Раненый мир - Книга Презрителя

А гром грянул снова, и свистящая смерть обрушилась на Берегора с небес.

— Сдохни, выродок, — прошептал Роланд Шторм, оглохший от выстрела, черный от гари, отпуская рычаг прицела дымящейся кулеврины.

— Когда дым рассеялся, мы поняли, что победили.

Голос Канзора, знакомый каждому жителю столицы, по-прежнему, невзирая на подступившую старость, был четким и живым. Его тембр, словно вибрация низко звучащей струны, задевал каждого, кому доводилось слышать речи Викториуса Магнуса.

— Звери бежали в лес, сломленные. Древесники превратились в обрубки, криво торчащие из земли. А последнего церуна одолел простой солдат, который в тот самый день решил, что его мечта — стать генералом. Годы спустя он воплотил эту мечту в жизнь.

Канзор посмотрел на седовласого Ланселя Брехта, с парадным протезом вместо одной ноги, с рядами наград, которые закрывали грудь старика вместо брони, и скупо улыбнулся.

— Но, как и сказал чтец реконструкции в начале своей речи, наша победа обернулась поражением. Потому что важен не триумф на поле боя, а выполнение текущей стратегической задачи. А оказалось, что ключевым был Командор, без него мы не могли выполнить миссию.

Викториус Магнус помолчал, вспоминая, как снова и снова они пытались найти подход к Презрителю.

— Наша артиллерия справилась с обелиском, он был поврежден предыдущим обстрелом и пожаром. Серия залпов прямой наводкой, и обелиск не устоял. Мы прошли через выжженный лес, навели понтонный мост и заняли Долину Презрителя. Нашему продвижения никто не мешал, сил на сопротивление у защитников уже не осталось. Алхимики справились с подрывными работами, и мы проникли под Холм. Но даже подобравшись вплотную к низвергу, мы не стали ближе к выполнению задачи. Как не бились, какие способы не применяли, мы не сумели снять Печать Гетара. Распятый лже-пророк взывал к нам, пытался помочь найти способ своего освобождения, но тщетно. Три дня спустя к нам присоединился другой выдающийся нульт, но его силы не равнялись силам погибшего командора. В итоге, после всех лишений и потерь, после всего героизма, который наши солдаты проявили в бою, нам пришлось отступить ни с чем, чтобы успеть соединиться с войсками и принять участие в штурме Града-на-холме.

Канзор помолчал, обведя взглядом собравшихся.

— Тогда мы не знали, к каким последствиям приведет поражение в этом небольшом и, казалось бы, незначительном сражении в захолустье Ничейных земель. Мы не ведали, что роль Лже-Пророка окажется такой важной в грядущей Гибели Богов. Если смотреть из будущего в прошлое, то все наши подвиги и потери были вдвойне бессмысленны.

Узкое, такое нескладное и такое запоминающееся лицо Канзора осветила печальная улыбка. Но глаза его блеснули совсем по-мальчишески.

— Какой же урок мы можем извлечь из этой реконструкции? Как вы считаете, генерал Брехт?..

— Ну вот и все, Анна, — прошептал Презритель, голос его был тих и безнадежен, как шепот сгустившейся тьмы. В поисках спасения он заглянул на полвека вперед, но и там не нашел.

Я пыталась отдышаться, придя в себя. Огромное, многоглазое и переплетающееся видение, в которое мы провалились вместе, закончилось. Канзорцы проиграли, низверг проиграл, им не снять Печать, а ему не выйти на свободу. Я должна радоваться! Но в моем сердце чернел нарыв боли... от того, что погиб Хаммерфельд. Враг, фанатик Чистоты, убийца невинных только потому, что они были магами и жрецами. Человек, чей безжалостный план захвата Долины включал в себя использование крестьян с жидким огнем и взрывными кермами на плечах. Я должна радоваться, что он погиб. Но не могу. Потому что была людьми, которые ему преданы? Потому что была Эльзой, которая безнадежно и молча любит его? Потому что была Виргой, которого он спас?..

— Без великого нульта, который может снять Печать бога, я никогда не выйду из своей тюрьмы, — прошептал Презритель, зрачки его косо плавали, расфокусированные, по всем шести глазам. — Буду гнить здесь, жизнь за жизнью, пока окончательно не истрачусь, не сойду с ума.

Глядя на него, я не сомневалось, что это случится скоро. Измученный низверг и так едва сохранял разум, вцепившись в надежду, исполнения которой он ждал полторы тысячи лет.

— Великий Гетар победил. Как глупо было полагать, будто для меня возможен иной исход.

Отчаяние в его голосе было необъятным. Зрачки сходились и расходились симметрично, словно чертили гипнотический фрактал. Два глаза сфокусировались на моем лице.

— А ты кружишься и падаешь, осенний листок. Твой путь к земле почти завершен, ты погибнешь в первые же секунды после того, как мы закончим наш разговор. Когда я сниму покров застывшего мгновения, ослабленные и беззащитные Лисы окажутся лицом к лицу с сынами и дочерями Канзора. Они придут под Холм после яростной битвы, полной потерь и побед... И наконец перед ними предстанет простой и понятный враг, носители скверны, виновники их мучений. Ваша смерть, впрочем, будет быстрой и простой, ни у кого из них нет сил и желания пленять вас, судить, казнить...

Низверг прерывисто вздохнул.

— К чему мы жили, Анна, если после всех свершений и всей борьбы, оба закончимся так бессмысленно и безнадежно? — смиренно спросил он.

Я молчала. Было так странно оказаться вновь собой, а не серой призрачной птицей, скользящей из шкуры в шкуру, из судьбы в судьбу.

— А вдруг ты не прав, Тадеуш? — с трудом произнесла я, словно заново привыкая к собственному голосу. — Все, что мы видели, лишь твое пророчество, твои видения будущего, твой расчет. Ты можешь ошибаться.

— Я почти никогда не ошибаюсь, Анна, — тяжело ответил Презритель, все шесть глаз закрылись разом, одеревеневшие веки безумно подрагивали, словно пытались открыться, но не могли. — Ты не можешь представить, какой многогранный и точный просчет лежит в основе пророчества. Количество учтенных нитей и токов, число их взаимосвязей и вариаций, все это выше твоего восприятия, твоя красивая маленькая головка не в состоянии вместить такой сложности. Печать создателя многократно усилила мой разум, а ведь и до нее я был лучшим из магов времени... Люди думают, что пророчества всего лишь магия и не знают, что магия лишь инструмент, а результат определяет личность провидца: его разум, талант и мастерство. Только другие пророки знают, что каждое настоящее пророчество — произведение искусства. Мое сегодняшнее одно из самых лучших, его красота еще и в невозможности, которую я преодолел. Инверсивное отражение, четыре степени перекрестков вероятности. Невозможно предсказать Хаммерфельда, но я точно знаю судьбу Берегора. Он погибнет, как и ты, как и ваша Алейна, и Дмитриус, Ричард — в этом нет сомнений, у вас попросту нет будущего. Я полностью воссоздал ближайшие часы, и обрывками заглянул даже на полвека вперед. И самая верная картина, которая учитывает десятки тысяч деталей, движений, помыслов и поступков всех, кто есть в Долине — та, что ты видела.

Вот каков, значит, был принцип его предсказаний. Зная, что будет, располагая обрывками увиденного будущего, Пророк складывал их воедино и достраивал картину грядущих событий. Слвно счетная машина невообразимого охвата, с его аналитическим, нечеловечески-восприимчивым умом, благодаря печати Гетара способным охватить и переработать тысячи факторов, причин и следствий. С его тысячелетним опытом пророчеств, десятками прожитых судеб, Презритель понимал людей и законы жизни так, как мне и не снилось.

Но один раз он уже ошибся.

— Ты предсказал смерть Витля. А Хаммерфельд спас его.

Налитые тьмой зрачки низверга дрогнули и медленно поднялись, один за другим. Сфокусировались на мне. Он тяжело молчал, глубокое дыхание неслышно и почти незаметно колебало впалую, одеревеневшую грудь, покрытую серым мхом.

— Ах, ты не знал, — я против воли засмеялась, качая головой. — Это было не твое предвидение, а только мое. И в нем Витль выжил.

Презритель смотрел на меня, и в пустых зрачках его что-то неясно тяжелело. Он ничего не сказал, а значит, я нащупала что-то важное, значит, я на верном пути. Мысли с трудом ворочались в опустошенной пережитым голове.

Коснувшись метки Гетара, я соединилась с запечатанным Пророком. Услышала его разговор с каждым из тех, кто пришел внутрь холма, а после впала в его предсказательский транс вместе с ним. Прожила битву у Долины с десятков точек зрения. Почему так случилось? Низвергу нет никакой выгоды давать мне это знание, впускать меня к себе в душу, но я оказалась там. Единственное объяснение тому, что прозошло — воздействие печати.

Но зачем богу тьмы награждать того, кто прошел испытание? Жалкая смертная доскакала по каменным ступенькам до конца, поразительное достижение в глазах темного творца, который менял всю вселенную согласно своей воле... Владыка бездны так просто и понятно указал мне на тщетность и комичность человеческих стараний, на крошечность меня в сравнении с Долиной, горами, рекой, с ходом времени и светом Лун. Этот урок я быстро усвоила, его нельзя не усвоить, снова и снова в страхе прыгая в неизвестность там, на высоте. Рука Гетара закрывает лицо человека-раба, таков символ владыки, так он относится к людям — пребудьте во тьме, рабам не нужно видеть и знать. Зачем такому богу награждать человека, прошедшего испытание? В чем смысл того, что с нами произошло?

— Анна, — прошептал Тадеуш, глядя на меня с такой усталостью, что мне захотелось одновременно и утешить его, и убить. Любым способом прекратить муки самого мерзкого человека, которого мне довелось встречать. — Если ты права, значит, у меня есть надежда. Быть может, твое сердце взяло за основу мой точнейший расчет, недоступный твоему разуму. В точке пресечения наших судеб тебе открылось видение будущего. И ты увидела его иначе, чем я.

Он медленно вздохнул, словно ветер прошуршал в пустых и мертвых ветвях.

— Мне нечего терять, девочка. Бери мою силу, стань Пророком, и посмотрим, как повернется мир.

Двенадцать зрачков Презрителя сошлись на мне. И мы провалились в мое пророчество.

Берегор низко, медленно зарычал и пошел вперед. В его рычании сплелись угроза и торжество. Он наконец-то нашел того, кого искал всегда — настоящего Врага. Время предвкушения прошло, настало время последнего боя.

Они сшиблись стремительно, как две лавины, Берегор бил так быстро, что глаз не успевал уследить за ударами. Хаммерфельд не стал парировать, а лишь придвинулся так близко, как смог, почти в обнимку со зверем, и взорвал две огненных гренады прямо в ощеренную пасть. Взрыв отбросил его, струи пламени стремительно стекали по кирасе, защищенной алхимией от огня. Доспех лишь жарко нагрелся, тогда как морда выростка пылала жидким огнем, и рев боли сотрясал поле боя.

Бешеный зов Берегора вздыбил глубинные воды из-под земли, они ударили вверх, смывая пламя с пылающего зверя, но Хаммерфельд не дал ему ни одной лишней секунды: молот обрушился на ослепленную морду, удар пошатнул выростка, кровь потекла из-под разбитой брони. Пушинка свистнула в воздухе, горящая лапа не смогла отразить ее, новый рев боли, Хаммерфельд надвигался на Берегора, как ходячая крепость, бил снова и снова — тот понял, что не выдержит и бросился назад, помчался, уходя от неминуемой гибели, оставляя за собой сразу три следа: полосу вздыбленной земли, брызги крови и пунктир пылающих капель.

— Назад! — снова крикнул Хаммерфельд, показывая Черепах отступать, не подпускать чудовище близко. Стальная рука указала лейб-адьютанту куда-то в сторону, на правый фланг, где бились Ленивцы и древесники, затем прочертила две параллельных линии в воздухе, и указала на зверя.

Густав Шредер коротко кивнул и со всех ног помчался в сторону Аскольда Бирра.

— Держи их врассыпную! — на бегу крикнул он Рутгерду Пайку. — Командор приказывает не лезть врукопашную! Ждать!

Берегор погасил огонь, ползучая мокрая земля счистила его с разбитой и морды медведя. Потоки воды остудили раскаленную броню, вымыли кровь и грязь из обожженной шерсти. Ожоги и рана, полученные выростком, были сильны — но далеки от смертельных. Погибель не убить так просто. Теперь он знал все, на что способен Враг, непримиримая ярость у него в груди жаждала мести, а пробужденный инстинкт подсказывал, как победить человека: обрушить на него все силы природы вместе с градом смертоносных атак.

Берегор бросился на Врага, они сошлись снова, лапы и молот мелькали, удар за ударом, земля вздымалась и опадала, воздух визжал вихрем и замолкал, бессильный, когда зов выростка и тишина нульта сталкивались, словно невидимое оружие и щит. Медведь наступал, человек отступал, он перестал пытаться поразить зверя, а только защищался, будто знал, что на нападение у него уже не хватит сил.

Над ними завис пылающий светом Йюлль.

Берегор на мгновение застыл, но теперь, зная способность Врага рассеять магию, он отточенным годами битв звериным и воинским чутьем вдруг понял, что сейчас произойдет. Что воин тишины отнимет всю магию фэй и низринет ее прямо на Берегора. Медведь скакнул в сторону, уходя из-под линии удара; Йюлль вздымал магию Долины, чтобы обрушить ее на человека-из-стали, вокруг него формировалась корона света, направленная остриями вниз; Хаммерфельд поднял руку, смыкая ее в кулак...

Чугунное ядро смело дейдре вместе со всей его магией, пылащий снаряд пронесся по дуге и врезался в выжженную землю там, где огонь канзорцев уничтожил лес, а потоки реки погасили огонь. Ядро ушло глубоко в землю, и вся магия, данная Йюллю, высвободилась в одном гигантском вздохе. Остатки деревьев смело, обелиск разломило надвое, ровная, сглаженная земля простиралась вокруг.

— Сдохни, выродок, — прошептал Роланд Шторм, оглохший от выстрела, черный от гари, отпуская рычаг прицела дымящейся кулеврины.

Последняя преграда исчезла, понял Берегор. Им с Врагом придется сойтись снова, на этот раз до конца. Медведь посмотрел на человек и заревел, призывая его на последний бой. И тогда... человек отвернулся от Берегора. Он с пронзительным лязгом повесил свой окровавленный молот за спину и двинулся прочь.

Погибель не понимал, как это возможно. Да, Враг был сильнее его, крепче, а может даже и злее. Враг одолел его в первой схватке, отступил и не уступил во второй. Но он еще не победил! Внутри Берегора поднималась волна возмущения, непонимания, несогласия. Враг хочет дать ему уйти? Но как Берегор может уйти, когда наконец, после стольких лет поисков, они встретились?! Ради чего уходить, ради чего жить в своем просторном доме, от покрытых осенней ягодой лугов до игристой реки и тихой чащи туманного леса?! Он не добил Виира и оставил в живых Дикоброзда, за годы поиска он упустил двоих тварей из-под Холмов и не разрушил Мэннивей — за каждый раз, когда Берегору пришлось отступить, не завершить начатое, на его сердце оставался глубокий, нарывающий шрам. Как же Враг может просто взять и уйти?!

Выросток издал страшный, протяжный вопль. Земля вокруг дрогнула, и ураганный ветер пронесся по траве от него в спину Хаммерфельда, взметая обломки, обрывки, ошметки прошедшего здесь боя. Человек пошатнулся, но не обернулся. Он уходил.