Праздник обещал стать незабываемым!
Салли был весь в предвкушении. Тем более, что это был его первый настоящий праздник за последние несколько лет. После дебюта он старался лишний раз во время городских торжеств на улицу не выходить, ибо на него тут же слетались все окрестные гуляки, и приходилось жаться к родителям, терпя отцовскую вонь. Только Орри худо-бедно сглаживал всё это, а потом они тихо праздновали вдвоём в комнате Салли.
Новый Год Салли любил ещё и потому, что перед тем, как укладывать его спать, папа рассказывал какую-нибудь новую сказку, после которой Салли, особенно когда был маленьким, всегда с удовольствием засыпал, не подозревая об истинном её смысле. Они вместе украшали его комнату, в которой стояла отдельная маленькая ёлочка, затевали своё застолье с самыми вкусными вещами, пели песни, а Салли играл для папы на деревянной флейте. Именно на флейте, поскольку, по папиным рассказам, Иво любил играть на ней. Орри очень радовался, слушая, как Салли исполняет тайные песни. Арчибальд, впрочем, флейту не одобрял, считая вульгарным инструментом, который годится только для простолюдинов. Он пытался заставить младшего сына играть на рояле, даже нанял учителя, но Салли, пусть и любил музыку, каждый раз уклонялся под любым удобным предлогом — громоздкий инструмент за пазухой не пронесёшь куда-нибудь. Зато роялем увлёкся Симон, обнаружив неплохие способности и утешив этим родителя. Дориана музыкальным слухом Флоренс заметно обделил, зато даровал другое, явно сговорившись с Рафаэлем, что и позволило альфе всё же поступить на военную службу и вполне успешно продвигаться вперёд.
Народу на площади уже было полно. Рейган тут же купил всем по пирожку для начала. Салли с аппетитом жевал свой, вертя головой по сторонам. Кроме ёлки на площади стояли качели, яркая карусель, тоже горящая огнями, всевозможные развлечения вроде силомера, принцип действия которого Салли уже знал — Альвар растолковал. Какой-то альфа уже испытывал свою силу под аплодисменты публики. Подобные ярмарочные балаганы были разбросаны по всему городу, как и передвижные кукольные театры, рядом с которыми толпилась детвора, как и рядом с каруселью. Циркачи давали представления, на цепочке водили самого настоящего дрессированного медведя, но внимание Салли первым привлёк молодой бета, держащий под уздцы норовистого вороного жеребца под яркой попоной.
Салли сразу оценил стать красивого животного, и омеге страстно захотелось прокатиться на нём. Это заметил Кайл, подошёл к сородичу и что-то тихо спросил, после чего кивнул и поманил Салли к себе.
— Ты ведь прокатиться хочешь?
— А можно?
— Я плачу.
— Ты уверен? — обеспокоенно уточнил бета в яркой ливрее. — Астерий с норовом.
— Зато Салли отличный наездник. Ставлю плату против лишней поездки, что он запросто с твоим конём справится.
Бета рассмеялся, мельком оглядев Салли с головы до ног.
— Этот клоп?
— Слабо? — не остался в долгу Кайл.
Тобиас поспешил к ним. На его лице было написано самое настоящее опасение за мужа.
— Салли, ты уверен? Конь не слишком большой?
— Нормально. — Салли весь подобрался, готовясь. Он уже практически чувствовал себя в седле. — Я и не на таких ездил.
— Замётано, — насмешливо хмыкнул циркач. — Если ваш Салли сумеет проскакать круг по площади и не вылететь из седла...
Салли только глазами сверкнул. Орри начал сажать его на лошадь сразу же, как омежка стал способен сидеть в седле прямо, и маленький Салли с малых лет привык к лошадям не по росту. Особым трюкам папа его учил уже втайне от мужа, иначе бы не видать было им верховых прогулок... И Салли ничего не забыл.
— Запросто!
— Тогда держи.
И бета насмешливо протянул Салли поводья.
Конь, почувствовав уверенную руку омеги, переступил с ноги на ногу. Салли ласково разговаривал с ним, поглаживал по крупу и шее. Конь быстро успокоился, Салли подошёл вплотную и ловко вскочил в седло, использовав один приём вольтижировки, которому его обучил Орри, когда Салли было лет десять, и он дотягивался до седла только с папиной помощью. У циркача глаза на лоб полезли. Это Астерию уже не понравилось, и он, заржав, встал на дыбы, но Салли уверенно сжал колени и натянул поводья. Кто-то ахнул, и ближайшие горожане расступились. Салли лихо развернул коня и ткнул его каблуками. Он описал не один круг, а три, красивым ровным галопом, а напоследок они даже перескочили через какой-то прилавок, перепугав маленького продавца. Вернувшись к хозяину коня, Салли триумфально взглянул на него, небрежно подбоченясь.
— Достаточно?
— Салли! — К нему пробился Елеазар. Красивый и испуганный. — Сынок, ты что?!! Это же опасно!!!
— Папа, меня учили верховой езде. Ничего бы не случилось.
— Слезай сейчас же!!!
Салли только вздохнул и спешился в объятия мужа — Тобиас легко и бережно подхватил его.
— Папа...
— Тоби, милый, ты-то куда смотрел?!
— Эли, уймись, — довольно улыбнулся Эркюль. — Салли же воспитывался по канонам дворянства, да и Орри берёг его, как зеницу ока и учил на совесть. Ничего бы с Салли не случилось.
— Бессердечный, — проворчал Елеазар и решительно оттащил Салли от коня.
— Папа... — вздохнул Салли.
— Это слишком опасно, — повторил Елеазар.
После отъезда Орри Елеазар решительно взял Салли под крыло, каждый день его навещал, подбадривая и утешая, и на третий день Салли назвал его папой. Елеазар успел полюбить юного зятя как родного сына и был просто счастлив, услышав это.
— Лучше пойдём на фокусника посмотрим... — продолжил тянуть Салли подальше от коня омега.
— Дворянства? — оглушённо замер циркач, едва не выпустив перехваченные поводья из рук.
— Да. А что? — ухмыльнулся Кайл, забирая свои деньги из ладони огорошенного сородича.
— А то, что наш спор недействителен!
— А мы и не обговаривали условия! — парировал журналист.
— А он три круга проскакал! Гони ещё!..
Спор оборвал Дуглас — посрамлённый циркач отказался от претензий сразу, как увидел его клыки.
Чем темнее становилось, тем больше огней загоралось. Когда по сигналу зажглись гирлянды на ёлке, детвора захлопала в ладоши, и заиграл оркестр. Играли на всех больших площадях, но на центральной оркестр был самый богатый. Салли долго стоял и слушал неизвестные ему новогодние гимны и пьесы, а близнецы называли спектакли, в которых звучала та или иная мелодия. Салли всё больше понимал, насколько столичная жизнь отличается от провинциальной. Даже музыка здесь была другой! В небе появились празднично украшенные дирижабли с яркими баллонами — маленькие, всего на одного пассажира — с которых через репродукторы декламировали стихи патриотического содержания и поздравления от лица Президента. А потом то тут то там начались танцы. Салли с некоторым удивлением наблюдал, как люди словно забывают про различия и предрассудки.
— Праздник — это такое время, когда хочется забыть про всё, что беспокоит и напрягает, — объяснил Донован. — Такие гулянки устраивают для простых людей, а богачи развлекаются в закрытом кругу и даже не видят, как подобные события незаметно сплачивают народ хотя бы на время. Потому-то Новый Год у нас любят больше, чем другие праздники. Сейчас, когда всё медленно, но меняется, именно Новый Год становится началом чего-то нового и дарит настоящие надежды на будущее. Потом, конечно, часто приходит горькое похмелье, но воспоминания о самом празднике остаются надолго и греют душу.
То тут то там вспыхивали фейерверки и салюты, крутились огненные колёса, меча снопы искр, быстро гаснущие в воздухе, но лёгкий запах порохового дыма нисколько не портил ароматы праздника. Салли всё больше погружался в его атмосферу, забыв про житейские проблемы. Очень скоро он увлёк мужа танцевать, и Тобиас охотно пошёл.
Оркестр заиграл новую мелодию, и Салли узнал знакомый вальс. Именно под него он когда-то танцевал на том самом балу с Тобиасом.
— Ну, как тебе большой город? — спросил Тобиас, любуясь своим омегой, с головы которого всё же сполз шарф.
— Не так плохо, как можно подумать, — улыбнулся Салли.
— Неужели тебя совершенно не беспокоит, что я...
— Прекращай, — нахмурился Салли. — Сколько раз тебе повторять можно — я знал, за кого замуж выхожу! И мне всё равно! Разве я жалуюсь?
— Нет... — Улыбка историка заметно померкла. — и это меня беспокоит...
— Выкинь из головы эту дурь, не порть праздник. Сейчас я не хочу слышать ничего подобного, понял? Мы пришли гулять и веселиться, а не текущие проблемы обсуждать.
Тобиас только головой покачал.
— Салли, я ведь не от простой поры всё это говорю. Я всё не могу забыть тот факт, что ты вырос в богатой семье. После роскоши трудно привыкать к простой жизни — по себе знаю. Пусть по уровню доходов мои родители никогда не сравнятся с твоими. Если бы я не хотел стать самостоятельным и заниматься тем, что мне по-настоящему интересно, то вернулся бы к родителям и всё-таки пошёл учиться на юриста, как надеялся отец.
— Но ведь у тебя призвание. И ты справился. Сейчас ты занимаешься любимым делом и счастлив. Это главное, а проблемы бывают всегда. И это не на всю жизнь. Я подожду.
— Но всё-таки... — Тобиас остановился. — почему ты так спокойно принимаешь всё это?
— Потому что я люблю тебя. Это то, о чём я мечтал после дебюта, и моя мечта сбылась. Ради этого можно и потерпеть.
С неба начал сыпаться снег — Зевс будто хотел придать словам омеги особый вес. Лёгкие хлопья падали на волосы Салли и тут же таяли, превращаясь в блестящие капельки — слёзы божества, растроганного этими словами. Тобиас смотрел на уморительно строгое лицо мужа и боялся поверить услышанному в очередной раз. Неужели этот красивый омега действительно готов мириться с нуждой? Да ему место в богатых бальных залах! И, тем не менее, вот он — рядом с ним, в его объятиях. Перестаёт хмуриться и начинает улыбаться. Светло и искренне. Маленькая ладонь поглаживает его грудь, и в воздухе заметно гуще запахло восхитительным ароматом супруга.
— Салли...
— Забудь про это хотя бы сегодня. Всё будет хорошо. Не сразу, но будет, а все наши нынешние трудности — лишь испытание Деймоса.
Салли прильнул к нему и привстал на цыпочки, снимая очки с супруга и цепляя их на козырёк кепи. Тобиас робко улыбнулся и склонился к губам мужа.
Неподалёку от младших Мариусов стоял высокий сухопарый бета в синем клетчатом пальто. Молодой, откровенно некрасивый, лохматый, в добротных сапогах. На плече висит холщовая сумка, в руках небольшой альбом, в котором парень набрасывал фрагменты праздника. Окинув очередным взглядом площадь, он заметил танцующую пару поблизости и замер, вглядываясь пристальнее. Тёмные глаза художника буквально прикипели к этой паре, после чего он раскрыл новую страницу и начал быстро-быстро что-то зарисовывать.
По домам начали расходиться после двух часов ночи. Рейган проводил друзей до дома, попрощался с Рейнольдсами и, слегка пошатываясь от излишнего количества выпитого с альфами пива — поспорили — погрозил другу-бете пальцем.
— Т-ты сильн-но не ув-влекайся со свои...ми изв...вин-н-нения-ами, понял? Н-не вынуждай Салли... ик... тревожиться.
— О, кому-то пора в постельку, — вздохнул Тобиас. Он почти не пил, хотя Рейган и предлагал. Салли попробовал то, что пили друзья, и деликатно отдал свою порцию Дугласу, который охотно опустошил всю кружку залпом, пошутив, что пиво, попробованное Спенсером, можно считать чудодейственным.
— А ты пригл-лаш-шаешь? — Рейган рассмеялся, повисая на его руке, крепко вцепляясь в рукав и многозначительно строя глазки. — А как же... ик... Салли?
— Если будешь ночевать у нас, то ляжешь на полу, — отшутился бета.
— Понял. — Рейган вскинул руки. — Больше не на-апрашиваюсь.
— Ты лучше к Альвару или близнецам иди спать, если у нас не хочешь, — посоветовал Салли. Его удивило, что Рейган способен пить пиво почти наравне с друзьями — для тех Двуликих, о которых рассказывал Орри, спиртное было настоящим ядом. — Мало ли на кого наткнуться можешь.
— Дело говоришь, — одобрил Двуликий. — Можно, я тебя поцелую за добрый совет?
— Только не увлекайся, — немного смутился Салли — аромат друга по-прежнему казался на редкость привлекательным, и это не на шутку тревожило супружескую верность омеги.
— Да я по-братски... — Рейган приобнял Салли за плечи и смачно чмокнул в щеку. — Я же так тебя люблю, Салли!
— Я тоже тебя люблю. Всё, до следующей встречи?
— Пока.
Рейган махнул друзьям рукой и, спотыкаясь и держась за стену, побрёл за угол. Салли с тревогой смотрел ему вслед, не решаясь броситься следом и всё же пригласить остаться на ночь.
— Может, всё же стоило пригласить его к нам? — просительно взглянул он на мужа.
— Раз не захотел сам — бесполезно уговаривать. Хотя он явно хотел попроситься, но почему-то передумал. Я только не понял — зачем он так напился? Хорошо ещё, что они только пиво хлестали! — Тобиас нахмурился. — На Рейгана это совсем не похоже.
— И он не боится столько пить? Дон говорит, что большие дозы алкоголя на нас плохо влияют, а папа говорил, что Двуликих и вовсе убивают.
— Да, это так — омеги гораздо быстрее спиваются, чем беты и тем более альфы. На счёт Двуликих ничего не слышал, но Рейган способен легко переносить большие разовые порции пива. Вот только я ни разу ещё не видел, чтобы он пил столько — всегда знает, когда остановиться и отказаться. Алкоголь же способен ослабить бдительность, а для него это особенно опасно.
— Тогда надо вернуть его! — Салли окончательно решился бежать за другом, но Тобиас придержал.
— Не надо. Рейган не пропадёт, да и сейчас на улицах до новых сумерек будет тихо — народ будет отсыпаться после гулянки.
— А если его такого всё же подкараулят и попытаются украсть?
— Будут очень удивлены. И даже если Рейган не пойдёт к нашим друзьям, то найдёт где переночевать. Ты не смотри, что шатается — на ногах стоит вполне уверенно. Значит, ещё в своём уме. Идём домой.
Говоря всё это, Тобиас на самом деле беспокоился за друга не меньше. Рейган был ему дорог почти так же, как и Салли, однако историк знал приятеля слишком хорошо. Рейган очень гордый, и если он чего-то не хотел, то переубедить будет невозможно. Бывали случаи, когда омега откровенно обижался и злился. Оставалось только надеяться, что и в этот раз ему повезёт, как везло все последние два года.
Рейган свернул в соседний проулок, прислонился к облезлой стене, набрал горсть снега и вытер лицо. Лоб и щёки ожгло холодом, возвращая привычную ясность мыслям. От хорошего настроения не осталось и следа. Двуликий снова пошатнулся и сел в сугроб.
Пил он не ради выигрыша или азарта, а по более банальной причине — ему было больно наблюдать за младшими Мариусами. Видеть, как они счастливы вместе. Двуликий был отчаянно и безнадёжно влюблён. Причём уже не столько в друга-учёного, сколько в его юного и прекрасного мужа.
Рейган любил Салли.
Когда Лайсерги впервые привели его в полуподвальчик Тобиаса и познакомили с другом, то Рейгану сразу понравился умный и занятный парень в нелепых очках. Не только за прекрасный аромат, который Рейган воспринимал как яблочный пирог, который был большой мастер печь покойный родитель ещё в те времена, когда все они четверо спокойно и счастливо жили в деревне. Рейган был буквально очарован Тобиасом! Чем ближе Двуликий узнавал нового знакомого, тем больше им очаровывался, а потом загорелся идеей выйти за Тобиаса замуж. То, что Тобиас раз за разом отказывается просто переспать, огорчало вплоть до откровенной обиды, однако Рейган не терял надежды когда-нибудь его окрутить. А потом Тобиас вернулся от родственников в каком-то забытии, и Рейган догадался, что он встретил кого-то, кто сумел похитить его сердце. Это ставило все надежды и планы парня под удар. Двуликий заранее возненавидел этого омегу. Потом Тобиас поехал в командировку, из которой вернулся уже не один, и Рейган понял, что на этот раз совсем пропал. Салли оказался самым настоящим ангелом во плоти! Рождённый в богатой семье и происходивший из древнего, ставшего легендарным дворянского рода, он оказался другим, нежели Двуликий его себе представлял, и совершенно не испорченным большими деньгами! На его фоне меркли все прежние любовники-омеги Рейгана — конкуренцию мог составить разве что всё тот же Тобиас — а то, как Салли отреагировал на пирожные и способ заработка на них, потрясло. Салли не начал его презирать, а напротив — стал ближе. Если бы он и Тобиас не были уже женаты, то Рейган попытался бы отбить сородича у друга или замутить тройничок!
