Нас тогда это сильно напугало. Ведь они и вправду исполнили бы свои угрозы. Но отец опередил их. И мы с братьями, наконец, поняли смысл его слов.
Он всегда всем улыбался и кланялся для того только, чтобы скрыть свой внутренний мир, чтобы никто не смог заглянуть ему в душу и раскрыть его тайны, которые он тщательно скрывал даже от нас. Слабость же его, о которой он нам говорил в своём послании, была в любви к семье, и просто к людям, в которых он всегда пытался отыскать хорошее. И вот свою слабость он и превратил в силу, выступив на тропу войны.
Он первым нанёс удар и в течение двух недель уничтожил почти всю верхушку уголовников, одного за другим. Затем сплотил людей вокруг себя и прижал к ногтю всех остальных ублюдков. И когда нескольких из них вздёрнули, как груши на столбах освещения, нас больше никто никогда не побеспокоил.
После этого случая отцу предложили стать старостой на ферме, но он отказался. Привилегий — это никаких не приносило, а управлять людьми было не в его духе. Он их любил, но пастухом для них быть не хотел. И вскоре он снова превратился в вежливого старичка, кто всем всегда улыбался.
Лишь однажды я видел, как, изменив себе, он плакал.
На следующий год на ферме случилась эпидемия. Тогда многие умерли, болезнь косила всех без разбору. Умерли и два моих старших брата.
Мы даже похоронить их по человечески не смогли. Их просто забрали и сожгли где-то, закапав прах. И вот тогда я увидел, как мой отец плачет.
Он сидел в углу, под занавеской. Сидел на табурете, весь сгорбившись и, просто смотрел в одну точку, а по его глазам неумолимо текли слёзы, скапливались на подбородке и каплями срывались вниз. Отец время от времени шевелил губами, сглатывая слёзы и в его глазах, возрастало отчаяние и опустошённость. Его тело содрогалось в беззвучном рыдании. Он закрывал лицо руками и из-под них слышались приглушённые всхлипы человека раздавленного горем.
Это было страшное для меня зрелище — смотреть, как беззвучно плачет сильный человек, силясь, чтобы никто не увидел его слабости. Ни крика, ни причитаний, ни воя, лишь слёзы в глазах, горе, пустота и отчаяние, когда крик лишь внутри оглушает.
Не знаю, как пережили мы ту потерю. Тот год был тяжёлым для всех и из каждого сарая или барака раздавались рыданья и плачь, сломленных горем людей.
Отец так, наверное, и не смерился с потерей — это было видно по тому, как удесятерилась его любовь к нам. И в то же время он как будто отдалился от нас, боясь своей любви и привязанности, боясь снова кого-то из нас потерять.
Прошло время и он, как и раньше, вновь стал всем улыбаться, но теперь в его глазах прочно поселилось пустота и какое-то отчаяние. Словно он хотел от чего-то сбежать, но это что-то всегда его нагоняло.
Умер он с улыбкой на устах. Можно было подумать, что он обрадовался своей смерти, убежал таки от своего страха. Но стоило заглянуть ему в глаза, и стразу становилось ясно, по его застывшему взгляду, что страх за жизни своих детей, в ком он не чаял души, его всё-таки догнал.
Я же, увидев этот взгляд, понял, наконец, и смысл его самого первого постулата: Сильный человек лишь тот, у кого есть цель в жизни.
Цель моего отца была в детях. Он мечтал вырастить нас достойными людьми, и всеми силами силился не допустить, чтобы мы работали там, где трудились все нищие, как наши родители, кладя свои жизни. В этом и была его сила, и эта сила не покинула его до самой смерти.
А через пять лет умерла мать. Мне тогда, как раз, исполнилось шестнадцать. У неё, от непосильного труда и затаённого и неутешительного горя по умершим детям и мужу, остановилось сердце.
Прошёл месяц, и мы, не связанные больше сыновним долгом, подались в город на поиски другой, более счастливой жизни.
Я не хочу сейчас вспоминать через какие трудности и лишения нам пришлось пройти, оказавшись в городе, пока не встали на ноги. Скажу только, что это были самые голодные и обездоленные годы в моей жизни. В это время исчез наш старший брат. Мы с сестрой не могли места себе найти, покоя не знали, пытаясь его отыскать, хоть весточку какую, хоть намёк получить, что жив он. И только через полгода неведения и безрезультатных поисков, мы, наконец, узнали, что он подался в "ГСП" — гражданские силы правопорядка.
Он и меня зазвал на службу, внушив, что так будет лучше для всех, намекнув, что только так мы сможем прокормить себя, а значит выжить. И представь себе, я пошёл вместе с ним. А куда мне ещё было деваться? Мы неделями голодали. Месяцами не видели крыши над головой. Сестра уже подумывала собой торговать, чтоб хоть как-то прокормиться.
Но разве об этом, разве о такой жизни для нас мечтали наши родители?
Силы "ГСП" курировали как раз такие же фермы и заводы, где трудились когда-то наши родители, общими словами все нищие Земли. Бойцы "ГСП" отлавливали беглецов, усмиряли марши протесты недовольных, и ещё занимались множеством подобного непотребства, от которого сейчас меня воротит с души.
Нищие ненавидели нас, а мы их, хотя сами ещё совсем недавно были в их числе.
Но я вот что тебе скажу, выживает сильнейший и выживает за счёт того, что подминает под себя слабых. В службу "ГСП" специально нанимали бывших нищих, таких же работников ферм и заводов, против кого они должны были действовать, для того, чтобы они всегда помнили о своём прошлом и не забывали своих благодетелей, исполняя любой их приказ.
И мы не забывали, получив в обмен за нашу с братом преданность комнату в бараке, куда мы поселили и сестру, плюс трёх разовое питание, не такое как на ферме, а настоящее, человеческое. Плюс ежемесячное жалование.
Только представь себе, мы впервые увидели деньги и узнали, какие блага они могут приносить. Вот тебе, наверное, смешно сейчас. А мы, наконец-то, почувствовали себя немножечко счастливыми.
Так прошло ещё два года. Сестра тоже устроилась в "ГСП" на конторскую работу, подцепила себе ухажёра и постепенно удалилась от нас. А я с братом и дальше честно отрабатывал свой кусок хлеба, мотаясь по бесчисленным фермам, заводам и шахтам, усмиряя нищий люд, что поставили на позиции рабов.
И знаешь, хоть я тебе и говорил, что выживает сильнейший и выживает, как может, я, наверное, впервые, спустя два этих года, сломался.
Экономика Земли рушилась. Единицы стремительно богатели, а тысячи становились банкротами. Всё больше нищих выбрасывало на обочину жизни. Они подавались на фермы и заводы, надеясь найти хоть там кров и пищу, но когда понимали, что отныне они должны быть за рабов, то пытались с этим бороться. Повсюду росло недовольство. Столкновения с "ГСП" приобрели систематический характер и, впервые пролилась большая кровь.
Это было ужасно. Мы шли против собственного народа, который просто хотел иметь хоть какие-то человеческие права в своей нелёгкой жизни, а получался замкнутый круг. Силы "ГСП" сотнями расстреливали демонстрантов, а нищие в отместку сжигали фабрики и фермы, убивая своих нанимателей, кто как раз таки и наживался на всём этом, богатея не по дням.
И вот видя всю эту несправедливость творящуюся вокруг меня, я вдруг сломался. Я не мог больше разгонять бастующих, когда душа требовала встать самому в их ряды. Не знаю, что со мной произошло бы в дальнейшем, и как повернулась бы моя судьба, но тут, как манна небесная, на нас обрушилась война. Да-да, именно как манна небесная.
Отныне мы, и нищие, и бойцы "ГСП", могли излить свою ненависть на реального врага, который хоть чем-то, да отличается.
Марсиане.
Правительство винило их во всех смертных грехах. Но главная вина их была в том, что, по словам правительства: именно внеземные колонии сжирали львиную долю продовольствия, требуя взамен увеличения цен на своё сырьё, без которого уже не могла обходиться Земля, из-за чего мол повсеместно рушилась экономика и закрывались предприятия, обрекая людей на нищенское существование.
И мы поверили. Мы воспылали жуткой ненавистью к марсианам, обвинив их во всех своих невзгодах и лишениях.
Правительство объявило повсеместную мобилизацию гражданского населения. Силы "ГСП" старались не трогать, чтобы не допустить очередного массового бунта, но мы с братом сбежали и отправились на войну.
Я не люблю вспоминать годы, проведённые мною на войне. Скажу только, что мы шли от фабрики к фабрике, от завода к заводу, сжигая города и поселения, убивая людей и упиваясь их кровью и страданиями. В нас горел факел праведной ненависти к тем, кто якобы наживался на нас. Без неё на войне делать нечего. Без ненависти пропадает весь смысл самой войны.
Но вот что я тебе скажу Джон. Всё что нам говорило правительство, всё это была ложь! Лживая не прикрытая, мерзкая чушь.
Нам говорили, что марсиане и другие колонии наживаются на нас Землянах, на наших бедах и страданиях, испивая нашу кровь.
Правда же заключалась в том, что и марсиане и другие колонисты, жили точно также, а то и ещё хуже нас, на своих планетах. Рабство у них было повсеместно. Беззаконие, криминал, голод и тотальная нищета — вот что мы увидели на Марсе. Вот, что было реальностью. Миллионы голодающих, миллионы людей похожих на скелетов. Сотни тысяч больных. Тысячи умирающих, вповалку лежали на улицах, дожидаясь смерти. Вот где была страшная правда, которую я узрел собственными глазами.
Реально, внеземные колонии были уже доведены до отчаяния настолько, что им просто ничего уже не оставалось другого, как отстаивать свои права с оружием в руках. А их за это обвинили во всех смертных грехах и подписали им всем смертный приговор.
Я сейчас вообще считаю, что развязанная война была всего лишь предлогом. И ненависть, вражда, злоба — разжигались в людях специально. Просто кто-то там, на верху, решил именно таким вот способом разрешить проблему экономического краха, убрав с арены жизни неблагонадёжных и экономически слабых людей. Двести миллионов сожжены в жерле войны. Ещё четыреста перемолоты и выплюнуты, как отработанный материал. И практически все они в последствии передохли, как собаки: обездоленные, искалеченные, больные и брошенные всеми невинные души.
К моему стыду. Да, к моему стыду эта война не перемолола меня, не переживала и не выплюнула. Я даже дослужился до звания капитана. Был удостоен множества наград и почёта. Но каждый раз, встречая сослуживцев, кому повезло меньше, а таких было большинство, я испытывал стыд, за то, что выжил в богом проклятой войне. И не просто выжил, а выжил благодаря тому, что убивал таких же, как и я, нищих попрошаек — людей у которого правительство отобрало всё, что только могло отобрать, пытаясь нажиться, принимая нас за безвольных кукол, коими можно вертеть, как заблагорассудится.
Запомни Джон, в войне выигрывает не народ, не нация, в войну выигрывают только те, кто её начал. Жажда власти, абсолютной власти, тирания или боязнь потерять эту самую власть — вот три главных постулата тех ублюдков, кто развязывает войны. И сами они никогда не схлестнутся меж собой, по-честному на дуэли. Нет. Для преследования своих целей у них всегда есть под боком собственный народ. Вот его-то они сподвигают на подвиги, выкрикивая с площадей громкие лозунги и призывы, а потом беспощадно проливают их кровь, не желая больше ничего слышать о муках и страданиях собственных же людей.
Когда же люди, наконец, понимают, что их используют, как последнюю шлюху, то уже просто не могут остановиться, по инерции лавиной скатываясь к логическому концу — победе или поражению.
Так было и с нами. Никто из народа не выиграл в той войне. И марсиане, и земляне оказались в проигрыше. А вот бизнес синдикаты подсчитывали прибыль и расправляли крылья. Ну, как же, теперь-то им некому будет чинить препоны. Голодных ртов на порядок уменьшилось, а значит и недовольных стало во сто крат меньше. Так-то вот, Джон. Так-то вот...
Ты вот думаешь, откуда потом взялись пираты? А всё оттуда же — из народа. Из того народа, которого вновь нагло обманули и на ком не хило нажились, всякие толстосумы. Среди пиратов разные были люди и не только марсиане, как нам говорили на каждом углу. Много там было и землян. Я это хорошо знаю. Лично брал несколько пиратских баз. И я тебе скажу, многих я там встречал, кто ещё совсем недавно стоял плечом к плечу со мной и, смотря им в глаза, я жалел их и сочувствовал им, но ничего не мог изменить.
После ряда подобных случаев, я стал уже подумывать поставить крест на своей карьере. Служба в десанте ничего хорошего мне не принесла. Все мои друзья, которых я успел нажить — погибли. Мой брат погиб. Сам я сотни раз здоровался со старухой смертью, но каждый раз костлявая разворачивалась и уходила, чтобы в следующий раз попытаться подойти поближе и в конце концов обнять. Я же не хотел уже предоставлять ей такого шанса.
Но вдруг все заговорили о полётах к звёздам. И не просто заговорили, а к другой звёздной системе отправился первый в истории космический корабль.
Я никогда не мечтал о звездах, Джон, как ты, и о других мирах тоже не задумывался. Во мне нет ни капли романтики. Я рационалист. Рационалист до мозга костей — вылепленный самой жизнью. Сухой, расчётливый прагматик. Мне было с рождения плевать, какие там, в космосе миры вращаются вокруг неизвестных звёзд и что на них. Но вот что я тебе скажу: единственная причина, почему я остался в космодесанте, и впоследствии полетел сюда с личного согласия, была в моей способности рационалиста увидеть, какие безграничные возможности могут предоставить человечеству новые миры, с их плодородными почвами и незагрязнённой атмосферой. Возможности, когда всё можно начать сначала, с чистого листа. Ни голода, ни нищеты, ни болезней, ни перенаселённости, а значит, не будет больше вражды, ненависти и злобы, которая пожирает Землю вот уже на протяжении четырёхсот лет. Новые колонии — это возможность построить новый мир свободный от грехов старого.
Кстати о грехах старого мира. Ты вот знаешь, что колонизация на пике разрухи, была пронизана не только высокими идеалами? Ха! К чёрту высокие идеалы! Когда корабли отправлялись к звёздам экспериментально непроверенные, без предварительной подготовки и практически в неизвестность, — это могло означать одно, — их всех посылали на смерть.
И это чистая правда, Джон. Подобным способом правительство Земли помимо прочего ещё и отделывалось от последних людей, в ком ещё кипела кровь, жажда справедливости и вообще ещё какой-то интерес оставался к жизни.
И когда неожиданно для всех пришёл вдруг ответ с "Гелиоса", там, на верху, все здорово переполошились. Как же, мир, который неподконтролен Земле. Свободный мир, со всеми вытекающими оттуда последствиями. Представляешь, если бы о нём узнали раньше времени? Да туда бы ломанулись миллионы людей и не только простых, но и бизнесмены, коммерсанты, торговцы, сразу ставя под вопрос саму тиранию и беспощадную эксплуатацию Солнечной системы кучкой сукиных сынов.
Информацию о "Гелиосе" постарались скрыть.
Новый мир — это была не просто очередная планета с великолепными возможностями для новой жизни. Это был символ для миллиардов людей. Символ свободы, за который отныне стоит бороться.
