Пылающий зрачок сместился обратно. Магу было явно не до него. Заклятие требовало сосредоточения, а посторонние звуки, помешавшие ему, прекратились. Слава Истинному Свету! А штаны, если жив останется, и постирать можно... Только бы запах дал-рокту не помешал, смердит-то как, ну точно — рыба плохая была...
Михкай снова распахнул глаза во всю ширь, устремив взгляд на озеро
Направляемое волей мага, заклятие перло неудержимо и напористо, быстро поглощая расстояние. В двух сотнях шуггов от пристани на воде болтался буй из простого, легкого дерева — плавняка, не подверженного окаменению, как древесина камнелюбов. Буй отмечал мель, чтоб какое судно сдуру на нее брюхом не село. Так вот, потемневший уже до полной черноты сгусток таранным бревном прошел сквозь ни в чем не повинный буй и унесся дальше. Буй несколько мгновений качался на воде как ни в чем не бывало, а потом рассыпался прахом, исчез без следа, без звука.
Глаза Михкая чуть не вылезли из орбит, когда он сообразил, что та же самая жуткая участь ожидала и плоскодон, и его команду из трех палубников со знакомым лоханщиком, Уленгриком Белым, во главе. И двух пассажиров, чем-то не угодивших Вестнику, крупно не угодивших, если ради них маг решился забраться в макор своих исконных врагов, считай, со своей смертью играл, за чужой гоняючись... Страсть-то какая! Что же делать? Делать-то что? Мысли Михкая лихорадочно заметались в поисках выхода. Люди же погибнут!
Тут он ощутил, что ему снова стало трудно дышать, хотя теперь и не сдерживался. От мага по пристани растекалась дурная мощь, пропитывая воздух, вгрызаясь в дощатый настил, мощь била невидимыми волнами, проникала в тело противной знобящей дрожью. Чтоб твое сердце прогрузилось во Тьму, выругался Михкай на Вестника и тут же взмолился: пронеси, Свет Истинный, спаси и сохрани! А тем несчастным на корабле, видимо, уже не спастись. Так и сгинут, не ведая от чего... Вон уже та страсть почти возле самого плоскодона, вот-вот в корму вдарит, гибельно, беспощадно...
Уши уловили странный звук слева, будто терлось железо о железо. Михкай досадливо дернулся, не желая пропускать зрелища гибели "Висельника", но все-таки не утерпел и оглянулся, проверяя, что там еще за напасть. Сначала он не поверил своим глазам, а потом — потом возликовал! Прямо позади дал-рокта, в семи-восьми шуггах, выстроившись полукольцом, стоял полный клант нубесов. Хитиновые великаны застыли так, как только они одни и умеют, — сплошь изваяния, только скрещенные мечеруки, вздернутые выше головы в жесте боевой угрозы, друг о друга трутся — тот самый звук и есть. Как сумели так неслышно объявиться, когда — Михкай и проглядел, и прослушал. Но учуяли дал-рокта, своим острым чутьем учуяли, теперь не упустят, нарежут поганца на ремни...
Маг услышал чуть ли не раньше Михкая. Чарс — а у серолицых под седлом ходят только чарсы — с оглушающим ревом встал на дыбы. Развернулся на задних ногах, кроша каменит пристани в мелкую щепу, и снова опустился, уже мордой к нубесам, продолжая изливать в рычание дикую, бешеную злобу на врагов. Всем известно: враг хозяину — такой же враг и его зверю.
Клант был явно отборным — из старых, опытных и поистине огромных воинов. Пешие, они головой равнялись с головой всадника, а их жуткие мечеруки, способные рвать сталь, как гнилую кожу, вытянулись не меньше чем на два шугга. Таких огромных Михкаю еще видеть не доводилось! Специально по душу дал-рокта, что ли, прибыли?
Михкай быстро глянул на озеро, с громадным облегчением убедился, что людям на "Висельнике" крупно повезло, так как отвлекся маг, упустил внимание — и сгинуло, растаяло черное заклятие, и повернул голову обратно, не желая не пропустить самое интересное.
— Поединок! — еще громче своего чарса рыкнул дал-рокт.
— Выбирай, — ответил тот из нубесов, что стоял посередке, прямо перед Вестником. Оглушительный треск и щелканье, кои являлись у нубесов речью, ударили по ушам с такой силой, что Михкай аж присел.
— Ты! — ответил маг.
На этом разговор закончился. Столь старым врагам, как нубесы и дал-рокты, говорить было не о чем. А ведь дал-рокту по-своему повезло, сообразил Михкай, наблюдая, как маг снова поднимает руки, чтобы сотворить какое-то поганое заклятие. Если бы нубесы не придерживались своих неписаных правил, с ним уже было бы покончено. Увлеченный черным делом, тот ведь слишком поздно заметил их появление. Но чтобы ударить сзади, пусть и кровного врага, — никогда такого не бывало. Вдобавок, вместо того чтобы броситься на него всем скопом, дали ему по требованию право поединка и позволили выбрать поединщика. Давно не развлекались, видимо, яйцеголовые, вот и не спешили.
В могучей, непреодолимой силе покровителей родного макора Михкай не сомневался ни секунды, но и Вестник, судя по его решительному и грозному виду, уклоняться от схватки, отступать тоже не собирался. То, что среди дал-роктов нет трусов, ведомо и самому малому ребенку. Для их воинов умереть в бою — честь и святая обязанность, как для пахаря-хаска засеять по весне пашню спорами хлебного гриба.
Заклятие не вылетело из ладоней Вестника Тьмы, оно выползло, словно продолжение рук — гигантскими узкими клинками, напоминающими видом тонкий слой прозрачного льда. Они росли и росли, пока не сравнялись ростом с самим Вестником.
Хищно сдвинув острые жвалы, нубес шагнул навстречу поступью, от которой дрогнул настил пристани.
И они схватились.
Привстав в стременах и наклонившись вперед, дал-рокт обрушил магические клинки на нубеса прямо через голову чарса. Клинки скрестились, отлетели в брызгах желтых искр, скрестились... размноженное обширной гладью воды над пристанью поплыло причудливое эхо — сухое и тонкое от ударов хитина по хрусталю льда, глубокое и звучное от ударов хрусталя по хитину. Нубес, резко сгибая длинные, вывернутые назад коленные суставы, переступал ногами, каждая толщиной с хорошее бревно, отпрыгивал то влево, то вправо; его массивное и не обладающее на первый взгляд особой подвижностью тело вдруг обрело скорость бури. Дал-рокт не менее стремительно отвечал, но оба не могли пробить защиту друг друга. В глазах Михкая зарябило от скорости ударов, в голове звенело от непрерывного стука. Остальные нубесы наблюдали — неподвижно и молча. Звенели мечи, летели искры... Откуда искры-то? Хитин и лед? Правда, и то и другое явно не уступало по прочности стали...
Да врезал бы по башке чарсу, тут бы и всаднику конец, с досадой подумал Михкай. Размахались тут, понимаешь, аж голова разболелась...
Вода под настилом вдруг взбурлила, ударила снизу в щели, вспарывая и ломая твердый каменит, вздулась громадным бешеным валом, нависнув над краем пристани.
Завопив от страха, Михкай рванул дверь своей будки и прыгнул внутрь, успев краем глаза заметить, как, без вреда пройдя прямо по дал-рокту, кипящий белой пеной вал обрушился на цепь нубесов. Дверь захлопнулась, Михкай вцепился в нее обеими руками. Домик вздрогнул от удара, дверь выгнулась, но выдержала, вода фонтаном плеснула в щели, залив Михкаю все лицо и одежду, затопила пол. Некоторое время снаружи выло и грохотало, затем все успокоилось. Не доверяя обманчивой тишине, смотритель несколько минут выжидал, затем, приоткрыв дверь на ширину ладони, глянул. Ни Вестника, ни нубесов не наблюдалось, зато кусок пристани, что виднелся в узкую щель, теперь зиял здоровенными дырами, в которые человек мог провалиться целиком. А оставшиеся доски сияли первозданной чистотой. Тугой водяной язык, коварно вызванный магией дал-рокта, пройдясь по настилу, унес весь многолетний мусор и грязь, с которой не справлялась метла, унес и обломки досок. Осмелев, Михкай открыл дверь пошире, не выпуская дверной ручки и готовый в любой момент захлопнуть ее снова.
Тихо. Пустынно. Холодно. Как и положено быть утром.
Михкай недоуменно повернул голову.
На земле, перед пристанью, в грязной луже лежало тело нубеса, казавшееся величественным и грозным даже в смерти. Чуть левее, шуггах в двух — его голова. Правый фасеточный глаз равнодушно таращился в небо. Левый был залит черной жирной грязью — прежде чем остановиться после смертельного удара Вестника, голова успела перекатиться через лужу. Михкай зажал рот рукой, сдерживая крик ужаса. Не может быть... Не может этого быть! Один-единственный дал-рокт не может одолеть нубеса!
Может. Вот оно свидетельство, немое, но красноречивое.
Еще дальше, шуггах в тридцати, под мокрой стеной скобяного склада, взгляд смотрителя обнаружил тело еще одного мечерукого воина. Видимых повреждений нет, но признаков жизни воин не подавал. Больше не было никого. Остальные пятеро воинов кланта исчезли вместе с магом Вестников.
Чувствуя, как враз ослабели ноги, Михкай опустился прямо на порог будки. В голове тупо билась одна-единственная рваная мысль: вот тебе и на... Вот тебе и на...
Со стороны жилого квартала, примыкавшего к пристани, уже хлопали двери, слышались шаги и голоса. Потревоженные шумом, жители спешили узнать, что тут случилось.
Легенда о непобедимости покровителей родного макора, впитанная с молоком матери, вросшая в душу, словно корень камнелюба в хорошо упитанную почву... Эта легенда только что рухнула на глазах Михкая. Как подрубленный камнелюб. В грязь.
Не стыдясь слез, он плакал.
Впрочем, он этого не замечал.
18. Неудачный переход
— Вот так, значит, все и было. — Седой коренастый корд, староста пристани, басовито кашлянул, прочищая натруженное рассказом горло, задумчиво пошевелил длинными седыми усами и важно добавил: — Народу в тот час, понятное дело, на пристани совсем не было. Если бы не Михкай, то и рассказать, как все случилось, было бы некому. Да и то малый слегка умом тронулся, на такую жуть насмотревшись... Ну, ежели нет вопросов, то пойду я проведаю парня, да гляну, нет ли кораблика для вас, светочтимые.
Староста, кряхтя, поднялся из-за стола и замер в почтительном ожидании. Варша Хранителя продемонстрированная важными гостями города перед беседой, произвела на него глубокое впечатление.
— Ступай, ступай, — небрежным кивком отпустил его Гилсвери. — Занимайся своими делами. Мы тут пока посовещаемся.
Поднялся и Доник с донельзя озабоченным видом:
— Мне тоже пора, а то трактир без догляду брошен, что там одна служанка сможет... Тай мне потом, если что не так, голову оторвет... А у меня на руках еще и два дракха постояльцев, еще объясняться придется...
— Иди, Доник, ты тоже нам больше не нужен, — неживым голосом отпустила Онни.
Доника они встретили уже по дороге к пристани, после того как служанка "Наяды" рассказала о ночном переполохе. Тот, развернувшись, поскакал с ними обратно, рассказывая, как дело было, уже со своей точки зрения. Тут уже никаких сомнений не осталось, что речь шла именно о засфернике. И эта новость всех просто ошеломила. Подобного развития событий никто не ожидал.
Когда дверь Управы за старостой и трактирщиком закрылась, в комнате на некоторое время повисла мертвая тишина.
Онни, задумавшись, безотчетно скользнула взглядом по помещению. Судя по его богатому убранству, староста жил в значительном достатке. Стены обиты гладкими панелями из древесины плавуна, отсвечивающей мягким желтоватым оттенком, мебель — шкафы, полки, сундуки — отделана затейливой резьбой. Пол устлан толстыми цветными половиками. Сами они сидели за просторным столом, уставленным остатками трапезы, — староста не поскупился на угощение.
Затем взгляд Онни поочередно прошелся по лицам спутников.
Гилсвери, откинувшись спиной к стенке и полуприкрыв глаза, отчего его лицо казалось немного сонным, с отсутствующим видом уставился на светильник в углу. Капюшон откинут, по худощавому лицу и огненно-рыжей шевелюре бродят колеблющиеся блики, губы плотно сжаты. Лекс Хитрован, ковыряясь в тарелке с мясом деревянной вилкой, часто косился на свежую повязку, проглядывающую нежно-голубым пятном сквозь большую прореху на левом рукаве ксомоха чуть выше локтя, частично побуревшем от запекшейся крови. И при этом неизменно досадливо морщился, а его "хвост" при каждом повороте головы то и дело шлепал по правому плечу. Острые зубы лысуна, распоров одежду, лишь поверхностно полоснули по плоти, но в рану попала смердящая грязь с тех же зубов. Поколдовав несколько минут, Гилсвери остановил уже начавшееся воспаление, но на всякий случай на рану наложили высушенные листья целебного длинноуха, которые нашлись в Управе старосты. Казалось, больше ничего подсотника в этот момент так не занимает, как эта повязка... Или скорее, вид подпорченного ксомоха, в котором он любил форсить в Сияющем. Рядом с ним на длинной скамье, зябко кутаясь в прихваченный в "Наяде" плащ — в комнате было прохладно, с несчастным видом сидел Квин, которому так и не удалось повидать мать.
Онни Бельт сидела за столом напротив Лекса, по левую руку от мага, и пыталась прогнать свою странную тоску. Плащ и шлемник были скинуты на скамью, взлохмаченные волосы небрежно приглажены рукой, сейчас бездумно теребившей рукоятки метательных ножей, торчавших из специальной обоймы на поясе, как головки хлебных грибов из грядки.
"Опять сорвалось", — мрачно думала она. Опять сорвалось, когда он так был ей нужен. Впрочем, следует признаться, нужен был не столько сам чужак, ей нужен был сиглайзер, его чудодейственная вещичка. Ей снова хотелось услышать, увидеть, почувствовать... погрузиться в тот волшебный мир... Ее сердце тогда ожило, разум блуждал в прекрасных, завораживающих видениях... Чтоб его причастило, этого засферника. Он ввел ее в искушение, но повторить это волшебство пока невозможно... И ее душа словно тонула, захлебываясь в темном омуте меланхолии. "Перестань, — одернула она себя в который раз. — Это же смешно. Ты ведь всегда умела укрощать свои желания, и гордилась этим, а сейчас раскисла, прямо как родная сестричка, не способная пропустить мимо себя ни одного сколько-нибудь смазливого мужика..."
Впрочем, она несправедлива. Каждому свое.
Да что же он с ней сделал? Что?! Этакие мучения... Онни осознавала, что ее тяга абсолютно противоестественна. Но поделать с этим ничего не могла. Засферник словно навел на нее какое-то проклятие... даже мысли о предстоящем деле как-то тушевались и блекли на фоне этой мерзкой сосущей тоски...
Про сиглайзер чужака она так никому и не рассказала, хотя раньше от Верховного мага ничего не скрывала. Испытанные тогда в дороге ощущения показались ей чересчур личными для предания огласке. Да и ничего значительного для мага она в них не нашла. В конце концов, должны же быть у женщины свои тайны...
— Неудивительно, что смотритель умом тронулся, — вздохнула наконец Онни, нарушив общее молчание. — Привыкли они тут в своем Нубесаре как у Создателя за пазухой сидеть.
После ее слов Лекс тоже счел своим долгом вставить ворчливую реплику:
— Отдохнули, называется. Отоспались, подлечились, отъелись. Никак не могу понять, как он мог нас опередить?
— Долго же до тебя доходит, подсотник, — задумчиво бросила Онни, уже размышляя над тем, что очередной портал, до Неурейи, организовать, к сожалению, невозможно. Нельзя безнаказанно открывать порталы через границу макоров. Маг, сделавший это, рискует расстаться со своей сущностью или полностью потерять силу. Граница же как раз проходила по озеру. — По расстоянию мы перенеслись вперед, по времени — назад. Ровно на сутки. И в итоге ничего не выиграли.
