, молотили друг друга только по корпусу, аж пыль летела! А когда одному неудачнику случайно досталось по затылку, и он рухнул, как подкошенный, то бой сразу остановился. Пострадавшего доброхоты или специально назначенные собрались вынести с ринга в сторонку и оказать ему помощь, но травмированный сам встал на ноги, подобрал свою дубинку и, потрясая ею, судя по всему, вознамерился продолжить бой. Хотя на ногах стоял нетвёрдо. Однако, подчинился приказу Пёстрого, пролез под верёвками, едва не растянувшись на земле и направился к трибуне. Там его ждала награда за доблесть — возможность досмотреть соревнования, сидя на жерди, совсем недалеко от барона. Всё это под одобрительный и сочувствующий рёв публики. Тут уж приходилось догадываться: автопереводчик выхватывал из шума только отдельные слова. Крепки у репторов головы!

Затем бой продолжился и длился ещё минут пять, до тех пор, пока бойцы, явно, не стали выдыхаться: тузили друг друга уже без особого энтузиазма. Один споткнулся и упал, возможно, переутомился. Это послужило сигналом к окончанию: бойцы уходили с арены, дружески подначивая друг друга и похлопывая по плечам. За ограждением их ожидало несколько жбанов с прохладительным напитком, нечто, вроде пива, которые репторы немедленно пустили по кругу, что символизировало, видимо, спортивное братство.

Кстати, напитки поднесли женщины, которых мы уже научились отличать от мужских особей по миниатюрным гребешкам и более цветастым попонкам. Самые, по местным меркам, красавицы одежды не носили вовсе, а щеголяли природными расцветками, чем пестрее, тем красивее. Впрочем, это в деревне, тут нравы проще, в городах же, как рассказал Гребешок, хождение без попоны почиталось дурным тоном. Символом нищеты, что ли? Там, даже самые симпатяги вынуждены были одеваться. Впрочем, символического жилета с карманами было достаточно. Это не мешало прохожим оценить прелести красотки и, в то же время создавало для неё удобства в плане переноски всяких мелочей: покупок и, главное, мотка серебряной проволоки — местной валюты.

Между тем, внимание зрителей переключилось на арену, на которой появилось два бойца, вооружённых на этот раз мечами. Судя по одежде, это были полицейские из отряда Гребешка. Имя одного я расслышал, это был уже упомянутый выше, легендарный Худой, имя второго потонуло в восторженных кликах толпы, поскольку бойцы как раз окончили разминку и сошлись в центре арены. Два боевых меча у каждого, никакого тренировочного оружия. Худой и, правда, был хорош: жилистый, вёрткий, он так и порхал вокруг соперника, настоящего гиганта. Тот, впрочем, ничуть не уступал: стремительно вертелся на месте, ни разу не показав противнику тыл, и на каждый его удар успевал ответить двумя. Случайно взглянув на тётю Лену, я заметил, что она посматривает то на арену, то на экран коммуникатора и что-то шепчет одними губами.

— Запрашивает повторы некоторых фрагментов в замедленном темпе! — ответила мне на невысказанный вопрос Маруся, которая снимала действо с парящего в небе разведчика.

Бой на арене, конечно, был тренировочный, точнее, показательный, но приёмы нападения и защиты можно было изучать и по нему, чем коллега и занималась. Нам с Томой не выступать, мы в этой части шоу не заявлены. Бой же продолжался в прежнем темпе, ничуть не было похоже, что противники выдыхаются. Постепенно обозначился перевес в пользу Толстого, как я его назвал для себя. Он всё более уверенно теснил Худого к краю арены, чем вызывал шквал одобрительных воплей со стороны своей партии. Впрочем, мне ещё тогда показалось, что это не более чем постановка, дабы внести интригу. Так и оказалось: Худой вдруг отбросил свою показную пассивность, почти вприсядку ушёл от сокрушительной атаки своего соперника, вывел того из равновесия ударом ноги и у самого барьера нанёс два быстрых удара мечами, которые оппонент отразить не смог. Один колющий удар в область грудины, другой по шее, рубящий. Но первый, явно, вполсилы — он только порвал доспех Толстого, хотя хода оружия хватало и на большее, а второй — от души, но лезвием плашмя. Соперник покачнулся, ноги его подкосились, и он медленно осел на землю, возможно, и, правда, в беспамятстве. Худой же обозначил добивающий удар снова в шею и торжествующе поднял к небу оба своих меча в знак 'победы'. Но тут сверкнула молния, ударил гром, заглушивший приветственные и разочарованные крики зрителей и, почти без перерыва, на землю рухнули тугие струи дождя. Солнце померкло за набежавшей тучей, Толстый без промедления ожил и, поддерживаемый товарищем, поплёлся прочь с арены. Видно было, как капли отскакивают от дублёных доспехов.

Нас этот, оказавшийся кратковременным, ливень не намочил: мы, вместе с почётными зрителями сидели под навесом. Прочие же стойко мокли, но никто не разбежался, только некоторые накинули на голову и спину, в дополнение к попонам, нечто вроде мешковин. Не обращая особого внимания на дождь, зрители чествовали победителя и его напарника, хлопали по плечам и спинам, подносили им горшки с пивом, а, может, чем и покрепче.

Ещё пару раз прогремело, но уже издалека, снова выглянуло навсегда зависшее на небосводе красное и большое местное Солнце, и дождь закончился. Площадка, покрытая лужами, правда, пока была не пригодна для соревнований, поэтому Пёстрый оперативно изменил регламент и объявил, что теперь будут стрельбы. Между тем, на ристалище уже выбежали репторы с какими-то корзинами и мётлами. Они живо разметали лужи и засыпали их песком. На дальнем от нас конце ристалища в землю воткнули шест с укреплённой не нём квадратной доской, где-то полметра на полметра. Это была мишень. Мало того, на верхушку шеста водрузили белый зубастый череп какого-то зверя, чуть меньше человеческого по размеру. Это, для особо искусных стрелков — пояснил Пёстрый для нас, поскольку все остальные были в курсе.