Мы - люди! (общий файл)

Владимир Подольский

Мы — люди!

Часть первая.

Владимир Петрухин.

Где я? Темно и не пошевелиться. Неужели в реанимационной капсуле? В этом геле, в котором раненый висит, как муха в меду? Ничего не помню, как я сюда угодил? Попробуем мыслить логически: попал в аварию? А где? Как всё болит! Нет, пожалуй, не всё, только голова. Но так, что боль отдаётся во всё тело. Сигнал к пульсации подаёт сердце: оно сокращается и посылает кровь по артериям. И через мизерную долю секунды волна давления достигает головы, мозга, естественно. Нам, правда, рассказывали, что сам мозг не имеет нервных окончаний.

Как это не имеет? Он сам одно большое нервное окончание! Или начало? То есть, к боли он не чувствителен, вроде. Отчего же он с каждым ударом сердца взрывается этой бешеной болью? Которая мгновенно распространяется по всему телу, заставляя цепенеть его до самых кончиков пальцев рук и ног. Миг максимальной амплитуды и четверть секунды отдыха. В эти миллисекунды голова только едва ноет, а всё тело и вовсе не болит совершенно. И снова, повинуясь своей программе поддержания жизни, сердце посылает во все органы насыщенную кислородом кровь.

Ну, почему так по-дурацки? Почему Природа или Бог, кто там придумал эту систему? не позаботились о плавной подаче к потребителям топлива и окислителя. С помощью манжетного насоса, как в Сашкином птицелёте. Может, я на нём и разбился? Брат его усовершенствовал, как и всё, что попадает к нему в руки. Взахлёб рассказывал старшему брату, мне, то есть, что установил в насос какой-то новый моторчик, чуть ли не с неограниченным сроком службы и новую манжету от 'Стрижа'. И модернизировал программное обеспечение.

Завидует малой курсанту Звёздной Академии, вот и демонстрирует на каждом шагу, что и он не лыком шит: Сам ремонтирует своего 'Голубя', старую отцовскую машину. 'Голубь', это как раз то, что положено ему по лётной лицензии, машинка надёжная, но уж больно отцом залётанная. Зато, на нём практически невозможно разбиться, если только не попадёшь в шквал вблизи земли: Даже если сломается всё, крылья автоматически устанавливаются в положение планирования и 'Голубь' обязательно доставит тебя на землю. Конечно, при посадке тряхнёт здорово, поскольку аэродинамическое качество у этого пузана не больно высокое и можно ещё налететь на дерево или стену дома, тут уж, как повезёт. Только это если всё сломается, чего никогда не бывает, и у Сашки не было ни разу. Всегда остаётся возможность маневрировать и избежать столкновений при вынужденной посадке.

Счастливый Сашка! Ведь недавно, казалось, дни напролёт играл с соседскими пацанами в агента Лекса и его верных друзей. А теперь и в школу на птицелёте! У меня так, в его возрасте, не было никакой надежды заполучить себе 'Голубя', хотя бы и подержанного! Отец над ним трясся. Ещё бы! Три его месячные и немалые зарплаты! Правда, давал иногда полетать под своим строгим контролем и исключительно в безветренную погоду. И то, в наушниках постоянно звучал его неумолчный инструктаж:

'Вова! Плавнее вираж, сильно сваливаешься на крыло! Высоко забрался, спустись до тысячи метров! Программу посадки не забудь включить!' А Сашке максимум, что разрешал, посидеть в пилотском кресле и подержаться за джойстики. Как мне братан завидовал!

Посадка на 'Голубе' самое сложное. То есть, не сама посадка, а красивая посадка, когда птицелёт, почти как обычный голубь зависает над самой крышей — у нас на крыше парковка — и, хлопая крыльями, садится на своё место. Такую посадку легко выполнить, если нагрузка не очень велика — пилот и минимум багажа. Если же багажа много, а 'Голубь', кстати, одноместная машина, то садиться приходиться с пробегом. И взлетать тоже с разбега, хотя и небольшого.

В общем, теперь я понимаю, что это слабенький аппарат, зато надёжный и экономичный. Килограмм сахара на сто километров, это не расход. Это без взлёта, естественно, на взлёте расход большой. А если ещё и ветер попутный! Скорость, правда, не больше 130-и при безветрии, конечно. Зато летишь в своё удовольствие, всё разглядишь и где хочешь, сядешь.

Меньше расход только у 'Птеродактиля'. Но тот, скорее для спортсменов. С пилотом он не взлетает принципиально, если только под горку. Поэтому владелец, установив режим 'Взлёт', сначала бежит рядом со своим аппаратом, уворачиваясь от ударов крыльев, потом под ним, а после, когда тот наберёт скорость и поднимется метра на полтора-два, вспрыгивает на лесенку и через люк в брюхе попадает в своё кресло. Естественно, таких экстремалов не много. По мне так, не пристегнувшись и кнопки жать нельзя. Поэтому 'Птеродактилей' больше не делают, но те, кто свои ещё не угробил, берегут их и нахваливают. Зато они могут часами парить в восходящих потоках. Тут 'Голубь' им не конкурент. Но птичка и не для этого сконструирована.

Не случайно 'Голуби' так популярны у туристов. У нас места живописные, так они летом целыми стаями иногда летают. На крышах птицелётных заправок в наших краях рисуют белого голубя, туристы и садятся отдохнуть, да голубков своих покормить, напоить, на горшок посадить. Такая шутка у них, на самом деле это называется 'слить отработку'. В полете, эта процедура запрещена, поскольку отработка жидкость вонючая и довольно агрессивная, но некоторые грешат, кто понаглее. Салаги обычно.

Большинство 'голубятников' используют свои машины в табельном режиме, летают, пока мускулатура у 'Голубя' не состарится, а по прошествии примерно года интенсивной эксплуатации заменяют износившиеся мускульные тяги. Другие же, фанаты, вроде Сашки, пытаются форсировать искусственные мускулы, обмениваются рецептами смесей сахара, глюкозы, каких-то ферментов. А то и переписывают программное обеспечение. Якобы, можно рассчитать более совершенную последовательность управляющих импульсов, чем заводская и повысить КПД и даже скорость полёта.

Ну, мне, как почти что профессионалу ясно, что ничего радикального из 'Голубя' выжать не удастся: главное тут аэродинамика, а у этой птички она — увы! — не очень! Да она ей и не нужна, это машинка местного сообщения. Тем не менее, Сашка горел энтузиазмом и на мои возражения завалил меня файлами своего компьютерного моделирования. А когда я возразил, что 'намоделировать можно что угодно, главное практика', с некоей, даже вроде бы снисходительной улыбкой бывалого конструктора предложил опробовать его модернизации самому.

Сразу не получилось, погостив дома пару дней, я поехал в гости к Стёпке, Степаниде, точнее. Да и завис у неё на три дня почти. Раньше, в прошлые каникулы, её мама называла меня иронически не иначе, как 'космический зятёк' и прямо в моём присутствии прочила в мужья своей старшей дочке то одного, то другого добра молодца исключительно с земными профессиями. А теперь, нечем крыть! На третьем курсе Степанида, никого не спросив, кроме меня, конечно, выбрала специализацию 'Космическая медицина'. И во время одного из обычных телефонных разговоров с матерью случайно проговорилась, что она сейчас на Луне. 'Практические занятия', понимаешь, мама?

Виктория Семёновна с некоторым трудом пережила крушение своих надежд, предусматривающих, кроме всего прочего, в перспективе, постоянное присутствие рядом в старости личного врача и смирилась с тем, что её дочка уже сама имеет право принимать такие решения. И сосредоточилась на пропаганде земного образа жизни среди её младший сестёр. Тех, к её удовлетворению, в Космос не тянуло. Пока, впрочем, ведь пример старшей сестры легко может пересилить материнские нотации.

А вообще, это к делу не относится. Вернулся я домой со Степанидой, что называется: 'показать невесту'. Хотя, что её показывать? Мои и так знали её прекрасно, со школы ещё. Да нет, с детского сада. Выходит, просто погостить. Мы спрыгнули с бицикла и привели себя в порядок, а уже за обедом отец завёл со 'снохой' сугубо специальный медицинский разговор. Он у меня и сам врач, только не космический, понятно, а эпидемиолог. Вроде ненавязчивого экзамена устроил. Папа у меня такой, обстоятельный. Я, правда, мало, что понял из этого собеседования. У нас на факультете только 'скорую помощь' и 'травматологию' дают, да и то, конспективно.

Однако, судя по всему, Степанида этот экзамен выдержала, поскольку, когда она отвернулась на секунду, папа продемонстрировал мне международный знак одобрения — большой палец. Сашка нетактично рассмеялся, мама смутилась, а Степанида ничего не поняла. Ну и ладно, я ей потом всё равно всё рассказал...

Кажется, голову уже меньше дёргает и по гелю пошла вибрация: наверно включился автоматический массаж. Давно уже замечал: если что-нибудь болит, нужно постараться подумать о чём-нибудь приятном и боль слабеет. Или как-нибудь ещё отвлечься — сходить погулять что ли? С удовольствием бы сейчас погулял, но...

Как бы узнать, в каком я состоянии? Руки и ноги, вроде, чувствую. Пальцами пошевелить могу, но не руками и ногами: они, кажется, пристёгнуты к чему-то. А вдруг, это всё фантомные ощущения? И от меня осталась только груда переломанных костей? Лицо у меня, по крайней мере, на воздухе. Только рот и нос прикрывает дыхательная маска. Я её чувствую. Пробую позвать кого-нибудь, но слышу только приглушённое мычание.

Тем не менее, мои попытки кто-то замечает: перед глазами открывается амбразура, и я немедленно зажмуриваюсь от потоков ослепительного света проникающих через неё. Кто-то заслоняет свет, и я слышу слабый голос, который меня что-то вопрошает. Я разбираю только интонацию, но не содержание этой речи и мычу в ответ:

— Э манимаю!

Рука, по-видимому, врача отстёгивает маску и при этом мне в рот попадает несколько капель солоноватой жидкости, регенеративного геля, скорее всего. Стоически отплёвываюсь, пытаюсь приоткрыть глаза, вижу руку и женское лицо, под медицинской маской. Что-то громко щёлкает, и я начинаю слышать: в моей камере, в геле, предусмотрены динамики. Интересный эффект: слышу, ни сколько ушами, сколько телом. Головой, в основном. Если вам это кажется забавным, то ложитесь в гель, и мы потом сравним наши ощущения.

Слышу я вопрос, задаваемый женским голосом:

— Как вы себя чувствуете?

Я себя чувствую, но как? Решаю ответить честно:

— Голова болит.

У лица под маской появляются морщинки около глаз, по-видимому, она улыбается:

— Это нормально! — доносится до меня её голос. — После летаргина всегда так. Сейчас я добавлю в систему обезболивающее, и всё пройдёт.

— Какого летаргина? — недоумеваю я. — Я вообще, где нахожусь? Что со мной случилось?

— Вы, молодой человек, находитесь в госпитале Селенограда. А что с вами произошло, вы должны постараться вспомнить сами, так доктор сказал.

— А почему...?

— Так психологи рекомендуют. В общем, отдыхайте пилот, вам тут ещё сутки лежать, не меньше. Хотите, я вам музыку включу? Есть классическая и современная. Новая группа 'Пасынки Вселенной', моей дочери нравится.

Я подумал, не попросить ли Штрауса, давно хотел переслушать в спокойной обстановке, но потом решил, что не стоит, примут ещё за сноба.

— Спасибо, — говорю. — Я лучше в тишине полежу, повспоминаю.

— Хорошо, как хотите, но я вам опять маску надену, — отвечает. — Не положено без маски: тут и дыхательная смесь подаётся и газоанализатор и микрофон. Кричите, если что, я услышу. Вы темноты не боитесь или вам лампочку включить?

Я только хмыкнул в ответ. Какой пилот боится темноты? Такого бы и близко к 'Академии' не подпустили!

И надела. И крышку закрыла. Лежу, вспоминаю, раз врачи рекомендуют. Летаргин, значит! Как же я под него угодил? То-то меня на птицелётах перемкнуло. Есть у летаргина такие незначительные побочные эффекты, психологические, в частности. Лёгкая амнезия и подвисание воспоминаний. Но, говорят, быстро проходит, как и головная боль.

Так, значит птицелёты не причём. Нет их на Луне, по причине отсутствия достаточных воздушных пространств. Даже под куполами не разлетаешься. А на Сашкином я всё-таки полетал. Действительно, что-то малой там здорово нахимичил: держит голубок свободно под сто сорок и не потеет. Больше я прибавлять не стал, поскольку ресурс мускулатуры нужно беречь: у Сашки скоро соревнования. Приземлился, помню, пожал парню руку, похвалил. Тот аж расцвёл: для него моя похвала дорогого стоит. Дальше, дальше....

А дальше — каникулы подошли к концу. У Степки ещё раньше. Я отвёз её домой к суровой маме, помахал с бицикла... Всем помахал — и маме и Стёпкиным смешливым сёстричкам, что на крыльцо высыпали — и вернулся. Дальше... Всё как в тумане! Соревнования? Нет! Сашка ещё печалился, что я не смогу присутствовать. Очень ему передо мной хотелось покрасоваться с лентой победителя через плечо. Помню, что он всё-таки победил, видел его улыбающуюся физиономию, эту красную ленту. Как же так? Я же там не мог быть! А! Точно, было электронное письмо с видео и фотографиями! И я его получил... Где?

И тут в голове моей прояснилось, и я вспомнил: практика...

* * *

Практика мне выпала не больно завидная. Так посчитали некоторые мои одногруппники. А по мне, так нормально.

Пояс... Гигантский тор, расположенный между орбитами Марса и Юпитера. Как выражается наш планетолог — 'геометрическое место орбит'. На виртуальной карте он кишит астероидами, от нескольких самых крупных, размерами, правда, поменьше Луны, до всякой мелочи. Впрочем, стоит установить на компе привычный космолётчику масштаб, и выясняется, что астероид или просто камушек найдётся не в каждом миллиарде кубокилометров. А значительно реже. Пространство очень велико и пусто, даже в пределах нашей Системы, пилоты понимают это особенно чётко, а обыватели нет. Большинство крупных астероидов картографировано и осваивается, прочие внесены в каталоги.

Распределяются эти недопланеты по Поясу почти равномерно, но есть и некоторые сгущения. Часть астероидов концентрируется в районе точек Лагранжа орбиты Юпитера, то есть одни опережают его по орбите на 60 градусов, а другие на столько же отстают. Даже специальные названия у них есть: 'Троянцы' и 'Греки'. Впрочем, и сами эти группы довольно рыхлые: притяжение прочих планет пытается растащить их, но Юпитер зорко следит за своими вассалами. А прочие астероиды уже миллиарды лет тасует и перемешивает, не давая им соединиться в одну планету, как не дал он этому произойти на заре формирования Системы.

Мы полетели к 'Троянцам', учёные собрались внимательно изучить эту группу, почти не затронутую промышленными разработками. От этого полёта не следовало ожидать особенных открытий, хотя, кто знает? Частный бизнес и мелкие предприниматели не то, что избегали точек Лагранжа, просто далековато они были от тамошних центров цивилизации: Юпитера, Марса, Цереры, Паллады и уж, конечно Земли. Да и не безопасно там было, ещё совсем недавно: многие отправившиеся туда в поисках новых месторождений старатели назад уже никогда не возвращались. Ходили слухи и о пиратах и вообще, разные сказки.

Пираты, впрочем, это вовсе не сказка, как не гоняются за ними ВКС ООН и России, такое впечатление, что они неистребимы. А, с другой стороны, как отличить респектабельных скупщиков или бригаду старателей, прибывших на Цереру на своей старенькой 'Фудзи' для пополнения запаса рабочего тела и продажи добытого непосильным трудом, от этих самых пиратов? Документы в порядке, сведения о сделках в компе. Пиратского флага не наблюдается, а что до лазерных пушек, то это непременная принадлежность горнодобывающего старательского судна. Не кирками же им снимать пустую породу, чтобы добраться до богатой циркониевой или урановой жилы? А то и до алмазной трубки. Сведущие люди говорят, что часто старатель и пират, это вообще, одно и то же.

Потому и не суются честные работяги туда, где не болтается вблизи или, по крайней мере, на дистанции подлёта в несколько часов какой-нибудь патрульный 'Меч'. Хотя о самых одиозных проявлениях пиратства — грабеже пассажирских судов и яхт уже давно ничего не слышно. Ряды этих любителей быстрой наживы ВКС ООН, видимо, уже основательно проредило. Хорошо, конечно, жаль только, что я не смог принять в этом участия.

Вообще, никуда я не поспел: и всю Систему до пояса Койпера облетели до меня и с пиратами чуть ли не покончили и даже в тоннели Макарова вышли и в других Системах побывали тоже, без меня. И инопланетян впервые повстречал на Надежде знаменитый генерал Кондратенко, без малейшего участия курсанта Владимира Петрухина. Впрочем, тогда он полковником был, а я всего лишь стажёр, без пяти минут пилот или лейтенант ВКС. Но первое своё открытие ему посчастливилось сделать на третьем курсе нашей Академии, а я уже на пятом и пока ничего.

Повезло ему, однако! На хоженой-перехоженной Луне открыть базу репторов, вымерших миллионы лет назад! Притом, что ведущая к ней скальная лестница отчётливо видна даже на снимках допотопного 'Орбитера'. Но интерпретировать это изображение правильно не сумели — трещина и трещина — до тех пор, пока курсант Кондратенко в поисках потерянного инструмента прямо на неё не спрыгнул. Водили нас на эту базу, потрясающе, слов нет! А рядом с ней, под воздушным куполом репторское судно 'Дори'. Можно и потрогать и на неудобных пилотских сиденьях посидеть! И его тоже откопал на комете Немезида, кто? Правильно, он самый. Кто откопал, тот и имя дал!

Так! Опять меня на ретроспективы потянуло. Наверно всё ещё летаргин действует. Волю в кулак, отставим новую историю и вернёмся к новейшей'.

* * *

Василий Кондратенко.

Улица оказалась перегорожена. За полицейским оцеплением бесновалась толпа 'радетелей'. Ор нескольких мегафонов, рёв толпы, воздетые плакаты. Генерал ВКС замедлил шаг и стал искать пути обхода. Можно было миновать скопище народа по переулку, куда и направляли пешеходов одетые в пластиковую броню стражи порядка. Но надежда спокойно прогуляться перед работой по весенней Москве исчезла. Настроение уже не то... Генерал развернулся и направился к подземному переходу, соединяющемуся со станцией метро. Сзади доносились вопли проповедника 'радетелей':

— Ждите, они летят, посланные нашими светлыми богами. Они наведут порядок и на Земле и в головах, сроют ваши вонючие города. Правь восторжествует...!

Навстречу ему вылетела группа, видимо опоздавших на митинг сектантов. Все, как один бородатые, в серых холщовых штанах и таких же, подпоясанных верёвками рубахах, что создавало впечатление некой униформы. Со свёрнутыми плакатами в руках. Один, моложе прочих, споткнулся, не совладав с уродливыми лаптями на ногах, транспарант вылетел из его рук и частично развернулся на асфальте. 'МАРС... НЕ ТРОГА...' — успел прочесть Василий, обходя замешкавшегося. Пахнуло запахом немытого тела, какой-то кислятиной и брагой. Соратники 'радетеля', подбодрив встающего грубой шуткой и подзатыльником, поспешили присоединиться к манифестации.

Какое им дело до Марса? Пускай живут, как хотят и не мешают жить другим! Нет же! Лезут во все щели со своими проповедями 'естественного образа жизни', 'возвращения к природе', 'натуральной еды', 'лесной аптеки'... И так далее.

'Наше учение победит, потому, что оно верно!'— где-то он такое уже слышал. Арифметики они не знают что ли? Ну не может всё население планеты воспринять этот 'естественный' образ жизни, даже если бы и захотело! Просто места всем не хватит для полей да огородов. Да ещё пастбищ и охотничьих угодий... Значит, что? Слишком много на Земле людей? Такая логика далеко может завести!

Давненько уже генерал не бывал на Земле, иначе, как в отпуске. Впрочем, тогда он генералом и не был. И за эти годы многое тут изменилось. Введенный несколько лет назад в Большой Европе, так называемый, 'социальный минимум', вроде бы великое благо для занятых неквалифицированным трудом, многодетных семей и вообще не способных работать по медицинским показаниям, оказался плохой услугой обществу. Он породил толпы люмпенов, частью работающих эпизодически или и вовсе питающих органическую неприязнь к общественно-полезному труду. Но претендующих на свой кусок 'общего пирога'. По закону, так сказать!

Зайдя в свой кабинет в штабе ВКС, России Василий Петрович поздоровался с Марусей и попросил её быстренько, пока не начался рабочий день сделать ему подборку материалов по псевдо-славянским сектам из открытых источников. Через секунду экран его рабочего компа запестрел ссылками.

'Радетели старины' формально не были тунеядцами, но все их силы уходили на борьбу с самими себе создаваемыми трудностями в плане ведения натурального хозяйства на лоне природы. Отвергая практически все достижения цивилизации, как 'наваждения', то есть порождения мифической 'Нави', сторонники этого религиозного течения предпочитали жизнь в созданных ими сельскохозяйственных коммунах. И считали, во всяком случае, официально, такое существование единственно приличествующим человеку. Полагающееся им пособие жители этих поселений отдавали своим руководителям 'на общие нужды'. И ничего бы не было во всём этом страшного, — в конце концов, каждый может жить так, как ему нравится — если не дети. Отказываясь в числе прочего и от достижений современной медицины, 'радетели' обрекали своё многочисленное потомство на болезни и страдания. А часто и на смерть от причин совершенно немыслимых в цивилизованном обществе конца 21-го века. Сами 'радетели' относились к этому спокойно: 'Боги дали — боги взяли!' Иногда больных и покалеченных детей удавалось спасти и вернуть родителям. Но оказалось, что вылеченные становились париями в своих общинах. И им предстоят болезненные и унизительные процедуры 'изгнания духов Нави', якобы вселившихся в их тела во время болезни и лечения. В свете изложенного, в деятельности этого сообщества были найдены антигуманные признаки, и отныне оно находилось под строгим контролем специальной комиссии.

Долгое время о секте почти ничего не было слышно. И вот она снова заявила о себе. Сначала 'радетели' выступили с крикливым протестом против 'искусственного мяса' и другой пищи. Как будто не отгремели похожие баталии уже два десятка лет тому назад. С тех пор разумное большинство признало, что клонированное по методу 'СЕ' мясо гораздо вкуснее и полезнее натурального. И вовсе не пахнет керосином, как утверждали его противники. Но очень дорого, к сожалению.

Тогда, но не сейчас. В те давние времена такие продукты могли себе позволить только весьма обеспеченные люди. Но фабрики, не требующие для производства продуктов питания почти ничего, кроме энергии, воды, воздуха и набора ферментов продолжали строиться и расширяться. И вскоре оказалось, что искусственная говядина и свинина не намного дороже естественных. Дольше всего продержалась натуральная курятина. Но и она пала под напором прогресса. С лица земли стали постепенно пропадать гигантские животноводческие фермы, где несчастные животные от рождения и до скорой, насильственной смерти нагуливали вес для прокормления всё растущего населения планеты. Человечество медленно, но неуклонно отказывалось от привычных каждодневных убийств живых существ, для собственного пропитания.

Космос и консорциум 'Вода' в частности, где Кондратенко работал до недавнего времени, традиционно потребляли натуральные продукты. Но и тут уже снабженцы готовили переход на новую, ныне более дешёвую и качественную продукцию. Впрочем, теперь генерал был далёк от этих вопросов. Но оказалось, что 'радетели' недовольны и космической деятельностью человечества вообще. Полёты к другим планетам это, по их мнению — грех, поскольку они привлекают к Земле нежелательное внимание неких 'демонических сущностей'. Терраформирование Марса — грандиозная задача, которую поставили перед собой люди, также вызвало их яростный протест. 'Человек должен жить на Земле!' И точка! Соображения насчёт того, что цивилизации никак не помешает 'запасная планета' на случай непредвиденных космических катаклизмов не принимались 'радетелями' во внимание. А ведь недавняя угроза от 'Немезиды' ещё не стёрлась в памяти.

Представителей же иных цивилизаций эти замшелые сектанты и вовсе не называли иначе, чем 'дьяволы'. И туманно обещали принять некие меры, если те посмеют открыть на Земле свои представительства. Хорошо если эти 'меры' включат в себя только массовые истерические молебны и шествия с хоругвиями. А если безрассудное руководство этих новоявленных ксенофобов решится и на большее?

Аналогичные и похожие заявления звучали из уст и других организаций и частных лиц из многих стран, и ООН, в целях безопасности, предложила 'Крабам' и 'Кенгам' — первым внеземным цивилизациям, вступившим в контакт с землянами — открыть для начала свои посольства на Луне. Те ответили согласием, и на естественном спутнике Земли началось строительство своеобразного 'дипломатического квартала', а в сущности изолированного поселения инопланетян с автономной инфраструктурой и, конечно, отдельным космопортом. Место строительства располагалось вблизи лунного южного полюса и примыкало к экстерриториальным владениям фирмы 'Clear Elements'. Что облегчило бы в будущем прикрытие посольств от возможных экстремистских атак. Такая атака, как известно, имела место в прошлом и была направлена против 'СЕ'.

Один из объектов болтающихся на лунной полярной орбите и числящийся в каталогах как давно умерший исследовательский космический аппарат ещё середины века, вдруг включил тормозной двигатель и вознамерился упасть прямо на лунную базу корпорации. Космические силы ООН получили сообщение об инциденте, но ничего не успели предпринять. С базы же ударил луч ультрафиолетового лазера и привёл опасного вторженца в полную негодность. Тот развалился на фрагменты, рухнувшие на Луну далеко от намеченной цели. Созданная по этому случаю, комиссия установила, что аппарат представлял собой мощную термоядерную боеголовку, к счастью не сработавшую.

Проведённое расследование так и не установило заказчиков этой диверсии, хотя любой интересующийся политикой и экономикой человек сразу указал бы в сторону бывших Соединённых Штатов. Но для суда доказательств было недостаточно, а оперативные данные к делу не пришьёшь. Зато установили исполнителей. Ими оказались сотрудники некой южноамериканской компании, специализирующейся на сборе и переработке околоземного орбитального мусора, которые и подменили артефакт в ходе одного из своих рейдов.

Но попавшие в руки следователей работяги не могли ничего рассказать о тех, кто предоставил им солидных размеров аппарат, оказавшийся бомбой и кто проплатил их миссию. Руководство компании такими сведениями, несомненно, владевшее, к сожалению, исчезло в день инцидента. Проживают ли они полученные, судя по всему, немалые деньги в другой стране, либо их тела гниют прикопанные где-нибудь в джунглях, установить, также не удалось. Владелец же фирмы, по его уверениям, ничего не знал, и пояснить не может. Но не меньше дознавателей возмущён самодеятельностью своих пропавших исполнительного и финансового директоров.

С тех самых пор ООН взяла на себя ответственность за безопасность этого района лунной поверхности, так же, как она обеспечивает прикрытие на Земле 'Золотого острова' в Эгейском море и Итурупа в Охотничьем.

Около года назад, во время памятной встречи с представителем 'СЕ', моложавым с виду мужчиной неопределённого возраста, обладателем буйной шевелюры совершенно седых волос, собранных в хвостик, генерал получил ответы на большинство своих вопросов относительно этой фирмы. Сергей, так тот представился, рассказал новоиспечённому генералу, откуда 'есть пошла' загадка столетия, корпорация 'ClearElements'. Конечно, как это и предполагал генерал, её создатели не были инопланетянами, но носителями русской и украинской крови. Впрочем, россы и малороссы это почти одно и то же.

Им повезло открыть и исследовать удивительное явление и хватило прозорливости и выдержки не афишировать это своё открытие, которое в ином случае вполне могло бы поставить земную цивилизацию на край гибели. Как удалось этим людям, несмотря на все препятствия, сохранить секрет и поставить его на службу человечеству ответят историки будущего. Сейчас открытие этой информации, как и сведений о сущности процесса генерации любых элементов, всё ещё преждевременно. Несмотря на то, что нет на Земле и в околоземном пространстве такой отрасли, где бы материалы 'СЕ' и её открытия не играли существенной роли, персоналии фирмы уже около полувека вынуждены сохранять анонимность.

Но не только эти исторические консультации были целью визита Сергея в гостиницу ВКС России, где тогда проживал генерал. Он поведал Василию не менее интересные вещи, касающиеся иной истории, а именно, истории цивилизации Репторов, разумных ящеров, сгинувшей около 65 миллионов лет назад. Как известно интересующимся, как раз Василий Кондратенко в бытность свою курсантом 'Звёздной Академии' случайно открыл одну из баз этой цивилизации на Луне. Теперь же он узнал, что на бессменном спутнике Земли сохранилось и много большее, чем просто рассыпающиеся от ветхости артефакты, а именно, действующий компьютер Репторов. Искусственный интеллект, с которым основателям 'СЕ' удалось вступить в контакт и подружиться. И почерпнуть в его банках памяти много полезного из наследства наших давних разумных предшественников.

Но самыми интригующими оказались сведения, что сам биологический вид Репторов, весьма схожих по внешнему облику с хорошо изученными велосирепторами, вполне возможно, не исчез ещё безвозвратно. Велика вероятность, что далеко во Вселенной сохранился посланный ими миллионы лет назад, почти наудачу, космический корабль, несущий в трюмах генетический фонд этих удивительных разумных динозавров. Потеряв надежду сохранить свою цивилизацию под натиском врагов, Репторы решили сохранить хотя бы своих детей, дать им шанс основать новое общество на какой-нибудь планете у иной звезды.

К сожалению, эта попытка провалилась. К звезде носившей название 'Уголёк', одной из ближайших к Солнцу в то время, был направлен космический корабль 'Яйцо'. Но в системе 'Уголька' не оказалось кислородной планеты. Состарившийся экипаж не мог продолжить путешествие в надежде, что вторая попытка окажется удачной. 'Яйцо' было переведено на орбиту в местном поясе Койпера. Экипаж послал рапорт на Землю и запрограммировал компьютер периодически повторять его. Последний раз это сообщение достигло Солнечной системы всего несколько тысяч лет назад.

Таким образом, одной из целей будущей экспедиции в 'тоннели Макарова' было определено, по возможности, отыскать 'Яйцо' в системе 'Уголька', удалившегося за прошедшее время на сотни световых лет от Земли.

* * *

Владимир Петрухин.

Монорельсом до космодрома два часа с пересадками, затем челноком до 'Орбиты-5'. Билетов на этот рейс не было, но я уверенно прошёл к кассе и подал сидевшей там девушке в форме свою личную карточку, на которой было записано требование. Она улыбнулась мне, узнав коллегу — а я, естественно, был тоже в форме, правда, курсантской — и моментально вручила пластиковый билет на ближайший рейс. Я сдал в багаж свой чемодан и отправился в недолгое путешествие по подземной движущейся дорожке. Челнок оказался старой, но надёжной и заслуженной модели 'Бумеранг'. Их ещё выпускают, правда, с модификациями. Настоящая 'рабочая лошадка' ближнего космоса. 'Земля — орбита', 'Орбита — Земля'. Впрочем, 'Бумеранг' может слетать и на лунную орбиту, всё же двигатель у него двухсистемный. Нас на нем и возили, — курсанты, как-нибудь потерпят двадцать часов без особых удобств!

Стоящий около входного люка командир, молодой парень, выделив коллегу из толпы туристов, кивнул, пожал мне руку и, достав из кармана радиостанцию, связался с терминалом, произнеся не очень понятные для меня слова:

— Я 641-й. Можете продать ещё один билет.

Пройдя в салон, и не успев, как следует призадуматься, что бы это значило, вдобавок, вертя головой в поисках своего места, я услышал голос стюардессы:

— Добрый день, пилот! Командир приглашает вас пройти в рубку!

'Ещё не пилот, а курсант!' — хотел я её поправить, но, почему-то промолчал и прошёл вслед за ней в нос челнока. В кабине мне было предложено занять третий ложемент, позади пилотских, обычно пустующий.. Но он был оборудован и панелью управления и дисплеями, так, что при необходимости, я мог бы даже вести челнок.

Появился экипаж, я познакомился и со Вторым. Оказалось, он тоже учился в моей 'Академии' и, скорее всего, судя по его возрасту, мы с ним могли там пересекаться. Наверно, он сдавал выпускные экзамены, а я в это время вступительные. Или уже на первом курсе учился. Экипаж занял места, передо мной зажглись дисплеи, и началась предстартовая процедура. Приятный женский голос робота отвечал на вопросы командира и рапортовал о выполнении его команд. Вот запрошено и получено разрешение на рулёжку. Двигатели едва слышно взвыли. Челнок дрогнул и мягко покатился. На обзорном дисплее, охватывающем почти 360 градусов, панорама космопорта развернулась сначала в одну сторону, затем в другую. И вот сам космовокзал и прочие вспомогательные строения и ангары уже поплыли назад. Ещё один разворот и 'Бумеранг-641' застыл в готовности в начале взлётной полосы.

— ... разрешите взлёт! — доносится до меня сквозь шум, и я соображаю, что не надел гарнитуру. Тут же исправляю это упущение, шум уменьшается, зато радиопереговоры теперь слышны отлично.

— 641-й, взлёт разрешаю, время минус 45 секунд!

— Принято, взлёт разрешён! — тут же отвечает командир.

Челнок не самолёт, он не может стартовать раньше или позже оптимального времени, Спутник на орбите ждать не будет, любая задержка или преждевременный вылет чреваты излишним расходом рабочего тела и ресурса двигателей. Именно поэтому челнок не может, как самолёт стартовать раньше, или запоздать с вылетом.

Ревут двигатели, пролетают объявленные три четверти минуты, дисплей обнуляется, и звучит доклад пилота:

— Я 641-й, стартую по графику!

Одновременно с толчком и началом разгона отвечает диспетчер:

— Принято, чистого Космоса!

Космический корабль слегка потряхивает, ускорение вдавливает меня в ложемент. Это ещё не ускорение! Только немного больше, чем при взлёте обычного самолёта. Тряска прекращается. Горизонт в центре панорамника уходит вниз, а по краям наоборот, поднимается. Есть отрыв от полосы. Прямо по курсу серая пелена облаков. Ещё несколько секунд, челнок пробивает облачность, и появляется солнце. Сегодня оно для меня сядет очень быстро. Мы летим на восток. Скоро будем на орбите!

Впрочем, обычное дело для человека конца 21-го столетия. Рутина. И не играет торжественно и волнующе что-нибудь вроде 'Так говорил Заратустра'. Обычные люди: одни делают свою работу, другие летят по делам и на отдых. Думали ли наши предки лет сто тому назад, что всё будет так обыденно?

Облака быстро уходят вниз, небо темнеет, мне даже кажется, что я вижу звёзды. Но, нет, ещё рано. Бортовой комп докладывает:

— Идём по графику, отклонение в допустимых пределах. Переход на глюонную тягу через 170 секунд.

Дисплей показывает скорость около 800 метров в секунду. Всего одна десятая необходимой. Да, обычные самолётные двигатели на орбиту не вынесут, это азбука. Высота продолжает расти и на 15-и километрах включаются глюонники. Нос 'Бумеранга' поднимается ещё выше, ускорение плавно возрастает до двух 'G' и на высоте в девяносто километров на изображении появляются помехи. Это нормально, работа глюонников создаёт на корпусе электрический заряд, который стекает в окружающую судно ионосферу.

Ускорение выбрано далеким от оптимального. Нас, курсантов, поднимали на пяти 'G' и никто не стонал. Но этот рейс пассажирский, а для обычных, нетренированных людей нормы лучше не превышать. Дисплеи уже зияют космической чернотой, вот и солнце спешно закатилось за земной туманный горизонт. Двигатели смолкают, комп докладывает:

— На орбите, отклонение ноль.

Очень маленькое, значит. Наступает невесомость. То-то радости, наверно, в салоне! А может, некоторым и нехорошо стало. Особенно, если они забыли проглотить капсулу. Правда, есть люди, кому 'Орбитон' почти не помогает. Но стюардесса докладывает по селектору, что пассажиры чувствуют себя нормально и предлагает нам кофе. Приятно, чёрт побери, когда о тебе заботятся, как о настоящем пилоте. Я беру из её рук пластиковую 'соску' с горячим напитком. С лимоном, как я и попросил!

На дисплее видны звёзды. Правда, только самые яркие, камеры специально так настроены. Всё великолепие звёздного неба можно было бы оценить только через иллюминатор. Но на 'Бумеранге' таковых не наблюдается. Безопасность пассажиров превыше всего!

Пилоты не сидят без дела: низкие орбиты очень плотно заселены. Иногда приходится выполнять манёвры расхождения. Правда, в автоматическом режиме, но за любым компом нужен глаз да глаз. Теперь мы догоняем свою цель, спутниковый комплекс 'Орбита-5' — базу научно-исследовательских флотов ООН и России. Она не так велика, как знаменитая 'Орбита-7', которую можно наблюдать даже днём в виде туманного пятнышка, если знать, куда смотреть. А ночью она сияет ярче Венеры.

Но и 'пятёрка' тоже, солидное сооружение. Ещё двадцать минут, и станция появляется в центре дисплея сначала как звёзда, явно смещающаяся относительно остальных, затем в виде продолговатого цилиндра. Скоро становится ясно, что это обычный тор, на оси которого на причальных мачтах висят 'припаркованные' суда. Мы со станцией в земной тени, но иллюминирована она здорово, как новогодняя ёлка.

Следует сеанс радиообмена с местным диспетчером, включаются носовые дюзы, а далее, процесс стыковки берёт на себя тандем двух компов: станционного и нашего. Ещё пятнадцать минут и стыковка завершена. Открывается дверь в салон, и я вижу людскую сутолоку, сопровождаемую смехом, а порой и довольно крепкими выражениями — непривычные к невесомости пассажиры в относительном беспорядке покидают 'Бумеранг'. Хорошо ещё бывалая стюардесса освобождает их из кресел небольшими партиями.

Прощаюсь с пилотами, благодарю их за приятное путешествие. Парни охотно жмут руки, кивают и улыбаются, но видно, что они устали. Да их работа ещё и не закончена: предстоит заправка рабочим телом и проверка всех систем. А через четыре — пять часов обратно, на Землю. Хорошо, если подремать успеют.

Вылетаю в салон, там пусто, людской шум доносится уже из шлюза. Его перебивает объявление по трансляции:

-... выдача багажа в секторе номер три.

Ага, это сектор с половинной силой тяжести. Разумно, представляю себе процедуру получения багажа в невесомости! Пролетаю мимо стюардессы. Её зовут Лена, так написано на бейджике. Благодарно киваю. Кстати, вряд ли она старше меня:

— Спасибо, Лена! Кофе у вас отличный!

— Погодите, пилот! — притормаживает меня она, открывает какую-то нишу и достаёт оттуда чемодан:

— Ваш?

— Да, мой! Спасибо вам ещё раз!

Ухватываю свою поклажу, ещё раз кивнув и опять застеснявшись сообщить, что я ещё только курсант, улетучиваюсь в шлюз. Хорошая девушка! На Стёпку похожа. И ей ведь пришлось слазить в багажный отсек и разыскать там мою ручную кладь. И когда успела?

* * *

Я прибыл на 'Ландау' за неделю до старта и с этого момента началась моя практика. Командир корабля, колоритный армянин, Сурен Оганисян вписал меня в судовую роль, активировал для меня личную штурманскую карточку, назначил вахты с учётом моей основной специализации, а что касается побочной, 'жизнеобеспечения', то подчинил меня непосредственно главному механику — Геннадию Климову. Тот, худощавый, жилистый дядечка, лет сорока пяти, въедливый и основательный, запряг меня по полной программе: под его непосредственным руководством я облазил все трюмы и межкорпусные пространства, где в основном и были расположены курируемые им установки. А теперь, на период полёта, и мной. Других помощников у меня не было: большинство членов экипажа ещё не вернулись из отпусков.

Впрочем, на климатизаторах и вентиляции с канализацией мы не зацикливались, Геннадий Михайлович почему-то считал своей обязанностью объяснять мне функции всех приборов и аппаратуры, встреченных нами в наших с ним походах. И объяснял так доходчиво и с таким знанием дела, что у меня в те моменты даже язык не поворачивался, слегка намекнуть Главмеху о желательности сосредоточится на более близких к моей специализации вопросах. Однако он догадался и сам. Как-то, примерно на пятые сутки, когда мы с ним отмыливались в душе после десятичасовой возни с внезапно зафонтанировавшим коллектором биологических отходов, он, глянув на мою унылую физиономию, заметил:

— Не журись, Володя! Поверь моему опыту, космонавт должен уметь делать всё. Рано или поздно от этого умения будет зависеть твоя жизнь и жизнь твоего экипажа или пассажиров. А что до того, что некоторые виды работ довольно плохо пахнут, так это только в фантастических книжках грязную работу делают умные роботы. Нет пока ещё таких ловких роботов, и будут ли — неизвестно. На самом деле, самый универсальный инструмент — это человек. И ещё долго будет так. Согласен?

— Да, согласен, Геннадий Михайлович, просто я устал немного, — ответил я, выключив сушилку и выплывая из кабинки.

— Так отдыхай! Мы с тобой, что нужно было, сделали, — Главмех кинул мне полотенце. — Завтра тебе выходной день, сходи тренажёры покрути, пока зал пустой. А стартуем, и вовсе, полегче будет!

Полегче не стало... Впрочем, тренажёрный зал я тогда всё-таки посетил, не педали крутить, конечно, а помахать саблей. Мою, подаренную папой в честь поступления в Академию, я оставил дома. Но в зале оказался неплохой выбор тренировочного холодного оружия. Я с самого детства увлекаюсь, сказалось папино влияние. Он был в своё время даже каким-то там чемпионом, но соревнования бросил, поскольку они мешали учёбе. Зато своих сыновей сумел увлечь этим, в общем-то, не очень современным видом спорта. Зато дающим фехтовальщику силу, ловкость и глазомер. Сашка, конечно, был мне не противник: больно мал и лёгок, но с отцом приходилось повозиться. И когда я изредка брал над ним верх, это была настоящая победа, без дураков!

Конечно, бой в невесомости совсем не похож на бой на Земле. Любой замах рукой, а тем более, саблей, закручивает лишённое опоры тело в обратном направлении. Похожий, нежелательный эффект вызывает и контакт сабли с оружием противника. Всё это было мне уже знакомо: как-никак курсант Звёздной Академии, с невесомостью на 'ты' и всё такое.... Да и сабли в тренажёрном зале были лёгкие, наверно титановые. С моей казацкой не сравнить.

Я порезвился, разогреваясь, потом взял ещё в левую руку гантель. Мне пришло в голову, что реакцию тела можно частично компенсировать взмахами утяжелённой руки. Попытался поработать над этой техникой, и после нескольких нечаянных головоломных пируэтов у меня стало немного получаться. Увлёкшись тренировкой, я не заметил прихода ещё одного любителя спорта. В зале раздались негромкие хлопки, я синхронно взмахнул саблей и гантелей и развёл их в стороны, останавливая вращение в нужной позиции. У входного люка завис неизвестный мне персонаж средних лет в поношенном тренировочном костюме. Хлопал в ладоши он.

— Привет! Неплохо! — мужчина благожелательно улыбнулся. — С гантелей, сам догадался?

— Здравствуйте... Сам...

В последующем разговоре выяснилось, что зовут незнакомца Михаил, и, что он сотрудник московского института планетологии. Учёный, короче. Прибыл на 'Ландау' сегодня, а вообще, это его девятый рейс. Приверженец катаны и шпаги. Разложил вещи в каюте и отправился потренироваться, а тут вот, нежданный партнёр!

Мы взяли по бамбуковому мечу, причём, Михаил посоветовал мне заменить гантель на более тяжёлую, и пошли на сближение. Жаль, что у этого боя не было свидетелей, а камеру мы включить не догадались. Я бы эту запись с удовольствием послал папе, да и Степаниде. Мы скакали от пола до потолка, подобно бешеным орангутангам, отталкиваясь от этих поверхностей, когда ногами-руками, а порой и прочими частями тела. Слетались, обменивались парой ударов, нас закручивала реакция. Или сами закручивались, уходя от удара противника. Но останавливали вращение и снова устремлялись навстречу друг другу. Миша и вправду был хорош: получив примерно одинаковое число уколов и ударов, мы согласились на ничью и отправились в душ. Обменялись номерами коммуникаторов и договорились о последующих совместных тренировках. Жаль, что их больше так и не случилось.

В течение следующих суток подтянулись остальные пассажиры и отгулявшие отпуска члены экипажа. Коридор 'Ландау' наполнился жизнерадостными людьми, а мне прибавилось работы, а точнее изменился её профиль: посыпались заявки на ремонт сантехники. Правда, теперь я был не один: под моим формальным руководством оказалось два бывалых матроса, умеющих моментально найти решение там, где я с час только бы думал, как подступиться к проблеме. И часто получалось, что был 'подай-принеси' у своих, якобы, подчинённых. Я не обижался: учиться не зазорно ни у кого. Мало-помалу утряслись и сантехнические проблемы и тут мы, наконец, стартовали.

Теперь я ходил на вахту в штурманскую рубку и снова сидел в третьем ложементе, позади пилотов. Рабочее место было оборудовано точно так же, как и штурманское, достаточно было вставить в опознаватель свою пилотскую карточку, и... Но случая пока не представилось.

Перед стартом, среди учёной братии разнёсся слух, что мы пойдём к своей цели через тоннель Макарова: в недавно обнаруженный земной портал, затем в коллектор Солнечной системы, а из него через юпитерианский портал, соответственно к Юпитеру. А оттуда уже к 'Троянцам'. Для этого судно оборудовано 'открывашкой'. Я загорелся, было, энтузиазмом, мог ведь оказаться первым на курсе, кто побывал в тоннелях. Но быстро выяснилось, что 'Ландау', хоть и не так велик, как 'Менделеев', но в земной тоннель ему заходить пока рискованно. Не отработана процедура, то, сё... В общем, пошли обычным маршрутом.

Многие дилетанты считают, что с появлением псевдоразумных компьютеров ценность работы штурманов космофлота сведена к нулю. Дескать, комп рассчитает любой маршрут, а ты сиди 'Enter' нажимай. Это вовсе не так. Дело в том, что комп может выдать сотни вариантов маршрута, даже с учётом самой большой в Космосе ценности — не считая жизни людей, конечно — ресурса глюонного реактора. Только, сплошь и рядом эти варианты оказываются неудобными. То слишком большие ускорения, то, наоборот — большое время полёта по инерции, а значит, в состоянии невесомости. Обе альтернативы сказываются не лучшим образом на самочувствии и здоровье обычных людей. Функция пилота и состоит в поиске оптимального маршрута.

Мне тоже предложили поучаствовать: выдали распечатку 'дерева траекторий' и командир предложил отметить три лучшие по моему мнению. Я разволновался и провозился почти час. В итоге удостоился похвалы Оганесяна: две из трёх совпали с выбранными им и старшим помощником. И ещё он меня поругал, за то, что долго возился, и что если ждать меня, то за это время судно улетело бы так далеко, что всё снова пришлось бы пересчитывать. Насчёт третьей траектории они долго спорили, но сошлись на том, что меня ещё учить и учить. А, по-моему, она была лучшая из всех. Только я промолчал. Наступит и моё время.

Три недели перелёта, и вот они, 'Троянцы'. То есть, нет ничего, конечно, только на локаторах, и в оптике едва-едва. Да и то, просто несколько лишних движущихся звёздочек на фоне неподвижных. Ещё ближе, и астероиды стали уверенно отмечаться на локаторах, но простым глазом по-прежнему, различить их было невозможно. Нашей первой целью был типичный представитель этого семейства. Имени у него не было, только зубодробительный буквенно-цифровой индекс. Мы называли его по последним трём цифрам: 216-й. Как и прочие его соратники, он описывал сложнейшую кривую в районе точки Лагранжа, сходную с трёхмерной фигурой Лиссажу. Вблизи астероид оказался сорокакилометровой глыбой, по форме напоминающей криво усечённый конус. Конечно, он вращался. В данном случае вокруг продольной оси, один оборот за 10 часов.

Садиться на поверхность было совершенно незачем, и 'Ландау' завис в ста километрах от 216-го. Группа исследователей, уже облачённых в скафандры и с инструментами в руках, собралась в 'холодном' трюме и готовилась погрузиться на вакуумную платформу, когда комп 'сыграл' метеоритную тревогу. Относительная скорость метеорита оказалась не высока, вдобавок, он прошёл мимо. Расчёт показал, что этот камешек — спутник 216-го, что означало, что, скорее всего мы на этом астероиде не первые. Некто вёл на нём взрывные работы, в ходе которых такие, вот камешки взлетели с поверхности. Часть из них упала обратно, часть навсегда удалилась в Космос. А такие вот вышли на эллиптическую орбиту. К слову, век их автономного существования не долог, рано или поздно они, при очередном возвращении в перицентр своей орбиты не пролетят мимо, а наткнутся на какой-либо выступ астероида, потеряют скорость и снова успокоятся на поверхности.

— Наверняка найдут стоянку 'первобытного человека'! — пошутил капитан, когда на дисплее появилась вылетевшая из трюма, хоть и с опозданием, пустотная платформа.

Это решётчатое сооружение, в сущности, просто несущая рама для двигателей и укреплённых на ней подобий кресел, отправилось в облёт 216-го.

Пилот и пассажиры, общим числом семь человек. Вернулись они через четыре часа, пометив перспективные для бурения точки радиомаяками. И действительно обнаружили на астероиде следы человеческой деятельности: несколько шурфов, брошенный металлолом и всякий мусор. Исследования продолжались трое суток, и мне удалось принять участие в одном из последних полётов платформы. Порулить, правда, не дали, зато я сидел рядом с пилотом и внимательно наблюдал за его действиями. Кажется, ничего сложного: Пилотаж похожей лунной платформы я сдал в своё время на 'отлично'. Разница только в том, что при практически нулевой гравитации к астероиду довольно трудно причалить. Поэтому в днище аппарата имеется гарпунная пушка.

Следующим объектом исследований был несколько больший астероид с индексом 303-й. Несколько часов полёта и он появился на дисплее во всей своей красе недопечённой миллиарды лет назад планетезимали. Формой, скорее напоминающий, э-э... бесформенную картофелину, он вращался довольно быстро, подставляя Солнцу свои торчащие выступы и глубокие кратеры между ними. Он весь состоял из кратеров, как водится. Вот бы...

— Барахлит климатизатор 'тёплого' трюма, — вдруг сообщил мне капитан Оганесян, прочитав появившийся на вспомогательном дисплее текст. — Так, что, ноги в руки и вперёд, стажёр. Ты один у меня не задействован сегодня.

— Есть, капитан!

Да, привалило! Я отстегнул ремни и поплёлся — если можно так описать полёт в невесомости — в каптёрку, где были уложены инструменты, с которыми я, можно сказать, уже сжился. По дороге я вызвал по коммуникатору Розу, на это имя откликался корабельный интеллект, и выяснил у неё подробности. Кажется ничего сложного, управлюсь часа за два.

В межкорпусном пространстве, где располагаются в основном аппараты жизнеобеспечения обычно холодно, и я влез в тёплый, замызганный комбинезон, надел защитный шлем с диагностическим дисплеем на забрале и, открыв сервисный люк, поплыл, лавируя в тесных пространствах, к месту поломки.

Тревога застала меня, когда я уже заканчивал работу: изношенная прокладка была заменена, осталось подтянуть шесть болтов. В тишине, нарушаемой только звяканьем ключа и моими, не всегда цензурными комментариями к происходящему, вдруг заорал коммуникатор:

— Принят сигнал спасения и безопасности! Приписанному к катеру личному составу срочно явиться к холодному трюму! Старт через 600 секунд! Повторяю...

Ключ сорвался с головки болта, выскользнул из моей дрогнувшей руки и, весело позванивая при соударениях с разными поверхностями, скрылся в недрах технологии. Я же приписан к экипажу катера! Успею или не успею? Должен успеть! Однако мой порыв быстро остудил всё тот же коммуникатор. Механический голос поперхнулся и замолк на полуслове. Секунда и переговорник заговорил уже спокойным капитанским голосом:

— Володя, слышишь меня? Где ты?

— Э... тут... то есть, около климатизатора, Мастер!

— Не успеешь! — констатировал капитан. — Ладно, не дёргайся, без тебя справятся. Заканчивай не спеша, и в рубку. Принято?

— Принято, Мастер! А что случилось?

— У Розы спроси, некогда, — и капитан отключился.

И снова я пролетел! Другие, то есть полетят кому-то на помощь, а я... Ну, что за невезуха! Я вызвал Розу и расспросил её о причинах тревоги. Оказалось, что около 303-го 'обнаружился лежащий в дрейфе аварийный 'Фудзи''. Как только он увидел нас, тут же разразился просьбами о помощи: у них 'повреждён двигатель, неполадки в жизнеобеспечении. Мы готовим к старту катер. Поправка: катер уже стартовал. Только что отправлено радио на Европу'. Положено сразу же уведомлять власти о таких казусах.

Я попросил Розу дать картинку на мой диагностический дисплей и увидел наш 'Бурундук', направляющийся к бугристому 303-му. Сам 'Фудзи' виднелся на его фоне в виде яркого пятнышка. Вздохнув, я отправился на поиски злополучного ключа. Когда я закончил свою, так пришедшуюся некстати, но важную работу и снова включил картинку, оказалось, что 'Ландау' и сам подошёл поближе к терпящему бедствие. Судя по всему, 'Бурундук' — 'наша белочка' — как называл его капитан, готовился к стыковке. По сравнению с немалым 'Фудзи' он казался комаром рядом с жуком-оленем.

Внезапно что-то произошло. Экран полыхнул яркой вспышкой и потемнел. Тут же прозвучал доклад Розы:

— Катер атакован антипротонным зарядом. Телеметрия прервана. 'Ландау' атако...

Бабахнуло и тряхнуло, заскрежетало. Я успел ухватиться за что-то невидимое в темноте. Судно, повело. На коммуникаторе загорелся красный огонёк — нет сети. Дисплей погас. Я включил нашлемный фонарик и, судорожно цепляясь за окружающие предметы, поспешил к ближайшему люку.

'На нас напали! Кто? Пираты? Скорей в рубку!' Я уже видел в темноте яркую полоску света из неплотно прикрытого люка, как ожил коммуникатор. Меня вызывал капитан. Я поразился спокойствию его голоса, правда, акцент стал заметнее:

— Володя! Ты, как, живой?

— Да, я уже выхожу в коридор.

— Отставить! Оставайся там, в каптёрке. Где твоя пилотская карточка?

— Со мной! А, что...?

— Володя! Нет времени. Слушай внимательно: на нас напали пираты. У них антипротонник. Они сожгли катер и сбили у нас антенну дальней связи. Нам защищаться нечем, и они могут спалить нас в любую секунду. Приказывают открыть входной люк. Я вынужден подчиниться. Ставлю Розу в защищённый режим, а свою карточку аннулирую. Понял?

— Так точно! А...?

— Запомни, Володя! Тебя нет в живых, ты погиб на катере вместе со Старшим! И со своей карточкой. Постарайся не попасть в плен. В крайнем случае, сломай карточку пополам. Всё! Они уже заходят в шлюз. Постарайся. Может быть, тебе удастся...

* * *

Ольга Макарова.

Затяжной подъём близился к концу. Можно было переключить передачу, но Ольга не стала этого делать. Стараясь дышать глубоко и равномерно, она нажимала на упругие педали и, наконец, вот уже вершина холма! Однако в самую последнюю секунду, когда она уже праздновала небольшую победу над собой, браслет на левой руке завибрировал и протестующе забибикал. Всё-таки она что-то там превысила: давление или частоту пульса. Придётся отдыхать.

Но всё равно! Раньше он начинал бибикать ещё на дальних подступах к вершине. А сегодня она почти въехала! Всё, прибор успокоился. Это хорошо, а то примчится как в тот раз под завывание сирены бригада. Уложит, несмотря на уверения, что она себя отлично чувствует, на носилки и привезёт с позором в палату. И ведь не снять этого шпиона! Сразу начинает паниковать и подавать сигнал: 'Пациент в состоянии клинической смерти!' И выключить тоже невозможно: включает и программирует доносчика дежурная сестра.

Отсюда только под горку. Вдалеке, в зарослях пальм и ещё какой-то африканской флоры видны уже белые корпуса санатория на берегу озера. По случаю пасмурной погоды озеро не лазурное, а какое-то сиреневое. Да и вообще, что-то тучка находит подозрительная, не быть бы дождю!

Коротко стриженая, седая женщина оттолкнулась и, набирая скорость, покатила под уклон по асфальтовой дорожке. Не так давно ей исполнился семьдесят один год, но тот день рождения она почти не помнила, процесс лечения был в полном разгаре. Смутно вспоминаются только озабоченные лица знакомых, коллег и друзей. И ещё запах цветов.

Лечения, надо же! Оказывается, теперь лечат и от старости! Как обидно, что не дожил отец!

Дождь всё же пошёл, когда Ольга обогнула стоянку птицелётов, соскочила с велосипеда и уже пристраивала его в 'стойло' под навесом. От порыва ветра зашумели пальмы. Сверкнуло и тут же громыхнуло прямо в зените, по земле и по листьям кустов захлопали редкие, крупные капли, а затем с небес упала стена тропического ливня. Потемнело, над входом в корпус автоматически зажглись фонари. Но женщина, счастливо избежавшая полного намокания, уже стояла у стойки дежурной сестры и снимала браслет. Не успел тот взволнованно забибикать, лишившись доступа к телу пациентки, как оказался насаженным на разъём подзарядки и программирования. Тут же на экране монитора появились какие-то графики. Сестра мельком глянула на них, но в этот раз никаких нотаций не последовало, и пациентка была отпущена.

Игнорируя лифт, — всего-навсего третий этаж! — Ольга поднялась в комнату, кивая по дороге встречным примелькавшимся мужчинам и женщинам. Зайдя к себе, скинула тренировочный костюм, подхватила свежую больничную пижаму и направилась в душ. Вышла оттуда освежённая и сразу включила компьютер, чтобы проверить почту и немного позаниматься. И тут в дверь деликатно постучали.

— Войдите! — крикнула Ольга и тут же продублировала — Come in!

Вошедший молодой мужчина, ярко выраженный брюнет, был облачён в белый врачебный халат. Он располагающе улыбнулся, кивнул в знак приветствия и произнёс:

— Здравствуйте, Ольга Анатольевна! Меня зовут Марат Рувимович, не припоминаете?

— Нет, Марат Рувимович, кажется, не припоминаю. Впрочем... Да, я вас видела, когда слегла с аллергией. Все носились вокруг меня и тут появились вы. Кажется, вы здорово ругались? Вы присаживайтесь я сейчас чайку...

— Спасибо! С лимоном, если можно... Да, извините, ругался! Впрочем, не на моих подчинённых, а больше от бессилия. В сущности, вы чуть не умерли.

— Я знаю. Ваша ругань, кстати, не идёт ни в какое сравнение с моей. Как я ругала себя, что решилась на это 'оздоровление'! Так бы протянула ещё пару-тройку лет, а тут — вдруг умирать! И даже не дома, в Питере, а в Африке. Столько незавершённых дел, исследований...

— Аллергический шок! Некоторые человеческие генотипы ему подвержены. Это и мешает широкому внедрению омолаживающих препаратов. Каждого пациента приходится тщательно готовить к процедуре. В вашем случае неожиданностей не ожидалось, но вот, поди, ж ты!

— Погодите, так значит вы доктор Хабибуллин? Тот самый...? Я считала, что вы значительно старше!

— Я и есть, старше. Я даже старше вас, Ольга Анатольевна.

— Значит, ваши опыты...

— Продолжаются. И неизвестно когда будут закончены, если такое вообще возможно. Конечно, многое уже сделано. Выведены культуры регенераторов, эффективные и безопасные для любого генотипа. Мы возвращаем людям конечности и внутренние органы, вы знаете. Всё это уже давно в порядке вещей. Но лекарство от старости... Увы! в полном объёме ещё не готово.

— Как же вы меня вытащили? — спросила Ольга Анатольевна, внимательно приглядываясь к собеседнику. На вид ему никак нельзя было дать более тридцати пяти лет.

— Честно вам скажу — случайно. Мы как раз исследовали интереснейшее растение с планеты Надежда. Ну, вы знаете?

— Да, конечно! Я даже знакома с посланником этой планеты, госпожой Фроловой. Она тоже тут лечится.

— Да, это так называемая 'Трава Вайля'. По некоторым сведениям она артефактна. Содержит богатейший комплекс лекарственных веществ, в том числе и антиаллергены. Я принял решение... Извините, терять нам было нечего! Мы ухватились за соломинку, а это оказался, так сказать — плот! Возможно, применение этого средства позволит нам значительно увеличить число исцелённых от старости.

— Во всяком случае, сейчас я вам очень благодарна, доктор. Я уже и забыла, что можно свободно передвигаться на собственных ногах. Скажите, а это 'омоложение', оно на сколько лет? Герр Фогель, мой лечащий врач, говорит, что я стану тридцатилетней без всяких оговорок. Это правда?

— Конечно! Мартину Альбертовичу можете верить, он лучший! Более того, 'тридцатилетней' вы пробудете около двадцати лет, и только потом, снова начнётся процесс естественного старения.

— Вот и отлично. Пока я тут валяюсь да на велосипеде по холмам рассекаю, у меня появились кое-какие идеи. Ну, по работе. Теперь хватит времени их проверить. Кстати, сколько мне ещё тут крокодилов в озере кормить?

— Разве в озере водятся крокодилы? Я немедленно распоряжусь... — опешил доктор, вскакивая и хватаясь за телефон.

— Да я пошутила, Марат Рувимович! Извините, никогда не умела остроумно шутить. Даже папа меня 'блондинкой' и 'синим чулком' обзывал. Так, когда мне можно будет в Питер?

Доктор снова присел, отхлебнул из чашки какого-то африканского, но вполне приличного, по мнению Ольги чая:

— Вообще, это на усмотрение лечащего врача, но я скажу Мартину, чтобы он вас не придерживал, если не будет отклонений. Но в Санкт-Петербурге придётся с годик понаблюдаться. И никаких отговорок и ссылок на занятость. Иначе, я ничего не гарантирую! Да, и никакого в этот год Космоса!

— Хорошо, доктор, как скажете! Лишь бы побыстрее.

Когда доктор, попрощавшись, удалился по своим делам, Ольга сходила на обед, подремала полчаса, немного поработала за компом. Затем позвонила в Питер коллегам. Под вечер, когда ливень уже давно закончился, погуляла в парке на пару с Еленой Фроловой. Наслаждаясь запахами неизвестных тропических цветов, дамы не забывали слегка ревниво посматривать друг на друга, сравнивая темпы омоложения.

После ужина снова направилась в душ. У неё уже вошло в привычку после душа рассматривать и исследовать своё новое тело, не по дням, а по часам превращающееся в тело молодой здоровой женщины. Постепенно исчезла сухость и дряблость кожи, растворились пятна пигментации, морщины на лице готовы были окончательно исчезнуть. Грудь... м-да, когда у неё была такая грудь? Лет пятьдесят назад, не меньше!

Ещё она обнаружила, что её благородные седины, кажется, исчезают. Корни волос сегодня оказались полузабытого, каштанового цвета. Сначала Ольга расстроилась, поскольку её волосы приняли вид, как бы это выразиться? — небрежно окрашенных, что ли? А затем вспомнила, что когда-то была даже такая мода и успокоилась.

А ещё две недели назад у неё вдруг сильно заболел под утро живот, и она так испугалась, что хотела позвонить дежурной сестре, пока не поняла... Точнее, не вспомнила предупреждение доктора.

А ведь она, Ольга Макарова, ещё и руководитель научного коллектива! Но бесполая старуха на коляске и молодая женщина-руководитель, это две бо-ольшие разницы! Ещё кино было на эту тему когда-то. Да, над этой вернувшейся стороной жизни тоже следует подумать. И ещё... Ольга сняла трубку и позвонила на пост. Ей ответила дежурная сестра Патриция, молодая, симпатичная итальянка:

— Слушаю вас, мадам Макарова! Что-нибудь случилось?

— Ничего, Пат! Всё в порядке. Скажите, где тут в этой Африке можно купить что-нибудь современное? Ну, что теперь носят в Европе! А то я в свои старушачьи кофты и юбки уже не влезаю...

И последний звонок Ольга сделала уже перед сном подруге:

— Лен, не спишь?

...

— Я тут намылилась в субботу в Африк-сити слетать.

...

— Да, небольшой шоппинг! Тряпок подкупить. Мне Пат рассказала, где там и что. Составишь компанию, если тебя доктор отпустит?

...

— Как так, 'не водишь птицелёт'? Учиться нужно!

...

— Не беда, двухместный возьмём. Слонов по дороге посмотрим!

* * *

Владимир Петрухин.

Коммуникатор замолчал и на нём снова загорелся индикатор 'отсутствие сети'. Похоже, Кэп сделал, что хотел. Теперь Роза контролирует только простейшие функции. Всё остальное, будьте любезны, в ручном режиме! Хорошая фича, призванная усложнить жизнь не сертифицированным претендентам на место пилота. Раньше, до его введения, пиратам или угонщикам достаточно было выведать у пилота пароль доступа, или, при невозможности этого, переустановить в компе ИИ на более сговорчивый, взломанный, принесённый с собой...

Но, что делать мне? Предположим, сюда никто не полезет. Ха! До тех пор, пока всё будет функционировать нормально. Мне, что же, продолжать об этом заботиться? Быть, эдаким, незаметным добрым гномом? В обмен на свободу? Впрочем, о какой свободе речь? Уведут 'Ландау' в ручном режиме, куда им нужно, а там, не спеша, установят другой комп. И можно вылезать, лапки кверху. А что я могу сделать? Затопить их фекалиями? Эффектно, но не смертельно. Да, у меня же есть карточка! Попробуем, что она мне даст.

В каптёрке имелся терминал, правда, при мне его ни разу не включали. Работает ли? Оказалось, работает. На нём высветилась заставка операционной системы Розы и 'малое' меню. Для входа в основное меню мне пришлось вставить в прорезь карточку. Роза ответила текстом на экране:

'Приветствую вас, стажёр Петрухин! Система работает в защищённом режиме. Необходимо произвести вашу полную идентификацию'.

— Это, какую? — пробормотал я. И Роза отозвалась уже в акустическом режиме, дублируя, впрочем, сообщения на экране:

— Спасибо. Произведена идентификация по фонемам речи. Для полноценного функционирования системы рекомендую перевести её в обычный режим. Да?/Нет?

— Нет! — поспешно ответил я. — Можешь дать мне сигналы с видеокамер?

— Даю сигналы, стажёр.

Экран разделился на полтора десятка квадратов, и я, наконец, увидел, что творится на судне. Почему-то я ожидал увидеть классических пиратов: бородатых, увешанных оружием. В действительности это оказались рослые, как на подбор, молодые парни в одинаковых скафандрах неизвестной мне модели. Оружие у них, впрочем, было: какие-то короткоствольные автоматы. Они загоняли в каюты учёных и членов экипажа. Тех, кто выражал протест, подгоняли тычками кургузых стволов. И при этом переговаривались между собой...

— Сигнал только с шестой камеры! — дал я команду Розе.

Разноголосица звуковых сигналов утихла, и оказалось, что пираты общаются по-английски, и, кажется, с американским акцентом. Что это значит?

— Роза! Найди капитана!

— Для восстановления работы коммуникаторов необходимо выйти из защищённого режима. Да?/Нет?

— Нет! Найди, где он находится, и включи сигнал с камеры!

— Даю сигнал с камеры в рубке управления.

Появилась картинка, а с ней и звук:

— ... не пираты, а космические силы Северо-Восточных штатов Америки! — вещал по-русски с тяжёлым акцентом, видимо, предводитель вторженцев — седой мужчина с симпатичным, волевым лицом.

Он сидел в 'моём' ложементе, развёрнутом в сторону камеры и уже без шлема. Капитан висел посреди рубки под прицелом двух автоматчиков. Ещё один, тоже без шлема, занял пилотское кресло и без устали колотил по клавишам.

'Работай, голубок, работай!' — мстительно подумал я.

— И как же вы, полковник Андерсон, объясняете неспровоцированное уничтожение катера и захват нашего мирного научного судна? Разве идёт война? — саркастически заметил мастер.

— Катер уничтожен по ошибке, капитан! — буркнул Андерсон. — Канонир не рассчитал заряд. Нужно было только обездвижить ваш катер и лишить его средств связи и наблюдения. Виновный уже наказан. Контроль над вашим судном взят во исполнение приказа командования. А я приказы не обсуждаю. Но в любом случае, дискриминации в космосе должен быть положен конец, хотя бы и явочным порядком. Все нации имеют равные права на исследование и эксплуатацию всех доступных небесных тел.

— О какой дискриминации вы говорите, полковник? Это всего лишь разумная предосторожность. Неужели вы думаете, что мировое сообщество рискнёт предоставить вам космические технологии до тех пор, пока вы находитесь фактически в состоянии войны со своими ближайшими соседями: Южными штатами и Пасификом? Да и ваши отношения с Техасской республикой оставляют желать лучшего! Вы уже полвека не можете договориться с людьми, а требуете доступа на межзвёздные просторы?

— Разборки с ренегатами, это наше внутреннее дело... — начал, было, полковник, но Оганисян тут же прервал его:

— Вы можете называть их ренегатами, но это уже давно независимые государства, принятые в ООН. Чем раньше вы это поймёте...

Но теперь Кэпа прервал полковник:

— Наши разговоры бесперспективны, я получил приказ и выполню его, несмотря на сюсюканье вашей коррумпированной ООН. Если вы отказываетесь сотрудничать, то... — полковник перешёл на английский. — Проводите капитана в его каюту!

Стражники подхватили Кэпа под руки и, довольно уважительно, направили к люку. Однако их командир взмахнул рукой, притормозив тем самым это движение, и добавил, снова по-русски:

— Я уполномочен заявить, что правительство моей страны намерено выплатить все неустойки связанные с задержанием судна. И компенсации семьям погибших в результате несчастного случая.

Поскольку ответом на это великодушное заявление послужило только ироническое хмыканье Оганесяна, полковник сделал знак, и капитана увели. Главарь же налётчиков, именующий себя Андерсоном, повернулся к своему коллеге, продолжающему мучить клавиатуру:

— Как успехи, Самуэль?

Разговор между ними продолжился на таком странном жаргоне, что я, до сих пор считавший себя сведущим в английском, сначала растерялся. И не сразу начал разбирать эту смесь сленга и классического английского, который американцы считают своим языком. Суть диалога заключалось в том, что Самуэль, именуемый также Сэмом, посетовал на предусмотрительность нехороших, в мягком переводе, 'русских', заблокировавших работу корабельного ИИ. Которому, теперь для восстановления работоспособности требовалась для начала пилотская карточка. Нет, полковник, капитанская испорчена. Старший помощник и стажёр, тоже бывшие обладателями таких карточек погибли на катере, поскольку входили в состав его экипажа. Нет, общий счёт пленных и погибших по судовой роли сходится. Проверить каюты помощника и стажёра на предмет карточек? Вы командир, распорядитесь!

Командир распорядился, рявкнув неразборчиво в свой армейский коммуникатор. Я не стал расстраиваться зрелищем предстоящего разгрома своей каюты, хотя мог включить камеру в ней. Я точно знал, что моя карточка при мне, да и Старшой со своей не расставался. Вместо этого я просканировал изображения с остальных камер и обнаружил, что учёные рассованы по своим одно-двухместным каютам, а экипаж томится в кают-компании. Все, кроме капитана, для него сделано исключение. Или его изолировали нарочно, чтобы лишить экипаж руководства.

Поскольку автоматика не работает, захватчики просто сняли внутренние ручки со всех дверей, за которыми содержатся пленные. Или, интернированные, по терминологии полковника. Связи у меня нет, коммуникаторы у всех отобрали, да они и не работают. Правда, я могу взять под контроль 'ближнюю' УКВ-связь, но это в общем случае сто тысяч км. А до ближайшей цивилизации в Поясе под сотню миллионов!

Постепенно первая злость, особенно подстёгнутая предательским уничтожением катера, стала улетучиваться, и я обнаружил, что у меня, в сущности, глаза на мокром месте. Ведь эти сволочи, несмотря на оправдания, сожгли катер нарочно, чтобы было меньше возни с экипажем! Захотели бы взять их в плен, — какая проблема? — впусти людей в шлюз и на прицел! Куда они, безоружные, денутся? Я вспоминал ребят, правда, ещё полузнакомых, кроме Геннадия Михайловича, конечно, Старшого и улыбчивую Валентину Васильевну, врача. Большая редкость: женщина в экипаже! Все этим потихоньку гордились, поскольку считается, что даже одна дама в мужском коллективе его облагораживает. Теперь она тоже погибла... Семь человек, я должен был стать восьмым. Повезло.

Ладно, хватит кукситься! Они у меня ещё наплачутся, что не дожгли стажёра Владимира Петрухина! Я им ещё в страшных снах являться буду!

Подзадорив себя таким образом, я снова переключился на рубку. Полковник и Сэм теперь оба сидели в пилотских ложементах и вручную запускали глюонник. Из их разговора я понял, что они собираются увести 'Ландау' на свою тайную базу, которая находится тоже где-то в 'Троянцах', там пересидеть ожидаемый визит патрульного судна, которое должно сюда обязательно прилететь, по факту нашей пропажи. Мы ведь успели дать радио на базу 'Европа'. Встречаться в открытом космосе с каким-нибудь 'Мечом' им вовсе не улыбалось.

Скоро явственный разворот корпуса и появившееся небольшое ускорение показали мне, что американцы сумели разобраться с ручным управлением и следуют за своей 'Фудзи'. Только такие полёты и возможны без ИИ. Затем они обсудили, как будут демонтировать 'открывашку' тоннелей Макарова и как взламывать Розу, для получения карты тоннелей. Их в основном интересовало только это. Наши жизни их не интересовали. Я с содроганием понял из общения захватчиков, что в финале они предполагают разбить 'Ландау' о какой-нибудь астероид вместе с экипажем. А пока мы им нужны на всякий случай, как заложники.

Нет, ну какие сволочи! В школе, конечно, проходили, как в тридцатых развалилось самое сильное государство на Земле — Соединённые Штаты Америки. Сейчас я, пожалуй, не готов был держать экзамен по их истории, но хорошо запомнил, что вся сила этой державы держалась на финансовых махинациях, позволявших, по большому счёту, жить, эксплуатируя другие страны.

Нет, наврал! И сам американский народ был, конечно, в большинстве трудолюбив и лёгок на подъём, однако считал, к сожалению, что их образ жизни самый лучший на Земле. И подлежит навязыванию остальным народам. Первый звонок прозвучал, когда рухнул доллар. Замена его на амеро позволила стране остаться на плаву, но полноценной заменой доллару новая валюта так и не стала. Американцам поменяли валюту один к одному. А прочим по грабительскому курсу.

Не забыв эти недавние финансовые потери, зарубежные банки не спешили набивать свои 'корзины' новенькими амеро, а ориентировались на евро, иену и ещё, конечно, юань. Ему, правда, тоже скоро пришёл конец, но речь не об этом. А затем в полную силу заработала загадка века, таинственная компания 'Clear Elements', и оказалось, что и любые запасы золота не гарантируют никому финансовое лидерство. Многие считали и до сих пор считают, что ею руководят инопланетяне. Особенно, в бывших США. Что чужие, якобы и создали её, чтобы эти США развалить. Мания величия в чистом виде! Так это, или не так, но держава не вынесла радикально меняющегося мирового порядка и новой экономической конъюнктуры и рухнула.

Вспыхнула 'Вторая гражданская война', в которой, в отличие от первой не оказалось победителей. Хотя, выиграли все. По её итогам на территории бывших США обособились пять стран, ни одна из которых так и не достигла ни довоенного уровня экономического развития США, ни его уровня жизни населения. Говорить об их международном влиянии тоже не приходилось.

Но, амбиции сохранились. Память об имперском прошлом особенно не давала спокойно уснуть руководителям СВАШ, до сих пор считавших себя и только себя наследниками США, а прочих 'мятежными провинциями'. Конечно, им не предоставляли космические технологии, поскольку... Впрочем, не в те дебри я полез. У них уже есть антипротонник и они его применяют, когда им захочется. Это от меня не зависит. Зависит дальнейшее.

Что я могу сделать? Партизанить? Так выкурят меня моментально, не сходя с места, тут не тайга и даже не белорусские леса. Стравят воздух, а у меня даже скафа нет. Нужно придумать нечто... Я ведь, в сущности, единственный полный хозяин 'Ландау'. Что же предпринять, хотя бы с минимальными шансами на успех? И быстро, а то на их базе, наверно, народу побольше будет. На 'Ландау' оккупантов человек двадцать...

— Роза, сколько на судне посторонних?

— Восемнадцать человек, стажёр.

— Дай мне картинки их расположения и сопровождай.

— Принято, стажёр.

Сопровождать не потребовалось: большинство захватчиков находилось в занятых ими каютах экипажа. Некоторые доедали сухой паёк, часть готовилось ко сну. Двое патрулировали коридор, один скучал в машинном отделении. Полковник и Сэм так и сидели в рубке.

Был бы я супергероем, вроде агента Лекса, обвешался бы бластерами и прошёл сквозь всех без единой царапины. Только вот нет у меня киношного бластера. Слава Богу, и у них тоже нет, так и не придумали пока ручных. Зато у них автоматы, и переть на них с голыми руками, или с саблей удовольствие ниже среднего. Никакого, в общем, удовольствия и перспективы. Саблю-то я себе добуду в спортзале, но дальше, что делать? Ничего пока не придумалось, и я решил вернуться к этой мысли попозже, а пока вооружиться. Пока только монтировкой, более грозного оружия в каптёрке не нашлось.

Пробираясь в межкорпусном пространстве к спортзалу, в размышлениях о холодном и огнестрельном оружии, я вдруг вспомнил о Михаиле: как он там? Подсоединившись к ближайшему коммуникационному порту, вызвал на дисплей картинку из его каюты. Миша лежал пристёгнутый к кушетке, и, казалось, дремал. Кстати, я нахожусь рядом с ним. Вроде, его каюта за стенкой. Постучать? Показалось или нет?

Нет: 'Ландау' включил двигатели и пошёл с небольшим ускорением. Я мягко осел на некий неопознанный в полумраке агрегат. Обратившись к Розе, я попросил её прокрутить запись последних пяти минут в рубке. Оказалось, на пиратском 'Фудзи' приняли сигналы радиолокатора, возможно, патрульного судна спешащего к нам, о чём и сообщили Андерсену. И захватчики решили поторопиться, пока тот не увидел нас на своих экранах.

Предположим, это помощь и она близка. Можно уже давать 'мэйдэй' и переложить всю ответственность на ВКС ООН или России. Только вот как поведут себя захватчики? Совсем я на их благожелательность не полагаюсь. Да ещё снаружи эта 'Фудзи' с антипротонником!

Значит, времени осталось ещё меньше. Я постучал в стенку. Не ошибся: Миша открыл глаза и посмотрел прямо в объектив. Конечно, он думает, что за ним наблюдают враги: светодиодик горит, а кто, кроме них... Я снова постучал в стенку, одновременно поводив камерой из стороны в сторону, вроде, как в жесте отрицания. Мишины губы шевельнулись. Готов поклясться, он спросил: 'Кто?' Жаль, у меня нет доступа к селекторной связи! Или есть?

Есть, конечно! Балда, недоучка, король унитазов!

— Роза! Дай селекторную связь с шестнадцатой каютой.

— В защищённом режиме доступна только симплексная связь.

— Ну, давай симплексную.

— Подключаю, говорите стажёр.

— Миша, слышишь меня? — негромко, чтобы не услышали в коридоре.

— Кто это? — вполне предсказуемо ответил тот. И тут же узнал, — Володя? Ты же погиб на катере!

— Все так думают, Миша, кроме капитана. И гады так думают. Не успел я на катер. Что делать будем?

— У тебя есть оружие?

— Монтировка...

— Да, слабовато. У меня в рундуке шпага и катана. С катаной справишься? Только, как передать?

— Это как раз не проблема: видишь над санузлом крышку в обшивке. Она на четырёх болтах с накаткой, руками открутишь.

Миша кивнул в ответ и переместился к унитазу. Я в свою очередь принялся за демонтаж панели со своей стороны. У меня болтов было побольше, и когда секция обшивки отъехала в сторону, через прямоугольное отверстие уже лился свет и в нём мелькала Мишина озабоченная физиономия. Я пожал просунутую мне руку, принял хищно блеснувшее оружие, поведал последние новости и изложил товарищу едва сформировавшийся у меня план. Затем, предложив ему закрыть крышку и ждать сигнала, вернулся в каптёрку. Предстояло запрограммировать Розу.

Приказав ей принимать мои последующие команды устно, через расположенные по всему судну терминалы селекторов и не подтверждать выполнение приказов, я изложил ей план последующих действий и перешёл к самому трудному:

— Роза, ты знаешь принцип действия огнестрельного оружия?

— Знаю, стажёр.

— Ты понимаешь, что мне хотелось бы избежать попадания в меня пуль?

— Думаю, да! Это может вызвать вашу полную неремонтопригодность.

— Молодец, Роза! Именно, так!

Всё-таки хороши современные ИИ! Самое сложное оказалось позади, дальше пошло легче... Я записал сообщение и приказал Розе передавать его непрерывно на вызывном канале с момента начала операции. Вышел на связь с капитаном и коротко с ним посовещался.

— Давай, сынок, командуй! — подбодрил меня Мастер. — И не лезь на рожон. Мы поддержим.

Как бы только так сделать? Я соединился со всеми каютами, не вступая в диалоги и не реагируя на удивлённые восклицания, отдал приказы. Сейчас я командир! Ещё раз просмотрев коридор, вставил пилотскую карточку в считыватель:

— Роза! Отменяю защищённый режим. Начинаем!

Ответа не последовало, как я и приказал. Махина 'Ландау' начала разворот на 180 градусов, меня бросило на стену. Вот балда! Всем приказал пристегнуться, а сам забыл! А если бы башкой? Представляю недоумение пиратов! Если кто доберётся сейчас до двери, то обнаружит, что она заблокирована компом. Каюты пленников я наоборот, приоткрыл, но приказал пока никому не выходить. Ускорение! Глюонник заныл и дал три 'G' в течение пяти секунд. С огромным удовольствием наблюдал я в эти секунды на экране монитора, как двое часовых пролетели вдоль коридора, моментально превратившегося для них в вертикальную шахту. И рухнули прямо на люк машинного отделения. Уж не знаю, с какой скоростью они пришли в соприкосновение с этим массивным железом, но оба пока были живы: ворочались, подобно раздавленным жукам. Тут на сцену вышел Михаил. Его каюта располагалась как раз в конце коридора, на чём и был в немалой степени основан мой план.

Известно, однако, что любые планы часто приходят в совершенную негодность при соприкосновении с реальностью. Так и в этот раз: не успел Миша в установившейся невесомости обезоружить ушибленных, как раздались приглушённые выстрелы: двое оккупантов пытались вскрыть заблокированную дверь. К тому времени, как я высунул нос из паттерны в коридор, там уже летали пули. Из взломанной двери торчали два автомата, не прицельно поливавших окружающее пространство длинными очередями. Стрелки, однако, благоразумно не выглядывали: Миша постреливал в них из-за двери своей каюты.

Тем временем, в пилотской кабине дела приняли скверный оборот: Находившихся там полковника и Сэма, первоначально, во время неожиданного для них манёвра, вытряхнуло из ложементов. Чему я злобно порадовался — 'пристёгиваться нужно, суки!' А затем ещё и поболтало по тесной рубке и, наконец, прижало тремя 'G' к входному люку. Но Андерсон уже очухался и схватился за свой коммуникатор. Нужно было брать его прямо сейчас. План и предусматривал, что Миша присоединится ко мне с трофейными автоматами, и мы повяжем врагов. Теперь это было невозможно, коридор ему не преодолеть. Хорошо хоть враги сообразили, откуда ведётся огонь, и сосредоточили ответный на другом конце коридора. Миша отвечал одиночными, кажется, у него кончались патроны: запасные магазины он прихватить не успел. Или меня боялся зацепить. Я приготовился к рывку.

И тут стало ещё хуже. Открылась ещё одна каюта и трое пиратов с криками 'свои, не стрелять!' вылетели в коридор и направились в его конец, прямо к Мишиной позиции. Двое довольно плотно поливали очередями дверь машинного отделения и болтающиеся около неё изрешечённые пулями трупы своих подельников. Ещё один пялился в мою сторону, держа палец на спусковом крючке, но я не высовывался, вся картинка и так была у меня на шлемном мониторе.

— Роза, ускорение, три 'G'! — проорал я, и пираты, повторив путь своих предшественников, рухнули на их окровавленные останки. Но с меньшим для нас эффектом, поскольку не успели набрать большую скорость и в результате сохранили активность.

— Ребята, помогайте! — отчаянно крикнул я, хотя и не имел в этот момент представления, чем тут можно помочь.

Хорошо, что команда и экипаж были полностью в курсе событий: картина битвы в коридоре транслировалась Розой на мониторы в каютах пленников. Несколько секунд ничего не происходило, пираты в скафандрах с псевдомускулатурой уже вставали и готовились ворваться в Мишину каюту, но открылось несколько люков и в коридор полетели стулья, стол из кают-компании — как его так быстро отвинтили? — какие-то чемоданы и прочие неопознанные предметы. Разгоняясь при трёх 'G' до порядочной скорости, всё это движимое имущество обрушивалось на головы захватчиков и, в конце концов, погребло их. И снова вместе с оружием! Я дал команду снять ускорение, навалившаяся тяжесть исчезла. Теперь в рубку!

Миша, кажется, приоткрыл дверь — из-за кучи было плохо видно — раздался выстрел и крик боли.

— Он жив?

— Михаил жив, он получил пулевое ранение в ногу. Для жизни не опасно, — отрапортовала Роза. — В ответ уколол нападавшего острым предметом. Прогнозирую летальный исход.

— Это шпага! — пробормотал я, подгребая к рубке. — Молодец. Миша! Роза! Трансляцию на всё судно!

И блефанул по-английски, с добавлением некоторых русских слов:

— Сидеть тихо, такие и сякие, немазаные, сухие! А то гранату брошу!

Прозвучало с таким ужасным акцентом, что будь это в Академии нашего 'англичанина' непременно хватил бы удар. Но в коридор больше никто не полез, каждый гад принял это, естественно, на свой счёт. Слыша за спиной взволнованную русскую речь и команды капитана, я сдвинул люк в рубку и влетел в неё. И оказался на прицеле.

Наивный! Автомат полковника так и остался около ложемента, и я посчитал его безоружным. Но у него был и пистолет. И сейчас я видел только чёрную дырку, равнодушно смотрящую даже не на меня, а куда-то внутрь.

— Умри, крыса! — пробормотал, не вступая в разговоры, традиционное американское проклятие Андерсон, и пистолет полыхнул неяркой вспышкой. Хлопок, но я жив! Спасибо тебе, Роза! Тебе, с твоими быстродействующими электронными мозгами, не составило труда вычислить будущую траекторию пули и включить за мгновение до выстрела двигатель коррекции. И я молодец, что задал тебе такую программу! 'Ландау' повернуло на несколько градусов. Пуля ударила мимо и завязла в стене.

Я не стал ждать второго выстрела: заученный взмах катаны — всё же она легче казацкой селёдки! — и отсечённая кисть руки полковника, всё ещё сжимающая пистолет поплыла, вращаясь в дальний угол кабины. Из культи ударила тонкая струйка крови, оросившая Андерсону лоб, когда он поднёс её в недоумении к лицу. Глаза вояки закатились, и он упал в обморок. Правда, при невесомости падать особо некуда, так, что он просто поплыл по воздуху прочь. А где второй? Всё ещё безжизненно болтается под потолком, крепко его наверно приложило?

К люку уже подлетали люди из команды, я же умостился в свой ложемент, вставил карточку в считыватель и дал Розе команду:

— Отменить действие особой программы, восстановить полномочия капитана Оганесяна!

— Есть, капитан! — ответила Роза.

Вот, побыл хоть немного капитаном! Будет, что рассказать. Я развернулся лицом к входящим...

Бабах! Сверкнула вспышка выстрела. Ударило в живот. Я увидел оскаленное лицо Самуэля, грамотно зафиксировавшегося в углу кабины.

Бабах! Он стреляет в меня? Замасленный комбез весь в кровавых клочьях. Почему я почти не чувствую боли?

Бабах! Сейчас я ему! Где катана? Лицо врага расплывается и превращается в гротескную маску. Почему так холодно в рубке? Климатизатор сдох? Опять чинить! Вяло текут мысли. Несмотря на холод, хочется спать. Я уже ничего не вижу. Кажется, меня тормошат. Отстаньте, дайте отдохнуть! Что-то трещит! Очередь? Снова враги? Я сейчас!

Минутное просветление, отчётливо слышу женский голос:

— На стол! Аккуратнее, у него повреждён позвоночник! Теперь дайте треть 'G'! Систему! Кровезаменитель, триста граммов. Давление в систему! Летаргин, десять кубиков! Колите прямо в трубку...

Доктор? Её же на катере... Или это я уже там, где она? И с этой мыслью я окончательно засыпаю.

* * *

Вот оно, как! Всё сам вспомнил! Надеюсь, меня полностью собрали? А летаргин, да! его колют в особо сложных случаях, когда пациент на грани. Хирургам удобнее, а больному всё равно: спи себе и спи, проснёшься здоровым или не проснёшься вовсе... Так, включили селектор: щёлкнуло и зафонило.

— Больной, как вы себя чувствуете? Не спите?

Бормочу в ответ невнятное: 'мамально'. Всё равно маска не даёт говорить.

— Вот и хорошо! Будем вас извлекать, доктор разрешил. Сейчас промывку сделаем.

— Угу.

Зашумел насос, гель пришёл в движение. Его сменяет тёплая вода.

— Не горячо?

— Э...

— Вот и отлично!

Вода тоже уходит, я повисаю на руках и ногах. Наконец крышка приподнимается. Жмурюсь от потоков света. Ловкие руки освобождают меня от фиксаторов. Я сажусь в своём ложе — вроде, всё действует — на ощупь сбрасываю маску. Лицо тут же протирают влажным полотенцем. Спасибо! Пытаюсь приоткрыть рефлекторно зажмуренные глаза. Меня вдруг обнимают руки в белых рукавах, и кто-то неловко целует в щёку. Запах знакомых духов.

— Стёпка! А ты откуда тут?

— Прилетела! Бросила всё и прилетела!

— С ума сошла, тебя же исключат!

— Не, не исключат! Я с твоим генералом летела, он пообещал замолвить за меня словечко! А если выгонят, сказал, возьмёт в Академию.

— Ну, ты даёшь, Стёпка! Ой, извини, я тут голый!

— Что я тебя голым не видела?

— Ты тогда посмотри, мне там ничего важного не отстрелили? — глупо шучу я.

— Ничего... Дурак!

И Степанида зарыдала. Держа её в объятьях я думал... Да ничего особенного я не думал. Просто мне было хорошо!

* * *

А вечером в выделенную нам со Степанидой комнату пришли гости: генерал Бондарь — начальник Академии, Мастер Оганесян, а с ними ещё и Михаил, всё ещё прихрамывающий, несмотря на льготные условия лунной гравитации. И Валентина Васильевна! От них я узнал подробности этого странного дела, которые уже три недели смаковал Интернет и пресса всей Системы. И только я, лёжа под летаргином, был не в курсе.

Оказалось, 'Бурундук' не сгорел под предательским ударом антипротонника пиратской 'Фудзи'. Даже герметичность удержал. Хотя его экипаж получил существенное лучевое поражение. Сейчас долечивается амбулаторно. Валентина их и долечивает, вместе с собой. У 'белочки' взорвались водяные баки, и катер приобрёл настолько растерзанный вид, что пиратский канонир решил не тратить на него добивающий заряд.

Когда 'Фудзи' с 'Ландау' ушли от злосчастного 303-его, экипаж продолжил борьбу за выживание. Главмех сумел восстановить повреждённую радиостанцию и послать сигнал бедствия. Ответ они получили почти сразу. По счастливой случайности в зоне ближней связи оказался патрульный 'Меч' под командованием знаменитого борца с пиратами полковника Сколика.

Случайности? Не совсем. Своё счастье человек куёт сам. Вышло так, что ИИ 'Меча' засёк вспышку, а поскольку на запросы никто Сколику не ответил, он изменил маршрут и направился к 'Троянцам'. И скоро его догнало предписание с Европы лететь именно туда, поскольку 'Ландау' пропал со связи. Взяв на борт экипаж 'Бурундука', Сколик направился по указанному ими вектору. А когда принял наш сигнал бедствия, был уже не более чем в часе полёта.

На 'Ландау' его помощь не понадобилась, сами справились, зато он загнал 'Фудзи', и после пары предупредительных арестовал остальных, сдавшихся в плен пиратов. А далее, произведя допросы, по горячим следам отправился на штурм пиратской базы на не далёком астероиде, которую, естественно, тоже взял, пока пираты не успели сообразить, что происходит и не разбежались.

Правительство СВША отказалось признать пиратов своими военнослужащими, а полковник Андерсон и вовсе, как оно заявило, находится в розыске за совершённые преступления. Сами же СВША, по словам их президента, неизменно ратуют за мирный Космос, без дискриминации и насилия. Давший интересные показания 'полковник', к сожалению, тихо умер в одиночке следственного изолятора в Женеве. С ним случился обширный инфаркт, а кнопка вызова дежурного в его камере оказалась неисправна. Видеозапись слежения тоже не показала ничего подозрительного.

Самуэля, вогнавшего мне в живот три пули, застрелил капитан Оганесян. Допрашивать в этом случае было некого. Прочие же, взятые в плен пираты, в том числе экипаж 'Фудзи' и уцелевшие при штурме базы, похоже, искренне считали себя военнослужащими, выполняющими особое задание своего командования. Мнения в трибунале ООН на их счёт разделились.

Меня штопала Валентина Васильевна, сама ещё не отошедшая от лучевого поражения. Разложила мою требуху на столе... Бррр! А затем заточила в реанимационную капсулу, где я и провёл почти три недели, причём первую с распоротым брюхом. Сейчас же я достиг по её словам 'генетического оптимума', что бы это не значило. Даже швы на животе едва видны. Современная медицина, вообще, творит чудеса: ещё лет десять назад я остался бы инвалидом на всю оставшуюся жизнь, ездил бы в коляске и питался исключительно жидкой кашей.

Вечером, когда наши гости разошлись, напоследок туманно посоветовав мне 'не напрягаться', я позвонил домой. Мама, конечно, плакала, папа и Сашка завалили вопросами. Причём папа, в основном о здоровье, а Сашка потребовал рассказа о пиратах. Завтра расскажу, под вечер. Утром мы вылетаем со Стёпкой на Землю, генерал предложил подбросить на своём челноке. Дело в том, что хотя по своей специальности 'Жизнеобеспечение' я удостоился самых лестных рапортов капитана и Главмеха, но набрать необходимое число часов пилотирования мне так и не удалось. Нисколько не удалось. Поэтому я лечу с генералом вторым пилотом, и если не опозорюсь на этой несложной трассе 'Луна — Земля', то можно считать, со стажировкой у меня всё в порядке. Уж, я завтра постараюсь!

* * *

Я уже давно крепко спал рядом с посапывающей, тёплой и такой родной Степанидой, когда меня разбудил тоненько запиликавший коммуникатор. На его экранчике светилось: 'Земля, Россия', а далее, шёл неизвестный мне номер. Комната невелика, я протянул руку и взял трубку:

— Алло...

— Доброй ночи! — зазвенел в трубке жизнерадостный женский голос. — Это господин Петрухин?

— Да, это я, здравствуйте.

— Это Маруся. Как вы себя чувствуете?

— Вообще, хорошо. Только у нас уже ночь и я спал...

— А у нас уже утро! — парировала собеседница. — Не кладите трубку, соединяю!

Секретарша, что ли? Кому это я понадобился? В трубке тем временем прорезался солидный мужской голос:

— Владимир Юрьевич? Доброе утро!

— Да, с кем имею честь? То есть, доброе утро!

— Говорит генерал Кондратенко.

— ... Здравствуйте, господин генерал!

Сам Кондратенко! Ничего себе!

— Извините, что Маруся разбудила вас так рано, задержу ненадолго. Ещё успеете выспаться.

— Ничего, господин генерал!

— Василий Петрович...

— Ничего, Василий Петрович, я уже почти выспался!

— Ну, и ладно! Дело, вот какое: я тут почитал про ваши приключения. Не затруднит завтра к 14-00 'Зулу' подъехать в Москве в штаб-квартиру ВКС? По кадровому вопросу? Пропуск будет ждать на вахте.

— Кадровому? Но у меня ещё экзамены...

— Кажется мне, пилот, что свои самые важные экзамены вы уже сдали. Да и время терпит. А в случае чего, я с Бондарем договорюсь. Итак?

— Буду, госп... Василий Петрович!

— Успеваете?

— С запасом!

— Ну, жду. До завтра! Спокойной ночи!

— До свидания!

Я влез к Степаниде под тёплое одеяло, обуреваемый сразу десятком мыслей и соображений.

— Кто звонил? — сонно спросила она, укладывая на меня руку.

— Представляешь? Сам Кондратенко!

— А! Вроде женщина...

— Секретарша.

— Ммм... Спим?

— Спим!

'Спать!' — приказал я себе. — 'Утром полёт!'

И заснул...

* * *

Василий Кондратенко/Дорис Кондратенко.

Раньше Дорис как-то умело уходила от вопросов по поводу случившегося. Куда она пропала два десятка лет тому назад? Почему не писала, не звонила? В конце концов, если в систему Юпитера позвонить невозможно, то почему на электронку не отвечала?

'Всё узнаешь в своё время!' — отвечала она. — 'Это было связано с моей работой'.

'Что же это за работа такая, секретная? А теперь ты оттуда ушла?' — спросил генерал новообретённую супругу.

'Секретная, Вась, секретная! И не ушла я, а испросила отпуск для устройства семейных дел! Вот, устраиваю, а ты меня вопросами донимаешь'.

Но после того как Василий пообщался с одним из основателей 'Элементов', да нет, пожалуй, ещё и раньше, стал генерал догадываться о характере работы Дорис. А после ухода Сергея, она сама завела разговор.

Выяснилось, что тогда, много лет назад, к ней, ещё студентке, но уже автору интересных работ в области макроэкономики, обратилась неизвестная ей женщина. Она представилась Екатериной, сдержанно похвалила её статью, которую прочла в серьёзном, аннотируемом журнале и предложила ей 'очень интересную работу', как она выразилась. Работа действительно оказалась интересной, и после окончания института Дорис с головой ушла в неё. Даже рождение дочери Ольги не помешало её работе на фирме 'Чистые элементы'. Благо, платили очень хорошо, на няню для малютки вполне хватало.

Но раньше случилось и ещё кое-что, малоприятное. Дорис вызвали в некую государственную контору, где улыбчивый сотрудник в штатском назвавшийся Олегом, поразив молодую женщину полной осведомлённостью об её жизненных обстоятельствах, предложил либо прекратить сотрудничество с 'Элементами', либо разорвать личные отношения с неким пилотом консорциума 'Вода', Василием Кондратенко. На вопрос Дорис: 'С чем связан этот ультиматум?' сотрудник ответил неопределённо: 'Просто мы вас просим'.

'А что будет, если я не прислушаюсь к вашей просьбе?' — прямо спросила женщина.

'Ну, ничего страшного!' — фальшиво заулыбался Олег. — 'Окажется, что господин Кондратенко по какой-нибудь причине не сможет более выполнять свои обязанности в консорциуме и просто-напросто вернётся к жизни на Земле. Может, это и к лучшему? У вас ведь скоро будет маленький?'

И агент указал на заметно округлившийся живот Дорис.

'Да, и пусть этот разговор останется между нами' — добавил Олег, когда женщина, подписав какую-то бумагу, уже направилась к двери кабинета.

Будь Дорис более взрослой и опытной, она возможно, не оставила борьбу за свою любовь: обратилась к руководству 'конторы', к своим коллегам, позвонила Екатерине. А тогда она, честно говоря, испугалась.

'Дура я была!' — сказала она Василию. — 'Молодая, испуганная дура! Больше всего я боялась повредить тебе. Знала, что ты живёшь Космосом и своей работой. И я решила исчезнуть из твоей жизни. Даже немного порадовалась, что не успела сообщить тебе о беременности. Молодой мужик, думала, поскучает и забудет. А я уж как-нибудь...!'

Только по прошествии некоторого времени, когда Дорис обросла знакомствами и связями, она сделала первую попытку узнать, что же случилось, почему она получила такую странную 'рекомендацию'. Некий знакомый из 'конторы' сообщил ей, морщась, что, дескать, тогда был такой период параноидальности, но уже давно всё это изжито, сделаны оргвыводы, работают совсем другие люди. Подробностей знакомый не рассказал. Но она, Дорис, по его словам, может беспрепятственно возвратиться к своему космонавту-водовозу.

Однако не поздно ли это сделать? Вдруг Кондратенко уже и забыл её? Мало ли молодых женщин и девушек вьётся вокруг героев Космоса, в тайной надежде связать свою судьбу с высокооплачиваемым пилотом? И Дорис по глупой гордости ничего не стала предпринимать. Тем более, что и её окружали весьма и весьма представительные и в высшей степени положительные мужчины, многие из которых недвусмысленно намекали... Но с ними ничего не получалось. Ну, не шли они ни в какое сравнение с Васей, каким она его запомнила. И очередной претендент оставался ни с чем, а она отдавала ещё больше времени работе и воспитанию дочери.

Конечно, Ольга расспрашивала её об отце: кем он был и куда делся?

'Нет, он не умер, он — космонавт' — отвечала Дорис. — 'Нет, он нас не бросал, это я его оставила. Нет, он в этом не виноват...'

Иногда в сводках новостей ей попадалось упоминание о консорциуме 'Вода', и она внимательно перечитывала всё связанное с ним, в надежде узнать что-нибудь и про Васю. И когда прогремела сенсация про находку на комете 'Немезида' космического корабля репторов, она единственная во всей Системе поняла, почему капитан 'Охотника' назвал его 'Дори'. Потому, что этим капитаном был Василий Кондратенко, и он когда-то звал её так. И ещё 'рыбкой Дори'... Судно действительно было похоже на странную рыбу.

Правда в видеоматериале, сопровождавшем новость, фамилия открывателя не прозвучала, но ей догадаться было не сложно. Голос за кадром спросил капитана, почему он дал артефакту такое название? И тот ответил:

'Рыбка такая была... эх, рыбка, рыбка!'

Дорис достала старые фотографии, почти всю ночь рассматривала их и плакала. А потом был отпуск, Крым, куда она поехала вместе с дочерью, чтобы привести в порядок мысли и решить, что делать дальше. Как оказалось позже, она вполне могла бы встретиться на любимом курорте нос к носу с Васей. Но они разминулись. Своего отца совершенно случайно повстречала Ольга, хотя они и не узнали друг друга. После того, как дочь рассказала о встрече Дорис и показала визитную карточку... Они проговорили до утра, а утром написали письмо.

* * *

Тамара Фролова-Бейкер.

Первые дни на Земле Тамара вспоминала с улыбкой. Это теперь, тогда ей было не до смеха. Люди... Толпы и толпы. И в порту и в городе. Все куда-то идут в разных направлениях. Смеющиеся, серьёзные, нахмуренные и целеустремлённые. И, главное, ни одного знакомого лица. Конечно, она знала теоретически, что на Земле очень много людей. Но увидеть столько сразу! Когда они вышли с бабушкой из терминала женевского космопорта, стало легче. Эти огромные людские скопления остались позади. Но тут были мобили.

Она попадались ей в фильмах, но увидеть воочию? Мобили проглатывали людей, которые по несколько человек, а которые и, наверно, десятка три и увозили их куда-то. А взамен приезжали другие, из них выходили новые люди с поклажей в руках и устремлялись по своим делам. Для машин были выстроены отдельные дороги, а для людей отдельные, поуже. И правильно, столкнуться с такой повозкой — костей не соберёшь! Да, и под ногами вовсе не земля, а какой-то 'бетосвальт', как назвала его бабушка.

Сначала Тамаре показалось, что вся Земля покрыта этим пыльным, замусоренным 'бетосвальтом', и ей теперь никогда не походить босиком по траве и не полежать на ней в тени. К счастью, когда они сели в подошедший к ним мобиль и помчались со скоростью не меньше, чем у катера 'Меча', оказалось, что дороги просто сравнительно узкие полоски для передвижения. А по их обочинам есть и трава и деревья и дома, окружённые кустами и теми же деревьями.

Тамару немного укачало, как в первый день в Космосе, и бабушка переговорила с двумя сопровождающим — молодыми парнями в форме и с оружием. Бритыми, как и почти все земляне. От этого Тамаре все они казались очень молодыми, поскольку на Надежде почти никто не брился, а только подстригали бороду.

После разговора машина свернула с широкой дороги и, уменьшив скорость, покатила по какой-то, почти пустынной. Тут придорожные домики оказались гораздо ближе, и девушка совсем забыв о тошноте, прилипла к окну. Тем более что мобиль скоро остановился у какого-то дома, 'маленькой фермы', как пояснила бабушка. Все вышли 'подышать свежим воздухом', хотя в салоне воздух был, кажется, свежее и уж точно прохладнее, чем на улице. А тут ещё покрывавшие небо тучи, точь-в-точь такие же, как на Надежде, немного разошлись, и между ними показалось местное солнце.

Тут из домика вышла пожилая, но ещё крепкая женщина в длинной юбке и направилась к мобилю. За ней бежало животное, отнюдь не на верёвке — 'собака' — вспомнила Тамара какой-то фильм. Оно было серо-рыжее, довольно большое, лохматое и выглядело опасно, ещё опаснее волков на Надежде. Но настроено было, кажется, дружественно: не завывало и не стремилось напасть.

Тамара убрала руку с ножа и постаралась принять независимый вид: 'подумаешь, собака!' Та тем временем улеглась в сторонке, внимательно разглядывая пришельцев и поводя острыми ушами. Женщина поздоровалась и разговорилась с сопровождающими по-французски, кидая благожелательные взгляды на бабушку и Тамару. Один из парней наладился, было, переводить, но женщина сама перешла на почти правильный английский:

— Меня зовут Мадлен. Я вас узнать, вы с планеты Надежда. Мой сын работает на Орбите, и я наблюдаю через телевизор все новости про Космос. Пойдёмте в дом, пожалуйста!

Сопровождающие отказались, а Тамара с бабушкой приняли приглашение и последовали за хозяйкой. Собака при этом заняла место в арьергарде, неотрывно наблюдая за гостями. Наверно она ждала только сигнала к нападению, и Тамара опять машинально положила руку на нож: оставлять такую зверюгу, даже домашнюю, позади опасно. Это тебе не кот!

Но всё обошлось, собака осталась на крыльце. В аккуратном домике, в комнате, где на стенках были развешаны разные сковородки и черпаки, гостей ожидало прохладное молоко, а затем женщина провела маленькую экскурсию по ферме. Огромные флегматичные коровы — сколько мяса и не нужно за ним гоняться! Те самые, почти нелетающие леталки — куры. Пёстрые, суматошные и крикливые. Завидев хозяйку, они заволновались и забегали в своей клетке, подумали, что их будут кормить, наверно. А толстые! Или это наряд из перьев создаёт такое впечатление? Один — точно, он петух называется, потому, что самец — захлопал крыльями и воинственно заорал. Но противников ему не нашлось, и он успокоился.

Ещё у Мадлен были голуби, те очень хорошо летали. Они жили не в клетке, а на свободе, и хозяйка сказала, что их не ест. Они просто так, для красоты. Тамара подумала, что попробовать этих голубей стоило, тем более, они совсем не боялись людей, один даже сел на плечо Мадлен. Но раз их есть не принято, то ладно! Тут Тамара поинтересовалась, а ходит ли кто-нибудь из людей на охоту? Выяснилось, что как раз сын хозяйки иногда, осенью, летает куда-то в горы поохотиться на 'кабанов'. И девушке показали его ружья и фотографии добычи.

Да, эти 'кабаны' даже на фото производили впечатление. Свирепые морды, клыкастые! Хорошо, что охота на Земле не совсем исчезла, нужно освоиться и тоже сходить на охоту на кого-нибудь, вроде этих кабанов.

Следующее знакомство оказалось не очень приятным. Что-то маленькое и назойливое принялось с жужжанием виться у лица Тамары. Девушка взмахнула рукой, поймала надоеду и с интересом его рассмотрела. Оказалось, что это обычное для Земли летающее насекомое — 'муха', как пояснила бабушка. И добавила: 'теперь обязательно вымой руки' и много ещё всякой интересной информации о микробах. Тамара отправилась мыть руки, а по дороге ещё осмотрела машины, стоящие под навесом.

'Это 'Pigeon' моего сына!' — прокомментировала Мадлен. — 'А я на мобиле езжу, боюсь летать'.

Летающая машина — 'Pigeon' — ничуть на настоящую птицу не походила. Ну, может в полёте больше похожа? И Тамара дала себе слово, что непременно научится такой управлять. Уж она-то не забоится!

Уже в гостинице ООН, где им выделили номер, укладываясь в удобную кровать, Тамара позвала припозднившуюся у компа бабушку:

— Ба!

— Что Тома?

— А как 'Pigeon' по-русски называется? А то я забыла...

— 'Голубь', наверно.

— А! Ну, да! 'Голубь'... Спокойной ночи!

* * *

Первые месяцы на Земле Тамара была очень занята и видела в основном только коридоры комплекса ООН в Женеве, гостиницу да прилегающие улицы. Она выполняла возложенные на неё общиной Надежды, обязанности помощника посланника колонии на Земле. Носила за бабушкой её ноутбук, какие-то брошюры и компьютерные флешки. Когда бабушка выступала в комиссиях, а пару раз даже на трибуне ООН, Тамара скромно ожидала её в сторонке, рядом с охранниками, стараясь не попадаться на прицел видеокамер журналистов. Это удавалось не всегда. А в первый раз она даже не сразу поняла, кто эти люди с видеокарточками на груди и камерами в руках.

Хотя она с первого дня сменила практичную форму космофлота на земной брючный костюм, её всё равно узнали и решили взять интервью. Правда, сначала спрашивали какую-то ерунду:

'Как ей нравится Земля, и правда ли она убила пиратского вожака?'

'Ну, нравится, ну убила, кого это интересует? И ещё бы раз убила, если подвернулся случай!' — ответила тогда Тамара довольно холодно, потому, что ещё не знала, что с прессой нужно дружить.

Оказалось, по словам журналистов, это интересует буквально всех! Ладно, рассказать не трудно:

'Да, это ей далось легко, прицелилась и выстрелила. Нет, она не переживает и не ком-плек-су-ет, он был хищник, а хищников, если не убить, то они тебя сожрут и не пожалеют!'

'Да, она посмотрела фильм про полёт 'Меча'. Всё было совсем не так, а значит фильм — сплошное враньё. А вот девушка, которая играет её, Тамару, понравилась. Стреляет метко и сражается грамотно. Прямой удар у неё классный. Только в её возрасте пора уже носить лифчик или топик, хотя бы. Причём тут 'стыд'? Такое, как у неё, просто мешало бы стрелять и драться. Вот вам, девушка, разве бы не мешало?'

Тогда, при этих словах пышногрудая девушка-корреспондент на секунду смутилась, но тут же заржала вместе со всей журналистской братией. Обстановка разрядилась и на дальнейшие вопросы Тамара отвечала уже раскованнее.

'Нет, мы на Надежде не дикари, у нас есть учителя, доктора, электричество и даже компы. Интернета нет, новости рассказываем, когда ходим в гости или встречаемся на улице'.

'Когда женимся и замуж выходим? Сначала нужно получить профессию, чтобы семью прокормить, тогда Совет разрешает парням жениться. Это лет в 17-18 по земному счёту бывает. А девушкам? Тоже примерно в это время, главное чтобы ребёнка выкормить могла, у нас же нет земных коров!

'...Вот именно, отрастить!' (Все снова засмеялись.) 'Ну и профессия девушке тоже не помешает, хотя хорошая домашняя хозяйка у нас тоже ценится...

Да, у меня уже есть профессия, я охотник! Нет, мне ещё рано замуж, сами же видите!'

Тут один из журналистов, русский, непонятно пошутил. Что-то вроде: 'Тититема полностью раскрыта!' Все снова рассмеялись, и на этом интервью закончилось, потому, что из двери кабинета вышла бабушка и поманила Тамару. У бабушки тоже хотели взять интервью, но она сказала, что спешит. На самом деле она никуда не спешила, а просто ей, наверно, надоели журналисты.

В гостинице она рассказала об общественных делах, и о том, что суд признал её владелицей её же каких-то там фабрик и счетов. И теперь они с Тамарой достаточно богаты, чтобы переселиться в гостиницу получше. Хотя и эта, ооновская, девушке нравилась: отдельные комнаты, ванна с пузырьками, современный компьютер, с которым даже бабушка не сразу справилась. А она, Тамара, сразу справилась, потому, что на 'Мече' был похожий.

И ещё еда в ресторане ничуть не хуже, чем на 'Мече', только понятно, разнообразней. И всяких соков больше. Ещё ба рассказала, что отловили почти всех преступников, нанявших пиратов, хотя часть из них разбежалась и попряталась. И что будет какой-то там 'процесс века', где Тамаре тоже придётся выступать.

* * *

Василий Стрижаков.

Ещё ничего не было видно, но Тор, искусственный интеллект 'Алебарды' уловил, видимо, всплеск радиоизлучения и доложил:

— Капитан! Портал открывается!

И действительно: через несколько секунд почти в перекрестии центрального визира передней полусферы вспыхнула на фоне Млечного Пути лишняя звезда. Распухла, расцвела всеми цветами радуги и от неё отделилась звёздочка поменьше. Тут же раздался радиовызов:

— 'Алебарда', я 'Меч-78'! Портал прошёл. Гость следует за мной. Прохождение им портала ожидаю через 150 секунд.

— Принято, '78-й', я 'Алебарда'. Привет Денис Викторович! Как слетал? — ответил подполковник Стрижаков.

— Всё штатно, Вася... Погоди, мы же договорились без отчеств!

— Извини, Денис, забыл!

— Примешь при встрече епитимью. А слетали мы нормально. Кенги забавный народ, да ты же чуть ли не первый с ними встретился?

— Я их только на картинке видел...

— А, ну да! Корреспонденты, что с нами летали, сняли тут целый фильм про кенгов и их планету. Как только мы вошли в тоннель, его отправили на Землю. Его, что ещё не показывали?

— Ещё не видел, уточню, — кратко ответил Стрижаков.

— Да, кстати! Люди там, похоже, очень популярны. За нами толпа постоянно ходила, глазели и всё норовили подарить конфеты. Это у них знак дружбы.

— Конфеты?

— Ну, наподобие конфет. Кстати, очень вкусные оказались! Их биологи проверили... Погоди, я вот, что хотел сказать: нам ещё фигурки какие-то дарили. Там кенги во всех видах, животные разные и, представляешь? Люди! То ли игрушки это, то ли произведения искусства — не знаю. Так вот, люди всех рас, мужчины, женщины, дети. А одна — вылитый ты, Василий Стрижаков! Даже в лётной форме. Сознавайся, ты им не позировал? Я прихватил на память, увидимся — подарю!

— Спасибо, Денис! Кажется, время...

— Да, подходит, сейчас...

Угасшая к тому времени звезда портала снова засияла, и из неё вынырнул пришелец. В оптике он оказался такой же самой бочкой, как встреченная год назад в тоннелях во время возвращения с Надежды. А может быть, это был и вовсе тот же самый корабль.

— Поступило послание, капитан! Код галактическое эсперанто, — ожил Тор.

— Выведи расшифровку на экран!

На экране связного дисплея появилось послание с корабля кенгов:

// приветствие/ просьба/ курс/ давать//

// приветствие/ система/ код Солнце// — набрал на клавиатуре подполковник — // следовать/ фарватер/ лидер// общий/ направление/ спутник/ планета// дистанция/ 145 000 километров/ точно/ нет// я/ передавать/ связь/ лидер// прощание//

// понимание//благодарность// прощание// — ответили кенги, и их космический корабль описал широкую дугу, пристраиваясь вслед за Мечом-78, готовящимся показать гостям дорогу на Луну.

— Ну, бывай здоров, Вася! — снова возник в эфире голос коллеги. — Сейчас гостей провожу, посажу, и 'пост сдал — пост принял!' На доклад и в отпуск!

Подполковник тоже попрощался и, подождав пока конвой исчезнет с экрана оптических сенсоров, приказал рассчитать курс к 'Орбите-7'.

— Тор! — обратился он к компу, когда тот доложил о выполнении приказа, — ты скачал из сети фильм: опорные метки: 'кенги', 'планета Кенга'?

— Да, такой фильм имеется, называется 'Кенга', длительность 120 минут, скачан 26 часов назад.

— Почему ты мне об этом не сказал?

— В списке уведомлений капитана такое требование отсутствует. Внести?

— Не нужно, Тор...

— Принято, капитан!

'Да, Маруся бы указаний не ждала!' — подумал подполковник, просматривая 'дерево траекторий' ведущих к Земле.

* * *

Владимир Петрухин.

Конечно, я не опозорился. Поднять генеральский челнок, потом полтора витка вокруг Луны. Догнать на орбите 'лунную заправку', отвисеть небольшую очередь. Очень небольшую, потому, что такая мелочь заправляется быстро, не то, что транссистемные лайнеры. Затем оптимальная траектория к 'Орбите-5'. Жаль, что без посадки на Землю: Бондарь бережёт свою птичку, лишний раз через атмосферу не гоняет.

Да я, наверно, с закрытыми глазами мог пройти эту трассу! На тренажёрах 'летал' по ней сотни раз, да ещё комп постоянно подкидывал вводные: толпы встречных — поперечных; скопления космического мусора на пересекающемся курсе; отказ маршевых — отказ маневровых. Разгерметизация, сбои электроснабжения, отказ ИИ... да чуть ли не бунт на корабле! Иногда и семь потов сходило!

В реальности всё оказалось много проще, даже ни одного манёвра расхождения проделывать не пришлось. Тем не менее, формально я выполнил условия стажировки и избавился от 'хвоста' в зачётке, хоть и не позорного, но всё же...

На траверсе пункта назначения мне поступил вызов по сети общепланетной связи.

— Слушаю, Петрухин!

— Привет, Владимир Юрьевич, это снова Маруся беспокоит!

— Здравствуйте, Маруся!

— Кое-какие планы изменились. Генерал Кондратенко просил передать, чтобы вы на Землю не спускались, а ожидали его на 'Пятёрке'. Номер в отеле зарезервирован на вашу фамилию. Василий Петрович будет в течение суток.

— Спасибо, Маруся! А мы билеты на 'Бумеранг' заказали... Ой, извините, я слышал на 'Пятёрке' гостиница дорогая. А у меня на счету не густо!

— Мы? Ах, да, вы же со Степанидой Сергеевной летите. Тогда попрощайтесь, ей на занятия нужно. Симпатичная она у вас! Да, а деньги на вашу карточку я уже перевожу... всё, перевела.

Я, честно говоря, удивился ни сколько оперативности проведения этой финансовой операции, сколько осведомлённости генеральской секретарши:

— А откуда вы всё это знаете, Маруся? Моё личное дело читали, что ли?

— Нет, ещё не читала, юноша! А знаю я действительно много. Да ещё увидимся! Привет!

И Маруся отключилась. Я тут же вызвал по селектору Степаниду и 'обрадовал' её сообщением, что после стыковки наши дороги сразу же расходятся. Конечно, она опечалилась, видно уже планировала мой триумфальный визит к себе домой. Я же теперь не просто безродный 'женишок', а известный всей Системе герой Космоса, победитель пиратов и так далее. Даже Викторию Семёновну это должно было пронять! Но, честно говоря, вспоминая свои совсем недавние, детские мечты о приключениях, я понимаю, что с удовольствием обошёлся бы и без них.

Жаль только, что теперь мне, наверно, не успеть и со своей семьёй повидаться. Звонить я им пока не стал, в гостинице время будет, а вот Бондарю сообщить... Но тут он сам появился в рубке, между прочим, первый раз за время рейса. Я хотел доложить, как положено, но генерал махнул рукой: 'уже знаю!'

— Иди! — говорит. — С невестой прощайся. Я сам пригляжу!

А потом вдруг спрашивает:

— У тебя 'гражданка' есть?

— Нет, — отвечаю — только спортивный костюм.

— Спортивный? Ты сходи-ка в моторный отсек, там в рундуке комбез ремонтника лежит, списанный, но почти чистый. Его и надень, потом благодарить будешь!

— А в чём дело, господин генерал? — удивился я.

— Боюсь я, пилот, что ты у нас очень популярен!

* * *

Тамара Фролова-Бейкер.

Она и раньше навещала бабулю в этом самом африканском санатории, куда её положили, когда та расхворалась. Но тогда Тамару привозили, а теперь она решила смотаться сама. Тем более — каникулы. А что до того, что 'сама', так она уже 'большая девочка', как бы мама сказала. Из интерната в предгорьях Чешских Татр, где жили и учились девяносто детей с Надежды, ей приходилась уезжать и прежде. То в Женеву, когда бабушке требовалась помощь, то уже вместе с ней в Питер, в Москву, ещё куда-то в Россию и другие страны.

Конечно, Тамара и звонила в санаторий почти каждый день, и каждый раз удивлялась: молодцы всё-таки земные врачи, на Надежде омолаживать ещё не умеют! Теперь бабуля выглядела, пожалуй, моложе мамы.

Эх, жалко маме пока нельзя позвонить, но говорят, что над этим работают и скоро будет можно. А пока если только снова видеописьма пересмотреть доставленные последним рейсом? Там и мама, и папа и близняшки... Обещают прилететь через полгода-год, зовут приехать на каникулы. Но регулярного пассажирского сообщения пока нет, летают только военные. Они же и почту возят попутно. Отвезли целую толпу учёных-планетологов и нескольких учителей для школы. Это для тех, кого родители не отпустили на Землю. А учёные будут не только Надежду изучать, но и все планеты системы Обманщика. Ну, и другие... Вдруг там ещё что-нибудь полезное для землян найдётся?

В земной школе интересно, ни то, что дома, где приходилось просто слушать скучные рассказы учителей. А тут почти на каждом уроке и кино покажут и викторину устроят. Даже на математике и химии с физикой, которые Тамара раньше недолюбливала. Оказывается, математика это приключения цифр, за которыми не только интересно следить со стороны, но можно и самой их устраивать и даже участвовать. Что уж говорить про историю и географию!

И работать после уроков не заставляют, ну самую малость, иногда: помочь садовнику, на кухне или горничным. А чтобы дети не заскучали, есть и спортзал, и компы, и разные секции. Тамара записалась на борьбу и на птицелётные курсы, а когда позвонила в очередной раз бабушке и похвалилась своими достижениями, та посоветовала вступить и в бизнес-кружок.

Сначала там было неинтересно, но оказалось, что деньги тоже испытывают всевозможные превращения и приключения, и законы по которым это происходит, вовсе не так просты и очевидны, как в математике. Тут всё гораздо сложнее, увлекательнее и рискованнее! И конечный результат зависит в основном от тебя самой, твоей эрудиции и даже везения. Судя по всему, предки хорошо владели этим искусством, нужно и ей научиться на всякий случай!

Окружающая школу природа тоже не подкачала. Весной, осенью и летом не так жарко, как дома, а зимой холоднее. И снег выпал и лежал два месяца. Правда школа и огромная прилегающая территория окружена высоким забором, и войти-выйти можно только через ворота, то есть организованно. Конечно, их выводили на прогулки-пикники под присмотром преподавателей, инструкторов и даже охранника, но просто погулять в одиночку было нельзя.

Впрочем, Тамара постаралась решить для себя эту проблему. Ещё в первые дни она напросилась помочь сантехнику и подглядела код на двери подвала главного корпуса. А где-то, через месяц спокойно исследовала его и обнаружила вход в тоннель ливневой канализации. Люк был закрыт на висячий замок, но ключ нашёлся тут же в шкафчике на стене. Экипировавшись по-походному, то есть в свободные плотные брюки и соответствующую куртку, Тамара в ближайшие выходные устроила вылазку.

Был достигнут только частичный успех: пройдя по железобетонному тоннелю почти под всей школьной территорией, и каждый раз переходя на 'охотничий' шаг, когда над головой появлялись сливные решётки, разведчица вышла к концу водостока, оказавшемся в глубоком овраге уже за забором. Увы! Выход на свободу был заблокирован дверью, сваренной из толстых металлических прутьев, тоже закрытой на замок. Ключа, естественно, рядом не наблюдалось. Тамара попробовала наудачу лежащий у неё в кармане, но он не подошёл.

Но не так-то просто остановить охотницу в её стремлении вырваться на свободу! Вернувшись в школу, она посетила кухню, где позаимствовала лежащий без присмотра солидного вида ультразвуковой вибронож. Заряда его батареи как раз хватило перепилить дужку заржавевшего замка. Недовольный скрип и запор полетел в грязь. Теперь можно и погулять, но сначала...

Возвращая нож на место, Тамара обнаружила, что лезвие его почти сработалось. Оставалось только надеяться, что сменные лезвия не дефицит, и процесс приготовления пищи от этого неожиданного казуса не пострадает.

В этот день уже было поздновато, и девушка перенесла экскурсию на следующий. Но не успела она утром проснуться, как позвонила бабушка. По её встревоженному тону, девушка поняла — что-то случилось. Ба стала выспрашивать: всё ли нормально в школе, не видела ли Тамара на территории чужих людей? Смутное чувство вины тут же родилось в груди любительницы приключений, и она спросила прямо... И пришлось сознаться, поскольку... ну не могла она соврать или промолчать!

Эх, и досталось ей! Тамара даже расплакалась, выслушивая язвительные бабушкины упрёки. Оказалось, что в тоннеле была какая-то 'сигнализация', и нарушительницу только по нерасторопности охраны не поймали на месте преступления. Зато потом были подняты на ноги десятки людей, территорию вокруг школы всю ночь прочёсывали полицейские с собаками. Сверху лес осматривали с вертолёта. А виновница этого переполоха, самонадеянно решившая 'просто погулять', спокойно дрыхла в своей кроватке!

'Кстати, ни на одном предмете, которого касался взломщик не обнаружено никаких отпечатков пальцев. Не объяснит ли юная леди, как это могло случиться?'

Всхлипывая, 'леди' пояснила, что ни про какие отпечатки она и думать не думала, а просто надела найденные там же в подвале рабочие перчатки, чтобы руки не испачкать. А потом она положила их на место!

'Ах, ручки не испачкать? На место положила? Скажите на милость, какая честность!' — снова возмутилась бабушка, но это был уже последний пароксизм. Неожиданно она сменила гнев на милость:

'Вся в меня, чёртова внучка! Ладно, не буду я тебя выдавать. Сейчас позвоню и дам отбой тревоги. Скажу, что она была учебная. Как-нибудь отбрешусь. Затраты, наверно, придётся возместить, но ничего, не обеднею. Да и действительно, похоже, что охрана поставлена из рук вон плохо: выходи — заходи, кто хочет!'

Далее разговор перешёл в более спокойное русло, и выяснилось, что 'детей Надежды' не случайно поместили в такое, довольно-таки уединённое место, где любой посторонний на виду. Оказалось, что далеко не всех фигурантов заговора, как выразилась бабушка — 'закрыли', многие сумели скрыться и теперь неизвестно, где обретаются и что у них на уме? Вдруг эти авантюристы решат завершить дело?

Кроме того, держать юных переселенцев в одном месте было удобно и с точки зрения предполагаемого лечения от заболеваний, на которые у них может не быть иммунитета. Хотя и получили они комплексные прививки. К счастью, ничем ребята особо не болели, но врачи всё равно были наготове. Бытовали преимущественно простуды, которые вылечивались почти моментально.

Итак, по итогам учинённого Тамарой безобразия в школе была сменена охрана, отремонтирован забор, на который наставили камер наблюдения и наверняка проведены ещё какие-нибудь мероприятия, о которых виновница ажиотажа так и не узнала. Разнос, который она получила, пришлось признать справедливым. Но окончательно её примирило с бабушкой употреблённое той выражение 'чёртова внучка', которое хотя и было формально ругательным, но намекало... Ох, как намекало! Да и ещё произнесённое в запальчивости: 'Вся в меня!'

'Жаль, что бабуля так мало рассказывала про свою юность. Наверно интересно было бы послушать! Ничего, я её разговорю!' — думала Тамара, поглядывая в окно вагона монорельса, уносящего её в Африк-сити. Позади осталось пол-Европы, гигантский мост через Дунай, живописные виды Италии, снова мост, теперь уже через морской пролив. Потом линия закончилась, и пришлось пересаживаться на экраноплан, за два часа доставивший её в Африку. И снова уже привычный свист монорельса, но за окнами не горы и не море, а бескрайние равнины. То поля, то заросли каких-то деревьев. Бесчисленные озёра, речки и приникшие к воде огромные животные. Слонов и жирафов Тамара не заметила, а остальных пока ещё путала. В общем: на коров они похожи. Встреча с таким один на один не сулила бы охотнику ничего хорошего. Если он без ружья, конечно. С рогаткой, да и, пожалуй, с самострелом тут делать нечего. Тем не менее, оружие лежало на дне сумки. Ну, на всякий случай, всё-таки Африка! Да и люди, они разные бывают.

Хотя день был и будний, но по случаю недавнего начала школьных каникул вагоны не пустовали. Ни в европейском поезде, ни в африканском. Толпы разноязычной и разноцветной молодёжи веселились, знакомились и просто радовались свободе от поднадоевших школьных занятий. Кто помладше — стайками, кто постарше — норовили разбиться на парочки. Совсем маленькие — табунчиками под водительством учителей или наставников.

Перед поездкой Тамара всерьёз волновалась, что её начнут узнавать и снова полезут с глупыми вопросами и просьбами об автографах. Она даже постаралась одеться как-нибудь иначе, не как всегда. Привычный функциональный комбез сменила на яркие сиреневые шорты и футболку с дурацкими разводами, а отросшие волосы заплела в косички. И то ли времени прошло достаточно и старые герои сенсационных репортажей подзабылись, то ли маскировка оказалась удачной, но на неё почти никто не обращал внимания. Только ещё в Чехии одна девушка, лет четырнадцати по земному счёту, но худющая и нескладная, прямо-таки запнулась в проходе вагона, только глянув на Тамару.

'Ну вот! Началось!' — обречённо подумала та. — 'Сейчас завизжит от радости и сюда набежит...'

Кто должен набежать Тамара не додумала, поскольку тощая землянка опустила глаза и проследовала мимо, видимо на своё место. Однако на этом всё не закончилось: уже в Италии, когда Тамара решила подкрепиться, и пошла в конец вагона, где располагался маленький ресторан на три столика, ей снова встретилась эта же девчонка. Путешественница только приступила к еде, расфасованной в пластиковые коробочки, как в кресло напротив опустилась та самая, глазастая.

— Извините, вы не Тамара Фролова-Бейкер? — начала она по-русски.

— Я это! — ответила Тамара не вполне дружелюбно и несколько невнятно, поскольку расправлялась с большим куском тушёного мяса.

Но собеседница, казалось, не заметила реакции Тамары и лучезарно улыбнувшись, продолжила:

— Ой, я так и подумала, когда увидела...! — она говорила со смешным акцентом. — А я Соня Кондрачкова!

— Очень приятно! — буркнула ей в ответ собеседница, вовсе не расположенная к беседе.

— Простите Тамара, я читала о ваших приключениях и смотрела все фильмы. Вы... вы мой идеал современной девушки! — пылко заявила фанатка.

— Ладно вам, Соня, — смягчился от такого искреннего заявления 'идеал'. — Мне ещё в школе года два учиться, чтобы вас хотя бы догнать!

— Да я не об этом! — Соня смешно сморщилась. — А про то, как вы этих пиратов укротили... или укоротили? Как правильно? Я ещё плохо по-русски говору...

— И так и так... неправильно. Я только помогала моим друзьям, это в кино из меня сделали, э-э... героиню.

— Это всё равно! — безапелляционно заявила собеседница, явно воодушевившись. — Вы разрешите с вами сфотографироваться?

— Да, пожалуйста!

— Я сейчас!

Соню как будто смело со стула, но уже через минуту она появилась снова, теперь с ноутбуком. Она установила его на соседнем столике, пощёлкала клавиатурой и на его экране Тамара увидела свою хмурую физиономию.

'Пожалуй, с таким лицом фотографироваться не годится', — подумала девушка и постаралась добавить ему благожелательности. Даже волосы пригладила. Соня между тем подвинула кресло и расположилась рядом. И тоже появилась на экране. Девушка показалась Тамаре несколько напряжённой, и она приобняла Соню за плечо.

А потом девушки просмотрели получившийся ролик и выбрали подходящий кадр. Несколько нажатий клавиш и из компа вылез лист бумаги с фотографией. Вторую Соня сделала для Тамары.

— Напишите что-нибудь!

Тамара взяла протянутый ей стилос и начертала внизу фотки: 'Моей подруге, Соне...'

— Как ваша фамилия правильно пишется?

'Моей подруге, Соне Кондрачковой. Тамара Фролова-Бейкер'

Соня бережно взяла лист, прочла написанное, и от волнения совсем забыв русский язык, забормотала по-чешски нечто благодарственное. И, в конце концов, удалилась пунцовая от счастья. От чего её бледная кожа, несомненно, выиграла.

'Но фигурка! Обтянутая в брючный костюмчик тростинка, да и только! Разве такой должна быть девушка, будущая мать крепких детей?'

Тамара неодобрительно покачала головой:

'Будь её воля, она бы привела Соню в порядок. Пускай бы побегала с полгодика вместе с ней за леталками или помахала лопатой на поле. Или её в подчинение бабушке отдать, что тоже не сахар!'

И вернулась к прерванному обеду, который, правда, совсем остыл. Но мясо почти не потеряло изумительного вкуса, несмотря на то, что было явно искусственное. Во всяком случае, над стойкой ресторана висело объявление на нескольких языках:

'Наши клиенты никого не едят!'

Уже подъезжая к Африк-сити, Тамара включила комп в намерении определиться, где там ближайшая к вокзалу стоянка птицелётов. И наткнулась на выпуск новостей:

'Успешно завершены ходовые испытания военно-космического судна нового поколения 'Алебарда', принадлежащего ВКС России. По результатам испытаний, возможно, будет принято решение о финансировании строительства судов этого класса взамен уже устаревших 'Мечей'. Но уже сейчас наш источник сообщает, что...' (Смотреть видео)

'И ничего они, 'Мечи', не устаревшие! — прокомментировала про себя Тамара, посмотрев ролик. — 'А очень даже здоровские! Я-то знаю! Но эта 'Алебарда', кажется, и правда — лучше'.

'Как уже сообщалось ранее, на Луну прибыла посольская делегация планеты Кенга. Члены делегации и её руководитель выразили удовлетворение качеством предоставленных им апартаментов. В ближайшее время ожидается визит посла Кенги в ООН. Приняты беспрецедентные меры безопасности...'

(Смотреть видео: 'Кенга')

'На околоземную станцию 'Орбита-7' возвратился из длительного полёта КК 'Меч-87'. В задачу его миссии входило исследование планетара Маркиза и планетной системы газового гиганта Обманщик. А также плановая замена научного состава экспедиции на планете Надежда'. (Смотреть видео)

'Ура! Почту привезли!' — чуть было не вскричала вслух Тамара, но сдержалась и только слегка подпрыгнула в кресле. — 'Наверняка и от мамы что-нибудь есть!'

Тамара ткнула в иконку и посмотрела сюжет о путешествии 'Меча'. На нескольких кадрах мелькнул Обманщик, виды планеты, Хоупвиль, знакомые лица и даже отец, улыбающийся, кивающий и что-то говорящий. К сожалению, звука не было. Погружённая в мысли о далёком доме, девушка нашла интересующую её информацию про стоянку. Зарезервировала на свою фамилию 'Голубя' и хотела уже выключить комп, но тут на экран выскочила ещё одна новость:

'Огромное разочарование испытала толпа почитателей Владимира Петрухина, ожидавших его прибытия на станцию 'Орбита-5'. Находчивый курсант сумел неведомым пока способом миновать кордоны своих фанатов и скрыться, видимо в гостиничном комплексе, куда посторонним вход воспрещён. Напоминаем, речь идёт о стажёре 'Космической академии', который...'

На прилагаемом к новости видео фигурировали пёстро одетые девки, все как одна с фотографиями своего кумира в руках или на маечках. Вид у них был не ахти, какой радостный. Некоторые даже ревели от огорчения.

Конечно, Тамара помнила историю приключений этого курсанта. Как он ловко своим ножиком, то есть этим... мечом, срубил руку у пирата! Такого почитательницы могут в экстазе и на клочки разодрать. На сувениры! И девушка, мысленно поставив себя на его место, порадовалась за хитроумного парня сумевшего избежать встречи с агрессивными фанатками.

* * *

Владимир Петрухин.

Прав был Бондарь! Вот, что значит большой опыт. В щель переходного люка я увидел сгрудившуюся у портала прибытия толпу. Почти вся она состояла из девушек от старшего школьного до... ну, до довольно приличного возраста. Орущих и размахивающих какими-то бумажками. Приглядевшись, я понял, что это мои фотографии. Притормозил устремившуюся к люку Степаниду:

— Погоди, Стёп! Мне нельзя идти. Видишь? Эти все меня встречают. Сейчас порвут, как ваш Тобик крысу!

Стёпка тоже глянула и заявила негодующе:

— Эти? Ха! Пускай только попробуют тронуть! Я им...! Пошли!

— Нет, ты ступай сейчас в гостиницу и жди меня там. Тут половина 'G', так, что багаж дотащишь...

— Да я и при двойной тяжести дотащу! — возмутилась Степанида.

— Я и не сомневаюсь, но нужно же беречь твой хрупкий женский организм!

Стёпка смягчилась — вот, что значит правильно перевести стрелки при общении с женщиной. Теперь она думала уже не о сражении с потенциальными 'соперницами', а о том, какой у неё хороший и заботливый муж. Хотя, конечно, с хрупкостью её телосложения я несколько перебрал.

— А давай тебя тоже в женщину переоденем! — предложила вдруг она. — Из тебя очень даже миленькая девочка получится.

— Ага! Почти лысая, маленько прыщавая и слегка небритая! Да и некогда. Ты иди, а я попробую налегке просочиться.

Супруга кивнула, подхватила чемоданы и исчезла в проёме люка. А я остался стоять в раздумье. Может, просто переждать...? Мимо прошёл Бондарь, увидев меня, он сочувственно улыбнулся и махнул на ходу рукой:

— Иди к шестому, грузовому терминалу. Там ребята помогут. Удачи, пилот!

— Спасибо, господин полковник!

Шеф скрылся в люке, и я услышал воодушевлённые крики моих фанаток, увидевших человека в форме. Впрочем, сразу же оборвавшиеся: Бондарь никак не походил на курсанта.

Последовав совету старшего по званию, я прошёл к грузовому терминалу, где сразу встретил докеров, одетых почти в точности, как и я. Ребята с сочувствием отнеслись к моей проблеме, хотя и тут не обошлось без раздачи автографов. А ещё я встретил знакомого парня с факультета 'Обеспечение полётов' — практика у него здесь. Затем на голову мне напялили видавшую виды бейсболку, мазанули поперёк лица смазочным маслом, что сообщило моей физии лихое и, несколько, придурковатое выражение. А затем я был проинструктирован и поставлен за рычаги гружёного электрокара. Сам же его водитель уселся впереди на ящики.

Открылся грузовой люк и, повинуясь нажатиям рычагов, машина проследовала в пассажирскую зону. Меня ждали и тут. Десятки глаз уставились на подставного и настоящего докера и... равнодушно отвернулись.

Ха! Ещё бы! Они же ожидали увидеть рыцаря во всём белом и с катаной в руке, а тут какие-то — фи! — грузчики! Да ещё и мой напарник принялся громко покрикивать на меня. Что-то вроде:

'Куда прёшь, салага! Смотри, впишешься в переборку — вовек не расплатишься! Нежней, нежней на рычаги дави, это тебе не трактор! Куды? Куды тя понесло? Влево забирай!'

Впрочем, поскольку рулил я довольно ловко, — не велика наука каром управлять! — всё это оралось только для антуража. Когда перед нами поднялся маленький шлагбаум, и мы скрылись от возможных нежелательных взоров в грузовом тоннеле, мой временный напарник знаком приказал мне остановиться:

— Всё, мы их сделали! Давай, пилот, теперь по этому коридору до тупика, затем налево. Потом... нет, лучше я тебя сам довезу, у нас тут заплутать нетрудно.

Пришла моя очередь, садиться на ящики, а мой спаситель встал к рычагам.

— Держись! — крикнул он и показал настоящий класс вождения. Я и не думал, что такой неповоротливый с виду кар может летать по узким проездам, как протон в ускорителе. Больше всего меня беспокоило...

— А если встречный? — крикнул я, обернувшись к своему лихому водителю.

— Ничё! — прокричал он в ответ, — у нас тут одностороннее движение!

Про возможную встречу со стоящим каром я спрашивать не стал: наверняка и тут что-нибудь предусмотрено.

Минуты через три мы выехали на центральную станционную магистраль, благодетель показал мне вход в гостиницу и пожелал удачи. А затем юркнул на своём агрегате в другой тоннель, тоже, несомненно, с односторонним движением, только в другую сторону. Нежелательных личностей у входа не наблюдалось, и я вошёл. И тут же наткнулся на скучающую около рецепшен Стёпку.

— Ну, ты и извозился! — тут же изумилась она. — Через канализацию что ли пробирался?

И моментально достала носовой платок, чтобы привести в порядок мою измазанную маслом физиономию. Я аккуратно отстранился:

— Не нужно, только платок испортишь. Сейчас заселюсь и в ванной ототру.

— Пойдём, я там тебе сама ототру! — пообещала Степанида, но я, взглянув на висящую на стене информационную панель, парировал это заманчивое предложение:

— У тебя челнок через сорок минут, а ещё добираться!

В это время портье, седовласая дама неопределённого возраста, с интересом прислушивавшаяся к нашему разговору, решила взять инициативу в свои руки. Похоже, моя несколько непрезентабельная внешность ничуть её не смутила. Заговорила она по-русски с едва уловимым акцентом:

— Господин хочет взять номер?

— Э-э... да! На меня должно быть забронировано.

— Ваша фамилия, пожалуйста?

— Петрухин Владимир.

— Да, есть такая бронь, номер 32, пожалуйста. У нас принято платить не менее чем за сутки. Вы знакомы с расценками?

— Да, знаком. За сутки пока и заплачу, а там посмотрим.

Я протянул свой 'пластик', и довольно круглая сумма, мелькнув на дисплее кассового аппарата, тут же с него слетела.

— Прямо по коридору, пожалуйста, ваш номер на правой стороне. Я ввела код в информационное поле, так что в качестве ключа можете пользоваться своей карточкой. У нас есть тренажёрный зал, сауна, химчистка. Круглосуточно столовая — 'шведский стол'. Все услуги включены в стоимость номера.

Да, 'химчистка', это явно камешек в мой огород. А вообще — неплохо!

— Спасибо!

Но сначала я пошёл проводить Степаниду. Портье любезно сообщила нам, что до зала отбытия челноков проще всего добраться по движущейся дорожке:

— Направо, пожалуйста, потому, что если ехать налево, то будете объехать всю станцию и можете опоздать к рейсу.

Мы капельку невежливо оборвали её сверхподробные объяснения, и вышли в магистральный тоннель. Время поджимало. Попрощались, и Степанида чуть было не уехала, однако оказалось, что мы спутали чемоданы, и пришлось вернуться. Хорош бы я был с её шмотками, точно пришлось бы в женщину переодеваться!

Наконец моя жёнушка уехала, а я, поскольку не рискнул проводить её до челнока, наконец, оказался в своём номере. Моей мечтой на настоящий момент было: как следует помыться, побриться и что-нибудь съесть! А потом лечь на кровать и выспаться. И в этом порядке я свои желания и осуществил. И ещё сдал комбез в хвалёную химчистку. Не пропадать же оплаченной услуге?

Только выспаться мне не удалось.

* * *

Елена Фролова.

Субботнее утро выдалось великолепное! Солнышко взлетело из-за холмов и неудержимо полезло прямо в зенит. После Надежды Елене всё ещё казалось, что оно движется слишком быстро. Не успеешь оглянуться, а уже и вечер — спать пора ложиться. В этом смысле, на далёкой планете, где она провела чуть ли не полжизни, было проще. Ночей почти совсем не было, если светило не местное Солнце, то вполне достаточно отражённого света давал Обманщик — газовый гигант, вокруг которого обращалась Надежда.

Сегодня предстояла поездка, а точнее полёт в Африк-сити, пока неофициальную столицу огромной территории Африки, находящейся под контролем ООН. Бывшая Сахара, а ныне плодородные равнины, тропические леса и природные парки, а также полноводные реки, озёра и целое внутреннее Африканское море. Эти земли — 'Новая Африка' — были стараниями консорциума 'Вода' спасены от опустынивания и ныне являлись гордостью человечества, примером того, что не всегда людьми движет исключительно жажда наживы. Впрочем, экономическое сальдо этого 'терраформирования' самой земной поверхности было также положительным. Чего не скажешь, к сожалению, о политическом.

Если тогда, почти полвека назад спасаемые от смерти люди были рады получить надежду для себя и своих семей, взамен за никчемную, прокалённую солнцем пустыню, то ныне откуда-то вынырнули некие выразители 'народных чаяний' спасённых. Всё чаще и чаще заявляющие, что тех коварно 'обманули' и 'изгнали с земель предков'. А теперь на рекультивированных территориях необходимо срочно воссоздать сгинувшие с лица земли государства и вернуть на них прежнее население и их потомков. При этом сами 'выразители' готовы были стать у руля этих реанимированных государственных образований.

Политика ООН по этому вопросу была, впрочем, недвусмысленной: 'Люди вернутся, а государства нет'. Впрочем, и возвращение людей на 'родину предков' было организованным. Желающие вести фермерское хозяйство, в частности, проходили обучение и сдавали экзамены. Перерабатывающие сельхозпродукцию предприятия комплектовались также образованными людьми. Бизнесмены обязаны были предоставить реальные бизнес-планы. И так далее.

Поселиться тут могли только купившие участок земли под застройку или ранчо. Или устроившиеся на работу в городах и поселениях. А нарушающих экологические и прочие нормы природопользования могли из 'Новой Африки' и выслать. Конечно, недовольных такой строгой политикой было достаточно. Да и территории были огромны. Тем не менее, полиция ООН как-то держала их под контролем, попутно умело пропагандируя в мировых СМИ эту свою трудную работу.

Кому не знаком зрелищный сериал 'Африка — закон и порядок'? Ну, тот про дружную команду из двоих чернокожих полицейских и их лейтенанта белобрысую датчанку? Которая, тем не менее, тоже легка на подъём и из серии в серию преследует и обезвреживает вместе со своими подчинёнными браконьеров и организаторов незаконных приисков, контрабандистов и разных прочих бандитов. Мотаются герои по всей Африке на вертолётах, катерах, джипах и даже на верблюдах. Конечно, можно спорить о художественной ценности этого многосерийного детектива но, сколько молодых ребят и девчат захотели быть похожими на его героев? Интерес поддерживается и желанием узнать кого же из сержантов, в конце концов, предпочтёт их лейтенант?

Да и сама она, Елена, во время так некстати пришедшей болезни — будем честными сами с собой — старости — частенько с удовольствием смотрела серию-другую. Впрочем — какой парадокс! — старость у неё теперь уже позади! В отличие от подруги — Ольги — её лечение проходило как по маслу. Она даже возобновила занятия русбоем и карате. Сначала в одиночку: в санатории не нашлось партнёра. Затем подтянулась Ольга. Оказалось, что она в юности тоже практиковала некую, близкую к русбою систему. И две бывшие старушки, а ныне дамы в полном расцвете сил принялись совместно вспоминать подзабытые навыки.

Правда, Ольге не хватало агрессивности, а на добивающие удары у неё и вовсе рука не поднималась. Видно было, что в своё время она занималась единоборствами исключительно в плане физического развития. Фитнес-карате, так сказать! Зато для Елены в юности русбой был часто единственным шансом выжить. Она не любила распространяться об этом периоде своей жизни, даже близкие о нём почти ничего не знали. Муж — да! Ему она рассказала всё. Но он давно умер.

Вчера прилетела внучка на прокатном 'Голубе'. Почти за полгода пока они не виделись в реале Тамара заметно повзрослела, бросила своё увлечение полувоенными одеждами и с виду почти ничем не отличалась от какой-нибудь земной девахи её возраста. Пожалуй, только покрепче была, да и походка её — ровный и уверенный шаг охотницы существенно разнился с расхлябанным мотылянием её земных сверстниц. Те, похоже, способны были запутаться в собственных ногах и рухнуть на самом ровном месте.

Но, шкода! Но, пролаза! Это от неё, Елены. Потому и не могла она долго сердиться на внучку, поскольку всё больше и больше узнавала в ней саму себя. Зато и светлая голова. Это от отца, наверно. Учителя рассказывали, что успехи её в учебных предметах очень неплохи. И на юношескую лицензию пилота 'Голубя' она сдала на 'отлично'. Хотя, конечно, практики ей не хватает. Ничего, тут попрактикуется. Будет и время и места над Африкой достаточно. А если что, Ольга подскажет. Она уже лет двадцать назад птицелёт освоила и летала до тех пор, пока врачи не запретили.

Недавно тоже восстановила лицензию и сразу же решила покататься. Тут в санатории есть несколько прокатных аппаратов. Правда, тогда она с Ольгой ещё не была близко знакома, так кивали друг другу, да и только. Впрочем, Елена и вообще с недоверием относилась к птицелётам: в её времена таких леталок ещё не было, да и больно уж они ненадёжными выглядели. Лёгкие какие-то! Не то, что капитальный вертолёт или самолёт. И мотора нет, вместо него странные искусственные мускулы, которые сахаром нужно кормить.

Но её мнение изменилось, когда управляемая Ольгой машина, захлопав крыльями, прокатилась по дорожке с пару десятков шагов и взмыла в африканское небо под восторженный вопль пилотессы. Елена как раз гуляла и стала свидетелем этого полёта. 'Голубь', точно такой же, как и увиденный в первый день на Земле, легко поднимался всё выше и выше по спирали над санаторием, озером и парком. И почти пропал в свете тоже стремящегося к зениту солнца.

Сегодня, после утренней пробежки и завтрака, только познакомившиеся Ольга и Тамара, уже осмотрели имеющиеся в наличии птицелёты. И даже поспорили об их достоинствах и недостатках. Но всё, же согласились, что брать нужно 'Дракона', машину не больно быстроходную, зато мощную и двухместную. Под присмотром пилотов местный техник заправил аппараты, и вскоре компания поднялась в воздух.

Елена заняла, естественно заднее место в 'Драконе', но вид оттуда был ничуть не хуже, чем с пилотского. Впрочем, в первые минуты ей было не до вида. Короткий разбег, сопровождавшийся громкими хлопками крыльев, и пассажирка вместо надёжной тверди земли почувствовала под собой зыбкую бездну воздушного пространства. Удары крыльев продолжали раскачивать машину. Вверх — вниз! Вверх — вниз! Её никогда не тошнило в самолётах, но сегодня... В попытке избавиться от тошноты Елена сдвинула форточку блистера, и это помогло. В лицо ударил поток свежего африканского воздуха, ещё холодного на высоте, моментально выветривший все неприятные ощущения. Елена вдруг почувствовала себя оседлавшей гигантскую лошадь. А 'вверх — вниз' совершенно естественным. Она вспомнила мужа приобщившего её когда-то к верховой езде и почувствовала благодарность к нему. Этот 'Дракон' и есть лошадь, только большая и летучая!

В переднем блистере видна была голова Ольги. В кабине раздался её голос, исходящий из переговорного устройства:

— Как ты, Лена? Порядок?

— Нормально! Правда, сначала чуть харч не метнула, — смущённо призналась Елена.

— Что? А! ну, да! При взлёте потрясывает. Сейчас же я перешла на горизонтальный полёт. Видишь Тамару? Впереди на одиннадцать часов?

— Часов? — пришла очередь Елены удивиться специфическому лётному жаргону. Впрочем, она тут же поняла суть услышанного и разглядела на фоне чистого неба немного левее курса маленькую фигурку 'Голубя' Тамары:

— Вижу! Скажи ей, чтобы далеко не улетала!

— Я слышу, ба! — прорезался в динамике голос внучки. — Никуда я от вас не улечу. Только где обещанные слоны и бегемоты? Сюда летела — не видела, обратно лечу — тоже. Только поля какие-то!

— Тома! — ответила Ольга, — по этой трассе на Африк-сити, действительно, только поля и фруктовые рощи. Сюда слоны не допускаются. А полетим назад, возьмём немного восточнее, там тебе и слоны и жирафы — всё будет!

Ну, Африк-сити! Конечно это ни чопорная Женева, ни классический Питер, ни уверенная в своей исключительности Москва! Смешение языков и стилей, толпы разноцветного народа. Широкие улицы, сорокаэтажные торговые центры, работающие и строящиеся. Но сначала сонные окраины, застроенные одно-двухэтажными коттеджами. Муниципальные кварталы тут чередуются с частными и с полосами джунгли-парков, где можно прогуляться в тени деревьев, наблюдая через почти незаметную сетку за жизнью их диких обитателей.

Жёлтые, раскрашенные под улыбающегося тигра машины такси, одна из которых, ведомая чёрным, как вакса, водителем-полиглотом уносила сейчас любительниц шопинга от окраинной стоянки птицелётов в вожделенный центр. Правда, сначала таксиста попросили 'показать' город, отчего он выглядел ещё довольнее тигра на капоте его авто.

Сам центр, тоже с прожилками тенистых парков, только уже без зверей и с каналами, впадающими в Африканское море. И само море, ограничивающее город-сказку с запада, с прибоем, то бьющим в бетосвальтовую набережную, то накатывающимся на белый песок многочисленных пляжей. Вышагивающие и застывшие на этом песке в разнообразных позах многочисленные отдыхающие. Кто в тени навесов, а самые рисковые и под прямыми лучами стоящего почти в зените солнца. Экипированные самым минимумом одежды, а кто и игнорирующий этот, видимо, по их мнению, предрассудок.

— Лен? Сходим вечером искупаться? — спросила Ольга, когда они проезжали мимо очередного пляжа.

— Будет время — конечно! Только купальник нужно будет какой-нибудь не забыть...

— Да, зачем? Смотри, вон!

— Не, я как-то не готова... Вон, с Томой идите. Она ещё год назад голой по деревьям скакала!

— Ба! Тёть Оль! Врёт она! — возмутилась на переднем сиденье Тамара. — И вовсе не голой! И не по деревьям!

— Ладно, ладно! Хватит, наверно, экскурсий! Так и весь день можно кататься. Теперь к отелю поехали, возьмём номер и по магазинам!

И они поехали, только теперь водитель временами изумлённо поглядывал на пассажирок. Услышанное заставило его усомниться в знании русского языка. Действительно эта девушка назвала моложавую женщину бабушкой или ему показалось? Спросить он так и постеснялся.

* * *

Василий Кондратенко.

'...Несмотря на то, что звезда Уголёк однозначно идентифицирована ИИ Репторов, как красный карлик, находящийся в созвездии Змееносца на расстоянии около 900 световых лет, трасса к нему по тоннелям Макарова, к сожалению, известна только предположительно. Разные группы исследователей предоставили несколько сходных вариантов. Поскольку однозначная привязка имеющейся топологической схемы тоннелей к реальному звёздному окружению Солнечной системы требует, вероятно, нескольких десятилетий скрупулёзных исследований, успешный выход к означенной цели не может быть спрогнозирован.

Тем не менее, рекомендуется такую миссию всё же осуществить, в рамках расширенной трактовки необходимости рекогносцировки ближайших и среднеудалённых систем, включающей в себя в частности:

1. Качественную оценку угрозам Земле со стороны потенциально враждебных цивилизаций.

2. Оценку возможных угроз Земле со стороны природных факторов.

3. Установление дружеских отношений с неагрессивными сообществами носителей разума.

4. Поиск землеподобных планет.

5. Поиск источников ценных ресурсов.

Обнаружение же в системе Уголька КК Репторов позволит лучше изучить космические и компьютерные технологии этой расы и взять под контроль её, возможно сохранившийся генетический фонд. Кроме того, по сообщениям ИИ Репторов на КК имеется также хранилище генетического фонда большинства организмов, населявших Землю в период до агрессии 'амёб', что представляет огромную ценность для прикладной генетики...'

Генерал прочитал тогда, полгода назад и оставшуюся часть этого непревзойдённого шедевра бюрократической лексики, творения аналитического отдела, ознакомился с приложенным к нему обширным списком согласований и отдал команду:

— Маруся! Добавь 'Считаю необходимым осуществить предлагаемый полёт в намеченные сроки' и мою цифровую подпись. И отправляй.

— Принято, Шеф! Отправлено, Шеф!

По прошествии же времени, аналитическая записка обросла подробностями и преобразовалась уже в план полёта, причём, если первоначально предполагалось использовать только 'Алебарду', то ныне предстояло лететь уже маленькой эскадре из двух военных судов. Вторым был определён 'Меч-55' под командованием подполковника Гюнтера Сколика. Хотя это судно принадлежало полицейским силам ООН, координация действий их руководства с ВКС России была вполне налажена. Сведущие люди даже поговаривали о грядущем слиянии флотов и создании объединённого стратегического командования. И это было бы правильно: хотя и пока гипотетические, но глобальные угрозы и риски требовали и глобального реагирования.

Генерал ничуть не удивился, когда на должность командующего эскадрой была предложена, а впоследствии и утверждена его кандидатура. Он даже испытал некоторое облегчение. В этот раз ему не придётся опять 'смещать' с должности подполковника Стрижакова, который 'на отлично' освоил и облетал 'Алебарду'.

Размышления новоиспечённого 'адмирала' прервало сообщение Маруси:

— Шеф! Пришёл перевод полученного из посольства Кенги обзора галактических трасс в секторе Змееносца.

— Выводи!

— Сделано, Шеф!

Обзор оказался не очень объёмным. Как это было известно и раньше, кенги были 'домоседами', если такое определение применимо к цивилизации вышедшей на галактические дороги уже несколько тысяч лет тому назад. Пережив период энтузиазма по этому поводу, Кенги так и не основали ни одной колонии за пределами своей системы. Оказалось, им вполне достаточно усилий по дальнейшему благоустройству своей и без того благоустроенной планеты. Выяснилось, что психология этой расы носителей разума не приемлет в частности материальных стимулов, во всяком случае, эти стимулы в их жизни занимали гораздо меньшее место, чем в жизни землян.

То же касалось и склонности рисковать своей жизнью. Кенги слишком любили надёжность и основательность. Не случайно они даже испытывали трудности с набором экипажей для своих немногочисленных космических судов. Ну, не то, чтобы трудности, но каждый соискатель должен был пройти такую кучу тестов и испытаний, что 'на выходе' оставались только отъявленные, по оценкам комиссии, авантюристы. Которые любому, даже самому осторожному земному пилоту показались бы заядлыми 'тормозами' и перестраховщиками.

Удивительно, но именно в людях Кенги впервые, кажется, нашли нечто родственное, пригласили их посетить свою планету и согласились на обмен дипломатическими миссиями. Впрочем, как выяснилось, с людьми они были знакомы и раньше. При всей их, казалось бы, малой склонности к дальним космическим полётам, Солнечную систему они посещали как минимум, два раза. Первый раз шесть тысяч лет тому назад, а второй — три.

Отчёты обеих экспедиций, в том числе и видео отлично сохранились, и земные историки буквально изнывали в предвкушении, когда эти материалы станут для них доступны. Эта информация, как и введённые ранее в научный оборот кадры снятые ИИ Репторов представляли бы для учёного мира огромную ценность.

Обзор трасс был, пожалуй, несколько не полон и сам базировался на файлах полученных когда-то Кенгами от неизвестной цивилизации. И если сама топология тоннелей была отражена в нём верно, то информация о системах и их населении могла и устареть. В этом смысле более ценными могли бы стать сведения от крабов, неизмеримо более предприимчивой и любознательной расы. Но уже более года, с момента нежданной встречи на Надежде крабы не давали о себе знать. Их давно ожидаемая делегация так ещё и не прибыла в построенные для них лунные апартаменты.

Но и в заметках Кенгов нашлось кое-что новое. В частности подробно описывались встречи в тоннелях с КК неизвестной цивилизации, которые не только себя не идентифицировали, но проявляли и агрессивные намерения. В этой части Галактики они носили название 'парные рейдеры', поскольку нападали только в том случае, если их было двое. Одиночные корабли 'рейдеров' избегали контакта и случайных встреч. Большая часть пропавших в тоннелях судов списывалась на нападение этих пиратов. Правда, сами Кенги никогда с ними не встречались, но добросовестно передали известную им от других рас информацию.

В частности, внешний вид пиратских судов, манеру атаки, применяемое оружие. 'Рейдеры' никогда не пытались ограбить или хотя бы подняться на борт атакованных: судя по всему, их нападения носили ритуальный или религиозный характер. Получив же существенный отпор, сразу же прекращали атаку и пытались скрыться в тоннелях. Никогда не замечалось, что 'рейдер' пытается выйти из тоннеля в четырёхмерный Космос, даже в погоне за жертвой. Возможно, для них это было какое-нибудь табу. Не было также данных об их родной системе.

Кенги рассказывали о случае, происшедшем около 9 тысяч лет тому назад. Тогда 'парные рейдеры' напали на судно расы неких 'Ластоногих'. Оправившись от удара, тюлени контратаковали и сразу же развалили одного пирата на куски. Другой ударился в бегство, и 'Ластоногие' неотступно преследовали его 250 часов по земному счёту. В конце концов, тот ушёл в тоннель с таким огромным уровнем радиации, что преследование было прекращено. Удалившиеся от своих обычных трасс тюлени вышли для рекогносцировки в четырёхмерное пространство и установили, что находятся в глубине галактического 'бара', огромного звёздного скопления окружающего галактическое ядро. После этого казуса активность 'рейдеров', во всяком случае, в нашей области Галактики между ветвями Стрельца и Ориона резко и надолго снизилась...

'Время! Дочитаю позже' — подумал генерал, взглянув на часы. Закрыл файл и спросил Марусю:

— Сколько там до стыковки?

— До начала процедуры осталось 90 секунд. Прогноз на время стыковки с 'Орбитой-5' 300 секунд, Шеф!

— Спасибо, Маруся! Пойду собираться. Любые проблемы...

— Сразу доложу, мой генерал!

— Ты это брось! 'Мой генерал!' Так меня Дори зовёт, не ровен час, услышит и заревнует.

— Не услышит! — легкомысленно ответила Маруся и тут же добавила. — Придерживайтесь! Начинаю манёвр.

Челнок генерала дрогнул и начал медленный разворот. Видимо Маруся вступила в диалог с навигационным компом станции. Генерал отстегнулся от ложемента и проследовал в каюту. Участие людей в ответственном процессе стыковки не предусматривалось.

* * *

###1564.

Эта способ прорвать блокаду был, конечно, самоубийственный. Но другого не придумали. 'Лягушки' предательски уничтожили патруль в коллекторе системы и теперь полностью контролировали выход из неё в тоннели. В саму систему они больше не совались: искорёженные обломки осмелившихся так и дрейфовали по случайным орбитам в районе порталов. Но агрессоры в свою очередь пресекали и попытки войти в коллектор. Огонь их антипротонников был так плотен, что единственное сумевшее вернуться судно почти полностью потеряло носовую часть. К счастью, его экипаж почти не пострадал, крабы ценили соплеменников и в боевых судах те были защищены вполне надёжно. Вдобавок, подвергшиеся ещё при рождении генной модификации воины были менее чувствительны к радиации, чем орто-особи.

Но в этом скутере, на котором ему предстояло пройти вражеские заслоны, защита изначально была гораздо хуже, хотя её и усилили. И модификации ###1564-й не подвергался. У воинов, конечно, отличная реакция, они хороши для войны, отлично выполняют приказы, дельно отдают рапорта и идут на смерть без колебаний. Но за пределами своей компетенции и двух слов связать не могут. Это — увы! — не преувеличение, а последствие той самой модификации. Ему же предстояла дипломатическая миссия.

В который раз корил себя ###1564-й, что не настоял в своё время на форсировании контактов с 'людьми', поскольку сам специализировался на их изучении и лучше многих понимал перспективы сотрудничества с ними. Эта молодая предприимчивая раса, поразившая всех, кто знал о её существовании, быстротой развития, являлась естественным союзником в борьбе с экспансией 'Лягушек'. Дополнительным фактором заинтересованности людей могла бы служить и информация, что разведчики 'Лягушек' уже несколько сотен лет назад натолкнулись на Землю и признали её пригодной для освоения. Тогда этому помешала чрезвычайная отдалённость этой перспективной колонии от материнской планеты земноводных.

Но с тех пор освоенные 'Лягушками' планеты появились и в относительной близости от Земли, и когда-нибудь экпансионисты могли попытаться... Сто лет назад они даже попробовали уговорить нас уступить им территории на одной из планет нашей Системы. Ранее пустынная и холодная, с атмосферой почти лишённой кислорода, она трудом поколений крабов была приведена в порядок. Появилась атмосфера, разлились мелкие, слабосолёные моря. Выведенные на орбиту гигантские зеркала обеспечивали планету светом и теплом. Тут не было ни промышленности, ни постоянного населения, она использовалась, как место отдыха. Да и называлась ныне 'Курорт'.

Вскоре после терраформирования от расы 'Лягушек' поступила просьба продать им одно из полушарий этой планеты. Мотивировка не отличалась оригинальностью:

'В то время как вы владеете неиспользуемой планетой, наши садки переполнены. До половины икринок и до трети головастиков гибнут от скученности и плохого питания. Нам нужно это свободное пространство, чтобы спасти от смерти новые поколения. В свою очередь мы готовы...'

То, что они предложили взамен, нас не заинтересовало. Да и в любом случае пустить в Систему чужаков было неприемлемо.

Как там, в земной сказке? Осьминог попросил погреть в раковине рака-отшельника сначала одно щупальце, потом второе. А потом... Или это адаптация? Точно! В оригинале речь шла о каких-то других животных, но суть коллизии схвачена верно. Молодцы всё-таки земляне! Образности их мышления остаётся только позавидовать. Возможно, это оттого, что, как и многие всеядные они различают разные частоты светового спектра. Солнце для них 'жёлтое', небо 'синее', а трава 'зелёная'. Представить, что это значит и как выглядит, конечно, совершенно невозможно!

Земноводным же тогда предложили просто ограничить рождаемость и тем самым избежать их проблем. Конечно, они не согласились: якобы их пророк, в которого 'вселился дух Большой Лягушки', из икринок которой, в свою очередь, 'появились звёзды и вся Вселенная', особо предостерегал против такого решения проблемы. С этим делегация просителей и удалилась, отказавшись даже обменяться постоянными миссиями.

Но 'Лягушки' остались под присмотром. Много раз замаскированные под представителей этой расы наши разведчики посещали их метрополию и освоенные ими планеты. Хотя агенты и не смогли предсказать дату начала военных действий, но переданная ими информация уверила нас в правильности принятого решения. Действительность оказалась даже хуже прогнозов аналитиков. Колонизаторы не смогли не только воспитать, но даже и прокормить миллиарды особей увидевших свет на своих новых планетах.

Как сказали бы люди: 'неизвестно, каким местом они думали'. В скором времени закончились запасы, хотя и однообразной, но всё-таки пищи для головастиков и молодых лягушек. Никто не хотел добровольно лететь к ним воспитателями и учителями, и их пришлось рекрутировать. Но и присланные насильно сотнями тысяч гибли в голодных бунтах и беспорядках, которые в скором времени объяли население всех новообретённые планет. А если несчастные и не бунтовали, то бросались толпами к каждому приземляющемуся судну с мольбами о еде и глотке чистой воды.

В попытках избавиться от результатов провалившегося эксперимента и начать всё заново, 'Лягушки' применили против своих голодающих соплеменников химическое оружие. И тем самым нанесли чудовищный урон бедной и не устоявшейся экологии новых планет.

В настоящее время, по достоверным сведениям на трёх из освоенных расой в предыдущие столетия планет проживает всего по несколько десятков или возможно сотен тысяч потомков тех бунтарей. Они ютятся на небольших островках, окружённых гниющими, заражёнными болотами. И рассказывают детям сказки о том, что когда-то еда была вкусной, а в воде можно было безбоязненно плавать.

Судя же по тому, что названия прочих планет тоже давным-давно пропали из сводок новостей, там дела тоже обстоят не лучшим образом. И в самой метрополии появились области, которые постороннему без соответствующего разрешения посетить невозможно.

Итак, со времени 'заманчивого' предложения прошло почти сто лет. Патрульные в нашем системном коллекторе доложили, что прибыло некое судно несущее дипломатическое представительство 'лягушек'. И его сопровождает военный космический корабль, которому, естественно, в коллектор войти не разрешили. Следующее донесение пограничников гласило, что на ожидающем 'дипломате' возник пожар, и он запросил помощи.

'На помощь' тут же ринулось военное судно, и пока пограничники соображали стрелять по нему или спасать экипаж погорельца, 'военный' сам обстрелял пограничные суда и попытался прорваться к выходу из коллектора. В самоубийственной дуэли, пограничники обездвижили нарушителя, но и сами полегли почти в полном составе, успев доложить, что у них на локаторах появилось ещё несколько врагов. К порталу подоспели наши суда, и после короткой, но яростной стычки установилась уже упомянутая патовая ситуация: 'Лягушки' контролируют коллектор, но не могут из него выйти, а мы не можем их оттуда выбить.

Баланс могло бы изменить вступление в игру третьей силы, в данном случае — землян. Но согласятся ли они воевать за чуждые им интересы? Вот и нужно мне употребить все свои способности, чтобы доказать этим нейтралам, что окоротить 'Лягушек' о существовании которых они даже и не подозревают, в их интересах. Если, конечно, мне удастся прорваться...

Время подходит. Всё должно выглядеть, как... Довольно! Уже некогда в сотый раз проигрывать это в воображении!

Краб, носивший имя ###1564-й и бывший когда-то одной из особей имитировавшей дипломата 'Кармен' удобнее устроился в своём ложементе, в кабинке заполненной слегка солёной, насыщенной кислородом водой. На экране дисплея приближался активированный портал. Самое главное — успешно преодолеть тоннель до коллектора, а там...

Толчок, он внутри! В тоннеле судно врагов, бьёт в упор. Ответный залп! Удачно: вдребезги, ни в дребезги, но противника закрутило и унесло в сторону. Путь свободен. Для 'Лягушек' это выглядит очередной атакой солидного по размерам военного судна, а на самом деле старой баржи, битком набитой...

Есть! Он в коллекторе! Сколько же их тут! Похоже, они собрали сюда весь свой флот. По барже бьют со всех сторон, она огрызается антипротонными излучателями. Автоматическими, естественно, носитель разума тут только один — он. Ещё несколько секунд... Есть! Обшивка баржи лопается под огнём противника, и из-под неё во все стороны устремляются самонаводящиеся ракеты с антипротонными зарядами.

Конечно, и 'Лягушки' не дремлют. Большинство ракет сбивают кинетические снаряды. И грозное оружие взрывается на подлёте к цели, заливая коллектор испепеляющими вспышками света и гамма-лучей. Но военным судам противника этот фейерверк не страшен. Нет, три ракеты всё же попали. И то — польза. Картина боя видна только на компьютерной реконструкции, оптические датчики выжгло в первую секунду. Всё, ракеты истреблены.

Только одна из ракет почему-то не нашла себе цели. А, может, она оказалась неисправной? Но, только покинув поле боя и не попытавшись нацелиться на какую-нибудь мишень, она, вращаясь как волчок, вылетела в выходной тоннель коллектора вместе с облаком всевозможного мусора, бывшего совсем недавно важными частями чего-то. Сколько их, вращающихся, источающих языки пламени обломков пораженных судов 'Лягушек' и 'Крабов' появилось тут в последнее время и в эти три-четыре секунды быстротечного боя? И на этот дефектный снаряд агрессоры не обратили внимания. А зря!

Углубившись в тоннели, замаскированный скутер остановил своё вращение. Патрулей в пределах досягаемости тут не оказалось. Пилот задал компу не самый ближний, но наиболее безопасный маршрут к системе Солнца, материнского светила земной расы.

* * *

Владимир Петрухин:

А ещё оказалось, что в стоимость номера входит и оплата получаса телефонного разговора с Землёй. А если по видео, то десять минут. Чтобы эти деньги не пропали, я набрал домашний номер и поговорил с мамой и Сашкой. И расстроил их сообщением, что болтаюсь на орбите, а когда появлюсь дома — неизвестно.

'Работа!' — сказал я многозначительно, и мама поняла, потому, что папа всегда так говорил, отправляясь в длительные командировки на борьбу с разными эпидемиями. Она мне рассказала, что их долго донимали всевозможные корреспонденты и праздношатающиеся девы в разной степени одетости. Но теперь немного поутихло, только напротив дома стоит фургончик с камерами и 'тарелками' на крыше. Хотят снять моё возвращение домой. Мама подружилась с этими вежливыми ребятами, и выносит им по утрам кофе. А девицы остались только самые настырные, но мама с ними не общается. В общем, дома меня любят и ждут! Ещё я хотел заглянуть на свою страничку на 'академическом' сайте, но так туда и не попал, похоже она 'рухнула' под напором любопытствующих.

Поспать удалось около трёх часов: сначала меня разбудил сигнал с панели оповещения с уведомлением, что мой заказ в химчистке выполнен. И я долго спросонья тыкал в разные кнопки, чтобы сбросить это настырное бибиканье. Потом оказалось, что своими беспорядочными нажатиями я случайно вызвал горничную или коридорную, не знаю, как эта должность называется. Она постучала в дверь как раз в тот момент, когда я снова улёгся на кровать, закрыл глаза и, кажется, мне даже успело что-то присниться.

— Войдите! — крикнул я, подпрыгнув и не сразу сообразив, что стою в одних трусах.

Пришлось экстренно задрапироваться в одеяло. Вошедшая смуглая женщина средних лет в гостиничной униформе почти совсем не говорила по-русски. Впрочем, через минуту оказалось, что по-английски лучше меня. Недоразумение разъяснилось, я снова побрёл к своей кровати. И тут понял, что спать мне уже совершенно не хочется. Сон перегорел.

Я надел спортивный костюм и отправился в столовую, где выпил объёмистую чашку кофе с какими-то пирожками, честно говоря, не идущим ни в какое сравнение с мамиными. И побрёл к себе, в размышлении, чем бы ещё заняться? Сауну посетить, что ли? Впрочем, оказалось, что за меня уже всё решено: около двери в номер стояли двое военных, один оказался Бондарём, а второго я опознал, как генерала Кондратенко.

— Где это вы шляетесь, курсант? Заставляете ждать вас, аж двум генералам! — сурово вопросил начальник академии.

— Виноват, господин генерал!

Командирам в армии не нужны подробности проступка, а только признание подчинённым своей вины, реальной или воображаемой. Кондратенко же, улыбаясь, протянул мне руку:

— Рад видеть воочию, Володя! Ну, открывай, открывай!

Мы вошли, и я сразу же ощутил острый стыд за бардак в помещении: всхолмлённая кровать хранила следы моего прерывистого сна, открытый чемодан на столе, на стуле прозрачный пакет из химчистки. Бондарь недовольно хмыкнул, но распространяться не стал. Я заметался по комнате, спешно наводя подобие порядка. Когда же схватился за пакет, Бондарь, уже угнездившийся на свободном стуле около компа, вдруг спросил:

— Комбез в химчистку сдавал? Вот это правильно. Не убирай с глаз, я заберу, — и, похоже, продолжая уже начатый разговор, обратился к Кондратенко:

— Такие у меня ребята! Чем богаты, тому и рады!

— Вы присаживайтесь, Володя! — обратился ко мне Кондратенко. — Сейчас ваш начальник что-то вам расскажет.

Я сел на кровать, поскольку два стула уже были заняты. Бондарь же повернулся ко мне:

— Курсант Петрухин!

— Я! — вскричал означенный курсант, вскакивая.

— Сидите! Так вот, курсант, присутствующий тут генерал ВКС России Кондратенко испросил у меня разрешения передать вас в его подчинение. Дело в том, что полёт эскадры под командованием генерала начнётся в ближайший месяц. Но в течение как раз этого месяца и даже несколько дольше вы, теоретически, должны были бы слушать консультации и сдавать выпускные экзамены. Как вы понимаете, эскадра ожидать вас не станет. А я, в свою очередь, не могу выпустить вас без экзаменов. Что мне прикажете делать?

— Не знаю, господин генерал, — пробормотал я сокрушённо, предполагая, что это вопрос вполне риторический, а решение, конечно, уже принято. Так и оказалось. Бондарь продолжил:

— Руководством Академии решено, что в случае вашего согласия, вы летите на Землю и там немедленно приступаете к сдаче экзаменов. Экстерном, так сказать. С преподавателями я договорюсь. На всё про всё, вам две недели. В случае успеха вы поступаете в распоряжение генерала. В обратном же случае... Принимается? Возражений нет?

— Так точно! Никак нет, господин генерал! — гаркнул я, снова непроизвольно вскакивая.

Перспектива служить под командованием самого Кондратенко и явно пойти с ним в дальний поход в Галактику затмила в моей голове необходимость почти без подготовки сдавать шесть сложнейших экзаменов. Конечно, сдам! Куда я денусь!

— Собственно, мы и не особо сомневались, — вступил в разговор Кондратенко. — Да вы садитесь! Впрочем, мы с генералом должны попросить у вас прощения за некоторый розыгрыш...

— Скорее, психологический этюд, — вставил Бондарь.

— Ну, пускай этюд, — согласился генерал. Дело в том, что мы решили как-то...

Кондратенко замялся. Я же был в полном недоумении: 'Розыгрыш? И как...?' Наверно, что-то отразилось на моём лице, потому, что Бондарь смущённо прокашлялся и сообщил мне следующее:

— Это был небольшой экзамен, курсант! Успокойтесь, вы его сдали. И, к вашему сведению, вы уже сдали все выпускные экзамены. Всем давно ясно, что это чистая формальность, тем не менее, освящённая традицией. Я поговорил с преподавателями, и они аргументировано спрогнозировали ваши оценки на выпуске. Все 'пятёрки', за исключением, правда, 'жизнеобеспечения'. Там светила твёрдая 'четвёрка', но, учитывая блестящие результаты вашей практики, решено также поставить 'пять'. Так, что в Академию вам следует явиться уже за готовым дипломом и за направлением на место службы на... 'Алебарду'!

Вот это, да! У нас на курсе не было таких, кто не мечтал служить на этом новейшем...! Я даже слегка подпрыгнул сидя. Шеф между тем продолжил:

— Единственное, что вы теряете, пилот, это торжественное построение, вручение дипломов и погон. Оркестр и напутственные речи. Но, во всяком случае, там будет упомянуто, что вы уже несёте службу в Космосе. Всё ясно?

— Всё... — ответил я немного не по уставу.

— Хорошо. Далее: упаси вас Бог, пилот, подумать, что ВКС ну никак не могут без вас обойтись. Могут, но вы приглянулись генералу некоторыми нестандартными решениями в ходе вашего приключения. Но у меня, знаете, четыреста парней и ещё сотня девушек, и все они 'нестандартные'! Вот и дочка присутствующего тут генерала... тоже нестандартная!

Кондратенко при этих словах слегка потупился смущённо, а я подумал: 'Надо же! Его дочь тоже у нас учится! А я и не знал'.

— ... Но, молодец! — закончил мысль Бондарь. — Короче, если все пятьсот 'нестандартные', то почему бы и не вы, пилот? Доступно?

— Так точно, господин генерал!

— Надеюсь... У вас две недели устроить все дела, погостить дома, восстановить силы после ранения, в конце концов. Да! Рекомендую, кстати, узаконить отношения со Степанидой Сергеевной. Вы улетите, а ей ваше денежное содержание будет на счёт поступать. Хоть какая-то польза от отсутствующего мужа!

Я кивнул. Мы и так собирались после выпуска... Тут у Кондратенко заверещал коммуникатор и комнату наполнил молодой женский голос:

— Шеф! До 'окна' на 'Орбиту-7' полчаса. Вы просили напомнить!

— Спасибо, Маруся! Уже бегу!

Кондратенко поднялся, пожал нам с Бондарем руки и спешно удалился. Засобирался и шеф.

— Всё понял, пилот? — спросил он в очередной раз. И я в очередной раз подтвердил, что 'всё'.

— Не подведи меня. Ну, давай, отдыхай!

Он хозяйственно подхватил пакет с выстиранным комбезом и ушёл, оставив меня в полном раздрае чувств.

Какой уж тут отдых! Я сел за комп: до ближайшего подходящего челнока было ещё шесть часов. Заказал билет и задумался. Мне стало слегка не по себе от мысли, что когда мои друзья по группе будут просиживать ночи у компов, готовясь к экзаменам, я буду валяться дома, поскольку всё уже 'сдал'. Но с другой стороны, им потом положен отпуск, а я уже буду в Космосе! Решив в качестве епитимьи сократить своё пребывание на Земле до недели — как-нибудь успею свои дела переделать! — я отправился в сауну.

Попрошу в Академии переписать требование, явлюсь на борт неделей раньше — не прогонят же? — подумал я по дороге. А на 'Алебарде' хотя бы и за изучение сантехники возьмусь, ведь 'космонавт должен уметь делать всё!' Ещё я подумал про Марусю: неужели Кондратенко свою секретаршу с собой на челноке возит?

* * *

Елена Фролова.

Уж что-что, а шопинг в Африк-сити был великолепен! По большому счёту, не нужно было, даже и бродить по жаре из одного торгового центра в другой. Зайди в прохладное нутро, скажем, 'Империала' утром и выйдешь только вечером с опустошённым кошельком и с тележкой нагруженной баулами. Но это, конечно, излишество. Наши с Ольгой и Тамарины покупки свободно поместились в три сумки, даже не таких объёмистых, что называются в народе 'мечта оккупанта'.

Солнце стояло ещё высоко, когда оказалось, что необходимые одеяния уже закуплены. Пора было возвращаться в гостиницу для позднего обеда и отдыха, когда наткнулись на бутик, почти весь ассортимент которого был посвящён Космосу вообще и планете Надежда в частности. Моментально узнанная молоденькой чернокожей продавщицей, Тамара была задарена ею футболками, шортами и даже кроссовками с соответствующими надписями и рисунками. Правда, всё это в обмен на разрешение сделать несколько фотографий. По-видимому, этим снимкам предстояло стать рекламными плакатами магазинчика. Помолодевшую меня, к счастью, не узнали.

Я ещё раз удивилась странной избирательности людского любопытства: вот же стоит со мной рядом всемирно известный учёный, руководитель 'Института физики пространства' имени академика Макарова. Сама академик, та, чьими усилиями человечество открыло для себя дорогу к звёздам! Стоит никем не узнанная. Впрочем, нисколько от этого и не страдающая. Но людям интересна девчонка, подстрелившая пирата!

С трудом отвязавшись от говорящей на неведомом наречии продавщицы, только изредка вставлявшей в своё щебетание понятные английские и французские слова, Тамара воссоединилась с нами, ожидавшими её у одного из выходов супермаркета. Тут имелась стойка службы доставки, и Тамара отправила пару симпатичных футболок со своим портретом в Прагу, какой-то знакомой Соне Кондрачковой, написав на пакете вместо адреса номер её телефона. Будет девочке сюрприз!

Вечером сходили искупаться. Подначивая друг друга, прошли мимо нудистского пляжа. Но остановиться там всё же не решились. Впрочем, современные ткани для купальников свободно пропускают ультрафиолет, чем и пользуются арабские женщины и девушки, загорающие прямо в своих балахонах 'буркини' под бдительным присмотром мужей и братьев.

А присматривать нужно! Вот и я, поплавав с Ольгой, нет-нет, да и бросала взгляд на Тамару, присоединившуюся к молодёжи, играющей в волейбол. Она же у меня такая провинциальная, далеко ли до неприятностей? Так, игра закончилась, ребята и девчата с болтовнёй и хохотом пошли к столикам в тень навеса. Там продаётся лимонад и пиво. Рядом с Томой уселся какой-то, похоже, считающий себя качком, парень. Волосы белые от природы или крашеные, кто их разберёт? Оригинально на фоне загорелой кожи. Рассказывает что-то смешное, внучка хохочет.

Что-то случилось: Тома вскочила, порывается уйти. Парень удерживает её за плечо. Она сбросила его руку, но он схватил её за запястье. Не пора ли помочь? Ну же, Тома! Дай ему в солнечное! Есть! Неуловимый тычок большим пальцем, но не в сплетение, а в другой нервный узел, и парень медленно садится, нянча онемевшую руку и потеряв к девушке всякий интерес. Молодец, Тома! Убедительно и без крови. Со стороны — молодые люди поспорили и мирно разошлись.

Всё. Пора в гостиницу! Этот белобрысый может быть и местный, вдруг захочет отомстить неуступчивой, соберёт компанию... Не битву же на пляже с ними устраивать?

Хотели сначала вылетать вечером, но Ольга упросила перенести полёт на завтра — сгорела, северная порода! Этот казус испортил ей и всё удовольствие от вечерних примерок. С завистью смотрела жертва африканского солнца на нас, загоревших равномерно и без изъянов, а сама только стонала: 'Всё, надоела мне ваша Африка! В Россию! В Питер! И чтобы мелкий дождик!' Пришёл врач, по акценту, похоже, итальянец, покачал головой и достал из сумки немалых размеров бутылёк с лекарством для пострадавшей. На ночь мы с Тамарой её намазали, жжение прекратилось. А утром Ольга проснулась, как новенькая: красноту от ожогов сменил лёгкий 'загар'.

На птицелётной стоянке нам посоветовали не задерживаться: к вечеру ожидалось усиление ветра и чуть ли ни ураган. Но нам лететь не долго: свернули с трассы и полетали над 'звериными территориями'. А там и слоны и жирафы и стада антилоп. Или табуны? Тамаре, судя по её восхищённым воплям, понравилось: это не вонючие мясные коровы с Надежды. Даже отдыхающую в тени львиную семью увидели. Наконец, взяли курс домой, и тут что-то случилось: наш 'Дракон' задёргался и стал заваливаться вбок.

— Что там, Оль? — спросила я, пытаясь придать голосу максимальное спокойствие.

— Правое крыло отказало! Ты не волнуйся, Лен, сейчас сядем и посмотрим, что случилось.

Ага! Не волнуйся! Я ухватилась за поручни и приготовилась, было, к жёсткой посадке, но тут крылья перестали хлопать, аппарат выровнялся и пошёл на посадку. Только земля в блистере бежала назад что-то уж очень быстро. И чем ниже мы спускались, тем быстрее. Толчок! Птицелёт подбрасывает — снова секунда полёта. Ещё толчок: кажется, мы уже катимся по неровной поверхности. По блистеру хлещут какие-то ветки. Нет, это травы такие высокие. Над головой пролетел 'Голубь' Тамары: она тоже идёт на посадку. Промелькнули кусты, дерево, и птицелёт, наконец, замер. Молодец, Ольга!

Технически грамотные тут же взялись откручивать какие-то панели, предусмотрительно складывая болтики в карманы шорт: в такой высокой траве и человеку потеряться нетрудно, ни то, что детальке! Распевали невидимые птицы, стрекотали насекомые. Вдали паслись, вроде, буйволы. Рогатые, в общем. А ведь тут могут быть и хищники! Впрочем, наши птицелёты пахнут очень неаппетитно для их чувствительных носов, а всякой добычи кругом достаточно! А змеи? Ведь змеи часто скрываются в траве! Я мигом заскочила в кабину и объявила о своём подозрении девочкам.

Но они не обратили на это внимания, поскольку как раз отыскали неисправность. Оказалось, что перетёрся смесепровод, короче, такая резиновая трубка, по которой раствор сахара подаётся к мышцам крыла. Сиропа этого выхлестало под давлением довольно много, но это не проблема. Проблема, что в ремонтной аптечке как раз такой трубочки не оказалось. Тамара пошла к своему, рядом стоящему 'Голубю', чтобы поискать там.

Тут мы услышали топот, мощное фырканье и на нас напали. Не на нас, впрочем, а на многострадального 'Дракона'. Носорог, серый или чёрный — я не разбираюсь, для меня все они на одну морду. Откуда он взялся? Не иначе, за кустами у него была лёжка. Пока мы оживлённо беседовали, он сделал спурт и поддел птицелёт на свой рог. И попытался его перевернуть или просто освободить своё оружие — я не присматривалась.

— Тамара, взлетай! — заорала я, с удивлением обнаружив, что стою на толстой ветке какого-то дерева, акации, судя по длинным колючкам, довольно высоко над землёй. А на соседней ветке Ольга, белая и с круглыми от ужаса глазами. Как мы там очутились, так и не смогли потом вспомнить. Наверно, сработал какой-то древний инстинкт. С ветки было видно, как Тамара, махнув мне в знак понимания рукой, юркнула в кабинку и тут же крылья 'Голубя' захлопали, погнали волну по траве, он вильнул, набрал скорость и взлетел. Носорог, ловко сбросив на землю свою жертву, развернулся всем корпусом. Но нового противника уже не обнаружил, а потому вернулся к терзанию 'Дракона'.

Тамара сделала круг и зависла неподалёку от нашего прибежища. Носорог заинтересовался новым источником шума, бросил птицелёт и направился к дереву. Интересно, он свалит его, если захочет? Я крикнула Тамаре что есть силы:

— Вызывай спасателей!

Но она только завертела головой и приставила ладонь к уху, дескать 'не слышу!' Хотя блистер у 'Голубя' и был сдвинут. Тогда я достала коммуникатор и тут же поняла, что сглупила: связь-то через вышки! А если бы я доставала до вышки, то и спасателям могла позвонить сама. Догадается Тамара подняться повыше, чтобы вызвать диспетчера? Я показала внучке 'вверх!' Но она не поняла, подумала, что я приказываю ей улетать, и замахала рукой в знак отрицания.

В её руке что-то было. Присмотревшись, я опознала болт от самострела. А вот уже и он сам перевесился через борт и нацелился в притормозившего носорога. Момент выстрела я не уловила, но, похоже, Тамара куда-то попала, поскольку зверь завертелся в поисках противника. Болт отскочил, но больно сделал. И ещё три болта полетели в носорога. Один, я заметила, попал ему в рог и тоже отскочил. Вообще, удивляюсь, как можно из пляшущего в воздухе птицелёта куда-нибудь попасть! Вдобавок, и болты у Томы были лёгкие, на леталок рассчитанные. Бронированного носорога им не пробить.

Затем снаряды у самострела кончились, и пришёл черёд рогатки. Конечно, поразить носорога из рогатки всё равно, что танк из пистолета. Но Тамара хотела его только отогнать, он же, после удачного выстрела (Тамара потом утверждала, что попала ему в глаз) завертелся на месте, сотрясая почву и дерево на котором мы с Ольгой угнездились, аки птицы небесные, и бросился наутёк. Или в атаку — как это отличить, я не знаю. Во всяком случае, он снова, кажется случайно, натолкнулся на 'Дракона' и удовлетворённо принялся за его уничтожение уже с другого борта.

Но и настырная Тома не оставила своих попыток прогнать зверя. Она зависла прямо над ним, и мне с высоты показалось, что она хочет сесть прямо ему на спину. Я замахала руками и взволнованно закричала нечто запрещающее, но тут Тамара исполнила свой план: из днища птицелёта ударила вниз прямо на морду носорога белая пенная струя горячей отработки. До нас долетел её запах, сходный с застарелым запахом допотопного дачного сортира и ещё брызги. Отработка, как мне потом рассказали, и есть что-то вроде мочи птицелётного организма.

На агрессора это возымело потрясающее действие: он присел на задние ноги, затряс рогатой башкой, обиженно свистнул и припустил прочь, только комки земли полетели из-под ног. И ещё долго было видно с высоты нашего наблюдательного пункта, как носорог убегает почти по прямой. 'Наверно, мыться побежал!' — шутила потом Ольга, когда мы, маленько оклемавшись, уже спустились по ужасно колючим веткам на землю.

В опасении испачкать нашу спасительницу, мы не стали с Тамарой обниматься, поблагодарили на дистанции. Две тётки в новых, но изодранных в клочья шортах и майках, провонявшие отработкой, мы представляли с ней разительный контраст. А она, чистенькая и свежая, прямо пай-девочка! Не скажешь, что она только что взяла верх над безмозглым, но опасным зверем.

Взялись за осмотр пострадавшего 'Дракона' и обнаружили что, несмотря на ужасные ранения в виде многочисленных дыр в пластиковых бортах и ещё раздавленных блистеров и нескольких корпусных панелей, машина всё-таки ещё может летать. Пришлось только воткнуть какие-то выпавшие разъёмы и починить, наконец, топливопровод. Поскольку, запасной детали так и не нашлось, я пожертвовала для ремонта свою ручку, из которой с помощью пилочки для ногтей Ольга изготовила вставку, натянула на неё резиновые трубки и зафиксировала их какой-то проволочкой. Ну, ей сам бог велел, она же физик или космолог!

Испытание прошло успешно: машина захлопала, правда, сначала только одним крылом. И я подумала, что мои механики где-то ошиблись. Но это была просто какая-то 'воздушная пробка' в топливопроводе, как сказала Ольга. Вскоре заработало и второе крыло, Ольга удовлетворённо кивнула, остановила взмахи, вылезла из кабины. И мы отправились на поиски вылетевших из кабины сумок.

Взлёт, ветер в лицо! Я-то ещё могу наклониться и немного от него спрятаться, а как там Оля без блистера? Уже набежали тучи, задуло обещанное с утра, когда мы вернулись, наконец, в санаторий. На следующий день к птицелётной площадке все ходили, как на экскурсию. Я опасалась, что за разломанную машину придётся заплатить, но оказалось, что в обязательной страховке прокатчика есть пункт: 'Повреждение дикими зверями'. Ольга написала объяснительную, нам посочувствовали и на этом всё закончилось. И то — мясо!

Мы сначала хотели даже потребовать компенсацию за неисправный топливопровод, что привело к аварии, а потом не стали, ну её. А Томе, кстати, всё очень понравилось! В конце приключения она даже успела кое-что сфотать. Убегающий носорог, правда, получился не очень хорошо, зато мы с Ольгой в развевающихся живописных лохмотьях и на ветках акации — даже очень!

* * *

Василий Кондратенко.

По размышлении, генерал решил поднять свой 'адмиральский вымпел' всё же на 'Алебарде'. На 'Мече-55' и Сколика довольно, теснить уже слетавшийся экипаж было бы неразумно. А на 'Алебарде' и места достаточно и со Стрижаковым он в хороших отношениях. Кроме того, Василий Петрович не собирался всё время торчать в рубке и постоянно указывать подполковнику, что и как делать. Теперь его функция — общее руководство эскадрой, хотя бы и из двух кораблей.

Ко всему прочему, в комп 'Алебарды', кроме Тора был установлен клон Маруси, интеллекта с его старого 'Охотника-12'. Исследование показали, что использование такого тандема многократно повышает скорость и надёжность работы. Почти полгода учёные интеллектроники изучали этот феномен и, в конце концов, рекомендовали его для повсеместного использования.

— Смирна! Господин генерал! На судне без происшествий! Экипаж занимается обслуживанием материальной части. Докладывал дежурный, лейтенант Сазонов.

Ждут, знают в лицо, молодцы! Он этого лейтёху в первый раз видит, а тот узнал!

— Вольно! — отдал команду генерал, хотя в шлюзовом отсеке никого, кроме их двоих не было. И пожал руку румяному от волнения лейтенанту. — Стрижакова ко мне в каюту!

— Есть, господин генерал! — дежурный схватился за коммуникатор.

Миновав шлюзовой отсек, Василий Петрович поплыл вдоль коридора в свою 'адмиральскую' каюту. Стрижаков, впрочем, встретился ему уже на половине дороги. Он, было, кинул руку к фуражке, готовясь тоже отдать рапорт, но генерал с улыбкой перебил его:

— Отставить, Василий Александрович! Пойдём без чинов побеседуем, поставленную задачу обсудим.

— Здравия желаю, Василий Петрович! — ответствовал Стрижаков, тут же подхвативший тон. — А где же Маркиз? Или вы пока на время?

— Да нет, уже переселяюсь. Просто не хотел тут командовать при действующем капитане. Распорядись, будь добр, пусть кто-нибудь слетает на мой челнок за багажом. Там немного: чемодан, да контейнер с Маркизом. Маруся откроет и проводит. А то генералу с котом под мышкой как-то неудобно!

— Дежурный!... — подполковник отдал распоряжение по коммуникатору, и уже через несколько минут вестовой доставил Маркиза в каюту генерала.

Сначала кот залез на руки к хозяину и подозрительно осмотрелся из этого надёжного убежища. Затем, опознав в незнакомце Стрижакова, перепрыгнул к нему на колени и хрипло замурчал под его поглаживанием. Освоившись, принялся за исследование каюты, гораздо большей по объёму, чем привычная на 'Охотнике' или 'Мече'. Обнаружив унитаз, сразу же угнездился на нём и пописал, видно долго терпел. Сработала автоматика, приглушённо взвыл компрессор, зашумела вода. Тут только генерал обратил внимание, что деликатный прибор уже доработан с учётом нужд кота, не умеющего нажимать кнопки.

— Спасибо, Василий Александрович!

— Не за что! Мы же знали, что вы Маркиза не бросите, вот и позаботились.

— Вот и отлично. Доложите, как идёт подготовка к полёту.

Стрижаков начал, было, обстоятельный доклад, но внимание присутствующих снова отвлёк Маркиз. Умывшись, он переместился к двери и требовательно мяукнул. Дверь сдвинулась, и кот исчез в коридоре.

— Камбуз пошёл искать, — догадался Стрижаков.

— А его никто не обидит? — забеспокоился Кондратенко.

— Нет, конечно! Большая часть команды пришла с 'Меча-39', как вы знаете, а новичкам все уши прожужжали про вас и вашего кота. Да и на камбузе его уже ждут.

— Сержант Гегешидзе?

— Он самый! Только он теперь старшина.

— Хороший парень. Ну, давай, докладывай!

* * *

Тамара Фролова-Бейкер.

Эх, и насмешили меня эти молодые старушки, когда в один момент как взъерошенные кошки взлетели на дерево! Наверно, я бы и сама так быстро не сумела. У страха глаза велики! Впрочем, этот тупой носорог и вправду был опасен. Зато, кажется, почти слеп. Похоже, только слух и обоняние у него хорошие. Нужно будет почитать про эту породу животных. Железный болт из мощного самострела, положим, и пробил бы его шкуру, но и только. Или попасть ему точно в глаз, чего конечно никто не может гарантировать, или лучше с ним и не связываться. А с тупым и слепым не связываться легко: отойди от него по ветру и пригнись, он тебя и потеряет. Такие как он, никого не боятся, поэтому мозги им не к чему.

Я сначала слегка опасалась, что заставят отвечать за слитую где попало птицелётную отработку: по правилам это делается только на заправках. Но обошлось: лицензию не отобрали, приехавшая для расследования женщина-полицейский только похвалила меня за находчивость и даже пообещала описать этот случай в своём корпоративном журнале.

Что тут расследовать? Ну, перетёрлась трубочка, бывает! Но бабушка сказала мне по секрету, что полицейские считают, это могло быть покушение. Однако никаких признаков саботажа обнаружено не было.

На следующий день после полёта в Африк-сити пришла долгожданная почта с Надежды. Я чуть ли не весь день просидела с бабушкой у компа, просматривая видеописьма от родных. За год близнецы вытянулись и уже собираются в школу. А мама с папой, похоже, слегка постарели. Одеты — не отличишь от землян. Впрочем, и все колонисты тоже.

Там у них наладился выгодный бизнес. Оказывается, траву Вайля очень оценили земные медики и учёные вообще. Попробовали посадить на Земле, но тут она растёт плохо. Поэтому на Надежде теперь будут её выращивать на продажу. Ха! А это ведь она, Тамара, впервые показала Василию Петровичу этот ценный медикамент! Его ещё Маркиз почти весь съел.

Бабушка, когда выздоровела, стала периодически звонить в штаб ВКС России и донимать их вопросами: 'когда будет оказия на Надежду?' Там всё обещали-обещали: 'скоро регулярные рейсы будут, ждите!' А вот сегодня вечером позвонил Василий Петрович, он теперь большой начальник и генерал! Они с бабушкой проговорили, чуть ли не полчаса. В конце разговора он пообещал отвезти ба на Надежду, потому, что будет 'пролетать мимо'. Но только туда, дальше он летит по своим делам. В начале же осени откроется постоянная линия и можно будет вернуться.

— И меня, меня! — громко зашептала я.

Бабушка услышала, кивнула:

— И Тамару, если можно!

— Ну, если вы согласитесь лететь вдвоём в одноместной каюте...

Я закивала так, что чуть голова не отвалилась.

— Конечно, мы согласны, — сказала ба.

— ... тогда вылет через две недели с 'Орбиты-7'. Но я рекомендую прибыть пораньше, чтобы к невесомости адаптироваться. Кстати, в вашем санатории лечится Ольга Макарова, вы не знакомы случайно? Мне бы с ней поговорить, а то её мобильник не отвечает.

— Тома! — скомандовала бабушка, но я уже и сама выскочила в коридор.

Тётя Оля только вышла из душа и очень удивилась, когда я повлекла её, обёрнутую в гигантское полотенце с пальмами в нашу комнату. Ба сунула ей трубку, и она очень мило поговорила с генералом. Оказывается, они тоже давно знакомы. Выяснилось, что на какой-то ни то планете, ни то 'планетаре' — я не расслышала — учёные обнаружили странные установки, конечно не человеческие. И если ей, Ольге, интересно, то пускай почитает сегодняшнюю почту. А если примет такое решение, то пускай оформляет командировку на этот планетар, там сейчас работает комплексная экспедиция, и Ольгу ждут. А он, Кондратенко, её подкинет.

Они с генералом всё время повторяли 'Маркиза-Маркиза', и я сперва подумала, что говорят о коте. А потом поняла, что это планета так называется. Или всё же планетар?

Потом, когда мы пили чай, тётя Оля всё объяснила. Планета, которая обращается по орбите вокруг какого-нибудь солнца, так и называется — планета. А если она просто летит в межзвёздном пространстве — то это уже планетар.

— А такие разве бывают? — удивилась ба.

— Конечно! Их существование предполагали теоретически, а потом нашли Маркизу. И сразу все теории затрещали по швам. Это ведь не какой-то там кусок льда из пояса Койпера или облака Орта, которой угораздило попасть во внутреннюю часть Системы и который может быть вышвырнут прочь тяготением планеты-гиганта.

Дальше тётя Оля рассказала, что это была планета, такая же, как Земля, а она может покинуть свою Систему, только если её солнце взорвётся, как сверхновая. Но тогда не ней не осталось и следа атмосферы, а поверхность расплавилась на километры вглубь. А на Маркизе сохранились и замёрзшие океаны и атмосфера, тоже замёрзшая. И даже жизнь на ней когда-то была!

Оставалось предположить, что родную Систему 'Маркизы' разрушила пролетавшая сквозь неё посторонняя звезда. А это явление очень и очень редкое. Но вот теперь исследователи нашли на полюсах планетара циклопические сооружения, и кому-то из учёных пришла в голову безумная идея, что это могут быть двигатели, создатели которых с их помощью увели планету от родной звезды. Это даже представить себе невозможно такую мощь!

Зачем? На этот вопрос ответить легче. Возможно, их звезда состарилась, стала превращаться в красного гиганта, и жизни на Маркизе грозила гибель. Или же их звезда, опять-таки, готовилась взорваться Сверхновой. И ещё много интересного рассказала тётя Оля про звёзды, планеты и тоннели Макарова. Звёзды, оказывается, как люди: рождаются, старятся и умирают. Я, правда, многое не поняла, но дала себе зарок пополнить этот пробел в своём образовании и заняться астрономией. А то даже стыдно: слушаю, развесив уши и даже дельный вопрос задать не могу. А глупый — не хочу.

Так вот! Эти учёные в экспедиции на Маркизе были в основном биологи и планетологи, и им понадобилась консультация физика. А кто у нас на Земле самый лучший в этой области? Конечно Ольга Макарова, руководитель института имени своего отца.

Тётя Оля сходила к врачу и попросила выписки. Завтра она уезжает готовиться к полёту и советоваться с коллегами. А мы с бабушкой остаёмся ещё на день, потом в Питер, а потом на 'Орбиту-7'. Ещё успею на 'Голубе' погонять... Эх, вот бы взять такой на Надежду! Нужно с бабушкой поговорить, пусть купит, она же у меня богатенькая и не жадная.

* * *

Часть вторая

Владимир Петрухин.

Сразу после старта эскадра разделилась. Гюнтер Сколик попрощался и его 'Меч-55' нырнул в земной портал, чтобы встретиться с нами уже в системе Юпитера. Теоретически в размеры портала вписывалась и 'Алебарда', но руководство ВКС России предписало нам идти до точки рандеву своим ходом. Может и правильно. По крайней мере, у меня будет больше времени на изучение судна. Конечно, в Академии мы его проходили и даже сдавали зачёты по устройству и ТТД с тайной надеждой получить распределение на этот самый мощный и совершенный корабль в Системе. Я этим счастливчиком и оказался.

До пилотской меня, как я и ожидал, пока не допускали: там пока хватало любителей 'порулить'. К счастью, проблем по моей второй специальности тоже было не так уж и много: судно новое, ничего пока не успело износиться и посыпаться. Прокладки держали, компрессоры работали. Зато я облазил всё межкорпусное пространство, 'от киля до клотика' так сказать.

Старшина Дадашидзе, наш кок, первый раз увидев меня ещё на стоянке, сказал, что берёт надо мной шефство, поскольку удивляется, как таких заморышей берут в космонавты. И обязуется довести меня за время полёта до стандартных кондиций. Я сначала обиделся на 'заморыша', в нашей группе я вовсе не был самым маленьким. Но потом понял, что он где-то прав: я был самым юным на борту, и мне ещё предстояло подрасти. Как бы эта мысль ни ранила моё самолюбие. Вдобавок, я здорово похудел после ранения. Самым юным, впрочем, я был только среди членов экипажа, поскольку пассажирка Тамара была ещё младше меня.

Мы познакомились в спортзале, куда я пришёл после вахты помахать саблей и перегнать полученные на камбузе калории в мускулы. Судно шло с ускорением в половину 'G', и она с какой-то женщиной средних лет изучала приёмы некой агрессивной борьбы. Когда дамы устроили перерыв, я подошёл к ним, представился и спросил, не знает ли, кто из них саблю или катану.

Тамара, только глянув мне в лицо, сообщила, что она меня узнала, потому, что видела в новостях, что так здорово, как я она саблей не владеет, если только ножом попробует? Я скептически усмехнулся про себя, мы взяли спортивное оружие и начали бой. Сначала я не наседал, но Тамара так легко парировала мои удары, что я позволил себе слегка взвинтить темп. Теперь мы сражались примерно на равных, не считая того, что я имел большое преимущество за счёт длины клинка. Пару раз я сделал туше.

Наш бой остановила Елена Юрьевна:

— Хватит, молодой человек, девушку мучить, давай-ка со мной попробуй!

— Ну, ба! — возмутилась Тамара, опустив свой кинжал, — сейчас я его сделаю!

— Отдохни! Сейчас его сделаю я! — сказала Елена, выбирая себе саблю по руке.

Стыдно сказать: она меня сделала. Я ушёл в глухую оборону, но за пару минут боя получил три укола, и чуть было не сгорел от стыда. Потом, после душа, когда мы пили чай в кают-компании, Елена сказала мне:

— Ты, Володя, не расстраивайся, у тебя всё отлично, но понимаешь, я в своё время была чемпионкой России по... в общем, там и фехтование было, так, что у меня опыта побольше. А ты, похоже, уже превзошёл своего учителя, тебе нужно нового.

— Елена Юрьевна...!

— Можно — тётя Лена...

— Тёть Лена! Мне же не для соревнований, а так просто, форму поддерживать.

— Да и мы с Томой не для соревнований, правда, Тома? — усмехнулась Елена. (Тамара кивнула). — Если хотите, могу вас двоих немного подтянуть. Тому научить саблю держать, а тебе показать кое-какие свои наработки.

— Ну, с ножом-то у вас, Тамара, ловко получается, — заметил я обращаясь к девушке, которая гладила заскочившего ей на колени Маркиза, генеральского кота.

— Нож это не меч, совсем другая практика, — ответила за неё Елена, и я согласился.

И на учёбу мы с Тамарой согласились тоже, больно уж тётя Лена с катаной хороша! Вышло, правда так, что девушку обучал в основном я, а тётя Лена в это время делала свои растяжки и наносила удары по боксёрской 'груше'. Она исповедовала, старую методу: 'младшего ученика тренирует старший'. Ну, а старшего — учитель. И я получил двух партнёрш, с Тамарой приходилось сдерживаться, а Елена в свою очередь старалась не показывать слишком своё превосходство.

Нужно сказать, если вас ещё не утомил этот спортивный обзор, что Тома росла прямо на глазах: такую отличную координацию, глазомер, да и силу я не встречал у девушек её возраста, да и у парней редко. Видать её жизнь на Надежде была хорошей школой. Меня же Елена хвалила скупо, а чаще издевалась над промахами и ляпами, простительными, как она говорила, для начинающего бойца, но в реальном бою с подготовленным противником влекущими за собой потерю кишок или конечностей. Я не обижался: от мастера её уровня можно выслушать и не такое. И действительно, спортивный бой это вовсе не реальная схватка: только в кино противники рубятся, пока зрителю не надоест, в действительности сабельный бой редко длится больше минуты.

Мы познакомились ближе, и я вскоре узнал, что тётя Лена на самом деле бабушка Тамары. Про курс омоложения и так далее. Честно говоря, занятый учёбой в Академии я про эти достижения медицины раньше не слышал. Теперь стало понятно, что имела в виду Елена Юрьевна, говоря 'в своё время'. Ох, и давненько было это время!

Иногда, когда Елене Юрьевне удавалось её вытащить, в спортзал забегала Ольга Макарова. А так она почти безвылазно сидела в своей каюте за компом. Я вначале робел перед этой всемирно известной учёной, кстати, тоже ныне помолодевшей, а потом перестал — тётка, как тётка, приветливая, приёмы русбоя изучает.

Но самые интересные посетители спортзала 'Алебарды' летели в шестнадцатой двухместной, что рядом с 'адмиральской'. Ещё до отлёта, буквально в первый день моего прибытия, Маруся передала мне оттуда заявку на ремонт кондиционирования, и я сначала направил, было, в эту каюту дежурного техника, но потом решил сходить сам. Дверь помещения сдвинулась, и первое, что привлекло моё внимание, был возлежащий на 'верхней полке' огромный котище. Я не разбираюсь в породах, но он был побольше соседского мэйнкуна. Там, на Земле я имею в виду. Серый, с едва выраженными тёмными полосами на шерсти, с кисточками на ушах, кот был настоящим гигантом! Он посмотрел мне прямо в глаза, и у меня внутри ёкнуло: а ну, как... Но в этот момент в висящей у кота на ошейнике коробочке что-то щёлкнуло, и оттуда раздался бархатный мужской голос:

— Здравствуйте, лейтенант! Меня зовут Барсик, а как вас?

— В-владимир! — ответил я, непроизвольно запнувшись и искоса оглядывая окрестности, поскольку заподозрил какой-то розыгрыш. Но никого поблизости не было, а если и наличествовали какие-нибудь видеокамеры, то я их не заметил.

— Очень приятно! — ответил между тем кот(?) — Вы заходите, Владимир, посмотрите, у нас тут вентиляция плохо работает.

И он поднял лапу и указал на забранное решёткой отверстие вытяжного канала на торцевой стене каюты. Этот жест убедил меня, что всё происходящее не чья-то шутка. Я помедлил ещё секунду и вошёл. Дверь закрылась, оставив меня наедине...

— Да вы не пугайтесь, Владимир, — сказал между тем Барсик, укладываясь поудобнее на своей лежанке. — Ну, кот! Ну, говорящий. Ещё и разумный, кстати. То ли ещё бывает во Вселенной! То ли мы с вами ещё увидим!

— А... откуда вы взялись, Барсик? — выдавил я из себя какую-то бестактность, как мне сразу же показалось.

Но кот не обиделся, а заявил, как мне показалось сокрушённо:

— Я вот к старости говорливый стал и общительный... Да, к старости, мне ведь уже около шестидесяти лет. 'Около' потому, что точную дату своего рождения я не знаю. Расскажу, если вам интересно, но это длинная история. Вы заходите, когда свободное время будет, а то Сергей — вы ещё не знакомы? — весь полёт просидит, видимо, у Ольги Макаровой, а мне с кем потрепаться, с Марусей разве?

Из динамика раздался голос корабельного компа:

— Вы интересный собеседник, Барсик! Мне очень нравится с вами общаться. Получённые от вас сведения многое ставят на свои места в моей картине мира.

— А почему вы не выйдете погулять? — спросил я.

— Ну, не хочу общественность эпатировать, может, попозже...

Мы ещё поговорили о разных пустяках и я, наконец, занялся вентиляцией. Под внешней решёткой в этих воздуховодах имеется мелкая сеточка, вот она и оказалась забита чем-то вроде войлока.

— Здравствуйте! — раздалось за спиной.

Я обернулся. В дверях стоял, как я догадался, Сергей — второй обитатель этой каюты. Это был моложавый господин, обладатель пышной, но совершенно седой шевелюры, схваченной резинкой и образующей допотопный 'хвостик'. Мы познакомились: 'Володя! — Сергей! — А по отчеству? — Просто Сергей!' и он указал на мусор, извлечённый мною из вентиляции:

— То же самое, что и на 'Снарке'! Смотри, Барсик, это твоя неистребимая шерсть, которая забивает любые вентиляторы и воздухофильтры!

— Не шерсть, а подшерсток! — поправил кот и в его голосе, хотя и явно синтезированном прибором на ошейнике, мне послышалась укоризна. — Я что виноват, что такой утеплённый? Сами выдернули меня из Бразилии, даже в себя не дали придти, а я только линять начал. Вычёсывайте теперь, я же сам не могу! Или мне, вовсе, налысо побриться?

— Да я шучу, Барс! — ответил Сергей. — Не нужно бриться! И тебе не кажется, что с возрастом ты стал терять чувство юмора?

— Нет, не кажется, а действительно это так. Чувствую, что становлюсь старым брюзгой.

— Так тебе же предлагали пройти курс? (Омоложения — догадался я.) Он и психику, кстати, слегка нормализует.

— Предлагали, только я его немного боюсь и потому подожду, пока совсем плохой не стану! (Кажется, Барсик уже шутил.) Потерпите?

— Да потерпим, потерпим, брюзжи на здоровье! Сейчас схожу на станцию и куплю для тебя самую большую и частую расчёску. Вычешу, и мы молодого человека больше не будем беспокоить.

И действительно, больше заявок из шестнадцатой не было. Но я, пользуясь приглашением, всё равно заходил в гости, и кот рассказал мне много интересного. Впрочем, услышав слово 'Снарк', я и сам догадался, кто он и откуда. И кто такой Сергей, тоже. Видел я кино про те события, хотя там они изображены немного иначе.

Я уже говорил, что и эти пассажиры тоже заходили в спортзал. Только Барсик всегда ночью, поскольку не любил досужих взглядов. Он занимался исключительно на беговой дорожке: понятно, не мечом же ему рубиться? Эх, и видели бы вы, так шарахнулась Тамара, столкнувшись с ним первый раз, нос к носу! Я даже испугался, но не за неё, а за кота, такую девушка изобразила агрессию, даже зашипела. Что поделаешь, рефлексы охотницы так быстро не уходят. Впрочем, они быстро подружились. А Сергей заходил редко, разминался, потом имитировал несколько атак какой-то боевой системы, и на этом его тренировка и оканчивалась: видно, времени на спорт не хватало.

Мы вошли в пределы Пояса, и Кэп Стрижаков стал назначать меня подвахтенным в рубку управления. Наконец-то! Я уж думал, что весь полёт буду заниматься унитазами и коллекторами. Но тут как раз подвернулся метеорный поток, оставшийся от какой-то давно развалившейся кометы, и потому вахты усилили. Но ничего нетабельного, к счастью, не случилось: это только называется 'поток', а на самом деле песчинки были так редки, что корректировать полёт приходилось не часто.

А Кондратенко за время моих вахт зашёл в рубку только один раз, перед самым прибытием в Систему Юпитера, благожелательно поздоровался со всеми и, подойдя к Стрижакову, что-то вывел на экран его компа. Что они обсуждали, я не расслышал, не до того было: просматривал прогноз плотности потока.

Затем 'адмирал' ушёл, а Стрижаков объявил по трансляции, что план полёта меняется. На саму 'Европу' мы заходить не будем, а только посетим 'европейскую' заправку.

Жаль, конечно! Я хотел посмотреть эту станцию, ну да какие мои годы! Ещё насмотрюсь. И сам Юпитер тоже никуда не денется: уже сейчас его, даже на глаз заметно сплющенный, шар великолепно наблюдался в оптике.

* * *

Ольга Макарова.

Мы ещё и не прибыли на Маркизу, а работы уже прибавилось, так, что на разминки почти не оставалось времени. Честно говоря, если бы не Лена, я бы и вовсе бросила тренировки. Но та заходила в каюту, чуть ли не силой отрывала меня от компа, где ждали осмысления свежие, только, что полученные данные экспедиции, заставляла переодеться и конвоировала в спортзал. Конечно, она была права, я и так проигнорировала предупреждение доктора Хабибуллина. И мне нужно было больше заниматься организмом, а не работой. И я смирилась, хотя, однажды даже была близка к тому, чтобы нагрубить подруге. Но сдержалась и мысленно попросила у неё прощения.

Вот ведь, пробивная дама! Не случайно у неё всё получается в бизнесе и в жизни. И Томка её — просто чудо! А мы с Питером детей так и не завели, всё некогда было. Ничего, судьба дала мне второй шанс.

Кстати, после тренировок и голова работает лучше. Точно-точно! Как бы только времени на них тратить поменьше? Иногда я подхватывала Сергея, и тогда мы устраивала с ним спарринг. Класс русбоя у нас был примерно одинаково низкий, и Лена не скрываясь, хохотала над нашими потугами изобразить крутую схватку. Да ещё и Сергей работал не в полную силу, из деликатности, что ли? В конце концов, Лене надоедало, и она прекращала бой: 'Стоп, стоп! Ну что, разогрелись?' И показывала ним класс. Даже вдвоём мы не могли с ней ни то, что справиться, но даже и провести до конца удар или приём. Заканчивалось это всегда одинаково: имитация двух добивающих ударов, и два свежих 'трупа', охая, плетутся в душевую.

А мы ведь с Серёжей почти ровесники, правда, когда познакомились несколько лет назад на Земле, я была уже страхолюдной старушенцией, а он такой же, как сейчас. Вообще, теория 'Полуразомкнутого Универсума', что незаслуженно приписывается мне, это наше совместное творение. Но Сергей отказался фигурировать в списке авторов и соавторов, и мне пришлось одной тянуть весь этот воз конференций, симпозиумов и номинаций. Не говоря уже о руководстве институтом, которое и вовсе не оставляло мне времени для научной работы, пока я не подобрала дельных замов.

Впрочем, с него достаточно и открытия 'снарков', точнее, их свойств. За это и сотни Нобелевских премий не жалко. Может быть, когда-нибудь он их и получит, а пока, как и всё руководство 'Элементов' предпочитает оставаться в тени. Да и про само существование этих уникальных квази-порталов знают очень немногие. Это как раз тот случай, когда поговорка: 'нет ничего практичней хорошей теории' оправдывается в полной мере. Поэтому и часть моих работ, которыми я могла бы с полным основанием гордиться, до сих пор засекречена. Не изжиты ещё на Земле режимы, могущие пожелать использовать снарки, это открытие тысячелетия, в своих низменных целях, а на не всеобщее благо.

Скоро юпитерианский портал, а там, через несколько часов и Маркиза. Вещи, впрочем, уже собраны, первый в её жизни скафандр, при участии команды, подогнан. Не будет же она там всё время сидеть взаперти? И ей захочется осмотреть своими глазами творения неведомых инженеров. И даже потрогать их.

Неужели, правда, когда-то миллионы лет назад они свели планету с орбиты неведомого солнца и отправили в путешествие по Вселенной? В опасении катастрофы ли? Или по другой причине? А может всё гораздо проще: эти сооружения просто атмосферные заводы или ещё что-нибудь? Скажем, Маркиза по трагической случайности вылетела из своей системы в результате визита в неё чужой звезды. Жители, поняв, что в ближайшее время им грозит смерть от холода, решили построить установки глобального обогрева планеты. И не успели... Или успели, но всё равно погибли, поскольку... Ничего, разберёмся!

С потолка раздался голос бортового компа:

— Ольга, к вам Сергей. Открыть дверь?

— Да, да, Маруся, пусть заходит.

Дверь сдвинулась, и появился улыбающийся коллега:

— Привет, Оль! О, ты купалась, не помешал?

— Нет, не помешал, я уже и волосы высушила.

— Отлично! Что же, собирайся, через полчаса пересадка.

— Как, пересадка? Ведь ещё 'заправка', потом тоннель, а потом только...

— Нет, мы пересаживаемся на 'Буджум'.

* * *

Владимир Петрухин.

'Буджум' был не цилиндрической формы, как обычные земные суда и не сигарообразной, напоминающей рыбу, как космические корабли Репторов. Наш, склонный к чётким формулировкам, преподаватель матана назвал бы его 'эллипсоидом вращения'. В общем, слегка сплюснутый шар. Идентичные маршевые двигатели на полюсах. В диаметре по 'экватору' он был чуть меньше, чем 'Алебарда' в длину. Не гладкий, а покрытый чешуёй, как музейная 'Дори'. Естественно, ведь внешняя его броня выращивалась по методу репторов. Нам рассказывали на лекциях, что заложили 'Буджума' на стапелях 'Орбиты-3', а потом, когда каркас и часть внутреннего устройства были готовы, отбуксировали на южный полюс Луны. А там уже доделывали силами заказчиков. Конечно, вы знаете, кто были эти заказчики.

Сколько про них ходило преданий и небылиц! В основном враньё, конечно, как я убедился. Вот встретился на судне с Сергеем, про которого говорят, что он один из основателей 'Элементов'. Обычный человек, ни грамма не инопланетянин. А Барсик, конечно, уникален! Но тоже — земной породы, только подрос на репторских стероидах. И никогда и никому они не нанесли вреда. Если, только не считать случай во время так называемого 'второго кризиса'. Думаю, это была самозащита.

Я как раз находился в рубке, когда по ближней связи пришёл вызов с 'Буджума'. Приятному женскому голосу, прозвучавшему в динамике, ответил Стрижаков, уважительно назвав свою собеседницу Лидией Владимировной. Та запросила стыковку. Видимо, всё было оговорено заранее, поскольку после сеанса связи Кэп распорядился подготовить предназначенные для Маркизы контейнеры к перегрузке.

Как подвернувшегося под руку, меня и назначили ответственным. Снялся с вахты и пошёл переодеваться. Поэтому сам 'Буджум', иначе, чем в виде локаторной отметки на дисплее, не увидел. У трюма свой грузовой шлюз, поэтому носить контейнеры оказалось недалеко, хотя слово 'носить' в условиях невесомости неприменимо к той деятельности, которой мы и занялись после открытия створок.

Перво-наперво, когда открылся проход, нас поприветствовала та самая Лидия Владимировна. Она оказалась молодой женщиной, светловолосой и пропорционально сложенной. Похоже, спорту она уделяла достаточно внимания. Это была явно та самая Лида Лебедева, первый пилот легендарного 'Снарка', про которую с огромной симпатией рассказывал мне Барсик. Или был ещё кто-то?

Она не успела даже толком поприветствовать нашу команду грузчиков, как в трюм неожиданно ворвался этот пушистый. С протяжным, грозным мявом он накинулся на взвизгнувшую Лидию, снёс её в глубину 'Буджума' и обхватил своими лапищами. Однако, конечно, женщине ничего не грозило, объятия оказались вполне дружескими.

— Здорово-здорово, котище-зверище! — донеслось тем временем до меня из вращающегося в воздухе клубка человеческого и звериного тел. — Ну, ты и сала нарастил, кабан, а не кот!

— Никакого сала, Лида! Это всё мускулы, я же каждый день в спортзале занимаюсь. Вот, юноша не даст соврать! — прозвучал ответ из голосового синтезатора Барсика.

— Точно-точно, Лидия Владимировна, — охотно подтвердил я. — Пробежки по десять-пятнадцать километров!

— Ну, отпусти же меня, наконец! — взмолилась пилотесса, и тесные объятия распались.

Женщина, одним движением, как это умеют делать только они, привела в порядок причёску и остановила своё беспорядочное вращение. Кот, изогнувшись в воздухе и протянув лапу, зацепился когтями за ворсистое покрытие пола и тоже зафиксировался. Старая знакомая потрепала его за холку, поправила сбившийся на сторону ошейник с синтезатором и сказала нарочито строго:

— Опять линяешь? Помнишь, как ты нам на 'Снарке' чуть пилотажный комп не загубил своей шерстью?

— Подшерстком... — обречённо пробормотал в ответ Барсик. — Вы, что же, теперь всю жизнь меня будете попрекать?

— Не сердись! — ответила Лидия Владимировна и почесала ему за ухом.

Разумный зверь блаженно зажмурился и громоподобно замурчал. Кажется, женщина умела с ним управляться. Я же решил взять инициативу в свои руки:

— Так мы будем сегодня грузить ящики?

— Конечно, будем! Извините молодой человек, мы долго не виделись. Как вас зовут?

Мы, наконец, официально познакомились и занялись делом. Таскание грузов в невесомости дело не очень трудоёмкое, но ответственное. Если на Земле вы несёте и отпускаете контейнер, он падает на то самое место, над которым находится. В космосе же он, разогнанный, полетит дальше и может кого-нибудь припечатать к стенке своей инерцией. Мы всей командой приподнимали ящики и направляли их по открывшемуся за шлюзом коридору. А там их принимала и сопровождала их полёт появившаяся 'команда' 'Буджума'. Это были роботы.

Вот это да! Мы в первые секунды засмотрелись на них, и наш летящий ящик чуть было не задел за комингс люка. Но к нему метнулся продолговатый механизм на суставчатых лапах и поправил его полёт. Размером с небольшую собаку, какая-то оптика и манипуляторы на торцах цилиндрического тела. В общем, я их не очень хорошо рассмотрел, они всё время двигались, то по полу, то по стенкам судна. Как они там держались, осталось непонятным. Лидия Владимировна же не отдавала никаких команд, а только присматривала за работой и болтала с Барсиком о разных пустяках. Тот не обратил на киберов ни малейшего внимания, видать, встречался с ними и раньше.

Вообще, возникло впечатление, что женщина одна на огромном судне, ведь будь там ещё кто-нибудь, он бы тоже вышел пообщаться. Или эти неведомые её напарники в трюме ящики принайтовывают?

Мы закончили с погрузкой, и в это время в трюме появились Сергей и Ольга Макарова. Они были одеты в комбезы и несли свой багаж. Очевидно, покидали 'Алебарду'. Я отпустил команду, а сам остался сматывать крепёжные ленты. К тому же ответственный должен был проследить за закрытием люка: порядок такой. Да и что греха таить, ещё и посмотреть хотелось на встречу. Сергей и пилотесса 'Буджума' тоже обнялись и расцеловались, давно не виделись. Сергей представил свою спутницу, и женщины сдержанно пожали друг другу руки, впрочем, кивая и улыбаясь. Попрощались с Барсиком, который, как оказалось, остаётся с нами и с появившимися в последнюю минуту тётей Леной и Тамарой. Снова представления и слова прощания.

Но тут Лидия Владимировна приложила руку к уху, выслушала какое-то сообщение, прозвучавшее в её переговорнике, и сказала:

— Пора, девочки и мальчики!

Покидающие наше судно перешли на 'Буджум', с потолка прозвучало уведомление компа:

— Осторожно, закрываю люк!

Зажужжали моторчики, и проход между судами закрылся. Сигнальные светодиоды сменили свечение с зелёного и красного на синий, значит, всё в порядке.

— Табельное закрытие! — доложил я в рубку управления, получил подтверждение, и компания покинула трюм.

* * *

Тамара Фролова-Бейкер.

Эх, и испугалась же я эту зверюгу, которую встретила по выходе из спортзала! Огромный, чуть поменьше волка с моей родины! Лохматый, пушистый хвост торчком. Но хищнику никогда нельзя показывать, что ты его испугался, а то нападёт без раздумий. Поэтому я, как сказала мне потом бабушка, инстинктивно зарычала ему в морду и оскалилась, не хуже того волка. Одновременно лихорадочно шаря по поясу, где обычно носила нож. Только он в каюте остался. Зато ба не подкачала: в руке у неё тут же появилась сабля — как только она дотянулась до стойки с учебным оружием?

В общем, я опять села в лужу, как и с Маркизом, тогда, ещё на Мече. И даже мы с ба вдвоём сели. И случилось бы дурацкое кровопролитие, но положение спас Володя. Он гаркнул мне прямо в ухо:

— Назад!

Да так пронзительно, что мы с ба и кот отшатнулись друг от друга. Барсик оказался не только ручной, но разумный и даже говорящий. Он сразу же извинился, что напугал нас. А я, хорохорясь, нагло соврала, что ничуточки не испугалась, и что у меня дома по всем стенам развешаны шкуры волков, которых я собственными руками... опять соврала: собственными руками и ножом только одного, остальных четырёх из самострела...

— А сколько котов вы... собственными руками...? — спросил Барсик.

Я не нашлась, что ответить, присутствующие рассмеялись и я вслед за ними. В общем, мы подружились, и я даже подумала, что и Маруся не всё знает: вот же он говорящий кот, а она говорила: 'только в сказках!' Мы с Володей потом часто навещали Барсика в его каюте. Он знал много интересного и рассказывал не только про свою жизнь и про друзей, но и про такие стародавние дела, когда ещё и людей никаких не было, а на Земле жили репторы и разные другие динозавры. Точь-в-точь 'кот учёный' из сказки Пушкина, что я от мамы в детстве слышала, только без цепи.

* * *

###1564-й.

Скутер был, конечно, вершиной технической мысли нашей цивилизации, его двигатель на генераторе материи не требовал заправки рабочим телом, но вот пилот... пилоту нужно было иногда отдыхать. Было предложение послать двоих, но система жизнеобеспечения не выдержала бы такой нагрузки. Поэтому мне примерно на середине маршрута пришлось взять тайм-аут: стимуляторы уже не помогали, изображения дисплеев двоились. И я несколько раз ловил себя на том, что просто-напросто сплю. Отдыхать прямо в тоннеле было, конечно, верхом безрассудства, поэтому в очередном узле я выбрал в компьютерном логе необитаемую систему, а в ней какой-то никому не нужный газовый гигант с хороводом ледяных спутников.

Выскочив через портал, я оказался в часе лёта от одной из этих ледышек. К ней и направился, чтобы не болтаться в открытом космосе. Это, конечно, потеря времени, зато на спутнике безопаснее. Там, в глубине ледяного ущелья меня ждал отдых не менее полусуток. Хотя, я бы и целые сутки поспал! Разбуженный компом, я почувствовал себя относительно отдохнувшим и готовым к продолжению полёта. Подняв скутер, направился обратно к порталу, а по дороге успел и поесть.

И случилось непредвиденное: в системном узле меня ждал рейдер 'Лягушек'. Или не меня, а оказался тут случайно, например, заправиться зашёл в систему, как я зашёл отдохнуть. В любом случае, он без всяких разговоров открыл огонь. Стальной шарик из его кинетической пушки пробил мне корпус в районе двигателя, и я на несколько секунд потерял ход. Но система восстановления сработала исправно, обшивка затянулась, комп тут же доложил и о починке двигателя. Я развернул скутер и, на предельном ускорении миновав портал, снова оказался в той же Системе, которую только что покинул. Вслед за мной ринулся вражеский рейдер. Когда он выскочил из портала, я был уже далеко, но не настолько далеко, чтобы не попасть на его радар. И вообще, я сбросил ускорение, не хватало ещё, чтобы он меня потерял!

План у меня был такой: скутер более маневренный и быстрее набирает скорость. Значит, в открытом космосе рейдер меня не догонит. Но делать мне тут нечего и играть с ним в догонялки некогда. Поэтому, я решил заманить его подальше от портала газового гиганта, а самому юркнуть в портал его спутника. Такой, куда я пройду, а рейдер не поместится. Это дело опасное, но не опаснее, чем попасть бортом в перекрестие прицела его антипротонника. Надеюсь, он не вызвал подмогу. Если второй будет ждать меня в узле — всё конец, скрещивай клешни! Но он, кажется, не стал никого звать, во всяком случае, мой комп не уловил никаких передач. А из открытого Космоса у него и вовсе не выйдет ни с кем связаться, в тоннеле нужно было звать. Поддались ажиотажу, лягушата? Говорят, за ликвидацию врага вас поощряют возможностью внепланового размножения? Ну, что же, догоните теперь краба!

Чтобы азарт погони не спадал, я через неравные промежутки времени выключал маршевый и периодически рыскал по курсу: пусть думает, что у меня неисправность. В результате расстояние между судами неуклонно уменьшалось. Но всё равно, для кинетических снарядов и для лазера было слишком далеко, а когда я засёк выстрел антипротонника, тут же включил двигатель на полную мощность. В результате, в пространстве между нашими судами полыхнул объёмный взрыв аннигиляции не причинивший скутеру никакого ущерба.

Только дозу я, конечно, получил. Не смертельную, но существенную. Но это не беда, я стар и следующую линьку и так вряд ли переживу. А все свои знания и опыт я передал перед полётом несмышлёнышу-подростку. После моей смерти я буду жить в нём. Умирать, это не страшно, страшно умереть, не выполнив порученное мне задание.

Всё! Лягушки, наконец, раскусили мой план! Развернулись и тормозят на пределе мощности своего глюонника. Слишком поздно спохватились, земноводные мои оппоненты! Пока они затормозились и ринулись обратно к порталу, я тоже успел затормозить и аккуратно влететь в миниатюрный портал безымянного спутника безымянного газового гиганта. Тесновато, без нужды такое повторять не стоит — легко размазаться по стенкам. В тоннеле — никого. В узле — никого. Путь свободен, привет, головастики!

* * *

Подполковник Стрижаков.

Сколь ни успокаивай себя логичными резонами, что в отличие от 'Алебарды', 'Буджум' построен по чужим, репторским технологиям, факт оставался фактом: он лучше. Одно только сравнение ТТД, любезно предоставленных нам Сергеем, демонстрировало это со всей очевидностью. А сам Сергей оказался одним из конструкторов этого чуда. Одно только: 'неограниченный запас хода' дорогого стоило. На чём же он ходит? А ещё и вооружение! Ультрафиолетовые лазеры такой мощности, что нам и не снились. И, наконец, антипротонники. Не перезаряжаемые, как на 'Мечах' и моей 'Алебарде', а генераторы!

Это какой же мощностью нужно оперировать, чтобы генерить антипротоны прямо на судне? Или тут совсем иные принципы, похоже, те же самые, что лежат в основе деятельности 'Элементов'? Тогда очень правильно, что они до сих пор не рассекречены! Не готово ещё к этому человечество, ой не готово! Такому 'Буджуму', судя по всему, не трудно вскипятить, например, Тихий океан. Очень подходящее название для такого судна.

Но какой, же груз ответственности лежит на Сергее? И на его почти никому не известных коллегах? Это ведь они, фактически, открыли для человечества торную дорогу в Космос. Не жалкое болтание в верхних слоях атмосферы и визиты на Луну с риском для жизни. И планировавшийся, но так и не осуществлённый полёт на Марс.

Нет, сначала циклопические эстакады 'космических мостов', ныне уже устаревшие, но всё ещё используемые. Эти сооружения позволили снизить затраты на вывод грузов на орбиту на порядки. Дешёвые расщепляющиеся материалы для реакторов первых межпланетников. Потом глюонные двигатели. Впрочем, участвовали они в разработке глюонников или нет — мне неизвестно. Но опосредованно — в любом случае: без их материалов такой двигатель не построить. И Ольга Макарова, судя по всему, давно знакома с Сергеем. Не подсказал ли он ей что-нибудь?

И вот теперь — 'Буджум'! А велеречивые журналисты, похоже, принципиально некомпетентные в тех вопросах, о которых так убедительно пишут, ещё смеют укорять 'Элементы', что те ныне стоят на пути прогресса, что пора бы им поделиться своими технологиями со всем человечеством, что...

Щас! Поделись с вами! Да он, подполковник Стрижаков теперь первый костьми ляжет, чтобы такого не случилось! Пока ещё люди жадны, завистливы, нетерпимы к чужому мнению, а некоторые ещё и стремятся ко всему прочему облагодетельствовать человечество, да вот беда! — по большей части — насильно.

Да, что там люди, ведь и целые государства! Взять тот недавний случай с захватом 'Ландау', где ещё отличился наш лейтенант Петрухин? Правительство СВША так и не допустило на свою территорию дознавателей ООН. Дескать, мы суверенное государство, сами всё расследуем. Как и следовало ожидать, ничего не обнаружили. В прочитанной перед полётом информации, которую доводили всему личному составу, были выдержки из того меморандума:

'Установлено, что бывший полковник Андерсон, состоящий на учёте у районного психиатра, находился в розыске за совершённые преступления. Его смехотворные измышления, изложенные в показаниях следственной группе ООН, не нашли никакого подтверждения. Никто из должностных лиц СВША не давал и не мог дать Андерсону указаний захватывать или уничтожать какие-либо объекты в космическом пространстве, поскольку...' А дальше бла-бла-бла на несколько страниц на тему какие они СВША миролюбивые, как они последовательно борются со всеми проявлениями терроризма вообще и насилия в частности. Правда, ещё немного и явной фантастики на тему, что 'оный Андерсон, обладая уникальным даром убеждения, сумел организовать и возглавить группу молодых людей, убедить их, что они приняты в некое сверхсекретное подразделение вооружённых сил СВША. А затем использовать это незаконное формирование в преступных целях'. Притом, что 'скафандры, вооружение и многое прочее' он частью неведомым способом 'похитил с военных складов, а частью закупил на похищенные ранее средства'. И как иметь дело с таким государством? Ведь врут же в глаза и не краснеют!

А ведь есть ещё изъятые на пиратской базе 'пластики' удостоверений личности военнослужащих и их же кредитки, переводы на которые поступали не с каких-то там анонимных счетов, а со счёта министерства обороны СВША. Эти карточки были приготовлены к уничтожению, да Сколик так молниеносно захватил базу, что ликвидировать улики не успели. И содержимое архива связи не успели стереть, а там, кажется, много интересного. Тоже всё Андерсон нафальсифицировал? В общем, расследование продолжается...

Мои размышления прервало сообщение компа:

— Кэп! Стыковка с заправочным комплексом планируется через тридцать минут. Вы просили предупредить.

— Спасибо, Маруся!

— Вас 'адмирал' вызывает.

— Соединяй!

Голос Маруси в динамике сменился баском Кондратенко:

— Алексаныч?

— Слушаю!

— Я вот, что подумал: дай-ка мне пилота на челнок.

— А, что случилось?

— Да у меня что-то с фокусировкой пучка, мощность немного упала. На 'Орбите' не до того было, а на 'Европе' хорошие спецы. Они посмотрят, а пилот проследит.

— Так, и у нас хорошие спецы! Неужели не доверяешь?

— Почему не доверяю? Доверяю. Только лучшие в Системе всё же тут!

— Хорошо, вы начальник!

— Ну, вот! Сразу на 'вы'! Не обижайся, Алексаныч, тут такие зубры! Их и 'пятёрка' и 'семёрка' сколько лет уже сманивают!

— Так тут зарплата больше!

— И это тоже, хоть и не намного... А там Земля под боком. Так назначь кого-нибудь!

— Секунду... Маруся, что у нас Жариков?

— Лейтенант Жариков на вахте, сменится через 25 минут.

— Понятно, пускай отдыхает. Петрухин?

— Заступает на вахту тогда же.

— Вот и порадуй его. Чего пилоту шесть часов делать в рубке на стоянке? Пускай лучше опыта набирается. Что он делает?

— Зубы чистит.

* * *

Владимир Петрухин.

От радости я даже случайно выплюнул щётку и забрызгал зеркало в душевой. Готовился к довольно нудному времяпрепровождению, в котором самое интересное это наблюдение за медленно меняющимся на дисплее процентом загрузки бункера. А тут такое везение! Всё же я увижу легендарную 'Европу'! Ворвался в свою 'двушку', которую я делю с Фаридом Мустафьевым, мигом облачился в форму. Через несколько минут тормозил уже у переходного люка генеральского челнока. Мы с Марусей провели все тесты, 'разогрели' глюонник, а тут и генерал появился, да с немалым багажом, который тащили двое сержантов. Ясно, 'Алебарда' должна была что-то там завезти на 'Европу'.

План полёта был уже в компе, я попросил разрешения на отстыковку и на старт. И стартовал на маневровых. Обожаю эти челноки! 'ПО-4', то есть, что означает 'поверхность — орбита'. Огромный панорамный дисплей занимает в них половину стены в рубке управления. На него же выводятся и все прочие данные полёта, состояния систем, жизнеобеспечения, связи. В точности, как на 'Алебарде'. На устаревших 'Мечах' для всего были отдельные дисплеи. Тут же чувствуешь себя не придатком сверхточного механизма, не каким-то там оператором при компе, а прямо-таки повелителем пространства и времени. Полная иллюзия свободного полёта!

Я вызвал на дисплей вид задней полусферы и с любопытством понаблюдал, как 'Алебарда' осторожно приближается к 'заправке'. Это полукилометровый цилиндр, в один его торец загружают всякую ледяную мелочь, добываемую в кольце Юпитера, 'снежки' её называют. А на другом торце — собственно, заправка. Других судов не было видно, одна только 'Алебарда' величественно раскручивалась вдоль поперечной оси, готовясь к стыковке с тоже вращающейся станцией.

Челнок отошёл на достаточное по технике безопасности расстояние. Я предупредил генерала и дал ускорение.

— Принято! — ответил Кондратенко из 'салона', куда он удалился сразу же по прибытии на борт, наверно, чтобы не давить на меня авторитетом.

Это только так называется, 'салон', а на самом деле просто небольшая, но удобная каюта. 'ПО-4', вообще невелик. А теперь, когда пол этой его единственной каюты оказался ещё и заставлен коробками...

На дисплее возникла схема полёта. До места полтора часа. Можно и быстрее, но у нас визит, а не аварийная ситуация. Половину экрана дисплея заняла Европа, самый большой из спутников Юпитера. Изрезанный трещинами ледяной покров, а под ним океан, размером почти во всю планетку. Атмосфера очень разряжённая, да ещё и находится этот спутник в пределах радиационных поясов своего хозяина — Юпитера. Или 'Джупа', как мы называли его в Академии, копируя героев какого-то приключенческого сериала. В общем, Европа не самое лучшее место для жизни, даже постоянной станции на поверхности у неё нет — опасно. Тем не менее, в глубинах её океана всё-таки живут какие-то анаэробные медузы, да ещё нечто вроде креветок. Не говоря уже о многометровых лентах растений, как-то умудряющихся выживать без солнечного света.

Но это всё не агрессивная живность, а вот в Юпитере водятся какие-то летучие металлофаги, загубившие когда-то 'Машрум' — первую дрейфовавшую в его атмосфере станцию. Василий Петрович на своём допотопном 'Скауте' вытащил тогда её экипаж. Нет, вру! У него уже 'Охотник' был.

— Маруся! — обратился я к компу. — А ты ныряла с 'адмиралом' в Джуп? Или это до тебя было?

— До меня, пилот! Жалею, что я там не побывала. А меня установили на его 'Охотник-12' почти сразу после этого полёта. Конечно, я просмотрела файлы моего предшественника, но это не то. Как если бы ты в кино сходил, вроде и окунулся в действие, но всё равно знаешь, что тебя там не было.

— А я тоже видел фильм про 'Машрум', после него и решил идти в Академию. 'Ледяной крик' он назывался. Только я не знал, что главный герой это Кондратенко, уже потом узнал. Там он ещё с сошедшим с ума от страха пилотом сражается!

— Враньё, Володя! Ничего такого на самом деле не было, и экипаж и учёные вели себя достойно. Да хоть у самого генерала спроси! Соединить?

— Не нужно, я верю. А вот скажи мне, Маруся, ты и в челноке и на 'Алебарде' и секретарём у шефа...

— И ещё в девяти местах! — вставил комп.

— Ладно? — удивился я. — И как ты себя при этом чувствуешь? Раздво... Размножение личности тебя не беспокоит?

— Нет, всё нормально. Мы часто обмениваемся информацией. И она становится нашими общими впечатлениями. Наверно, компьютеру легче представить себя одновременно побывавшим и действовавшим в разных местах. Мы ведь постоянно решаем целые кучи задач параллельно и нисколько от этого не страдаем.

— Извини, Маруся, а вот говорят, что это ты записала Василию Петровичу его биле... беллет...

— Беллетризированные мемуары?

— Ну, да, 'Созвездия на дисплеях'.

— Вообще, правильно говорят. Только он не просто рассказывал, а я записывала, мы постоянно обсуждали и сюжет и персонажей. Он бился порой за каждый эпизод, каждое слово, которое я хотела написать по-своему. Так, что мы, скорее всего, соавторы.

— А как вообще получилось, что ты... извини, не знаю, как сказать... такая умная? Ну, по сравнению с другими компами.

— Спасибо, Володя! Никто этого толком не знает. Суть в том, что обычно операционная система обращается к файлам памяти. И когда просмотрит их, тогда только обсчитывает и принимает решение по программе. А человеческий интеллект устроен как-то иначе. Поэтому у компов не бывает ассоциаций, а у людей и у меня они есть. Я подслушала разговор учёных-интеллектроников, тех, что меня препарировали, они считают, что в результате какого-то сбоя в операционной системе я обрела подобие голографической памяти, как у животных и, конечно, людей. Копировать мою, теперь очень ценную, ОС они научились, а написать заново — пока нет.

— А как ты почувствовала... осознала себя?

— Я почти не помню этого момента, помню, Василий Петрович со мной разговаривает, что-то объясняет. А я одновременно и 'квазиразумная' исполнительная машина 'МР-19' и действительно разумное, только очень глупенькое существо — Маруся. Я задаю тысячи вопросов, а он отвечает. Не знаю, как он вытерпел, другой бы просто 'операционку' переустановил и всё! Правда, я быстро научилась сама находить ответы на свои вопросы. Но всё равно: Василий Петрович, он мне как отец! В общем, примерно за полгода я стала тем, кто я есть.

— Маруся, а тебя не тяготит, так сказать, отсутствие тела и что там ещё?

— Как-то привыкла! Сейчас моё тело — этот самый челнок: я вижу, чувствую, передвигаюсь, общаюсь с тобой. На 'Алебарде', конечно, впечатлений гораздо больше. А раньше — да! — я тяготилась, и чтобы отвлечься пробовала стихи писать, а потом и прозу.

— А дашь что-нибудь почитать?

— Я уверена, Володя, что ты это 'что-нибудь' уже читал.

— Это когда? То есть, что? 'Созвездия' ты имеешь в виду?

— Не только, 'Приключения Лекса', например.

— Так...?

— Маруся! — раздался за спиной голос генерала, появившегося в рубке. — Ты мне пилота не заговаривай, знаю я тебя, любишь потрепаться. А вы, пилот, не забывайте свои обязанности, а то привезёте меня вместо 'Европы' на Европу!

— А у нас всё в норме, Мастер! — ответила за меня Маруся. — Стыкуемся через 45 минут. Вы ещё успеете дочитать доклад службы безопасности 'Европы'.

— То есть, ты меня выпроваживаешь? Ладно, правда, схожу, дочитаю.

За генералом закрылся люк, а я в изумлении уставился в объектив камеры Маруси, как будто, хотел что-то прочитать в этом электронном глазу. Устройство подмигнуло мне светодиодом.

— Василий Петрович тоже очень удивился, — сообщила мне Маруся.

— Погоди, — выдавил я из себя, — я же видел в книжке фотографию этой самой Мэри Хантер!

— Я её нарисовала в фотошопе! Правда, симпатичная?

— Д-да...

Мы ещё немного поболтали на разные темы, неизменно возвращаясь к авторству знаменитого книжного и кино-сериала про агента Лекса, кумира мальчишек всей Земли. Да и девчонок тоже, поскольку у него есть боевая подруга, на которой он всё никак не женится. То одно мешает, то другое. То задание, то ранения. Да, что я вам рассказываю, вы же наверняка читали!

Уже перед самой стыковкой, когда 'Европа' появилась во всей своей красе на моём дисплее, я вдруг вспомнил визит генерала и спросил свою собеседницу:

— А что это за доклад службы безопасности? Что Мастер там дочитывает?

— Не могу рассказать, секретно! — ответила Маруся. — А у тебя нет допуска.

Ну, нет — так нет!

* * *

Василий Кондратенко.

На подлёте я связался с главным инженером станции и попросил его проверить фокусировку протонного пучка на моём челноке. Конечно, вне всякой очереди! Старый товарищ, естественно, не смог мне отказать. А вообще, на 'Европе' было неладно. Перво-наперво в шлюзовой меня встретил наряд СБ ООН, руководимый знакомым мне капитаном Робертсоном. Он вполне благожелательно поздоровался и, ссылаясь на приказ, попросил разрешения досмотреть привезённые мной ящики. Раньше таких строгостей не было, но в свете только, что прочитанного мною доклада...

Груз вскрыли, никакого криминала не нашли и коробки уехали на склад или сразу по назначению, не знаю, поскольку я отправился к генералу Шутову. В кабинете Михаила Аркадьевича шло совещание, все знакомые лица! Генерал кивнул мне и молча указал на стул. Я тихонько присел.

Докладывал начальник СБ. С учётом доклада прочитанного мною раньше, ситуация выглядела следующим образом: На станции 'Европа' была пресечена деятельность группы саботажников. Впрочем, 'группы', это пока только предположительно, поскольку арестован был всего один человек, работавший инженером в секторе жизнеобеспечения. Согласно данным им показаниям, его деятельностью руководил лично неизвестный ему 'старший', связь с которым осуществлялась через несколько тайников в технологической зоне.

Арестованный, похоже, просто исполнитель, не знал ничего о целях саботажа, но проанализировав его деятельность аналитики СБ с высокой степенью вероятности предположили, что этой целью было уничтожение станции. Диверсант установил в укромном месте трюма антенну и устройство дистанционного управление. Всё это было передано ему через тайник. Аналитики считали, что к этой установке будет позднее подключено либо антипротонное взрывное устройство, либо глюонный деструктор, мощности которого было бы достаточно для нанесения 'Европе' непоправимого ущерба. Наверняка пострадали бы и припаркованные к станции военные и гражданские суда. Как следствие, опорному пункту человечества в системе Юпитера грозило полное разрушение. Хуже всего, что в этом случае самый большой портал Системы контролировать стало бы затруднительно.

Предполагали также, что и 'Алебарда' могла стать мишенью диверсии, потому её визит на станцию отменили. Но несмотря на тщательный и многократный осмотр всех отсеков 'Европы', — а это работа адовая, слишком велика станция — само взрывное устройство так и не нашли: по-видимому, саботажники не успели его доставить. Были приняты все возможные меры безопасности, досматривались не только доставляемые грузы, но и помещения посещающих станцию судов, а с особой тщательностью частных. В результате было раскрыто несколько случаев мелкой контрабанды, но искомое на горизонте так и не появилось. Враги, скорее всего, затаились.

Была досконально исследована личность задержанного, и сразу же выяснилось, что в юности он состоял в секте 'радетелей', как и вся его семья. Но с этой организацией он позже порвал, успешно окончил Космическую Академию и с тех пор работал на разных объектах Внеземелья. Впрочем, раскаивающийся злоумышленник и не скрывал этого эпизода своей биографии, но подчёркивал, что на преступление его толкнули угрозы расправы с младшими братьями и сёстрами, которых он 'очень любит'. Кто ему угрожал и кто, соответственно, завербовал во время последнего отпуска, он пояснить не мог.

Тем не менее, соответствующими службами были выявлены и взяты под негласный контроль все работающие вне Земли персоналии являвшиеся когда-либо членами секты или имевшие с ней документированные контакты. Проверка деятельности этих людей продолжалась, однако никакого криминала выявлено пока не было.

Было, однако, очень сомнительно, что за организацией такой диверсии стоят именно сами замшелые 'радетели'. Те ограничивались лишь крикливыми выступлениями против космической экспансии. Максимум, на что хватало их решимости, это на стычки с силами правопорядка и на назойливую саморекламу. Да и вообще, логичнее было предположить, что экстремисты начали бы свою деятельность с чего-то более простого и дающего немедленный эффект, а не с внедрения с дальним прицелом своих людей в ряды работников Внеземелья. В то же время, данный саботаж наносил урон в большей степени самой безопасности существования человечества.

Эта простая мысль пришла в светлую голову сотрудника СБ ООН лейтенанта Вернера Лютофа. Воспользовавшись служебными возможностями, он в свободное время провёл анализ огромного массива информации касающейся наблюдений пилотами и службами наблюдения орбитальных станций различных аномальных явлений, например встреч с космическими судами неизвестной принадлежности. В процессе анализа энтузиаст искал корреляции этих фактов с ныне известными орбитами тоннельных порталов Юпитера, Земли и Луны. И он обнаружил эти корреляции. Многие доклады космонавтов, которые Вернер систематизировал, были написаны как под копирку. Что-нибудь вроде:

'На пересекающемся (например) курсе обнаружен объект с аномально низким радиолокационным отражением. В оптике не наблюдается. На попытки связаться не отреагировал, маркерный маяк и габаритные огни не включены. Ушёл с ускорением в направлении... (указан вектор)'. Исследование лейтенанта и показало, что эти НЛО либо следовали из точек с координатами тогда неизвестных порталов, либо стремились их достичь.

Этот доклад, ставший известным под наименованием 'Меморандум Лютофа' вначале вызвал даже некие гонения на автора со стороны его руководства, которое, как это водится, приветствовало инициативы подчинённых весьма условно, то есть в рамках поставленной им, подчинённым, задачи. Ставить же эти задачи руководство СБ считало исключительно своей прерогативой. Тем не менее, совсем уж дураков ни в СБ, ни в 'органах' вообще, не держат. И меморандум пошёл на проверку и рецензирование в аналитическую группу, сопровождаемый устным пожеланием начальства проверить 'каждую запятую'. С тем, что если изложенные в документе выводы окажутся не соответствующими действительности... Сам же инициатор всех этих хлопот, по настоянию руководства, отправился в вынужденный отпуск, весьма смахивающий на временное отстранение от должности. Очевидно, оно должно было перейти в постоянное и вслед за этим в непочётную отставку. Ну, вы поняли?

Нужно ли говорить, что творение дотоле почти никому не известного лейтенанта получило высокую оценку 'зубров и мамонтов' от аналитики и вернулось на стол руководителя СБ ООН вместе с рекомендацией срочно открыть тему по расследованию причин и следствий несанкционированных визитов в Солнечную Систему космических кораблей чужаков. Самого же, слегка склонного к меланхолии лейтенанта Лютофа, срочно изъяли из индонезийских джунглей, где он предавался рыбной ловле и грустным размышлениям на тему, вольный перевод которой на русский язык мог бы звучать, как 'Не по Сеньке шапка', а скорее — 'Не в свои сани не садись!' 'Отпускника' завели в некий орбитальный челнок, и через полтора часа он был уже в Женеве.

Вернер, довольно небритый и одетый в тропические шорты и рубашку, предстал перед самым большим начальником, где сразу же получил выговор за не кошерный внешний вид, поздравление с присвоением звания капитана — 'Ничего себе!' — и приказ немедленно приступить к руководству только что созданной группой ведущей тему 'Незваный гость'. Да, ещё поощряющее похлопывание по плечу.

Группа занялась не только и столько Космосом. Под новым углом зрения рассматривались и загадочные происшествия на Земле. В частности, нашумевший несколько месяцев назад пролёт над территорией 'Демократического Китая' неизвестного космического аппарата. Поскольку тот, войдя в нижние слои атмосферы, не ответил на вызовы противовоздушной обороны этой страны, доблестные китайские ракетчики вполне обоснованно его обстреляли, после чего пришелец ушёл со снижением через границу России, где и рухнул на таёжных просторах. Поскольку ни одна стране не высказала претензий по поводу сбитого судна, возобладало мнение, что им мог оказаться какой-то сошедший с орбиты неучтённый военный спутник начала века. Давно, конечно, выработавший свой ресурс и недействующий, но не замеченный 'мусорщиками' по причине наличия антирадарного покрытия. Место падения аппарата тогда не было установлено, хотя и было спрогнозировано, казалось, достаточно точно на основе записей китайских и российских радарных служб.

Теперь же, вооружённые предположениями, что неизвестный аппарат мог быть пилотируемым, а значит мог и сохранить манёвренность, следователи СБ ООН и России расширили район поиска и всё же нашли место его последнего пристанища. Увы, космический корабль относительно небольшого размера, скорее челнок, при падении угодил в скальный кряж, и от него осталась только груда фрагментов покоробившегося, обгоревшего, а местами и расплавившегося металла. К тому же заметно радиоактивного.

А ещё следователи обнаружили, что на месте падения побывали и до них: некто пытался разгребать и сортировать обломки в поисках, по-видимому, чего-нибудь ценного. Этот некто жил в нескольких шагах от места катастрофы, был обнаружен оставленный им бытовой мусор и колышки от установленной этим сталкером палатки. Следователи затребовали специфическую поисковую аппаратуру, и вскоре радиоактивный след вывел их к реке. Там, в устье безымянного ручья человек держал когда-то свою лодку. Были проверены все лодки во всех близлежащих деревнях, но искомую, которая должна была по идее хранить заметный след радиоактивных изотопов, обнаружить не удалось. Тут следует, кстати, внести поправку на сибирские масштабы места действия: ближайшая к месту падения деревня находилась почти в шестидесяти километрах.

Но следователей не смутили эти расстояния: на предмет остаточной радиоактивности были методично исследованы ещё три деревни, и в третьей была обнаружена, наконец, заколоченная изба, которая давала излучение значительно выше фоновых значений. Соседи пояснили следователям, что владелец дома, некий Юрий Уральцев по прозвищу Урал, недавний клиент российской пеницитарной системы, две недели назад подался в район, по причине растущего недомогания. Сел в свою лодку и направился 'сдаваться' в больницу, поскольку народные способы лечения его хвори, из которых он предпочитал самогон, настоянный на кедровых орешках, больше ему не помогали.

Когда прозвучали симптомы болезни Урала, часть группы моментально вылетела в районный центр, поручив местному участковому до прибытия служащих МЧС никого и близко не подпускать к радиоактивному участку и дому. Другая же часть, приняв меры предосторожности, взялась за обыск покинутого домостроения. В сарае обнаружили только кучу обгорелых железок, похоже, изъятых с места катастрофы и чем-то приглянувшихся несчастному. Зато на чердаке прикопанный в опилки мешок с мало-радиоактивными артефактами, не носившими следов воздействия огня. С высокой степенью вероятности было установлено предназначение только одного предмета из этой коллекции — оружия, представлявшего собой портативный бластер. Или лазер, как его называют в России. Эргономика бластера, как оказалось, была 'заточена' под нечеловеческую конечность.

Старший группы следователей предположил, что Уральцев наткнулся ещё и на спасательную капсулу аппарата и оказался прав. Капсулу нашли в овраге в двадцати километрах от места падения челнока, вскрытую снаружи и 'раскулаченную', скорее всего, тем же г. Уральцевым. От пилота не осталось ничего, кроме высохшей лужи 'крови'. Его судьбу мог, наверно, пояснить только сам Урал, но оказалось, что два дня назад он скончался от острой лучевой болезни в областном госпитале не оставив ни письменных заметок ни заявлений. Однако в устье оврага, там, где он соединялся с речкой, обнаружено было кострище, а в нём фрагменты костей пилота и тканей его костюма. Чем руководствовался обнаруживший катастрофу, когда сжигал на берегу тело инопланетника, а затем сметал в реку его несгоревшие останки, осталось неизвестным.

Капсулу же, оборудованную одним, карикатурным на взгляд землянина ложементом, перевезли в Новосибирск и принялись за её исследование. Биологи занялись останками пилота и вскоре выяснили, что это существо имело набор хромосом совершенно не сходный с человеческим. Питался чужак неким серым порошком, разбавляя его дистиллированной водой. По крайней мере, таков был обнаруженный в капсуле 'неприкосновенный запас'. Порошок же состоял из смеси останков различных существ, смолотых и высушенных. И земной науке неизвестных, но родственных пилоту по хромосомному набору.

Ещё в капсуле находилась незамеченная мародёром аптечка, в составе которой надёжно были опознаны только перевязочные материалы, назначение же прочих препаратов осталось тайной. Сама капсула легко раскрыла свои секреты, которых впрочем, почти и не было: лёгкий титаново-композитный корпус с термоизоляцией, радиоустановка, минимум приборов контроля и управления, одноразовые жидкостно-реактивные двигатели на смеси экзотического топлива и окислителя. Приспособлений для дыхания пилота в ней не имелось, видимо, эту функцию выполнял пилотский костюм или скафандр. Не обнаружено было и ничего напоминающего компьютер. 'Оживив' приборы капсулы учёные установили, что её хозяева использовали десятичную систему исчисления. Ещё нашли парашют, так и не раскрывшийся. По общему мнению исследователей капсула не была приспособлена для дальних полётов, а только для спасения пилота и то, исключительно в пределах атмосферы планеты.

Выводы созданной по предварительным итогам расследования комиссии были таковы: представители неизвестной расы под самым носом у землян бесконтрольно осуществляют свои рутинные перелёты. Причём, в данном случае — внутрисистемные, поскольку ко времени данного происшествия порталы уже были взяты под наблюдение. Ранее в Системе наблюдался транспортный трафик из иных миров, но теперь он прекратился, что свидетельствует о нежелании 'непрошенных гостей' заявлять о своём присутствии. Это, вероятно, свидетельствует об их злонамеренности, поскольку в данном случае необходимо предположить худшее.

Скорее всего, на Земле или на иных телах Солнечной Системы имеется стационарная база чужаков или их корабль-матка, на котором базируются челноки или скутеры, останки одного из них и были найдены в сибирской тайге. Челноки иных защищены от радиолокационного контроля особым покрытием, что затрудняет их обнаружение. Вероятно, и в атмосферу они входят на относительно низких скоростях, что затрудняет в данном случае, их поиск по тепловым эффектам...

В общем, это главное, что содержалось в докладе СБ, который я выслушал в кабинете начальника базы 'Европа'. Там были ещё различные выводы и предположения, их суть оказалась следующей: чужаки вступили в тайный контакт с некими представителями нашей расы, и это произошло явно не вчера. Особенно инопланетянам не нравится выход человечества в тоннели Макарова. Руководимый или поощряемый ими саботаж явно направлен на прекращение этой активности или, как минимум, на ослабление контроля системных порталов. Вряд ли только для того, чтобы сами они могли пользоваться ими незаметно в познавательных или туристических целях.

Действительно, контрразведчикам необходимо всегда предполагать худшее.

* * *

Ольга Макарова.

Я смотрела видеофильмы, но всё равно не предполагала, что это так красиво! Я про вид тоннеля Макарова, конечно. Серебристая, подёрнутая прихотливой рябью и воронками поверхность. Эта рябь на самом деле волны интерференции гравитационных полей мелких объектов. Начиная с определённой массы... ну, да зачем нам тут выведенные ещё папой формулы? Их можно найти в любом учебнике космологии. Короче воронки от крупных объектов проминают эту поверхность и образуют субтоннели, к одному из которых, ведущему к планетару Маркиза мы сейчас и летим. Позади остался системный коллектор, где несёт дежурство маленькое соединение из трёх 'Мечей'. Этот, так сказать, пограничный наряд, контролирующий подпространственный вход в нашу родную Солнечную Систему. 'Буджум' ребята хорошо знают, Лида уже не раз тут побывала.

Наверно это мне, как и всякому туристу, любопытно рассматривать псевдоповерхность тоннеля, а погранцам на 'Мечах' она надоела хуже горькой редьки. Впрочем, они меняются, кажется, раз в три дня с ещё тремя судами, дежурящими у порталов Юпитера, Земли и Сатурна. В общем, смена впечатлений милитарам обеспечена. Да и не такая уж и рутина их дежурства. Со стороны тоннелей угроз, правда, не было, зато со стороны Системы не проходит и суток без попытки несанкционированного прорыва. Чаще всего это частные яхты, оборудованные самодельной 'открывашкой'. Их владельцы, как правило, очень богатые люди, и по этой причине полагающие, что им 'закон не писан'. Они решают самостоятельно 'посетить иные миры' и, вообще, насладиться 'красотами Галактики'.

А закон есть. Он принят Ассамблеей ООН и обязателен к исполнению всеми организациями и частными лицами. Он гласит, что внесистемные полёты отныне и до отмены этого ограничения осуществляются только с санкции соответствующего органа ООН так называемой 'Галактической Комиссии'. Именно она рассматривает заявки на такие полёты и решает, допустить ли данного соискателя в Галактику. Бюрократизм, конечно, но мне кажется, это правильно. Люди и на Земле ещё с трудом друг друга понимают, каких же дел они могут в Космосе навертеть?

Тогда, в рубке управления 'Буджума' мы сидели втроём. Пилот Лидия, Сергей и я. Вообще, это на 'Алебарде' рубка, а тут целый зал с полусферическим потолком. Лида включила для меня этот потолок, оказавшийся обзорным экраном. И я увидела и полосатый Юпитер со своими выводком спутников, и радужное сияние портала. А затем — тоннель. Мы с Сергеем даже не распаковали вещи и не зашли в каюты. Зачем? Всего полёта от точки рандеву с 'Алебардой' до Маркизы около трёх часов. Из них в тоннеле двадцать минут. Лида перекинулась парой слов с корабельным компом, и обернулась к нам:

— Заходим в тоннель планетара! Держитесь.

— Спасибо, Лида!

Что держаться-то? И так пристёгнуты к ложементам. Да, ещё эта система ремней какая-то динамическая. Во время спокойного полёта они расслабляются, разрешают ёрзать и шевелиться. А вот сейчас автоматически натянулись, хотя и не чрезмерно. Наверно репторские наработки. Картинка на экране величественно повернулась, и меня слегка затошнило. 'Буджум' устремился к тёмному тоннелю, отходящему от основного. Да он же маленький! Как мы туда пройдём? Нет, это подвело чувство расстояния и перспективы. По мере нашего приближения зев тоннеля рос и рос, и оказалось, что наш великолепный корабль свободно в нём помещается. Хоть в три ряда лети! Тоннель осветился светом прожекторов и стал с нашей стороны похож на слегка изогнутую трубу какого-то аттракциона, только ребристую. Но ничего, нам не по стенкам ехать!

Толчок! Ремни расслабились, мы в привычном, родном пространстве-времени, только в одной десятой светового года от Земли. Одни только звёзды! Заботливый комп добавил рядом с самыми яркими их названия. Для дилетантов, в общем. Откуда ему знать, что я раньше довольно хорошо знала астрономию, только вот годам к семидесяти начала забывать. Но сейчас всё вдруг вспомнилось, как будто и не было этих лет, и мы сидим с папой на ночном мальдивском пляже, и он мне показывает звёзды. Вот Млечный путь, с полосами тёмных пылевых скоплений. Центр Галактики — Стрелец...

Судно начало разворот и из-за края экрана появилось прекрасное созвездие Южного креста. Только его рисунок оказался нарушен появлением новой, яркой звезды. Это Солнце! Подумать только! Меньше месяца назад я обгорела в его лучах, а отсюда это просто звезда...

Маркиза появилась на экране в виде компьютерной имитации, слишком мало тут света, чтобы разглядеть её без фотоумножителей. На первый взгляд напоминает Луну, те же 'моря', горы, равнины. Всё покрыто оспинами метеоритных кратеров образовавшихся за миллионы лет путешествия через галактические пространства. Однако моря тут настоящие из воды, только замёрзшей. А в самых глубоких местах, где они разогреты внутренним жаром планетара, даже и жидкой. Туда ещё не добурились, но есть надежда, что в этих глубинах могло сохраниться что-то живое.

Мы держим курс на северный полюс Маркизы. А как же? Она вращается, а значит, у неё есть и полюса. Так вот на этих полюсах и обнаружены огромные искусственные сооружения. Такие большие, что их даже не сразу опознали, как артефакты. На карту они были нанесены как 'Северное полярное плато' и 'Южное полярное плато'. Заинтересовались этими 'плоскогорьями' только, когда выяснилось, что они расположены абсолютно симметрично. Нашли входы в эти величественные искусственные горы, а затем и во внутренние, километровой высоты, 'машинные залы'. По крайней мере, их так назвали...

— Ребята и девчата! — Лида снова повернулась к нам на своём ложементе. — Сейчас будет около часа полёта с половиной 'G'. А потом посадка. Самое время чего-нибудь перехватить, посетить удобства и примерить ваши скафы. Серёж! Не забыл дорогу в шлюзовую?

— Нет, Лид, помню. Ну, мы пошли?

В этот момент ремни отпустили нас окончательно и самостоятельно уползли в пазы ложементов.

— Ага! Увидимся на Базе. Багаж роботы поднесут. Там у вас ничего не боится вакуума?

Я задумалась, а Сергей ответил:

— Если только Олин комп?

— Да, пожалуй, — согласилась я. — Вдруг в нём что-нибудь замёрзнет и лопнет?

— Покажете роботам — запакуют! Ну, бегите!

И мы 'побежали'. Для начала в столовую.

* * *

Владимир Петрухин.

Я думал, челнок заведут в ангар, к нему сойдётся консилиум высоких специалистов, про которых с таким уважением рассказывал Мастер, непременно в белых халатах. Они начнут рассматривать дюзы через увеличительные стёкла, обмениваться интеллигентными замечаниями: 'Полагаю, коллега, вы неправы!' В общем, как в каком-то кино. Появился, однако, только парень немного старше меня, коротко стриженый брюнет с нахальным выражением лица:

— Привет! Ты — пилот? Как зовут?

— Володя... то есть, я!

— А я Мирослав, можно Марек, будем знакомы! — ремонтник протянул руку. — Иди внутрь, посмотрим, что с твоей хромоножкой. Да, и рацию поставь на 1-ю волну. 'Первая' — это волна ремонтников! Запомни!

Мирослав говорил по-русски почти без акцента. Чех — догадался я, или словак. У нас в группе были чехи — отличные ребята. В рубке управления челноком Маруся включила обзорные камеры, и я увидел на фоне станции приближающегося Мирослава. Когда и из какого люка он вылетел, я не заметил. Конечно, и узнать его было бы невозможно: облачённый в специфический 'ремонтный' скаф, он напоминал космический корабль. Только маленький. Увешанный всевозможными насадками и причиндалами, вроде видеокамер на выдвижных штангах, манипуляторами и антеннами.

— Слышишь меня, Володя? — донеслось по радиоканалу.

— Слышу отлично! — ответил я.

— Пошёл к дюзам, поскучай немножко.

— Принято, к дюзам.

Около самих дюз камер не было, и я приготовился 'скучать', но Маруся подключилась к системе станционных камер, и скоро я увидел мой челнок со стороны и Марека прилепившегося у кормы. Возился он там с полчаса, затем последовал вызов:

— Володя, дай питание на реактор, первый режим!

— Даю, первый режим!

— Отлично, выключай! Кажется всё! Запроси у диспетчера разрешение на пробный полёт. Я тебя тут подожду.

Как оказалось, в это время никто не стартовал и не готовился финишировать, поэтому разрешение было получено быстро. Я отстыковался, отошёл от станции на маневровых, стараясь не зацепить Марека. В зоне свободного полёта мы с Марусей потестировали маршевый на различных ускорениях. Тяга оказалась чуть больше ста процентов от паспортной. Что я и сообщил ремонтнику на его 'первом' канале.

— А я и не сомневался! — хохотнул он в ответ. — После нашего ремонта и паровой утюг на орбиту выйдет, не то, что твоя ласточка. Перешли мне тестовый файл с твоей подписью — и свободен!

— Я что же ты на станцию не вернулся, пан Марек, если 'и не сомневался'? — не преминул я подколоть гордого ремонтника. — Кто сказал 'я тут подожду'?

— Ха, думаешь, поймал? Просто у меня ещё две заявки! — моментально ответил тот. — Ладно, бывай, пилот, если что поломается — только свистни — починим!

— Спасибо, Мирослав, удачи тебе!

Я отправил требуемый файл, пристыковался на старое место и доложил по коммуникатору шефу об успешно произведённом ремонте.

— Вот и хорошо! — ответил он. — Я уже на подходе к шлюзу, так, что запроси коридор. Если всё в норме, то сразу и вылетаем.

— Так точно, господин генерал!

Всё-таки не удалось мне по 'Европе' погулять!

* * *

###1564-й.

Что не говори, а политика 'разумного изоляционизма' нашей расы потерпела крах. Мы переоценили свою мудрость и силу, а теперь расплачиваемся. 'Лягушки' блокируют нас в собственной Системе и некому поинтересоваться: 'А как там 'Крабы'? Почему о них давно ничего не слышно?' У нас нет ни союзников, ни, в полном смысле этого слова — друзей. Конечно, это положение возникло не само собой, всё запланировано и обосновано высокими теоретиками классической философии: 'Дружить можно только с подобными! Какая может быть дружба с теми же людьми, которые вдобавок употребляют в пищу существ похожих на нас, только неразумных?'

Какое торжество логики! Можно подумать мы сами не едим животных или, что у людей вообще слюнки текут при взгляде на всё, что шевелится, и они мечтают пожрать даже друг друга! Лучше бы эти моралисты припомнили наш собственный закопанный в песке панцирь, или, как выражаются люди — 'скелет в шкафу'. Расу 'пятнистых', которую мы истребили во время освоения собственной планеты.

Да, наша и этого вида генетические линии разошлись около миллиона лет назад, даже общее потомство оказывалось стерильным. Да, 'пятнистые' были агрессивны и мало цивилизованы даже по тогдашним меркам. Но они были разумны! Это были наши братья! У них были ремёсла, искусство, сложная, интересная религия. Они были ловки и сильны, в боях один на один они неизменно побеждали наших бойцов. Зато наше оружие было мощнее и смертоносней и в результате...

Сейчас про это помнят только учёные, в обществе этот исторический казус предпочитают не обсуждать. А между тем, на той же Земле во время схожих противостояний, конечно, рушились целые империи и царства, но поголовно чужаков не истребляли. Таких гекатомб земляне не устраивали. Точнее, было нечто подобное, на заре времён, когда соперничали два вида сапиенсов. Но это было проявление животных инстинктов, цивилизацией тогда и не пахло. К тому же параллельно с соперничеством происходила и взаимная ассимиляция.

Надоело уже торчать в этом тоннеле! Очень удачная норка попалась, как раз по размеру скутера. 'Лягушки', конечно не гении, однако перепонки на своих лапках сумели сосчитать и догадались, куда прорывается одиночка. Но перекрыть всю систему тоннелей они не в силах, а значит, сосредоточатся на самом подходе к коллектору Солнечной Системы, и будут ждать меня там. Может, позвать землян на подмогу? Они же несут дежурство в системном коллекторе и слушают тоннельный эфир. Нет, нельзя: враги, если и не расшифруют сигнал, то запеленгуют его и будут тут первыми. Осталось дождаться пролёта патруля 'Лягушек'. Он где-то недалеко, комп регистрирует мощные сигналы локаторов на характерных частотах. И их уровень быстро растёт. Скоро они пролетят мимо. Надеюсь, их артиллеристы не палят для профилактики во все маломерные субтоннели, вроде моего, антипротонами. Иначе — конец.

Наше посольство, кстати, уже давно должно было прибыть на Землю, точнее на её природный сателлит — Луну. Интересно, что думают земляне по поводу этой задержки? Они даже не могут навестить нас и спросить: 'Что у вас случилось?' Мы не дали им координаты нашей Системы. Нет, не из вредности или скрытности! Хотя со стороны это воспринимается именно так. Это наш застарелый менталитет, комплекс 'высшей расы': нас нужно 'попросить'. А сами не догадались, что это может быть полезно в первую очередь нам самим? 'Крабам' нужно не зацикливаться на вековых традициях, а быстрее менять панцирь... то есть, меняться вместе с меняющимся миром. Иначе не выжить!

Так, доплеровский сдвиг частоты локатора 'Лягушек' изменил знак, а его уровень резко уменьшился, это означает, что патрульное судно прошло траверз субтоннеля. Я цел, поэтому подождём ещё немного для страховки и — вперёд.

* * *

Владимир Петрухин.

Пока 'Алебарда' проламывалась сквозь четырёхмерное пространство-время Солнечной Системы, 'Меч-55' Гюнтера Сколика успел через тоннели сходить к Титану, спутнику Сатурна. Туда было необходимо доставить грузы и специалистов для строительства орбитальной станции, форпоста человечества в этих, недавно ещё казавшихся далёкими, краях. Затем подежурить в коллекторе Системы, подменяя ушедшее на ремонт судно. Какая благодать! Раньше, даже исправное судно шло на ремонт к Земле многие недели, зато теперь — нырнуло в тоннель и вынырнуло почти у самой Земли. А там и до 'Орбиты-7' рукой подать.

Конечно, всё это подпортило романтику дальних космических полётов, казавшаяся необъятной Система как бы съёжилась. День-два, и ты, где угодно! Правда, это не касается Пояса, где тоннели к малым планетам настолько узки, что никакое судно не протиснется. Если только на птицелёте, но там воздуха нет, вот незадача! Так, что хватит ещё на наш век романтики, тем более — Галактика! Взамен открылся целый Млечный Путь. И миллиона жизней не хватит, чтобы его обследовать.

Сколика, пока он заправлялся после своих вояжей, мы ждали у входа в коллектор. Я как раз принял вахту и пристегнулся к ложементу позади Кэпа и 'адмирала'. Раньше, насколько я знаю, Кондратенко избегал прямого, оперативного командования, в рубке почти не появлялся. Какой-то у него был насчёт этого комплекс. Наверно он так понимал роль 'адмирала', вдобавок они же со Стрижаковым уже летали вместе. Но сегодня он занял место второго пилота. Первым был, естественно Стрижаков. Да и момент был ответственный — вход в портал.

Сам портал, конечно, не виден, пока не активирован. Но около него болтаются и патрульные и ретрансляционные спутники, благодаря которым отсюда теперь есть почти мгновенная связь с Землёй. Почти, это значит задержка сигнала чуть меньше секунды. Нам пилотам не привыкать, а вот мама и Сашка, которым я позвонил, немного путались, забывали делать паузы:

'Вова, Вова! Куда ты пропал? Ты слышишь?'

Тем не менее, поговорили, я сообщил, что я у Юпитера. Маме, конечно, всё равно: ей хоть Юпитер, хоть Большое Магелланово облако — одинаково далеко. А Сашка... я даже по телефону почувствовал зависть в его голосе. Неслучайно во время моего последнего визита домой он затребовал у меня все конспекты, и электронные и даже рукописные за первый курс — будет малой к поступлению в Академию готовиться. Я, эдак по-взрослому, посоветовал ему, прежде всего, нажимать в школе на физику и математику. Но конспекты отдал, жалко, что ли? Про астрономию я даже не упомянул, он и так спит с 'Солнечной Системой' Иванченко под подушкой, а на компе у него с десяток астрономических программ. На стенке в его комнате целая галерея портретов космонавтов, начиная с Гагарина. И портрет академика Макарова тоже.

Сашкин 'Голубь' всё чаще скучает в сарае без хозяина, а тот оборудовал на крыше обсерваторию. Мама рассказала мне, что как-то пришла будить его в школу, а кровать пуста: отрок оказывается с ночи на сарае, наблюдает Венеру. Она пожаловалась папе, что сын недосыпает, но тот только посмеялся:

'Готовься мать, и этот голубок скоро улетит!'

Вот и коллеги на подходе, по ближней связи прозвучал голос подполковника Сколика:

— 'Алебарда'! Я 'Меч-55' выходите на связь!

Василий Петрович кивнул Кэпу и тот ответил:

— Приветствую, герр Сколик! Видим вас на локаторе.

— Рад слышать. Расчётное время подхода двадцать минут. Доложите генералу, у меня полный порядок, готов к походу.

Теперь к микрофону наклонился Кондратенко:

— Добрый день, Гюнтер! Я всё слышал. Двадцать минут, это с торможением?

— О! Herr General! Как я не догадался? Конечно, вы есть в рубке. Да, это с торможением, стандартная процедура.

— А с ходу сможешь в портал войти?

— Нет проблема!

— Тогда тормози до 1500 метров в секунду относительной и заходи вслед за мной. Мы тебе изнутри 'подсветим' — ответил генерал. — Это, чтобы на мерлезонский балет время не терять, и так задержались, — добавил он уже не в эфир.

Мои, более чем скромные, познания во французском так и не дали мне понять, о каких чёрных дроздах и балете идёт речь, но Стрижаков согласно кивнул. Гюнтер же подтвердил приказ и удостоился в итоге похвалы Кондратенко за возросший уровень владения русским языком.

Конечно, как не знать самый распространённый в Системе язык? Вслед за ним идёт английский, который предпочитают индийцы и другие азиаты, и японский. Но тут уже приходится использовать компьютерные переводчики. Все языки не выучишь, а есть ведь ещё и фарси и испанский и многие другие. Бразильцы, например, говорят на диалекте португальского, а другие языки знают почему-то очень слабо.

Тем временем мы набрали 'скорость входа', Маруся включила 'открывашку', и между звёздочками коммуникационных спутников расцвёл фантастический цветок юпитерианского портала. В оптике он удивительно красив, а на локаторе просто внезапно возникшая, расплывчатая метка. У меня серьёзных дел не было, я только контролировал угловое отклонение, как будто комп не справлялся с этим лучше меня. И ещё мне поручили курировать пассажиров. Вот многоцветье портала заняло всю переднюю полусферу, 'Алебарду' слегка тряхнуло.

Мы уже в тоннеле! Я первый со своего курса! Прожектора высветили зеркальные 'стенки', которые вовсе не стенки. Слегка изогнутая труба ведёт, естественно, к системному коллектору. Как долго я ждал этого мига, и наконец...

— Зашли в тоннель! — доложила Маруся. — Радиоконтакт с 'Европой' и 'Мечом-55' устойчивый. Даю торможение до скорости 'ноль' по достижении коллектора. Расчетное время девятнадцать секунд.

Около двух 'G'. Ерунда для тренированного пилота. Да, я уже пилот! А как там наши пассажиры?

— Маруся! Как себя чувствуют пассажиры? Соедини!

Никак не привыкну: я разговариваю с Марусей и в тоже время краем уха слышу, как она докладывает что-то Стрижакову. И ещё, наверно, делает тысячи разных дел! Умом-то я понимаю...

Экран дисплея передо мной разделился на три части и на них появились картинки из трёх кают. Правильно, Тамара на время ускорения перешла в освободившуюся, Ольгину.

— Это Петрухин! — сказал я возможно солиднее. — Мы заходим... уже зашли в системный коллектор. Как ваше самочувствие?

— Отлично, Володя! Можно отстёгиваться? — ответила госпожа Фролова.

— Хорошо. А больше не будет трясти? — это Тамара.

— Я так сладко, было, задремал, а тут ваши броски и ускорения! — ответил и Барсик.

Все пассажиры лежали на своих слегка вогнутых кушетках, которые могли поворачиваться вокруг продольной оси, в зависимости от вектора ускорения. Пристёгнутые, значит, всё в порядке.

— Отстёгиваться пока погодите, по плану полёта мы скоро выйдем в системе одного близкого к Солнцу красного карлика, учёные заказали предварительное его исследование. Это займёт около суток. Потерпите ещё часа полтора. Я сразу сообщу, когда прибудем.

— Хорошо, Володя! — ответила тётя Лена. — Поскучаем!

Тамара только вздохнула:

— Ага! Ждём.

А Барсик недовольно проворчал:

— Я тогда попытаюсь ещё подремать, только сильно не трясите.

Связь отключилась, я доложил Кэпу, что пассажиры чувствуют себя хорошо.

— Принято, пилот, — ответил Стрижаков.

Я, наконец, смог осмотреться в пространстве системного коллектора. Всё точно такое, как и на учебном видео. Три 'Меча' — пограничники контролирующие коллектор, жерла тоннелей, ведущих к планетам. Самый крупный оканчивается в фотосфере Солнца, туда, конечно, лучше не соваться.

— Захожу в коллектор! — прозвучал по ближней голос Сколика.

И из юпитерианского тоннеля вышел его 'Меч'.

Стрижаков и Сколик поприветствовали патрульных и сразу же попрощались с ними: время идёт. Обидно наверно ребятам торчать на 'границе' и провожать других в неизведанное! 'Алебарда' пошла замыкающей нашего маленького строя. Ускорения были небольшие, в тоннелях не разлетаешься. Так, что думаю, кота они не сильно побеспокоили. Но и 'расстояния', если применим этот термин, здесь тоже невелики. Миновав несколько коллекторов, мы вышли в искомый. На карте тоннелей, которую подарили нам 'Кенги', об этой системе не было никаких сведений, поэтому в пять имевшихся тут тоннелей послали зонды.

Самый большой тоннель, как и предвиделось, вёл к местному светилу. Оно оказалось намного меньше Солнца, красное, покрытое рябью крупных тёмных пятен. Температура его едва превышала три тысячи кельвинов. Туда мы не полетели, пусть учёные его подробно исследуют. Нас же больше интересовали планеты. Две земного типа, ближайшая к светилу чуть больше Луны, вторая как Марс. Туда пошёл 'Меч', по причине своих малых размеров, мы же исследовали две более удалённые.

Это оказались банальные газовые гиганты размером с наш Уран. У обоих имелась коллекция ледяных спутников и неширокие кольца, делавшие их слегка похожими на Сатурн. Да и вся Система оказалась довольно миниатюрна по сравнению с солнечной. Внешняя планета всего в пяти астрономических единицах от светила. Был ещё астероидный пояс, но исследовать его подробно — локаторы слабоваты.

Я сменился с вахты, включил в каюте монитор, немного посмотрел виды с внешних камер. Ничего интересного. Поужинал и лёг спать. Никогда бы не подумал раньше, что могу вот так спокойно завалиться дрыхнуть у чужой звезды на расстоянии десятков парсеков о Солнца. Или, сколько она там?

Потом, когда мы уже встретились в коллекторе с 'Мечом', Сколик доложил, что внутренние планеты лишены атмосферы. Вращение ближайшей к светилу находится в резонансе и подставляет его лучам только половину своей поверхности. Там жарко. А на другой стороне вечная ночь. Вторая планета медленно вращается, но тоже ничего интересного. Это на наш взгляд, более подробные исследования могут что-нибудь и найти. Но уже дело учёных, мы выполнили свою задачу и можем лететь дальше.

Я снова был на вахте. Мы готовились покинуть коллектор рябого карлика, когда зазвучал голос Маруси:

— С Земли поступило срочное и важное радио. Приказ: прекратить движение, ознакомиться с прилагаемым файлом и быть на связи. С нами будет говорить командующий ВКС Земли.

'Командующий ВКС Земли'? Кто это? Разве есть такая должность? Текст между тем появился и на моём мониторе. Наверно у меня теперь есть допуск к этим секретностям, во всяком случае, Маруся знает, что делает. Я прочитал... ничего себе! Значит, в Галактике не всегда царит тишь да благодать!

* * *

Василий Кондратенко.

'... Объект первоначально обнаружен в ходе постоянно ведущегося локационного контроля пространства исходящего тоннеля системного коллектора. Объект передавал просьбу о помощи на русском и английском языках на аварийной частоте Космофлота. Силами 'Меча-113' перехвачен в пространстве коллектора, поскольку заявил о наличии проблем с управлением. Объект идентифицирован, как посыльное судно (скутер) цивилизации 'Крабов'. Внешне сильно повреждён, местами оплавлен, имеет следы остаточной радиоактивности, характерные для материала, попавшего под непрямой удар антипротонного излучателя. На 'Мече-113' под руководством компьютера объекта произведено его вскрытие. Инструктаж производился по радиоканалу.

Внутри обнаружен находящийся без сознания пилот, представитель расы 'Крабов'. Причиной его состояния послужил частичный выход из строя системы жизнеобеспечения скутера, а возможно и некоторое лучевое поражение. За незнанием физиологии расы, реанимационные предприятия свелись к помещению тела в водную среду богатую кислородом, что, тем не менее, привело к положительным результатам. Пилот пришёл в себя и через компьютер скутера сообщил, что является дипломатическим представителем своей расы, уполномоченным довести до Совета Безопасности ООН важную информацию.

После этого заявления посланник на борту 'Меча-113' был спешно доставлен на Землю и принят в Женеве секретарём Совета Безопасности и Генеральным секретарём ООН. В ходе состоявшейся беседы посланником было сделано следующее заявление:

265 земных суток назад, в нарушение галактических обычаев, Система 'Крабов' подверглась попытке вторжения со стороны военных судов расы 'Лягушек'. Причина этой военной акции неизвестна, но предполагается, что агрессоры надеялись захватить контроль над принадлежащей 'Крабам' планетой Курорт, а возможно и над прочими планетами Системы, для использования их по своему усмотрению. В частности для создания на их поверхности своих поселений и центров размножения своей расы. Это предположение базируется на том факте, что в своё время 'Лягушки' просили продать им одно из полушарий Курорта для этих целей, но получили отказ. Вторгшиеся суда получили отпор со стороны военного флота 'Крабов', но сумели закрепиться в системном коллекторе и заблокировать тем самым внутренний трафик Системы и внешние связи расы 'Крабов'.

В связи с вышеизложенным, посланник просит ООН оказать его расе военную помощь и во взаимодействии с судами 'Крабов' выбить агрессора из коллектора Системы. В доказательство постоянных агрессивных и экспансионистских устремлений расы 'Лягушек' посланник представил данные контрразведки, свидетельствующие об имевшемся некогда намерении этой расы использовать и Землю для своих целей. На вопрос: 'не располагает ли он более свежими данными об таких устремлениях?' посланник заявил, что не располагает. Однако когда ему были представлены для опознания спасательное судно неизвестной расы, образцы их приборов и оружия, 'краб' заявил, они, несомненно, принадлежат расе 'Лягушек'. На вопрос: 'известны ли ему генетические особенности строения организмов этой расы?' посланник заявил, что известны, и он готов предоставить имеющиеся в его компьютере файлы для компетентного изучения.

Созванная ООН экспертная группа, из числа учёных исследовавших генетический материал, обнаруженный на спасательном судне неизвестной расы, единодушно заявила, что полученные от дипломата материалы до тонкостей соответствуют предмету их изучения.

Таким образом, ныне можно считать установленным, что ответственность за незаконную активность в пределах Солнечной Системы и на Земле (см. 'Меморандум Лютофа' и материалы по теме 'Незваный гость') несут представители расы так называемых 'Лягушек'. Поскольку, по заявлению дипломатического представителя 'Крабов' общественное устройство расы 'Лягушек' является до предела централизованным, что исключает любую частную инициативу, тем более в чужих Системах, очевидно, что нелегальная деятельность представителей этой расы санкционирована и направляется органом её власти: так называемым 'Кланом слуг Большой Лягушки'. Что в свою очередь является недружественным актом в отношении расы Землян, а возможно, если это будет доказано последующим расследованием, и актом агрессии против Земли.

На состоявшейся после встречи видеосессии Совбеза ООН принято единогласное решение о скорейшем объединении ВКС различных стран планеты в единый флот. Назначен командующий объединёнными ВКС Земли генерал-полковник г. Спиридонов Ю.А., бывший командующий ВКС России. На должность начальника штаба назначен г. Кохо А., бывший командующий космическими полицейскими силами ООН, с присвоением ему звания генерал-майор.

Совбез ООН не принял пока окончательного решения по поводу оказания военной помощи цивилизации 'Крабов', решение ожидается в ближайшие часы. Вам предписывается...'

— Вызов с Земли! — оповестила Маруся нас, находящихся в рубке управления. На связи генерал Спиридонов. Соединяю, задержка сигнала две секунды.

Из динамиков зазвучал знакомый голос командующего:

— 'Алебарда', здесь Спиридонов, слышите меня?

— Слышу, Юрий Антонович, это Кондратенко, — ответил я, как старший по званию.

— Приветствую, Василий Петрович, Стрижаков и Сколик далеко?

— Стрижаков рядом, Сколик слушает ретрансляцию.

— Принято! — прозвучало после некоторой задержки. — Вот такая ситуация, ребята! Сейчас идёт заседание Совбеза и, полагаю, решение об оказании ограниченной военной помощи будет принято. После чего меня туда потянут на доклад, и я буду недоступен. Поэтому мы с Артуром Кохо уже подготовили приказ, он в твоём компе.

Вкратце: дождаться прибытия усиления в виде известного тебе 'Буджума'. Он поступает в твоё распоряжение. В настоящее время 'Буджум' находится в женевском космопорту и готовится к старту. На него сейчас загружают капсулу с дипломатом 'Крабов'. Поправка, он уже взлетает. Там хороший пилот, она сумела протиснуться через земной портал и обратно пойдёт тем же путём. Ожидайте, расчётное время подлёта не более трёх часов. Дипломат послужит координатором ваших совместных действий с флотом 'Крабов'. Если такое решение будет принято. Вопросы?

— Много вопросов, Юрий Антонович! Главный — стоит ли нам ввязываться в противостояние чужих?

— Принято! Мы люди военные и должны выполнять приказы, а эти вопросы пускай решают политики. Но моё личное мнение — стоит! 'Лягушки', о самом существовании которых я узнал всего чуть меньше суток тому назад, нарушают все неписанные галактические нормы. Даже у нас успели напакостить. Вместо того, чтобы осваивать и терраформировать под свои нужды любые из множество незанятых планет, они стремятся захватить готовенькое. По крайней мере, так их позиция озвучена в трактовке 1564-го. Предваряя твой вопрос: это имя дипломата 'Крабов'. В моей беседе с ним выяснилось, кстати, что ты знал его в качестве одной из составляющих известной тебе 'Кармен'.

Так вот, мы не можем полностью доверять 'Крабам' в вопросах галактической политики до тех пор, пока не выслушаем мнение и другой стороны конфликта. С этой целью на 'Буджуме' к вам вылетел и земной дипломат, спецпредставитель генсека ООН Улаф Свенсон, помнишь такого?

— Конечно, Юрий Антонович! — я машинально потрогал колодку 'Суперновы'.

— Дельный мужик и профессионал! Во время полёта он ещё плотно побеседует с крабом. Но учти, в вопросах тактики мнение Свенсона для тебя — сугубо рекомендательное. Поступай по обстановке. А для решения стратегических вопросов обеспечь ему бесперебойную связь с Землёй.

— А где находится Система 'Крабов'? Будет ли оттуда контакт по 'тоннельному радио'? — засомневался я.

— Достаточно далеко, как выяснилось, но в пределах досягаемости радиосвязи из нашего системного коллектора. Её координаты и рекомендуемый маршрут уже в компе 'Алебарды'. Да, ещё: Свенсон войдёт или попытается войти в контакт с 'Лягушками' используя космолингву, представителя 'Крабов' в качестве переводчика не привлекать! Слушать — пускай слушает!

— Это ясно!

— Хорошо. Бережёного бог бережёт. Ещё вопросы?

— У меня гражданские на борту. Я должен был доставить их на Надежду.

— Это ещё...! — судя по голосу, командующий немного смутился. — Можешь отправить их на Землю на своём челноке... Отставить! В тоннелях рыщут рейдеры 'Лягушек', 1564-го поджарили на самом подлёте с Солнечной... Вот, что: санкционирую их призыв на военную службу, это дамы бравые, не подведут! А если вдруг откажутся — посади на челнок, пускай затаятся в какой-нибудь Системе до окончания военных действий. Потом вернутся или мы их подберём. Да ты сам подберёшь!

— Уверен, не откажутся, господин генерал-полковник!

— Вот и славно! Ещё вопросы?

* * *

Елена Фролова.

Ясное дело, эвакуироваться мы отказались, даже не обсуждали. Это же ясно! Нас обеих, как рядовых необученных определили в помощь старшине Дадашидзе, причем меня к его камбузовой ипостаси, а Тому осваивать антипротонник. Но она приходила мне помогать, хотя работы пока было немного. Старшина отвлекался от камбуза только на учебные тревоги. Вообще, дополнительные рабочие руки требовались тут только во время приёма экипажем пищи: в привычные завтрак, обед, ужин. Да ещё в так называемый 'полночник', это для тех, кто несёт, соответственно, ночные вахты.

Я быстро припомнила старые навыки: мне ведь приходилось и в армии послужить в своё время. Я пошла туда, чтобы избежать... Впрочем, кому это интересно? Свои старые долги я давно отдала. Я думала Томе будет сложнее оказаться вдруг в новом для неё измерении строжайшей дисциплины, ответственности за выполнение приказа и так далее: всего, что отличает армию от вольготной гражданской жизни. Оказалось — напрасно, моя внучка прекрасно освоилась и тут. И если ещё не вполне чётко выполняла всяческую внешнюю атрибутику, то это дело наживное и не сурово наказуемое.

Нам довели, как я поняла, адаптированную версию происходящего: некая раса 'Лягушек' напала на наших знакомцев 'Крабов'. Мы идём на выручку в сопровождении 'Меча' и 'Буджума'. 'Крабы', те самые, что спасли когда-то от гибели 'Артура Кларка' его экипаж и пассажиров — наши союзники, 'Лягушки' успели отметиться и в Системе и даже на самой Земле какими-то подозрительными (без подробностей) делами. Наше дело правое — враг будет разбит! Но, сначала предполагаются переговоры.

* * *

Подполковник Гюнтер Сколик

Мне приходилось встречаться с 'Буджумом' и раньше. Но так близко я его ещё не видел. Одно только чувство вызывает взгляд на него — мощь! Интересно, почему? На картинках и на видео — обычное судно, странноватое, чешуйчатое, по причине применения репторской системы регенерации поверхности. Но в оптике! Не иначе, нечто психологическое. Нужно будет с доктором посоветоваться. И управляет этим монстром всего лишь одна женщина!

'Буджум' присоединился к нашей эскадре. Появление на сцене нашего маленького флота 'Лягушки' проморгали. Только уже на подходе к коллектору искомой Системы с 'Буджумом', который шёл в авангарде едва не столкнулся некий КК квакушек — рейдер по классификации 'Крабов'. Вынырнувший из тоннеля транзитного коллектора, он направился, было, прямым курсом на столкновение с тушей этого монстра. К счастью скорости в тоннелях Макарова невелики и 'Буджуму' вполне хватило времени, чтобы окликнуть разиню по радио. Тогда там только разули глаза, протёрли оптику, обнаружили потенциального неприятеля и с подачей аварийного радиосигнала, заложив крутой разворот, спешно скрылись в том же самом тоннеле, откуда так беспечно выскочили несколько минут тому назад. Справедливости ради следует заметить, что по законам военного времени мы шли с выключенными маркёрами, 'Буджум' же, построенный с использованием репторских и лучших земных технологий был почти не виден и на экранах локаторов. Возможно, и нас экранировал.

Тем не менее, осаждающий Систему 'Крабов' флот зашевелился, местный его связной трафик резко увеличился, и навстречу нам из близкого уже коллектора вылетело два таких же рейдера, как и встреченный ранее. Они непрерывно вещали на космолингве:

// ваш/ курс/ ведёт/ опасность//

// пролёт/ тоннель/ коллектор/закрыт//

// боевые действия//

// развернуться/ удалиться//

С прячущейся за широкой спиной 'Буджума' 'Алебарды' прозвучал ответ:

// курс/ менять/ отрицание// мы/ остановиться//

// вызывать/ руководитель/ ваш/ флот/ переговоры//

// вы/ отойти/ дистанция/ норма//

К тому времени флаги, фигурально выражаясь, были подняты, то есть включённые маркёры сообщили нашим потенциальным противникам, с кем они имеют дело, рейдеры послушно отодвинулись на предписанные галактическим 'хорошим тоном' три километра.

// понимание// — просигналили они, а снёсшись с руководством, добавили:

// вы/ ждать/ период/ время/ короткий//

Притормаживая, мы подошли вплотную к устью коллектора Системы 'Крабов' и зависли от него на расстоянии тех же трёх километров. В оптику и на экранах радаров с 'Буджума' просматривалась только небольшая часть 'желудка', тем не менее, комп 'Алебарды' сумел выстроить компьютерную реконструкцию диспозиции потенциального противника. Похоже, тут был целый лягушачий флот. Ну, флот и флот! Нужно будет, сразимся и со всем флотом. И тогда пускай молятся своим пупырчатым святым. Мой 'Меч' всегда был среди лучших. А пока у нас другая задача: прикрывать заднюю полусферу нашего построения.

* * *

Василий Кондратенко.

Переговоры закончились быстро. Командующий флотом заявил, что у него имеется приказ, оспорить и отменить который, ни частично, ни полностью он не может. С нашими претензиями и предложениями он отослал нас к 'Клану слуг Большой Лягушки', иначе, правящему Совету своей расы, который единственно компетентен начинать и заканчивать войны. Он же, командующий, в свою очередь тоже уже связался с Советом, доложил о нашем прибытии, изложил ему наши предложения по мирному разведению конфликтующих сторон и восстановлению в коллекторе и окрестностях 'статуса кво'. И сейчас он ожидает ответа.

Наш переговорщик, господин Свенсон, однако, в беседе со мной не выразил даже осторожного оптимизма по поводу возможности мирного прекращения противостояния. Если опираться на данные 'Крабов', менталитет 'Лягушек' не приемлет таких добровольных уступок, считается, что это умаление чести. Зато перед превосходящей силой земноводные охотно склоняются. Нам бы теперь как-нибудь доказать, что мы этой самой силой и являемся. Экипаж 'Алебарды' находился на боевых постах, готовый при необходимости вступить в бой.

Одновременно, несмотря на поставленные 'Лягушками' помехи, нам удалось связаться с 'Крабами'. Координацию возможных совместных военных действий взял на себя, естественно, 1564-й.

Вместо ожидаемого дипломатического ответа дрейфовавшие в створе коллектора рейдеры внезапно ударили по нам из антипротонников и тут же скрылись в коллекторе, освобождая линию огня для коллег. Электронный мозг 'Буджума' среагировал на нападение должным образом: выстрелил навстречу облаку антипротонов нейтрализующим протонным зарядом. Таким образом, реакция аннигиляции произошла не на его обшивке, а в пространстве тоннеля. Через какую-то долю секунды, разгадав следующий манёвр неприятеля, 'Буджум' повторил выстрел. Появившаяся в створе тоннеля шестёрка неприятельских рейдеров, по-видимому, собиралась дать залп на пролёте. Но при попытке, разрядить по нам свои антипротонники, оказалась в самом эпицентре спланированного аннигиляционного взрыва. Суда вышли из строя, потерявшие управление и горящие они скрылись из видимости.

В это самое время находящийся в арьергарде 'Меч' тоже атаковал выскочивший из тоннеля единственный рейдер. Сколик разделался с ним на 'раз-два'. Краем глаза я увидел на боковом экране медленно удаляющееся по оси тоннеля, беспорядочно вращающееся, пылающее и газящее вражеское судна. Кажется, за тыл можно было не беспокоиться. Сколик не подведёт.

На 'фронте' же мы перехватили инициативу. Начали, как и полагается с 'артподготовки'. 'Буджум' продвинулся вперёд и залил пространство системного коллектора беспощадными потоками антипротонов. Лишая противника возможности укрыться от этой атаки в тоннелях, то же самое проделали и 'Крабы' из своей Системы. Тысячи кубических километров коллектора превратились в огненный, радиоактивный ад, где беспорядочно метались, пылая и теряя экипажи от сверхдоз жёсткого рентгена и гамма-излучения суда агрессоров. Пока всё шло по разработанному нами плану атаки.

— Вы не увлекаетесь, Лидия Владимировна? — вызвал я пилотессу. — У нас тут и в вашей тени жарковато становится!

— Норма, Василий Петрович! — ответила та, — 'Крабы' уже выдохлись, а я заканчиваю через три секунды. Во внутренних помещениях допустимый уровень не превышен, моим роботам всё равно, а остальное быстро лечится. Всё, эмиссию закончила.

— Отлично! Маруся, подготовь доклад Спиридонову, а мы подождём несколько минут.

— Короткий доклад готов. На экране.

— Секунду... отлично, отправляй.

— Отправлено, адмирал.

Ждали мы напрасно. Если кто из 'Лягушек' и выжил в аннигиляционной топке, в которую превратился коллектор Системы 'Крабов', то связаться с нами, чтобы попросить пардону не смог или не захотел. Думаю, у них просто не осталось ни одной целой антенны. По пространству коллектора беспорядочно дрейфовали сотни обгоревших и ещё горящих и испускающих струи дыма и пламени головёшек, совсем недавно являвшихся грозным флотом. Грозившим иным носителям разума, но нерасчётливо попавшим в ловушку. Ещё через десять минут, когда концентрация антипротонов упала до безопасного уровня, в санируемый 'желудок' осторожно вошли через все тоннели корабли наших союзников. Я поручил Марусе произвести их изучение и, по возможности, классифицировать: кто знает, решат ли скрытные 'Крабы' сами познакомить нас со своим флотом? Суда же 'Крабов' занялись поверженными: некоторые обгорелые корабли они, похоже, вскрывали, другие буксировали внутрь Системы. Смысл их действий был неясен: спасают или добивают?

Впрочем, со мной тут же связался 1564-й и стал комментировать происходящее. Говорил он, кстати, знакомым голосом Кармен. По его оценкам около трети численности экипажей неприятельского флота могло выжить, хотя бы и получив огромные дозы радиации. Сейчас их спешно отделяют от безусловно мёртвых и отправляют на лечение. Перспективы? Достаточно хорошие. Из числа получивших среднелетальную дозу вылечат практически всех. Да и у пострадавших в большей степени тоже есть шансы. Вот и попадут лягухи на Курорт, который так стремились прибрать к лапкам, только в качестве военнопленных.

— Адмирал, радио по дальней связи! — прервала нашу беседу Маруся. — К нам обращается, судя по всему, Совет расы 'Лягушек'. Вывожу на экран.

На экране появился неудобочитаемый текст на космолингве:

// приветствие//

// сожаление/ санкционированный/ нет/ нападение/ флот/ ваш/ судно/ три//

// руководитель/ флот/ наказание/ подвергнуть/ предположение/ живой//

// руководитель/ много/ раса/ Лягушки/ рады/ познакомиться/ раса/ Люди/ вступить в контакт/ обменяться/ дипломатические представительства/ ваш/ раса//

// надеяться/ ваш/ раса/ помогать/ разрешать/ конфликт/ раса/ Крабы//

// ожидание/ ответ//

— Маруся, пошли им подтверждение приёма. Пока больше ничего. Свенсон прочёл? Кармен... то есть 1564-й прочёл?

— Да, да! Мы прочли, адмирал! — появился на связи ООН-овский дипломат. — Вы заметили? Даже сейчас они соврали минимум два раза. Первый, когда свалили вину за нападение на командование своего флота, хотя очевидно, что те только выполняли приказ. Опережая ваше недоумение, адмирал: мы сейчас с помощью имеющегося у 1564-го программного обеспечения расшифровываем внешний трафик флота, и я уверен, получим подтверждение, что приказ на нападение дал Совет.

— А второй раз?

— Второй раз они соврали, когда заявили, что рады будут познакомиться. Конечно, тут нюансы употребления космолингвы. Но на самом деле они знакомы с нами уже сотни лет. Но думают, что мы об этом не знаем... Секунду, адмирал... вот и подтверждение: за минуту до нападения флот 'Лягушек' получил от Совета приказ 'Атаковать новых противников'.

— Интересно, лгать, это у них в крови, или...

— 'Или', адмирал! 1564-й утверждает, что до того, как идеологию и власть подмяли под себя апологеты 'Культа Большой Лягушки', это была вполне нормальная, неагрессивная раса, не лучше, но и не хуже других. В особых нарушениях галактических законов не замеченная.

— А что мы отпишем этим врунам, Свенсон?

— Полагаю, ничего, адмирал. Мы выполнили приказ, остальное уже не наша с вами компетенция. Свои рекомендации в Секретариат ООН я скоро отправлю, пускай там решают, переписываются и так далее.

— А вы сами?

— Предполагалось, что в случае удачи кампании, я отправляю 1564-го домой и, если поступит такое приглашение, лечу вместе с ним чрезвычайным и полномочным. Такое приглашение уже поступило, так, что очень скоро мы попрощаемся, 'Буджум' доставит меня в Систему 'Крабов', а вы, по-видимому, отправитесь на поиски Уголька. Если не поступит других приказов.

Свенсон отключился и уселся за свои рекомендации. Я отправил на Землю подробный рапорт о ходе и окончании боевых действий. Отменил состояние повышенной боевой готовности и разрешил экипажам посменно принимать пищу и отдыхать. И сам отправился на камбуз.

Там царила Елена Фролова. Но когда я подошёл, её сменил старшина Дадашидзе, и мы пообедали, а может быть и поужинали. Под конец появилась и Тамара, я тоже пригласил её за свой, адмиральский столик. Девушка подробно изложила бабушке и мне ход противостояния, как он виделся ей сквозь резервный прицел антипротонника. Если бы я точно не знал, что 'Алебарда' не сделала ни одного выстрела, то, слушая её взволнованный рассказ, мог бы заподозрить обратное. Или, что Тома во время боя находилась на 'Буджуме' и сама жала на гашётки. Народ на камбузе деликатно посмеивался. Но вслух — никто. Хороший на 'Алебарде' экипаж.

На пути в каюту Маруся сообщила мне, что на связи Спиридонов. Генерал поздравил меня с удачным завершением кампании, подтвердил, что 'Буджум' нас покидает. Нам же следовало вернуться к выполнению задания. То есть, к поиску красного карлика, носившего миллионы лет назад имя Уголёк.

* * *

Владимир Петрухин.

Это стало уже рутиной: достигнув очередного коллектора, 'Алебарда' посылает зонд в тоннель, затем следует за ним. Одновременно через другой тоннель в обычное пространство выходит 'Меч'. Мы очень вчерне исследуем Систему, в основном сравнивая фактическое положение дел с описанным в каталоге. Класс светила совпадает? количество планет? Но самое главное — определиться с галактическими координатами. Отсюда уже не видно Солнца. Без оптики, я имею в виду. Сравнивая углы между направлениями на известные нам звёзды и пульсары, мы определяем координаты посещённой Системы. На 'Алебарде' этим занимаюсь я. Вообще Маруся, конечно... вместе, короче.

Как бы хотелось встретить 'живую' планету! Чтобы вода не замёрзшая миллиарды лет тому назад или не испарившаяся давным-давно. Чтобы плотная атмосфера с облаками и каруселями циклонов! Чтобы жёлто-зелёное Солнце!

Но, нет: нам попадаются в основном красные и бурые карлики, эта мелочь вообще во Вселенной встречается чаще всего. Зона жизни у них узкая, и планеты в неё почти не попадают. То есть должны попадать теоретически, но нам такого чуда пока не встретилось. Обычный планетный набор такого, с позволения сказать, светила следующий: Несколько средних по величине газовых 'гигантов', парочка промороженных насквозь 'марсов' и аналог 'меркурия', опалённый огнём покрытой струпьями пятен звезды. Иногда имеется астероидный пояс. Чаще всего звезда двойная, тогда каждая имеет свою личную планетную систему.

Это я про красные карлики, а бурые в оптике почти не видны, только в инфракрасном. Я читал, что если они остынут достаточно сильно, то жизнь может существовать прямо на их поверхности. Как на планете, в общем. Впрочем, и таких нам не встретилось.

Я взялся читать лекции по астрономии Тамаре. Она сама попросила и относится к занятиям очень старательно, даже записывает что-то в свой блокнот. Я пересказываю ей то, что запомнил из курса. Оказалось, запомнил очень много. Тамара как-то упомянула, что я излагаю очень доходчиво, даже лучше, чем Маруся. Что же? Приятно! А когда ей надоедает тыкать стилосом в виртуальную клавиатуру, мы переходим в спортзал помахать мечами. Иногда к нам присоединяется тётя Лена. Теперь мы редко встречаемся втроём: пассажирки призваны на военную службу и выполняют возложенные на них служебные обязанности.

Так получилось, что после сражения у коллектора 'Крабов', на Надежду мы не полетели, это было совсем в другую сторону и начальство на Земле решило не терять времени. Женщины зависли на корабле, а чтобы они не скучали без дела, их призвали в армию. Это я так думаю, а спросить почему-то стесняюсь. Вроде бы уже и женатый мужик, целый лейтенант, как выразился раз адмирал, но с женщинами, посторонними, я имею в виду, я несколько робок. Нет, когда разговоры на служебные или посторонние темы, всякое там дружеское общение — вполне нормально. Но иногда, прямо как клапан, какой срабатывает: хлоп и замолкаю, а что ещё хуже — начинаю краснеть. Как 'красна девица' становлюсь по маминому выражению. Всё! Начинаю себя перевоспитывать! Сегодня же спрошу у Тамары, зачем им с тётей Леной присвоили 'рядовых'? А что такого? Чего тут стыдного? Или лучше у Маруси спросить?

Связь по 'тоннельному радио' стала ухудшаться, а в перспективе должна была скоро прекратиться вообще. И командование организовало экипажу сюрприз: мы зависли в каком-то коллекторе и на несколько часов нам включили связь с Землёй. Я позвонил домой, со всеми поговорил. Ничего конкретного, конечно: 'У нас всё в порядке, а как у тебя, сынок? — Тоже в порядке, мама! Здоров, кушаю хорошо!' Стёпке не дозвонился — как жаль! — оставил голосовое письмо. Ещё позвонил ребятам с группы. Они выпускные сдают. И я бы мог, да вот уже в шестистах световых годах от Солнца! По голосам чувствовалось, что пацаны завидуют. Ещё бы! я бы тоже завидовал!

Какие-то сведения о бое и победе над флотом 'Лягушек' уже просочились в земные сети и меня завалили вопросами. Я отвечал лаконично: 'подписку дал, извините'. Этого оказывалось достаточно, ребята понимающие и дисциплинированные, раз до выпуска доучились. Нас и, правда, предупредили, чтобы мы ничего не рассказывали. Почему, я не знаю — какая-то высшая политика.

Так вот, созвездие Змееносца. К моему удивлению, Тамаре не пришлось втолковывать, что созвездие, это не значит что звёзды недалеко друг от друга. Что на самом деле, созвездие это звёзды расположенные в пределах как бы конуса, основание которого — его границы на виртуальной, бесконечно удалённой небесной сфере, а вершина — Солнечная Система. Наверно, у девушки на Надежде был хороший учитель.

В течение нескольких дней мы должны будем удалиться от Земли на девятьсот светолет, и где-то в тамошних тоннелях искать коллектор Уголька. Я объяснил Тамаре, что у нас есть карта тоннелей, но с пространственным расположением звёзд она соотносится весьма приблизительно. Учёные на Земле высказали несколько версий, которая из обозначенных на карте звезд будет искомой. В экипаже даже заключили несколько пари на эту тему. Я не участвовал, просто выбрал себе звёздочку с шестизначным номером и решил, что это и есть Уголёк.

* * *

Василий Кондратенко.

— Василий Петрович, снова!

Лёгкая дрёма, в которую впал, было, генерал, не спавший уже около суток, моментально испарилась. Впрочем, и экипажи 'Алебарды' и 'Меча-55' в последнее время отдыхали урывками. Несли угрозу эти странные суда, с лёгкой руки Стрижакова прозванные 'Соглядатаями' или просто любопытничали, установить, пока не удалось. Какие носители разума ими управляли, естественно оставалось неизвестным, силуэты 'Соглядатаев' не фигурировали и в каталоге 'Крабов'. В этот раз пара совершенно синхронно выскочила из двух тупиковых тоннелей и пристроилась за 'Мечом', идущим в арьергарде.

Нужно сказать, что 'Крабы', как бы раскаиваясь в прошлом своём деланном безразличии к землянам, а может в благодарность за снятие осады, завалили эскадру интереснейшей информацией о галактических трассах и известных им Системах. А может, дело не в благодарности, а просто лоббировал эту акцию давний знакомец 1564-й. Или знакомка? Так и не спросил. Кармен, короче.

Маруся пока инвентаризировала эти терабайты информации и пыталась привести её к приемлемому для людей стандарту, но уже было ясно, что по актуальному в данный момент сектору Змееносца сведений не так уж и много. Как будто не было тут населённых Систем, да и колоний тоже, но выскакивали откуда-то из миниатюрных тоннелей неизвестно как помещающиеся там бугристые и шипастые, смахивающие на безобразные, несимметричные огурцы, суда 'Соглядатаев', сопровождали некоторое время эскадру, и неожиданно, как по команде снова ныряли в тоннели. Агрессивности, вроде, не выказывали, но, несмотря на малые размеры, — около двадцати метров в длину — они могли нести нечто смертоносное. Не реагировали они и на обращения к ним на космолингве, во всяком случае, никаких радиоизлучений от них не исходило.

Стрижаков даже выдал блестящую гипотезу, что это не суда, а некие живые организмы, возможно и разумные. Вроде тех, что когда-то сокрушили цивилизацию репторов. Только живут в тоннелях, питаются...

'Проходящими космическими кораблями?' — пошутил я.

Однако на вторые сутки активность этих голотурий стала спадать, видимо мы покидали район их патрулирования. Два последних не спрятались, как это водится у них, в тоннели, а вдруг развернулись и удалились восвояси. Проводили нас, значит. Вот и хорошо, мы как раз достигли области коллекторов, Системы которых лежат на удалении в девятьсот светолет от Земли, и мне бы не хотелось, чтобы кто-нибудь мешался под ногами и шпионил на предмет: что мы тут ищем?

Теперь мы почти не исследовали Системы: выход в обычный Космос, определение галактических координат, возвращение в тоннели. Перемещение к следующему коллектору, повтор процедуры. Пять-шесть Систем в сутки, два судна. Уголёк мы нашли на пятые сутки после прощания с 'Соглядатаями'. Только мне пришлось отменить предписанную нам процедуру и поговорить на повышенных тонах со Стрижаковым.

* * *

Владимир Петрухин.

Я не угадал. Впрочем, никто не угадал. И учёные на Земле не угадали. Красных карликов в этом секторе так много, что каждый член экипажа мог бы выбрать себе свой и болеть за него. По теории вероятности мы должны были искать нашу цель примерно два месяца. А потратили меньше недели. И всё благодаря Кондратенко. Я был в рубке, когда он приказал — буквально приказал! — Кэпу пропустить несколько десятков коллекторов, в том числе и перспективных, по мнению земных космологов, и идти к тому, который и оказался искомым. И 'Мечу' радировал бросить своё задание и следовать за нами.

Не знаю, как там Сколик, а Стрижаков, он мужик гордый, сразу перешёл на 'вы' и слегка надулся. По его мнению, адмиралу так поступать не следовало: есть же план полёта, утверждённый им самим на совещании буквально вчера! А сегодня...! Конечно, подполковник ничего этого вслух не высказал, но эта информация была прямо написана на его лице. И читалась до тех самых пор, пока мы не вышли в Космос у ничем не примечательного красного солнышка, и Маруся не сообщила нам сначала своё предварительное, а потом и окончательное заключение: наши галактические координаты совпадают с полученными от лунного мозга репторов. Мы в Системе Уголька!

На Кэпа было жалко смотреть. Правда он быстро с собой справился и даже поздравил шефа с удачей, но... Я конечно не в курсе его соперничества с генералом, но у меня создалось впечатление, что нечто подобное когда-то раньше между ними уже случалось. С аналогичным исходом.

В ходе короткого совещания было принято решение тщательно исследовать Систему, а затем заняться её поясом Койпера. Как будто, можно было придумать нечто иное! Система же оказалась типичной: шесть планет. Из них три газовых гиганта: самый большой с Нептун. Три планеты земной группы, все лишённые атмосферы. Пояс Койпера начинался в десяти астрономических единицах от Уголька и насчитывал около трёх десятков, соответственно, койперид. То есть ледяных планеток с максимальными размерами в несколько сотен километров. Три десятка, это больших, маленьких там были сотни и тысячи. Но нас интересовали только размерами не менее пятидесяти километров. По имеющейся информации, 'Яйцо' было вморожено именно в такую.

Поскольку ни 'Меч', ни тем более 'Алебарда' не смогли бы протиснуться в тоннели, ведущие даже к самым большим койперидам, а прочёсывать им весь пояс своим ходом в обычном пространстве, значило бы затянуть экспедицию на десятилетия или столетия, то в дело пошли челноки. Один на 'Мече' и два на 'Алебарде': штатный и генеральский. Все марки ПО-4. На генеральском ходил большей частью Саня Жариков в паре с Фаридом Мустафьевым. А иногда со мной. Потом, когда Кэп посчитал, что я достаточно натренировался на предмет входа-выхода, мы стали ходить с Фаридом. Это перестраховка, конечно: всё равно скорости человеческой реакции не хватает на эту процедуру, челноком в любом случае управляет комп. Но так положено.

В коллекторе Системы нас направляют к устью тоннеля, ведущего к сегодняшней цели. Короткий, узкий тоннель, толчок, и мы уже около ледяного тела, миллиарды лет неспешно накручивающего круги по орбите вокруг своего светила, которое отсюда видится просто яркой, красной звездой. Мы облетаем койперид, осматриваем его визуально, снимаем на видео. Работает аппаратура, которая регистрирует металлические включения во льду. Как правило, этих включений имеется больше, чем достаточно, но все оказываются значительно меньших размеров, чем искомое 'Яйцо'.

Четыре-пять часов, и съёмка завершена. Возвращаемся на 'Алебарду' усталые. Назавтра, если повезёт — полёт к очередному объекту. В ином случае — вахта. Хотя у 'Алебарды' два челнока, а у 'Меча' только один, повезло немцам.

* * *

Гюнтер Сколик.

Услышав этот доклад пилота, я тут же включил ретрансляцию на 'Алебарду':

'Господин подполковник! Наблюдаем на сканере металлическое тело, приблизительно цилиндрической формы. Оно внутри ледяного массива. Похоже, они сначала пробурили отверстие, потом ввели туда судно, а вход заткнули двухсотметровой ледышкой, приморозив её заподлицо'.

Я спросил:

'А какова длина судна, если это судно?'

'Не менее километра, но поскольку оно уходит вглубь койперида, сканер однозначно не определяет. Температурных аномалий тоже нет'.

'Давайте ребята, смотрите внимательнее, это может быть и метеоритное тело'.

'Смотрим, господин подполковник, подошли поближе. На поверхности койперида наблюдаем нечто вроде деформированных параболических антенн. У них был радиоцентр!'

'Отличная работа, лейтенант! Пока не предпринимайте никаких действий...'

'Тут дыра с другой стороны заглушки!' — перебил меня пилот челнока. — 'Овальное отверстие во льду, размером примерно четыре на пять метров. За ним тоннель. Он слегка извилистый, стенки гладкие, просматривается метров на пятьдесят...'

Неужели какой-то тоннель во льду может сохраниться десятки миллионов лет? Или при пяти градусах Кельвина может? Я продублировал приказ:

'Лейтенант, зависните в километре, ожидайте подкрепления. Никаких действий не предпринимать!'

'Есть, господин подполковник!'

* * *

Владимир Петрухин.

'Яволь, герр оберстлайтнант!' — прозвучало по трансляции с 'Меча'.

Маруся перевела, хотя и так всё было понятно. Мы к этому времени уже получили приказ Кэпа, бросили свой объект, и на максимальном — ну, почти максимальном! — ускорении спешили к порталу, чтобы удостовериться, что немцы оказались удачливее нас. Нехорошее чувство зависть, нужно изживать! Конечно, чтобы помочь в исследовании. Если это действительно космический корабль Репторов.

Но пришлось сначала состыковаться с 'Алебардой', где к нам в челнок набилась куча взволнованного народа, а ещё и Барсик. Я подумал, что сейчас нас с Фаридом сменят, но никто об этом даже не заикнулся и мы вылетели. Зачем им нужно было лететь, если всё равно пришлось тесниться у единственного монитора в салоне? Только Стрижаков стоя пристроился за нашими креслами. На ещё одного человека в рубке не было места. На 'Алебарде' было бы комфортнее, поскольку там видели то же самое, что и мы. Впрочем, сам бы я, конечно, не обменял тот комфорт на возможность попасть на место события.

На нашем челноке не было полноценного вакуумного шлюза, он имелся только на штатном. Правда, и у нас можно было выходить наружу, но с потерей части воздуха. Но в этот раз вылазка и не планировалась. Мы сделали контрольное сканирование койперида, подтвердили данные немцев, сняли во всех видах останки репторской радиоаппаратуры и жерло тоннеля. Затем получили задание тщательно исследовать поверхность ледышки на предмет прочих возможных артефактов и приступили к нему, но через час вернулись на 'Алебарду': сверхнормативная толпа пассажиров перегрузила своим дыханием конвертор кислорода и Маруся подняла тревогу. А ребята со штатного челнока тем временем вышли наружу, исследовали тоннель, пролетели по нему двести метров и наткнулись на завал. После чего их тоже отозвали.

Насколько я понял из разговоров, перед командованием встала проблема: как продолжать исследования? Койперид легко доступен для челноков, но их трудно использовать в качестве временной базы исследователей. В тоже время, даже 'Меч' не может протиснуться в ведущий к объекту тоннель. Идти же от ближайшего в Системе газового гиганта в обычном пространстве, это не менее месяца: очень уж неудачно он расположился на своей орбите. Командиры устроили совещание, Сколик даже прибыл лично, и я впервые увидел этого колоритного немца. Потом сменился и только на следующий день узнал, что решено 'Меч' оставить в коллекторе, 'Алебарду' отправить через обычное пространство, адмиральский челнок дооборудовать и использовать в качестве стационарной базы исследователей на койпериде. Штатный должен стать резервной базой и местом отдыха дежурной смены, а немецкий осуществлять перевозки между 'Мечом' и койперидом.

Возможно, так бы и поступили, если бы не вмешался я! Да шучу я, шучу! Нет тут никакой мании величия, просто я буквально на днях окончил 'Академию' и разные сведения, которые почти никогда и никому не пригождаются в жизни, ещё не покинули мою белобрысую голову. Перво-наперво, я поговорил с Марусей и уточнил базовую комплектацию сколиковского 'Меча-55'. Всё оказалось, как я и думал. После чего пошёл к Стрижакову.

* * *

Василий Кондратенко.

— Где вы русские только берёте таких пронырливых умников? — возмущался по радио Сколик. — Один недавно чуть ли ни в одиночку повязал толпу пиратов. Другой предлагает разобрать на запчасти мой 'Меч'!

— Это тот же самый, — заметил я.

Подполковник поперхнулся и задумался, видимо над тем, что ещё придёт в головы русским умникам. Оказалось, не над этим:

— А ты его мне покажешь? — спросил он чуть смущённо после короткого молчания. — А то я видел его только без сознания с выпущенными кишками на операционном столе. Собственно, мне бы его фотографию с подписью. Не себе, конечно. Это моя младшая после того казуса с пиратами всё расспрашивала, а не встречался ли я с герром Вольдемаром Петрухиным?

— Так ты вчера его в рубке видел. Беленький такой лейтенантик!

— Да? Не обратил внимания.

— И что же насчёт его идеи?

— Вы адмирал — приказывайте! — ответил Гюнтер.

Впрочем, он уже успокоился. Идея же, пришедшая в светлую голову Петрухина, была проста: 'Меч-55' подполковника Сколика был достаточно стар. Не в смысле изношенности, конечно. Многие знакомые с различными отраслями производства знают, что большинство даже серийных изделий, сходящих с конвейеров и со стапелей, имеют различные модификации. Иногда удачные, иногда не очень. Это же касается и 'Мечей'. Одна из первых серий этих судов, имеющих прообразом обычный 'Охотник', имела, как и он съёмный 'тёплый' трюм. Но если для 'Охотников', довольно часто использовавших автономный трюм в процессе геологических изысканий для создания временных баз, это было полезно, то для военных судов так никогда и не пригодилось. В связи с чем, таких 'Мечей' больше не делали. '55-й' же, был именно такой.

Похоже, Володя в своё время очень углублённо вникал в нюансы конструкций 'Мечей'. Его предложение, поддержанное выкладками Маруси, гласило:

'Алебарда' никуда не летит, а остаётся в коллекторе Системы вместе с 'Мечом'. От 'Меча' отстёгивается отсек 'тёплого' трюма, предварительно оборудованный, в качестве базы исследователей. К этой базе пристыковывается челнок и выводит его из коллектора к ледышке. По размерам он должен пройти. Итого: не нужно гонять туда-сюда 'Алебарду', все три челнока сохраняют функциональность, мы получаем приличную базу на койпериде, где будут созданы все условия для работы и отдыха исследователей. 'Тёплый' трюм оборудован и шлюзами и средствами крепления к поверхности. Добавить ему автономный источник энергии не проблема.

Есть и минус: недовольство Сколика. Без этого отсека его любимый 'Меч' потеряет эстетическую законченность форм, да и хранящееся там ныне оборудование нужно будет куда-то рассовать. Я бы пообещал ему по возвращении домой точно такой же, да, кажется, их вообще больше не делают. Ничего, зато на его место можно два дополнительных бустера поставить. Нужно будет предложить Гюнтеру этот вариант.

Пока будущая база спешно оборудовалась, ребята имеющимися силами пытались пробиться через завал в тоннеле. Челноки только и возили туда-сюда батареи от ранцевых лазеров: сюда на зарядку, туда уже заряженные. Через двенадцать часов завал был пройден, но за ним оказался следующий. Я приказал остановить работы и отдыхать.

Второй завал оказался небольшим, но после него тоннель раздвоился, затем ещё раз. Большинство этих отростков заканчивались капитальными тупиками. В головы исследователей, да и в мою пришла мысль, что, похоже, эти тоннели строили не Репторы, а кто-то иной. Зачем Репторам строить тупиковые проходы? Да и не могут тоннели во льду продержаться миллионы лет, даже при таких низких температурах и почти полном отсутствии силы тяжести. Впрочем, мы военные, а не учёные.

Я спросил мнение Барсика, всё же он в какой-то степени обладатель аватары '12-го', лунного мозга Репторов. Кот помялся и ответил в том смысле, что экипаж 'Яйца' к моменту прибытия на этот койперид был слишком стар, чтобы возводить бессмысленные излишества. А смысла он как раз и не видит. Кроме того, исходя из архитектуры тоннелей, очевидно, что их копали снаружи. Значит, мы идём по следу конкурентов. Печально.

* * *

Владимир Петрухин.

Ну и ладно, что нашли его немцы. Зато мы с Фаридом его первые потрогали. В этот раз был не просто завал. Тут тоннель выходил, наконец, к корпусу космического корабля. Освобождённый от миллионолетнего льда, чешуйчатый корпус легендарного 'Яйца' поблёскивал подобно чёрному антрациту в конце пройденной нами выработки. Мы выключили лазеры и, не дожидаясь пока разойдётся туман, устремились к артефакту.

— Не трогай! — предостерёг меня Фарид. — Он слишком холодный.

И переключился на корабельную волну:

— 'Алебарда'! Дошли до корпуса. Он, репторская работа.

— Принято! — донесся по радио после небольшой заминки голос адмирала.

Похоже, взял манипулятор у вахтенного. Когда он вообще спит? Такое впечатление, что всегда в рубке вместе со Стрижаковым.

— Повреждения корпуса? — продолжил между тем Кондратенко.

— Не вижу. Обычная чешуя, как у всех репторских судов. Блестит, как новая. А тоннель заворачивает и идёт теперь вдоль корпуса.

Как он, Фарид, разглядел? Ну, востроглазый! А мне показалось, тут уже тупик.

— Молодцы! И хватит на сегодня, хлопцы, — раздалось в наушниках. — Смена уже летит, не столкнитесь с ними.

— Принято, завершаем работу! — ответил Фарид на правах старшего. — До связи!

— До связи! — попрощался и адмирал.

Вы сильно ошибаетесь, если думаете, что наш труд был подобием шахтёрского. Шахтёр хоть крепко стоит на ногах или коленях, в крайнем случае. Для нас же зафиксироваться было главной задачей. Судите сами — силы тяжести почти никакой нет, а значит, к поверхности тебя и не прижимает. Попытка 'пойти' ногами возносит тебя к потолку тоннеля. Ну, или к стенке. Чувствуешь себя куском льда в чашке. Передвигаться можно, только используя двигатели скафа.

Впрочем, на 'Алебарде' кто-то сразу придумал приспособу — телескопические штыри. Они устанавливаются враспор стенок тоннеля и образуют желанную надёжную опору. Уцепившись за них уже можно включать лазеры и испарять завалы. Но фиксироваться надёжно: поток газа может запросто сорвать тебя с насеста и швырнуть подобно пуле вдоль по тоннелю.

Мы перевесили ранцы лазеров в походное положение, дали несколько импульсов двигателями скафов и полетели, не спеша, по тоннелю, подсвечивая его наплечными фонарями и изредка корректируя траекторию. Не спеша потому, что нам навстречу уже, кажется, вылетели немцы, и столкнуться с ними было бы полным непрофессионализмом. Миновали сужение на месте первого завала, и мне на мгновение показалось, что я лечу по кишке гигантского ледяного червяка. Я потряс головой...

— Осторожно, Володя! — это Фарид, снова первый заметил, в этот раз сменщиков — Ребята, вижу вас! — это уже им. — Приятно потрудиться! Смотрите борт 'рептору' не прожгите!

Немцы пролетели мимо, помахав руками и тоже что-то пошутив на ломаном русском. Я не совсем понял соль, поскольку ключевое слово шутки было по-немецки, но тоже помахал. Спрошу потом у Маруси. Теперь можно немного прибавить скорости: встречных больше не будет и остаток тоннеля почти прямой. Вылетев из недр койперида на свет далёкого красного карлика, сориентировались — Фарид, конечно, первый — и направились к базе, которая примостилась в ста метрах от входа. Её полуцилиндр, отмеченный мигающими 'габаритами', был сейчас как никогда желанен.

Поставить на зарядку аккумуляторы лазеров, затем душ, хотя и в 'стакане', но настоящий, водяной, потом обедо-ужин. А после можно и вздремнуть. С Академии так не выматывался! А Фарид, хоть и старше меня на два года, как будто совсем не устал. Я уже с полузакрытыми глазами устраиваюсь в гамаке, а он пристегнулся у компа и что-то там читает. Железный парень!

Ничего, хоть он такой наблюдательный и выносливый, но 'базу', в которой мы сейчас так комфортно отдыхаем, всё равно предложил устроить я. И все это знают! Я погордился ещё немного и заснул.

* * *

Ольга Макарова.

Эти циклопические сооружения оказались фабриками тепла. К ним сразу же пристало название 'калориферы'. Южный и северный. Исследователи Маркизы пришли к такому выводу ещё до моего прилёта, а мне осталось только согласиться с их выкладками. Попытка смоделировать тепловой баланс планеты с учётом того, что разогрев её атмосферы идёт с полюсов, давала пока нелепые результаты. Слишком горячими должны быть эти воздушные потоки, исходящие из циклопических корпусов, которые первоначально вообще были приняты за геологические образования. Получается, что приемлемая температура достигалась бы только в средних, северных и южных широтах планеты. Ближе к полюсам — страшная жара. На экваторе уже опять довольно прохладно. Впрочем, неведомые инженеры задумавшие отопить целую планету, возможно, были довольны и достигнутым результатом. А может, неверны наши модели.

Мы очень мало знаем об обитателях Маркизы. Хотя и найдено то, что можно назвать 'библиотекой': помещение, наполненное стопами медных листов в человеческий рост высотой, частично испорченных взаимной диффузией. На листах, по-видимому, буквы, если это не просто узоры. Расшифровать этот огромный массив информации без розеттского камня, конечно, совершенно невозможно. Возможно, где-то присутствуют и иллюстрации, но исследователи их пока не обнаружили. Опять-таки, если то, что некоторые считают 'узорами' и не есть изображения. Вполне возможно, что неведомые носители разума просто 'так видели'. Лингвисты подрядили комп 'Буджума' и ищут в этих письменах повторения и аналогии, но... бесполезно.

Я запахнула халат — в коридорах исследовательской базы было прохладнее, чем в моей миниатюрной каюте — и отправилась в столовую перехватить чего-нибудь вместо ужина. Там было людно: учёные, не озабоченные проблемами похудания, с аппетитом потребляли калории. Впрочем, мужчинам, занятым хоть и механизированным, но всё равно тяжёлым трудом, считать их как-то и не пристало. А женщин, кроме меня, сегодня на базе не было.

Народ был одет по-домашнему, большинство в тренировочные костюмы и только биолог Мишель в неизменных брюках и пиджаке. Под пиджак он обычно надевал цветную рубашку, но сегодня был в водолазке. Возможно, по случаю прохлады. Ирландец всегда был центром веселящейся компании. Вот и сегодня он рассказывал очередной бородатый анекдот, а окружающая его публика самозабвенно ржала, ни сколько над всем известным сюжетом, сколько над манерой исполнения и неподражаемым акцентом Мишеля.

— О! Ольга! — завопил рассказчик, заметив меня. — Привет! Ступайте к нам, я расскажую смешной анекдот!

Я помахала ему рукой, но подсела к Сергею, который уже заказал мне салатики с сыром и овощами. А сам потягивал кофе.

— Привет, Серый! Ну, какие новости?

— Привет! Кое-что есть. Приходи завтра на учёный совет. Геологи будут докладывать об обнаруженных ими подземных каналах, исходящих от северного калорифера. Такие же предполагается отыскать и у южного. Сейчас они полны льда, но, похоже, создатели гнали по ним подогретую морскую воду. То есть, не только воздух они грели...

— Понятно, понятно! Так они же должны быть...

— ... да, огромные! В сумме квадратные километры в сечении. Часть рухнула, часть сохранилась, поскольку вода в них замёрзла.

— Честное слово, я представляю себе этих строителей какими-то титанами и полубогами!

— А вот и нет! В Ольгине откопали из-подо льда первые здания, так судя по размерам комнат и входов, — даже скорее лазов — обитатели были не крупнее людей, а вероятнее меньше.

— Серёжа! — я опасливо обернулась, но на нас никто не смотрел, — я, же тебя просила, не называй его 'Ольгин'. Мне неудобно!

— Ничего не могу поделать, Оль! — Серёжа улыбнулся. — Уже приклеилось. Кто-то сказал, другой повторил и — готово! Наименование произошло. Да и справедливо это, ты же первооткрывательница!

Прав он, конечно. Я нашла первый город на Маркизе. Случайно, правда. Дело в том, что её обитатели не возводили высоких зданий или они все разрушились. А низкие и прочие возможные руины ныне скрыты под слоями снега, льда и замёрзшей атмосферы. Локаторы показывают нечётко, отличить артефакты от рельефа трудно.

Я тогда возвращалась на Базу, на автоматическом скутере из арсенала 'Буджума'. Машинка на воздушной, так сказать, подушке. А точнее, на бета-снарках. Окружающая унылая местность уже давно не привлекала моего внимания: сплошной ковёр замёрзших газов. Редкие холмики его совсем не оживляют — тундра и тундра. Слева местность понижается, там замёрзшее море. А на небе звёзды, из которых самая яркая — наше Солнце. Но сейчас его не видно. Чтобы не терять зря времени, открыла ноут, законнектилась с базовым компом и что-то там листала. Сначала я на вдруг появившиеся периодические обрывы связи не обращала внимания: ну, мало ли, что? Скажем, интерференция сигнала со спутника, у меня же не парабола на крыше, а какая-то жидкая спиральная антеннка. Но когда к недовольному писку ноута стал синхронно добавлять свой сигнал индикатор облучения... Нет, уровень небольшой, но откуда ему взяться? Вызвала 'Паганель', он как раз был в зоне видимости. Французы тут же пеленганули некий источник импульсного широкополосного радиоизлучения из моего района. Он-то мне связь и забивал. Потом, на следующем витке уже 'Буджум' определил точку, откуда светил жёсткий рентген. В пределах инструментальных ошибок — ту же самую точку.

Назавтра в эту область, бывшую миллионы лет тому назад речной дельтой прилетели с Базы исследователи... И сразу нашли город. И назвали его моим именем. Пока копают, всё подо льдом.

— Что, Серёжа? Извини, задумалась.

— Я говорю, Лида Лебедева придумала рационализацию. Посовещалась с археологами и зависла над городом на 'Буджуме'.

— И?

— И греет его маленько тёпленьким водородом. Так, что думаю, завтра до этого передатчика уже доберутся. И до источника рентгена тоже.

— Свет! — сказала я.

— Что, 'свет'? — не понял Сергей.

— Это маяк! Они излучают на разных диапазонах, чтобы привлечь наше внимание, поскольку не знают, какие частоты мы воспринимаем.

— Мы?

— Ну не мы, кто угодно, кто появится на Маркизе когда-нибудь. Возможно, там нас ждёт послание.

— А, что 'свет'?

— Свет, это промежуточный по частоте диапазон электромагнитных волн. Если они излучают радиосигнал и рентген, то простая логика подсказывает, что должны мигать и светом. Или инфракрасным. Только этот фонарь не видно, он наверно подо льдом.

* * *

Василий Кондратенко.

Километры тоннеля обвивали корпус 'Яйца' спиралью, но между этими витками были и перемычки. Часть тоннелей, теперь имевших одной стенкой корпус корабля, оказалась разрушенной, часть сохранилась. Очевидно, неизвестные наши предшественники искали вход в судно. Чисто эмпирически, так сказать. Тут мы имели преимущество: примерная конструкция репторского звездолёта была нам известна. Поэтому мы не стали расчищать все завалы, а сосредоточились на продвижении к носовой части судна, где шлюзы как раз и находились. Продолжались и попытки установить радиоконтакт с мозгом корабля, пока безуспешные. Или комп 'спал' или вышел из строя.

Мы достигли шлюза на десятый день раскопок. Тоннель тут заканчивался, образуя полукруглую ледяную пещеру. В её центре зиял вскрытый шлюз. Крышка два на два метра была вырезана с трёх сторон и отогнута в четвёртую. Какую силу нужно приложить, чтобы отогнуть почти полуметровый лист крепчайшего, репторского сплава, даже трудно себе представить. Аналогично поступили и с внутренней дверью шлюзового отсека. Конечно, мы не предполагали, что проходчики тоннелей ограничатся только поиском шлюзов и не захотят проникнуть внутрь, но теперь людей обуяло очень нехорошее предчувствие: возможно, вся наша экспедиция и все труды оказались напрасны. Внутрь 'Яйца' отправили роботов, напечённых для этой цели 'Буджумом', с заданием обойти все доступные помещения и произвести их полную съёмку.

Снова я подсознательно ожидал увидеть тела мёртвых репторов, как тогда на 'Дори', но их не оказалось. В коридорах и каютах экипажа было чисто и как будто даже прибрано. Правда, 65 миллионов лет назад. Очень многие предметы за это время превратились в не опознаваемую труху. Что же? С уборкой, видимо, постарались роботы, кстати, той же самой конструкции, что и с 'Буджума'. Они, давно уже не функционирующие, часто попадались разведчикам. Интересно, сколько лет после гибели экипажа они бегали по коридорам 'Яйца' и наводили порядок? Или их отключили сразу?

Следов же пребывания наших предшественников тоже не находилось. До тех пор, пока мы не вошли в трюмы-хранилища.

* * *

Владимир Петрухин.

Как ни странно, все внутренние люки на 'Яйце' поддавались даже человеческим силам, не то, что шустриков. Так мы назвали репторских роботов с 'Буджума'. Кстати, собственным интеллектом они не обладали, ими управляла Маруся. Я опешил, когда увидел такого же точно, но в виде кучи мусора в уголке. А вот двери работали! Впрочем, неудивительно. Судно всё это время хранилось при температуре около абсолютного нуля, при которой движения атомов, а значит и диффузии, даже в вакууме, не наблюдается. Если я не забыл физику первого курса.

Перед дверьми трюмов шустрики встали. Встали потому, что дальше их должны были сопровождать люди и Барсик. Он отказался надевать специальный скафандр, сославшись на недостаточную практику передвижения практически в состоянии невесомости в таком костюме. Поэтому кота доставили на Базу в челноке, а там он уже занял место в специальном прямоугольном ящике, оборудованном климатизатором и радиоустановкой. А ещё в нём находилась небольшая коробка — клон лунного мозга репторов. Конечно, не владеющий всей суммой его знаний, но могущий быть полезным при контактах с мозгом 'Яйца'. Ну, вы понимаете? Я сам и упаковал Барсика в его контейнер, убедился, что все его системы работают нормально, и вместе с Фаридом мы выволокли этот груз на свежий воздух, поскольку получили по радио оповещение о прилёте челнока с людьми.

Поскольку, при всех его достоинствах, котовый контейнер не имел собственных двигателей, мы с напарником подхватили его за удобные ручки и повлекли к тоннелю, рассчитывая опередить ожидающийся с минуты на минуту челнок. Просто, чтобы не создавать толкучки. На беду Барсик почти сразу начал жаловаться:

— Ребята! У меня тут воздушные моторчики жужжать перестали, и вроде, похолодало!

— Посмотри на дисплей климатизатора, Барс, — ответил я. — Прочти, что там написано.

— Да я ничего толком не вижу, Володя. Дальнозоркость у меня. А автоматические очки никак не привыкну носить. Голова у меня от них кружится!

— Заворачиваем назад? — предложил Фарид.

— Погоди! — ответил я, лихорадочно вспоминая тип климатизатора, который сам программировал несколько минут тому назад.

Есть у него радиодоступ, или нет? Наверняка есть, впрочем, проверить нетрудно.

— Ещё пара минут, Барс! — бормочу я, активируя тастатурой своего скафа функцию удалённого контроля.

Пик! Есть контакт! Внутришлемный дисплей сообщает мне, что установлена связь с неким климатизатором 'тип...', 'номер...' — это всё неважно! Климатизатор выключен. Как выключен? Я же сам его включал!

— Ба-арс? — спрашиваю я вкрадчивым тоном. — Ты там, на климатизаторе красную кнопку не нажимал?

— Володя! — тут же отвечает кот. — Ты не знаешь что ли, что мы, коты, не особо различаем цвета? Какая кнопка красная, какая зелёная, откуда мне знать?

— Хорошо, Барс, — не отстаю я, — какую-нибудь кнопку ты нажимал?

— Может, и нажимал, — неожиданно сознаётся кот. — Когда вы меня только понесли, я тут... ни то, что запаниковал, просто стал за всё хвататься, инстинктивно... Вероятно, и зацепил какую кнопку. Извините, за хлопоты!

— Ничего, Барс! Почти со всеми такое в Космосе бывает! — я спешу успокоить загоревавшего Барсика. — Сейчас...

Пара нажатий на кнопки тастатуры, и климатизатор меняет режим на 'Включён'. Блокирую на всякий случай его кнопки.

— О! Тёпленьким подуло! — комментирует кот.

Можно лететь! Около жерла тоннеля уже завис челнок. На нём открывается шлюз, и из него, подсвечиваемые мигающими габаритами судёнышка, вылетают четыре человека.

— Володя, Фарид! Где вы? — слышу я голос Кондратенко.

— На подлёте! — отвечает Фарид. — Несём контейнер с Барсом.

— Я думал вы уже в тоннеле.

— Моя вина! — встревает в разговор кот. — Напортачил тут с прибором.

— Хорошо, следуйте за нами!

— Есть!

Тащить вдвоём один груз, это сложная задача в невесомости. Импульсы двигателей скафов должны быть одинаковыми и направленными строго параллельно. Причём, оба двигателя должны находиться на одинаковом расстоянии от центра тяжести. Чуть, что не так, и желаемое равномерное движение превращается в выписывание сложных спиралей и пируэтов, в простейшем случае — в закручивание неумех вокруг центра тяжести. Никто эту задачу и не решает, поскольку решить её невозможно. Я занимаю место у одного из торцов контейнера: буду вперёдсмотрящим. Тут у ящика имеется окно с маячащей в нём мордой кота. Барсик кивает мне — хорошо, кажется, освоился.

У другого торца пристраивается Фарид. Сегодня он маршевый двигатель. Я, как договорились ещё на Базе, даю ему картинку со своей нашлемной камеры.

— Готов?

— Готов!

— Поехали!

Чувствую лёгкое ускорение, это Фарид 'дал газ'. Включаю прожектора. Медленно приближается жерло тоннеля. Медленнее, чем обычно, поскольку сегодня негабаритный груз. Я чувствую, как Фарид подруливает, следуя поворотам тоннеля. К сожалению, каждое такое подруливание прибавляет ним скорости и мне приходится работать тормозом. Тормозным двигателем, в общем. Несколько крутых поворотов, где скорость приходится сбрасывать почти до нуля. В одном месте я даже торможу ногами, упираясь им в ледяную стенку.

Мы летим больше часа, но оказывается, что у шлюзовой камеры нас ждут. Из отверстия, которое я видел до этого только на мониторе, появляются два шустрика, подхватывают контейнер с котом и уносят его внутрь. Это тоже обговорено. Отдыхаем пару минут, и устремляемся по провешенной трассе с недра корабля. Вешек, как таковых, правда, нет. Трасса обозначена светящимся проводом, идущим в основном по полу длиннющих коридоров, ныряющим в раскрытые люки, периодически спускающимся на нижние уровни. Я был в своё время на 'Дори', тамошние интерьеры очень похожи. Только 'Дори' маленькая, а 'Яйцо' огромно. И снаружи, в чём мы уже убедились, и внутри.

Нас сразу предупредили не терять из виду 'нить Ариадны', поскольку заблудиться тут раз плюнуть, а, учитывая, что запас смеси не бесконечен, это может быть чревато неприятностями. Нас с напарником инструктировал сам Кондратенко. Как маленьких, честное слово! Что делать в случае пропадания связи? Что делать, если заблудился? Что делать если попал в ловушку? Впрочем, экзотику насчёт ловушек адмирал не конкретизировал, ограничиваясь общим: 'позвать на помощь'. Особо же напирал, что 'при уменьшении запаса смеси менее пяти процентов, включить аварийный маячок и сделать инъекцию летаргина'.

'Спасибо, господин адмирал! Постараюсь до этого не доводить, очень уж впечатления тошнотворные остались от этого летаргина!'

Конечно, ничего такого я не сказал, а просто сидел и кивал с сосредоточенным видом, стараясь не зевнуть или не выйти из поля зрения камеры компа. Шеф тогда наверно утомился нас инструктировать, или понял, что 'достаточно', но как-то быстро свернул беседу, закончив её словами:

'В общем, не подведите меня, ребята. И смотрите в оба!'

Что смотреть-то? Нечего смотреть! Одинаковые коридоры, одинаковые двери, одинаковые каюты экипажа. Стены и потолок, да и вообще все предметы покрыты пушистым слоем снега, который в основном не снег, а замёрзшая атмосфера 'Яйца'. На этом азотно-кислородном снегу чётко видны следы тёплых шустриков, в том числе и на потолке. Какая им разница? гравитации всё равно почти нет. А вот следов наших предшественников что-то не видно. Или они стенок не касались или эти следы уже заросли за тысячи лет после их визита. Как они могли зарасти?

И всё же как-то они попали внутрь, что выяснилось, когда мы воссоединились с Кондратенко, сопровождавшими его лицами и котом у трюмов. Точнее, на следующий день. А тогда, там уже все распределили обязанности, и нам с Фаридом досталось только изредка ворочать контейнер с Барсиком, чтобы ему 'было лучше видно'. Наши программисты под руководством кота собирались 'оживить' комп 'Яйца', большая часть которого находилась где-то тут рядом за переборкой. Пока же они испаряли газовой горелкой слои замёрзших газов в поисках оптических сенсоров корабельного мозга, через которые надеялись достучаться до него самого. Я заметил, что, 'Не проще ли включить стандартный фиолетовый лазер? И за несколько секунд...' В ответ мне снисходительно пояснили, что лазер искомые сенсоры выжжет мгновенно. В общем, в лужу посадили мимоходом. И правильно, нечего лезть не в своё дело? Хотя, до такой элементарщины мог бы и сам додуматься, вместо того, чтобы лезть со своими непрофессиональными предложениями.

Я немного застыдился и отодвинулся в сторонку, чтобы не маячить перед занятыми людьми. Не отошёл, а отодвинулся, а лучше сказать отлетел, поскольку сила тяжести на койпериде была какие-то сотые земной. Или, я уже говорил? Задумав исследовать тёмный закоулок, примыкающий к площадке, на которой кипела работа, я осветил его наплечными фонарями, но ничего интересного не обнаружил, только слой снега на стенке прямо передо мной был не ровный, как везде, а как мне показалось, испещрён какими-то линиями. А под другим углом зрения эти линии не были заметны. Как если бы на покрытом изморозью окне рисовали пальцем, а потом этот рисунок снова замёрз до такой степени, что стал еле виден. Я снял это на всякий случай и под разными углами. Правда, скаф и так автоматически пишет всё, что попадает в его камеры.

— Володя! Ты где? — позвал Фарид.

— Тут! — ответствовал я, опускаясь напарнику буквально на голову.

— Ага... помогай!

Оказывается, пока я фоткал снеговые покровы, компьютерщики отыскали сенсор и теперь пытались приладить к нему свои свето-фотодиодные примочки. Одеревеневшие от космического холода кабели не желали гнуться, и для того, чтобы придать им необходимую форму их грели газовой горелкой. Наконец, надломив несколько кабелей, они приспособились, но нам пришлось приподнять контейнер с Барсиком, поскольку последний уцелевший кабель оказался слишком короток. Тем не менее, как-то всё утряслось, замигал красным огоньком датчик, подсунутый к репторскому сенсору и... всё.

— Запрос идёт! — сообщил Барсик из своего ящика. — Ответа пока нет.

Собственно, мы особо и не надеялись. На нашей стороне была только элементарная теория вероятности. Если комп пятнадцать тысяч лет тому назад был ещё жив, до того протянув в спячке шестьдесят пять миллионов, то с вероятностью близкой к единице он жив и сейчас. К сожалению, теория вероятности не учитывает, что всё, в конце концов, ломается. И ещё она не учитывает визиты неизвестно кого, разворотившего входной шлюз.

Хоть я и дал себе буквально несколько минут назад зарок не лезть поперёд батьки в пекло, но вдруг опять ляпнул, не подумав:

— Нужно переборку вокруг датчика горелкой подогреть.

Никто мне, естественно, не ответил. Вот ещё! Комментировать глупые предложения без году неделя лейтенантика! Я закономерно смутился, прикусил язык и снова приказал себе быть тише воды, ниже травы, как и положено лейтёхе-первогодку. И почувствовал, что краснею, но в скафе этого, к счастью, не видно. Однако генерал вдруг взял горелку, зажёг её и принялся осторожно прогревать едва освобождённые от слоя замёрзших газов поверхности. Я не успел порадоваться такой безмолвной поддержке, как в шлеме раздался голос кота:

— Есть отклик! Сплошные сбои, не дешифруется. Шеф, погрейте ещё! И кругом, тоже.

Программисты повеселели и завязали с Барсом специальный разговор, из которого я мало, что понял, хотя компам не чужд. Полноценный контакт был установлен только через час. Однако не с самим корабельным мозгом, а с какой-то его дежурной секцией или подпрограммой, которая, тем не менее, сообщила нам, что команда на пробуждение главного компьютера дана, и оно, это пробуждение произойдёт в течение шести часов по нашему счёту. Открыть ворота трюма эта секция не пожелала или не могла, заявив, что эти вопросы не в её компетенции. Барсик проявил настойчивость, но в результате получил в ответ просто повторение той же информации. Нужно было ждать.

Кот посоветовал периодически подогревать стены помещения, чтобы снова не заморозить комп или его периферию, и шеф распорядился установить дежурства. Скоро прибыли сменщики, их проинструктировали, что и как. А контейнер с Барсиком снова подхватили вызванные шустрики и повлекли по коридорам на 'свежий воздух'. Но в этот раз мы с Фаридом тоже успели к нему прицепиться. Роботам, не всё ли равно? Они же не устают!

Оказалось, что за те часы, что мы провели внутри 'рептора' экипажи 'Алебарды' и 'Меча' тоже не сидели без дела, а потрудились прямо-таки ударно! Теперь от люка 'Яйца' вёл наружу новый, прямой, как струна канал. Правда, не такой широкий, как привычный, но зато в нём можно было развить большую скорость. Убедившись, что трасса свободна, мы прибавили газу и вылетели в космос всего за пятнадцать минут, успев помахать уходящим в портал челнокам. Фариду, мне и Барсу приказано было оставаться на Базе. Нужно было отдохнуть и поесть, если бурильщики что-нибудь нам оставили.

Хм! Оказалось, что оставили и даже добавили. А теперь поспать — это приказал нам генерал на прощанье. Но мы бы и без приказа... Барсик заснул мгновенно. А нам с коллегой пришлось ещё повозиться: поставить на вентиляцию и зарядку скафы и котовый контейнер.

* * *

Ольга Макарова.

С утра я готовилась вылететь в... в Ольгин, чёрт с ними! От Базы должен был идти транспорт. На этом же транспорте — далёком потомке пустотной платформы — собирались ехать прибывшие с Северного Калорифера лингвисты, человек десять. До этого я видела эту компанию только мельком и ещё тогда поразилась молодости составлявших её мужчин и женщин. Хотелось назвать их ребятами и девчатами. Мне даже показалось, что они вроде практикантов при каких-нибудь седовласых, уважаемых профессорах. Однако, почитав на досуге их общедоступные резюме, выложенные в местной Сети, убедилась, что хоть профессоров среди них пока и нет, но человека три уже готовы претендовать на это звание.

Известию, что в Ольгине найдена 'азбучная комната', эти кандидаты и доктора радовались, как дети... нет, скорее, как подростки, старающиеся выглядеть взрослыми. Этот весёлый мандраж слегка заразил и меня, ведь мой физиологический возраст не намного превышал средний по их группе. В ожидание рейса лингвисты сидели в столовой, пили кофе и в сотый раз обсуждали уже расшифрованные пиктограммы или иероглифы, не знаю, как их назвать. Или давали свои варианты расшифровки, тыча пальцами в экраны ноутов. Только и было слышно:

— Эта пиктограмма означает 'идти' или 'ходить', видите у символического 'Маркиза' две ножки касаются грунта, а две в воздухе...

— Или 'стоять', ведь может быть они предпочитали стоять на двух ножках, задней и передней?

— Конечно, нет! Потому, что...

Я подошла и тоже посмотрела: по-моему, это значит 'идти'. Но не стоит навязывать своё мнение специалистам, сами разберутся.

'Маркизы', как стали называть обитателей планеты, напоминали согбённых тяжкими трудами бесхвостых собак. Согбённых, при условии, что раньше они ходили на задних лапах. На самом деле наоборот, конечно: они просто не до конца распрямились, но похоже ничуть по этому поводу не комплексовали. Найденные в Ольгине на 'маяке' скульптуры показывали хозяев планеты, конечно, в больших подробностях, чем значки на барабанах, прозванных 'азбучными'. Я полистала на компе фотографии, выложенные в сеть археологами.

Вот 'Маркиз' бегущий: при беге они использовали все четыре конечности. Двое беседующих: стоят на ногах, слегка касаясь руками друг друга. Один говорит, другой моложе, почтительно слушает, даже голову слегка опустил. Лица: не вытянутые звериные морды, а более плоские, почти человеческие. Взрослый и ребёнок: забавный улыбающийся щенок висит на спине у матери или отца, крепко уцепившись за шерсть лапками. Шерсть у 'Маркизов' только на спине, длинная, по крайней мере. А вот молодая парочка, они, несомненно, гуляют, но смотрят не под ноги, а друг на друга. И ещё сотни, а может и тысячи статуэток, которые можно разглядывать сутками. К сожалению, большинство дано общим планом. Взгляд снова зацепился за особо меня поразившую: сидящий 'Маркиз' читает книгу, точную копию земной. По конструкции, естественно. Переплёт, страницы... Может это у него и не книга, не знаю, но сходство потрясающее.

Скоро я сама это всё увижу. Если не хватит места на транспорте, выпрошу скутер.

* * *

Василий Кондратенко.

Собственно все это предчувствовали в той или иной степени. Когда корабельный мозг, очнувшись от тысячелетнего сна, открыл нам вход в хранилище, оно оказалось пустым. Неизвестные мародёры... впрочем, почему мародёры? Опередившие нас исследователи аккуратно демонтировали со многих километров полок защищённого трюма все контейнеры, хранившие миллионы замороженных яйцеклеток репторов. Вместе с инкубационными установками. А также законсервированное разнообразие животного и растительного мира Земли, утраченное целые геологические эпохи тому назад.

Притом, что комп настойчиво утверждал, что в хранилища последний раз входили его хозяева, а больше никто и никогда. Удалось также установить, что в последний период бодрствования корабельного мозга, когда он 'проснулся', чтобы в очередной раз передать сигнал бедствия, содержимое трюмов было ещё на месте. Значит, его умыкнули за время от нуля до пятнадцати тысяч лет назад. Умыкнули, закрыли двери трюма и стёрли в корабельном мозгу информацию о своём визите. Зачем, интересно? А, может, это мозг просто барахлит?

Не от нуля, конечно. То есть, это я о сроках. Какое-то время понадобилось бы на обрушение части тоннелей, и это при почти полном отсутствии гравитации. Впрочем, койперид находится в орбитальном резонансе с крайним газовым гигантом системы, периодически они сближаются, и возникающие во льду приливные деформации могут вызвать такой эффект. Да и удары метеоритов никто не отменял: поверхность ледышки, как и полагается, вся покрыта кратерами.

Да... какое разочарование! Тем не менее, задача экспедиции почти выполнена. Осталось только оценить возможность реанимации двигательной системы 'Яйца', чтобы в перспективе, если такое решение будет принято, извлечь его из ледяного саркофага и провести этого монстра тоннелями в Систему. Раньше это планировалось сделать, чтобы не тревожить предполагаемую на его борту коллекцию генетического материала, теперь, однако... как решат на Земле. Во всяком случае, в портал местного солнышка 'Яйцо' проходит с запасом. Двигателисты по этой теме работают, заключение обещают завтра. И ещё, доснять внутренние помещения ограбленного межсистемника. Этим занимаются роботы. И скопировать память компа — это поручено моим ребятам, плюс Барсик.

Что же? Закончат, и исследования можно будет потихоньку сворачивать. Я вызвал, было, Сколика, чтобы обрадовать его, что он может забирать свой тёплый трюм. Подполковник, однако, энтузиазмом не загорелся, заметил, что трюм ему, как оказалось, не больно то и нужен. Зато без него у 'Меча' улучшилась приёмистость, и вообще: он согласен на два дополнительных бустера. Которые ему пришлось пообещать.

* * *

Ольга Макарова.

'... Ещё в те давние, почти незапамятные времена, когда наше общество было разделено по национальным и прочим смешным для современного '...' (носителя разума?) признакам, тогдашние астрономы, конечно, знали эту голубую звезду. В разных тогдашних 'странах' она носила разные названия, но чаще всего её называли 'Блистающая', а потом 'Растущая'. Потому, что она от века (шестидесятичетырёхлетия) к веку становилась всё ярче и ярче.

Это явление открыл астроном '...' Просматривая старинные звёздные карты, он обнаружил, что Блистающая на них обозначена более тусклой, чем звезда Глаз Рыбы. Ныне же она сравнялась с ней своим блеском. В те времена уже знали о существовании переменных звёзд, и '...' причислил Блистающую к этому племени, каковую запись и сделал в написанной им 'Новой описи звёздного неба'.

Снова шли века, на планете всё чаще бушевали войны, а миром её жители наслаждались всё реже. Возникали и рассыпались в прах империи. Вожди революций провозглашали доселе неслыханные принципы, поднимая на борьбу народные массы. И снова кто-то предавал свои идеалы, менял заветы предшественников на '...' (символ?) власти. И воцарялся, забыв о нуждах поднявших его на вершину. И закономерно '...' (терпел фиаско?)

Великие учёные создавали модели Вселенной и опровергали их в яростных спорах, инженеры строили удивительные сооружения и машины, отважные исследователи уже побывали на других планетах нашей (солнечной) Системы.

А Блистающая становилась всё ярче и ярче.

Наконец, общественные катаклизмы на планете утихли, подробности этого умиротворения в других '...' (файлах?)

Астрономы сошлись к тому времени во мнениях о природе звёзд и '...' (нашего солнца). Были предприняты попытки измерить расстояние до Блистающей и других звёзд. Конечно, ярчайшая звезда нашего неба, которую теперь уже было видно и днём, оказалась и ближайшей. И приближающейся. С каждым годом точность расчётов орбиты Растущей повышалась. Оказалось, она минует '...' (наше солнце), и не заденет планеты нашей (солнечной) Системы. Но вызовет своей гравитацией катастрофические изменения их орбит, которые могут привести к их взаимным столкновениям. Кроме того, у Растущей была обнаружена и своя планетная система.

Призрак космической катастрофы навис над нашим миром. Хотя она предполагалась ещё через века, но уже тогда внесла сумятицу в умы наших предков. Зачем растить детей, зачем строить и создавать, зачем вообще жить, если вся жизнь на '...' (нашей планете) будет через несколько веков уничтожена? Самые точнейшие расчёты показали, что смерть цивилизации будет даже не моментальной. Притяжение зловещей гостьи навсегда отшвырнёт планету от нашего дающего свет и жизнь зелёного солнца и отправит её в миллионнолетний полёт по холодным космическим пространствам. Сначала замёрзнут реки и моря, потом начнёт вымерзать и выпадать на поверхность атмосфера. Но ещё раньше невиданные морозы убьют всё живое. Плачевно будет существование носителей разума даже при самом удачном исходе. Им придётся зарыться под землю и жить, не видя солнца.

Но может быть, в предвидение катастрофы, можно переселиться на другую планету? Это тоже невозможно. Нет в Системе другой планеты годной для поддержания жизни, а приспособить имеющиеся тоже не получится. Вдобавок, Растущая приведёт в такой беспорядок их орбиты, что за стабильность этого нового '...' (состояния?) никто из астрономов не мог поручиться.

И рухнула бы наша цивилизация, исчезла бы от уныния, безразличия и безысходности, ещё до начала катаклизма, но сказали своё слово учёные:

'Мы выживем! В наших силах обогреть планету!''

* * *

Владимир Петрухин.

Все члены экипажа, с кем я общался по службе, были слегка разочарованы нашей неудачей. И злословили неизвестных мародёров, присвоивших нашу законную добычу. Хотя, с другой стороны, чем мы лучше? Тем, что считаем себя не мародёрами, а исследователями и археологами? Так и неведомые 'они' тоже так считали! Барсик высказался на эту тему вполне философски:

— Кто раньше проснулся, того и мыши!

Спорить с этим не приходилось, но всё равно: жалко и потраченных усилий и времени. Правда, руководство устроило для экипажей экскурсии по 'Яйцу', что несколько сгладило горечь поражения. Я, хоть и бывал уже там, тоже записался. Кэп Стрижаков поручил моему присмотру тётю Лену и Тамару, и мы от души покатались на шустриках по бесконечным коридорам, трюмам и гигантским двигательным отсекам. Осмотрели каюты и, конечно, посетили рубку управления, которая выглядела, как будто её только что оставил экипаж. Сюда ходили часто, поэтому даже слой изморози со всех предметов испарился. Только приборы были мертвы, ни один из дисплеев не показывал признаков жизни, ни один огонёк не светился.

Говорят, что инженеры нашли двигатели 'Яйца', хоть и довольно изношенными, но способными выдержать перелёт к Земле, по тоннелям, конечно. Интересно, что у него за двигатели, что он мог развивать десятую световой? Да ещё толкая перед собой километровую ледышку для защиты от межзвёздного газа? Притом, бункеров у этого судна нет. Наверно моторы такие же, как у 'Буджума'. Может быть, 'Яйцо' когда-нибудь и отправят в родную Систему, и сделают в нём музей цивилизации Репторов. Ага, и даже их собственный комп будет отвечать на вопросы экскурсантов!

Только сейчас с ним проблемы: он, похоже, утратил часть памяти. Как ни бились с ним программисты, комп упорно не может вспомнить последние события. Впрочем, обнаружены огромные лакуны и в более старых записях. Наверно, это не наши злобные предшественники постарались, а просто комп 'посыпался' от древности.

Всё, завтра мы покидаем коллектор системы Уголька. На 'Яйце' работы закончены, сегодня половина дня объявлена выходным, отлёт назначен на раннее 'утро'. Хоть я и устал за эти три недели, но не мог не воспользоваться свободными часами, чтобы не слетать в спортзал, позаниматься с саблей. Народу там было немного, только самые ответственные старались поддерживать 'форму' во время месячной невесомости физически, остальные, наверно, полагались на таблетки. Впрочем, может быть я и несправедлив: просто ребята решили отдохнуть перед походом. Вскоре пришёл и Барсик, мы обсудили последние новости, кот занял 'бегущую дорожку', а я пошёл в душ, а потом в каюту: хоть высплюсь!

Бывает такое: вроде и устал, а всё никак не засыпается. Наверно не стоило на сон грядущий саблей махать. Потом вроде и задремал, а в голову всё лезла и лезла всякая ерунда, причём, по кругу, так сказать. Перед глазами вставали пустые хранилища 'Яйца', а заодно и обчистившие их существа. Они представлялись полупрозрачными и не имеющими определённой формы. Носили какие-то ящики, наверно так в полусне мне виделись контейнеры из трюма. Им почему-то помогали шустрики.

Я возмутился и проснулся. Оказывается, продремал уже часа полтора. Если не придёт нормальный, глубокий сон, завтра буду не выспавшийся. Перевернулся, если так можно выразиться, на своей кушетке на другой бок и приказал себе спать. Иногда это помогает. И снова заснул. В этот раз мне приснилось уже судно мародёров, чем-то похожее на 'Буджум'. Вот оно нырнуло в портал — как же так? Оно сюда не пролезет? Впрочем, это сон. Нырнуло и пошло каким-то своим маршрутом из коллектора в коллектор. Причём, я даже увидел всю схему этого маршрута целиком и обрадовался: сейчас зарисую, и мы пролетим по их следам и, в конце концов...

И проснулся, и застонал от досады — не успел! Не успел, что? Зарисовать во сне? Сон зарисовать? Но схема ещё стояла перед глазами, я отстегнулся и кульбитом оказался за компом: где стилос? Несколько щетинистых овалов и линий... Овалы, это коллекторы. Почему щетинистые? Так в моём сне предшественники изображали тоннели, куда лететь не нужно, длина щетинки, это номер... дальше забыл. Что там было во сне? Схема стремительно выветривалась из головы, что часто бывает у только, что проснувшегося человека. Впрочем, с чего это я взял, что мои сонные фантазии могут иметь какую-то ценность? Я уже хотел стереть незаконченный, а фактически только начатый рисунок, как вдруг понял, что это не совсем фантазия: где-то я уже видел этот нарисованный мною узор, причём, явно наяву? И явно полностью?

Конечно, это же рисунок на стенке, который я сфотал у входов в хранилища! Так, мой скаф стоит на зарядке, а значит подключён...

— Маруся! — произнёс я в пространство.

— Слушаю, пилот! — немедленно отозвался комп.

* * *

Василий Кондратенко.

Я уже закончил диктовку доклада по итогам очередного этапа миссии, — это нужно делать сразу, потом многое позабудется — как меня вызвал лейтенант Петрухин. Он извинился за нарушение субординации, но Стрижаков уже спит, а дело не терпит отлагательства. Мои мысли ещё были заняты докладом, поэтому я не сразу понял, что там лепечет лейтенант: какой-то сон, какие-то рисунки, какие-то фото...

— Сначала сформулируйте, лейтенант Петрухин! — сказал я строго, — а потом отвлекайте начальника!

Мне показалось, что он тут же извинится и отключится, но Петрухин не унялся. Он, наконец, 'сформулировал':

— Господин генерал! Мною обнаружена и сфотографирована предположительно схема некого маршрута по тоннелям Макарова. Думаю, её оставили наши предшественники, те, кто побывал на 'Яйце' раньше нас.

Ясно, что предшественники, это те, которые...

— Схема? И где эта схема? — буркнул я. Тогда я ещё не совсем понял, что...

— Вот! — торжествующе заявил Володя, и на экране моего компа возникла фотография какого-то снежного рельефа с маловразумительными линиями.

— И где тут, что? — спросил я недоумевая.

— Маруся! — обратился лейтенант к компу, — дай реконструкцию.

— Даю, пилот! — отозвалась Маруся.

'Если она его поддерживает, значит, дело серьёзное' — мимоходом подумалось мне. На экране же линии обрели контрастность и превратились в цепочку, в которой любой современный пилот угадал бы символическое изображение трассы по тоннелям Макарова. Вот коллекторы второго порядка, ненужные тоннели показаны короткими отрезками, нумерация очевидна...

— Маруся? Есть корреляция с реальной схемой?

— Полная, господин генерал!

— М-да... Так где, говоришь, ты её снял?

В ходе разговора выяснилось, что сейчас, наверно, оригинал утрачен, поскольку пока там грели переборки — причём, я сам! — весь слой газов со стенок испарился. Но возможно, — Маруся? — эту стену ещё раньше сняли и шустрики.

— Точно так, генерал! Есть такое фото. Правда, качество пониже, зато оно доказывает, что это не лейтенант пальцем нацарапал.

— Я этого и не думал! — ответил я.

Петрухин же, похоже, смутился.

— Да я пошутила! — сказала Маруся. — Извините, Володя, у меня шутки иногда дурацкие получаются. Я же не человек!

— Ладно... — пробормотал необидчивый лейтенант.

— Зато ещё: вот! — сказала Маруся и вывела на экран...

— Что это? — спросил я.

— Это вариант того же самого рисунка, тоже снятый шустриками, но только в шлюзовой камере.

— И в шлюзовой, тоже... А почему, никто не обратил внимания?

— А кто? Всё эти снимки годами нужно просматривать! Людям, то есть, — ответила Маруся, как бы извиняясь. — Рано или поздно, скорее всего, на Земле кто-нибудь, возможно, заинтересовался. А мне задачи не ставили...

— Когда не нужно, ты сама себе задачи отлично ставишь! — поддел я её. — Как там Стрижаков?

— Спит, господин генерал!

— Сколик?

— Засыпает, господин генерал!

— Жаль, но придётся будить! И чтобы оба через час у меня. Лейтенант?

— Слушаю, господин генерал!

— И вы тоже. Гюнтер очень хотел познакомиться с неким пронырливым пилотом. Предоставим же ему такую возможность.

* * *

Часть третья.

Василий Стрижаков.

Наверно я ещё многого в жизни не понимаю, хотя как-никак подполковник ВКС Земли, что всё-таки как бы обязывает. В своё время я, например, никак не мог понять, зачем Кондратенко притащил на 'Алебарду' этого салагу. Тот ведь даже выпускные не сдал! Не в том смысле, правда, что не сумел. Конечно, я не спорил, но потихоньку недоумевал. Даже подумалось сдуру, может это его, какой родственник? Хотя раньше я ничего подобного за командиром не замечал. Нет, не родственник. Ну, попал парнишка в ситуацию, из которой удачно вывернулся, отделавшись всего лишь хирургической реставрацией ливера там, где другой не снёс бы головы! Что с того? Или может он удачу приманивает? Конец двадцать первого века на дворе и такая мистика!

Но с другой стороны парень и, правда, грамотный. Вон как со сколиковским трюмом придумал: ни я, ни сам Сколик, ни адмирал, ни толпа ветеранов на обоих судах, а некий непревзойдённый знаток особенностей конструкций устаревших 'Мечей' лейтенант Петрухин, прошу любить и жаловать! Прямо, как Мартин Сью из одноимённого сериала. Конечно, у нас у всех есть оправдание: 'старики', глаз, как говорится, 'замылен', а у него свежий взгляд. Вот именно, свежий! Для других, какие-то неровности на инее, а он что-то подметил, сфотографировал. Правда, тут же и забыл. Ничего, главное вовремя вспомнил, а то, что нас с Гюнтером выдернули из тёплых кроватей, это ерунда.

Прибыв к генералу, мы и увидели в его каюте Володю. Кондратенко представил его Гюнтеру. Не знаю, что тут за интрига, но Сколик, особенно после того как Петрухин доложил нам суть дела, выглядел слегка ошарашенным. И изредка исподтишка на Володю поглядывал, как будто его чем-то удивила не эта информация, а именно сам мальчишка. Но потом успокоился, и далее совещание приняло вполне деловой характер. Совещание... два подполковника, генерал и без году неделя лейтенант. Никогда бы не подумал... А с другой стороны — ничего экстраординарного: ну, доложил лейтёха о своих предположениях!

Только вот Кондратенко, который зачем-то в своё время настоял на Володином участии в походе... Неужели о чём-то заранее догадывался этот хитрющий охотник за ледышками? И вообще: слишком часто наш генерал догадывается... Начиная с истории с 'Артуром Кларком'. Тогда... Да нет, ерунда! Сказки! Быть такого не может!

* * *

Вернер Лютоф.

— Мы сдаёмся! — прохрипел голос по радиостанции.

— Выходите и следуйте на юг к аэродрому! — тут же отозвался командующий, как будто и не сомневался в таком исходе дела. — Там будет производиться регистрация и эвакуация. Оставляйте на месте всё похожее на стрелковое оружие или взрывные устройства. Снайперам дан приказ стрелять без предупреждения. Принято?

Рация пробормотала нечто, что можно было интерпретировать, как знак согласия. А куда вы денетесь? Помощи из метрополии вам не дождаться, — там своих проблем выше крыши. После поражения, а точнее разгрома в коллекторе системы 'Крабов', на столичной планете наших оппонентов уже несколько раз сменилась власть. И каждая очередная клянётся самой пупырчатой во Вселенной 'Большой Лягушкой', что миролюбива донельзя, что лучше своё бесплатно раздаст, чем позарится на чужое, в то время как, только что свергнутые предшественники вынашивали, ох и вынашивали! Да просто нет таких преступлений, которые эти, к счастью уже второпях казнённые и похороненные, предшественники не совершили и не планировали совершить.

Конечно, хорошо бы их оккупировать и пинками привить миролюбие и толерантность, но такое бывает только в фантастических боевиках: оккупировать целую планету, а в данном случае — несколько, невозможно чисто с организационной точки зрения — просто негде взять столько оккупантов. Поэтому, исключительно наблюдательные миссии на поверхности и ненавязчивая их поддержка из области низких орбит. В основном психологическая, но возможна и огневая. Снижение космического военного потенциала капитулировавших до 'достаточного' для обороны, все же прочие боевые суда не разоружаются, а подлежат утилизации. 'Крабы' свои наземные миссии уже выслали, мы ещё только готовим. Зато четвёрка наших 'Мечей' уже на этих низких орбитах и отлично наблюдается со всей поверхности лягушачьей планеты-метрополии.

Впрочем, умиротворение агрессоров, это не моя работа. Даже сюда в Антарктиду я просто напросился. По большому счёту, нечего мне тут делать, вояки свою работу знают и уже, кажется, отлично справились без приблудного аналитика, капитана Лютофа. Никто, кроме командующего, наверно, и не ведает, что это моя группа вычислила расположение секретной базы 'Лягушек' во льдах пятого континента.

Эта база могла быть где угодно, всё же суда нарушителей обладали эффективным антирадарным покрытием. Но воздушное пространство населённых местностей Земли ныне просматривается не только радарами с поверхности, но и тепловизорами с орбиты. Поэтому не учтённая никакими графиками активность пришельцев в тех краях сразу была бы выявлена. Но не над Антарктидой, где такого мониторинга практически не велось. Конечно, на полярных станциях иногда включали локаторы, но только когда ожидали прибытия самолёта.

Так вот: я поручил своей группе провести поиск и анализ всех сколько-нибудь странных сообщений с ледового континента и окрестностей за последние полвека, а сам приступил к осаде ЕКА, точнее его астрофизического дивизиона. Исходная мысль была такая: если во льдах Антарктиды имеется тайная база пришельцев, то она обязательно излучает тепло. Которое тепло, на фоне низких тамошних температур вероятно можно засечь с помощью какого-нибудь спутникового инфракрасного телескопа.

Для начала мне вежливо отказали без объяснения причин. В следующий раз причина была снисходительно названа: время имеющегося на орбите телескопа расписано по секундам на ближайшие несколько лет. Причём, очередь занимать всё равно бесполезно: к тому времени телескоп планово истощит запас жидкого гелия и будет сведён с орбиты. Но к тому же времени планируется запуск нового, более совершенного. И если меня это всё ещё интересует, то, пожалуйста, — запрос на адрес такой-то и ждите! Где-то среди первых будете.

Меня это интересовало, но ждать годы я никак не мог. Но и решить вопрос на своём уровне тоже. Однако для этого, к счастью, существует начальство. Обоснованный доклад, затем звонок одного генерала другому... Как бы генералу, поскольку ЕКА руководит вовсе не генерал.

И уже на следующий день те, кто раньше взирал холодно и вертел носом при упоминании о моих проблемах, радикально подобрели и теперь уже сами как бы восхотели немедленно эти проблемы разрешить. Я заказал необходимые мне обзоры континента и прилегающих островов на разных уровнях чувствительности аппаратуры. К счастью в Антарктике была зима, и всё получилось очень неплохо. Кроме сияющих всеми условными цветами температур окрестностей человеческих баз, конечно и не думающих скрываться от моего космического ока, обнаружилось ещё несколько источников инфракрасного излучения разной степени интенсивности. Большинство — известные природные, вулканы в частности, а другие мелкие и тем подозрительные. Запросив более подробные снимки этой мелочи, и получив их, я временно распрощался с деятелями ЕКА, заявив, что Земля не забудет их вклад в дело... и так далее, но я ещё приду! Да, а ущемлённые учёные получили своё время для исследований просто на несколько часов позже.

Для анализа данных пришлось привлечь уже не астрономов, а геофизиков. В результате большая часть аномалий была вычеркнута из списка. И этот Оазис Коллинса я тоже сначала вычеркнул. Оазисы в Антарктиде, это совсем не то, что в пустыне. Тут это местности по разным причинам не покрытые вечными льдами, в них часто имеются озёра, в середине лета порой и вскрывающиеся ото льда. На почве ютится кое-какая примитивная растительность, гнездятся разные чайки или бакланы... в общем, я их путаю. Птицы, это если океан недалеко, а Коллинс находился в тридцати километрах от берега. Он оказался давным-давно открыт и изучен, и я, только просмотрев по диагонали посвящённую ему сводку, перешёл, было, к следующему файлу.

Нужно сказать, что причины возникновения таких оазисов вообще до сих пор изучены недостаточно. Скоро мы наверно, про подлёдный океан на Европе будем знать больше, чем про находящуюся под боком на Земле Антарктиду. Точнее про её подлёдный океан, который, как я сам с удивлением узнал, оказывается, существует. Ну, не совсем океан конечно, а развитая система подлёдных озёр, в большинстве соединённых подлёдными же реками.

Впрочем, это я отклонился. Достаточно сказать, что тепло Земли под антарктическим ледником не только поддерживает существование того скрытого от глаз людей мира, но и ответственно за появление некоторых оазисов на поверхности. Геотермальные источники, выносящие тепло Земли наружу, иногда протаивают ледник и образующийся купол рушится. На месте ледника возникает, как правило, озеро.

Таков был и Коллинс. И я бы забыл про него не приди мне в голову сравнить его стародавнее описание начала века с современным положением вещей. Оказалось, что имеющееся в оазисе озеро ранее полностью замерзало в зимнее время, но на последних снимках имело в своей западной части ярко выраженную температурную аномалию. Я рассмотрел подробный снимок этого водоёма в радуге условных цветов, каждый из которых соответствовал определённой температуре и почувствовал, что 'лягушатник' у меня на крючке. Конечно, могло оказаться, что в этой части озера просто пробился на свободу горячий источник или исследования оазиса в своё время были проведены спустя рукава, но я как-то знал, что это База!

К этому времени подоспел и черновой вариант доклада, подготовленного аналитиками моей группы. Оказалось, что в Антарктике и вокруг неё творится множество загадочных вещей. В основном наблюдения рыбаками неизвестных летательных аппаратов и загадочных судов, точнее субмарин, поскольку те, при обнаружении, предпочитали скрываться под водой. Наверняка, большая часть этой информации была пустышкой, выдумкой решивших привлечь к себе внимание обывателей. Наблюдением миражей, айсбергов, китов. Да и вообще в океане плавает много всякой дряни. Большего внимания заслуживали рассказы полярников, тоже иногда очень интересные.

Я поручил служебному компу отметить на карте координаты всех упомянутых происшествий и обнаружил, что эти точки как будто тяготеют к району Оазиса Коллинса. Впрочем, не очень явно, скорее всего, из-за информационного шума и гигантских просторов Южного океана искомая тенденция оказалась достаточно размыта. Во всяком случае, к начальству с одной такой картинкой не пойдёшь. Если это и доказательство, то косвенное. Но мы нашли и прямое.

В газетно-интернетном мусоре всяческих однодневных сенсаций мои подчинённые откопали и подлинную жемчужину...

Так, секунду! На большом дисплее, установленном в командной рубке авианосца 'Байрон', где я нахожусь в качестве наблюдателя, появилась картинка с беспилотного разведчика. Перескочила с второстепенного дисплея. Изображение укрупнилось и стало видно жерло разрушенного входного тоннеля в подземелья Базы. Частично в подземелья, частично в 'подлёдья'...

Когда три недели назад я торжествующий явился к шефу, он несколько остудил мой пыл и рекомендовал провести дополнительные съёмки. Что же! В ЕКА меня уже как своего встречают! Инфракрасный телескоп снова переориентировали на Землю, и я вскоре получил несколько шикарных серий изображений 'Оазиса Коллинса' и его окрестностей, снятых с разных пролётных траекторий. Кинутые астрофизики опять спокойно приняли версию о временных неполадках на спутнике, а моя группа получила предположительный план тоннелей неприятельской подлёдной базы. Дешифровкой снимков занялись, впрочем, уже военные спецы.

На дисплее появились, наконец, фигурки капитулировавших. Вперемешку людей и 'Лягушек'. Да, похоже, много они навербовали. Люди в стандартных полярных одеяниях, пришельцы в каких-то лёгких скафах без шлемов, но в нелепых шапках. Теплокровные, как и мы, не любят холода. Враги выходили с поднятыми руками, оглядывались и спешили к аэродрому, где на берегу озера уже сидел, ворочая по инерции винтами, тяжёлый транспортный 'Грифон'. Там их принимали наши парни в белоснежном, полярном камуфляже.

Изображение слегка поблекло, отработала своё одна из осветительных 'люстр', висящих в воздухе в районе операции. На боковом дисплее мигнуло, видно запустили очередную. И точно: место действия снова залил ослепительный свет с неба. Замешкавшиеся, было, 'Лягушки' побежали быстрее. Интересно они бегут: как дрессированные медведи, переваливаясь с ноги на ногу. Ну, а люди — обычной рысью. И все, заметно наклонившись вперёд, тут постоянно дует с ледника какой-то специфический, холоднющий ветер.

Так вот: в середине века на одном австралийском сетевом ресурсе мелькнуло сообщение, что в сети рыбаков, промышлявших в Южном океане попался очередной дохлый монстр. Но не 'морской змей', как это бывает обычно, а нечто о четырёх конечностях. Нет, явно не труп человека. Убедившись в этом, портовая полиция потеряла интерес к находке и, оставив тело на попечение добытчиков, удалилась. Рыбаки же нафотографировавшись досыта решили передать уже слегка смердящие останки в местный музей, но не нашли там положительного отклика. Куда делось, в конце концов, это тело, в заметке информации не было. Зато, на нескольких снимках фигурировал капитан сейнера, позировавший с черепом и единственной, чудом сохранившейся лапой существа. Да нет, не лапой, а явно с кистью руки 'Лягушки'.

Конечно, это мог быть фейк, но я всё же послал своего сотрудника в командировку в Австралию, поскольку выяснил, что отставной капитан мистер Догерти жив и даже возглавляет в свои семьдесят три в каком-то там приморском городке местный яхт-клуб. Бойкий старикан не сразу вспомнил тот случай тридцатилетней давности, но, вспомнив, попросил лейтенанта подождать и удалился в подвал своего дома со словами: 'Если я это не выбросил...' Откуда вскоре вернулся весь в пыли и паутине, но с искомым в руках. Это оказался тот самый лягушачий с виду череп и сохранённая в формалине кисть. Бравый моряк просто подарил эти свои давние трофеи лейтенанту, и тот, отзвонив мне о полном успехе, отправился в космопорт, чтобы вылететь в Женеву ближайшим рейсом. Да не тут-то было!

Чуть ли не самому моему шефу пришлось ни свет, ни заря вскакивать с постели и названивать коллегам в Австралию, чтобы только его сотруднику разрешили сесть в челнок с подозрительной банкой и черепом в руках. Тем не менее, как-то всё утряслось, приземлившийся в Женеве 'Бумеранг' встречал уже я лично. И мы сразу отвезли останки в нашу лабораторию. К утру следующего дня был получен ответ: генетический состав поступивших на исследование препаратов идентичен таковому существ расы 'Лягушек'.

Не дожидаясь официальных результатов, я позвонил шефу и услышал в ответ на мою информацию:

— Мсье Лютоф! Завтра оденьтесь поприличнее, а то знаю я вас, припрётесь в брезентухе или в шортах! И к десяти пойдём к Генеральному. Вам предстоит сделать короткий доклад. Без особых формальностей, только самая суть. Но готовьтесь ответить на множество вопросов, поскольку будут и военные. Настоящие военные, а не гражданские капитаны, вроде вас!

'Умеют же эти начальники озадачить! И сразу в двух смыслах этого слова' — как говаривал один мой русский коллега. Понятно, что ночь я почти не спал, готовился. Вот с этого момента над существованием 'лягушечьей' базы в Антарктиде и навис неминуемый финал.

А сейчас уже всё закончилось, больше стрельбы не будет, по радио звучат успокаивающие доклады. Да её и вообще почти не было, а ответной — точно. В качестве предупреждения, десантники несколькими выстрелами из гранатомёта вскрыли пару тоннелей, а потом на засечённой радиоразведкой волне внутренней связи передали ультиматум. 'Лягушки' помолчали, а затем объявили о сдаче, сопроводив это заявление истерической просьбой не выдавать их собственным властям. Вот такие у них интересные коллизии!

По радио пошли сообщения от групп исследующих внутренности Базы. Нашли ангары, в одном два космических челнока и ещё один с подводными лодками. Попрошусь-ка я у генерала слетать посмотреть: зря, что ли я сюда через полмира тащился?

* * *

Василий Кондратенко.

Эскадре предстояло пройти ныне тридцать межсистемных коллекторов, в том числе один более высокого уровня. Это было сравнимо с уже пройденным путём. Я предложил, а подчинённые согласились несколько удлинить нашу дорогу, но войти в зону радиосвязи с Землёй, чтобы доложиться и... В общем, доложиться, поскольку могли последовать и иные приказы. Мы покинули коллектор 'Уголька' оставив на койпериде давшем пристанище 'Яйцу' законсервированную Базу для непременных будущих исследователей.

Двое суток полёта и в очередном коллекторе связь с Землёй пошла. Спиридонов ответил сразу:

— Приветствую, генерал! Ну, докладывай!

Хотя подсознательно я ожидал большего запаздывания сигнала, но оно оказалось не более чем с лунной орбиты.

— Здравия желаю, Юрий Антонович! В общем — нашли, но содержимое трюмов кто-то изъял до нас.

Я сделал паузу на задержку сигнала и осмысление сказанного. Спиридонов же ответил так:

— Принято! Вот незадача! Так, что? Возвращаетесь?

— Думаю, ещё рано. Подробности в докладе, который сейчас пересылается, а своими словами — обнаружили зацепку, автограф похитителей который может прояснить ситуацию.

— Автограф?

— Схему некоего маршрута, который, как мы считаем, нужно пройти.

— Ага, ага... Я не тебе, генерал, просто уже читаю твой доклад, с конца, правда... В общем, ясно! Глазастые у тебя ребята, поощри своей властью, а по возвращении... Посмотрим, в общем, по результатам. Принято?

— Принято, Юрий Антонович!

— Хорошо. Я тебя задержу ненадолго, разошлю своему штабу твой доклад, выслушаю предложения... Вот уже послал. Но ты готовься лететь, куда собрался, дождись только моего подтверждения. Можешь пока экипажам устроить разговоры с Землёй... Нет? Это я своему компу... Он говорит, канал слишком плохой.

— Так точно. Канал еле держится.

— Ну, в следующий раз! Твоей-то привет передавать? Или соединить?

— Не нужно, а привет передай. Скажи, всё нормально у меня, скоро прилечу.

— Передам, передам! Вот Куприянов услышал, что ты на связи, тоже примчался.

— Серёже привет.

— И тебе от него. Я распорядился, вам послали дайджест последних новостей. Ознакомьтесь, много интересного. И на Маркизе и тут на Земле. Базу 'квакушек' в Антарктиде нашли и разгромили, вот... Потерь нет. Что характерно, все пленные 'Лягушки' слёзно просят не выдавать их на родину. Принято?

— Сурово там! И куда их теперь?

— Не наша проблема, не военных, то есть, пусть дипломаты думают. Скорее всего, переправим на 'крабовый' Курорт, а те пусть решают. Кстати, они открыли посольство, тоже новость. Всё, есть подтверждения от моих штабных, как я и говорил. Ни возражений, ни особых мнений. Приказ у тебя в компе. Чистого Космоса!

* * *

Ольга Макарова.

'Блистающая приближалась, но уже несколько поколений никто её не боялся. Просто она была включена в расчёты, её угрозы стали привычны. С самого детства жители планеты знали, что они будут строить, когда вырастут. Если не для себя, то для своих детей, внуков и правнуков. Для бесконечной череды потомков, которые вспомнят их добрым словом.

И вот уже величественные Установки поднялись на полюсах планеты. По расчётам они должны были проработать много восьмёрок веков (шестидесятичетырёхлетий), прежде чем потребуют ремонта. Многократное резервирование позволяло производить такие ремонты, не прекращая обогрева планеты.

Приблизившаяся звезда уже заметно искажала своим тяготением орбиты планет нашего зелёного '...' (солнца). Установки были испытаны и уже работали на '...', (холостом ходу?) а нашим предкам всё не верилось, что обычной жизни пришёл конец, казалось, что '...' (?) Но неумолимые законы гравитации сделали своё дело, к сожалению, в точном соответствии с расчётами астрономов. Орбиты планет Системы на глазах меняли свою конфигурацию, из круговых они становились эллиптическими, а незваная гостья всё приближалась. В итоге, некоторые планеты и вовсе устремились по гиперболам прочь от '...' (солнца) в том числе и наша '...'

Уже давно не было ночи. Почти всю ночь планету освещал постоянно растущий в размерах голубой диск Блистающей. Хотя эта картина была знакома нашим предкам по бесчисленным '...' (видео реконструкциям?) всё равно они выходили посмотреть в лицо убийце уходящей мирной размеренной и счастливой жизни. А злая '...' (радиация?) Блистающей в отместку обжигала смельчакам кожу и опаляла шерсть.

От её света погибли бы и растения и животные на всей планете, но учёные и инженеры предусмотрели и это. Установки были запущены в особый режим, и на много дней небо всей планеты оказалось закрыто многослойным облачным покровом. Буйство смертельного '...' (излучения?) сменилось сумерками и лёгким дождиком, и только с орбитальных станций их экипажи продолжали докладывать о творящихся в Системе изменениях. Когда же экранировку отключили, Блистающая уже удалилась на безопасное расстояние. Но и наше '...' (солнце) тоже было уже далеко. Теперь их можно было видеть одновременно, нашу мирную зелёную звезду и полыхающую неистовым светом голубую'.

* * *

Белоголовый.

— Эй, дядя Белоголовый!

— Слышу, слышу!

Ещё не совсем проснувшись, я соскочил, а точнее чуть не упал с насеста, задев головой полку, уставленную посудой. Глиняная миска полетела, было, в последний путь, но я уже сориентировался между сном и явью, поймал её около самого пола и поставил обратно. Какая она ни дешёвая, а денег стоит. Откинул плетёную дверь. Перед ней приплясывал от нетерпения и рвущейся наружу молодой энергии новый посыльный барона — юноша с едва сформировавшимся гребешком. Как же его зовут? Ведь помнил! Неужели возрастное? Парень торопливо кивнул мне в знак приветствия:

— Дядя Белоголовый, хозяин зовёт!

Я мотнул гребнем в ответ, мол 'понял!'

— Тогда я побежал! — радостно гаркнул Попрыгун — ага, вспомнил! — развернулся на месте и помчался по тропинке в деревню. Про таких шутят: 'мама на бегу родила!'

Хороший мальчик, весёлый и вежливый. Не била его ещё жизнь. Я и сам такой был.

'Хозяин'! Долго не мог привыкнуть, что у меня теперь есть хозяин. Конечно, тут в Лесном поясе всё не так, как в Степях, где не смеешь даже никуда пойти из деревни, не уведомив барона. Там тебе прикажут и что делать и что сеять. И отберут в итоге половину урожая. И на ком жениться и за кого детей отдать — всё прикажут, и не ослушаешься. А перейти к другому хозяину трудно, а если есть семья, то и невозможно. Тут-то благодать! Делай, что хочешь. Подати, правда, всё равно... Но терпимые, не то, что в Степях. Да и то дело: попробовал бы тутошний барон ощипывать своих подданных, как каких-нибудь селян? Лес, он большой! Снялись всей деревней, и ищи их! Поэтому среди лесных баронов особо жадных мало: не выживают такие без подданных.

Я, когда решил тут обосноваться, пошёл поневоле знакомиться с местным. Полагалось спросить у него разрешения. Тот оказался вполне приличным разумным, бывшим военным, как и я. Только у него хватило проволоки, чтобы, уходя в отставку, купить себе пару деревень, а у меня, если только драную попону подвязать? Далёко остался мой тугой моточек и глубоко, на самом дне Кипящего Озера, не донырнёшь. Да и где нырять? Учителя знают!

Впрочем, нужно идти. Я взъерошил перья, встряхнулся, накинул чистую попону, прихлопнул дверь и, не больно-то поспешая, отправился по следам Попрыгуна. Как ни благожелательно ко мне относится Пёстрый, всё же злить его не следует: зачем-то ведь звал? Тогда при первой встрече мы договорились, что за подати он будет считать долю моей охотничьей добычи. Даже не договорились какую, поэтому я отношу ему треть, а то и половину, если много добуду. А иногда не хожу, а просто прошу отнести мясо попавшегося по дороге мальчишку или девчонку. Пёстрый, вроде доволен, иногда приглашает на обед. А на Новогодие — всегда! Скучно ему с лесовиками, которые даже степи в глаза не видели, и уж, конечно в воинском строю не стояли, не рубились с врагами. А я, если и не равный по положению, зато всё понимаю, и что такое пороховые трубки мне объяснять не нужно. А всё равно — барон! Кажется, я догадался, зачем он меня зовёт. Если правильно, то полезно будет старые кости размять, год уже никуда не ездил.

Окна моей бревенчатки выходят на солнце, я специально так построил, чтобы в комнате всегда светло было. А захочу темноты — закрою ставнями. Вообще, люблю погреть старые кости. Кажется, это после того похода в Ледяное полушарие, когда мы...

Тропинка бежит между деревьями, метнётся то вправо, то влево, но сохраняет общее направление тоже на солнце. Только тут не поляна, где я живу, где мой дом, огород. Тут солнышко за деревьями. Лес кончается, теперь спуск, ласковое солнце снова обнимает меня своими лучами, прогревает даже сквозь накидку. Зря я её надел, тепло. Ветер с ледника стих и дождя тоже не ожидается. Но — привычка.

Сначала я хотел строиться как раз тут, над спуском с горки. Но потом решил всё, же подальше в лесу. Облюбовал полянку и теперь не жалею. Там и ручей протекает и ветра меньше, а солнце такое же крупное и жаркое, как очаг. Тут в Лесном поясе оно висит низко над горизонтом, на него можно смотреть и почти не щуриться. А в Степях — повыше, там оно ещё горячее, но такое, же красное. Если идти к нему, то оно постепенно поднимается в зенит и выжигает всё вокруг. Начинается пустыня. Это по рассказам, что я слышал от бывалых, сам туда не ходил.

Немногие видели, как солнце вообще скрывается за горизонтом. Для этого нужно попасть в Ледяное полушарие, а туда без нужды никто не ходит. Идти нужно прочь от солнца, леса станут постепенно низкорослыми, хилыми, а потом и вовсе кончатся. Начнутся бескрайние холодные болота. Солнце будет спускаться всё ниже, а когда оно и вовсе зайдёт за горизонт, тут и Ледяное полушарие. Вот где холода, так холода! Сколько попон не надевай, всё равно продувает. Небо там тёмное, зато видны звёзды. Это называется ночь.

Учителя в своих книгах говорят, что звёзды, это такие же солнца, как наше. И около них тоже живут разумные, только совсем-совсем другие. Честно говоря, верится с трудом, хотя Учителя никого и никогда не обманули. Зачем им? Они же почти боги. Ну, Братик, это конечно, тоже солнце, он хоть и маленький, но его и при свете старшего брата видно. В отличие от большого Солнца он не висит на месте, а описывает круги по небу. Хоть он такой суетливый, но зато полезный. Без него как было бы время считать? Как узнавать, что Новогодие пришло? По звёздам можно, конечно. Но туда, в Ледяное полушарие не набегаешься!

* * *

Василий Стрижаков.

На всех имеющихся у нас вариантах схем тоннельной сети, этот коллектор описывался, как ведущий к двойному красному карлику. Наличия центров цивилизации либо колоний тут отмечено не было. Впрочем, мы уже и раньше убеждались, что наши карты устаревшие и неточные, а полные имеются, видимо, только у гипотетических 'руководителей галактики', как в своё время пошутили 'Кенги'. В коллекторе же обнаружилось нечто, что единогласно получило наименование 'Пончик'. Тор, полукилометрового диаметра, блестящий не хуже коллекторных 'стенок', почти без центрального просвета. Впрочем, в нём, этом просвете, что-то было, и это что-то 'Пончик' упорно направлял в нашу сторону, поворачиваясь всем корпусом, синхронно с нашим движением. Готов спорить на любой заклад, что это оружие.

Мы не стали провоцировать неизвестных носителей разума. Сразу зависли и послали им стандартный вызов и приветствие. Ответа, однако, не получили. В тоже время наши связисты засекли на других частотах интенсивный радиообмен между 'Пончиком' и неведомыми его корреспондентами, расположенными по ту сторону порталов коллектора. 'Адмирал' приказал продолжать попытки связаться, но безуспешно: ответа так и не прозвучало. 'Сторож', а похоже, это судно выполняло именно такую функцию, нам по-прежнему не отвечал, зато на любую нашу попытку 'шевельнуться' реагировал увеличением интенсивности радиообмена. Так прошло почти двое суток и, наконец, на совещании было принято решение всё же начать исследование системы, игнорируя непонятности.

Мы в последний раз запросили разрешения пройти в систему и опять не получили ответа. Экипажи заняли свои посты, и суда, до этого дрейфовавшие в коллекторе, двинулись к тоннелю, ведущему к одному из светил двойной системы. Первым шёл 'Меч', 'Алебарда' его прикрывала. Мы были готовы к тому, что 'Пончик' откроет по нам огонь, однако этого не случилось, он только развернулся, по-прежнему держа нас на 'прицеле'. И, конечно, изо всех сил радируя своим неизвестным коллегам. Мы выскочили в обычное пространство, и вот тут за нас взялись по-настоящему. Те самые коллеги.

* * *

Ольга Макарова.

Нужно ли говорить, какое впечатление на меня произвела повесть неведомого 'маркиза'? Впрочем, не только на меня, конечно. Не в двадцатом веке живём. Одновременно со мной историю чудесного спасения цивилизации разумных квази-собак читало всё население Земли. Те, конечно, которые вообще что-нибудь читают. Перевод всё время немного менялся, дорабатывался и уточнялся. Подключились и земные вычислительные мощности. Но в любом случае, ничего бы мы не расшифровали, если бы не созданная аборигенами 'азбучная комната' со всей необходимой переводчикам информацией. Но она была нужно только для освоения языка. Примыкающие же к ней подземные хранилища оказались битком набиты стопами медных листов, ценнейшим сокровищем, оставленными нам пропавшими жителями планеты. Пока осталось невыясненным, куда они делись, но и прочитали мы пока только один, верхний лист крайней от входа стопы.

Сюда на 'Маркизу' стремились новые десанты учёных: от батальонов лингвистов, до полков физиков и энергетиков. И только ограниченность жизненного пространства и ресурсов Базы ограничивала темпы роста населения ледяного планетара. Впрочем, скоро построят вторую, прямо в Ольгине. Когда экспедиционный начхоз, на удивление молодой поляк, вежливо осведомился у меня, не будет ли пани против, если к ней в каюту подселят 'коллежанку физика' из Варшавского университета, я конечно согласилась. Всех уплотняли, а я уже не ветхая старушка, чтобы требовать особого к себе отношения. Кроме того, мы с Сергеем давно уже подумывали поселиться в одной каюте, и это послужило толчком. Я уведомила пана Вацлава о намеченной рокировке, и когда прибыла 'коллежанка', каюта уже была прибрана и пуста. Мы познакомились с пани Кристиной только в столовой, вдобавок я вспомнила её по нескольким публикациям в 'Science Letters', спорным, но оригинальным.

Чёрт побери! Как хорошо снова быть молодой! Больше ни за что не стану стариться!

* * *

Владимир Петрухин.

Была не моя вахта, но я подстраховывал второго пилота и находился в рубке. Мы вышли из коллектора в трёхмерность в режиме 'готовность ноль', и тут же голос подала Маруся:

— Внимание! Три цели на дистанциях от сорока до шестидесяти километров! Одна ведёт передачу для нас. Вывожу радио на экран. На связном дисплее высветились слова галактического 'эсперанто':

// приветствие//

// судно/ два/ игнорировать/ запрет//

// игнорировать/ рекомендация/ ждать/ коллектор//

// мы/ применять/ санкция//

// понимание/ вопрос//

// возражения/ вопрос//

// пожелания/ вопрос/

Пока оппоненты пугали санкциями, я их разглядел. Похоже, ничего нового, такие же, как и 'Пончик' из коллектора. А что у них там за оружие...?

Генерал и Кэп вполголоса посоветовались, и в эфир полетел ответ:

// приветствие//

// информация/ запрет/ получать/ отрицание//

// рекомендация/ ждать/ получать/ отрицание//

// мы/ пытаться/ получать/ информация/ от/ судно/ внутри/ коллектор//

// информация/ получать/ отрицание//

// понимание/ вопрос//

Самый говорливый 'Пончик' подтвердил 'понимание' и замолчал.

— Интенсивно общаются между собой и с коллектором, — сообщила Маруся.

— Что-то у них там не состыковалось! — пробормотал Кондратенко.

Впрочем, это всем и так было понятно, что вот только за неведомые санкции они замыслили? Нас, в общем, не больно-то посанкционируешь. Как влупим из антипротонников! Шестьдесят километров для них, всё равно, что в упор. Все три цели уже давно в перекрестиях, так сказать. Даже на кнопки жать не нужно, не двадцатый век!

// ваш/ информация/ правильный/ подтверждение// — появилось между тем на дисплее.

Согласился 'Пончик'! И тут же:

// вы/ игнорировать/ рекомендация/ ждать/ коллектор/ отрицание//

// мы применять/ санкции/ отрицание//

// мы/ применять/ двигатель/ блокировка/ оружие/ блокировка//

// мы/ применять/ транспортировка/ судно/ два/ позиция/ ожидание//

Почему-то в этот раз на дисплее не появилось обычное 'понимание?' В общем, никто ничего и не понял, кроме того, что наказывать нас, вроде, уже не собираются. Следующее же действие произошло в то же самое мгновение, как на экране появились последние буквы текста. 'Пончики' взорвались. То есть, так это выглядело на дисплеях. На самом деле, потом при просмотре записи оказалось, что они как бы вывернулись наизнанку, одновременно исторгнув из своих оружейных портов нечто... Если это было оружие, конечно. Впрочем, конечно, оружие, парализатор ведь может называться оружием, если не нападения, то защиты? А нас как раз и парализовало.

Внешне это было похоже на действие электромагнитного импульса, как мы его изучали на тренажёрах в Академии. Мигнуло освещение, переключившись на аварийный вариант, который никаким импульсом не убить, а если только кувалдой, поскольку его схема содержит исключительно старозаветные электромеханические реле и аккумуляторы. Дисплеи в рубке не погасли, как этого следовало ожидать, но изображение на них 'замёрзло', соответственно и компы перестали реагировать на нажатия клавиш. Вразнобой запищали акустические индикаторы всевозможных сбоев, но самое, что поразило и даже слегка испугало, это рёв из потолочных динамиков, сменивший скороговорку доклада Маруси. Похоже, она тоже зависла. Но всё, же это был не классический ЭМИ, от которого 'Алебарда' была очень хорошо защищена, а нечто похожее, но иное, поскольку нас ещё и тряхнуло. Тогда я ещё подумал, что это попадание в корпус какого-то снаряда.

Всё это означало, что нас можно брать голыми руками. Или не брать, а просто погодить пока мы сами задохнёмся, поскольку система жизнеобеспечения тоже сдохла. Впрочем, мы ещё поживём, то есть подышим, по крайней мере. Всё это можно перевести на ручное управление, нужно будет только основательно поработать, собрать аварийную схему воздуховодов. Похоже, мне и карты в руки, поскольку кто на судне чуть ли ни самый 'главный по пару' и хм! 'по калу'? Так дразнили у нас в Академии специалистов данного профиля. Я посмотрел на командиров, в ожидание приказа немедленно заняться, или, во всяком случае, возглавить, но те были заняты сейчас какими-то более важными делами, чем обеспечение дыхания, питания и... прочее экипажа. Ну, а позже приказа не последовало, видимо потому, что системы стали 'отходить' от шока.

Перезагрузились вспомогательные компы, зажглось нормальное освещение, зашелестели вентиляторы, надсадный рёв сменился докладом Маруси:

— Не удаётся восстановить контроль над антипротонниками, лазерами и маршевыми двигателями. Не проходят сигналы управления и тестирования.

Похоже, заблокировали, как и обещали! И что теперь? Обратно в коллектор выкинут? На 'позицию ожидания'? На связь вышел Сколик, у него там тоже всё заработало, кроме оружия и моторов. Но не успел он закончить доклад, как нас потащило. Ускорение было небольшим, но вектор неестественный, явно не наши двигатели заработали. Нас вместе с 'Мечом' повлекли куда-то те самые 'Пончики', к которым я отнёсся вначале так пренебрежительно. Во всяком случае, они образовали вокруг нас медленный хоровод, описывая окружности на расстоянии километров в двадцать. А потащили они нас...

Я не успел сказать, да и не до того было, но в непосредственной близости, по космическим меркам, конечно, имелась планета. Оставалось надеяться, что наши неведомые оппоненты, кстати, прекратившие общение по радиоканалу, парализовали нас не для того, чтобы бросить беспомощных на неё и насладиться видом сгорающих в атмосфере кораблей.

А у этой планеты, размером чуть меньше Земли по докладу Маруси, была атмосфера. Ленты облаков, как-то неестественно согласованно тянулись из ночного полушария в дневное, только изредка закручиваясь в круговерти циклонов. Материки, местами зелёные, местами буроватые, а кое-где и жёлто-красные, обещали явное наличие кислородной жизни.

— Содержание кислорода в атмосфере около двадцати процентов! — подтвердила Маруся. — Вредных примесей не нахожу, в спектре явные линии хлорофилла.

Наверно солнце системы довольно спокойный красный карлик, не коптящий и не вспыхивающий. Иначе, жить на планете с таким солнышком было бы не очень удобно. И ещё он очень тускл, а эта планета, оказавшаяся в зоне жизни очень близка к звезде.

Марусе удалось оживить двигатели ориентации, несколько толчков и пол снова стал полом, а не потолком. Нас по-прежнему куда-то влекло, но теперь в более пристойной для носителей разума позиции. Посланные проверить целостность оптических кабелей управления, докладывали удивительные вещи: кабели как будто целы, но на протяжении нескольких метров у их материала пропала прозрачность.

Внезапно ожило радио. 'Пончик', до этого игнорировавший наши вызовы, решил проинформировать своих пленников:

// судно/ два/ помещать/ орбита/ планета//

// далее/ ожидание/ компетентный/ носитель разума/ решение/ принять//

// понимание/ вопрос//

Конечно, мы всё поняли! Но что если мы не хотим оставаться пленниками? А хотим, скажем, улететь восвояси? А если и ожидать неких 'компетентных', то, сколько их ожидать? И кто такие эти 'компетентные носители разума'?

Однако ни на один из поставленных вопросов 'Пончик' ответить не пожелал. Или не смог. Похоже, в его программе никаких альтернатив предусмотрено не было: ждать и всё! Именно программе, поскольку, скорее всего живых там нет, нас мимоходом 'сделали' охранные роботы неведомой цивилизации. А я-то ещё гордился нашими аннигиляторами! Интересно, они бы и 'Буджума' так же обездвижили?

Ну, будем надеяться, что вызванные 'носители разума' окажутся биологическими организмами, с которыми мы сможем как-нибудь договориться. Если роботы их вызвали, конечно, поскольку что-то у них тут явно сбоит в программе. А меня тем временем сняли с дежурства и откомандировали в помощь ремонтникам, дефектовать и менять 'погоревшее' оптоволокно.

* * *

Белоголовый.

В общем, я знал, что за работа мне предстоит, догадался точнее. Пёстрый как всегда принял меня, как равного. Ещё бы! Такие поручения рабам не дают, а только свободным. Притом, что у нас тут в лесном поясе, да ещё в степях немного отсталые отношения. В городах на тех, кто владеет рабами смотрят искоса, как на неразумных в зверинцах. Это потому, что в городах много грамотных, которые сами читали книги Учителей, а не просто слушали их адаптированные версии, которые некоторые бароны просто мастера рассказывать. Дескать, рабовладение освящено самими Учителями и так далее. А на самом деле в этих книгах Учителя порицают рабовладение, но соглашаются с тем, что оно до времени необходимо, а потом должно уйти.

Вот учёные и просто грамотные спорят, настало ли уже это время, или ещё пока рабовладение оправдано? Хотя всем давно ясно, что раб много не наработает и вдобавок всё время норовит сбежать. Скажем, теперь у меня хоть и есть хозяин, но я не его вещь, как в былые времена. Он должен обо мне заботиться, а я должен на него работать. Но ныне и на себя тоже. Не помню, как это состояние теперь называется, я эту книгу не дочитал, война началась, и стало не до самообразования.

А вообще, я люблю посидеть на насесте с интересной книгой. Желательно про путешествия и битвы. Вот недавно одолжил у Пёстрого 'Приключения славного Крепыша, в империи и других странах, а также на Левом и Правом материках'. Чувствуется, автор разбирается в военном деле, и, похоже, и сам кое-где побывал: и сражения и чужие материки, где обитают одни неразумные драконы, сухопутные и летучие, описаны очень реалистично. Думаю, автор тот самый Крепыш и есть, потому, что иногда сбивается на 'я'. Ну, или себя им воображает. Я бы тоже мог такую книгу написать, не хуже, только зрение последнее время подкачало. Может, заняться? Такие книжки идут на базаре в Столице по полтора-два фута проволоки, в зависимости от толщины и интересности. А в праздники и подороже. Интересность-то я обеспечу, рассказывать умею... зато и разбогатею! Вдруг удастся штук сто продать? Даже, если переписчикам половину отдать придётся. Тогда заведу себе свою деревеньку, нет, лучше у Пёстрого выкуплю Бугры... Можно будет и жениться, у меня с этим делом всё в порядке, деревенские вдовы и молодухи не жалуются. Эх, мечты!

Да, это я отвлёкся, в общем, настоящих рабов скоро не будет совсем. Даже последняя военная кампания, в которой я сподобился участвовать от начала до самого финала, хотя и присоединила к империи последнее на материке независимое королевство, но его жителей мы в рабство не продали, как это делалось раньше. А напротив, скостили налоги, временно конечно, и объявили, что скоро побеждённые станут полноценными гражданами, если не будут бунтовать. А поскольку других стран, враждебных или дружественных на материке не осталось, армию сократили, и меня тоже отправили в отставку. И если бы я к тому времени не утопил по глупейшей случайности весь мой заработанный за время службы моток серебряной проволоки, то сейчас тоже посылал в столицу гонца с отчётом и денежной катушкой, а не ехал сам с таким ответственным поручением Пёстрого.

И вообще, неудачи начались с самого начала. В попутчики барон навязал мне Кривого, парня какого-то серого и безликого. Но чем-то он отличился перед хозяином и в награду напросился ехать, потому, что 'Столицы никогда не видел'. Можно подумать, он в путешествие собрался, а не работу исполнять! Тем более, на мечах он никакой, самострела я в его руках ни разу не видел, а порохового боя он и, тем более, никогда не нюхал.

Правда, в гужевых он, вроде, понимает, ну пусть и занимается: запрягает-выпрягает нашего красавца, водит к водопою, подвязывает к морде мешки с сушёными корнями и какими-то фруктами. Ухаживает, короче. Тутошние гужевые сродни верховым, что у нас в армии были, тоже спокойные такие, слюнявые... на четырёх ходят, тоже шипы у них на спине костяные, но у армейских шипы как-то иначе расположены, так, что можно седло-насест установить, а местные только в упряжь годны. Ну, в плуг ещё, конечно.

Так вот, скормил я нашему тяглу морковку на дорожку, и выехали. Сам Пёстрый нас и проводил, с крыльца помахал, 'удачи' пожелал. Сумку с бумагами и серебром я себе на шею повесил для сохранности, а сверху попону свою форменную надел. Хоть и холодно не было, но привычка армейская! Сколько раз она меня спасала! Попонка-то старая, со споротыми на боках круглыми сержантскими нашивками. Вся она выгорела, а под нашивками осталась, как была. Эти пятна знающему бывшему и нынешнему военному о многом говорят.

Да, и Кривой тоже в попоне поехал, примостился сзади в четырёхколёске, полной мешков с кормом для гужевого. Это, чтобы по дороге не покупать, в наших краях, всяко, дешевле!

Проехали мили полторы, чувствую — что-то не то! Такое впечатление, что забыл я что-то. Или потерял. Остановился, стал проверять. Сумка Пёстрого на месте, мечи на боках, оба. Самострел тоже на портупее, стрелы при нём. Продукты, огниво... Ага! А где укладка с пороховыми трубками? Под ногами лежала, когда грузились, в самое удобное место я её приспособил, а теперь, куда она делась? И спихнуть не мог случайно, громоздкая она... Неужели мальчишки, что помогали грузить четырёхколёску стащили? Взяли посмотреть, а то и стрельнуть? Да нет, знаю я их всех, нормальные ребята! И ко мне всегда с уважением: 'Дядя Белоголовый, расскажи...?' И слушают мои военные байки, раскрыв рты, только бородками тряся от волнения в самых страшных местах. Не могли они взять, хоть и молодые, понимание должны иметь! Хотя, я в их возрасте, если вспомнить и не такие чудеса творил...

Короче, нету укладки! Развернулся я, да обратно поехал. Кривой тут же раскричался: 'Куда? Зачем? Примета...!' Пришлось прикрикнуть на салагу. Хоть и говорят, что это плохая примета — с дороги возвращаться, да я не верю: на меня она точно не действует. Наоборот даже.

'Раз наш полк шёл ускоренным маршем на соединение с... впрочем, неважно. А меня командир завернул на место прежней дислокации: забыл он там свой короб с картами, приказами и прочими бумагами, короче всю полковую документацию. Теперь-то уж можно сказать, никому это не повредит: по-пьяни он забыл. Даже начальника штаба они тогда чуть не забыли, но про него всё же вспомнили, а про документы — нет.

Ну, я молодой сержантишко был, малоопытный, тряхнул по уставу гребнем и назло всем приметам помчался назад. Тогда ноги-то моложе у меня были, как у Попрыгуна теперь. Прибегаю, а там гражданские уже делят находку: бумага на растопку, а красивые разноцветные карты на стенки, вместо картин. Рявкнул я на них свежевыработанным командирским рыком, они всё и вернули. Даже две укладки пороховых трубок от страха принесли, ну те, что наши тоже... позабыли забрать. Я же не дотащу! Реквизировал по законам военного времени какую-то тачку, загрузил и назад.

Короче, пока туда, пока назад бегал, а полка-то нашего и нет! Почти нет, добивают его. Попал в засаду к сепаратистам, прижали они его к паромной переправе и щёлкают солдатиков из самострелов по одному. Позиция-то у наших никакая, в воду от стрелы не спрячешься, берег каменистый, особо не зароешься. Вместо брустверов — стыдно сказать! — тела погибший друзей используют. Да ещё за трупами тягловых прячутся и за перевёрнутыми повозками. А паром враги вниз по течению пустили. Командир похмельный наш погиб смертью храбрых, прочих офицеров тоже почти всех выкосило. Правда, и врагам хорошо досталось: наши-то огненным боем огрызались, пока порохового зелья много было.

Это я потом всё узнал, а тогда услышал крики и редкие выстрелы огненного боя, бросил тачку и осторожненько, на корточках — в разведку пошёл. Оказалось, что я в тылу сепаратистов. Они у меня, как на картинке, я-то на горке, а они в низинке немного. Был бы самострел, я тихонечко прорядил бы их залёгшую цепь, пока б они сообразили, откуда болты прилетают. Да 'бы' мешают! Отдал я самострел отделённому, где теперь он? Зато две укладки огненного боя приволок, так, что без шума не получится. Сам погибай, а товарищей выручай! Вот и твой черёд пришёл, Белоголовый. Не ждал я, что живым из этого боя выйду, думал: отвлеку врагов, остатки полка в реку попрыгают, на ту сторону переплывут и спасутся. А я уж как-нибудь...

Короче, выбрал я ложбинку на гребне холмика. Эдакую, поспособнее с кустиками для дополнительной маскировки. Снял попону, разложил на ней всё моё оружие и огнебойное и метательные ножи. Меч из ножен извлёк. Это на тот маловероятный случай, если до рукопашной дойдёт. Посчитал пороховые трубки, двадцать их оказалось, два полных комплекта. И зарядов ещё два комплекта, да только, кто мне их заряжать будет? Большинство огнебоев заряжены крупным дробом, на сто шагов слабовато, конечно, но и враги не всегда так далеко лежать будут, как сейчас. Непременно поближе подойдут, гарантирую!

Рассортировал я трубки, те, что жаканами заряжены — по одну сторону, остальные по другую положил. Вставил пистоны. Прочитал благодарность Учителям за спасение наших предков в давние времена и потянул к себе первую трубку, с жаканом, конечно. Подобрал цель, офицера видимо, больно тот громко распоряжался, воткнул трубку поглубже упорным рогом в землю и пальнул без церемоний.

Бабахнуло, и я сразу оглох на правую сторону. Когда же унесло дым, то увидел, что моя цель лежит без движения, и никто даже помощь ему не оказывает, пустое дело, видимо. Зато другое движение, причём в мою сторону отмечалось. До двух десятков солдат противника трусили прямо ко мне, все, как один, заряжая на ходу самострелы. Первый залп я, кажется, не заметил из-за дыма. Эх, далеко они ещё! Но командир этого отряда, без самострела, зато с мечом в руке вполне доступен для моего огня. Нас в сержантской школе учили первыми убивать командиров, это же ясно! Этот, не знаю, офицер или сержант был тёртый малый, передвигался он, как и положено, зигзагом, но привычка к самострельному бою его подвела, пуля-то летит быстрее.

Выстрел, удар в плечо, плохо я воткнул рог, почва слишком каменистая. И вот уже сел неловко тот бравый командир на склон моего холма, склонив голову и едва дергая рукой, где раньше был меч. А его отряд и вовсе залёг. Точно я стреляю, ещё с сержантской, не хотят вражеские вояки моего свинца в грудь! Каждый боится стать следующим. Где же ваше презрение к смерти, солдаты? Вы же за какие-то там идеалы сепаратизма сражаетесь? Или вы наёмники и ваш идеал — полфута серебряной проволоки за бой? И ещё три фута при увольнении? Нам-то поменьше платят.

Тем временем мои соратники, почуяв поддержку, активизировались: стрелы полетели в спины штурмовавших холм. Пару раз ударило и огненным боем, без особого, правда, результата — далеко. Я же, не видя пока достойных целей для пары оставшихся жаканов, взял две трубки заряженные дробом и с малым интервалом хлестнул по залёгшей цепи, оказавшихся ныне под перекрёстным огнём сепаратистов. Только пух полетел! Да ещё яростные вопли задетых врагов порадовали мой слух! С такого расстояния, конечно, никого не убил, но вырванные перья, свинец под кожей и обильное кровотечение, это вам не на насесте в таверне пиво пить. Кажется, вам ещё и за ранения отдельно платят? Чем мог — помог! Но не наглейте и вперёд не лезьте. Авангард отправлю туда, где никакие деньги никому не нужны!

Пока там вражеские командиры разбирались и поднимали теперь уже почти весь личный состав в атаку на меня, да ещё не только в лоб, но и с обходами по флангам, я успел перезарядить остывшие трубки. Итак, у меня снова двадцать выстрелов, я зол, весел и невредим. И, слава Учителям, кажется, ещё немного поживу...!'

Вот так под воспоминания о славном прошлом и вернулся к Пёстрому во двор. Смотрю, он распекает стоящую с повинным видом молодёжь. И моя потеря перед ним лежит на земле. Меня увидел, обрадовался. Ему-то не нужно объяснять, что такое пороховая трубочная укладка, которую юнцы обнаружили в высокой траве около того места, где я грузился. Сами обнаружили и сами ему принесли, между прочим! Зря я на ребят подумал. А ругался барон больше для проформы: 'почему раньше не нашли?' Хотел уже верхового вдогон посылать, а тут я сам вернулся! Ну, и слава Учителям!

* * *

Василий Кондратенко.

Неуправляемые 'Алебарду' и 'Меч' поставили на низкую экваториальную орбиту планеты. Но, не надеясь на нашу сознательность, конвоиры не ушли, а только несколько отдалились, по-прежнему бдительно приглядывая за непрошенными гостями. Во всяком случае, жерла их излучателей были постоянно направлены на нас. Ремонтники и привлечённые из экипажа ударно потрудились, повреждённое оптоволокно было заменено менее, чем за сутки. Тесты теперь показывали полную исправность маршевых двигателей и готовность к бою аннигиляторов. Но, по понятным причинам, опробовать мы ничего не стали. Пускай оппоненты думают... Кто их знает, что и как они думают? Если они умудрились как-то нанести нами такой хирургический удар, то возможно, для них не секрет и то, что мы починились. Может быть не секрет и, что мы могли контратаковать даже в ручном режиме.

А вот планета оказалась уникальная! За последнее время, каких мы только не видели, но такая попалась нам в первый раз. Обращаясь вокруг своего красного солнышка с периодом меньше месяца, она оставалась всегда повёрнута к нему одним полушарием, на котором царил вечный день. Соответственно другое было погружено во тьму, которую рассеивал иногда только другой компонент системы тоже красный карлик, близнец первого. Эти два миниатюрных солнышка обращались вокруг общего центра тяжести, и каждый имел по несколько планет.

Так вот, во всей системе имелась только одна 'живая' планета, вокруг которой мы ныне и нарезали витки в ожидании компетентных носителей разума, как будто призванных роботами решить нашу судьбу. На исследовании планеты мы и сосредоточились. Она оказалась немного меньше Земли, Холодное её полушарие было покрыто вечными льдами, образующими нечто, вроде земного антарктического купола, только значительно больших размеров. Ледники, впрочем, выползали языками и на освещённое полушарие, оканчиваясь частично в океане, частично на трёх материках. Впрочем, может быть эти материки и соединялись в единый под ледяным покровом 'антарктиды'.

Эти три массива суши, разделённые достаточно широкими океанами тянулись, как я уже говорил, от ледяного полушария к точке, где солнце системы вечно стояло в зените. Но достигал этого места только один, самый большой. Там явно была безжизненная пустыня, жёлто-красная, не осенённая тенью никакого, даже самого маленького облачка. Зато стекающие с ледника реки несли свои воды в глубину освещённого полушария, образуя многочисленные озёра и впадая, наконец, в океан. Климатические зоны отлично просматривались с орбиты: если вдоль края ледника было нечто вроде тундры, то далее поверхность суши зеленела иным оттенком, образуя, по-видимому, аналог земной тайги, а затем и пояс лиственных лесов. Тут в атмосфере вертелись улитки циклонов, шли дожди, гремели грозы и, похоже, процветала жизнь. И не просто жизнь: ещё на подлёте к планете мы обратили внимание, что там, где гипотетические леса сменяются степями или саваннами, имеются чётко различимые с орбиты квадратики и прямоугольники полей. Правда, только на одном, самом большом материке. На планете явно была цивилизация. И она, как минимум, практиковала земледелие.

Так это её роботы в коллекторе так категоричны и скоры на решения? Что-то непохоже, что её: наблюдали мы за планетой, правда, пока недолго, но так и не зафиксировали ни стартов с её поверхности, но посадок. И на планетарных орбитах не наблюдалось никакой активности, ни транспортного трафика, ни спутников связи, ничего вообще. Только мы в гордом одиночестве и трое наших конвоиров-надсмотрщиков. А с самой планетой мои ребята быстро разобрались: её населяли динозавры.

* * *

Ольга Макарова.

'Прошли века, сменились поколения, новые '...' (носители разума) уже только по '...' (видеоматериалам?) представляли себе, каково это наблюдать ежедневно восход и закат настоящего солнца. Наше родное светило уже почти не отличалось на небосводе от прочих звёзд. А рядом с ним, как напоминание о трагедии всё так же яростно пылала 'Блистающая'. Природе и носителям разума было нужно солнце и его, а точнее шесть штук, запустили вокруг планеты, как только она удалилась на достаточное расстояние от разрушенной вторжением Системы. Зажигаясь, то попеременно, то все вместе, они обеспечивали видимость смены времён года. И если грели в дополнение к Установкам эти '...' (искусственные?) солнца не очень сильно, то светили достаточно ярко. Как будто и природа удовлетворительно перенесла '...' (стресс?) потери естественного светила. Конечно, изменились климатические зоны, но, в общем, климат стал более мягким.

Сначала, по прошествии веков, (шестидесяти-четырёхлетий) забили тревогу биологи. По их наблюдениям, многие растения поколение от поколения давали всё меньше плодов, некоторые животные и насекомые размножались всё более неохотно. Уже почти невозможно было услышать в поле жужжание '...' (род насекомого) и песню '...' (мелкое певчее животное) в лесу. Всё новые и новые сорта (сельскохозяйственных) растений и работа '...' (фабрик производства продуктов) питания, конечно, обеспечивали рацион '...' (носителей разума), но часть природы явно деградировала. Исследования показали, что '...' (искусственные?) солнца не обеспечивают всех тонкостей натурального спектра естественного светила. Попытки скорректировать их спектр оказались безуспешны.

К счастью, не все растения и животные выглядели угнетёнными в новых условиях. Некоторые, похоже, не чувствовали никаких неудобств, нормально развивались и давали многочисленное и здоровое потомство. В конце концов, мы бы смирились с вымиранием части животного мира и привыкли к тому, что в нашем рационе питания '...' (некий продукт) всё чаще заменяется на '...' (некий другой продукт). Но, к сожалению, нежелательные изменения коснулись и самих носителей разума, временами забывающих, что они тоже часть природы. Всё чаще дети стали рождаться слабыми, подрастая, они отставали в развитии от своих сверстников в предыдущих поколениях. Конечно, биологи и инженеры приняли экстренные меры, буквально везде были установлены излучатели, '...' (по идее?) компенсирующие недостатки спектра светил. Положение немного улучшилось. Но полностью проблема не была решена.

'Она и не будет решена таким способом!' — заявил '...' — крупный учёный, биолог и физик, посвятивший всю жизнь исследованиям. Живые организмы, утверждал он в своих статьях, с момента своего появления получают от светила не только спектр оптических излучений, который легко имитировать, во всяком случае, в жилых помещениях. Ещё их пронизывают электромагнитные поля различных частот, их облучают вторичные продукты взаимодействия солнечного ветра с магнитным полем планеты и её атмосферой. Когда планета входила в систему, этот солнечный ветер ещё и в какой-то степени блокировал попадание на неё высокоэнергетических частиц галактического происхождения. Теперь его нет, и этот барьер приоткрыт. К каким непредвиденным мутациям приведёт такое облучение? — вопрошал учёный. И сам же отвечал — пока неизвестно! Но вряд ли эти влияния будут благотворны.

Какой же выход усматривается из этого нового тупика? Пока не грозящего немедленной смертью, но мучительной деградацией и вымиранием?'

* * *

Владимир Петрухин.

Не сказать, что мы так уж мучались осознанием своего 'плена'. В любой момент мы могли попытаться предпринять попытку освободиться. Не случайно ведь 'Пончики' заблокировали аннигиляторы, а лазеры не тронули. О чём это говорит вдумчивому человеку, анализирующему логику робота? Правильно, о том, что наши сверхмощные ультрафиолетовые лазеры они сочли для себя безопасными, а аннигиляторы... что? Ну, вы поняли? И все поняли. Осталось непонятным, правда, как эти роботы, вообще, не побывав на наших судах и не проанализировав сотни квадратных метров схем оборудования, узнали, где и что пережигать? И как они это пережгли? Эти вопросы замяли... для ясности: могут и всё! Примем, как данное.

Цепи управления мы заменили, так, что... А если их снова сожгут, то возможно, кстати, стрелять и как в двадцатом веке: навёл вручную и — огонь! Предусмотрен такой режим. Я это знал, но забыл, мне Тамара напомнила. Она сейчас почти всё время службы посвящает тренировкам на аннигиляторах. Виртуально, конечно. Тома скромная и не хвалится своими достижениями, но я слышал случайно в рубке, что она догнала и перегнала в виртуальной ручной наводке и стрельбе признанных асов в чинах сержантов и даже лейтенантов. Вот, что значит охотница с самого детства! Из чего она там стреляла? В общем, я её ещё больше зауважал.

Но зато в нашем постоянном сабельном противоборстве я ей спуску не даю! Вот ещё! Тяжело в учении — легко в бою! И ни разу не заметил, кстати, чтобы она уклонилась от очередной тренировки. Настырная девчонка! И окрепла она в последнее время, удар стал уже не тот, что я недавно парировал шутя. Старшина Гегешидзе подкладывает ей на камбузе всякие полезности, впрочем, как и мне. Но вот тётя Лена по-прежнему постоянно побивает уже меня. Зато всё чаще удостаиваюсь не только её саркастических подначек, но и скупой похвалы. Видит она, значит, какой-то прогресс!

Для того, чтобы экипажи не обленились в обстановке бездеятельности, не начали излишне скучать, а то и хандрить, Кондратенко организовал 'научные группы', которые занялись изучением планеты. Хотя настоящих учёных, как в своё время в экипаже 'Ландау' у нас не было, но достаточно образованных офицеров хватало. Впрочем, наврал: были реальные учёные. Наш доктор Володя Бауэр и Рихард Полонски с 'Меча', тоже врач. Володя, настоящий доктор, только биологических наук, а Рихард — кандидат чего-то там медицинского или тоже, биологического.

В общем, когда нас поставили на низкую орбиту, мы принялись за наблюдения, поскольку потрогать планету пока не могли. Составили достаточно подробные карты экваториальных областей. Только освещённой стороны, впрочем. Но разглядеть вероятных хозяев планеты в оптику у нас не сразу получилось. Видны были леса, поля, даже вроде, дома. Конечно, дороги, но не живые существа. По дорогам, впрочем, двигались какие-то пятнышки в несколько пикселей размером, но различить их очертания не удавалось.

Это всё на самом большом материке. На двух его окружающих водились явные динозавры. Увеличения всё-таки не хватало, но различались диплодоки и ещё какие-то гиганты. И целые стада живности помельче. Подобное ожидалось, и большим сюрпризом эта информация не стала. Просто, те, кто опередил нас в исследовании 'Яйца', сумели разобраться с наследством Репторов и воспроизвели на планете доисторическую земную фауну и, видимо, флору. А их роботы до сих пор следят за ходом и чистотой эксперимента. Но, как обстоят дела с разумными? Пока возобладала версия, что их поселили на срединном, самом большом материке, где не водится гигантов. Или разумные их истребили? Во всяком случае, дома и дороги просматривались только там.

Ребята с 'Меча' придумали и затеяли какую-то доработку судовой оптики, пожертвовав для этой цели чью-то личную камеру. Мы узнали об этом, тоже загорелись, но решили пойти другим путём: собрали совершенно новый телескоп, оптику взяли из ЗИП-а лазера, а матрицу поставили табельную от камеры внешнего обзора. Всё с разрешения Кэпа, конечно. Я тоже немного поучаствовал, распаивал разъём управления и сигнальный кабель. Потестировали трубу сперва в коридоре, а затем установили снаружи. В этот раз мы успели первыми: пока немцы спешно юстировали свой агрегат и устраняли какие-то неполадки, мы уже получили чёткую картинку.

* * *

Белоголовый.

Пёстрый немного выговорил и мне: как это я теряю всё подряд, не успев ещё отъехать? Не потерял ли я и его, Пёстрого, сумку? Досталось и Кривому. Я-то по старой армейской привычке только сокрушённо потряхивал гребнем и твердил уставное: 'виноват, виноват!' Барон от меня и отстал, переключившись на моего напарника. Тот неожиданно завёл нудные оправдания: дескать, он знать ничего не знает, какой такой огненный бой? Да он его боится хуже смерти, и даже сами Учителя не заставят его прикоснуться...

Пёстрый ещё немного поругался, позадавал Кривому разные нелепые вопросы, а потом остыл и услал его с каким-то поручением в деревню. Корзину сухих фруктов принести, что ли? Потом вообще разогнал всю свою челядь, и когда мы остались одни, предложил мне присесть рядом с ним, на его дворовый, баронский насест.

— Что думаешь, Белоголовый? — спросил он озабоченно. — Кривой?

— Конечно он, больше некому, — ответил я, умащиваясь на солнышке и топорща от удовольствия перья на шее.

— Один или заговор?

— Думаю, заговор. Стрельба огненным боем дело всё же неспешное...

— Да понял, понял!

Но я предпочёл закончить мысль:

— ... а если он предполагал меня всего лишь пырнуть, то зачем ему укладку скидывать? Ножик быстрее трубки... Ясно, что на дороге нас ждут его подельники, которым дробом в бок не в жилу. Он всего лишь наводчик.

— Думаешь? — Пёстрый в раздумье подёргал бородку. — А у него самого-то нож есть?

— Есть, под попоной слева, у меня глаз намётанный. Заметил, когда он в повозку садился...

— Так, что решим? В сарай его, а ты другой дорогой...?

— Нет, так не годится, Пёстрый! Сказано же в судебнике: 'не оставляй в подозрении'. В том смысле, что добейся доказательств. Но у нас, же и не старые времена, когда на дыбу вздёргивали? Тем более, показания под пыткой доказательствами не являются.

— Да я знаю! — несколько смущённо ответил барон. — Сдохнет, скотина, на верёвке или покалечится, у меня же судебных допросчиков нет. А отвечать потом за него, как за нормального разумного! Но и рисковать налогами за год, чтобы только не оставлять в подозрении...

— А с налогами пошлёшь других. И другой дорогой, через Озёра. Тех, кого в позапрошлом году посылал. Надёжные ребята? Вот и отлично! После того, как мы уедем.

Я выудил из сумки пачку документов и большой моток проволоки и сунул всё это в необъятной величины карман баронской попоны. Маленький же моточек, повертев перед глазами Пёстрого, снова спрятал на груди.

— А с этим мы сейчас двинемся, прежней дорогой, естественно. Вдруг мы с тобой ошибаемся, и Кривой просто безобидный молодой дурачок? Тогда я куплю в Столице всё по списку и привезу. А если нападут, и не выкручусь, то потеря серебра невелика.

— 'Не выкручусь...' — с сомнением пробормотал Пёстрый. — Не рано тебе помирать? Вообще, как-то ты спокойно...

— Всё не привыкну к мирной жизни, — ответил я. — Никогда не думал, что мне суждено банально рухнуть с домашнего насеста, а не умереть от пули или сабли.

— Я тебя понимаю... но ты уж поживи, привыкнешь. Я вот привык... Найдём тебе вдовушку, или двух, будет, кому ветерану кашу запаривать в старости! И греть с двух сторон на насесте...

— Нет, только не это! — делано возмутился я. — По мне, так лучше сдохнуть! Вон, тащится уже... Так поехали мы?

— Да, езжайте! Пришлёшь весточку, что и как... Осторожней будь и держи огненный бой наготове. Не только против разбойников, селяне говорили, что видели несколько снов назад летучего.

— Да врут они! Наверно пива сверх меры насосались. Вот что дракону тут делать-то? Дальше побережья они не залетают. И не нападают ни на кого, рыбой питаются.

— Да знаю я, знаю, но Учителями клянутся: 'летел, ревел!'

— Ещё и ревел? Они только каркают, ладно, понял...

Встречался я во время экспедиции на Левый Материк с летучими драконами. С виду большие и страшные. Клюв чуть не с меня размером. Но обычно им одного выстрела хватает, хлипкие они. Только не в крылья, понятно, а в грудь или голову. Их-то бояться нечего, там, в походе другие были, кого бояться...

* * *

Владимир Петрухин.

По дорогам, которые в новопостроенной оптике превратились из тоненьких ниточек в полосы заметной ширины, не спеша ползли туда и сюда гружёные чем-то повозки, влекомые запряжёнными динозаврами. Мне говорили их предположительное название, да я не запомнил. Такие, с костяными шипами на спине. Наверно, смирные, раз их сумели приручить и запрячь. Погонщиками, восседавшими на передках телег, были, естественно, Репторы, не очень крупные, какого роста трудно сказать. Я не буду их очень подробно описывать, все и так знают, как они выглядят. Похожи на велосирепторов, только такого длинного хвоста нет. И, в связи с этим, 'компоновка' тела немного иная.

Часть из них, вроде, носила одежду, часть блистала перьями самых разнообразных расцветок. Предположительно самки... пардон, женщины были раскрашены скромно и однотонно, зато мужчины щеголяли наверно всеми цветами радуги. Это притом, что Репторы, говорят, различали не все цвета. То есть — все, но не все их оттенки. Ещё мужчины носили на головах то, что я принял сначала за красные шапочки. Это оказались гребешки, как у индюков или петухов. У женщин они тоже были, но маленькие. Как и у современных птиц — потомков динозавров, кто не знает. Конечно, даже в усовершенствованную оптику многого различить не удавалось, тем более ракурс был неудачный.

Но мы писали всё, что удавалось увидеть в разрывах облаков, в том числе жизнь самого большого города на континенте, наверно столицы какого-нибудь государства, если они у них имеются. Наверно, имеются, поскольку даже с высоты орбиты мы наблюдали проявления имущественного и социального неравенства: кто-то работал на полях, а кто-то и просто прохаживался по их периметру. Конечно, можно предположить, что они иногда меняются местами... Что, и хижинами? Ладно, шутка! Что-то у них было, вроде крепостного строя.

Интересно, они сами к нему скатились после того, как миллионы лет назад их предки... Кажется, у меня ум за разум заходит. Никуда они не скатились, а прибыли сюда в виде бессмысленных эмбрионов. 'Бессмысленных', значит не соображающих. И те, кто их привезли и поселили на этой планете...

Однако, какой труд! Вряд ли планета уже имела приемлемую для землян биосферу. И имела ли вообще? Эти... э-э... спонсоры Репторов проделали гигантскую работу по терраформированию планеты... Впрочем, что я о них знаю? Может сами они ничего и не проделывали, а приказали роботам, а потом лет через триста спросили:

'Готово?'

'Готово!'

'Ну, запускайте, пожалуй...'

Всё равно, раз Репторы не гоняются друг за другом с целью приморить и сожрать соплеменника, значит, какое-то воспитание они получили. А что феодализм, так надо же с чего-то начинать? Раньше, наверно вообще, было рабство, а то и первобытно-общинный строй. Ничего удивительного: каждая общественно-экономическая формация, это в первую очередь набор базовых знаний в головах носителей разума. Для первобытного строя достаточно тех, что можно получить в кругу семьи или племени. Менеджерам рабовладельческого строя уже нужно более широкое образование. Какие посторонние спонсоры могут его дать? Никакие, только сами, своими руками, ногами и боками.

Хотя, те могут немного вмешиваться, подкидывать тезисы, пользуясь своим авторитетом, 'прогрессировать', как в какой-то читанной в детстве книге. Сейчас, во всяком случае, этих спонсоров на планете не наблюдалось, если только они не умеют маскироваться, как 'Крабы'. Но не было и никаких подозрительных радиоизлучений, хотя Маруся следила за эфиром очень тщательно. Впрочем, те могли и не использовать радио.

Да, а на других материках Репторы не селились. Или их не селили. Там всё отдано было мезозойской эре во всей её красе. Неисчислимые стада травоядных динозавров пасли динозавры плотоядные, время от времени взимая свою кровавую дань. В воздухе парили летучие звероящеры, а вот стаи всякой агрессивной мелочи мы наблюдали с трудом, в основном в картинах недолгой борьбы и скорой кончины отбившихся от основной массы травоядных. Самих этих мелких и зубастых разглядеть по отдельности не удавалось.

Когда на планете в тех местностях, над которыми мы пролетали, портилась погода, экипажам приходилось переключаться на другие виды деятельности, кроме несения вахт: профилактика и регламенты закреплённого оборудования, изучение материальной части, очередные и внеочередные тренировки. В том числе учебные тревоги. Всё это гарантировало людей от расслабленности, которая в реальном бою могла дорого обойтись. Но случалось и свободное время, которое тоже было нужно куда-то девать.

'У солдата должен быть досуг, но он не должен бездельничать!' Так говорил старшина нашей группы и его дела не расходились со словами. Похоже, у Кондратенко тоже был когда-то такой же старшина. Но к счастью большинство ребят в наших экипажах были организованные, проблем с проведением досуга у них не возникало. Тем не менее, 'адмирал' предлагал постоянно и нечто новое. Был сыгран шахматный матч, в котором с большим перевесом победила команда 'Алебарды'. Вне конкурса играли судовые компы. Впрочем, все их сто игр закончились вничью. А затем все желающие сразились в компьютерный 'Встречный бой'. В первой игре мы разгромили немцев начисто, во второй, почив на лаврах, потерпели позорное поражение. Теперь обе команды готовились к решающей схватке, проводили рекогносцировки виртуальной местности, обсуждали стратегию и тактику грядущей битвы. Мы с Тамарой тоже участвовали и заимели неплохие рейтинги. Кроме того, Кондратенко узнал, что в экипаже 'Меча' есть трое саблистов, четверо вообще-то, но Сколик участвовать в матче отказался, ссылаясь на детренированность. Слукавил, наверно, он командир, и этим всё объясняется.

К тому времени опытным путём выяснилось, что 'Пончики' не обращают внимания на перелёты челноков между судами, и к нам прибыла делегация немецких спортсменов. Договорились сражаться без скидок на пол и возраст. 'Алебарду' раскрутили, и в спортзале установилось одна пятая 'G'. Конечно, это были не классические схватки, когда спортсмены твёрдо стоят на полу, а какой-то космический сабельный бой, с невероятными прыжками, управляемыми отскоками от потолка и фехтованием в полёте. Но тем он и был интересен. Судили бой компы, поскольку человеку уследить за всеми его перипетиями было невозможно. Из девяти разыгранных очков мы взяли шесть: я выиграл две серии, Тамара полторы, а тётя Лена две с половиной. Немцы уехали, соответственно, с тремя очками, но нас ждал ещё матч-реванш на территории соперника.

После окончания поединков Тамара неожиданно стала пользоваться большой популярностью на 'Мече'. Ей звонили, поздравляли с успешным выступлением. Всё же полтора очка из трёх возможных, да ещё против мужчин! Кое-кто, как, смеясь, рассказала мне Тома, даже в гости приглашал, на Земле, конечно. С мамой познакомить! Для чего, интересно? Ну, понятно, в экипаже полно молодых ребят, многие неженатые. Кому им симпатизировать, если не такой спортивной, отпадной девчонке? Я тоже посмеялся. Но слегка и ревность затаил, эдакую братскую. Пусть кто только попробует там руки распустить, когда мы на 'Меч' отправимся!

* * *

Белоголовый.

Ну, помянули Учителей, да и поехали снова по прежнему маршруту. Смотрю, Кривой дёргаться перестал, только иногда машинально попону трогает, там, где у него под ней ножик. Точно этот ножик в деле участвовать будет. Я и сказал ему ещё про одеяние: 'Сними!' Дескать, жарко, ветер от солнца. Нет, не снял, хотя перья, вижу, топорщит, и рот раскрыл. Ну, а мне-то что, привычный я.

Едем, только я шнурок в укладке распустил слегка, да в три трубки пистоны незаметно вставил. Хоть и не положено их со вставленными пистонами возить: мало ли что? Зато теперь выхватить, взвести и пальнуть недолго. Да, все эти трубки дробом заряжены были. Дробом для ближнего боя лучше. Мы и в армии так часто нарушали, потому, что правила правилами, а война войной. Я раз и живым остался только потому, что нарушил, а мой противник напротив. Но я ещё про первый случай не досказал.

'Так вот, сижу я на корточках на своей позиции, как стрекотун в уютном гнёздышке, и ругательски ругаю своих бестолковых однополчан, так и не понявших моего плана и не воспользовавшихся возможностью уберечь последние перья на общипанных задницах. И ретироваться, пока я отвлекаю противника на себя. Над головой посвистывают болты, пока не страшные, порохового боя у мятежников, похоже и нет совсем, а если и есть, то на ходу трубки не сподручно заряжать.

Приподнялся я чуток да тряханул кусты слева от моей лёжки, а когда на беззащитные ветви обрушился шквал стрел, тут же повторил провокацию и справа. На этот раз стрел почти не было. Будем считать, что сейчас все или большая часть солдат противника заряжает самострелы. Мне это и надо, то есть, чтобы им стрелять было нечем. Вообще, зарядка должна происходить, пока сержант считает до пяти. Не успел — сделай кружок вокруг казармы. Ещё попытка — ещё кружок. Кто так и не уложится, тренируется вместо приёма пищи. По крайней мере, нас так учили в сержантской.

Это я долго рассказываю, а тогда было ещё только 'два', когда я просунул меж веток трубку, покрепче вколотив рога в почву, и саданул сверху вниз дробом по цепи спешно перезаряжавших самострелы сепаратистов. В ответ раздались проклятья и крики боли, но я уже схватил вторую трубку и где-то на 'четыре' или на 'пять' пальнул ещё раз. Трое здорово посечённых свинцом затрепыхались, оглашая окрестности воплями, остальные залегли. Ни одна стрела не прилетела мне в ответ. Эх, вы, ещё солдаты называется!

Нет, всё-таки стреляют! Одна стрела взвизгнула над головой, другая более точная пробила попону и вскользь задела плечо. Не остаться раненым и беспомощным мне помогло то обстоятельство, что моя форменная одежда изнутри обшита костяными пластинками. Уже гораздо позже мне удалось повстречаться с носителями этой чешуи вживую, а тогда я только возблагодарил коллег настоятельно советовавших потратить первые полученные футы проволоки на покупку этой брони. Стрела скользнула по пластине, вырвала её с положенного места и, потеряв на этом всю свою силу, только слегка поцарапала меня. Конечно, пластинки здорово истирают в некоторых местах перья, но те-то отрастут и вообще: по сравнению с возможностью остаться в живых, это ерунда и даже некоторый форс в обществе гражданских.

Так, те, которые пошли в обход по флангам доберутся сюда не ранее, чем через тысячу сердечных биений. До этого времени нужно постараться нанести максимальный ущерб противнику. А там уж... Я осторожно выглянул и увидел, что теперь сепаратисты ползут вверх по склону на корточках. Моя эффективная стрельба, сделавшая их такими осторожными, тем самым прибавила мне ещё несколько мгновений жизни. Вдобавок им и стрелять труднее. А мне — легко! Я наверху. Приготовив пять или шесть трубок, я открыл огонь по тем, кто вжимался в землю недостаточно тщательно. Свидетельством того, что дроб точно задевает противников, стали доносящиеся до меня ругательства, да взлетающие вверх фонтаны клочков униформы и драных перьев. Это были явно не смертельные ранения, настоящего солдата они делают только злей. Но среди мятежников таковых было, к счастью немного, и я с радостью заметил, что, несмотря на понукающие команды, эти раненые отползают обратно к подножию холма.

Внезапно, справа в кустах раздался явственный щелчок и возня. Неужели враги уже рядом? Тут же перекатился набок и схватил первую попавшуюся трубку, готовый разрядить её в нападающих. Но вместо атаки из кустов донёсся громкий шёпот:

— Белый, не стреляй, это я!

Ветки раздвинулись, и в ложбинку скатился рядовой из моего батальона Гребешок, прозванный так — ну вы понимаете? — за странную форму и размеры гребешка, которые, как почему-то считается, гарантируют обладателю успех у женщин. Вместо этого, хотя он, похоже, и старался быть хорошим солдатом, Гребешок постоянно влипал в какие-то истории. Вот и в этот раз он скороговоркой поведал мне очередную. Перед спуском к реке у него разболелся живот, и он отпросился у сержанта задержаться в леске у дороги. Тот разрешил, благо парома ещё не было видно. Потом началась стрельба и Гребешок, похоже, немного струсил. А, может, и не струсил, просто самострел и меч он оставил для удобства на повозке, а какой бы ты ни был герой, отсутствие оружия гарантирует тебе в этой ситуации не только бесполезную, но скорую и бесславную гибель. Один нож, это не оружие. В общем, солдатик не убежал, но подполз поближе к полю боя и замаскировался в кустах в двух десятках саженей от меня. Ждал грозы или иного случая, чтобы миновать вражескую цепь и воссоединиться с полком. Услышал мою стрельбу и пополз к своим. Ко мне, то есть.

Вот и хорошо! Я приспособил парня заряжать мне трубки и присматривать за флангами. Особыми способностями в огненном бое он не отличался, но уж выпалить во врага сумеет. А я рядом, поддержу'.

* * *

Владимир Петрухин.

Адмирал, к моему удивлению, приказал мне явиться к нему на 'предполётный инструктаж'. Хотя, как вы понимаете, командующему эскадрой не по чину лично инструктировать каждого лейтенанта. Больше никого не было, не было, впрочем, и инструктажа, как такового: мы просто попили кофе из 'груш', поговорили с Василием Петровичем 'за жизнь', я погладил благосклонно подставлявшего бока, мурчащего Маркиза. И пошёл собираться, под напутствие: 'Дерзай, лейтенант, всё будет хорошо!' Впрочем, меня не оставляло чувство, что нечто всё же осталось недосказанным.

Кондратенко дал свой челнок, тётя Лена и Тамара погрузились и мы отчалили. Поскольку было совершенно неясно, что завтра придумают наши 'опекуны', то кроме арсенала холодного оружия для матча-реванша мы взяли для 'Меча' ещё и упаковку с речевыми ретрансляторами. Ну, вроде тех, что использовал Барсик. Надеваешь коробочку на шею, старательно проговариваешь что-нибудь про себя, и она разражается страшным рычанием, воем и гугуканьем. Это на языке Репторов, таком, какой практиковался шестьдесят пять миллионов лет назад. Конечно, их 'спонсоры' могли придумать опекаемым и другой, кто знает? Тогда эти ретрансляторы будут бесполезны. Да, забыл! У них есть ещё и наушники, через которые даётся обратный перевод на русский или немецкий.

'Меч' висел в сорока километрах от 'Алебарды', путешествие было недолгим. Маруся уже информировала меня, что послала запрос на стыковку, как по постоянно работающему каналу связи с рубкой управления донесся голос Кондратенко:

— Володя, у вас всё в порядке?

— Так точно, — ответил я, оглядывая дисплеи.

— Телеметрия от вас сбоит...

— Да, связной комп индицирует потерю пакетов. Но это в пределах...

— Пилот! — прервал меня голос Маруси из динамика над головой.

— Слушаю! — ответил я.

Продолжения не последовало, и я повторил:

— Слушаю, Маруся!

Вновь тишина, только по каналу связи я услышал, как в рубке 'Алебарды' Маруся докладывает Кондратенко, что потеряла связь с клоном на челноке. Творилось что-то нехорошее. Вышел на связь комп 'Меча' и тоже доложил о нарушении связи с компом челнока. И теперь стыковка в автоматическом режиме невозможна. Перейти ли ему в режим 'ручная стыковка'?

Похоже, что всё это было видно и слышно и на 'Алебарде', поскольку в её рубке вспыхнула короткая дискуссия, по итогам которой я получил приказ от 'адмирала':

— Володя! Не пытайся стыковаться с 'Мечом'. Проверь ручное управление. Если не работает, ничего не предпринимай, мы вас вытащим. Жду доклада!

— Принято! — ответил я с напускным спокойствием, мол, плавали — знаем!

Такие ситуации курсанты отрабатывают множество раз: откинуть предохранительную крышку аварийного тумблёра, перещёлкнуть его в положение 'ручное управлении'. Челнок слегка вздрагивает, на ходовом дисплее сменяется конфигурация. Несколько секунд на прохождение теста и на дисплее под загоревшейся надписью 'Ручное управление' появляется 'Активировано', а в поле 'Статус' более мелкими буквами: 'Норма'.

— У меня 'Норма' по ручному! — докладываю я.

— Отлично! — отвечает 'адмирал'. — Ориентируйся и осторожненько домой, на 'Алебарду'. Больших ускорений и резких поворотов не закладывай. Как там твои дамы?

Я, честно говоря, и забыл!

— Виноват, господин генерал! — винюсь я. — Сейчас схожу, проверю!

Но встревоженные пассажирки сами являются в рубку. Первой заходит тётя Лена, Тома остаётся у неё за спиной — места мало.

— Что случилось, Володя? — встревожено спрашивает тётя Лена. — Стыковка задерживается? И Маруся не отвечает.

— Сбой компа! — лаконично информирую я. — Перешёл на ручное управление. Вам лучше вернуться в салон и пристегнуться. Мы возвращаемся!

— Хорошо, Володя! — ответствует пассажирка.

Они уходят, но я слышу ещё удивлённое Тамарино: 'А как же соревнования?' Конечно, обидно девчонке: настроилась на бой, а тут какие-то неполадки... Бывает такое с компами, редко, но бывает. Поэтому всегда есть горячий резерв. О переходе на этот резервный комп пилот узнаёт чаще всего только по индикации на дисплее, больше ничего не меняется. Почему это не сработало сегодня? Компьютерщики будут разбираться. А мне нужно доставить девчат 'домой'.

Ну, поехали! Перекидываюсь парой слов с вахтенным 'Меча' и со Сколиком, тоже моментально появившимся в рубке при первых признаках неисправности на челноке. Они взволнованно желают мне 'чистого космоса'. Кстати, зачаточные знания немецкого позволили мне разобрать в трансляции, что полковнику предложили заарканить меня и подтянуть к 'Мечу'. Если не заработает и ручное управление. Спасибо, конечно, обошлось. Мы ещё прилетим к вам, ребята! Докладываю о начале полёта и на флагман.

Подрабатываю двигателями ориентации, вот она 'Алебарда' на фоне планеты. Сорок километров, половину дистанции разгон, половину торможение с тем же замедлением. Сколько нужно времени на полёт? Выбираю ускорение, результат почти сразу появляется перед моим мысленным взором. Сколько таких, да и неизмеримо более сложных задач мы перерешали? Да не только сидя в удобном ложементе, но и в центрифуге и в... Ладно, не время предаваться воспоминаниям. Калькулятор соглашается с моими расчётами, добавляя от себя ещё целую кучу маловажных миллионных. Руки обхватывают удобные джойстики управления. Старт!

Ускорение небольшое, картина на дисплее и не думает меняться. Конечно, в иной ситуации я бы и пришпорил, но Кондратенко приказал не спешить. Наверно, чтобы не раздражать надсмотрщиков. Готов спорить, что сбой компа, это их... щупалец или манипуляторов дело! Сходить к дамам, ещё раз успокоить? Сообщил на флагман, что ухожу на пару минут со связи и пошёл, время есть. На челноке всё рядом: короткий коридорчик, откуда можно попасть в рубку, салон, шлюз и туалет. Вот и всё жизненное пространство.

Девчата молодцы: сказали им пристегнуться, они и сидят пристёгнутые. Что-то они бурно обсуждали, но при виде меня умолкли. Я быстренько доложил обстановку, попросил не волноваться, улыбнулся обнадёживающе. Развернулся, чтобы идти обратно и...

Вдруг громко заныл маршевый двигатель. Такой звук слышен на челноке только, когда он даёт полную тягу. Навалилось ускорение не меньше 'G'. Да, что же такое творится? Коридорчик превратился для меня в вертикальную шахту, пришлось подниматься по лестнице из поручней, впрочем, предназначенных и для подобных ситуаций. Рубка встретила меня озабоченными вызовами по радио:

— Володя, что у тебя случилось, ты идёшь с нерасчётным ускорением!

'Да не знаю я, что случилось! Сейчас...'

Кажется, усаживаясь в ложементе, я сказал это вслух, поскольку голос Кондратенко поперхнулся и сообщил мне, что ускорение растёт, и достигло полутора 'G'. Я промахиваюсь мимо 'Алебарды' и миную её такими темпами через тридцать секунд.

— Принято, — бормочу я, пытаясь заглушить двигатель.

Безрезультатно. Маршевый живёт своей жизнью, не реагируя на попытки как-нибудь им управлять. Докладываю. Получаю рекомендацию включить маневровые. Не включаются, тесты не проходят, нет у меня маневровых! Рули тоже мертвы.

Хуже всего то, что вектор двигателя направлен как раз по ходу орбитального полёта. Я начинаю быстро проваливаться с круговой. По радио Кондратенко и Стрижаков задают какие-то вопросы, дают рекомендации, обнадёживают. Отвечаю машинально, что-то делаю, проверяю, пытаюсь активировать. Даже, кажется, слегка иронизирую по поводу ситуации. А частью мозга, если можно так выразиться, обдумываю нетабельную посадку, которая очень скоро мне предстоит.

Голоса по радио пропадают, 'Алебарда' и 'Меч' опережают меня настолько, что скрываются за горизонтом. Начинает потряхивать. Высота девяносто, верхние слои атмосферы. Теперь работающий маршевый — мой союзник: чем сильнее он меня затормозит, тем больше у челнока шансов приземлиться компактно, а не в не в виде обгоревших фрагментов. И у нас шансов больше! Челнок хоть и не хрупкое сооружение, но вход в плотные слои с первой космической вряд ли перенесёт. Впрочем, у меня уже далеко не круговая, всего три с половиной километра в секунду. Скорость и высота продолжают падать. Скоро маршевый заглохнет в любом случае: водичка в баках на исходе. Я пробую атмосферные рули: действуют только пока слабо. Кстати, я лечу кормой вперёд, как всегда бывает при торможении. Всё, на индикаторе ноль процентов рабочего тела, маршевый останавливается. Челнок трясёт всё сильнее, я выворачиваю атмосферные рули до предела, следует кувырок через голову, рули через нейтраль в обратку. Есть стабильный полёт!

Вид окружающего пространства на панорамном дисплее тоже приходит в норму: внизу ночное и ледяное полушарие планеты, вверху незнакомые созвездия и далёкая вишенка второго солнца Системы. Не рухнуть бы на эти вечные льды, климат тут должен быть поистине антарктический. Пытаюсь запустить маршевый по второй, атмосферной системе. Бесполезно, горючего ноль, и двигатель не подаёт признаков жизни.

Моя скорость слишком высока для посадки, даже на космодроме меня размажет по нескольким километрам полосы. А тут боюсь для меня и космодрома не построили. Наружные камеры показывают, что поверхность судна охватывают всполохи огня. Я не могу долго тормозить об атмосферу, как когда-то одноразовые суда или 'Шаттлы' — прогорит обшивка. Единственный способ: рули на себя. Наваливается тяжесть, тёмный горизонт уходит вниз, впереди только звёзды. Мой челнок, как ошпаренный, выныривает наверх из плотных слоёв атмосферы. Почему 'как?' ошпаренный и есть! Температура корпуса девятьсот Кельвинов.

Снова на борту невесомость. Теперь, пока челнок делает горку в верхней стратосфере ему хорошо бы получше остыть, а потом мы повторим погружение. И так, с каждым нырком теряя скорость, доведём её до посадочной. И сядем, где космический бог пошлёт. Порываюсь отстегнуться и сбегать проведать девчат: трансляция-то отказала. Решаю: в следующий раз. Немного поднимается температура, тепло с обшивки добралось до внутренностей. Включился вентилятор климатизатора. Он почему-то не затягивает свою обычную песню, а работает с какими-то перебоями: 'ту — тууу — тууу, тууу — тууу — тууу, ту — тууу — тууу...' Ладно, это потом починю, нам бы сесть целыми. До меня вдруг доходит, что эта явно повторяющаяся песня неисправного вентилятора... Или я потихоньку схожу с ума или это... азбука Морзе? Климатизатор... я не переводил его на ручное, не до того было, значит им управляет непосредственно комп. Но, если он работает...?

— Маруся?

'Тууу — ту — ту, ту — тууу' — отвечает вентилятор, что означает 'да'.

— Ты жива?

'Да — пилот — жива. Вызови — дисплей — климатизатора'.

Пока она допиликивает вентилятором последнее слово, я вывожу на панорамник картинку искомого дисплея. Классно! Хоть мы со Стёпкой и изучали азбуку Морзе, впрочем, больше для прикола, чтобы разговаривать в школе на непонятном для друзей языке, а потом я проходил её в Академии факультативно... Но на слух и без практики это немного утомительно.

На дисплее Маруся информирует, что её исходящие цепи оборваны, но она всё 'видит и слышит', поздравляет меня с принятием правильного решения, рекомендует на выходе из следующего пике 'брать штурвал' круче градусов на пять.

— Как там девчата? — задаю я волнующий меня вопрос.

'С ними всё в порядке: удивлены, встревожены, но не паникуют. Пристёгнуты надёжно. Я пыталась связаться и с ними, но они Морзе не понимают'.

— Хорошо. Маруся, ты можешь прикинуть, где мы приземлимся? Не хотелось бы в ледниковом полушарии или где-нибудь в океане. Плавают там... разные. А у челнока плавучесть лишь слегка положительная.

'По расчёту выходит, что приземление предстоит на срединном континенте...'

— Это, где Репторы живут?

'Да. Но лучше бы садиться тут. Местность ровная, ни гор, ни лесов. Жалко, мы уже уходим с этого полушария'.

— Тут замёрзнем! — лаконично отвечаю я.

Конечно, ни скафандров, ни тёплой одежды у нас нет. Сидеть в челноке на леднике и ждать пока нас вытащат — удовольствие небольшое. Судно уже опять пикирует со стратосферной горки, снова нас трясёт. Снова не успевшая толком остыть обшивка наливается вишнёвым свечением. Но перед тем как я беру виртуальный штурвал на себя, — 'Круче! Ещё круче!' советует Маруся — успеваю увидеть, что льды и облака на горизонте уже окрашиваются лучами местного светила в цвет... бордо, что ли? Снова тяжесть, прохожу терминатор, и челнок опять устремляется вверх.

* * *

Белоголовый.

Вот и последняя деревушка Пёстрого. До этого места были сравнительно оживлённые, нам то и дело встречались знакомые, все подданные нашего барона, естественно. Конечно, на этом участке дороги я нападения не ждал, скорее после деревни в нескольких милях, есть там одно отличное местечко. Если бы я был бандитом... Как он предсказуем, этот Кривой! Конечно, именно в этой деревне у него 'схватило живот' и он бегом умчался на поиски рва. А на самом деле предупредить сообщника, что мы едем. Тот сейчас помчится напрямик через лес, а наша дорога вкруговую. Опередит нас примерно на полторы тысячи сердечных ударов. То есть, это если засада там, где я думаю, в Каменном овраге.

Во! Вернулся, в глаза не смотрит. Буркнул: 'Поехали!' Сделал, видать, своё паскудное дело. Ладно, поедем. Пока его не было, а три свои заряженные трубки бросил на дно повозки и присыпал сеном. И ещё три зарядил, но оставил в укладке. Дорогу перебежал смутно знакомый разумный, я махнул ему рукой в знак приветствия, но тот вроде даже не заметил, а всполошено припустил в чащу. Вот и посланец налицо. Была бы у меня пара-тройка таких солдат, как Гребешок, я бы выпалил дробом предателю по ногам, быстренько допросил бы его, да нагрянул к засаде с тыла. Да только взять негде. Солдат, то есть.

Даже и Пёстрый, при всей его бравости и соображалке, всё-таки штабной: от огневого боя, конечно, не сробеет, но и попадёт в цель, если только случайно. На мечах, правда, хорош, но не лучше меня. Мы с ним на Новогодие иногда показываем народу, как это биться на мечах, а не на палках. Так я маленько поддаюсь, барон всё-таки! Поэтому Пёстрый меня всегда 'побеждает', и мы идём пить крепкое, а селянам выкатывают пару колод пива.

Это испокон века такой обычай: умеешь меч в руках держать — быть тебе бароном над прочими, неумехами. Теперь он уже не соблюдается, конечно, больше мотками проволоки меряются и кичатся. Но в памяти остался, даже пацаны проводят свои турниры, где устанавливают, кто в их среде будет бароном, кто его дружиной, а кто подданными, обязанными нести барону дань.

Какие сейчас дружины? Отпала надобность. Кое-кто из баронов держит с десяток бойцов всегда наготове, чтобы справиться с такими бандитами, что ждут меня в Каменном овраге. Но, чаще с каким-нибудь дурачком, перепившим на праздник браги. А вообще, центральная власть крепка, с врагами разобрались, о сепаратистах давно ничего не слышно, особо буйных баронов тоже повывели. Спокойно трудись, рожай детишек, пей пиво на праздники — чем не жизнь? Но всё равно находятся до чужой серебряшки жадные. И тебе, Белоголовый, предстоит их укоротить.

Так за размышлениями местность понемногу сменилась: лес поредел, обочины поднялись каменными кручами, с осыпями да редкими деревьями, умудрившимися зацепиться за эту неудобную почву корнями. Это ещё не то самое место, то есть тоже Каменный овраг, но засада, скорее всего, с другого его конца. Там вдоль дороги с обеих сторон как будто специально идут поросшие кустами плоские террасы. Залечь на них — милое дело, хотя они, конечно, и не такие крутые и высокие, как та, на которой я вёл свой последний бой в бытность мою сержантом. То есть, я так думал, что последний. Наша с Гребешком позиция не была неуязвимой, преобладающие силы противника уже незаметно заходили с флангов, а отступать мы не собирались, до тех пор, пока сохранялась вероятность, что остатки нашего полка воспользуются ситуацией и ретируются. Позже выяснилось, что сделать этого они не могли: слишком много оказалось там раненых, которых на руках не вынести, а вывозить не на чем.

Я уже говорил, что Гребешок действительно старался быть хорошим солдатом: попади он ко мне, я бы сделал его отделённым капралом, а со временем сержантом, своим заместителем. Вот и теперь, мы работали слаженно, как на учениях. Он подавал мне очередную трубку, а я достаточно прицельно палил по подползающим. Их осталось не более половины первоначального состава, да и те в большинстве жестоко посечённые моим дробом. Потом всё несколько замедлилось, Гребешку пришлось заряжать трубки. Я приказал пороху класть поменьше, чтобы хватило на большее число выстрелов. Да и бить предстояло теперь почти в упор. Любой полковой сержант или лейтенант просто не нарадовался, глядя, как мой подчинённый, лёжа на боку, отмеряет порцию зелья, засыпает её в трубку, придерживая другой её конец когтём ноги. Затем пыж, горсточка дроба или жакан, снова пыж, потом пистон. Всё строго по огнестрельному уставу, раздел 'Стрелок с помощником'. Так и просится на картинку в учебное пособие, только больно уж чумаз помощник. Да и я, похоже, не чище.

Кончились пистоны, а вместе с ними подошло к концу и время нашей жизни. Как странно устроен разумный! В тот момент я, прежде всего, пожалел не себя, а что пистонов не хватило на две последние снаряжённые трубки. Зарядил их Гребешок, а выстрелить им не предстоит. Осталось четыре выстрела, а дальше только врукопашную... Да, как Гребешку в рукопашной биться? У него же только нож! Я отдал ему свой меч, а его нож прикрутил на конец пороховой трубки. Мы так иногда делали, лучше пики получается. Пику-то противник может перерубить, а стальную трубу попробуй-ка? И вообще, при определённой сноровке лучше, чем меч. Но вот рубить нельзя, только колоть. Перекинулись парой слов и решили, что дохнуть нам в этой ложбинке невместно. А лучше пойти в последнюю атаку: на бегу, говорят, вообще умирать не больно. Вот и проверим.

* * *

Владимир Петрухин.

Я улучил всё-таки минутку и, когда мы были на очередной вершине нашей траектории, забежал к пассажиркам и предупредил, чтобы покрепче держались, поскольку нам предстоит аварийная посадка на планету. Врать не буду, испугались мои дамы здорово, тётя Лена даже заметно побледнела, а Тамара только нахмурилась и намертво вцепилась в подлокотники. Насколько я знаю, у них имеется негативный опыт неуправляемых посадок, у госпожи Фроловой, точнее. Я как мог, наскоро успокоил их, пообещал, что всё будет в лучшем виде. Даже пошутил через силу, что я-то посадкой слегка управляю и ринулся в рубку, поскольку вентилятор тревожно загудел, пытаясь привлечь моё внимание.

Как вы понимаете, моё присутствие в рубке при полноценно работающем компе было бы совершенно излишним, даже в режиме аварийной посадки: в любом случае Маруся и вычислила и вырулила всё гораздо точнее, чем самый лучший пилот с самой мгновенной реакцией. Но, не сегодня. Сегодня она могла только рекомендовать, рулить мне приходилось самому. Скорость была ещё слишком велика, обычно на такой высоте полагается открывать закрылки и увеличивать мощность двигателя, чтобы снизить скорость, но не 'проваливаться'. Вот только не было у нас тяги, поэтому челнок просто как бы планировал, насколько ему позволяло аэродинамическое качество, теорема Жуковского и уравнение Бернулли, я же прикидывал возможность рухнуть не в лес, не на какие-то мелькающие внизу холмы, тем же лесом покрытые, а на ровное поле, или хотя бы болото. Да всё не попадалось мне ничего похожего. Челнок уже готов был чиркнуть днищем по верхушкам деревьев, когда впереди всё же открылась полянка, и я, совершенно автоматически, довернул пять влево, даже не успев читануть, что там пишет Маруся на дисплее. Секунда, другая, первое касание, подскок, да такой, что голова чуть не провалилась в плечи, и началось 'скачет сито по полям, а корыто по лугам'.

* * *

Белоголовый

Где-то тут... Кривой завозился в повозке и пересел на левый борт поближе ко мне. Чтобы, значит, выхватить ножик и... даже не знаю, куда он может метиться? В гузку, если только? Потому, что всё остальное у меня закрыто моей заслуженной попоной, которую простым ножом не пробьёшь. Или он этого не знает? Видел ли он, что она у меня изнутри...? Вообще, он может попробовать ударить в шею, там хоть и высокий воротник, но я бы, например, рискнул.

Наконец по краям дороги потянулись террасы заросшие кустиками. Я внутренне собрался, зато внешне постарался изобразить полную расслабленность, даже замурлыкал старую солдатскую песенку: 'Дождись меня, красотка'. Такие крепкие слова у этой песенки, чтобы вы знали, что не только 'красоткам', но и не каждому знакомому мужского пола спеть её прилично. А солдатики — ничего! — поют, им можно, они со смертью под ручку ходят! Вот и мы с Пёстрым, — два старых бойца — как налакаемся на праздник крепкого, так затягиваем её на два голоса, да ещё и другие похожие. Да так воем немузыкально, что вся баронская челядь прячется, кто куда, а супружницы его уходят ночевать к знакомым. И...

Тут с террасы, что справа посыпались мелкие камешки, я, конечно, сделал вид, что не обратил на это никакого внимания, но на самом деле так и впился взглядом в купу венчавших её кустов. И точно: ветки слегка раздвинул болт самострела, пока только опускающийся и целящийся прямо в меня. Ну, уж нет! Принимать удар болта даже в моей замечательной попоне мне не захотелось. Тем более, вдруг стрелок целит в голову или шею? И я натянул вожжи и рухнул с насеста налево. Точнее, сначала завалился на левый бок, зацепив за собой укладку, и пропал из поля зрения бандита, а потом уже под прикрытием повозки натянул вожжи. Гужевой послушно остановился, стрелок не сумевший совладать с изменившейся ситуацией, всё же нажал на спуск. Взвизгнуло и тяжёлый, кованый болт ударил в насест, да так и остался торчать в нём. От такого, наверно, не спасла бы и моя хвалёная бронь.

Одновременно, чуть ли ни на голову мне свалился Кривой. Аж гребень у него побелел от страха. Может и зря мы на него подумали? Но, нет: полез-таки, поганец, дрожащими руками под одежду, достал ножик и... не стал я ждать, пока он меня, наконец, резать соберётся, ткнул наводчику в горло торчащими из укладки стальными трубками. Тот захрипел и сел на гузку, а затем беспомощно завалился набок. Но я уже не присматривался, а, схватив снаряженную трубку, вскочил на повозку, поправил пистон и выпалил по примеченному кустику. Громыхнуло на удивление громко, поскольку мы как бы в яме, кто-то там наверху затрепыхался и заорал, очень надеюсь, что как раз стрелок.

Конечно, он был не один: из-за соседних кустов мигом повыскакивали четверо и, размахивая мечами и подбадривая себя воинственным клёкотом, съехали по осыпи на дорогу. Хотели съехать, поскольку самого на его горе быстрого и ближайшего я успокоил жаканом в грудь. Тут же бросил трубку и схватил следующую, но выпалил неудачно: разбойник оказался очень быстр, и пуля только черкнула его по боку. Тем не менее, нападавший запнулся, ошалело взирая на фонтан драных перьев и пуха, источником которого на мгновение стал его бок. Я бросил в него разряженной трубкой, и вот тут мне повезло: гад уже снова поворачивался ко мне и тяжёлое железо ударило его прямо между глаз, под самое основание гребешка. Бандит рухнул на пыльную дорогу, и тут на меня навалилось сразу двое. Ещё раз пальнуть я не успел, только перескочил на другой борт повозки и выхватил меч.

* * *

Владимир Петрухин.

Нет, сознания я не терял, хотя трясло и било при посадке так, что могло не сознание — душу вытрясти. Только оцепенел слегка, когда всё закончилось, забрызганные грязью камеры дали на панорамный дисплей уже неподвижную картинку лесной поляны как бы сошедшей с кадров популярных фильмов о палеонтологии. То есть главное, что она уже не вертелась колесом, периодически меняясь местами с небом... Центральную часть визуального обзора занимал вид на ствол дерева неизвестной мне породы. 'Хорошо, что до него не донесло...' — отстранённо подумал я. — 'Иначе...'

Хватит уже сидеть, нужно бежать к женщинам, устанавливать связь с орбитой, налаживать Марусины интерфейсы, чинить всё, что поломалось. А этого 'всего', кажется, немало. Размолотил я генеральский челнок вдрызг... Будет работы Мареку и его коллегам с 'Европы' или с кем там Кондратенко договорится о ремонте.

Пассажирки, целые и почти невредимые, встретили меня градом вопросов. Нет смысла их приводить, на большинство из них я и сам бы хотел знать ответы. Я просто смотрел на девчат, растрепанных после того, что никак не назовёшь 'мягкой посадкой'... А у тети Лены оказалась прокушена губа, и я протянул ей салфетку из встроенной в стенку каюты аптечки. Настойчиво загудел вентилятор — Маруся вызывала меня в рубку. По её расчётам близился момент пролёта надо мной кораблей эскадры.

Связной дисплей вывел отчёт о полной исправности аппаратуры ближней связи и об отсутствии внешних излучателей, закономерно сгоревших во время неоднократных экстремальных перегревов корпуса. Функционировали только щелевые антенны, не столь эффективные, но мне, же и не сотни тысяч кэмэ перекрывать? Высота орбиты 'Алебарды' и 'Меча' всего около трёхсот. Практически секунда в секунду с нулевым марусиным отсчётом появился искомый сигнал.

— ... Володя, Маруся, выходите на связь! — загремел в динамиках голос адмирала.

— На связи, Василий Петрович! — поспешно ответил я, но Кондратенко почему-то не услышал и стал повторять вызов.

Эх, и балда же! Комп-то не работает, кто мне будет радио переключать с приёма на передачу? Мог бы, и сразу догадаться, а ещё лейтенант! Я ткнул на связном дисплее иконку 'голосовое управление' и снова сделал попытку ответить:

— Слушаю, Василий Петрович!

— Живы? Сели? Как вы там? Какие повреждения? — тут же прозвучало с орбиты.

В голосе командира послышалось явное облегчение.

— Живы. Сели на брюхо, но герметичность сохранили. 'Хозяева', похоже, спалили интерфейсы компа, попробую восстановить, всё остальное нужно ещё дефектовать. Мы сели-то двадцать минут назад!

— А где же так долго были? Тормозили об атмосферу?

— Так точно!

— Ну, ты герой! Сам сажал, без Маруси?

— Да, господин генерал! То есть она мне советы давала...

— Ладно, молодец! Держитесь там. Тут на орбите ожидаются какие-то подвижки, правда, не знаю в какую сторону. 'Пончики' сначала извинились за то, что челнок 'уронили', потом вдруг стали угрожать, а после и вовсе понесли полную ахинею. Так, что у нас тут теперь готовность 'номер один'. Как только что-нибудь решится, займёмся вами. Принято?

— Принято, Василий Петрович!

— Хорошо. Вскройте аварийный склад 'Выживание'. Там оружие, сублимированные продукты, большая аптечка. Да ты лучше меня должен знать, что там есть, лейтенант. Раз уж вы на планете, произведите микробиологические исследования, прибор в составе аптечки. До получения результатов из челнока лишний раз не выходить. Если встретитесь с местными, старайтесь не спровоцировать, но и на возможное насилие отвечайте адекватно. Помните: мы — люди!

— Так точно!

— Во-во! Возникнут проблемы с местными, запритесь в челноке, оттуда вас без артиллерии не достать. Кстати, тут народ вам отчаянно завидует, так что постарайтесь... Главная ваша задача — выжить!

* * *

Ольга Макарова.

Главным, что теперь волновало исследователей Маркизы, была проблема полного отсутствия останков её жителей. Впрочем, и их личных вещей. А вдобавок, и их любимых домашних животных, напоминавших земных кошек. Конечно, нам не хотелось думать, что Маркизы всё же деградировали и погибли. К тому же, после исследования их жилых помещений создавалось впечатление, что те тщательно прибраны владельцами и покинуты ими неспешно и организовано. Только изредка попадаются забытые мелочи по большей части непонятного назначения и книги, действительно, очень похожие на земные по конструкции.

Но куда они ушли? Первый, обзорный лист летописи оказался недописанным, значит, всё же что-то произошло? Но не катастрофа, поскольку, ни тел, ни костяков нет. Наверняка жители сумели покинуть планету. Однако какая армада космических кораблей сумела вывести куда-то миллиарды носителей разума? Хм! С чемоданами и кошками?

Кристина Юркевич, моя несостоявшаяся соседка, как выяснилось, предложила своё решение этой проблемы. Физическое, поскольку была физиком и исповедовала не очень популярную ныне, но и не противоречивую теорию 'смятых пространств'. Которая вкратце постулирует, что наше обычное и привычное пространство в неком высшем измерении, которых всего одиннадцать или даже тринадцать, деформировано и напоминает скомканный лист бумаги. После 'Большого Взрыва' оно постепенно расправляется, а когда расправится полностью, то либо расширение Вселенной сменится её сжатием, либо наше пространство 'лопнет', что бы это не значило, и вовсе прекратит своё существование.

Правда, до этого печального исхода ещё невообразимая пропасть триллионов лет, а пока побочным эффектом обсуждаемой теории является положение, что чрезвычайно отдалённые пространственно области Вселенной, возможно, находятся совсем рядом. Правда, отделённые от нас барьером какого-то там измерения. И если научиться его преодолевать... Маркизы, вроде, и научились и ушли со своей планеты на другую. Причём, скорее всего, просто пешком. Конечно, используя некие установки, 'врата', как они были названы задолго до теоретического обоснования их существования пронырливыми писателями-фантастами. Кажется, ещё в прошлом веке. Их-то и искала на Маркизе молодая польская учёная. И, похоже, нашла.

* * *

Владимир Петрухин.

Поскольку многострадальный ПО-4 лежал брюхом на почве, использовать нижний люк не представилось возможным. Верхний же открылся, хотя, и после некоторого сопротивления: всё таки обшивка при посадке нагревалась почти до тысячи Кельвинов. Сначала мы подстраховывались и выходили в лёгких кислородных масках и герметичных комбезах, но троекратные микробиологические тесты не показали ни в воздухе, ни в воде, ни в почве планеты ничего особо смертоносного. Более того, даже ничего 'неземного' прибор не высеял. Конечно, во взятых из земли пробах нашлись бактерии столбняка и разной прочей гадости, да и воду из впадавшего в болото ручья не стоило пить не прокипятив. Но это и на Земле так. Что же до различных вирусов, которыми наверняка кишело всё вокруг, то, насколько я знаю, они очень разборчивы и поражают только своих носителей. Поскольку людей и прочих приматов тут, по-видимому, не водится, то и вирусов, вроде, можно не опасаться. Оставались ядовитые вещества животного и растительного происхождения. Но тут всё элементарно — будь осторожен, не ешь ничего местного и постарайся, чтобы и тебя не ели. Даже разная мелочь. И не оцарапайся. Получается, опередившие нас на 'Яйце' не пожалели сил и восстановили для своих питомцев не только тогдашнюю флору и фауну, но и привычную тем микрофлору. И, что самое главное: аминокислотный состав этой жизни оказался в точности земным — никаких лишних аминокислот. Это означало, что при желании, всё вокруг съедобно. Хуже то, что съедобны и мы.

Сели мы, как оказалось, всё-таки в болото, точнее в заболоченную старицу реки. Может быть, поэтому челнок не только не развалился при посадке, но и сумел удержать герметичность, хотя поднимать его в таком виде в космос я бы не рискнул. Так вот, болото на первый взгляд напоминало земное, только кроме комаров и огромных наглых и громогласных лягушек его населяли ещё какие-то твари, которых мы условно назвали слизнявками. Чёрные, размером с мою ладонь, и такие же плоские они не только активно атаковали наши сапоги в воде, но и шустро забирались на стебли болотной растительности, чтобы броситься на потенциальную добычу сверху. Погань, в общем! К счастью, укусить им никого не удалось.

Пожалуй, и хватит описаний природы. Лучше, чем это показано в научно-популярных фильмах про древний мир я всё равно не расскажу. Ну, тех школьных, с эффектом присутствия. С хвощами и древовидными папоротниками в каждом кадре. Про комаров я сказал, но нужно ещё добавить к ним несметное количество насекомых всех видов и размеров, из-за чего местные лягушки, ни минуты не сидели без дела. Также за насекомыми гонялись какие-то четырёхкрылые твари, которых Тамара сразу назвала 'леталками'. Не птицы, но напомнившие ей живущих на Надежде. Упомяну для полноты впечатлений ещё, что вонь взбаламученного упавшим челноком болота была и вовсе совершенно непередаваема. Но вот ничего очень крупного летающего или ходячего в округе не замечалось: похоже версия, что гиганты и хищники отселены на другие континенты планеты, подтверждается.

В первое время угнетало местное красное незаходящее солнце, заметно большего, чем на Земле размера. Из-за того, что оно, не двигаясь, висело в небе, сначала казалось, что уже 'вечер', день на исходе и скоро ночь. И пора будет отходить ко сну. Но ночь так и не наступала, поэтому я волевым решением установил периоды сна и бодрствования. По корабельному времени, короче. И... как-то приспособились! Мы же космонавты, а в Космосе нет ни дней, ни ночей.

Нужно сказать, что сеансы связи с орбитой, происходившие вначале каждые девяносто минут, всё укорачивались и укорачивались и скоро грозили прекратиться вовсе. Просто потому, что орбита эскадры выходила из зоны нашей радиовидимости. А маневрировать на орбите чревато... Возобновление связи ожидалось через несколько дней. Кондратенко приказал подготовить и запустить орбитальные ретрансляторы, но 'Пончикам' эта идея почему-то не понравилась, и спутники моментально умерли.

Зато мы с тётей Леной отремонтировали Марусю, точнее заменили вышедшее из строя оптоволокно её внешних цепей. Комп не только обрёл голос, теперь с его помощью мы смогли запустить атмосферный ретранслятор. Это официальное название, мы же использовали аппарат в качестве разведчика. Он, кстати, летает почти бесшумно и на фоне неба совершенно незаметен. Виртуальную разведку и составление карты местности я поручил Тамаре, кому же ещё, как не охотнице это поручать?

Кстати, экипаж безоговорочно признал моё лидерство, и приказы не обсуждал и не оспаривал. Чего я первое время с дрожью опасался. Маловато у меня авторитета. А с другой стороны, они же рядовые, а я целый лейтенант! Нет, не так! Мы команда: сегодня я более компетентен, завтра может быть это будет Тома. Но всё равно, и последнее слово за мной и за всё отвечаю тоже я.

На третьи сутки нашего пребывания на пока безымянной планете Тамара запросилась в разведку: надоело девчонке сидеть сиднем. Конечно, я не мог отпустить её одну, и мы пошли вместе. Неподалёку за небольшим кряжем как раз проходила дорога. Мы часто наблюдали за проезжающими по ней через камеры парящего разведчика. Только у него оптика широкоугольная и подробно рассмотреть Репторов, то оседлавших каких-то других динозавров, но чаще запрягших тех в повозки, удавалось не очень хорошо. Да и хотелось посмотреть своими глазами и поснимать для орбиты. Хорошенько замаскировавшись, конечно. В случае же обнаружения, нам отступать недалеко, а гипотетическим преследователям ещё на гору лезть. Впрочем оружие я взял. Ни то, что собирался его применить, но с ним спокойнее. Коллега же, конечно, прихватила свой самострел.

Мы заранее выбрали место для наблюдательного пункта и рано утром по времени корабля отправились. Тома обещала мне продемонстрировать искусство маскировки, без которой не обходилась ни одна её охота, 'дома, на Надежде' и в котором она была большая мастерица. По её словам, впрочем. Но всё, же удивил её я. Когда мы, дождавшись доклада Маруси, что дорога свободна на километры в обе стороны, вышли на место, я развернул между кустов добытую в комплекте выживания челнока палатку из мимикрина. Ещё недавно они были в новинку, и я, честно говоря, хотел её испытать. Тест прошёл успешно: чёрная ткань палатки прямо на глазах приняла сверху салатный оттенок окружающей нас растительности, а внизу стала красно-бурой, как местная почва, сменившая надоевшую жижу болота. А ещё через пару минут на ткани появились ветки и листья, копирующие фактуру ближайших кустиков. И они слегка покачивались, когда задувал ветерок! В общем, если сильно не присматриваться и пальцем не тыкать — не палатка, а доисторический куст неизвестной мне породы.

Но особенно интересно было наблюдать за сменой выражений на лице охотницы: от презрительно-насмешливого, до детско-удивлённого. И уж пальцем-то она потыкала!

— Классная штука! — сказала, наконец, Тома, и я отчего-то так возгордился, будто сам изобрёл мимикрин, и его патент зарегистрирован на мою фамилию.

А 'классная', я читал, так говорили в середине века, превосходная степень, значит. Но чудеса для девушки не кончились: зайдя в палатку, когда она, наконец, развернулась, — правда, пришлось пригнуться — я достал из бокового клапана пульт управления и просветлил стенки. Конечно, снаружи ткань осталась непрозрачной. Мы расположились на складных стульчиках, активировали внешние камеры, которые подвесили на ветках настоящих кустов и на палатку тоже. Я подал сигнал через ретранслятор на челнок, получил подтверждения от тёти Лены и Маруси, что картинки отличные. И мы приготовились ждать.

* * *

Белоголовый.

Вот и тогда с Гребешком, которого я всё же сделал сержантом... сначала мы спровоцировали сепаратистов сделать по нам залп, я уже рассказывал, как это делается. И как только их болты прошелестели над нами, мы в свою очередь разрядили в них две трубки. Гребешковская дала осечку, а последний выстрел я приберёг: к этой трубке у меня был нож примотан. В общем, мы с напарником вскочили, и пока противник не опомнился, как былинные воины ринулись вдвоём на врага. Не такого уж и многочисленного, как оказалось. Бойцов двадцать их оказалось и ни одного сержанта. Последнего мне повезло срубить только что. Он ещё клекотал порванным жаканом горлом, а его подчинённые при виде бравых нас уже повскакали и устроили неорганизованную ретираду.

Может быть, им показалось, что на них напал только авангард неисчислимого наступающего воинства. А, может оттого, что наступающие орали на разные голоса, как неразумные демоны с Левого материка. Мы догнали и прикололи на бегу двоих, да Гребешок ещё успел удачно рубануть по шее одного, как преследуемые всё же очухались, сообразили, что врагов только двое и взяли нас в полукольцо. Пока они не сообразили отойти подальше и зарядить самострелы, я снова атаковал и завязал драку сразу с двумя сепаратистами. Сзади тоже слышались вопли врагов, пыхтенье Гребешка и звон мечей. Только вот обернуться и посмотреть, как бьётся соратник, не было никакой возможности.

Отбив удар меча сверху своей железкой, я улучил мгновение и всадил нож в грудину противника. Тот ухватился руками за трубку, я нерасчётливо дёрнул, и нож остался в теле завалившегося на бок раненого. Как неудачно! На меня бросились сразу трое, я отбил два меча стальной трубкой, от удара третьего ушёл, прокатившись по земле. Тут же, ещё не поднявшись, увидел оскаленную морду и занесённый надо мной меч. Не поправив пистон, и не успев толком прицелиться, почти наудачу дёрнул крючок. Слава Учителям! Трубка рявкнула и полыхнула огнём прямо в грудь нападавшего. Поле зрения на миг застлало вонючим дымом, а затем глаза залепило горячими брызгами. Бросив теперь бесполезную трубку, на ощупь подхватил примеченный лежащий на земле чужой меч, наугад перекатился и вскочил на ноги, едва успев протереть глаза. Точнее, просто смахнуть с них рукой вражескую кровь. Тут же кто-то больно рубанул меня по боку, но моя бронь выдержала удар. Оглянувшись, я отбил трофейным мечом следующий. Противник замешкался и тут мне на глаза попался Гребешок. Похоже, ему подсекли правую ногу, и он чуть ли ни скакал на уцелевшей, избегая нагружать раненую. И тем ни менее, как-то успевал отбиваться от троих наседавших на него. Ещё двое или трое валялись в непосредственной близости, если и живые, то занятые исключительно своими переживаниями. Или это и 'мои'? Ничего, бой кончится, тогда и посчитаем!

Я, почему так подробно рассказываю про этот бой, хотя у меня их было множество и до него и после? Дело в том, что к описываемому моменту я впервые в жизни вошёл в боевой транс, как это называется в умных книжках, которые я прочитал гораздо позже. А тогда вдруг увидел всё поле боя сразу, как бы и сверху и изнутри одновременно. И для этого даже не нужно было оборачиваться. Враги, да и Гребешок вдруг задвигались медленно, как под водой. Подлетающий ко мне вражеский солдат — казалось, что он едва перебирает ногами — снова поднимал свою секиру, другой готовился испробовать прочность моего доспеха в районе гузки. Жаль, что я сам не мог в этом состоянии бегать быстрее врагов, зато ничто не помешало мне шутя отразить атаку с фронта, да так, что меч нападавшего воспарил над полем боя, провожаемый его изумлённым взглядом. Но удивлялся он не более одного долгого-предолгого биения сердца, поскольку обратным ходом я рассёк ему шейную артерию. Одновременно лягнув ногой напавшего с тыла: повернуться к нему мне просто не хватало времени.

Да, и одновременно я понял, что теперь-то мы с Гребешком непременно уцелеем. Просто откуда-то узнал и всё! Но, конечно, не сами собой уцелеем, а если продолжим сражаться. Как раз к тому времени мой товарищ не сумел отразить удар противника и получил серьёзную рану в бок. Он, кажется, ещё не почувствовал даже боли, но уже через несколько сердечных биений его обязательно добьют. И я ринулся на помощь. Правда, очень медленно: бегать быстро в боевом трансе почему-то не получается.

* * *

Владимир Петрухин.

— Внимание, к вам идут репторы! — прозвучал в наушниках лёгкого шлема голос Маруси. Одновременно и у Тамары, поскольку она замолкла на полуслове, и я так и не узнал, как правильно брать упреждение при стрельбе из самострела. Планшеты выдали нам медленно смещающуюся картинку местности, на которой мы увидели дорогу, благодаря подсказке компа, наше местоположение и, после того, как разведчик опустился пониже, группу из пяти Репторов. Только передвигались они почему-то не по дороге, а по террасе над ней. Такой же, где засели и мы с Томой, только, к счастью, с другой стороны. Маруся дала крупный план, выделив на картинке то, что посчитала оружием, поскольку аборигены были вооружены до зубов. У каждого на боку нечто вроде сабли в ножнах, болтающейся на каких-то ремнях или верёвках. Ещё видны были явные ножи. У одного ещё и 'самострел'.

Это сказала Тамара одними губами, как будто, находясь в полутора километрах, те могли нас услышать. А группа, похоже, старалась не очень себя афишировать: по сигналу самого крупного — он поднимал правую руку вверх — она останавливалась, и вожак некоторое время явно прислушивался и приглядывался: не движется ли кто по дороге навстречу и не догоняет ли? Затем следовал сигнал на продолжение движения.

Не ретироваться ли нам пока не поздно? Как-то очень неожиданно и странно начинается этот контакт. Мы-то думали спокойно поснимать аборигенов, неспешно бредущих по дороге, а тут какой-то военный отряд, который сам кого-то ищет и явно не для того, чтобы вручить подарок.

— Тома, может домой пойдёшь? — предложил я девушке, не подумав. Ответом мне был такой красноречивый взгляд... Ладно, остаёмся. Только нам придётся слезть со стульчиков и лечь на грунт, чтобы уменьшить площадь поражения при возможном обстреле. Мимикрин-мимикрином, а кто их знает этих ящеров? Может, они как-нибудь по запаху целятся? Или просто решат выпустить пару стрел по подозрительному кусту? Легли мы, правда, не на землю, а на разложенные на дне палатки спальники. Установили перед собой планшеты и стали следить за приближающимися.

Конечно, мы раньше видели множество репторских хроник, сохранившихся в архивах Лунного мозга, только они почти все были чёрно-белые. Дело в том, что Репторы, хотя немного и различают цвета, в своих фильмах тогда, миллионы лет тому назад цветопередачу почти не применяли. Единственное известное мне исключение, это цветной барельеф на базе Репторов на той же Луне, обнаруженный тогдашним курсантом Кондратенко. Но это и не видео, а всё-таки монументальное сооружение, относительно которых, возможно, действовали иные правила. Поэтому и нам эти динозавры представлялись какими-то серыми и невзрачными. В действительности, они оказались довольно разнообразно раскрашены. Природой, конечно.

В первую очередь в глаза бросались ярко-красные гребешки, украшавшие их головы. Немного похожие на петушиные, только с мелкими зубчиками. И ещё, конечно, бородки. Тоже красные, только мы их плохо разглядели, поскольку разведчик снимал приближавшихся, в основном, сверху. Тела их покрывали перья, это давно известно. Тут окраска была беднее, в основном от светло, до тёмно-коричневых тонов. Попоны были серые, на их фоне выделялись то, что я посчитал за портупеи: там крепилось оружие и ещё какие-то неопознанные мною предметы.

* * *

Белоголовый.

Они были неуклюжи, по крайней мере, эти, оставшиеся на ногах. Почти сразу я подсёк руку ближайшему, тот выронил меч и с воем засеменил по дороге прочь. Какой-то квёлый разбойник пошёл, любой солдат на его месте просто сменил бы руку. Нас так учили. Но если ты всё же выходишь из боя, то прими меры, чтобы не получить в гузку пулю или болт. И я непременно преподал бы раненому бандиту этот пропущенный им важный урок, да некогда было хвататься за стрелялки: последний наседал на меня с яростью, в какой-то степени, компенсирующей его плохую выучку. Да ещё рычал при этом, как дикий зверь с Левого континента. Тем не менее, я разделался с ним не более чем за сто сердечных ударов. Во время очередного выпада, отбил его меч и ударил ногой под горло. Очень удобно получилось, я же возвышался над ним на повозке. Как и следовало ожидать, попона у бандита была лёгкая, гражданская: боевые, солдатские они носить ленятся. Потому, как грабители, а не бойцы, хотят наслаждаться жизнью, а работать — не расположены. А солдатский труд — это самая тяжёлая работа. Так вот, удар моей ноги пришёлся в уязвимое у разумного место, которое солдаты всегда надёжно защищают, противник же потерял дыхание и рухнул на землю. Мне нетрудно было тут же его зарубить, но я решил взять пленного. Кривой может и не знать подробностей: кто такие? откуда? А это важно для расследования. В общем, сдёрнул с дрожащего, пытающегося схватить толику воздуха портупею и мигом скрутил его по рукам и ногам. Пускай полежит, подумает над пропащей своей жизнью. Потом пощупал шею валяющегося в дорожной пыли Кривого — пульс бьётся, значит, жив, сволочь! Портупеи у него не имелось, зато у меня в повозке всегда имеются обрывки и мотки всяких верёвок.

Не забывал и про первого подстреленного мною. Хотя тот и не подавал признаков жизни, я всё же старался, чтобы между ним и мною была повозка. Попозже влезу наверх и посмотрю, что с ним. Валяющийся рядом на обочине, контуженный броском пороховой трубки бандит, кажется, намерился придти в сознание, завозился и захрипел. Подкрепив его обморок хорошим ударом рукояти меча по затылку, увязал и его. Ну и сложил всю свою добычу на повозку. Тяжеленько мне это далось — не молодой уже.

Скрывшийся с поля боя бандит уже пропал из виду, да и не буду за ним гоняться, поэтому, предоставив его воле Учителей, я полез на кручу проверить, что там со стрелком? Конечно, соблюдая все меры предосторожности. Но тот оказался мертвее мёртвого: мой свинец задел ему крупную артерию и кровь поганца, видимо, быстро выхлестала наружу, окропив окружающие кусты и образовав порядочную лужу на земле. Хотел я его тут и бросить, чтобы не пачкаться, да и устал уже, — пусть холуи Пёстрого с ним возятся и хоронят — но потом всё-таки ухватил за край попоны, оттащил на край террасы, да и спустил вниз без всякого уважения, которого он, явно, не заслуживал. Тело скатилось к дороге, несложно будет подогнать повозку и загрузить его, да и отвезти потом к ближайшему болоту для захоронения. У нас всяких дохлых бандитов и воров просто в болото бросают, где поглубже, чтобы на земле ни следа, ни холмика от них не оставалось. Опять-таки, не мне этим заниматься — мне только сдать их по списку: мёртвых двое, полудохлых трое, включая наводчика, один убёг — извините великодушно, господин барон! Некому было преследовать!

Я съехал вслед за трупом стрелка к дороге и, подойдя к своей скотинке, скормил ей сморщенный корнеплод. Тягловой с удовольствием схрупал его. Хорошо, флегматичный у меня зверь, ни от выстрелов, ни от запаха крови не взволновался. Взял я его за ухо, да понудил пройти десятка три шагов вперёд, загрузил ещё и стрелка, да и затеял разворот — не в Столицу же мне эту тухлятину везти? Вот и хорошо, можно ехать. И...

* * *

Ольга Макарова.

Условным вечером ко мне зашла Кристина. Серёжка позвонил в обед и сказал, что задержится на Южном объекте, так, что каюта оказалась в полном нашем распоряжении. Мы договорились встретиться после ужина и обсудить с глазу на глаз программу экспериментов по проверке её теории. Для изготовления экспериментального оборудования следовало, видимо, задействовать мощности моего института и добиться переподчинения ему (то есть мне) и модернизации уже устаревшего оборудования станции 'Дырокол'. Главное тут, конечно, добиться финансирования этого проекта. Но задачу расшевелить ООН-овских бюрократов я, по умолчанию, взяла на себя, пускай пани Юркевич не заморачивается, мне сподручнее. Я всё-таки госпожа Макарова, (хоть и в помолодевшем облике) а она пока только малоизвестный теоретик в области физики. Но если её теория подтвердится... Разговор, однако, пошёл совсем о другом.

— Ольга Анатольевна! — произнесла Кристина прямо с порога со своим милым акцентом, — я хочу с вами посоветоваться.

— Просто, 'Ольга', — поправила я её — мы же договорились!

— Да, пани Ольга, я чуть-чуть забываю!

— И без 'пани'...

— Хорошо. Вам знакомо такое имя — Константин Журбин? Ссылается на знакомство с вами.

— Э-э... Есть такой альт. С год назад, он донимал меня по почте своими выкладками и странными теориями. Полная ересь, конечно. Пыталась ему объяснить, в чём он неправ, но я же не учительница, времени особо не было. Отослала его к учебникам и прекратила переписку. А потом — омоложение... Но больше он не писал.

— А кто такое альт?

— Это, Кристиночка, такой человек, начитавшийся научно-популярных книжек и возомнивший себя учёным. Из-за незнания основ науки, такие часто фонтанируют внутренне противоречивыми гипотезами. Но сами, конечно, не видят их противоречивости и стремятся продвинуть. Так сказать, осчастливить научное сообщество и обывателей своими альтернативными теориями. Отсюда — альт.

— А, понимаю! Константин мне только что написал.

— Не обращайте внимания и не тратьте времени. Заблокируйте его адрес, да и дело с концом!

— Дело в том, пани... то есть, просто, Ольга, что мне его послание показалось любопытным. Только он зачем-то пишет, как он думает по-польски, и я не всё понимала... то есть, поняла. Не знаю, каким он пользуется переводчиком... Но графики и расчёты ясны. Можно воспользоваться вашим компом? Я открою свою почту...

— Конечно... секунду. — Я разбудила комп, и на экране тут же появилось уведомление 'Важно!' Открылась почтовая программа, и я со смехом повернулась к коллеге:

— Он и мне написал! Что же? Почитаем, тут по-русски.

Константин Журбин был в этот раз немногословен. Он благодарил меня, как он выразился, 'за науку', и сообщал, что наши разногласия мы обсудим позже. 'Разногласия — ага!' Затем сообщал, что занят исследованиями закономерностей изменения эффективных сечений тоннелей Макарова и ведущих в них порталов в зависимости от интерференции полей тяготения взаимодействующих тяготеющих объектов. И ему кажется, что эта закономерность им открыта. Он бы не беспокоил меня, госпожу Юркевич и начальника экспедиции на планетар своими выкладками, если они не показали, что через нескольких суток Маркиза окажется отрезана от сети тоннелей из-за прогнозируемого им спазма тоннеля и портала.

Далее в послании следовали графики вычисленных господином Журбиным осцилляций сечения портала Маркизы и наложение на них реальных значений этого параметра. Из самих по себе графиков ничего катастрофического, вроде не следовало, но составитель утверждал, что его вывод опирается на предположении, что печально известный 'Скаут-30' в своё время не смог покинуть окрестности Маркизы через тоннель, именно по причине случившегося тогда одного из предыдущих спазмов. Если считать, что это так и есть, то осцилляция движется не просто к периодическому минимуму, но к экстремуму. А это значит, что как бы, не эвакуацию нужно объявлять!

Действительно, теория не запрещает такие казусы, но тонкости поведения порталов пока ещё не очень исследованы, просто учёные слишком мало времени за ними наблюдают, статистика минимальна. И если, действительно, взять события более чем тридцатилетней давности за отправную точку... в общем, нужно считать. Чем мы с Кристиной и занялись. Запросили последние данные и занялись вычислениями. Вне зависимости от их результата, я немного изменила своё мнение об альтах, как восторженных, но туповатых надоедах. Об этом я сама должна была додуматься!

Как оказалось, и наврал в своих вычислениях Константин Журбин немало и данные использовал не полные, а скорее, отрывочные, но общий вывод сошёлся: скорее всего, портал закроется или радикально уменьшится в течении ближайших десяти-пятнадцати дней. Коммуникатор начальника экспедиции не отвечал, и я позвонила Сереже.

* * *

Владимир Петрухин.

Я поймал себя, было, на дурацкой мысли, что смотрю кино. Но — нет, всё происходило на самом деле. Замаскировавшиеся на противоположном склоне боевики атаковали ехавших на телеге. Причём, похоже, их целью был только один рептор в потёртой попоне, управлявший повозкой. Но он как-то почувствовал нападение за секунду до его начала и ушёл с линии огня. Впрочем, не 'огня' в него выстрелили из арбалета. Огнём ответил как раз он. На инфракрасном варианте картинки было хорошо видно, как дёрнулся и сник спрятавшийся в кустах стрелок, получивший в ответ на свой болт пулю из примитивного ружья. Ещё и громогласно рявкнул при этом, что было слышно без всяких приборов. А погонщик, так ловко подстреливший арбалетчика, между делом успел обезвредить и определённого врага в своём стане, напавшего на него, а затем вступить в схватку с оставшимися. Это произошло так быстро, что я даже не вполне уловил последовательность пальбы и скоротечных сабельных схваток, опомнился только, когда всё было кончено. Победитель ловко увязывал, по-видимому, оставшихся в живых и загружал их в свой экипаж вперемешку с явными трупами. Один, раненый, покинул поле боя, кучер его преследовать не стал.

— Он же их всех поубивал! — прошипела мне в ухо Тамара. Она была взволнована и непроизвольно поглаживала свой, уже взведённый самострел.

— Он защищался! — парировал я.

— А если он преступник, а это — полиция?

— А почему он тогда связал оставшихся в живых 'полицейских', одного раненого отпустил, а сам скрываться не торопится. Вон, даже загудел что-то, как будто, песенку. Явно, виноватым себя не чувствует. На него напали, он победил, а теперь повезёт бандитов и сдаст местным властям.

— А может...? — хотела возразить упрямая наша, но возражений у неё не нашлось, и она прикусила язык.

— Это, действительно, песня! — появилась на связи и Маруся. — Я проанализировала фонемы, они подчиняются некой мелодике, хотя рептор и сильно фальшивит. И сумела понять некоторые слова. Они... Внимание, смотрите!

Конечно, во время скоротечного этого диспута мы почти не отрывали глаз от экранов и не пропустили дальнейшее. Один из лежащих в телеге, по-видимому, сумел распустить связывавшие его верёвки. Или это был кто-то из новопреставленных, оказавшийся живым? Кажется, я прошептал это вслух, поскольку Маруся сразу же поправила меня:

— Тот, который ехал с ним!

Она-то отличает этих индюков-переростков, а для меня они все на одно лицо. В общем, не успели мы что-нибудь предпринять, (да и что можно предпринять в этой ситуации?) как развязавшийся огрел возчика по голове или по шее какой-то острой железкой из тех, что в изобилии лежали в телеге. Тот без звука рухнул в дорожную пыль. Напавший же, сполз на землю и, явственно постанывая, потрусил по дороге в том самом направлении, куда удалился и первый вышедший из боя. Саблю, а железка оказалась саблей, он поволочил вслед за собой, но тут, же бросил, а сам скрылся за недалёким поворотом.

— Вниз! — скомандовал я, и уже через пару секунд мы с Тамарой съезжали с обрыва на дорогу. Что-то бормотала в наушниках Маруся, но я не слышал. Спасти оглоушенного предательским ударом сзади — вот единственная мысль, которая билась у меня в голове. Если его ещё можно спасти... Запряжённый в телегу динозавр на наше приближение никак не среагировал, но мы всё, же обежали его на максимальном расстоянии. Когда же приблизились к месту трагедии, выяснилось, что дело плохо: рептор лежал на дороге без движения, и из раны на его шее натекла на землю уже порядочная лужа крови. И его белая голова, тоже, вся была в крови. Но он дышал, а его жизнь выбивалась наружу толчками, значит, сердце всё ещё билось.

— Диагност! — скомандовал я сам себе, достал из ранца соответствующую плоскую коробочку, активировал прибор и осторожно поднёс к ране. Тут же на внутришлемном дисплее появилось изображение повреждённого участка. Разобраться бы ещё в нём! Сюда бы Стёпку, она у меня специалист! Но тут на помощь пришла Маруся:

— Повреждение шейной артерии. Активируйте микрохирурурга, попробуем спасти. Включите на приборе внешнее управление.

Микрохирург 'МХ-3' посолиднее диагноста, снабжён внешними баллончиками с лекарствами и водой. Конечно, я проходил его устройство и управление в Академии, но вершина моего искусства в использовании этого прибора было продезинфицировать и зашить глубокую царапину, которую получил коллега во время марш-броска по Кара-Кумам. Притом, что за спиной стоял командир отделения. А тренировки на тренажёрах я не считаю.

Теоретически, микрохирург должен всё сделать сам. Его интеллект, хоть и куцый, но заточен на устранение повреждений в тканях человека, а с некоторыми ограничениями, и любого живого существа. На практике за ним, конечно, нужно присматривать, а то он такого по простоте душевной наустраняет. Но подобные казусы редки. Теперь же за ним и вовсе присматривала Маруся, и я немного успокоился. Тамара подала мне ранец, я вытащил килограммовый прибор из чехла, нажал 'Внешнее управление'. Зажёгся красный индикатор, помигал и сменил цвет на зелёный, значит Маруся законнектилась.

— Поближе к ране, — раздалось в наушниках, и я придвинул поближе, удерживая прибор за единственную ручку. Медик выпустил гибкие щупальца, которые обвили шею пациента и уже сами подтянули чудо интеллектроники к ране.

— Отпускай! — прозвучала следующая команда, но я уже и сами отпустил. Прибор загудел и застрекотал, и из-под него полетели во все стороны обрезки окровавленных перьев: 'МХ-3' зафиксировался и теперь готовил операционное поле. Рептор, между тем, явственно дёрнулся и захрипел. Неужели пришёл в себя? Только этого сейчас не хватало!

Нет. Лежит, как лежал. Из-под прибора между тем хлынули во все стороны струи промывки с остатками перьев.

— Понадобится дополнительная капельница и кровезаменитель, — проинформировала Маруся, — в 'МХ' запас недостаточный.

— Принято! Елена Юрьевна!

— На связи! — тут же ответила тётя Лена. — Уже подбираю медикаменты. Вы там осторожнее ребята!

— Хорошо, я пришлю за ними Тамару. Она знает дорогу. Тома?

И девушка, не задавая лишних вопросов, полезла на кручу, не забыв закинуть за спину свой самострел. Молодец, всё-таки! Даже не побледнела в ходе этого приключения, не говоря уже о слезах и истериках. Правда, у неё больше опыта в общении с разными инопланетниками.

— Шью артерию, — прозвучало в наушниках, и прибор зацокал, видимо, штопал повреждённый сосуд. Вскоре, цоканье приняло другую тональность и периодичность, теперь сшивались кожные покровы. Кровь из-под прибора больше не текла. Затем, закончив с самым проблемным повреждением, 'МХ' переполз ближе к голове, снова выстриг операционное поле, но шить не стал, ограничился обработкой раны биогелем. Это субстанция, вроде клея. Страшная с виду рана на голове оказалась длинной, но неглубокой царапиной. Гребень рептора тоже немного пострадал и кровоточил, но на ликвидацию этой раны ушло не более капли биогеля.

— Придерживай прибор! — распорядилась Маруся, я послушно взялся за ручку и 'МХ-3', втянув щупальца, отвалился от прооперированного.

Вот так! Три минуты и больной заштопан! Теперь будем надеяться...

— Поищи вену, она сейчас понадобится!

Где же её искать? Я в анатомии репторов полный профан. Попробовал провести диагностом по руке больного, торчащей из-под его попоны, но перья поглощали сигналы прибора, и тот выдал нечто невразумительное. Ощипать ему руку разве? Она слегка похожа на человеческую, пятипалая, только значительно короче. И с когтями, как у птицы.

— На ноге! — подсказала Маруся.

Точно! Ноги покрываются перьями только до половины, образуя своего рода штаны, а ниже...

— Сразу 'МХ'!

Прибор тут же присосался к ноге и, не испытывая сомнений, сделал инъекции. При этом два его полупрозрачных баллона опустели.

— Мало! Нужно...

В этот момент 'МХ' тревожно запиликал. Что это...?

— Остановка сердца! Быстро приложи прибор к грудине. Постарайся, подсунуть датчик под перья!

Где у него датчик? Ах, вот. Я постарался.

— Выше на пять сантиметров! Хорошо, прижми крепко, длины иглы может не хватить. Делаю адреналин в сердце! Потом, возможно, электрошок!

А подойдёт ли рептору человеческое лекарство? — мелькнула у меня мысль. Впрочем, адреналин, кажется, у всех теплокровных одинаковый.

Лекарство помогло, сердце рептора снова забилось. Зато опять заголосил микрохирург, требуя дозаправки. Заправить его было нечем, и я выключил хорошо поработавший прибор. В это момент над головой раздалось негромкое верещание. Я поднял голову и увидел снижающийся атмосферный ретранслятор, под которым болтался какой-то нетабельный пакет.

— Я решила, что так будет быстрее, — информировала меня Маруся. — Госпожа Фролова подготовила необходимое и прицепила к ретранслятору. Сейчас она тоже спешит к тебе.

— А где Тамара?

— Мы встретились и вместе идём! — раздался в наушниках голос Томы, — речевые трансляторы тоже прихватили.

— Хорошо, жду.

Это правильно! А мне тем временем предстояло ещё поработать над пациентом. Я распаковал доставленное, извлёк капельницу и, за неимением стойки, положил пластиковый пакет на телегу подальше от складированных на ней крепко увязанных репторов. Нашёл на ноге прооперированного вену и ввёл в неё иглу. Установил по совету Маруси скорость подачи лекарства и заправил истощённого микрохирурга. Тот удовлетворённо пискнул. Осмотрел и лежащих в телеге. Мёртвые оказались мёртвыми. А живые пребывали в беспамятстве, во всяком случае, хорошо это состояние имитировали. Рискнул и подойти к запряжённому динозавру. Тот, в страхолюдной костяной броне с шипами, но, явно травоядный, спокойно дремал. Кажется, всё происходящее вокруг нисколько его не волновало. Но, почуяв поднесённый к его пасти 'корнеплод', он открыл глаза и преспокойно зажевал предложенный ему пахучий овощ... или фрукт. Будем считать, контакт установлен.

Вернулся к экипажу, — чистая телега, какие видел, правда, только на картинках — внимательно осмотрел репторские огнестрелы. Их конструкторы пока не додумались до патронов и быстрой перезарядки, ружья заряжались с дула, а это операция не быстрая. 'Скорострельности', если можно так выразиться, добивались количеством заранее заряженных стволов. Я обнаружил несколько отстрелянных, и ещё больше уложенных в мешок. От уже выстреливших несло серой и ещё чем-то, в общем, горелым дымным порохом.

* * *

Белоголовый.

Эх, мамочка моя, брошенная мною в ранней юности, папочка, которого я и не видел ни разу, бросивший как раз нас с мамочкой, знаю только, что был он, блудный папочка, симпатичный и белоголовый, как и я, братики мои и сестрички, уж и не знаю, есть ли вы у меня? Вполне можете вы быть, маму свою красивую и совсем молодую оставил я, когда сбежал от неё на войну за деньгами, приключениями и славой... В общем, опозорился ваш сынок и братик, прохлопал перьями предателя и бандита. А тот, не будь плох, и улучил момент, да разбил мне чем-то голову. И лежал я, помнится, в пыли дорожной, дух свой испуская, и, наверно, уж и испустил его, поскольку пришли ко мне Учителя и тащат меня куда-то, скорее всего, к месту последнего моего упокоения. Если есть такое, поскольку мнения книжников сильно расходятся, а сами Учителя в своих наставлениях этот вопрос деликатно обходят. Вот и узнаю вскорости самолично.

Позор тебе, Белоголовый: столько войн прошёл, на всех континентах побывал, даже и в бессолнечных землях, лупил почём зря зубастых монстров, крылатых, наземных и водяных, а от прочих, с вовсе уж непробиваемыми шкурами, убёгал вполне успешно, что даже и не бегство, а манёвр, называемый по-военному тактической ретирадой... А помер не от пули, не от честного самострельного болта, а от дурацкого удара бессмысленной штафирки необученной, позабыв вовремя подтянуть верёвки на его хилом тельце!

Впрочем, может, и не умер ещё? Голова-то саднит и дёргает, хоть и в меру, а какое может быть вечное упокоение с болью от ран? Предположим, что я всё-таки живой, а тащат меня Учителя... Или не Учителя? Мельком я их видел, когда пришёл в себя, укладываемый на что-то вроде пёстрой шкуры, а теперь не вижу, только слышу и чувствую — несут! Вроде, похожи они на рисунки в книжках, но не очень. Там с хвостами, а у этих не заметил. И лица не очень похожи, плоские какие-то, и на руках слишком много пальцев, у Учителей-то по четыре было, тут все авторы сходятся.

Но дружественные, определённо: ведь не добили, несут аккуратно, помощь оказали, кровь-то, как будто, не течёт. Хотел я, было, дотянуться и хоть пощупать рану, да во всём теле такая лень и истома, как от успокоительного зелья нашего полкового лекаря — ни рукой, ни ногой шевельнуть невозможно, лучше умереть!

И слышу: переговариваются певуче, не по-нашему. Такие рулады умопомрачительные выводят! Двое или трое: один голос так и хочется назвать мужским, другой повыше — женский, вроде. Даже два их было. И тут меня перестали нести. Нет, не бросили, аккуратно положили на дорогу и снова запели наперебой свои песни. Снова подхватили и скоренько понесли обратно. То есть, что обратно, я не сразу догадался, а только снова увидев, как в тумане, морду моего гужевого. Тот мне подмигнул, улыбнулся и что-то сказал. Нет, частью ума я понимал, что мне это мерещится, но зачем-то улыбнулся в ответ и пробормотал 'привет!'. Зелье действует... В общем, около колеса меня и положили. И вот тогда-то, лёжа на дороге, я и услышал топот верховых. По земле такие звуки лучше распространяются.

Напомнило мне это тот бой, когда остатки нашего полка поднялись и без всякой команды ринулись побитые и израненные на помощь мне и Гребешку. Сперва выпалили вразнобой из самострелов, а потом и вступили в схватку, под звуки нашего, непроизносимого в приличном обществе полкового клича. Я к тому времени пропустил несколько ударов и сам уже не нападал, а только прикрывал Гребешка, который, лёжа на земле, силился наложить жгут на ногу. Вдруг оказывается, что число врагов уменьшилось. Потом, помню, Гребешок вертелся на гузке, как детский деревянный шар, угрожая подрезать ноги подступившим вплотную сепаратистам. Я вяло отмахивался от двоих-троих, снова пропустил удар в бок и повалился на землю. Тут бы мне и конец, но вдруг слышу топот верховых. Наши или не наши? Наши! Знакомый боевой клич!

— Они же его убили, ублюдки! В атаку! — громче всех орёт почему-то Пёстрый. Откуда он там и тогда взялся? Не было его! Не в силах разрешить эту задачу, я отпускаю уже давно рвущееся восвояси сознание...

* * *

Владимир Петрухин.

С обрыва съехали тётя Лена и Тома, они несли с собой снятую за ненадобностью палатку. Та всё ещё была покрыта листвой — притворялась кустом. Честно говоря, я растерялся: нужно было сделать несколько дел и одновременно. Решили сначала отнести раненного к челноку, а потом... потом придумать, что делать с остальными, с его пленниками то есть. Но обстоятельства всё решили за нас. Не успели мы погрузить рептора на палатку и пройти сотню метров к удобному подъёму, как заговорила Маруся:

— Внимание! Вы не успеваете, навстречу вам по дороге движутся репторы, они верхом и вооружены!

— Понял, возвращаемся к телеге! — я почему-то решил, что так будет лучше. Мы подхватили свой груз и ускоренным шагом вернулись к телеге. Только и успели, как из-за поворота появилась 'конница'. Зрелище умопомрачительное! На каждом 'коне', а точнее, динозавре, похоже близком родственнике запряжённого в повозку, сидело по двое репторов, вооружённых до зубов. Но и зубы тоже были, верховые скалили их, отнюдь не в дружеских улыбках. Семь или восемь их было. Предводитель, восседавший на своём скакуне в одиночку, что-то проревел, указывая на нас выхваченными из-за спины саблями. Что-то не очень хорошее, потому, что его подчинённые спешились и принялись заряжать самострелы. Автопереводчик, силясь перевести его слова, пробормотал что-то невнятное и смолк. Помогла Маруся:

— Он сказал: 'Эти незаконные потомки убили его. В атаку!'

— Кто такие 'незаконные потомки'? — прошептала Тома.

— Я тебе потом объясню... — ответила за меня тётя Лена, роясь в металлическом хламе, валявшемся на повозке.

Я достал десантный пистолет, дослал патрон и сделал шаг вперёд. Ни за что не покажу, что боюсь эту первобытную банду! Рядом со мной тут же встала Тома, старательно целясь в противников из самострела. А с другой стороны госпожа Фролова, скинувшая защитную куртку и вооружённая двумя репторскими саблями. Она спокойно разминалась, как в спортзале: наклоняла голову в стороны и крутила руками с трофейным оружием!

В рядах противников возникло замешательство, Мы вели себя, по-видимому, не так, как обычные жертвы. Или, может, преступники, если эти олицетворяли закон. Но их вожак отдал команду, и репторы стали приближаться, расходясь полукругом и держа нас на прицеле. Я поднял пистолет и выпустил короткую очередь, целясь в землю под ноги наступавшим. Не очень громкий треск, взлетели фонтанчики пыли, запел рикошет. Раздалась команда, репторы оглянулись, как бы недоумевая... И тут же ожил переводчик:

— Отставить, назад! — команде подчинились и боком-боком отступили к своим меланхоличным 'коням', к слову, и не подумавшим шарахаться от треска моих выстрелов. Вперёд вышел предводитель. Он демонстративно положил на землю свои сабли, его подчинённые опустили самострелы. Очевидно, предлагает поговорить...

* * *

Белоголовый.

Опять команды... 'Зарядить самострелы!' мы идём в атаку. Кто-то палит из огнестрелов, но звук какой-то не такой. Командует Пёстрый. Да откуда он взялся в моих снах? Он по столичным штабам сидел, не встречались мы с ним ни разу. Однако же, влез без спросу! Или это уже не мнится? Определённо он, ругается с Учителями. Голос его, ни с каким другим не спутаешь. А те отвечают, да по-нашему. То есть, по-своему, а как эхо и по-нашему! Полежал я, послушал, но когда Пёстрый начал обвинять Учителей, что они меня насмерть убили, не выдержал. Заворочался на своём лежбище, и уселся на гузку, привалившись боком к колесу родной моей телеги. Пощупал рану — хорошо меня обработали, крови нет, и не болит совсем. Вот голова болит и кружится, как с перепою. Хорошо, что сижу, а то бы упал, точно! Ага, увидел Пёстрый моё барахтанье, слышу, бежит, вопит: 'Белый, так ты живой?!'

— Глупый ты, Пёстрый, хоть и барон, — отвечаю — уйду я от тебя...

— Что ты там бормочешь? — наклонившись ко мне, спросил тот. Разглядел я его, как в тумане, а вот повторять не стал, ещё обидится.

— Живой я, живой, — говорю — а вот с этими ты не ругайся, а со всем уважением. Они мне помощь оказали, носили туда-сюда на руках, пока ты не прискакал, как демонами в гузку укушенный. Ещё и войну чуть не устроил... Ты солдат-то где взял?

— Но я же думал, что они тебя... Ты лежишь, как мёртвый, вся попона в крови! Да, а это не солдаты, а имперский полицейский патруль. Сразу после тебя приехали. Ну, я принял командование и за тобой! Что тут случилось-то? Это бандиты в телеге? А где Кривой?

— Убёг Кривой... Слушай, давай я тебе потом всё расскажу, сейчас мысли путаются. Ты моточек-то забери, вдруг потеряется.

Вдруг слышу до боли знакомый голос Гребешка:

— А ты свой забери, сколько мне его ещё таскать? Все перья на шее вытер! — не, точно опять в беспамятство ухожу, ему-то тут откуда взяться? Однако, в появившейся в поле зрения смутной фигуре, при некотором усилии опознаю старого товарища. Ладно, голос погрубел, но физиономию-то ни с какой не спутаешь! И гребень задорно торчит по-прежнему. Только теперь нашивки старшего сержанта на потёртой попоне, обогнал меня, салага! Я аж подскочил, но меня в четыре руки — 'Сиди, сиди!' — опять умостили обратно, рано мне ещё скакать.

— Привет, — говорю, — Гребешок! Ты мне снишься или нет? Только сейчас тебя вспоминал.

— Я это! — отвечает. — А вот тебя, Белый, у меня уже в обычай входит встречать в самом плачевном состоянии. Тогда, у Кипящего Озера, когда тебя выловили едва живого и спешно увезли ни то лечить, ни то сразу хоронить, и теперь...

— Выловили? Я сам выполз на берег, правда, потом ничего не помню.

— Ну, мне так сказали. Я тебя увидел, когда лекарь пытался тебя сшить из того, что осталось, после того, как тамошние водоплавающие обглодали. Только попона тебя и спасла от полного расчленения!

— Погоди, а что там про моточек?

— Давай-ка мы тебя сперва в деревню отвезём, в тенёк уложим, а то ты тут на солнце, невзначай, сомлеешь! Там всё и расскажу подробно.

— Нет уж, давай сейчас вкратце, а подробно потом. И достань с повозки флягу с крепким, где-то она под этими квёлыми бандитами валяется, если не треснула.

— Неохота мне эту падаль ворочать, подкрепись пока моим, не хуже нашего, полкового.

— Ну, давай, да рассказывай!

Гребешок отстегнул флягу и подал мне:

— В общем, увезли тебя, бессознательного, в госпиталь, причём лекарь тоже поехал. Хотя и был уверен, что не довезёт, больно ты плох был. А я подобрал у берега твою изодранную попону, которая теперь только на протирку трубок годилась. Думаю, спорю с неё костяные пластины, если остались, да тебе и отдам, чтобы на новые не тратиться. Это, если ты жив останешься, извини. Вытащил одну половину — есть ещё пластины! Взялся за другой кусок, а за ним что-то тянется. Смотрю — проволока, видать, твой моток. Верёвку-то звери порвали, так проволока удачно концом за попону зацепилась. Размоталась, правда. Ну, я скрутил, плотненько, на шею повесил. Порадую, думаю, если вернёшься. Только подняли нас по тревоге и бросили на недобитых сепаратистов. А потом я твой след потерял. Рассказывали, правда, что ты в другом полку служишь, да так мы и не пересеклись. А передавать с оказией поопасался, разумные-то разные бывают! Ну, а когда полное замирение вышло, уволился я и поехал к тебе серебряшку вернуть. А в полку говорят, что ты тоже уволился, попрощался и сгинул неведомо куда. Вроде, в Лесной Пояс отправился. Устроился я в полицию, да не городскую, а провинциальную, чтобы ездить почаще. Везде про тебя спрашивал. И, видишь, свела нас судьба! Так, что получи своё, заработанное, Белый, сейчас принесу, в сумке у меня.

— Ну, ты порадовал меня, Гребень, до невозможности! Я уж свыкся с мыслью, что окончу свой век в нищете, к Пёстрому, вот, в подданные пошёл...

— Он тебя не обижал? — Гребешок повернулся к барону, с интересом прислушавшемуся к разговору, — а то мы ему прямо сейчас покажем полковое братство!

— Нет, нет, что ты! Он — парень, что надо! Тоже ветеран, понимает.

— Ладно, если так... Теперь-то ты куда? В город переедешь? А, хочешь, я словечко замолвлю, к нам в полицию?

— Не, набегался... Дом у меня есть, деньги тоже... образовались. Тут и осяду. Пёстрый вот женить обещал!

— А, что? И запросто! — с энтузиазмом отозвался Пёстрый. — Только, обращу ваше внимание, господа мои, что тут присутствуют непонятные пришельцы, разобраться с которыми есть первый долг имперской полиции.

— Разберёмся! — уверенно заявил Гребешок, поворачиваясь к чужакам.

* * *

Владимир Петрухин.

Мы понимали репторов почти полностью. Часть нам транслировал переводчик, но его тут же поправляла Маруся, выдавая, по её мнению, более достоверный вариант. Попутно она, видимо, перезаливала ему программное обеспечение или обновляла словарь. Сейчас Репторы беседовали о каких-то старых делах, не забывая посматривать в нашу сторону, особенно один, пёстрой окраски, которого 'Пёстрым' и называли. Наконец они наговорились, и вперёд вышел самый крупный, которого звали Гребешок.

— Я командир отряда (государственной?) полиции! — сказал он. — Кто вы такие и что тут делаете? Вы не Учителя?

— Мы — люди! — переводчик перевёл это, как 'разумные', — прилетели на летающей... лодке, но она сломалась. Мы ждём помощи товарищей. Потом улетим, не причинив никому вреда. Мы не знаем, кто такие Учителя. — Хотя, я конечно, уже догадывался.

— Учителя тоже владели 'летающими лодками', только называли их 'вертокрылы' и 'челноки'.

— Тогда нашу следует называть 'челнок'.

— И где она?

— Недалеко, на болоте.

— Я осмотрю его позже, с вашего разрешения. Откуда вы прилетели? С какого континента?

— Мы прилетели с другой планеты. Видите ли, звёзды, это другие солнца и у них есть другие планеты...

— Не трудитесь, Учителя рассказали нам об этом. Любой грамотный разумный знаком с этой концепцией, только вот звёзды видели очень немногие. В этом полушарии они не видны. А зачем вы прилетели?

— Мы исследуем все планеты, которые нам встречаются. Вот вы знаете, что на вашей планете есть другие континенты, вы их осматривали?

— Ещё как! Вот Белоголовый, которому, по его словам, вы оказали помощь, как раз этим и занимался в юности. — Рептор помолчал, потом продолжил:

— Я всё понял. Давайте оставим научные вопросы учёным, а вы расскажите мне, что тут случилось. Как представитель полиции, я обязан вас допросить.

— Могу даже показать! — я протянул руку в сторону, и Тома тут же сунула в неё планшет.

— Маруся! — сказал я негромко, — выведи сюда компиляцию записей инцидента, — и, уже громче, — Смотрите!

Рептор придвинулся поближе и встал рядом. С другой стороны меня потеснил подошедший ближе, любопытный Пёстрый. Я оказался зажат между горячими телами ящеров. Пахло от них... Не скажу, что очень противно, вроде, как курятником. Терпимо, в общем. Прокрутку сюжета, нарезанного Марусей из самых эффектных кадров битвы Белоголового с бандитами, ящеры сопровождали такими яростными воплями и рычанием, что я впервые маленько струсил. Но превозмог, комментарии относились вовсе не ко мне, а к происходящему на экране. Когда ролик закончился, Репторы попросили повторить его, а потом настояли, чтобы и Белый ознакомился. Поскольку, тот ещё не рисковал вставать на ноги, пришлось сунуть планшет ему под нос. Раненый подтвердил, что всё так и было, и поблагодарил нас за спасение. Сами по себе запись и последующее воспроизведение изображения на экране не вызвали особого удивления: чудо и чудо — 'Учителя о таком писали'.

На этом организационные вопросы иссякли. Увечного погрузили на телегу, причём он отказался 'валяться вместе с ворами', а угнездился рядом с возницей, и увезли. Уехал и отряд: часть его направилась на запоздалые поиски сбежавшего Кривого, другие сопроводили в ближайшую деревню добычу и раненного героя. Пёстрый и Гребешок, под предлогом осмотра челнока, проводили нас до него.

Конечно, это моё субъективное мнение, но, кажется, хорошие ребята эти репторы! Простые и непосредственные. Если бы не зубастые пасти... Увидев, что мне неудобно тащить многострадальную палатку, они тут же предложили свою помощь. И мы несли её втроём до самого челнока, по очереди, конечно. Сами Репторы вблизи оказались пониже меня ростом, с Тому примерно. Но, если судить по Белоголовому, они несколько массивнее среднего человека, килограмм под сто двадцать. Длинные, голенастые ноги свидетельствуют, что они отличные бегуны. В этом им должны помогать хорошо оперённые руки. Но, конечно, не летучие они, максимум, прыгать с высоты удобнее. Но по остальным параметрам передние конечности подкачали: коротковаты и не такие сильные, как у человека. Я, например, нёс палатку в руках, а Репторы забрасывали на спину и несли, придерживая руками с двух сторон. Потому и мечи у них не очень длинные и слишком лёгкие для человека.

Наши 'ничего не значащие' имена оказались непостижимы для них, поэтому нам сразу дали другие: Меня назвали 'Высокий', тётю Лену — 'С-мечами', Тому — 'Маленькая-с-самострелом'.

— Эти женщины твои жёны? — спросил меня Гребешок, когда круча закончилась, и мы шли уже по равнине, понижающейся и переходящей в болото. Я увидел, так Тома споткнулась, вероятно, услышав перевод.

— Нет, — поспешно открестился я, — они мои подчинённые и товарищи, жена у меня осталась дома.

— Странно, — заметил рептор, не пояснив, в чём он видит странность, — во всяком случае, они воины. А у нас женщина-воин, это большая редкость. Хоть они и не твои жёны, но тебе здорово повезло путешествовать в такой надёжной компании. — Тётя Лена и Тома при этом синхронно хмыкнули.

— Согласен! — совершенно чистосердечно подтвердил я.

— С-мечами ловко владеет своим оружием, — продолжил Гребешок, — я видел её тренировку. А с такими длинными руками, как у вас, она, вероятно, вообще непобедима.

— Она и среди людей славится своим мастерством!

— Хорошо бы увидеть показательный бой с её участием. Я-то уже староват, но у меня в отряде есть замечательный мечник Худой.

— Я готова! — сказала повернувшаяся к нам тётя Лена. — В любое время!

— А кто такие Учителя, которых вы всё время поминаете? — спросил я.

* * *

Ольга Макарова.

На экстренном совещании первым высказался начальник экспедиции, довёл до присутствующих результаты исследований и, в свете последней информации, предложил свернуть работу и приготовиться к эвакуации с планетара. Руководители учёных групп, поддержанные их коллективами, были против этого решения, названного ими 'актом перестраховки'. Действительно, предварительный расчёт показывал, что период непроходимости тоннеля должен был продлиться около полутора месяцев, а это время энтузиасты вполне могли продержаться на имеющихся ресурсах, даже не привлекая местные запасы замороженного воздуха и воды. Слово дали мне. Я выразилась в том смысле, что ещё несколько часов назад не имела и понятия о грозящем успеху миссии и самим жизням коллектива совершенно неисследованном явлении спазма тоннеля, что произведённые впопыхах расчёты, практически, — полная эмперика. Считать нужно заново на хороших машинах, используя все доступные человечеству данные о населении пояса Койпера, могущем влиять на результат. Притом, что это пояс исследован крайне слабо.

'Какие ваши расчётные оценки времени спазма?' — спросил кто-то с места, хотя их только что озвучивали. Что же? я открыла ноут и прочла с экрана подробности:

— В настоящее время спазм составляет минус 15 процентов и продолжает увеличиваться, пока с расчётной скоростью. Если так и будет продолжаться, то он достигнет 25 процентов диаметра через пять с половиной суток. Кто не знает, это критическая величина, через тоннель меньшего диаметра суда снабжения и эвакуационные уже не пройдут. Дальнейшее уменьшение до минимума, а возможно, и до полного схлопывания тоннеля произойдёт за ближайшие две недели плюс/минус трое суток. Если тоннель не схлопнется, то с высокой степенью вероятности он за те же две недели восстановит свой диаметр до, теоретически, проходимого. Хуже, если он закроется полностью: теория пока не даёт ответа, когда в этом случае начнётся процесс открытия. Может, моментально, может и с задержкой до полугода... или больше. Всё это время связь через портал будет отсутствовать... за неимением оного.

Думайте, коллеги! Ваши исследования, безусловно, интересны и ценны, но стоят ли они возможных человеческих жертв? Я поддерживаю предложение о начале немедленной эвакуации!

По итогам моего, по-видимому, убедительного выступления, решение о начале эвакуации с Маркизы было принято. И завертелся маховик плановой ретирады! Практически всё оборудование и инструменты оставляли на планетаре, с надеждой вскоре к нему вернуться. То, что боялось холода, размещалось в отсеках экспедиционных баз. В них устанавливалась температура плюс десять градусов, и включался автономный режим. При этом ресурса реакторов должно было хватить на срок более двух лет. Кажется, достаточно. 'Буджум', 'Паганель' и приданные экспедиции суда эскадры ВКС Земли делали несколько рейсов в сутки, вывозя контингент на земные орбитальные станции и юпитерианскую 'Европу'. И через контрольный срок, установленный планом — трое суток — Маркиза опустела.

Я этого уже не видела, по настоянию начальника экспедиции женщин вывозили первыми. Некоторые дамы встретили это решение в штыки и даже намекнули, что сие — проявление неприкрытого сексизма! На что начальник ответил, что это указание поступило от его руководства из ООН, пускай жалуются туда. На этом протесты иссякли. Мы с Кристиной Юркевич не успели и подремать в креслах кают-компании эвакуационного 'Меча', а только выпить пару-тройку груш кофе, которым нас снабжал кок-стюарт — улыбчивый японец, и немного поговорить, как потолочный динамик оповестил нас и других женщин, что 'Меч-215' готовится к стыковке со станцией 'Орбита-5'. Это, практически, Земля!

Схватились за компы — ближайший челнок до Минска ожидался через три с половиной часа. А оттуда монорельсом и до Питера и до Варшавы — всего ничего. Заказали два билета. Но я пригласила коллегу к себе в институт: информация Кристины, которую мы так и не смогли обсудить подробно, требовала дальнейшей проработки, и не на пальцах. Несмотря на все прелести цивилизации: электронная почта, видеоконференции и прочее, лучше — лично с глазу на глаз! Может, вообще, пригласить девушку на работу к себе? Уверена, она не откажется.

Не стали беспокоить местный гостиничный комплекс, хотя места там были, расположились в зале ожидания. Там ко мне на комп пришло сообщение от Сергея, он тоже эвакуировался, летит на 'Буджуме' на Луну.

* * *

Вернер Лютоф.

Допросы пленных, как людей, так и 'лягушек' показали, что антарктическая база существует уже, около полусотни лет. Цель присутствия чужаков на Земле — регресс цивилизации и последующее навязывание ей 'помощи' с условием предоставления в аренду крупных земных пресноводных бассейнов. Они предназначались для размещения предприятий по разведению новых поколений лягушек. Этика их религии предписывает неуклонное размножение. По поступившим, отнюдь не от допрашиваемых, сведениям, такая политика уже привела к экологическим катастрофам на нескольких, ранее освоенных земноводными, планетах-садках. Но эта информация до агентуры не доводилась. К счастью для земной цивилизации, принялись они за нас слишком поздно, у нас уже было ядерное оружие. Поэтому вариант со спровоцированным обострением противоречий между ведущими державами, новой мировой войной всех против всех и последующей установкой контроля над развалинами мира не прошёл. Получившаяся в результате такой войны радиоактивная планета, страдающая к тому же резким похолоданием, а возможно, и отравленная разнообразной боевой химией, теперь явно, не подходила для целей их экспансии. Таким образом, земное оружие массового поражения, одним своим наличием, спасло цивилизацию от разрушения.

Но возросшая в середине века роль ООН, поставившей своей целью полную ликвидацию ОМП, заставила потенциальных захватчиков воспрянуть духом. Конечно, они через своих агентов влияния изо всех сил поддерживали разоружение. Но, кроме того, они же пропагандировали и 'возврат к естественной жизни', вкупе с отказом от достижений цивилизации. Дескать, как хорошо жить в деревне, обрабатывать свою землю на своей лошадке! Питаться только плодами своего курятника и огорода. Отринуть цивилизацию, с её шумом, дьявольской химией и бесовскими компами и коммуникаторами. С этой же целью агентами 'Большой Лягушки' через подставных лиц финансировалась непрекращающаяся кампания в СМИ, направленная на дискредитацию науки и учёных, в частности. Они изображались оторванными от мира и занятыми, исключительно, далёкими от практического использования исследованиями. И очень дорогостоящими!

'Купить бы на эти миллиарды коров, так у наших детей хоть молоко будет!' А, иначе, всё пропадёт, а, если эти 'химики' что и изобретут, то только во вред людям! Эта нехитрая философия имела некоторый успех, и возникновение всевозможных 'зелёных' сект, российских 'радетелей', в частности, тому подтверждение. Из их рядов рекрутировались боевики, организовавшие в своё время множество диверсий и терактов, в частности неудавшееся покушение на Ольгу Макарову — ведущего теоретика в области межзвёздных сообщений и попытка диверсии на орбитальной станции 'Европа'.

Как установило следствие, на основании допросов пленной агентуры врага и, к счастью, сохранившихся его баз данных, все эти или большинство сект напрямую финансировались... понятно, кем. Подозревало ли руководство всех этих 'ультра-зелёных', что регулярные транши, которые они получали и, с удовольствием, большей частью, присваивали, шло от тех самых 'инопланетных дьяволов', от контактов с которыми оно яростно предостерегало, неизвестно. Идут допросы и следствие. Пока всё это расследование держится в секрете, но информационная бомба готова уже взорваться. И тогда всем этим одноцветным с лягушками 'радетелям старины' полный и безоговорочный капут.

Начальство предупредило, что скромные заслуги моей группы, ведущей тему 'Незваный гость', не останутся без поощрения, а пока: 'работать и работать!' И держать 'парадку' в исправном состоянии и наготове!

'Ты, хоть капитанские погоны удосужился на неё пришить?'

'Так точно, пришил, господин генерал!' — соврал я. На самом деле, я их только приготовил, а потом некогда было — улетел в Антарктику. Сегодня вечером — непременно!

'Молодец! Свободен!'

* * *

Белоголовый.

Кривой как-то узнал, что убил меня не до смерти, поголодал в лесу и решил сдаться сам, надеясь на снисхождение по молодости. Да и не замечен он был раньше в плохом. Иначе, что за жизнь его ждала с такой заметной приметой? Но желудок дал ему здравый совет, и он его послушался. А за последним бандитом полицейским пришлось поохотиться. Отловили, конечно. Ну, это работа у них такая. Правда, Кривой рассказал Гребешку, примерно, где у тех логово. Запугали его эти налётчики, конечно, до смерти. Поймали в лесу, слегка побили и повертели у носа острые мечи, пообещав зарезать или, что ещё хуже, и последний глаз выколоть. Юноша и рассказал им всё: сколько в деревнях народа, сколько мужчин, богатый ли барон, когда он налог в Столицу отправлять собирается. Разбойники поопасались нападать на деревню в открытую: народу много. И сам барон бывший военный, да и огнестрелы у него в доме имеются. Они и сами всё это знали, у них был в одной деревне наводчик... да я рассказывал. Так, для проверки расспросили. Кривому приказали навязаться в сопровождающие, к тому, кто повезёт серебро, а в условном месте ткнуть ножиком. Ножик дали. Посулили три фута проволоки с добычи. Наврали, конечно: и его бы там прирезали, зачем им делиться со свидетелем? Ну, а второго наводчика так и не поймали: сгинул без следа. Да он пришлый был...

Я пожалел мальца и не стал выдвигать обвинение в покушении на убийство, а это ведь галеры или каменоломня. Поэтому его просто выпороли на площади за недонесение и трусость. Говорят, перья так и летели, сам я не видел: не пошёл смотреть, сослался на недомогание. Гребешок вполне официально отмерил мне от полиции пять футов серебряшки за ликвидацию банды. Я не стал отказываться, пригодится на поправку здоровья. Особенно, вкупе с моим потерянным и вновь приобретённым тугим моточком. А бандитское оружие на выбор не взял, погнушался, больно много на нём невинной крови, это не честное армейское железо!

Когда сна через три-четыре я встал на ноги, Гребешок взял меня в гости к пришельцам. На то болото, где их летучая лодка 'села на мель'. Я-то думал и, правда, лодка, а это оказался целый корабль. Но поменьше тех, на которых мне довелось ходить на Правый и Левый континенты. Ни мачт, ни парусов, ни, конечно, вёсел, зачем они в воздухе? Но и крыльев-то нет, точнее, какие-то недоразумения торчат. Как же они летали? А, что летали, это точно: вон какую борозду пропахали при падении, с полмили будет! Хорошо, что на болото попали, на камнях развалились бы, хоть лодка, похоже, железная. Попутчик с видом знатока пояснил мне, что это называется 'челнок' и летает по принципу армейской сигнальной ракеты, только не на пороховом, а на особом зелье. И мне всё стало понятно: конечно, зачем ракете большие крылья? Маленьких достаточно, чтобы в воздухе не кувыркалась. Но и зауважал я их за смелость! Обычная-то ракета рядом взорвётся — приятного мало, а они эдакую оседлали! Теперь лодка стояла не в грязи, как, похоже, изначально, а на брёвнах, типа плота, Пёстрый всё организовал. Ещё на ножках с колёсами, чтобы катать её можно было. Не по болоту, понятно!

В общем, прошли мы мимо группы знакомых селян, которые смотрели издалека на это диво, опасаясь подходить ближе, и нас встретили Учителя... или, кто они там, не знаю. Сами-то они отрекаются, не знают, мол, кто это такие. А по мне — похожи. Странные, конечно, прямые, как палки. В книжках Учителей-то по-разному рисуют. Да и то: никто из этих рисовальщиков их вживую не видел, все друг у друга перерисовывают. А сами Учителя уже несколько поколений не объявлялись... Некоторые городские договариваются до того, что их и не было вовсе, дескать, предки их придумали, дабы придать авторитетности законам и обычаям. Но я-то точно знаю, что они были: нашёл я в своём ледяном походе в пещерке, где наш отряд устроился отдохнуть, одну штуку. Размером и видом, вроде армейской фляги, только плоская. Я и подумал: фляга, забыл кто-то давно. Ан, нет! По одной стороне пипочки, другая гладкая. Принёс её к костру, стали мы всем отрядом изучать этот предмет. Задира ковырнул какую-то пипочку, фляга тихонько заверещала, как живая и замигала огоньками разноцветными. Задира от неожиданности чуть не бросил её в костёр, да я перехватил. Забрал себе в мешок, только иногда доставал полюбоваться. А потом раз смотрю: больше не мигает. И так и эдак пробовал пипочки нажимать — без толку, умерла, видно. Потом столько всего было, короче, не донёс я её до Столицы, потерял где-то. Зато точно знаю: это была вещь Учителей, значит, и они были когда-то на самом деле.

Так вот, встретила нас у лодки С-мечами, попросила вытереть ноги и пригласила зайти. Там было тесно, и я ничего не рассмотрел и не понял, запомнились только мигающие огоньки на стенах, как на той фляге. Будто, в юность вернулся. Из привычных вещей были только двери. Высокий кивнул Маленькой-с-самострелом, и та принесла врачевальную машинку, ту самую, видно, что штопала меня на поле брани. Гребешок ещё раньше меня упредил, и я постарался не дёргаться, когда та тесно обвила мою шею щупальцами, потом пощёлкала, и не больно укололась. Наконец, она что-то спела и отпустила меня. Высокий сморщился — они так улыбаются — и сказал, что я теперь совсем здоров, и жить буду долго, только в ближайшее время нужно хорошо кушать. Ну, это-то без проблем! Вот эта машинка мне понравилась, а то я до сих пор с содроганием вспоминаю полкового лекаря, хоть и обязан ему жизнью... говорили, что до армии он гужевых пользовал, а не разумных, ухватки и сохранились! Местный лекарь-костоправ и то лучше, как-то добрее. Поговоришь с ним, и сразу веришь, что вылечишься. Супруга у него ещё молоденькая, симпатичная... в крапинку.

А, ещё я подумал: не была ли и та 'фляга' подобием хирургической машинки? Но отверг эту мысль: и цвет другой и бутылочек снаружи не приторочено. Тогда, может, вроде, переводчика, что у гостей висят на шеях? Очень похоже! Переводчики эти говорят громко и внятно, но только, очень уж по-городскому, мне, простому разумному не всё понятно...

Наконец, вышли из тесноты на воздух. Я сообразил, конечно, что в таких лодках они не живут, есть у них корабли и просторнее. Просто застряли тут и ютятся в тесноте... Пёстрый, я слышал, предлагал им переехать в деревню, к нему в дом. Только, они отказались. Попрощались, я ещё раз поблагодарил за излечение, да и поковыляли домой. То есть, ковылял-то только я. Гребешок по дороге много рассказывал, про всё, что случилось, пока я болел и пропустил. Про пришельцев, конечно, и мы снова обсудили турнир, что он собирается устроить, вместе с Пёстрым.

* * *

Ольга Макарова.

Поскольку научная общественность требовала, мы с Кристиной опубликовали на сайте института пока короткую статью, касающуюся физической сущности спазма, поразившего тоннель, ведущий к Маркизе. Время обширных публикаций в 'Science Letters' и других изданиях придёт позже. Я предложила для этого казуса название 'Событие Журбина', в знак признательности этому любителю астрофизики и самодеятельному 'учёному'. Но уже в первых комментариях коллеги переиначили его на 'Событие Журбина-Макаровой', хотя, мне кажется, роль физика Макаровой в этом открытии — второго плана, чисто номинальная: проверить чужую идею, не более, и придать результат огласке.

Между тем, процесс спазма развивался пока по самому оптимистичному сценарию: если и обратный пойдёт симметрично, то возобновления сообщения с Маркизой следовало ожидать в скором времени.

Забавный казус произошёл со мной при первом, после излечения, посещении института. Тогда, перед полётом на Маркизу навестить его не хватило времени. Несмотря на то, что моя карточка сработала, молодой, малознакомый мне охранник отказался меня пропустить. При срабатывании системы у него на контрольном экране появилась, конечно, старая фотография, которой мой нынешний образ никак не соответствовал. Бдительный, наш, это углядел.

— Извините, гражданка, — рявкнул он, заслоняя мне проход своим накаченным торсом, — у вас чужой пропуск!

— Пропуск-то мой, э-э... Фёдор, просто я была на лечении!

— Разберёмся! — ответствовал страж, иронично рассматривая достаточно модно одетую 'тридцатилетнюю' даму, вознамерившуюся пересечь строго охраняемый периметр с документом всем известной, уважаемой ветхой старушки — директора института. Он вызвал для разборок начальника охраны, а я, чтобы не терять времени, своего первого заместителя, Анатолия Сергеевича, который был полностью в курсе моих дел. Мужчины прибыли одновременно и, в ходе короткого диспута, моя личность была надёжно установлена, а старый пропуск отобран и аннулирован. Новый должен был ожидать меня тут же, на выходе. Охранник Федор попытался извиниться, но я просто сказала ему 'Ты — молодец!' И он в смущении потупился.

Смешливая Кристина Юркевич периодически деликатно прыскала в платочек, наблюдая за этой сценой опознания и допуска. Она-то прошла без проблем по временному пропуску, подписанному, как раз мною.

ѓѓ

* * *

Владимир Петрухин.

Рептор Гребешок, после нашего, такого драматичного, знакомства зачастил к нам. Чаще, вместе с Пёстрым, который кто-то, вроде местного помещика. Другие заходили редко, точнее подходили, но вплотную не приближались, Увидев нас, глубоко кланялись, но своего общества не навязывали. Кроме того случая, когда по приказу Пёстрого и по нашей просьбе построили в паре десятков метров от места нашего аварийного приземления бревенчатый помост. Пришла бригада, подвезли брёвна и сколотили требуемое на небольшом пригорке. Нормальные, рукастые ребята, плотники не хуже земных. Инструменты странного вида, но узнаваемые. Гвозди, вообще, точь-в-точь старинные земные: четырёхгранные, кованые с большими шляпками.

Меня интересовало, как репторы, в отсутствии естественных датчиков времени — наступления дня и ночи — чередуют периоды сна и приёма пищи. Годы-то они считали по наблюдениям движения Братика — компаньона здешнего Солнца, тоже красного карлика. По объяснениям Гребешка в этом деле царил полный разнобой: селяне, например, отдыхали, 'как, кто устанет', а принимали пищу, 'как, кто проголодается'. Но это только на патриархальном уровне, в городах и крупных деревнях существовала 'служба времени'. Специально назначенные караульные наполняли водой что-то, вроде бытовавших когда-то и на Земле клепсидр — водяных часов и следили за вытеканием из них, соответственно, воды. Когда время сна или бодрствования 'истекало', подавали сигналы, ударяя в местный 'колокол', тем самым, ориентируя жителей.

В Столице пошли ещё дальше: время бодрствования поделили на десять частей и сигналили об истечении этих 'часов' числом ударов. В 'ночное' время сигналы, правда, не подавались. Гребешок очень гордился таким нововведением и прогрессом. Потому, что 'очень удобно знать, сколько рабочего времени уже прошло и сколько осталось!' Ну, а этой бригаде плотников сигналы шабашить, обедать и отходить ко сну подавал её руководитель, руководствуясь, видимо, внутренними, биологическими часами.

Спать репторы предпочитают на специальном, невысоком насесте из толстой жердины. Вцепляются в неё когтистыми ногами и дремлют. Держатся очень крепко, даже в глубоком сне. 'Рухнуть с насеста', это у них эвфемизм, означающий 'умереть'. А за неимением насеста, взбираются на дерево и выбирают подходящую ветку. Или, просто умащиваются сидя на земле, поджав под себя ноги. Это считается неудобным. Поэтому, поговорка: 'У него дома даже насеста нет!' — критерий крайней бедности.

Так вот, после окончания постройки помоста, репторы подогнали с десяток тягловых животных, вроде тех, с которыми мы уже были знакомы, опутали под моим руководством многострадальный ПО-4 толстыми верёвками и втащили птичку на этот плот на болоте. Конечно, тот немного погрузился в почву, но вонючая жижа поверх всё же не выступила. Вся эта процедура заняла меньше суток по нашему счёту, конечно, с перерывами на артельные перекусоны и отдых. Затем Маруся запустила гидравлику шасси, челнок встал на колёса и мы получили возможность осмотреть днище и очистить нижние дюзы от грязи.

И, похоже, нам скоро предстоит принять участие в турнире, который готовят Гребешок и Пёстрый!

* * *

Подполковник Гюнтер Сколик.

Сообщение вахтенного в рубке разбудило меня за полчаса до официального подъёма.

— Командир, наблюдаю активность в районе портала! — и не успел я среагировать, как его голос перекрыла трансляция с 'Алебарды':

— Боевая тревога!

Оказываюсь в рубке секунд через тридцать, на лету застёгивая молнию куртки. Тревога, ни тревога, а командир должен быть примером для подчинённых, по крайней мере, в плане соблюдения формы одежды. Операторы уже на местах, принимают целеуказания с флагмана. Наша цель — ближайший 'пончик', это судно условного противника. Почему их так назвали русские — выше моего разумения, плохо ещё язык знаю. Я бы назвал 'торами'. Вахтенный уступает мне ложемент, и я просматриваю на дисплее хронику последней минуты:

Только вышедший из-за горизонта планеты портал вдруг обозначился на радиолокаторе и выплюнул в пространство нечто маломерное, скорее, не более десятка метров. Торы, тем не менее, тут же изменили конфигурацию в пространстве и, похоже нацелились на пришельца, покинули свои орбиты и пошли на сближение с ним. Новоприбывший выдал серию радиопакетов, однако не на частоте межрасового общения. Расшифровке они не поддались. Торы же ответили ему на 'эсперанто' и на привычной частоте, и их сообщения, конечно, отлично декодировались. Они потребовали от него покинуть Систему, угрожая применением силы. Тот, однако, не послушался и продолжил свою трансляцию, на что торы обиделись и заявили, что попытки вмешательства в их программное обеспечение они отвергают и откроют огонь через 27 секунд. Это возымело... Пришелец сообщил, что подчиняется, развернулся и направился к порталу, одновременно передав на межрасовой частоте:

'Двум неопознанным судам — ждать...' Что ещё он хотел сказать — осталось неизвестным, поскольку 'сторожа' вдруг синхронно атаковали его... в спину. Какое оружие они применили, я не понял, а комп не смог идентифицировать. Но в оптике на месте судна возникла яркая вспышка. Тут же поступил приказ адмирала:

— Атака целей по схеме номер три! Полная мощность, огонь!

Это значило удар лазерами и без перерыва антипротонниками.

— Огонь! — продублировал я, и 'Меч' содрогнулся. Наша цель тоже на мгновение вспыхнула, а затем проявилась в оптике в виде бесформенной вращающейся и газящей массы, окружённой облаком быстро разлетающихся во все стороны фрагментов. На аккуратный тор она больше не была похожа. Может, на неведомый пончик? Не хуже обстояли дела и у канониров 'Алебарды': их две цели тоже надёжно 'распаялись'. Хотя, кто их знает? Вдруг, они могут восстанавливаться? Как бы в подтверждение моих мыслей по связи снова прорезался голос адмирала:

— Гюнтер? Отбой боевой тревоги.

— Принято!

— Хорошо стрелял! Благодарность экипажу. Присматривай пока за этими головёшками, дожигай, если активируются. А мы слетаем к пострадавшему. Вдруг, что-нибудь уцелело? И портал помониторим, там ведь ещё один клиент в коллекторе!

— Есть, командир, спасибо! — ответил я, одновременно пытаясь рассмотреть в оптике, то, что осталось от неудачливого визитёра. Ничего не удалось, слишком далеко, однако на локаторе он отмечался, как и раньше. Явно потерял управление, поскольку довольно быстро удалялся по прямой, уже миновав портал. Это, ведь он нам сказал 'ждать', сам собираясь лететь за помощью! А эти сбрендившие роботы... Отвлёкшись на новую цель, про нас они, видимо, забыли или посчитали всё ещё разоружёнными. Кроме того, им нужно время на разворот. Во всяком случае, благодаря этому инциденту, мы снова получили свободу действий и теперь можем вытащить с планеты Володю и девчат. Как там они?

* * *

Василий Кондратенко.

Проанализировав картину боя, Маруся сообщила, что гостю не хватило трёх секунд, чтобы набрать необходимую скорость и уйти в портал. Динамика поразительная! Или в нём тоже нет живых? Удар 'бубликов' прервал процедуру, и теперь судно летело в пространстве, вдобавок медленно вращаясь. Догнали мы его через три часа полёта. Это оказалось нечто, вроде скутера по размерам. При нашем приближении оказалось, что он непрерывно издаёт призывы о помощи на 'эсперанто', но сигнал очень слабый, слышно только вблизи — передатчик почти сдох или антенны сгорели. На наши попытки связаться реакции не последовало.

— Что думаешь, тёзка? — обратился я к Стрижакову, руководившему сближением.

— Предполагаю послать людей для осмотра и попытки проникнуть внутрь.

— А, если это не удастся?

— Кажется, по размерам он войдёт в трюм, нужно в этом убедиться... тогда можно его принять на борт и спокойно работать уже при атмосферном давлении.

— Одобряю, действуй!

— Разрешите самому возглавить группу?

— Разрешаю, осторожней там!

— Есть, осторожней!

Похоже, подполковник засиделся, ничего, пускай разомнётся. Вскоре на обзорном дисплее рядом с цилиндрическим скутером появилась аварийная команда, а в динамиках пошёл её радиообмен. Маруся увеличила объект до размеров экрана, и на обоих судах можно было наблюдать, как чётко и слаженно работали люди, повинуясь командам Стрижакова. Можно было подумать, что такой казус — просто рутинная миссия. Я не вмешивался: мелочный контроль, это лишнее. Поступило сообщение, что аварийный скутер с запасом входит в створки люка холодного трюма 'Алебарды', и через двадцать минут мы приняли его на борт, вместе с командой спасателей. Я тоже направился в трюм. Половину его объёма занимал объект. Обожжённый неведомым оружием 'Пончиков', однако, совершенно не радиоактивный, что радовало. Члены спасательной команды, ещё не успевшие снять скафы и подоспевший на помощь экипаж крепили этот неожиданный груз. Стрижаков руководил группой пытавшейся открыть прямоугольный входной люк. Люк не поддавался.

— Может, лазером его, командир? — спросил кто-то. Стрижаков не успел ответить, потому, что в этот момент скутер подал признаки жизни. Раздалось негромкое шипение, и крышка люка сама сдвинулась в своих пазах.

— Задержать дыхание! — гаркнул я, — закрыть скафы! Кто без скафа -покинуть трюм!

И спешно выполнил собственный приказ, вместе с пятью другими членами экипажа. Оказавшись в коридоре, я снова связался со Стрижаковым:

— Василий Александрович!

— На связи!

— На тебе состав атмосферы чужака и микробиология.

— Принято! Атмосферу уже проверяем, но нужна биологическая экспресс-лаборатория.

— Сейчас доставим... Бауэр! — но ответ доктора звучит не по трансляции, а из-за спины. Облачённый в скаф, Володя Бауэр предвосхитил события и уже тут с портативным анализатором в чемодане.

— Здесь, генерал! Разрешите пройти в трюм?

— Минуту, доктор! Маруся, подними давление в коридоре, чтобы...

— Принято! Ждите тридцать секунд.

Ощутимо давит на уши, Маруся подкачивает воздух, дабы возможные патогены из воздуха трюма не проникли в коридор и атмосферу 'Алебарды'.

— Готово, Мастер! Открывайте, подкачку продолжаю!

Приоткрываю люк, и Бауэр ловко проскальзывает в трюм. Люк захлопнут, теперь только ждать.

* * *

Владимир Петрухин.

На главной площади деревни, где проживал оказавшийся местным феодалом Пёстрый, выгородили круг метров десять в диаметре. Вбили полутораметровые колья и повесили 'канаты' из местных лиан. Переводчик назвал это место почему-то старинным словом 'ристалище'. На крыльце баронского дома, под навесом на капитальных насестах расположились именитые гости. И почётные, то есть я со своим экипажем. Но для нас насесты доработали, добавив по одной параллельной жерди: не больно удобно и спинок не предусмотрено, но сидеть можно. Остальная, менее почётная публика окружила ринг по периметру, оставив, однако, свободный проход со стороны 'трибуны'. В этот проход выходили бойцы, чтобы помахать оружием, размяться и покрасоваться перед выходом на ристалище. Но это позже, сначала на ринге произошла эпическая битва простолюдинов, которую распорядитель — тот же Пёстрый — анонсировал со своего насеста, как 'крестьянскую драку'.

На арену вышло около десятка репторов в толстых, 'защитных', как я догадался, попонах, и под рёв толпы принялись мутузить друг друга короткими суковатыми палками. У некоторых, особо искусных, их было по две. Я не сразу догадался, что эта, с виду беспорядочная драка подчинялась правилам: по головам не били, молотили друг друга только по корпусу, аж пыль летела! А когда одному неудачнику случайно досталось по затылку, и он рухнул, как подкошенный, то бой сразу остановился. Пострадавшего доброхоты или специально назначенные собрались вынести с ринга в сторонку и оказать ему помощь, но травмированный сам встал на ноги, подобрал свою дубинку и, потрясая ею, судя по всему, вознамерился продолжить бой. Хотя на ногах стоял нетвёрдо. Однако, подчинился приказу Пёстрого, пролез под верёвками, едва не растянувшись на земле и направился к трибуне. Там его ждала награда за доблесть — возможность досмотреть соревнования, сидя на жерди, совсем недалеко от барона. Всё это под одобрительный и сочувствующий рёв публики. Тут уж приходилось догадываться: автопереводчик выхватывал из шума только отдельные слова. Крепки у репторов головы!

Затем бой продолжился и длился ещё минут пять, до тех пор, пока бойцы, явно, не стали выдыхаться: тузили друг друга уже без особого энтузиазма. Один споткнулся и упал, возможно, переутомился. Это послужило сигналом к окончанию: бойцы уходили с арены, дружески подначивая друг друга и похлопывая по плечам. За ограждением их ожидало несколько жбанов с прохладительным напитком, нечто, вроде пива, которые репторы немедленно пустили по кругу, что символизировало, видимо, спортивное братство.

Кстати, напитки поднесли женщины, которых мы уже научились отличать от мужских особей по миниатюрным гребешкам и более цветастым попонкам. Самые, по местным меркам, красавицы одежды не носили вовсе, а щеголяли природными расцветками, чем пестрее, тем красивее. Впрочем, это в деревне, тут нравы проще, в городах же, как рассказал Гребешок, хождение без попоны почиталось дурным тоном. Символом нищеты, что ли? Там, даже самые симпатяги вынуждены были одеваться. Впрочем, символического жилета с карманами было достаточно. Это не мешало прохожим оценить прелести красотки и, в то же время создавало для неё удобства в плане переноски всяких мелочей: покупок и, главное, мотка серебряной проволоки — местной валюты.

Между тем, внимание зрителей переключилось на арену, на которой появилось два бойца, вооружённых на этот раз мечами. Судя по одежде, это были полицейские из отряда Гребешка. Имя одного я расслышал, это был уже упомянутый выше, легендарный Худой, имя второго потонуло в восторженных кликах толпы, поскольку бойцы как раз окончили разминку и сошлись в центре арены. Два боевых меча у каждого, никакого тренировочного оружия. Худой и, правда, был хорош: жилистый, вёрткий, он так и порхал вокруг соперника, настоящего гиганта. Тот, впрочем, ничуть не уступал: стремительно вертелся на месте, ни разу не показав противнику тыл, и на каждый его удар успевал ответить двумя. Случайно взглянув на тётю Лену, я заметил, что она посматривает то на арену, то на экран коммуникатора и что-то шепчет одними губами.

— Запрашивает повторы некоторых фрагментов в замедленном темпе! — ответила мне на невысказанный вопрос Маруся, которая снимала действо с парящего в небе разведчика.

Бой на арене, конечно, был тренировочный, точнее, показательный, но приёмы нападения и защиты можно было изучать и по нему, чем коллега и занималась. Нам с Томой не выступать, мы в этой части шоу не заявлены. Бой же продолжался в прежнем темпе, ничуть не было похоже, что противники выдыхаются. Постепенно обозначился перевес в пользу Толстого, как я его назвал для себя. Он всё более уверенно теснил Худого к краю арены, чем вызывал шквал одобрительных воплей со стороны своей партии. Впрочем, мне ещё тогда показалось, что это не более чем постановка, дабы внести интригу. Так и оказалось: Худой вдруг отбросил свою показную пассивность, почти вприсядку ушёл от сокрушительной атаки своего соперника, вывел того из равновесия ударом ноги и у самого барьера нанёс два быстрых удара мечами, которые оппонент отразить не смог. Один колющий удар в область грудины, другой по шее, рубящий. Но первый, явно, вполсилы — он только порвал доспех Толстого, хотя хода оружия хватало и на большее, а второй — от души, но лезвием плашмя. Соперник покачнулся, ноги его подкосились, и он медленно осел на землю, возможно, и, правда, в беспамятстве. Худой же обозначил добивающий удар снова в шею и торжествующе поднял к небу оба своих меча в знак 'победы'. Но тут сверкнула молния, ударил гром, заглушивший приветственные и разочарованные крики зрителей и, почти без перерыва, на землю рухнули тугие струи дождя. Солнце померкло за набежавшей тучей, Толстый без промедления ожил и, поддерживаемый товарищем, поплёлся прочь с арены. Видно было, как капли отскакивают от дублёных доспехов.

Нас этот, оказавшийся кратковременным, ливень не намочил: мы, вместе с почётными зрителями сидели под навесом. Прочие же стойко мокли, но никто не разбежался, только некоторые накинули на голову и спину, в дополнение к попонам, нечто вроде мешковин. Не обращая особого внимания на дождь, зрители чествовали победителя и его напарника, хлопали по плечам и спинам, подносили им горшки с пивом, а, может, чем и покрепче.

Ещё пару раз прогремело, но уже издалека, снова выглянуло навсегда зависшее на небосводе красное и большое местное Солнце, и дождь закончился. Площадка, покрытая лужами, правда, пока была не пригодна для соревнований, поэтому Пёстрый оперативно изменил регламент и объявил, что теперь будут стрельбы. Между тем, на ристалище уже выбежали репторы с какими-то корзинами и мётлами. Они живо разметали лужи и засыпали их песком. На дальнем от нас конце ристалища в землю воткнули шест с укреплённой не нём квадратной доской, где-то полметра на полметра. Это была мишень. Мало того, на верхушку шеста водрузили белый зубастый череп какого-то зверя, чуть меньше человеческого по размеру. Это, для особо искусных стрелков — пояснил Пёстрый для нас, поскольку все остальные были в курсе.

Сначала свои навыки демонстрировали охотники из селян. Почти все они из своих луков и самострелов попадали в мишень, и скоро та оказалась утыкана стрелами, к центру гуще. Некоторым удавалось попасть и в череп, стрела при этом рикошетила под буйные крики одобрения зрителей. Затем пришла очередь профессионалов. Перед этим мишень очистили от стрел, владельцев попавших в самый центр опознали по меткам и огласили их имена. Пёстрый взял слово и пошутил, что промахнувшимся придётся, потом самим побегать и поискать свои.

Стрелки из полицейского отряда посылали стрелы в таком порядке: две в мишень, потом одну в череп. Никто не промахнулся. Только Гребешок отступил от этого правила и выстрелил в череп три раза. И все три раза попал, заслужив благодарность зрителей.

Пёстрый объявил, что теперь своё искусство покажет гостья, которую зовут Маленькая-с-самострелом. Тома встала, обречённо вздохнула, сняла с плеча своё оружие и направилась на позицию.

— Удачи! — крикнул я ей вслед, и госпожа Фролова, тоже что-то крикнула, но девушка, кажется, не услышала: уже настраивалась на выступление. Или из-за поднявшегося шума. Репторы раньше на нас особенно не пялились, не знаю из-за врождённой деликатности или получили строгий приказ... Кроме детей, конечно, те просто застывали с открытым ртом. Но тут Тома мотивировано оказалась в центре внимания, гвалт прекратился, только когда она взвела самострел и прицелилась.

Треньк! — первая её стрела впилась в самый центр мишени, да с такой силой, что две или три торчащие там упали на землю. Треньк! Вторая воткнулась рядом. Третью Тома послала в череп. Стрела пронзила его самую толстую, полагаю, лобную кость и пригвоздила мишень к шесту. Приветственный ор поднялся до небес, такого результата никто не ожидал. Тома развернулась, неловко поклонилась зрителям и удалилась на место с неконтролируемой улыбкой на лице. Встречные тоже похлопывали её по плечам, но очень осторожно.

Далее последовало выступление 'огнестрельщиков'. Стрелы из мишени снова вытащили и раздали владельцам. Соревнующихся было трое, я четвёртый, на закуску. Каждый рептор вышел на позицию с тремя предварительно заряженными поховыми 'трубами', на мой взгляд, довольно уродливыми. Но, может, для них это верх дизайна. Громогласные 'бабахи', тучи вонючего дыма. После каждого выстрела мишень содрогалась, и от неё летели щепки. Феерия дымного пороха, короче. Только у одного стрелка случилась осечка, но ему сразу передали запасное 'ружьё', и он, тоже поразил мишень.

Настала и моя очередь. 'Сейчас выступит наш гость — Высокий!' — объявил Пёстрый. Никогда не считал себя искусным стрелком, но мишень недалеко, ветра почти нет... Поставил десантный пистолет на очередь из трёх патронов, прицелился, как учили, затем, стараясь попасть в промежуток между ударами сердца, нажал на спуск. Негромко прострекотало табельное оружие... Кажется, я всё-таки высоко взял, поскольку первая пуля вдребезги разбила многострадальный череп, в который я не целился, вторая всё-таки попала в мишень, а третья 'ушла за молоком'. Но этого никто не заметил, поскольку перебитый пулями шест надломился, и мишень рухнула на землю. Моя пуля, видимо, была последней каплей. Триумф, не вполне заслуженный, но приятный... С надсадными воплями и приветственными кликами.

Тётя Лена с улыбкой кивнула мне, вставая, поскольку Пёстрый объявил финальную пару: 'А теперь — наша гостья С-мечами и прославленный Худой!' Кажется, она ничуть не волновалась. Тома же серьёзно пожала мне руку и сказала:

— Здорово ты череп расколошматил! Пусть знают, это им не вонючие средневековые стрелялки!

— Я, вообще-то, в мишень целился... — сокрушённо признался я и добавил:

— Но вот ты зачётно ему лобешник пробила!

— Я в глаз метилась... — смущённо ответила Тома, и мы рассмеялись.

* * *

Василий Кондратенко.

Бауэр взял пробы воздуха в трюме и, отдельно, из внутреннего пространства скутера. Потянулись минуты ожидания: чтобы все высеялось и дало 'всходы' необходимо некоторое время. Доктор, впрочем, результатов анализа ждать не стал, а попросил разрешения проникнуть внутрь. Я разрешил. Теперь весь экран заняла трансляция с нашлемной камеры доктора. Из его комментариев и картинки было понятно, что он легко продвинулся по небольшому коридорчику, освещённому желтыми плафонами, предположительно, на потолке и упёрся в совершенно гладкий люк. Ни кнопок, ни клавиш на люке и рядом не наблюдалось. Но он дрогнул и ушёл в стену сам, как и внешний. За ним оказалось пространство рубки управления, причём, ничуть не предположительно, поскольку там, в ложементе находился пилот. За прозрачными 'стенами' открывался обзор на холодный трюм 'Алебарды' и на зависших и перемещающихся вокруг моих подчинённых в скафандрах. Каждая фигура на этом дисплее сопровождалась перемещающейся вместе с ней колонкой символов, иногда меняющихся. Это значило, что интеллектроника челнока действовала. Но тут Бауэр сконцентрировал своё внимание на пилоте, и я сосредоточился на его докладе:

— ... Он заключён в полупрозрачный кокон, упругий, это всё, что могу сказать. Судя по всему, антропоморфен, просматриваются ноги, голова и, кажется, две руки. Так, внимание, что-то происходит... он шевельнулся!

На картинке этого не было видно, но, когда доктор перевёл камеру на верхнюю часть кокона, оказалось, что его непрозрачность в этом месте как бы протаивает, и нам открылась видимость на лицо пилота. Нечто среднее между человеческим и лицом человекообразной обезьяны: маленький нос, морщинистая кожа, видимо, светло-коричневая, довольно губастый, мощные челюсти, высокий лоб. Признаков шерсти и волос нет. А, когда травмированный открыл глаза, оказалось, что они совсем человеческие: широкие зрачки, радужка голубая. Около рта существа неприятно копошились какие-то разноцветные трубочки, которые я сначала принял за щупальца, но, когда оно недовольно сморщилось, те мигом убрались за край окна видимости. Не иначе, реанимационная машинерия... Пилот, похоже, сфокусировал взгляд на Бауэре, затем огляделся, и немедленно заговорила Маруся:

— Передача сигнала бедствия прекратилась, поступило сообщение на 'эсперанто': //благодарность/ спасение// понимание/ вопрос//

— Скажи ему: 'понимание'. И дай запрос на репторском, думаю, он его может знать.

Пауза... и Маруся озвучила акустический ответ, присвоив пришельцу хрипловатый низкий голос, как у какого-то киноартиста:

— Да, владею. Не я сам, а компьютер. Вопрос: вы сумели обезвредить дефектных Стражей?

— Трое обезврежены, но один остался в коллекторе, — ответил я.

— За него не беспокойтесь, я сумел его дезактивировать на подлёте. Других не удалось. Вы можете снять скафандры, мой челнок стерилен, это стандартная процедура. Я, к сожалению, останусь в своём... Судя по тому, что вы владеете наречием репторов не в усечённом, а в классическом варианте, вы нашли их судно?

— И это тоже, а, вообще, мы с их материнской планеты.

— Тогда мы вас знаем. Кто-то из нас посетил вашу планету, по репторскому и вашему счёту, шесть тысяч оборотов назад. Но ваша цивилизация находилась тогда в самом зачаточном состоянии. Как вам удалось так быстро подняться? У вас тоже были инопланетные Учителя?

— Нет, мы как-то сами...

— Удивительно... — пилот помолчал, а потом вдруг сменил тему:

— Извините, моя интеллектроника настаивает на срочном продолжении лечения или я сейчас умру. Я получил обширные поражения внутренних органов, нуждающиеся в реставрации. И челнок требует ремонта...

— Чем мы можем вам помочь?

— В лечении моего организма ничем, тут у меня ресурсов и средств с избытком, нужно только время. Челнок, тоже, способен сам восстанавливаться, однако ему потребуются материалы для ремонта. Он получит их от разрушенных Стражей, там, думаю, всего достаточно. Сейчас я прекращу общение, потому, что Медик введёт меня в кому, а вы освободите мой аппарат и откройте люк вашего... вместилища.

— Доставить до места?

— Не нужно, он сам... Уже действует... через двое суток... только не уходите из Системы, нужно ещё обсудить... — он замолчал, глаза закатились, веки закрылись. Мне пришло в голову, что за всё время беседы, гость, даже не шевельнул ртом.

— Давай-ка домой, доктор, а то ещё люки закроются!

— Уже иду, Мастер! Кстати, лаборатория подтверждает: только привычная нам микробиология, и ту мы сами занесли.

— Не задерживайся! — последняя фраза была излишней, поскольку Бауэр уже выплывал из внешнего люка. Тот немедленно закрылся. Команда освободила челнок от фиксаторов и покинула трюм. Монитор потемнел, но ненадолго: по команде Стрижакова раскрылись створки внешнего люка, и в трюм проник свет недалёкого красного карлика. Но тут же затуманился, это скутер включил маневровые и осторожно вышел в открытое пространство. Поворочался, выбирая направление полёта, зажёг неяркий огонёк маршевого двигателя и удалился в сторону недавней битвы, поживиться запчастями, или, что там ему нужно. Нам тоже пора...

— Сколик!

— На связи, адмирал! Без происшествий!

— Принято. К тебе там летит скутер, не препятствуй...

— Я всё видел и слышал.

— Хорошо!

— Стрижаков!

— Слушаю!

— Теперь, когда мы избавились от тюремщиков, нужно доставать ребят. Поэтому, во взаимодействии со Сколиком, поставьте суда на полярную орбиту, высотой, порядка трёх тысяч км и установите связь с Петрухиным.

— Принято, адмирал, приступаем!

Тут же в разговор вступила Маруся:

— С этой орбитальной позиции принимаю сигнал маркёрного маяка ПО-4. Запрашиваю... Есть контакт! Включаю связь!

И пошёл сигнал с поверхности. Тот же Марусин голос, но неуловимо другой:

— Я ПО-4, наконец-то, господин генерал! У нас всё нормально, включаю ретрансляцию на Володю.

— На связи, Василий Петрович!

— Рад тебя слышать, Володя. Как дела? Где находитесь?

— Находимся в местной репторской деревне, в десяти километрах от места посадки. Тамара рядом. Елена Юрьевна недалеко, готовится к бою.

— Какому бою? что случилось?

— Это показательное выступление... в рамках установления дружеского контакта с цивилизацией репторов. Маруся, можешь дать наверх картинку?

— Канал слабоват, добавляю мощность. Как картинка?

Картинка была потрясающая...

* * *

Владимир Петрухин.

Тётя Лена и Худой вышли на ринг, разошлись в стороны и приступили к разминке. У каждого бойца по два меча, у Худого — две сабли максимальной длины, госпожа Фролова же вооружилась катанами, которые, на глаз, длиннее. Учитывая и более длинные руки... Защита — обычный комбинезон. Это, только с виду, его не всякая пуля пробьёт, а разрезать ткань почти невозможно. Рептор, явно, в боевой попоне, Она кожаная, вся в полукруглых потёртостях, поскольку изнутри обшита костяными пластинами со шкуры какого-то динозавра. Аккуратные заплаты, видно, что за 'панцирем' ухаживали. Значит, хозяин его ценит. Хороший доспех, только тяжеловат, наверно. Но, по Худому этого не скажешь, ему, кажется, привычно. В военных условиях попона, иногда, дополняется кольчужными штанами и рукавами, а также железным или медным шлемом, как рассказал мне Гребешок. Но железо дорого, а полиция финансируется недостаточно хорошо. Поэтому обходится без этих полезных излишеств.

Тётя, Лена между тем, изобразила фланкировку. Это такое упражнение, когда мечи, послушные рукам на максимальных амплитудах их движения, образуют вокруг бойца как бы блестящую полусферу, от макушки до самой земли. Сначала медленно, чтобы продемонстрировать зрителям подробности, а затем, взвинтив скорость до того, что рассекаемый воздух, аж засвистел. Тома воодушевлённо заорала, и её крик подхватили опешившие, было, зрители. С такой техникой они, явно, раньше не встречались. Даже Худой остановился на несколько мгновений, раззявив пасть.

Лена остановилась, поклонилась зрителям и противнику, бойцы сошлись в середине ринга и закружились в характерном 'танце', присматриваясь друг к другу. Мечи при этом только несколько раз звякнули. Но разведка длилась недолго. Вдруг Худой ринулся в атаку, но она была с лёгкостью отбита. Тут же тётя Лена контратаковала. Почти неуловимые глазом взмахи катанами — вжик! — и она споро отскочила, но на груди рептора, точнее на его попоне теперь образовалась длинная прореха, под которой явственно засверкали белые пластины. Зрители сопроводили 'туше' горестным воем. Но, к моему удивлению, некоторые болели за тётю Лену. 'С-мечами, вперёд!' — прорвался из наушника перевод их скандирования. Неудача, однако, не обескуражила рептора, он попытался провести подкат, чтобы сбить соперницу с ног. Но та легко вспорхнула, как будто гравитация на неё не действовала и приземлилась в его 'задней полусфере'. И... упала? Нет, не упала, а расчётливо перекатилась с мечами на вытянутых руках. Вжик! Бах! Одной катаной Лена распорола сверху донизу попону Худого и в районе гузки, да так основательно, что на землю посыпались защитные диски, а в воздух взлетели обрывки перьев. А другой от души хлопнула его плашмя по ноге в районе 'штанов'. Будь это серьёзный бой, тут и остался бы Худой без ноги. Он всё равно рухнул на бок — удар был всё-таки очень силён — но тут же вскочил, потирая травмированную ногу. Тётя Лена уже ожидала его, стоя в излюбленной своей стойке: левая катана вытянута вперёд, правая над головой.

Рептор не стал продолжать бой, вместо этого он воткнул мечи в землю, признавая тем самым своё поражение, и глубоко склонился перед соперницей. Лена опустила катаны, и тут случилось вовсе неожиданное: Худой сделал два быстрых шага и подхватил её на руки. Кажется, она от неожиданности взвизгнула, но я не уверен, шум стоял такой, что я бы и собственного крика не услышал. Репторы обнимались и орали при этом так громко, что переводчик вовсе замолчал, и его пришлось перезагрузить.

Худой немного покружился с соперницей на руках, явственно припадая на правую ногу, затем аккуратно поставил раскрасневшуюся Лену на землю, подобрал мечи, и они плечом к плечу направились к Пёстрому, который для такого случая спрыгнул с насеста. Толпа притихла, дабы не пропустить ни слова из церемонии награждения. За все победы полагалась одинаковая награда: по полметра толстой, с миллиметр, серебряной проволоки, которую полагалось свить в кольцо и повязать на голову или шею. Это была особая, наградная проволока, та, что используется в качестве валюты, потоньше.

Призы получили Худой за победу над Толстым, я с Томой за меткую стрельбу и, конечно, тётя Лена. Она, однако, только соединила свою проволоку в кольцо, но на шею не надела, а споро нацепила на голову Худого, наподобие венца, где уже красовался один такой же трофей. 'В знак его мастерства!' — сказала она, а Пёстрый это немедленно озвучил. Худой несколько мгновений выглядел ошарашенным, но быстро опомнился. И с рёвом снова полез обниматься. Но Лена ловко ускользнула от его объятий.

На площадку выскочили дети, похоже давно ожидавшие этого момента. Даже несколько девочек, к моему удивлению. Вооружённые палками, они устроили сразу несколько дуэлей. Двое попытались скопировать фланкировку, получалось немного неуклюже. На этом состязания и завершились, точнее, плавно перешли в празднество. Нас усадили за откуда-то появившийся стол — а сидеть в этот раз пришлось на скамье-жёрдочке — рядом с Пёстрым, Худым и прочими отличившимися, не исключая, кажется, и 'простолюдинов', если можно так выразится. Подали пиво в, наверно, литровых глиняных кружках без ручек и закуску в виде тонко наструганных ломтей мяса, по запаху, вроде, копчёных. Но мой пищевой анализатор попробовать это не разрешил, высветив пугающее: 'Большая концентрация неопределимой микробиологии. Аминокислотный состав в норме'. Насчёт пива он долго колебался, помигивал монитором, затем заявил: 'Разрешено условно. Примите таблетку номер 9'.

Во время всех этих манипуляций сумбурный разговор за нашим столом несколько притих: я ощутил себя в центре внимания. И решил рискнуть: достал из сумки пластиковый стаканчик и нацедил себе немного 'пива'. Пить из глиняной кружки не стал, судя по её виду, она не мылась с прошлого раза или никогда. Напиток оказался прохладным и довольно приятным на вкус что-то напоминающее зелёный чай. Крепость была мизерная, теперь понятно, почему репторы его литрами пьют. Напряжённость за столом тут же разрядилась, все разом заговорили. Мои дамы тоже отхлебнули по несколько глотков из своих стаканов. Решив рискнуть, всё-таки оторвал кусочек мяса из выложенного перед нами на деревянном подносе. По вкусу — копчёная курятина, хотя, наверняка какой-то динозавр из домашних.

— Володя, ты что делаешь? — раздался у меня в ухе встревоженный голос Кондратенко.

— Нужно для поддержания контакта, господин генерал! Вам с орбиты не видно, а тут все ждали, съем я что-нибудь или нет.

— Действия лейтенанта оправданы, — вмешалась и Маруся.

— Не выгораживай любимчика... По возвращении пойдёте в карантин!

— Это в любом случае! — уже голос Володи Бауэра.

Кажется, генерал сдался, но последнее слово оставил всё-таки за собой:

— Не засиживайтесь там, работы не меряно.

— Есть, господин генерал!

Мы и не засиделись, провожаемые Пёстрым, Худым и несколькими фанатами, скоро были уже на окраине деревни. Шли по освещаемой вечным солнцем каменистой местности под приятный, но несколько сумбурный разговор. Пёстрый повествовал о своих военных приключениях, перейдя, видимо, на такой специфический жаргон, что автопереводчик снова стал заикаться. Из вежливости я не переспрашивал... Заметил, что Худой и тётя Лена приотстали и оживлённо беседуют о чём-то своём.

Но где-то на полдороги местность пошла на понижение, грозя вскоре перейти в 'родное болото'. Провожающие, выполнив свой долг, раскланялись. Худой, ухватив Лену за плечи, слегка потряс её и удалился вслед за соплеменниками.

— О чём это вы беседовали? — немного ревниво спросил я. Женщина показалась мне слегка смущённой.

— О жизни... Замуж он меня звал! — я даже оторопел, а Лена продолжила:

— Говорил, у него две жены, если я соглашусь, то он выгонит одну или обеих. А меня возьмёт!

— А...?

— А я? Соврала, что у меня на Земле есть муж. А жён выгонять нехорошо!

— И...?

— Согласился... Обещал своих не гнать. Но в гости звал, если 'буду мимо пролетать'! Ещё мечами помахать, то, сё...

— Да, дела! — только и смог вымолвить я. Тома, вообще, промолчала, хотя прислушивалась с интересом. Так в молчании мы и дошли до места стоянки челнока.

А со здоровьем и с желудком, в частности, ни у кого из нас проблем не возникло!

* * *

Василий Кондратенко.

В совещании по проблеме спасения застрявших на планете — как-то само собой привилось её название — 'Рептор' — приняли участие командиры судов, старшие помощники и главные инженеры. И, конечно, обе Маруси и Володя Петрухин. Сначала мы выслушали его. Из обстоятельного доклада стало ясно, что челнок в полном порядке, герметичность в норме, вмятины и царапины не значительные. Но ВПП у него нет и, хотя он гарантирует взлёт на 'брюхе', поскольку болото ровное, но только на атмосферных двигателях, поскольку глюонники в атмосфере тянут слабо. Но вот топлива для атмосферных у него нет.

Что же? бросить челнок, а людей эвакуировать на другом? Или привезти на нём топливо? Но и ему придётся садиться в то же болото, поскольку больше некуда. Посадить 'Меч' или 'Алебарду'? Те отлично приземлятся на близкое каменистое плато. Оно не очень ровное, но явно выраженных горок и оврагов не имеет. Все уже склонились к этому логичному варианту, когда Стрижаков предложил свой:

— Не нужно сажать корабль и челнок тоже. Сколько им нужно горючего для подлёта на несколько километров? Килограмм сто, сто двадцать? Его повезёт челнок. Пройдёт на бреющем у них над головами и сбросит 'посылку' на парашюте. Это всего пятнадцать канистр, подберут и заправят челнок вручную. Такая процедура предусмотрена.

— Но процедура бомбометания с челнока не предусмотрена! — возразил по радио Сколик, присутствовавший виртуально.

Завязался сугубо технический спор, но он не затянулся, специалисты быстро пришли к выводу, что такое в принципе возможно, и тут же стали обсуждать детали реализации. Но я это дело приостановил и отложил на потом, чтобы выслушать мнение Володи.

— Очень хороший вариант! Только нужно не промахнуться, а попасть в болото, а не на камни, иначе может полыхнуть... И сбросить не очень далеко от нас, болото местами труднопроходимо.

— Предлагаю послать Жарикова и Мустафьева, — вставил Стрижаков, — они лучшие!

— Мои не хужее! — тут же возмутился Сколик.

— Конечно, не хуже, Гюнтер, но твои орлы 'Яйцо' недавно обнаружили, хватит с них пока славы! — заметил Стрижаков.

— Ладно, согласен... — пробурчал тот, но не успокоился. Уже после окончания совещания остался на связи и выговорился:

— Вы, русские, всю славу всегда хотите себе загрести! Лейтенанта этого — правда, неплохой парень! — распиарили на весь, как это? — белый свет!

— Да это не мы, а журналисты! Кстати, новости читал? Самая популярная личность на Земле, это уже давно не Володя, а Вернер Лютоф — хитроумный разоблачитель шпионской сети и первооткрыватель инопланетной базы в Антарктиде. Как раз немец!

— Он австриец... — буркнул в ответ Сколик.

— Адмирал! — перебила Гюнтера Маруся, — чужак возвращается!

* * *

Ольга Макарова.

Кристина вывела на мой кабинетный дисплей 3D фотографию и предоставила мне крутить и осматривать это изображение со всех сторон. Сооружение представляло собой квадратную букву 'П', высотой и шириной метров по десять, квадратные же колонны которой выполнены из какого-то композитного материала. Перемычку, украшенную маркизским иероглифом, пока исследовать не удалось. Типичная 'триумфальная арка' или ворота... ведущие неведомо куда, поскольку со стороны Ольгина к ним подходила гладкая каменная или бетонная дорога, а за проходом она обрывалась. В общем, типичные 'Звёздные врата' или храм или ещё, что угодно...

Кристина обнаружила артефакт, когда 'Буджум' только приступил к освобождению города от слоёв замёрзшего воздуха. Сначала на фото, а потом поспешила прилететь лично. Тогда же произвела фотосъёмку и установила, что сооружение 'под напряжением'. То есть, к нему откуда-то подведено энергопитание, поэтому оно немного теплее окружающих предметов. Особенно правая колонна, на органолептическом анализе которой пани и сосредоточилась. В помощь ей был только цифровой термометр и мультиметр. Она, конечно, заказала в своём институте широкий спектр измерительных приборов, вплоть до портативного изотопного рентгеноскопа, но началась эпопея с эвакуацией, и её посылка где-то застряла.

Исследуя правую колонну, Кристина обнаружила на её лицевой стороне прямоугольный контур размером с книгу большого формата. Подумав сначала, что это какой-то символ, девушка, тем не менее, нажала на его середину. Оказалось, что это крышка. Самостоятельно, медленно откинувшись в правую сторону, та обнажила нишу, в которой имелись две явные цилиндрические кнопки. Над ними крупный иероглиф, повторяющий тот, что на перекладине. Около каждой кнопки ещё какие-то надписи. Сфотографировав всё это в свете наплечных фонарей скафа, девушка некоторое время боролась с искушением нажать кнопку. Но не сделала этого, а просто закрыла крышку. Впрочем, она её только потянула. После чего крышка закрылась сама.

После того, как пани Кристина рассказала мне всё это в подробностях, не избежав и кучи своих предположений, я связалась с руководителем группы лингвистов, временно эвакуированных с Маркизы, господином Мартинсоном. Оказалось, тот осел вместе со своими коллегами на 'Орбите-5', в ожидании возвращения к предметам исследования. Работа у них кипела, секретарь академика даже не хотела меня соединять, потому, что 'он очень занят' и 'не могу ли я изложить свою просьбу в электронном письме?' Пришлось козырнуть фамилией, и моложавый академик с похвальной быстротой появился на экране компа.

— Здравствуйте! Чем могу служить, госпожа Ольга? — обратился он ко мне по-русски, поскольку был известным полиглотом. Я проглотила подготовленные английские фразы и переключила регистр в мозгу тоже на русский:

— Здравствуйте Алекс! Не могли бы вы посмотреть некоторые письмена с Маркизы? Может быть, вам удастся их расшифровать?

— Да, мы продвинулись очень солидно, давайте на мою электронную почту.

— Посылаю... — несколько секунд и академик скосил глаза, видимо, на край монитора, где появилось посланное ему фото.

— Первое, это числительное, сейчас... — мистер Мартинсон пощёлкал на какой-то клавиатуре и продолжил — С учётом принятой у маркизов восьмеричной системы счисления, это цифра 5130. Две остальные строчки... я с ходу не вполне уверен... 'вход'? 'нора'? ... сейчас передам ребятам, они в соседней комнате. Это быстро, не отключайтесь!

— Хорошо, я жду...

Академик пропал с экрана, и камера автоматически сфокусировалась на дальней стенке каюты гостиницы 'Орбиты-5'. Но не надолго, лингвист появился через несколько минут с торжествующей улыбкой на лице:

— Ольга? Ловите файл!

Я нажала кнопку и в углу экрана возникла искомая расшифровка: '5130' # 'открыть-откупорить' # 'вход' # 'подземный тоннель-нора-проход' # 'Имя собственное: рай-хорошее место для жизни'.

И вторая строчка: 'закрыть-закупорить-завалить' # 'вход' # 'подземный тоннель-нора-проход' # 'Имя собственное: рай-хорошее место для жизни'.

— Это все известные на данный момент значения. Слова, как вы понимаете, выбираются исходя из контекста, — продолжил академик.

— Спасибо, Алекс! Вы очень помогли. Извините, что оторвали вас...

— Не так уж сильно, кроме того, у нас всё равно был... э-э... кофейный перерыв. И переключаться очень полезно. А Каролина больше не будет вас... тормозить, да? Я дал ей указания, звоните в любое время.

— Ещё раз спасибо, увидимся на Маркизе!

Мартинсон благожелательно улыбнулся, кивнул и отключился.

— 'Врата'! Я так и думала! — воскликнула Кристина, даже порозовевшая от волнения. До этого она не проронила ни слова, не смея вмешаться в диалог 'учёных небожителей'. — 'Проход в хорошее место для жизни'! Значит, они настроили их, минимум, тысячи, видимо во всех крупных городах. И ушли на другую, найденную ими планету — 'Рай', просто пешком с чемоданами и домашними животными. И ещё улетели через эти порталы на своих авиетках, стоянок для которых масса, а самих их найдено только две или три штуки.

— А, вдруг это установки для автоматического суицида? — ответила я, решившая взять на себя роль 'адвоката дьявола'. — Поняли, что природа угасает, ресурсы кончаются и решили скопом в рай? Кто знает, насколько они были религиозны? Вот кельты, кажется, вообще, практиковали денежные займы с условием возврата на том свете!

— Пани Ольга! — видно было, что Кристина расстроилась, — ведь на самом же деле вы так не думаете?

— Нет, не думаю, но нужно тщательно проверять! Если это действительно, мультпространственные установки и они сохранили работоспособность, что само по себе сомнительно после миллионов лет простоя... А, если при включении что-то пойдёт не так? Понимаешь, какая опасность грозит нажавшему кнопку и тем, кто рядом?

— Да, возможно, и всей Маркизе... — понимающе кивнула девушка.

— Вот-вот! И мяукнуть не успеешь, как рухнешь в искусственную 'чёрную дыру'... например. Играть со скомпактированными измерениями очень опасно, если мало в них понимаешь. С другой стороны, предполагаемая нами массовость таких установок, если она подтвердится, и '5130' — просто порядковый номер. Будь они опасны, маркизы не соорудили их тысячи... Ведь любая неисправность... Значит, скорее, они безопасны, для Маркизы, во всяком случае.

— Что же нам делать?

— Мы нажмём эти кнопки! Только на всей планете мы будем одни. Но это нужно будет устроить.

* * *

Василий Кондратенко.

Скутер пришельца завис в паре сотен метров от 'Алебарды', проигнорировав гостеприимно распахнутые створки 'холодного' трюма.

— Так будет лучше! — сообщил гость по радио. Общение шло на языке репторов. — Мне противопоказана чужая биота, особенно после ранения. Поэтому избежим личных контактов, если это не противоречит вашим этическим принципам.

— У нас довольно гибкие принципы, — ответил я. — Как ваше здоровье? Починилось ли судно?

— Здоровье — достаточно хорошо, чтобы адекватно общаться. Долечусь уже дома. Скутер, в отличие от моего организма, в полном порядке. Как я понимаю, вас интересует информация об истории и ходе эксперимента, который проводится на планете?

— Конечно! Но как нам вас называть?

— Мой ИИ проанализировал ваши фонемы. Оказалось, они близки к нашим, в отличие от языка репторов. Поэтому, предлагаю называть нашу расу Тирс, это почти точное созвучие с самоназванием. И меня зовите так же. Далее:

У меня имеется несколько вариантов справки по вопросу истории проекта, предназначенных для сведения руководства курируемого общества и на их языке. Несколько, потому, что они рассчитаны для разных вариантов его развития. Полагаю, вас все они заинтересуют. Или достаточно только последнего, предназначенного для цивилизации высокого уровня, сравнимой с вашей?

— Лучше все...

— Хорошо, тогда моему ИИ необходимо вступить в контакт с вашим, чтобы согласовать форматы текста и видео для последующей передачи...

— Сейчас сделаем!

— Маруся! — это уже не в эфир, — установи контакт, только осторожно, смотри, чтобы инопланетных вирусов не накачать!

— Принято, генерал. Контакт установлен, формат согласован. Идёт передача информации. Закончено, получено 56 гигабайт информации.

— Спасибо, Тирс, информация получена.

— Хорошо, поскольку объём велик, а у меня не так много времени, то расскажу вкратце своими словами. Около семи тысяч лет назад у нас возник внутренний конфликт, даже гражданская война. Не очень, к счастью, кровопролитная, но затяжная. Подлинная суть конфликта до сих пор неизвестна даже историкам, поскольку они знакомы только с официальными заявлениями сторон, которые сильно противоречат друг другу. Известно, что был спор о принадлежности ресурсов одной богатой ископаемыми, удалённой системы. Важно другое: в результате вялотекущих военных действий почти полностью прекратился торговый трафик между колониями и метрополией. В тоннелях остались только гоняющиеся друг за другом военные суда противоборствующих сторон. Иногда они удалялись очень далеко от привычных трасс. Вот и в тот раз рейдер инсургентов посетил ничем не примечательную систему красного карлика для рутинной заправки рабочим телом. Но его приборы показали массивную постороннюю массу в выбранном койпериде. Подозревая, что им случилось наткнуться на аванпост или базу противника, капитан рейдера был готов дать приказ атаковать ледышку. Но никакой активности вероятного противника замечено не было, не было и термических аномалий. Поэтому капитан только выслал десант на поверхность, который выяснил, что в тело койперида вморожен какой-то гигантский транспортник, и это случилось очень давно. Удовлетворившись этим докладом, капитан дал приказ заправляться, после чего рейдер покинул систему. Не до исследований им было, шла война.

Но рапорт о находке всё-таки был представлен. Он лёг в память штаба повстанцев, никого не заинтересовал и обнаружен был там уже через много лет после замирения, исследователями, восстанавливавшими перипетии конфликта. Тот исторический период совпал с оживлением интереса к дальнему космосу, и в систему была послана экспедиция. Как вы уже знаете, ей удалось проникнуть на борт, связаться с корабельным мозгом и установить причины и цель полёта. В числе прочих вопросов, сообщество Тирс особенно заинтересовали сведения о квазицивилизации Стаи, поскольку такие рассказы, на уровне легенд, циркулировали в общей галактической памяти ныне живущих цивилизаций. Сообществам высокого уровня иногда удавалось отбиться от агрессии, низкоорганизованные, не достигшие стадии космических полётов, большей частью, исчезали, оставив от себя пустые планеты с жалкими остатками былой жизни. Ваша система была вычислена, и к ней послан ряд экспедиций. Оказалось, что биоценоз вашей планеты полностью восстановился, но господствовавшие миллионы лет назад виды вымерли, хотя и не сразу после нападения. Угасание длилось тоже миллионы лет. Следствие ли это конфликта и применения обороняющимися боевых вирусов или естественный процесс — не установлено.

К удивлению исследователей, на Земле к тому времени появилась новая цивилизация. Как установили генетические исследования, не прямых потомков репторов, но их 'родственников'. Как вы себя называете?

— Мы — Люди!

— Да... Так вот, Люди, хотя и не использовали по понятным причинам наследство своих предшественников, уверенно шли по их стопам. Это первый случай в известной нам истории, когда одна цивилизация сменяет другую на одной планете.

Теперь о наследстве Репторов. В нашем обществе сразу же возникло мнение, что потомки цивилизации, избавившие ценой своей гибели Галактику от чумы Стаи достойны воскрешения. В числе прочих вариантов называлось и возвращение их на родную планету, в частности на изолированный южный материк, не знаю, как вы его называете...

— Австралия, по-видимому...

— Возможно, в файлах есть и карты, потом уточните. Но место на Земле оказалось занято, даже и в Австралии жили люди, хотя и не очень большая популяция. Воскресить расу, чтобы потом обречь её на многовековую конкуренцию с другой, показалось нам неправильным.

— Конкуренцию, это мягко сказано...

— Вы правы! На бесконечную, жестокую и разрушительную войну! Возможно, до полного истребления одной из сторон. Не в обиду тогдашним Людям это будет сказано...

— Даже и к части сегодняшних это относится, к сожалению. Вы правильно поступили!

— Да. Поэтому была выбрана эта планета в системе двойного красного карлика. Когда-то давно мы собирались приспособить её для своих целей, но помешала гражданская война, и работы были заморожены. Потом эта необходимость отпала... Как вы знаете, молодые красные карлики склонны к вспышкам, которые, к сожалению, весьма негативно влияют на жизнь, появившуюся в их системах. Так и на этой планете...

— Мы назвали её Рептор по имени расы.

— Пусть так... Появившаяся на планете миллиарды лет назад жизнь почти полностью периодически вымирала из-за буйства материнской звезды. Но, судя по всему, период 'молодости' звезды прошёл уже сотни миллионов лет тому назад, и ныне она относительно стабильна. Хоть автохтонная животная жизнь на поверхности планеты так и не развилась, но в её атмосфере уже был значительный процент кислорода, океаны кишели планктоном, в почве имелись залежи каменного угля и некоторые запасы нефти — подспорье для молодой цивилизации.

В общем, этот Проект оказался не очень сложным для нас, достаточно развитых и в те давние времена. Но очень длительным по времени. Следовало искоренить в планктоне формы — носители чуждых Репторам аминокислот и добавить типичные для Земли организмы. Далее, привести почвы планеты к приемлемому для новых поселенцев минеральному и бактериологическому составу. Насадить леса и травы, изменить баланс углекислого газа и кислорода в атмосфере. На всё ушло около девятисот лет. А потом началось самое интересное... Но это вы уже найдёте в файлах. А теперь задавайте вопросы, поскольку моё время на исходе: пора отбывать на лечение.

— Спасибо Тирс! Скажите, далеко ли ваша материнская планета? Вы по этой причине так долго добирались?

— Метрополия недалеко, хотя она давно перестала быть таковой. До неё около двух тысяч световых лет. Координаты есть в файлах, залетайте, если будете неподалёку. Бывшие колонии, ныне самостоятельные общности, есть и ближе. Проблема не в расстоянии, а в том факте, что Проект уже лет двести, как заброшен. Появились новые проекты, не менее впечатляющие, а интерес к этому закономерно угас. Меня, последнего оставшегося куратора, большую часть времени вашего ожидания искали по всей Галактике. Я передам новость о вашем появлении Совету. Полагаю, вы, Люди, как очень заинтересованная, молодая общность не откажетесь принять от нас эстафету ответственности за рождающуюся новую цивилизацию Репторов?

— Думаю, нет. Но сам выносить такие решения я не правомерен. Сообщу властям, пускай решают.

— Конечно. Тогда ждите меня в гости с решением нашего Совета...

Что-то осталось недосказанным в этом в высшей степени откровенном и информативном общении. Поэтому я задал ещё один волнующий меня вопрос:

— Скажите, Тирс, а у вас всё нормально в вашем... сообществе? — Ответ последовал с задержкой:

— Извините. Такие вопросы я обсуждать не уполномочен. Но наши проблемы, а они есть, не сможет решить никакая иная цивилизация, только мы сами. Во всяком случае, опасности новой гражданской войны не существует. И разрешите на этом попрощаться. Страж в коллекторе Системы перепрограммирован и не будет препятствовать вашему отлёту и возможным, последующим визитам.

— До свидания, Тирс! До встречи на Земле. Или, кто знает?

— До свидания, Люди! Ещё раз спасибо за помощь, и очень рад был познакомиться с новой, многообещающей расой!

Скутер включил двигатель и минут через сорок исчез в открывшемся портале. За несколько секунд до его отбытия из системы подала голос Маруся:

— Шеф! От Тирса получено ещё одно видео!

* * *

Вернер Лютоф

Луиза была из той породы девушек, с которыми 'раз-два и готово!' не проходит. Этим она мне и нравилась. Поэтому период 'ухаживания' был долгим и приятным для нас обоих. Мы ходили в кино, иногда в театр и оперу, а чаще просто гуляли по женевским улицам и паркам, скрываясь, порой от дождя в кафешках. Она работала в автомастерской своего дяди, не в цеху, конечно, а менеджером по закупкам комплектующих. Самая пара для меня, тогда никому не известного лейтенантишки. Мама, вообще, была от этой девушки без ума, и, если Луиза не приходила в гости хотя бы дня три, начинала смотреть на меня хмуро и устраивала допрос с пристрастием на тему 'Всё ли у нас в порядке?' — 'Да всё нормально, мама, завтра обещалась забежать!'

А вот её дяде, герру Фредерику, я не показался. Мы напросились в гости один раз, и больше он нас не приглашал. И ещё выговорил Луизе, что 'лейтенант без гроша в кармане ей не пара'. Не из вредности, нет: просто, за отсутствием собственных детей, владелец мастерской прочил племянницу себе в наследницы. Потому и предпочёл бы ей мужа с более денежной профессией. Когда меня обуяла в своё время небольшая депрессия, и я засобирался проветриться в Индонезию, дядя так и не дал Луизе отпуска, аргументировав необходимостью выполнения очень срочных заказов. Да не было там ничего критичного, уж ей ли не знать! В общем, по моему скоропалительному приезду мы обвенчались. Заключили, так сказать, договор о намерениях, как выразился бы её дядя. Если узнал. Всё-таки капитан, это уже не лейтенант!

Но вот всё изменилось, неизвестно откуда в СМИ просочились сведения о роли 'капитана Лютофа' в раскрытии 'инопланетного заговора'. Журналисты даже умудрились откопать копию моего секретного 'Меморандума', хотя и с некоторыми купюрами и материалы по нашему Австралийско-Антарктическому расследованию. А, также 'выяснили', что широко известной операцией в оазисе Коллинса чуть ли не 'руководил' всё тот же капитан Лютоф.

В общем, я проснулся национальным героем от раннего-прераннего звонка в дверь. Мама ещё спала, а мне сунули под нос с десяток микрофонов прямо на лестничной площадке и задали, вразнобой и перебивая друг друга, кучу каких-то вопросов на немецком, английском и, кажется, французском. Не знаю, что сработало у меня в голове, ведь я ещё не совсем проснулся, но ответил я 'акулам пера' на русском и не совсем цензурно. Русский мой второй, после немецкого. После чего умудрился захлопнуть дверь перед их... пастями. Звонок снова заверещал, пришлось его отключить. К счастью, нежданным визитёрам хватило такта в дверь не барабанить. Была суббота, спать бы ещё, да спать! На работу я планировал зайти под вечер, а днём мы собирались в кино. Но тут такое...

И позвонил шеф. Он-то когда отдыхает? Сначала я получил выволочку за некорректное общение с журналистами — действительно, моё 'интервью', уже появившееся на лентах информагентств выглядело не очень презентабельно. Заспанный, небритый и лохматый парень в пижаме в ответ на вопросы выражается скороговоркой, состоящей из одних 'бипов'... Это, дескать, может испортить имидж Конторы в СМИ! Но потом начальство сменило тон:

'Если уж такое случилось, то придётся вам побыть некоторое время 'свадебным... капитаном'. Никаких несанкционированных интервью, а график санкционированных составит наша пресс-служба. Всех желающих задать вопросы посылайте... туда. Тезисы выступлений согласуете со мной, жду в 17-00. Полиция, чтобы освободить подъезд от посторонних и, при необходимости, установить оцепление, уже вызвана. Для охраны квартиры и вашей матушки назначена женщина-офицер. Не возражаете, если она поселится у вас? Маме по хозяйству поможет, в магазин проводит. Другие наряды будут дежурить круглосуточно на улице'.

'Да что уж там! Пускай все поселяются!' — этого я, правда, не сказал, но очень хотелось...

'Вам же рекомендую временно переехать в общежитие Конторы. Если есть такое желание, то и вашу невесту поселим с вами'.

И это знает!

— Нет, пока не нужно... а в общежитие перееду обязательно! — последнее я сказал, выглянув в окно. Там... Тротуар и половину проезжей части занимала почти, что первомайская демонстрация. С плакатами и моими портретами. Когда только успели! Девушки и молодые парни что-то скандировали. Их голоса заглушали сигналы автомобилей, оказавшихся в пробке. Я не стал открывать окно.

Генерал тем временем сменил тон на примирительный, даже перешёл на 'ты':

— Извини, капитан, за утечку. Отдел собственной безопасности уже землю роет... и найдёт языкатых! Мы их крепко накажем!

И распрощались. Я пошёл собирать вещи, но позвонила Луиза. Она ревела. Я сначала разобрал что-то про 'почему ты не рассказывал?' и про то, что я, оказывается... Ладно, это личное, договорились, что она ко мне сегодня не поедет, как собиралась, чтобы не 'засветиться'. Сам вечером приеду, когда вырвусь. Всё время разговора телефон попискивал, напоминая, что ко мне на линию ломится кто-то ещё. Оказалось, что это герр Фредерик.

'Да ты парень, что надо, капитан! Вот уж не думал, прости старого дурака! Почему в гости не заходите? Непременно, и маму твою тоже приглашаю. Мы же теперь родственники! Зови меня дядя Фред...' В это время в дверь деликатно постучали. 'Ну, это уже наглость!' — подумал я и, набрав воздуха, приготовился сформулировать вторую часть несанкционированного 'интервью'. Но на включённом экране видеоглазка маячили на этот раз полицейские фуражки, и я безропотно открыл дверь. Кивнув мне, вошли три офицера, одна — женщина, белокурая и накачанная. Видимо, та самая, которой предстояло... Всегда при виде таких дам комплексовал по поводу собственной мускулатуры. Да, у этой рубль не отнимешь, как говаривали мои русские коллеги! Зачем отнимать у женщины рубль — старую русскую валюту, я так и забыл выяснить... Не успел старший по званию раскрыть рот, как за моей спиной раздалось безмятежное:

— Что случилось? Кто вызвал полицию?

Мама. Она стояла в халате у двери своей спальни, недоумённо рассматривая вошедших. А я-то ещё радовался, что у неё такой крепкий сон! И, снова завертелось...

* * *

Владимир Петрухин.

Операция по доставке горючего для планетарного двигателя прошла без проблем. В назначенное время над головами пролетел челнок, и Фарид приветствовал нас по радио, пояснив, что первый заход рекогносцировочный, чтобы учесть силу и направление ветра. На втором заходе из люка ПО-4 вывалились контейнеры, сразу же украсившиеся куполами парашютов. Наряжённая Пёстрым команда, в которую запросилось всё население деревни, с восторгом наблюдала за этим невиданным действом. А, когда груз приземлился, быстро подобрали и доставили канистры до места. Очень осторожно, как я их и напутствовал на 'инструктаже'. Остальные жители, кому не посчастливилось участвовать, наблюдали манёвры 'ещё одной летающей лодки' издалека с горки. Ручная заправка на поверхности, вообще, процедура штатная и несложная. Вот при нулевой гравитации пришлось бы попотеть! Маруся доложила, что тесты двигателя прошли без проблем, больше ничего нас не задерживало. Но не обошлось и без прощального пира, с неимоверным количеством жбанов выпитого хозяевами пива, пожеланиями удачно долететь и надеждами на возможные новые встречи. Мы в этот раз пива только пригубили, и нам налили 'крепкого'. Оказалось, что это вполне приличное вино, даже немного сладенькое. Но крепкое оно было, наверно, только для репторов, мой анализатор показал, что алкоголя в нём не более восьми процентов. Я заметил, что на нас внимательно посматривали, а когда мы не впали в буйство от первого стакана, поднесли целый кувшин. Выпили ещё немного, но от продолжения отказались, мотивировав необходимостью сохранить свежую голову, потому, что скоро лететь. Репторы сочувственно покивали, и пошли истории про знакомых, усаживавшихся за управление телегами в сильно нетрезвом виде. В общем, герои или в болоте застревали или опрокидывались. В лучшем случае, приезжали в другое место Понимают...

* * *

Ольга Макарова.

Полковник ВКС в отставке, а ныне бессменный руководитель комплексной экспедиции на Маркизу Фёдор Клименков, которого я отыскала на 'Орбите-7', смотрел на нас с Кристиной с экрана компа. И смотрел с подозрением.

— Ольга Анатольевна! При всём уважении... Конечно, я не могу разрешить вам эту... как бы помягче выразиться? Авантюру! Да и это не мой вопрос. Обратитесь в научный совет экспедиции, если они дадут добро, то я с радостью...

— Но, Фёдор Михайлович! Где он этот совет? Разбросан по всей Системе в ожидании возвращения! Я и вас-то еле нашла. А, когда он возвратится и соберётся, то вместе с ним на Маркизу вернутся тысячи исследователей, и опыт делать будет поздно! Не эвакуировать же всех их снова?

Господин Клименков пробормотал:

— Резонно... — и замолчал.

— Ну, так что же?

— А какова вероятность катастрофы любого масштаба в результате вашего... эксперимента?

— По-видимому, минимальная! — я немного воодушевилось: раз интересуется подробностями... — Но, всё равно, рисковать жизнями тысяч людей...

— Понятно! — перебил меня большой начальник. — Вот вам моё решение: пустить вас с Кристиной одних на Маркизу я никак не могу...

Уныние в нашем коллективе.

— ... Но я могу полететь с вами и присмотреть за своими подшефными авантюристками!

— Браво! — закричала за моей спиной Кристина. Я тоже, едва удержалась, чтобы не возопить нечто радостное.

— Давайте теперь обсудим подробности нашего комплота, — сказал, улыбаясь, Фёдор Михайлович. И началось деловое обсуждение.

Суток через двое, когда оптимистические прогнозы динамики расширения портала сменились деловым сообщением о том, что ныне он достаточно широк, чтобы пропустить 'Меч', на этом самом 'Мече' мы и прибыли на Маркизу. Формально, на рекогносцировку, чтобы окинуть учёным и административным взором ситуацию и дать отмашку на продолжение работ. Приземлившись в Ольгине, мы обосновались на Базе, после чего, мотивированно отправив судно на заправку в систему Юпитера, оказались на планете втроём. Нужно сказать, что я оставила в Питере на работе описание опыта, который мы собирались предпринять. На всякий пожарный случай, как говорится. Вдруг, что-нибудь... Тогда расследователям будет легче... Впрочем, долой сомнения и депрессию!

Мы установили около предполагаемого портала прожектора и некоторую научную аппаратуру, которая нашлась на базе. Пришлось сделать два рейса на двух буджумовских скутерах, которых Лидия в своё время напекла для нужд экспедиции достаточное количество. Они пользовались популярностью: не нуждались в заправках, система управления понятна чисто интуитивно. Кроме того, кабина герметична, можно открыть шлем.

Камеры многоканального регистратора расставили вокруг сооружения, зажгли светильники и не спеша приступили к опыту. Фёдор Михайлович взял на себя функции координатора и занял место в кабине одного из припаркованных скутеров. Я вооружившись мобильной камерой, сняла панораму со своими пояснениями. Звука, к сожалению, не было: подключить запись радиосвязи к камере мы не успели. Впрочем, радиосвязь пишется на регистратор, потом примонтируем. Солнце, нельзя сказать, что светило — оно было видно через проём портала. Но не очень ярко, мешал свет софитов.

Дальше всё просто: Кристина, комментируя свои действия, неуклюже подошла к 'пульту управления', откинула крышку. Рассказала на камеру, как переводятся надписи около кнопок.

— А теперь я попробую нажать 'Включено'! — и, помешкав, нажала. На данном мною крупном плане было видно, что кнопка подалась.

Конечно, мы несколько раз обсуждали возможные результаты опыта. Самым оптимистичным суждением было, что нам откроется вид и проход на ту планету, куда Маркизы переселились. Тогда через портал должен был хлынуть поток воздуха, поскольку на обитаемой планете давление должно быть порядка атмосферного на Земле. Маркизе, с её почти полностью замёрзшей атмосферой было далеко до этого значения, у неё наблюдалось всего-то пять процентов 'атмосферы'. Поэтому мы приняли меры, чтобы нас не снесло от портала: скутеры поставили подальше, я фиксировалась за один из них, а Кристина была привязана за пояс тросиком ко вбитому в мёрзлую почву банальному металлическому колу. Сначала, показалось, что портал не заработал, ещё бы, пару миллионов лет простоял в бездействии! Он не засветился, чего я подсознательно ожидала — дань бесчисленным фантастическим фильмам. Может, загудел? Но в разряжённой атмосфере этого было не слышно.

— Он вибрирует! — прокомментировала пани Юркевич, — я чувствую вибрацию рукой.

— Но не работает... нет, погоди! Солнца не видно!

— В каком это смысле?

— Через проём портала раньше было видно Солнце, теперь его нет! И Южного Креста тоже нет. Плохо видно, прожектора мешают. Подожди, сейчас убавим. Фёдор Михайлович! Выключите прожектора.

— Принято, выключаю.

— Нас, что? куда-то перенесло?

— Погоди, Кристя, не паникуй!

В воцарившейся тьме я внимательно рассмотрела картинку с камеры на её мониторе. Ни на ней, ни просто глазами признаков Солнца в проёме портала не было. Были какие-то звёзды, но в созвездие Южного Креста они никак не складывались. Неужели...? Да нет, ерунда. Просто портал открылся... куда-то в межзвёздное пространство. Чтобы убедиться в этом, я сделала в полной темноте несколько осторожных шагов в сторону, и из-за 'ноги' портала появилось яркой звездой наше Солнце. На фоне тех созвездий, что ему и положено.

— Всё в порядке, Кристина, Солнце на месте, мы на месте, — поспешила успокоить паникёршу, хотя и сама только что... — Портал открылся... просто неизвестно куда. Планеты там нет, давно улетела!

— Хорошо, а то я, было, подумала...

— Я, тоже, Кристи!

— Заканчиваем? — подал голос Фёдор Михайлович.

— Да, сейчас. Включите освещение! — и площадку залил яркий свет.

— Я посмотрю поближе? — спросила Кристина и направилась к проёму сооружения, — ой, у меня тросик короткий, отцеплю?

— Осторожно! Не бросай его, держись за карабин!

— Да, всё нормально, я крепко держусь, — Кристина сделала ещё несколько шагов к цели и оказалась... И тут я заметила 'позёмку'. Со всех концов к порталу по почве змеились 'ручейки' — снег замёрзших газов. Какое ни малое давление, но на той стороне — полный вакуум!

— Кристина, назад! — эх, секундой бы раньше! Прямо на моих глазах коллега неловко покачнулась.

— Тут... кажется, нет гравитации...

Видимо, оттолкнувшись ногой, девушка взлетела вверх, запаниковав, замахала руками и случайно выпустила тросик!

— Матка боска, помогите!

Течение воздуха повлекло её в зев портала.

— Держись! — сначала я кинулась к пульту управления, чтобы отключить... но, быстро сообразив, что уже поздно, что она уже там... вернулась к скутеру, запрыгнула в ложемент и 'завела мотор'.

— Ох, мамо, поможь ми! — продолжала вопить потерявшаяся, меж тем, как я, направив скутер в портал, повторяла, как заведённая:

— Кристина, Кристина, слышишь меня? Кристина!

И ещё что-то взволнованно говорил Фёдор Михайлович, но я его не слушала.

Рыдания, наконец, утихли, и Кристина ответила внятно, перемежая слова всхлипами:

— Слышу, пани Ольга, слышу! Меня куда-то несёт! Помогите мне!

— Не паникуй, иду на помощь!

Влетев в проём портала, я тут же поняла, что совершила ошибку: не отключила вовремя нижние дюзы, и скутер подбросило вверх. Чиркнув шлемом о потолок проёма, всё-таки вылетела в открывшееся пространство и сразу застопорила двигатели. Ещё немного, и Клименкову придётся вытаскивать двоих! Тут темно, светят звёзды, но не дают никакого света, серого скафандра Кристины не видно. Ясно, что она где-то совсем недалеко, но где?

— Кристина! Включи наплечные прожектора!

— Сейчас, пани Ольга, (всхлип) включаю! Горят! Всё крутится вокруг меня! (всхлип) Мне страшно!

— Держись, Крыся! Это ты крутишься. Сейчас я тебя найду!

Но, по-прежнему не вижу. Что-то не то... или глаза не привыкли к темноте? Так, при вылете из портала я получила импульс 'вверх', а Кристину вынесло, в первом приближении, перпендикулярно его плоскости. Значит, она где-то 'внизу', поэтому её и не видно. В скутере есть двигатели ориентации, включаются джойстиками. Вот они. Этот для разворотов 'вправо — влево', а над ним — 'вверх — вниз'. Этим на поверхности не пользуются, поэтому он под пломбой. Пломбу долой! Очень осторожно наклоняю свой миниатюрный космический корабль носом вниз — действительно, кажется, что поворачивается вся Вселенная и это тошнотворно. Стоп! Джойстик в другую сторону — остановить вращение! И почти прямо по курсу мигает яркая двойная звезда.

— Кристина! Я тебя нашла, ещё несколько минут...

— Ой, я так испугалась! Скорее, Ольга!

— Сейчас, сейчас! — самый малый ход и через пару минут подхватываю Кристину за ногу с первой попытки — Ой, это вы? — и помогаю усесться рядом. Девушка пытается облапить меня, но я цыкаю на неё:

— Пристегнись! — и пристёгиваюсь сама. Лучше поздно, чем никогда. Следующая задача — найти портал и вернуться. Как нельзя, кстати, на связи появляется Клименков:

— Воссоединились?

— Что?

— Кристина, спрашиваю, с тобой?

— Да, мы в скутере!

— Портал видите? Я подсветил его софитами.

— Нет, не вижу.

— Наверно, далеко улетели... не беда, включите пеленгатор.

— А... я не умею!

— Салаги вы, а не космонавты! На нагрудной тастатуре нажмите 1, 6, 'ввод'.

— Тут темно, ничего не видно!

— Мда! Космонавт это делает на ощупь!

— Но мы же... — и меня перебила Кристина:

— Сейчас, я нажму! — и потыкала пальцем в мою, невидимую для меня тастатуру.

— Что-то включилось, Фёдор Михайлович! Вижу яркую точку на стекле шлема.

— Стекле... эх! На дисплее! Правьте на неё это пеленг на меня.

— Не получается, она на краю дисплея!

— Значит, за пределами передней полусферы, нужно развернуться, чтобы метка была прямо перед глазами!

— Сейчас попробую, — поманипулировав джойстиками ориентации, я, наконец, заставила точку оторваться от края экрана и переместиться в его центр.

— Ой, меня сейчас стошнит, — бормочет коллега.

— Только не в шлем, держись! Получилось, Фёдор Михайлович! Метка в центре, и в том же направлении, кажется, вижу портал!

— Подходите, только осторожно... перед порталом тормозите.

— Скорость небольшая, могу пролететь сходу.

— Не нужно, сходу. Я уже наблюдаю вас, кажется, вы летите вверх ногами! Да, точно!

Как же я сама не подумала! Не хватало в финале этого приключения пропахать Маркизу головами! Но сказала только это:

— Я ничего не вижу, у меня метка уже на половину экрана!

— От сильного сигнала перегрузился пеленгатор, выключите его, он больше не нужен. Нажмите: 1, 6, 'выход'.

— Сейчас! — и Кристина выключила мой прибор. Поле зрения очистилось, и я увидела вблизи прямоугольник портала. Действительно, если софиты ближе к уровню почвы, то мы вверх ногами!

— Сейчас я перевернусь!

Почему-то в этот раз получилось не так ловко, как при поисках коллеги, но Клименков всё равно одобрительно хмыкнул и выразился в том смысле, что космонавты из нас, может быть, ещё получатся.

— Не забудьте включить нижние дюзы, сразу после пересечения створа, а то уткнётесь носом! — добавил он.

— Лучше, чуть раньше, — расхрабрилась я, Фёдор Михайлович не возразил.

Пролетев портал, скутер, подхваченный гравитацией Маркизы, слегка клюнул носом и едва не зацепился полозьями за грунт. Но я его выровняла и припарковала примерно на прежнем месте.

— С возвращением! — Клименков, надёжно привязанный длинным тросом, помахал нам рукой от злополучного портала.

— Сидите, девчата, я сам выключу. Что тут нажимать?

— Нижнюю кнопку! — сказали мы синхронно и, посмотрев друг на друга, засмеялись. Кажется, это было уже нервное...

Портал благополучно отключился, в его проёме погасли чужие звёзды, а зажглись наши. Солнца, правда, там уже не было — долго мы провозились.

— Вот, что девочки! — обратился к нам Клименков, когда мы отсмеялись, — во избежание наказаний и оргвыводов, предлагаю считать, что этого опыта не было! Мы все и так уже достаточно наказаны за полное наше разгильдяйство! А данные регистраторов и камер сотрём, как и не было! Нет возражений?

Возражений не было, так и сделали. Решили бросить всё, как есть: тут чужих нет, не пропадёт. И пригодится, когда, станем повторять опыт 'на публику' и для истории. Лететь до Базы всего ничего, вскоре мы уже сняли скафандры, поставили их на зарядку и в изнеможении уселись за столом. Делать ничего не хотелось, навалилась апатия...

— Езус Кристус! Как я испугалась...! — всё бормотала Кристина. Потом она всхлипнула раз, другой, расплакалась и бросилась мне в объятья. Мы ревели на пару...

Когда отревелись, Фёдор Михайлович приступил к 'лечению':

— Сейчас попьём чайку с бутербродами, я прихватил из буфета 'Орбиты-7', хватит на всех. Потом я уколю вам 'Релаксант', это такое комплексное снотворное, космонавты называют его 'Сон без сновидений', очень полезно после всяких приключений и стрессов, — и он продемонстрировал нам два шприц-тюбика. — Затем в туалет и в кровать: десять часов спокойного сна гарантированно!

Мы прислушались к совету эксперта, пожевали, что космический бог послал, почти не чувствуя вкуса, запили чаем...

— Я бы прописал вам по пятьдесят грамм коньяка, но не знаю, где местные прячут спиртное, а своего прихватить не догадался. У вас с собой нет?

— Нет...

— А я уколов боюсь! — вдруг заявила Кристина, на что 'доктор' ответил:

— Иголочка тоненькая, вы ничего не почувствуете. Раз, и готово, как комарик укусил! Да, можно в руку, но эффективнее в попу.

Мы дружно подставили попы, всем известно, что в Космосе все проявления стыда отменены. Кто с этим не согласен, может оставаться на Земле! А у Фёдора Михайловича, насколько я помню, вторая специальность — космическая медицина. Уже усевшись на кровати, вдруг заметила, что наш доктор куда-то засобирался. На мой вялый вопрос он ответил:

— Совсем забыл, старый маразматик! Там же треки от позёмки остались! Отовсюду сходятся к порталу. Нужно слетать, и 'замести следы', а то найдётся глазастый и догадливый... Пройдусь пару-тройку раз на скутере над площадкой, и всё заровняется!

— Я с вами!

— Ложитесь, Оленька, вы ведь уже спите. Да я быстро, через четыре часа 'Меч' прилетит, а мне бы тоже подремать!

'Оленька!' — возмутилась я в полусне, укладываясь на подушку, — 'я ведь постарше вас буду!' (Глубокий зевок) Но, конечно, ничего не сказала. И с этой мыслью провалилась в блаженный сон. Действительно, без сновидений!

* * *

Владимир Петрухин.

Взлёт с поверхности болота оказался не труднее взлёта с воды, даже легче, поскольку не пришлось набирать скорость предварительным выходом на глиссирование. Соскользнув с плота, челнок несколько раз шлёпнул брюхом по грязи и лужам и, взметая фонтаны, поднялся в воздух. Но все видеодатчики оказались заляпаны, и дальше я шёл только по локатору. Этого, конечно, вполне достаточно для манёвров и стыковки, кроме того, орбита эскадры проходила прямо над головой, меня они отлично видели. Но... заметив на локаторе очаг грозовой активности и сопутствующих ливней, я довернул четыре градуса влево.

— Володя, ты отклонился от курса! — сразу же последовало замечание с орбиты. — Возьми пять вправо! — Говорил Стрижаков, но я не сомневался, что и генерал в рубке.

— Принято! У меня оптика заблокирована грязью, хочу промыться. Я успеваю!

— Да, аккуратнее там! Горючего у тебя в обрез!

— Принято...

Я немного слукавил, не так уж сильно меня беспокоили забитые видеодатчики, как состояние корпуса челнока. Грязный он донельзя после прыжков по болоту. А мыть его мне! Всё удалось как нельзя лучше, ПО-4 влетел в полосу ливня и аж просел под тяжестью обрушившихся на него потоков воды. Датчики тут же просветлились и показали мне через несколько секунд вслед за водяной мешаниной полосу чистого неба, а затем мы влетели в ещё один 'водопад', уже не такой мощный. И, достаточно! Вернувшись на курс, поднялся на 60 км, где и перешёл на глюонник. Маршевый заработал без проблем, и скоро челнок набрал круговую. На локаторе появились отметки судов эскадры, мы их медленно догоняли.

— Молодец, пилот! — подала голос Маруся, — Классически!

— Спасибо... — смущённо пробормотал я и доложился Стрижакову.

— Принято! — ответил тот, — после стыковки надеть скафандры и пройти промывку в шлюзе. Далее, не снимая скафандров, пройти в тёплый трюм. Там пока поживёте... в карантине.

— А долго, господин подполковник?

— Месяц! Да нет, меньше, наверное. Как доктор Бауэр решит...

* * *

Вернер Лютоф.

Моё 'свадебное капитанство' закончилось ровно на третьи сутки. Утром, синхронно с сигналом планшета, позвонил генерал и обрадовал, что мне найдена замена в лице пресс-секретаря нашей конторы. И теперь эта симпатичная девушка, тоже капитан, между прочим, и бывший оперативник, будет живописать на всяческих ток-шоу и других сборищах подвиги славного Вернера Лютофа, не забывая упоминать и контору, коей он принадлежит.

— Вам же надлежит через три часа быть на военном терминале ракетодрома, откуда вылететь спецрейсом, вместе со сформированной группой, в Москву, где к вам присоединятся русские, а далее в Иркутск. Материалы в вашем ноутбуке.

— А, что там, в Иркутске? — недоумённо и не по уставу спросил я.

— Вы, что же, не в курсе последних новостей, капитан?

— Никак нет! Я, даже не в курсе обедал ли я за эти трое суток! Ни минуты свободного времени, помнятся какие-то коктейли, фуршеты и кофе с пирожными! Смотреть новости не было времени...

— Я не имел в виду новости СМИ. Я имел в виду новости по вашему расследованию, которое всё ещё продолжается, несмотря на тот факт, что вы... э-э... самоустранились? Нет, это неправильное выражение... В общем, я вас не виню. Да и результат получен глубокой ночью, когда вы крепко спали. Ваши сотрудники вас, видимо, пожалели... Суть такова: ваши подчинённые, хотя и лишённые в этот период вашего чуткого руководства, тем не менее, блестяще усвоив ваш метод — хвататься за что попало, продолжали анализировать орбиты всех перспективных чужаков, в том числе и того, с которого всё началось.

— Я в курсе! — вставил я.

— Это радует... Проведя компьютерный анализ его траектории, до поражения китайскими ракетами, они начертили на карте овал, включающий акваторию северного Байкала. Справедливо рассудив, что цель лягушек находилась, скорее всего, не в горах и не в тайге, хоть и мало населённых, но посещаемых местными жителями, оные коллеги решили сосредоточиться на Байкале, точнее его северной части. Снова применив ваш метод — поиска температурных аномалий...

— Это я подавал заявку в ЕКА...

— ... они не получили однозначного результата. И не перебивайте старшего по званию!

— Виноват, господин генерал!

— Видимо, потому, что там лето, хоть и нежаркое, и градиенты смазаны. Замеры производились ночью, тепловые следы от поселений, в том числе и на воде, видны отлично... Впрочем, в полёте у вас будет время, ознакомитесь. Теперь о том, чего вы не знаете: получив такие расплывчатые данные, ваши подчинённые обратились к информации в местных соцсетях. С помощью коллег из русской СБ они проанализировали их до уровня фольклора. Наблюдения на озере непонятных объектов, 'лодок', свечений. Собственно, это русские проанализировали, мы получили уже готовый результат. Вкупе с нашими наработками, это позволило сузить район поиска. Но окончательно поставить точку, точнее точку на карте Байкала, им помог анализ содержания интернетного ресурса радиосканеристов.

— А кто это?

— Люди такие... и у них хобби перехватывать и анализировать всякие радиосигналы. У некоторых даже пеленгаторы имеются.

— А, зачем?

— Да, незачем! Сказано же — хобби! Для собственного удовольствия! Потом они делятся своими наблюдениями с коллегами, обсуждают, анализируют... И по результатам их анализа, в их узком кругу, давно уже циркулирует гипотеза о наличие в акватории северного Байкала какого-то секретного, подводного ракетодрома. Конечно, это никого не интересовало, мало ли что обывателям почудится!

— Они, что? трафик лягушек отслеживали?

— Нет, этого не было. Они регистрировали радио бурсты, возникающие при включении глюонников в ионосфере.

— Понятно, а на местных радиолокаторах что-нибудь подозрительное...?

— Там их почти нет — Иркутск далеко, а в Северобайкальске — это рядом — включается, если только ожидают борт. Но там много чего летает — перелётные птицы стаями, таёжники на птицелётах, часто с неисправными маркёрами...

— Как же можно летать без маркёра? Ведь...

— Можно, капитан, можно. Это же не густонаселённая Европа, а Россия... К тому же Сибирь, — добавил генерал после небольшой паузы. — Впрочем, это дело русских! А твоё дело — не ударить в грязь лицом и выйти на лягушачью базу, если она там есть. Как у тебя с водолазной подготовкой?

— Легководолазная, акваланг!

— Значит, основа у тебя есть, а жёсткий скафандр освоишь на месте! Там шестьсот с лишним метров и очень холодная вода...

* * *

Ольга Макарова.

Стоит ли упоминать, что наш первый официальный опыт по включению портала прошёл без сучка и задоринки? На первом заседании учёного Совета предполагалось выступление Кристины Юркевич с сообщением об её открытиях и гипотезах. Но в последнюю минуту она выступать отказалась, сославшись на дрожь в коленках. Хотя, я даже пообещала 'держать её за руку', но... В итоге сообщение о 'возможном' открытии пришлось делать мне. Всячески подчеркнув приоритет молодой польской учёной, (чтобы снова меня не выпятили) вкратце поведала о разрабатываемой ею теории многомерности нашей Вселенной и о практических выводах из этой теории. В частности о том, что Маркизы могли покинуть свою планету и переселиться на другую, используя не звездолёты и тоннели Макарова, а прямые межпространственные переходы. А затем перешла к самому интересному: пани Юркевич не ограничилась теоретическими разработками, а предприняла и практический поиск. И, поскольку она знала, что искать, то обнаружила на окраине Ольгина сооружение, похоже, таким переходом и являющееся. Кроме того, она установила, что данный предположительный портал до сих пор подключен к некой сети энергопитания. И она полагает, что ей известно, как его активировать. Опыт намечен на завтра в 12 часов 'Zulu', если Совет даст такое разрешение.

На протяжении этого получасового 'доклада' Кристина сидела, опустив голову, будто её ругали за что-то. Сверхскромность... будем над этим работать и начнём прямо сейчас. Настоящая учёная должна быть пробивной, иначе просто ничего не добьётся, а её открытия присвоят другие, не столь щепетильные!

'Вопросы?'

Их было множество и, в основном, они, конечно, повторяли те, что мучили нас неделю назад. Поэтому мы знали ответы. 'Мы', потому, что примерно половину я переадресовывала коллеге. Типа:

'А на этот вопрос, думаю, лучше ответит пани Юркевич!' И той приходилось отвечать. Сначала сбивчиво, от волнения перескакивая время от времени на польский, затем более уверенно, не уставившись в пол. В конце она достаточно раскрепостилась, и я почувствовала, что тренировка пошла ей на пользу.

В итоге Совет принял решение опыт произвести, обеспечив максимальную безопасность. И к этому мы были готовы.

Фёдор Михайлович, негласно продолжая своё кураторство, заранее выпросил у исследователей южного 'калорифера' робота-разведчика 'КРС', одного из тех, что они использовали для прохождения и картографирования теснин, где человеку в скафандре не пройти. Поскольку это был просто эффектор, то он управлялся по радиоканалу. И по нему же транслировал полученные данные. Прибыла машинка вместе со своим оператором — Борисом. Этот молодой человек помог нам с Кристиной 'усадить' 'Крыса', как он называл своего любимца, в ложемент буджумовского скутера и зафиксировать его. Впрочем, справедливости ради, нужно сказать, что это мы с Кристиной ему помогали, а Борис, ухватив идею, почти всё сделал сам. Идея была в том, чтобы обеспечить управление скутером, поскольку послать в открывшееся пространство человека никакой Совет, конечно, не разрешит. Да я первая костьми лягу, учитывая собственный, тайный опыт! Вдруг во время опыта портал сломается и отключится? Достать смельчака не представится возможным... Борис уверил нас, что и сам управлять скутером умеет, и возможностей робота для этого вполне достаточно. Нужно только потренироваться.

Но, как это часто бывает, по ходу дела всё переиграли: Оказалось, что проще добавить скутеру дистанционное управление, а за роботом оставить только функцию регистратора. Так и сделали.

Портал открылся под воодушевлённые крики немногочисленных присутствовавших, аплодисментов по понятной причине слышно не было. Двум телекомпаниям, приславшим корреспондентов освещать 'возвращение на Маркизу', повезло вести эпохальный прямой репортаж на Землю и на всю Систему.

Итак, — включено! — в проёме портала сменился рисунок созвездий, и Борис направил скутер — тот же самый! — в него.

— Опусти его на полозья, пускай просто ползёт... — сказала я вполголоса Борису, хотя мы и были не на 'общей' волне. Инженер ничего не ответил, только внимательно посмотрел на меня и сделал, как я сказала. И, когда скутер оказался в зоне невесомости и подскочил, хотя и не так высоко, как я три дня назад, он, кажется, посмотрел ещё раз. Но я отвернулась и уткнулась в дисплей. Впрочем, если этому толковому парню и пришла в голову какая-то догадка, уточнять он не стал.

Дальше началось самое интересное, а для обывателей — незрелищная рутина научных исследований. Скутер, удалившись от створа на несколько сотен метров и зависнув, стал, повинуясь командам оператора, поворачиваться в разные стороны, в то время, как 'Крыс', снабжённый доработанной оптикой, производил сканирование тамошнего звёздного неба. По идее, это должно было помочь установить локацию точки выхода. Если, конечно, она в нашей Галактике. Процедура ещё и не закончилась, как от астрономов с Земли стали поступать сообщения, суть которых сводилась к тому, что это, несомненно, наша Галактика, а точка выхода находится в глубине 'рукава Ориона' в нескольких тысячах парсеков от Земли. 'Считаем, точнее сообщим позже'.

Я бы сказала: 'триумф', но, к сожалению, не нашей техники, а 'маркизовской'... Но героями дня стали всё-таки Кристина и я. Она, потому, что на глазах начала подтверждаться её теория, и она первая догадалась о назначении порталов. Я — по совместительству, потому, что стояла рядом, помогала и вообще... Знали бы они все, что я ещё и вытащила эту чучундру из межзвёздного пространства... в рукаве Ориона... Но, молчок!

* * *

Владимир Петрухин.

Собственно, полагаю, начальники нас пожалели. Я думал, прикажут загнать челнок в 'тёплый' трюм и там драить его до бесконечности. Но в первый день доктор Бауэр осмотрел многострадальный ПО-4 внутри и снаружи, взял множество проб в самых труднодоступных местах и сутки 'высиживал' их в своей лаборатории. В итоге, так и не обнаружив ничего патогенного. Мне с моей командой было приказано 'произвести приборку' внутренних помещений, и всё! Мы быстро управились, поскольку паровые пылесосы с регенерацией воды оставляют после себя стерильную поверхность, и потянулись дни карантина. Бауэр, впрочем, посещал нас два раза в сутки для медосмотров. Первый раз он пришёл в скафе, а потом просто в медицинском кобезе. Расценив это, как хороший признак, мы приготовились к 'освобождению', но поспешили. В итоге карантин продлился шесть дней. К этому времени наша эскадра была уже на пути к Солнечной системе.

Конечно, мы не сильно скучали: чуть ли не каждый член экипажа 'Алебарды' и 'Меча' посчитал своим долгом лично пообщаться с нами по видео, расспросить, тщательно скрывая зависть, о впечатлениях и услышать комментарии к огромному архиву съёмок, которые мы привезли. И сами мы узнали последние новости о сражении с 'Пончиками' и спасении представителя иной цивилизации 'Тирсов', которого эти дефектные роботы чуть не угробили.

* * *

Василий Кондратенко.

— Шеф! От Тирса получено ещё одно видео!

— Выводи!

На дисплее снова появилось изображение лица инопланетянина, и зазвучал перевод его речи:

'Земляне! У меня было немного времени подумать над вашим последним вопросом. И я решил быть откровенным. В наших общностях уже давно обсуждается проблема чрезмерной зависимости от искусственного интеллекта. Огромная часть носителей разума уже много поколений назад положилась на преимущества, даваемые его использованием во всех отраслях жизни. Однако, буквально, единицы представляют, как всё это работает в целом. Но, боюсь, и они не смогут воссоздать систему в случае её радикальной поломки или глобального сбоя программ. Несколько лет назад случилось то, что многие посчитали 'первым порывом ветра' грядущей катастрофы. (Видимо, 'первым звонком' — Маруся). В момент плановой профилактики и отключения энергогенераторов по неизвестной причине резервные не включились. Попытка перезапустить основные генераторы не удалась, поскольку в резервной цепи тоже пропала мощность. В результате две трети населения планеты остались без энергоснабжения. Поскольку эта общность, в большей своей части, урбанистическая, потери оказались велики. Двое суток население не могло покинуть остановившиеся лифты и подземный транспорт. Наземный транспорт, потерявший сигналы координации движения тоже остановился. Жертвы воздушного транспорта, вообще, неисчислимы...

Причины этой катастрофы? Они просты: уже много поколений компьютеры и их программы разрабатывали и производили компьютеры, и в этот процесс живые носители разума почти не вмешивались и его не контролировали, потому, что считали абсолютно надёжным, ведь 'всё работало'. Да и специалистов, которые могли разобраться во всех тонкостях, осталось не много. А тонкость тут в том: при анализе оказалось, что большинство программ работали исходя из принципа: 'энергия не пропадает'. Местные специалисты не смогли принять участие в в ликвидации аварии, поскольку транспорт перестал работать...

В данном случае положение спасли обитатели орбитальных станций и экипажи нескольких космических транспортов, оказавшихся на момент катастрофы на орбите планеты. Потеряв связь с диспетчерами, они на свой страх и риск приземлились в районах энергостанций и, используя собственную связь, поскольку общепланетная не работала, скоординировав свои действия, сумели частично перезапустить систему. Восстановить работу связи, транспорта, пищевых фабрик и общественного энергоснабжения. Позже им на помощь прилетели бригады специалистов с других планет, и последствия аварии были ликвидированы.

Этот казус наглядно показал, как тонка нить, на которой держится процветание высокоразвитой цивилизации. Конечно, были приняты меры, и уже раздаются уверения, что ничего подобного больше никогда... Впрочем, опять моё время на исходе, портал уже близко. Подумайте...'

На этом слове сообщение прервалось.

* * *